Текст книги "Жребий брошен"

– Читали. В утренней сводке, – подтвердил за двоих Мешок.

– Вот, это как раз Пущина, взяткодателя нашего, на атомы разложили. Я ему на сегодня повестку выписал и: «Вот тебе, Олежек, совочек и веничек, соскребай клиента!..» Э-эх, оперативно работают, с-суки!

– Зацепки, свидетели есть?

– Есть записи камеры из дома напротив: за пятнадцать минут до взрыва к убиенному приезжал какой-то мужик. Похоже, привез тот самый кейс, в который было вмонтировано взрывное устройство.

– Уже кое-что.

– Дохлый номер! «Копейка», номера не читаются. Да и те, скорее всего, левые. А мужик из серии: многие парни плечисты и крепки, многие носят очочки и кепки. Показали запись соседям: клянутся, что раньше никогда его здесь не видели. Хотя опознаваемость там… Ну да что я тебе объясняю!

– Раз Пущин впустил его в дом, значит, были знакомы, – не сдавался Мешок. – Обратно какой никакой хлеб.

– Ну, то что нахлебаемся, – это точно!

– А почему вы сразу решили, что ликвидация произведена именно в интересах арестованного чиновника? – неожиданно спросила доселе молчавшая Прилепина.

Этот, на первый взгляд, банальнейший вопрос, тем не менее застал Викула врасплох. Он посмотрел на Ольгу с лёгким удивлением и ответил не сразу:

– Есть избитый, но до сей поры актуальный юридический принцип: «Ищи, кому выгодно». Так вот здесь – примерно тот самый случай.

– «Cui prodest?» – принцип любопытный. Вот только не всегда работающий.

– Даже так? – еще больше удивился Олег Викентьевич.

– Именно так, – тряхнув чёлкой, невозмутимо подтвердила Прилепина. – Этим принципом бывает затруднительно объяснить многое плохое и почти невозможно всё хорошее.

– Ну, начнем с того, что «всё хорошее» – это не по нашему ведомству.

– Допустим. Тогда давайте сосредоточимся только на плохом. Мне кажется, Олег Викентьевич, что ваш вопрос сугубо из области формальной логики. Исходя из которой вы невольно смешиваете две импликации: 1. Если некто А организовал событие В, то оно ему выгодно. 2. Если некоему А выгодно событие В, следовательно, он его и организовал. Так вот второе – совершенно алогично. Если подозреваемому Быкову выгодно, по вашим словам, убийство Пущина, это еще не означает, что он его и организовал.

– Как она тебя срезала, а, Олежек? – оживился Мешок, искренне радуясь Ольгиным успехам. – Ну, что же вы замолчали, господин следователь? Парируйте!

Викул поморщился и ответил уклончиво:

– Коллеги, я предлагаю отложить нашу с вами дискуссию о добре и зле на лучшие времена.

– «Лучшие времена скоро наступят», – хохотнув, процитировал Бендера Андрей.

Раздосадованный, а потому не расположенный к шуточкам следователь пропустил цитату мимо ушей и продолжил вещать о своём…

– …Таким образом, на данный момент в наборе живых козырей у нас осталась лишь секретарша Быкова – некая Светлана Ковелина. Согласитесь, что в свете вчерашних событий есть основания обеспокоиться ее судьбой.

– Она что, дала показания на своего шефа? Вообще-то, для секретарш такие вещи во все времена считались моветоном, – в который раз высказала сомнения абсолютно не тушующаяся Прилепина.

Олег Викентьевич пожал плечами:

– Ну, кто знает: возможно, он ее чем-то не удовлетворял?

– Скорее, тогда это она его. Не удовлетворяла. Чем терзалась!

М-да, похоже, в пасть Мешку явно залетела смешинка.

– В любом случае, моё определение о применении мер безопасности в отношении гражданки Ковелиной начальством завизировано, – натянуто-невозмутимо докончил вводную Викул. – Посему давайте перейдём к делу. – Он подвинул к себе телефонный аппарат и набрал местный номер дежурного. – Пичугин? Это Викул говорит. Распорядитесь, чтобы гражданку Ковелину проводили ко мне в кабинет… Да… – Следователь положил трубку и почти просительно посмотрел на Мешка. – Андрей, личная просьба: давайте попробуем в этом деле обойтись без неприятных неожиданностей. Очередная детективная история в духе «старуха Демичева» не нужна ни нам, ни вам…

Санкт-Петербург,

23 июля 2009 года,

четверг, 15:39

Вальяжно закинув ногу на ногу, хозяин компании «Джедай-Холдинг» Леонид Кириллович Батынков, в стильном кремовом костюме, коий заметно диссонировал с легкомысленно-летними одеждами прочих прогуливающихся, сидел на скамеечке возле первой в России конной статуи[8]8
  В данном случае речь идет о памятнике Петру I, установленном напротив Инженерного замка. Модель памятника была выполнена еще при жизни Петра скульптором Растрелли. Сама отливка монумента произошла только в 1745–1747 годах под руководством итальянца Мартелли.


[Закрыть]. Коротая время, он с профессиональным интересом рассматривал бронзовый барельеф постамента. Не секрет, что в большинстве случаев сами питерцы мало обращают внимания на такие вещи: ну да, ну памятник, ну Петру. А вот спроси: «какие именно исторические эпизоды изображены на барельефах этого самого памятника?» – едва ли кто с ходу возьмется ответить. Но вот память Леонида Кирилловича еще со студенческой скамьи странным образом хранила в общем-то бесполезную при его нынешнем статусе информацию о том, что «по правому борту» скульптором исполнена сценка из Полтавской битвы. Та самая, где царь Петр, поворотившись к своему верному Меншикову, шпагой указывает на отступающих шведов и презрительно цедит сквозь зубы. Дескать: бегут ухари, «хребет свой показали».

Выудив из подкорки крылатую царскую фразу, Батынков не смог сдержать легкой усмешки: в принципе, слова эти вполне могли стать и его родовым девизом. Сродни тем, что в Средневековье принято было малевать на рыцарских щитах. Потому как за двадцать лет коммерческо-трудовой деятельности Леонида Кирилловича не одна сотня конкурентов и недоброжелателей была повержена. И, соответственно, «хребет показала». Ну а немногим упёртым, которые «показывать» упорно не желали, этот самый хребет приходилось и переламывать.

Ну да то дела давно минувших, кооперативно-ларёчных дней. Казавшихся ныне столь же далёкими, как и пресловутая Полтавская баталия…

…Майор Шанин опоздал на двенадцать минут. Учитывая, что в бизнесе Леонид Кириллович не прощал даже секундного опоздания, за это время ожидающий Батынкова чёрный лимузин, зачаленный у Инженерного замка под знаком «Стоянка запрещена», вполне мог долететь, скажем, до Парголово. Но дело в том, что опаздывающий мент был очень нужен Леониду Кирилловичу. Пока ещё нужен. Так что невольно приходилось гасить в себе проявления первого из семи смертных грехов и смирять гордыню.

Судя по гневливо-собранному выражению лица, майор намеревался с ходу обрушить на Батынкова целый ушат проклятий и негодований. Немногие из очевидцев сейчас без труда опознали бы в нём бравого старшо́го, который несколько дней назад активно руководил мероприятием по задержанию попавшегося на взятке чиновника из Курортного района. Нынешнее настроение майора вполне просчитывалось и отчасти извинялось. Поэтому Леонид Кириллович предпочёл за лучшее покинуть скамейку и выдвинуться навстречу Шанину. Дабы буря разразилась подальше от случайных любопытствующих ушей.

– Пройдемся? – вместо приветствия предложил он.

Шанин хмуро кивнул, и мужчины не спеша направились в сторону Манежной площади. Чёрный лимузин тронулся следом за ними.

– Я слушаю тебя, Дмитрий Ильич, – выдержав паузу, дал отмашку Батынков, и майор немедля взорвался:

– Вы там что, в натуре, совсем охренели?! Ничего умнее террористического акта придумать не могли?

– Спокойно, давай-ка поменьше эмоций. И на пару тонов ниже.

– А идите-ка вы все знаете куда?! Эмоций! Да твои весь Главк на уши поставили! Да что Главк – Министерство зешебуршилось! К расследованию старших братьев[9]9
  Здесь – сотрудников ФСБ.


[Закрыть] подтянули! Чеченский, бля, след отрабатывать!

Батынков спокойно выслушал гневную тираду Шанина и пожал плечами:

– Так и пускай себе чеченцев отрабатывают. Нам это только на руку. А то, что громко получилось… Зато быстро, эффектно. И эффективно.

– Мои люди на такие эффекты не подписывались! Одно дело прикрывать ваши невинные шалости с земельными участками, и совсем другое – убийство с целью сокрытия другого преступления!

– А я тебе еще раз говорю – уймись! – ледяным тоном процедил Батынков. – Вон, на тебя уже народ косится… А своим людям передай, что их моральные страдания будут компенсированы по повышенному тарифу. А персонально твой, господин майор, – по двойному. Кстати, вот, держи. Это пока только первый транш. – Леонид Кириллович достал из портмоне пластиковую кредитку, сунул её Шанину, и тот, воровато озираясь, торопливо убрал её в карман. – Пин-код 1221. Сразу всю сумму не снимай, только частями.

– Жену поучи. Борщи варить, – сварливо проворчал майор. Впрочем, было видно, что полученный от Батынкова кусочек пластика чутка примирил его с окружающей хреновой действительностью. – И все-таки, неужели с Пущиным нельзя было полюбовно договориться?

– Нельзя! – сказал как отрезал Батынков. – Помнишь, у классика? У Александра Сеергеевича? «Его пример другим наука»? Так вот: Геночка слишком много возомнил о себе. Знаешь, какой бонус он затребовал себе после дачи показаний на Быкова? Десять процентов от всех сделок с земельными участками, заключенных по линии нашего холдинга!

– Однако! – искренне поразился Шанин. Лично он в схожих ситуациях рассчитывал от силы на полтора, максимум – два процента.

– Вот я тебе о чём и толкую. Вырастили на свою голову эффективного, блин, минетжера. Да и секретутка наша тоже нахваталась: уж и не знаю, от Гены либо ещё от кого… Представь, звонит мне в прошлое воскресенье и на полном серьёзе, делово так, интересуется: какова будет ее доля.

– Даже так?

– Именно так! Нет, этот мир решительно сошел с ума! Я ведь эту Свету, эту «Мисс Усть-Жопинск–2003», из такого дерьма вытащил! У нее тогда все губы, и верхние, и нижние, вот в та-акенных, – Батынков показал руками в каких именно, – мозолях были! Квартиру ей сняли, переодели, переобули, на работу престижную устроили. А теперь эта тварь, вместо благодарности, имеет наглость справляться о своей доле. Да я её на такие доли порву!

Как-то незаметно собеседники поменялись ролями. Теперь уже разошедшемуся Батынкову требовалось притормозить рвущиеся наружу эмоции, в чём ему и незамедлил помочь майор Шанин:

– А вот это ваше «порву», Леонид Кириллович, отныне категорически нежелательно! – слегка заискивающе попросил майор. Вроде и не хотелось «заискивать», да как-то само собой получилось. – Вы, я так понимаю, еще не в курсе, но вчера Викул вынес официальное определение. О принятии мер по обеспечению безопасности свидетельницы Ковелиной.

– Кто вынес?

– Викул. Старший следователь из Следственного управления. Очень душный, к слову, следак.

– Я чего-то не понял: каких таких мер? Зачем?

– Охранять Ковелину теперь будут, – пояснил майор. – А зачем? Да затем, чтобы на воздух не взлетела. Как давеча Пущин. Короче, сами себе спасибо скажите.

– И кто её будет охранять? СОБР? ОМОН?

– Охранять будут специально обученные люди из специального милицейского подразделения. Сразу предупреждаю: выходов на них у меня нет. Как именно они работают – я тоже не знаю. Исходя из чего настоятельно рекомендую: любые контакты с этой особой временно заморозьте. В противном случае можно очень неприятно нарваться.

– Твою мать! Не нравится мне всё это!

– А уж как мне-то не нравится! Втравили вы меня в блудняк с этим Быковым! Казалось, чего проще: сунули бы, как в свое время Годлевскому, денег. Так нет, понадобилось целый спектакль разыгрывать. Лжевзяткодатель, лжевзяткосвидетель, лжевзятка… Тьфу! Шекспир и сыновья!

– Я тебе сто раз говорил: Быков взяток не берет! Начитанный ты наш!

– А я на это сто раз отвечал: давать не умеете! – не сдержавшись, снова дал волю гневу майор. – Все берут! Деньгами ли, бабами ли, повышением по должности, любовницами, борзыми щенками – не суть важно. В детстве кино про Электроника видели? Главное – выяснить «где у него кнопка».

– Ладно, чего теперь воздух сотрясать, – взяв себя в руки, отмахнулся Батынков. Отмахнулся сугубо формально, потому как на душе у него сейчас кошки не просто скреблись – они зарывали. Вернее, пытались зарывать то дерьмо, которое люди из близкого круга Леонида Кирилловича общими усилиями к настоящему времени воспроизвели.

– Воздух не воздух, но я вас предупредил, – напоследок снова напомнил майор. – Отныне с Ковелиной работать предельно корректно. И если есть возможность лишний раз не светиться, то лучше не светиться. Ну всё, мне пора. Будем на связи…

* * *

…Вернувшись с работы, Лера с немалым удивлением обнаружила в прихожей стоптанные почти до дыр мужние кроссовки. Зрелище было, что и говорить, из ряда вон, поскольку часы на стене показывали только начало девятого. Госпожа Мешечко уже и забыла, когда Андрей в последний раз приходил домой столь неприлично рано. Что ж, тем лучше: возможно, хотя бы сегодня им удастся наконец решить вопрос с отпуском. Неделю назад лето, перевалив за середину, пошло на убыль, а никакой ясности с семейным отдыхом как не было, так и нет.

Супруга Лера обнаружила в детской. Андрей с Алиской, оба – в огромных, вполголовы наушниках (самопальный подарок Вучетича), уткнувшись в монитор и вцепившись в джойстики, гоняли наперегонки свои спортивные болиды по узким улочкам вирутального городка. Гоняли азартно – с визгами, криками и взаимными упрёками в подрезании и жульничестве. Лера какое-то время понаблюдала за ними, после чего со спины подошла к мужу и тронула его за плечо:

– Андрей!

– Что?!! – не оборачиваясь, громко, как это всегда случается при нахлобученных на голову наушниках, поинтересовался тот, не отрывая взгляда от своего вырвавшегося на полкорпуса вперед болида.

– Черт! Ты можешь хотя бы на минуту оторваться от своих машинок!

– Могу! – с видимым сожалением кивнул Андрей, выпуская джойстик и снимая наушники. На экране его машина тут же пошла юзом и влетела в ближайший столб. Под радостные победоносные вопли семилетней дочери. – Слушаю тебя внимательно.

– Ты говорил со Жмыхом по поводу отпуска? Ты обещал, что сегодня – крайний срок.

Андрей замялся:

– Слушай, Лерка, здесь такое дело… Нам вчера нового клиента отписали. Очень непростого. А тут еще…

– Всё понятно! Отпуск тебе простили.

– Да нет же, обязательно поедем! Я вот только немного разгребусь с текучкой и сразу напишу рапорт.

– Когда? Когда лето закончится и Алиске надо будет идти в первый класс? Спасибо – это мы уже проходили: ты по полдня будешь сидеть дома, а вторую половину – мотаться в свою ненаглядную контору. Поскольку ты у нас – единственный, неповторимый и незаменимый.

– А разве я у тебя не такой? – неуклюже попытался перевести непростой разговор в шутку Андрей.

– Иди ты к черту! На календаре – середина лета, а ребенок всё это время торчит в городе.

– А я тебе сколько раз говорил: давай отправим Алиску в лагерь. У нас многие детей отправляют, даже на две смены подряд. И ничего.

– А у нас многие отправляют детей в Египет, – с легким презрением парировала Лера. – Или, на худой конец, в Турцию. И не просто отправляют, а едут туда всей семьей. И, знаешь, тоже получается «ничего».

– Мать, ты чего разошлась-то?

– Потому что мать! Потому и разошлась!

– Па! Я уже этот уровень прошла, а ты проиграл, – поворотилась к родителям Алиска. – Давай дальше. Поехали там, где по бездорожью гоняют.

Андрей развел руками:

– Не могу, дщерь. Видишь, меня тут мама воспитывает.

Алиска строго посмотрела на мать и безапелляционно заявила:

– Мам, перестань! Или ты думаешь, что папа у нас до сих пор не самостоятельное существо?

– Че-е-го? – в один голос вопросили и удивленно уставились на дитя прибалдевшие родители.

– «Воспитание имеет целью сделать человека самостоятельным существом, то есть существом со свободной волей», – без единой запинки выпалила Алиса из классика. И уточнила: – Гэ Фэ Гегель.

– Жена, срочно тащи градусник. Похоже, дитёныш заболел, – первым отошел от культурного шока Андрей.

– Ничего и не заболел, – обиделась Алиска. – У нас такой плакат в садике, в кабинете у заведующей, у Анны Сергеевны висит.

– Ф-фу, слава Аллаху! Оказывается, нормальный ребенок. А то я уж испугался, что ты на прогулке вундеркиндовский вирус подцепила, – облегченно выдохнул Андрей. – Ну, чего тут у тебя? – поинтересовался он, берясь за наушники и поворачиваясь к компьютеру. – Куда дальше движемся?

И уже через несколько секунд «старый да малый» с воплями стартовали на разбитом большаке деревни Гадюкино, распугивая попадающихся навстречу пейзан и безжалостно давя зазевавшихся кур.

– Вот и поговорили, – раздражённо процедила сквозь зубы Валерия и вышла из детской. Впрочем, на другой результат «переговоров на высшем супружеском уровне» она особо и не рассчитывала…

Сестрорецк,

23 июля 2009 года,

четверг, 23:07

…Вот наконец и завершился этот ужасный день – первый её день, проведенный под неусыпным оком сотрудников милиции. С самого утра и вплоть до шести вечера за Ковелиной всюду, исключая дамскую комнату, хвостиком таскался угрюмый и неразговорчивый Евгений, которого затем сменил придурочный Тарас. У этого увальня пасть, напротив, не захлопывалась ни на секунду, а вдобавок ко всему мент только и делал, что беспардонно раздевал её взглядом. И хотя подобного рода мужское внимание Светлане обычно льстило, ловить на себе восхищенно-похотливый взгляд навязанного милицейского надсмотрщика было крайне неприятно. Самое ужасное, что такая вот жизнь под колпаком, начавшись нынешним утром, чётких перспектив по срокам прекращения не имела. На резонный вопрос Ковелиной: «Как долго будет продолжаться это измывательство?» – следователь Викул лишь пожал неопределенно плечами и ответил коротко и отнюдь не в юридической терминологии: «Как фишка ляжет».

При воспоминании о неприятном разговоре в кабинете следователя, во время которого милицейский начальник с дурацкой фамилией Мешечко смотрел на неё так, словно бы не верил ни единому её слову, Светлану невольно передёрнуло. «А что, если это всего лишь игра? Хорошо срежессированный милицейский спектакль?

А на самом деле ментам всё уже давно известно?!.. Нет, такой вариант настолько ужасен, что… Что просто не может быть правдой!» Светлана тряхнула головой, словно отгоняя от себя мрачные мысли, и, тяжело вздохнув, принялась раздеваться. Горячая ванна и последующий контрастный душ должны были хоть в какой-то мере компенсировать разочарования и страхи этого четверга.

Она включила воду и, прежде чем забраться в ванну, бросила оценивающий взгляд на собственное отражение в огромном, во всю стену, зеркале. Для своих двадцати шести тело по-прежнему выглядело почти безупречно, и от осознания сего факта настроение у его владелицы несколько улучшилось. Светлана никогда не была ханжой и старалась придерживаться принципа: «Любите свое тело, и оно ответит вам взаимностью». Взбив густую шапку ароматной пены, Ковелина опустилась на фаянсовое дно и чуть ли не с эротическим наслаждением ощутила, как живительная влага, сантиметр за сантиметром, окутывает тело приятным теплом. Она почти застонала от накатившего удовольствия, но тут сквозь шум льющейся воды услышала доносящуюся из комнаты музычку мобильника.

Грязно, слишком грязно для личного секретаря статусной ВИП-персоны, Светлана выругалась и в сомнении задумалась – отвечать или нет? Мобильник продолжал разрываться. Помедлив еще немного, Ковелина все-таки поднялась, потянулась за полотенцем и, завернувшись в него, выбралась из ванны. Оставляя мокрые лужицы на полу, босыми ногами Светлана прошлепала в комнату, включила ночник и в раздражении схватила раскалившуюся вопящую трубку:

– Слушаю.

– Ты что там, трахаешься с кем-то, что ли? – послышался скрипящий, насмешливый голос Батынкова.

– Не твоё дело! – огрызнулась Светлана. «Блин, стоило вылезать ради этого старого козла! Очень опасного, впрочем, старого козла».

– Ошибаешься, золотце. Теперь все твои дела – наши дела… У следователя была?

– Была.

– Что сказала?

– О чем договаривались, то и сказала.

– А больше ничего мне поведать не хочешь?

– А что ещё?

– Вот, к примеру, слышал: охрану к тебе приставили. А ты молчишь, скромничаешь.

– А откуда ты?

– Только что по телевизору сообщили, – хохотнул Кирилл Леонидович. – Смотришь телевизор-то?

– Представь себе, смотрю. Пущин – ваша работа?

– Совсем охренела?! По телефону такие вещи!

– За что вы его? Он ведь всё сделал как надо?

– Светлячок, у меня такое ощущение, что ты перетрудилась. Может, тебе на курорт куда съездить?

– Вот когда деньги, мою долю заплатите, может, и съезжу.

– Ах ты, светлячок-маячок! «Невинный робкий взгляд, святая простота и угловатость девичьего стана, / Куда всё это подевалось, о, Светлана?» – фальшиво-приторно скаламбурил Батынков. К слову, по молодости Кирилл Леонидович баловался стихами.

– Сказать куда? Подевалось?! – довольно грубо перебила его Светлана.

– Не надо… Сегодня у нас что, четверг? Туда-сюда… Ну, допустим, через неделю… Словом, давай-ка мы с тобой забьемся… э-э… скажем, на следующий четверг. Договорились? В восемь вечера в нашем заведении на Старо-Невском… Да, и постарайся явиться без сопровождающих, нам кузнецы не нужны. Тем более кузнецы из ментовки. Всё поняла?

– Поняла.

– Вот и славно. А теперь – баиньки. И смотри там, без глупостей. Не соверши роковой ошибки – лучше учись на чужих.

Короткие гудки… Светлана зло отшвырнула телефон, погасила ночник и подошла к окну: во дворе, у соседнего подъезда стояла милицейская «Газель», на которой её, как быдло последнее, сегодня катали по Питеру: сначала отвезли в ГУВД на Суворовский, потом – ещё в какое-то странное ментовское учреждение. Ключи от собственной новенького «шевроле» у Ковелиной отобрал тот самый майор с дурацкой фамилией. Конечно, никакого права на это он не имел, вот только ссориться с ментами в нынешней ситуации Светлане очень не хотелось.

Внутри «Газели» сейчас должен был находиться её похотливый пастух Тарас – как объяснили Светлане, персональные охранники будут нести вахту круглосуточно, меняясь каждые двенадцать часов. Борясь с искушением сбросить на крышу ненавистной машины что-нибудь тяжёлое, Ковелина сердито задернула штору, рухнула на кровать и… расплакалась. Батынков сказал: «в следующий четверг». Значит, остается ещё целых семь дней. И тогда у неё наконец появятся деньги, достаточные для того, чтобы свалить из этого города. И из этой страны. Подальше от этих сволочных мужиков. Подальше от этой сволочной жизни…

Семь дней. Вроде бы и невелик срок, вот только как именно свалить, если с тебя мало того что затребовали подписку о невыезде, так еще и приставили к тебе милицейских соглядатаев? Сегодня отобрали ключи от машины, а завтра, глядишь, отберут и заграничный паспорт. И что тогда?

«Господи! Во что же я вляпалась, идиотка!»

Санкт-Петербург,

24 июля 2009 года,

пятница, 16:35

– …Как там у вас с этой секретаршей? План мероприятий со Следственным управлением согласовали?

Полковник Жмых и Мешечко, уединившись в начальственном кабинете, подводили неофициальные итоги завершающейся рабочей недели. Подобного рода пятничные посиделки с некоторых пор сделались у них традиционными. Столь же традиционно душно-занудного заместителя по личному составу Кульчицкого на них не приглашали, хоть тот и обижался на демонстративное его персоны игнорирование.

– Согласовать-то согласовали, – подтвердил Андрей. – Вот только клиентка на этот раз попалась непростая. Чую, намаемся мы с ней.

– А в чём сложность?

– Налицо все признаки стервозности, густо замешанной на амбициозности.

– Эк сказанул! Поясни?

– Идти на сотрудничество барышня категорически не желает. Причем из соображений принципиальных. Типа, западло с ментами разговоры разговаривать, хороводы хороводить.

– Скажи, пожалуйста, какая цаца! – недовольно крякнул Жмых. – Бабе ещё тридцати не стукнуло, а, подишь ты, гонору как у пожившей и повидавшей. Как же! В самой районной администрации бумажки перекладывает.

Андрей, усмехнувшись, покачал головой:

– Думаю, одними бумажками там дело не ограничивалось. С таким-то бюстом. Крутов рассказывал, что вчера Тарас, как только эту Свету увидел, сразу на слюну изошелся.

– Кстати, о Шевченко, – вспомнил о чём хотел спросить полковник. – Он ее что, потерял с утра?

– Уже настучали?

– Не настучали, а доложили, – поправил Жмых.

– Было дело под Варшавой. – вынужденно признался Андрей. – Тарас божится, что всего на каких-то полчаса прикорнул, а эта зараза как раз возьми, да из дому и выскочи.

– И где она была? Как нашли?

– Долгое время не брала трубку, но потом все-таки отозвалась. Говорит, с утра подорвалась в Питер, на фитнес. О чём забыла предупредить.

– А что, у них там, в Сестрорецке, своего зала нет? И вообще, сегодня, между прочим, рабочий день. Так какого лешего она не на службе?

– Официально Ковелина в данный момент на больничном. Нервное расстройство, вызванное внезапным арестом своего босса.

– Ага, сначала дала на него показания, а после нервно расстроилась. Вот что, Андрей, дай-ка ты Северовой задание собрать досье на эту особу. Что-то мне во всей этой истории не нравится, а вот что именно?..

– Мне тоже. Не нравится. Поэтому уже дал. Уже работает.

– Прекрасно! Тогда, когда закончит, пусть и для меня экземпляр распечатает. И, давайте-ка, народ, по этой теме повнимательней. Дело, сам понимаешь, резонанснейшее. По убийству Пущина все газеты отписались, а уж арест Быкова так вообще на контроле МВД. В Главке негласный месячник по борьбе с коррупцией объявили – Президент требует показательных посадок. Посему, если вдруг что-то пойдет не так, с нас первых стружку снимут.

– «Случись беда – всё на немого свалят?» – усмехнулся Мешечко.

– Во-во! А если Ковелина и дальше будет ерепениться, напомни, что злостное несоблюдение защищаемым лицом требований, связанных с применением мер безопасности в отношении него, может повлечь за собой ответственность. Вплоть до уголовной.

– Боюсь, сей казуистической задницей эту ежиху не напугаешь.

– И все-таки постарайся. Донести… Да, Андрей, а что у нас молодой? А то я как ни загляну, он всё в оперской штаны протирает. Ты бы его к какому серьезному делу пристроил, что ли? Нам очередной канцелярский работник не нужен. И Северовой с Кульчицким за глаза и прочие, включая причинные, места хватает.

– А вот от этого, Пал Андреич, извини-уволь! Молодого к Гришке прикрепили, вот пущай он с ним и нянчиться. Персонально у меня на сие юное дарование сил и нервов уже не хватает.

– Чего вдруг?

– Да потому что дебил конченый!

– О как?! И на чем зиждется столь исчерпывающая характеристика?

– На ежедневных наблюдениях и умозаключениях.

– А подробнее?

– Пожалуйста. Навскидку хотя бы по прошлой неделе. Эпизод номер один. Посылаю в Гатчину, это по теме Бурмасова. Отправляется своим ходом. Проходит два часа, звонит: «Андрей Иванович, разрешите доложить: я на Балтийском вокзале, попал в „окно“, ближайшая электричка через четыре часа. Жду дальнейших указаний». Хорош сыскарь, а? Мало того что заранее расписание не выяснил, так даже в голову не пришло, что до Гатчины маршрутки через каждые пятнадцать минут ходят… Дальше, эпизод номер два. Посылаю в конкретный магазин. Даю из оперативных средств двести рублей. Велю купить любой товар на эту сумму, получить чек кассового аппарата и по пропечатанному на нем ИНН пробить владельцев лабаза.

– И что? Здесь-то в чем затруднение?

– Проходит полдня, звонит шепотом: «Андрей Иванович, спасите! Я был в магазине, долго рассматривал товары, выяснил у продавцов, что самый дешевый стоит 205 рублей. Решил стянуть от кассы готовые чеки, которые покупатели оставляют в коробочке. Но на меня почему-то обратила внимание служба безопасности…» Короче, этого идиота заперли в подсобке до выяснения личности… Ну как? Список доблестных поступков продолжить?

– Не надо. Хватит мне тут жути нагонять.

– Это еще не жуть. Жуть, чую, впереди будет.

– Ладно, помозгуем чего нам с этим орлёнком делать, – помрачнел лицом Жмых и раздосадованно поспешил свернуть тему.

– Воля ваша, конечно. Но по мне, если через месяц-полтора выше солнца орленок так и не взлетит, придется списать его на берег.

– Может, и так. Хотя жаль, если честно. В целом, Колька вроде бы парень неплохой.

– Ага. Вот только нет у нас такой должности в штатном расписании: каюсь, маху дали, не предусмотрели.

– Всё, хорош! Кончай эти свои подколочки… Короче, я в Главк, на очередные, будь они неладны, посиделки. Вернусь часика через три. Дождёшься?

Андрей посмотрел на часы:

– Вряд ли. У меня сегодня на вечер запланировано не массовое, но культурное мероприятие.

– Ну-ну. Только трубку не выключай. Мало ли что.

– Вот уж дудки! Сегодня у нас Джамалов главный по тарелочкам – вот его в случае чего и напрягайте. В конце концов, можно человеку раз в жизни спокойно нажраться?

– Чего? Какой-какой по счету?..

* * *

…Не массовое, но культурное мероприятие проводилось на знакомой до каждой трещинки на выгоревших обоях кухоньке семейства Золотых. Сидели камерно, вчетвером, а потому в высшей степени душевно. На радостях нещадно «гнавший лошадей» хозяин довольно быстро захмелел и теперь, в промежутках между тостами, грузил гостей байками, коих в загашниках его памяти хранилось бессчетное множество.

– …А ещё мне знакомый пенс из штаба ЛенВО такую историйку рассказывал: как-то раз один армейский полкан написал министру обороны маршалу Устинову обстоятельное письмо, содержащее эксклюзивное рационализаторское предложение. Предложение касалось усовершенствования формы головных уборов для командного состава нашей несокрушимой и легендарной.

– А прежний фасон ему чем не угодил? – заинтересовалась Ольга.

– Аргументуха серьезная. Дескать, зимой старших командиров можно сразу, ещё издали отличить от младших, а вот летом, по причине поголовного ношения фуражек, делается проблемно.

– Крыть нечем, – улыбнулся Мешок. – И что же Устинов?

– А Устинов, за что ему особая уважуха, не будь дураком, в ответ эту цидулю распорядился завизировать и официальное распоряжение новатору отписать.

– И что же они ответили?

– Звучала сия резолюция так: «Обязать этого идиота носить папаху и зимой, и летом».

Ольга и Андрей захохотали как ненормальные, а Лидия Станиславовна посмотрела на мужа с легкой укоризной:

– Золотов, этот свой анекдот с бородой ты на моей памяти уже раз сто рассказывал.

– Молчи, старуха! Твои дни Восьмое марта и Первое октября!

– Ой! Лидия Станиславовна, а мне казалось у вас день рождения в сентябре, – удивилась Ольга.

– А при чем здесь рождение? – с хитрецой прищурился Василий Александрович. – Первого октября у неё Всемирный день пожилого человека.

– Золотов, сейчас по шее получишь! – пригрозила супруга.

Но того уже было не остановить:

– Лидк, будешь драться – заведу любовницу и уйду к ней. С вещами и медалями. Я таперича пенсионер, времени и сил девать некуда.

– Ну, в таком разе самое время огласить любимый тост «убойного» отдела, – отсмеявшись, предложил Андрей. – Помнишь, Саныч!