Текст книги "Крылатая повесть"

Леша очень любил, когда его забирала из школы мама на своем ниссанчике-жучке. Дорога домой занимала около сорока минут и была для него большим удовольствием. Можно было сидеть и ничего не делать. Или слушать музыку в наушниках, или беседовать с мамой, которая сама наслаждалась общением с сыном наедине. Это было время, когда никто не мог помешать им быть вместе. Мама с папой много работали и даже дома всегда были заняты своими делами: мама делала что-то по дому или сидела в ноутбуке допоздна. А потом встречала папу, поздно приезжавшего с работы, кормила ужином, и они на кухни еще долго потом обсуждали свои дела. Поэтому время в дороге с мамой было для Леши блаженством, где существовали только она и он. И в этот раз Леша наслаждался моментом, рассказывая про свои дела и мысли, беспокоившие его за этот день, как вдруг его блаженство прервалось сообщением от Тани.

«Какой кирпич, белый или красный в дырочку»?

– О Боже! Она кирпич ищет, – не удержавшись, проговорил тревожно вслух Леша.

– Что? – переспросила мама.

– Да нет, ничего особенного, мам, тут Таня пишет.

– А-а-а, привет ей передавай.

– Хорошо, передам, – ответил Леша, а сам про себя подумал: «Все – это конец! Она кирпич домой тащит. Теперь наверняка будет скандал. Мама Тани обязательно позвонит моим родителям, потому, как Таня несомненно расскажет, кто ее надоумил на такой эксперимент. Ее мама будет выяснять все подробности этого дела. Поднимет всех на уши. О Боже!»

Четвертая глава. Серьезный разговор

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, Антонина Леопольдовна.

– Я очень рада, что вы присутствуете при нашем разговоре, – начала Танина мама официальным голосом, обращаясь к учредителю и директору школы Анне Андреевне. – Я хочу обсудить несколько важных моментов, касающихся образования и воспитания моей дочери в стенах этой замечательной, как мне раньше казалось, школы. Последней каплей моего терпения, – продолжала вступительную речь Антонина Леопольдовна, – стал инцидент в Русском музее, куда Таня ходила давеча с классом. Я хочу знать, что там произошло? От Тани мне связных слов не добиться. Она только твердит, что «ангелы поют на небесе». И все. Какие ангелы, на каких еще небесе там поют у нее? Почему она захотела пойти в церковь после этой экскурсии? Они с отцом ходили на днях в храм Божий, для того, чтобы выяснить у священника в рясе какой-то очень важный, по словам Тани, религиозный вопрос. Вопрос, касающийся всей мировой истории, будущего человечества. Так она сказала. Что произошло в музее, вы мне можете объяснить? Таня пришла домой сама не своя, не выходила из своей комнаты весь вечер: не ела, не пила, была нездорова. Иуду ей теперь жалко стало, видите ли! Ну подумайте только! В чем дело? Я позвонила нашему семейному психологу – он сказал, что Таня пережила в музее экзистенциональный шок. Что это значит? Какие шоки там у вас происходят, объясните мне, пожалуйста, – дыхание у Антонины Леопольдовны сбилось.

– Таня просто впечатлилась картиной Айвазовского «Предательство Иуды», – сказала Анна Андреевна, незаметно улыбнувшись.

– Только умоляю вас, не нужно мне говорить о том, что у нас Таня необычный ребенок, и так далее, и тому подобное, – я это слышу уже на протяжении всех лет учебы моей дочери в этой школе. На экскурсию дети ездили с Ефросинией Вячеславовной, я хотела бы ее расспросить обо всем. Вы ее пригасили, Олимпия Николаевна? – обратилась мама Тани к завучу, сосредоточенно что-то печатавшей на компьютере. Олимпия Николаевна отвела взгляд от монитора: «А-а-а-а, что? – как будто не услышала вопроса. – Да, вам Анна Андреевна все объяснит. Простите. Сейчас, одну минутку только, очень срочное письмо нужно отправить. И я к вам присоединюсь».

На самом деле Олимпия Николаевна искусственно создала себе дело, которым занималась во время этой беседы, чтобы переложить весь груз непростого диалога на Анну Андреевну, единственного человека, который мог выдержать напор Антонины Леопольдовны и погасить пожар гнева, исходящего из ее возмущенной материнской души. Сама Антонина Леопольдовна побаивалась Анну Андреевну и, когда зашла в учительскую, где ей была назначена встреча, при виде Анны Андреевны даже слегка поморщилась, потому что поняла – победителем ей отсюда теперь будет уйти непросто. Анна Андреевна умела держать удар Таниной мамы. Но все же на победу в этом разговоре у Антонины Леопольдовны надежда имелась: разгромных аргументов в запасе у нее было предостаточно.

– Я в курсе дела, – спокойно начала директор школы, Анна Андреевна. – Антонинина Леопольдовна, я выяснила подобности этого случая и сочла нужным не беспокоить учителя по этому поводу. Она сейчас с детьми проводит лабораторные эксперименты в оранжерее, – официальным тоном проговорила директор.

– Я хочу, чтобы вы вызвали учителя сюда и чтобы она отчиталась перед нами о том, что произошло, – требовательно произнесла мама Тани.

– Еще раз хочу сказать вам, Антонина Леопольдовна, никого отчитывать и никого вызывать мы не будем, – невозмутимо прямым взглядом смотрела на Антонину Леопольдовну Анна Андреевна. – Мы не вызываем тут никого и не ставим ни учителей, ни детей в позицию виноватого. А вы именно этого сейчас требуете. Я побеседовала с учителем, ее аргументы меня полностью устраивают. Отчитываться ей не за что, я полностью доверяю Ефросинии Вячеславовне, и вы, пожалуйста, доверяйте, Антонина Леопольдовна. И прошу вас, давайте все же поменяем тон нашего общения. Если между нами не будет взаимного доверия, то мы не сможем ни о чем договориться. Вы знакомы, Антонина Леопольдовна, с нашей концепцией, – продолжала Анна Андреевна спокойным тоном, – и знаете, что мы не нарушаем в жизни нашей школы, в ее традициях, ни законов юридических, ни законов нравственных. – В момент произнесения Анной Андреевной слова «концепция» Антонина Леопольдовна театрально поморщилась. – И у нас, – продолжала директор, – все, что происходит в школе, основывается на личном доверии учителей к детям и детей к учителям. Так же мы стремимся выстроить доверительный диалог и с родителями наших учеников. Хотя, признаюсь, это не самое простое в иных случаях. – Антонина Леопольдовна снова поморщилась. – Поэтому давайте оставим тон соперничества и претензий друг к другу и прейдем на конструктивный диалог. Я готова ответить на все ваши вопросы. Вы озвучили проблему, и мы сейчас постараемся ее решить. Но разговор у нас должен быть, я еще раз подчеркну, построен на уважении и желании не только выразить свое мнение, но и попытаться понять позицию другого, – сказала Анна Андреевна и улыбнулась своей красивой и искренней улыбкой. – Я вам сейчас сделаю кофе, присаживайтесь на диван, Антонина Леопольдовна. Располагайтесь.

– Спасибо, хорошо, – уже мягче произнесла мама Тани и опустилась на большой кожаный диван. Она любила кофе и уважительный тон, с которым ей его предлагают. Чуть поерзав, отыскав удобную позу, Антонина Леопольдовна начала задавать свои наболевшие вопросы, и ее мимика снова непроизвольно обрела воинственные черты.

– После посещения Русского музея, – при этих словах Антонина Леопольдовна растянула нижнюю губу и тряхнула головой, – дочь моя стала много говорить о религии, в частности, про Христа и Иуду. С этим вопросом они и ходили к служителям культа с отцом – просветиться, как они мне сказали: узнать, как там все было. Что называется, из первых уст.

– Где там? – спросила директор школы.

– Там, когда все это происходило, – во времена Христа, – ответила невозмутимо Антонина Леопольдовна.

– Ах, вот как. – Анна Андреевна хотела улыбнуться, но сдержала себя.

– Я склонна считать, что все это неспроста, – продолжала Антонина Леопольдовна. – В нашей школе я уже не раз встречала священников в черной рясе. Что они тут делают? Объясните мне, пожалуйста. У нас светское государство и светская школа, я не собиралась отдавать свою дочь в семинарию. Разъясните мне этот вопрос, Анна Андреевна, – проговорила Антонина Леопольдовна, сжав губы в трубочку.

Анна Андреевна вдруг сделалась серьезной, деловой, будто вышла на кафедру. С таким видом она обычно выступала на научных конференциях.

– «Светскость», о чем вы только что упомянули, Антонина Леопольдовна, – в демократическом обществе является качественной характеристикой государства, выражающей наличие в правовой системе разделения полномочий и функций государственной власти и религиозных объединений. Попросту, светское государство – это государство, в котором власть принадлежит гражданским, а не церковным, религиозным властям. В светском государстве общество самоуправляется не через структуры религиозной или антирелигиозной организации, а через структуры общественного самоуправления и государственного аппарата.

Что касается светскости в образовании, то «светская школа» в демократическом государстве – это школа, которая регламентируется и контролируется обществом в своих интересах. Наша школа не религиозная, но и не антирелигиозная. Воинствующий атеизм в прошлом. Во всяком случае, так должно быть по закону, – сказала Анна Андреевна и встала с дивана, чтобы подлить кофе себе, Антонине Леопольдовне и Олимпии Николаевне, которая закончила свои дела и внимательно слушала директора.

– В нашей школе не проводятся занятия, нарушающие законодательство в сфере образования, – продолжала Анна Андреевна. – Но мы и не зависим от стереотипов, навязанных нам атеизмом советского периода. В нашей школе социокультурный компонент имеет большое образовательное значение, и мы, согласно законам нашего государства и законам здравого смысла, выстраиваем образование на основе национальной и мировой культуры. Без предрассудков. Религия, на уровне с философией, наукой и искусством, является важнейшим культурным феноменом жизни народа. И отвергать или нивелировать этот феномен в угоду не изжитой до сих про у нас атеистической пропаганде мы не будем. Мы не хотим делать ущербной нашу образовательную среду. В нашей школе, к примеру, – продолжала уверенно говорить директор, – работает кафедра по изучению древнеславянской письменности. Мы изучаем древние гимны и летописи и для этого приглашаем к сотрудничеству специалистов различного уровня, в том числе специалистов из Петербургской духовной семинарии. Ученые священники из семинарии являются одними из лучших специалистов в вопросах истории русской письменности – это ученые высочайшего уровня. Поэтому они здесь. То, что Таня увлеклась пением церковнославянских текстов и гимнов, – замечательно, почему мы должны ребенка лишать участия в том, что признанно лучшим? Кстати, в филармонии сейчас идет духовная оратория И.-С. Баха. Если еще не довелось, советую посетить. Я была недавно, мне очень понравилось. Если лучшие музыканты исполняют произведения на темы религии, почему наши дети не могут этого делать? Мы не должны лишать детей лучшего.

Но мы не выстраиваем сотрудничество только с духовенством христианских церквей. У нас ведет курс экономики в старших классах преподаватель из государственного университета – ортодоксальный иудей. Очень много интересного рассказывает не только об экономике, но и об иудаизме. Абстрактная наука, какой бы она абстрактной ни была, берет свое начало в жизненном опыте человека, в традиции. Углубление в традиции народов придают научным знаниям живую силу. Наш заместитель директора по воспитательной работе Евгений Святозарович практикует много лет буддизм, каждый год в Гималаи ездит. Умиротворенный, сувениры нам всем привозит. Мухаммед Багаудинович, наш математик, – мусульманин. И это нам не мешает быть вместе; получать образование совместно, жить одними интересами, одной душой. А что касается христианского акцента, так у нас же все этим пропитано. Вся культура, вся великая русская литература построены на ценностях христианства, и вы что хотите, чтобы дети прошли мимо всего этого? Дети в этом глубже нас, они целостнее, они более основательно воспринимают мир, нежели мы, взрослые, со своим закосневшим умом и стереотипами. И случай в Русском музее, произошедший с нашей Таней, этому подтверждение. Это же произошло чудо. Чудо человеческой личности. Таня вновь показала свою глубину, свою искренность. Свою безграничную любовь к миру и людям, – завершила свой монолог Анна Андреевна.

– У вас тут везде чудо. Не школа, а страна чудес! А я хочу, чтобы моя дочь была не чудесным, а нормальным человеком – разумным. Хочу, чтобы она не чудила здесь у вас, а училась, получала научные знания, – сказала Антонина Леопольдовна и вздернула подбородок кверху, как бы подчеркивая этим жестом силу своих убеждений.

– Я могу вам на это только сказать одно, – возразила Анна Андреевна, – наша задача – не мешать, если мы не можем сами поднять детские сердца в каких-то вопросах, если мы не можем подарить детям крылья, так хотя бы надо набраться смелости и человеческого достоинства, чтобы не препятствовать детям мечтать, познавать, созерцать – быть свободными, крылатыми. Из способности быть свободным, быть духовным существом и разумность берется, о которой вы говорите. И мотивы к познанию у человека создаются из желания преодолевать собственные границы. Мы не желаем упрощать мир и сводить его только к науке, к естествознанию, как это делают некоторые школы до сих пор. Молчать о том, что есть, значит упрощать мир – обрезать его до сухого рассудка. Это мы уже проходили. Результат – понижение духовной культуры человека. Потеря смысла жизни. А от этого потеря интереса к познанию и к учению. – Анна Андреевна спокойно и серьезно смотрела на Антонину Леопольдовну, а та, в свою очередь, слушая монолог директора школы, понимая, что этот вопрос исчерпан, соображала и разогревала себя для следующего аргумента.

– Хорошо, Анна Андреевна, я поняла вашу позицию, спасибо, видимо, мой ребенок и впрямь очень впечатлительный, и все, что с ней происходит, выражается в самых крайних формах. Ну ладно, хорошо, путь будет так, хотя я думаю, что этот вопрос по религии интересует не только меня одну, но и других родителей тоже, и на общем собрании в следующий раз я снова подниму эту тему при всех. Теперь я хочу у вас, Анна Андреевна, спросить вот о чем. – Антонина Леопольдовна забросила ногу на ногу и собрала губы в трубочку, показав этим, что хочет продолжать говорить на жгучие темы, в которых пощады к собеседнику не будет. Антонина Леопольдовна умела задавать острый тон беседе.

– Тогда объясните мне вот что. Наша школа – элитная. (Антонина Леопольдовна очень любила это слово. Оно было для нее чем-то магическим. «Элита, элитарный, элитный» – ласкало слух женщины.) И программа, интегрированная в европейское образование; и углубленное изучение языков; и научно-математическое направление; и материальная база; и возможность учиться за границей по окончании школы – все это заявлено в конституции школы. А вот учителей вы набираете из провинции. Деревенские ходят у вас учителя по школе, Анна Андреевна. Вы что, экономите на учителях? Я не поверю в это. Но я не могу понять, почему вы не набираете учителей из Петербурга: интеллигентных, высокообразованных. Ефросиния Вячеславвна, классный руководитель Тани, как мамка с ними ходит. Не нянька детям нужна, а учитель! Строгий и настоящий. Академический. А учебный процесс, тем более по таким программам, по каким учатся наши дети, требует дисциплины. Чему она научит из деревни? А эта Сисилия, как ее там по отчеству, простите, Геннадьевна, что ли, с кубанским акцентом – ходит и смеется во весь голос, как по степи своей. Ну правда! Анекдоты рассказывает детям, по коридорам носится, как ошалелая, меня чуть не сбила вчера на лестнице. Что это такое! Почему не наберете спокойных учителей, петербуржанок коренных – элиту? – закончила Антонина Леопольдовна свой пассаж, поставив ударение в последнем слове на «а» – «петербуржанок» – и снова тряхнула головой, в знак истинности своих слов.

«Я тоже умею красиво говорить», – промелькнуло в голове Антонины Леопольдовны.

Анна Андреевна глубоко вздохнула и принялась отвечать на второй вопрос.

– Ну, во-первых, что касается академичности. Мы будем заблуждаться с вами, Антонина Леопольдовна, если не перестанем думать, что провинциальные, как вы выражаетесь, учителя менее образованы, чем учителя, получившие педагогическое образование в университетах Петербурга или Москвы. Я хочу вам сказать, что у нас очень высокие требования к академической подготовке учителей. Я лично присутствую на собеседованиях, когда мы принимаем того или иного учителя или сотрудника в школу. И наши учителя, уверяю вас, соответствуют всем профессиональным требованиям.

Почему имеет преимущество учитель, приехавший из провинции, относительно учителей из Петербурга? Тут нет предвзятости. По критериям целостности, человечности и способности не только оперировать абстрактными знаниями, но и учить детей воплощать свои субъективные силы, в том числе и познавательные, теоретические в жизнь, в практику. Учителя из сел и деревень в этом превосходят городских педагогов. Ефросиния Вячеславовна, наш учитель по русскому языку и литературе, выросла в селе, на полях и озерах, среди живого чистого мира. Ее семья занималась животноводством, она ребенком еще помогала родителям ухаживать за коровами и лошадьми. Сама выкармливала телят и жеребят молоком. У нее богатый эмпирический опыт. И речь ее от этого напитана живым словом, живыми смыслами. Она помогает детям на нашей ферме ухаживать за животными, потому что сама любит животных. И сочинения они пишут с искренним чувством, с опытом и любовью к миру. Русский язык – он весь соткан из живой ткани, из живого опыта. Он создан из полей и цветов, из животных и птиц, из любви человека к человеку – и к Богу. Изучая поэзию и литературу, Ефросиния Вячеславовна передает детям эту ткань созидания, потому что сама любит неподдельно, не теоретически, а по-настоящему, на практике любит эту природу, этот мир и человека. И мы очень ценим нашу Ефросинию Вячеславовну, очень любим ее.

– Учителя нужны не для любви, – перебила Анну Андреевну Антонина Леопольдовна. – Учителя нужны, чтобы давать знания.

– Да, знания! Но и знания начинаются с любви.

 
«Все начинается с любви:
И озаренье,
И работа,
Глаза цветов,
Глаза ребенка – все начинается с любви…»
 

Помните, как в стихотворении Роберта Рождественского? – процитировала строки советского поэта Анна Андреевна. – А что касается Сисилии Геннадьевны, учителя географии, – она так же, как и Ефросиния Вячеславовна, прекрасно знает свой предмет. Она тоже наша большая гордость. Выезды и походы на природу под руководством Сисилии нашей Геннадьевны – это всегда для нас событие. Она тоже видит мир глазами любви и заботы о нем – учит детей любить природу, читать ее тексты. Она пишет стихи о цветах. И стихи ее прекрасны! А что касается ее кубанского акцента, так это ее изюминка, визитная карточка незаурядного духа. Она громко смеется. Да! Но она это делает не оттого, что невоспитанна, а оттого, что искренна в своих чувствах. Она импульсивная женщина с прекрасным чувством юмора. И в лесу она как дома. По деревьям лазает. Детям с ней очень интересно.

– Вместе с моей Таней она лазает по деревьям, – вставила Антонина Леопольдовна.

– Да, они любят это дело, – улыбнулась Анна Андреевна, видимо, вспомнив картину, как Сисилия Геннадьевна учила детей лазать по деревьям.

– Но куда ж ей по деревьям-то лазать еще, – продолжала возмущаться Антонина Леопольдовна. – Таня рассказывала, что она с дерева свернулась недавно. Так и придавить можно кого-нибудь.

– Да, свернулась, делала рекогносцировку местности. Забралась на дерево, и сук не выдержал. Такое бывает.

– Да, куда уж там, с ее-то весом.

– Вес у нее нормальный, сук не тот выбрала. Главное – без травм обошлось. – Анна Андреевна посмотрела в сторону завуча. Олимпия Николаевна тряслась от смеха, даже слезы из глаз проступили. Так, видимо, ярко ей припомнилась эта картина.

Треск-хруст. Бам! «Ничего себе такой сучище, а меня даже не выдержал, – возмущалась тогда Сисилия Геннадьевна, обращаясь к сломанному суку. – Странное дерево».

«Да, – покачивали головами дети, не сдерживая смех, – действительно дерево странное, такой сук, и не выдержал такую пушинку».

– А посмотрите, какая у нас оранжерея. Ведь это все творчество Сисилии Геннадьевны. Она чудесный специалист, чудесный человек, хороший учитель, – сказала Анна Андреевна. – Ее знания так же, как и у всех наших учителей, обширны и глубоки.

– Хорошо, учителя – Бог с ними, – проговорила Антонина Леопольдовна. – А вы? – Антонина Леопольдовна смотрела на Анну Андреевну, покачивая головой.

– Что я?

– Вы-то куда?

– Я никуда, я здесь, – улыбаясь, проговорила Анна Андреевна.

– Я вижу, что вы здесь. Я устала отстирывать руки и лицо своей дочери от машинного масла. Грязь, которую собирает на улице моя дочь, останавливаясь у каждой лужи, меряя ее глубину, обнимая каждого бродячего кота, отстирывать я готова; я еще согласна менять одежду, которую рвет моя Таня на деревьях; но машинное масло, которым пропитывается моя дочь с ног до головы на ваших эмпирических занятиях, – это уже слишком. Она же девочка!

– А, это вы про автомобильный кружок. Так мы с Таней автомобиль «Запорожец» советского типа модернизируем, 1965 года выпуска. Нашего «горбатика». Уже все готово: мотор перебрали, колеса поставили, тормоза усилили, осталось воздушную подушку смонтировать. Заказали. Ждем. На заводе должны на днях доделать.

– Таня сказала, что вы делаете парус и поплывете по океану на нем. Вы что, совсем, что ли, законструировались здесь?

– Ну, насчет океана пока рано говорить. Пока будем на Заливе испытывать, а там как пойдет. Ведь до океана еще добраться надо. А это непросто. Но при желании выполнимо вполне. – Сказав эти слова, Анна Андреевна посмотрела задумчиво в небо. За оконным стеклом расстилался бесконечный простор, напоминающий взору о бескрайних возможностях человека, если он верит в свою мечту.

– И это вы говорите на полном серьезе, Анна Андреевна? Вы не шутите? Вы не шутите!

– Нет. А что тут шуточного?

– О Боже! Все понятно. Я теперь понимаю, откуда все причуды в вашей школе. Вы сама здесь чудите первая, впереди всех.

– Мы тут живем, Антонина Леопольдовна. Большее время дня дети находятся в школе. А жизнь сама по себе – это чудо. И жизнь наша нам нравится, мы хотим быть счастливыми. Я курирую Таню в области практического опыта. Мы очень увлечены нашим совместным хобби. Мы реконструируем и модернизируем старый автопром. Это так интересно! Мы учимся с детьми не просто произносить по памяти затверженные слова и определения. Мы учимся понимать мир. А понимать – это значит чувствовать, любить. А чтобы что-то почувствовать, осмыслить и полюбить, нужно что-то научиться создавать своими руками. Мы здесь создаем этот опыт, материю жизни, на который выстраиваем наше мышление, в том числе и теоретическое сознание, научное. Науки не бывает там, где нет живого опыта, где нет целостной жизни. Вот мы здесь и создаем эту жизнь. И хотим, чтобы жизни наши были достойными и счастливыми. Вот где наше чудо – в самой жизни. В счастливой и светлой.

– Понятно все с вами, – сказала, глубоко вздохнув, Танина мама. – А теперь я хочу узнать по поводу перевода и аттестации. Ведь в нашей школе все не как у людей. Все на свой манер. Как нам быть, если вдруг захотим перевестись в другую школу? Вы же знаете, что наш папа получил новую должность в Москве и уже скоро приступит к работе.

– Вы все-таки будете переводить Таню?

– Возможно.

– Подумайте, у нее тут друзья, школа, которую она любит, учителя.

– Ничего, найдет себе друзей и в Москве. Там-то настоящие элитные школы, без «Запорожцев» и коров.

– Ну, хотя бы дайте дочери доучиться до конца года. Не срывайте ее сейчас. Пожалуйста.

– Разберемся, Анна Андреевна. Я еще ничего не решила. Вы поймите меня, я просто хочу, чтобы моя дочь была нормальным человеком. Меня пугают ее причуды, а в вашей школе эти причуды только усугубляются. Ей нужна обычная школа. Ей нужно жить, как все, иначе она не сможет выжить в этой реальности. Жизнь сурова, и я хочу, чтобы у дочери моей были не только цветочки и попугайчики в голове; мечты о летающем доме и джунглях, а что-то другое, что позволит ей благополучно существовать в этом мире. Я тоже в детстве любила цветы, за бабочками бегала, но вовремя осознала, что такое жизнь. И если бы я этого не осознала, ничего бы не было того, что у нас сейчас есть. Я хотела бы получить ее результаты промежуточной аттестации, чтобы сделать запрос в Москву, я боюсь уже, что нас и не возьмут с этими оранжерейными оценками и усадьбами в нормальную, настоящую школу.

– Возьмут, не переживайте. Олимпия Николаевна вам все расскажет и все вам выдаст.

– До свиданья, Антонина Леопольдовна.

– До свиданья, Анна Андреевна.

* * *

Анна Андреевна вышла из кабинета. Вид у нее был расстроенный. Она прошла несколько шагов по коридору и остановилась у большого окна, из которого виднелся школьный двор. Во дворе играли дети.

Анна Андреевна вспомнила, как она впервые увидела Таню: маленькая девочка с двумя большими бантами, подпрыгивая с ноги на ногу, шла рядом с отцом. Это было первое сентября. Отец держал девочку за руку, чтобы дочь-попрыгунчик не улетела к небу, а в другой руке у отца были цветы. Девочка вела папу в школу. В руке она несла клетку, в которой сидел попугай. По другую сторону шла мама девочки в костюме китайской женщины со странной прической на голове: с завитком из волос, в завитке большая брошь и спицы, точь-в-точь, как у китаянок. Папа был одет в костюм, и заметно было, что он важный человек. Как выяснилось позже, Танин отец действительно был солидным человеком: он состоял на дипломатической службе, и перед тем, как Тане пришло время учиться в школе, семья прожила несколько лет в Китае. Этим и объяснялся стиль одежды Таниной мамы.

Попугай оказался говорливым, он долго кричал на русском языке, пел и читал стихи. Потом попугай сбежал из клетки и его долго всем классом не могли поймать. На поимку птички ушло все время классного часа, отчего учительница была недовольна, зато дети в восторге.

Анна Андреевна и Таня сразу понравились друг другу и сошлись. Анна Андреевна Таню взяла под свое крыло и часто защищала ее, когда девочка в чем-нибудь провинится. Учителя были строгими с Таней за ее шалости, особенно поначалу, а потом все ее полюбили, хотя строгими оставались, чтобы показать Тане всю степень ответственности к учебе.

Но настоящая дружба между Таней и Анной Андреевной началась после того, как старенький, весь потрепанный автомобиль «Запорожец» – это был первый их «Запорожец», а потом был, и второй, и третий, – въехал на территорию школы верхом на другой машине. Это оказалась советских времен машинка: ржавенький, старенький автомобильчик. Когда Таня увидела эту машину, выгружаемую во двор с эвакуатора, то закричала: «Боже, какая несчастная черепашка к нам приехала! – Девочка подбежала к автомобилю погладила его по капоту, на котором от старости взъерошилась краска, и сказала: – Не переживай, черепашка, все будет хорошо, тебя здесь вылечат, Анна Андреевна у нас умеет таких черепашек лечить».

– Конечно, вылечу! – сказала Анна Андреевна и обняла растроганную в чувствах Таню. – Мы вместе с тобой вылечим эту черепашку.

С тех пор у Тани появилось еще одно страстное хобби. Вместе с Анной Андреевной, которая стала ее куратором-механиком, они восстанавливали и лечили старые автомобили, отыскиваемые Анной Андреевной по всей нашей необъятной стране. Автомобильчики свозились в механический цех школьного архитектурно-строительного комплекса. В механическом цехе ремонтировали и воссоздавали старые трактора, мотоциклы, автомобили; модернизировали – превращали их в лодки, вездеходы, кабриолеты, грузовики. Два эмпирических лабораторных дня Анна Андреевна, Таня и другие любители повозиться с механикой тратили на свое хобби. Когда Анна Андреевна и Таня выходили из цеха, их было не узнать. Перевазюканные в машинном масле и солидоле с ног до головы две представительницы прекрасного пола: одна маленькая, другая взрослая – шли по школьному двору в буфет, чтобы перекусить там кефиром и пончиками – подкрепиться. Они шли и громко что-то обсуждали, какую деталь поставить, как наложить сварочный шов, чтобы не повредить металл; или оставлять на вездеходе двери или все-таки монтировать люк в крыше. Все эти вопросы горячо обсуждались двумя чудесными механиками. А учителя и дети, видя эту картину из окон школы, умилялись и веселились: смотрите, хирурги-врачи металлических черепах и бегемотов идут на отдых. «Какая прелесть, какая дружба», – говорили наблюдавшие эту картину.

Анна Андреевна и Таня, купив в буфете свой перекусик, садились на скамейку, сосредоточивались на вкусовых ощущениях, как это делают маленькие дети, – жевали пончики, запивали кефиром из горлышка стеклянных бутылок и молча болтали ногами. Перекусив и заморив червячка, шли обратно в цех воплощать свои механические идеи и замыслы.

Школьный двор был расположен в центре архитектурного комплекса, состоящего из разных исторических стилей. Сама школа, ее основное тело была выстроена в виде восьмерки – знака бесконечности, пронизывающего собою примыкающие строения, расположенные по периметру круга с перемычками мостами. По мостам-перемычкам можно было переходить из одного здания в другое, не выходя на улицу. Спортивный комплекс переходил в архитектурно-строительную мастерскую. За мастерской располагался механический цех; за ним была школа искусств и театр. Вокруг школы высажен сад; в сторону Залива он переходил в лесопарковую зону.

Архитектурно-строительная площадка представала собой плотницкую мастерскую, в которой дети и взрослые работали с деревом: строили навесные и наземные домики, шалаши. Эти домики конструировались на теоретических занятиях в компьютерных программах, а затем собирались в цеху. Там проводили первичную и контрольную сборку домиков, а на экспедиционных выездах-походах эти домики монтировались на природе, где организовывалась школьная выездная лаборатория. Рядом с архитектурной площадкой располагался механический цех, любимое Таней и Анной Андреевной место. Там дети вместе с учителями и мастерами реконструировали, конструировали и собирали технику, которую и использовали на выездах в своих научно-познавательных экспедициях.

Анна Андреевна, молодая женщина, ученый-экономист, социолог, предприниматель, создала на базе своего семейного предприятия инновационную школу, которая жила и действовала по законам нового мира и новых образовательных подходов. «Суть нашей идеи, – говорила Анна Андреевна на международной конференции во Франкфурте, – это создание целостной образовательной среды, в которой ребенок полноценно развивается во всех аспектах своей природы. Мы утверждаем, что полноценного развития не может быть, если не обогащается эмпирический опыт детей – то, на чем зреет и создается система рефлексивного и логического мышления человека. Ребенок не может получить целостного образования, если оно замыкается только на школьной, искусственно созданной среде. Поэтому мы создали образовательную среду, в условиях которой наряду со школьным теоретическим образованием осуществляется развитие моторно-эмпирического, социально-культурного опыта ребенка в реальных жизненных условиях. Мы планируем, строим, конструируем и рассчитываем в условиях практической деятельности. Это дидактически адаптированные конструкторское бюро, механический цех и архитектурно-строительная площадка. На этих площадках мы трудимся и создаем реальные объекты. Учимся мыслить и действовать в условиях настоящей практической жизни. Наши дети учатся в классическом традиционном формате только три дня, а два дня они работают в эмпирических лабораториях, где занимаются в школьной оранжерее, в строительном и механическом цехах, в школе искусств и спортивных секциях. Также мы проводим выезды в школьную деревенскую усадьбу. Там дети живут и учатся на природе. Весь образовательный процесс в нашей школе имеет единую линию, все протекает в формате познавательных экспедиций. В течение года школьники участвуют в коротких экспедиционных выездах. В конце учебного года выезжают в «царскую экспедицию». В последний раз ездили на Камчатку и жили там целый месяц, организуя исследовательские работы, изучали край, местность и природу. В экспедициях дети живут в навесных домах, сконструированных и построенных самими же детьми совместно с учителями и мастерами. Монтируют домики на выезде в лесу тоже сами дети. После экспедиции, как правило, домики продаются, вырученные деньги вкладываются в новые проекты, которые реализуются в течение следующего учебного курса. Таким образом, школа живет полноценной автономной жизнью. Это не школа, это наш город – маленький самодостаточный полис внутри мегаполиса. Спортивную жизнь детей мы также встраиваем в общий контекст экспедиции. Экспедиция развивает спортивно-силовую составляющую школьника. В ней есть физически трудные, хотя и адаптированные под детей элементы. Например, монтаж на выезде лесного подвесного домика требует приложения физических сил и прикладных практических умений (элементы промышленного альпинизма).