Текст книги "Крылатая повесть"

Таким образом, мы вводим спортивную многофункциональную тренировку в контекст экспедиции; соединяем мотивацию к спорту с мотивациями жизненных познавательных интересов детей. Дети не просто тренируются, а тренируются под определенные жизненные задачи, с которыми они столкнутся на экспедиционном выезде, а в дальнейшем в своей жизни».

Доклад был опубликован на многих интернет-порталах. Опыт построения таких школ-полисов стал приобретать международную практику.

И всем этим делом руководила молодая женщина – ученый, писатель, создатель образовательной концепции «Новый мир» Анна Андреевна.

– Анна Андреевна!

– А? Что?

– Анна Андреевна, почему вы плачете? – раздался голос Тани за спиной директора школы.

– Ах, Танечка, это ты. Ничего страшного, Танечка, все хорошо, просто я что-то загрустила. Не знаю, почему. А ты почему плачешь, Таня?

– Я, когда другие плачут, тоже начинаю плакать, – со свойственной ей простотой ответила Таня. – Вы плачете, и я плачу.

– Давай не будем плакать, Таня. Давай будем смеяться. Давай?

– Давайте.

– Таня, а почему вы с Лешей сегодня в разных командах играли? Вы поссорились?

– Поссорились немножко, но уже примирились. Он мне один очень хороший секретик рассказал, мне нельзя о нем говорить, Анна Андреевна. Это такое правило. Мне очень хочется поделиться с вами, но такой закон, нельзя. Если все сработает, я вас потом с собой возьму.

– Ку да, Таня, ты возьмешь меня? – заинтересованно проговорила Анна Андреевна.

Таня закрыла рот ладонью и смотрела на Анну Андреевну широко раскрытыми глазами, показывая всем видом, что она будет молчать до конца.

– Завтра четверг. Ура! – перевела тему Анна Андреевна. – Лабораторный день. Завтра парус будем устанавливать на нашу черепашку.

– Ура! Ура! Ура! Я так ждала этот момент. Это значит, скоро мы поплывем, – оторвав руку от рта, Таня закричала от радости.

– Скоро, Таня, скоро. А вот и мама твоя.

– Танюша, пошли домой.

– Пойдем, мама. Я только за портфелем в класс сбегаю.

– Я жду тебя у машины.

– Хорошо.

– До свидания еще раз, Анна Андреевна.

– До свидания, Антонина Леопольдовна.

– Не надо грустить, Анна Андреевна, завтра будем создавать нашу черепашку, – прокричала Таня, убегая по коридору.

– Будем, конечно, будем, – грустно улыбнулась Анна Андреевна.

Пятая глава. В музее

Танина мама не знала еще ничего про кирпич и какие у Тани зреют планы, связанные с осуществлением метода, о котором она услышала от Леши. Она приехала в школу, чтобы разобраться с тем, что произошло с ее дочерью в Русском музее, куда Таня недавно ходила со своим классом. Русский музей дети любили посещать, они ходили туда не просто смотреть картины, а в гости к картинам. К походу к произведениям великих художников готовились заранее и тщательно. Учителя организовывали занятия, в которых раскрывались смысл и тема произведения; пели по тематике экспедиции песни, обсуждали совместно фильмы, декламировали стихи, читали книги – готовились к центральной встрече с произведением, как к приему императора. Подготовка могла длиться месяц, а то и полгода. Просмотр самой картины тоже имел свой особый ритуал. Войдя в музей, дети проходили по залам, не обращая внимания на другие картины. Останавливались в том, где находилась нужная картина, вставали в круг, брались за руки и закрывали глаза. Так стояли минуты две-три, сосредоточившись на своих мыслях. Желательно было думать о том, что больше всего беспокоило сердце, сконцентрироваться на своих мечтах и заветных целях. Потом дети заходили в зал, окружали картину и молча, не нарушая таинственности встречи, созерцали великое произведение. В таком состоянии картина начинала говорить с человеком, отвечая на вопросы его ума и сердца. Благоговейно простояв перед полотном некоторое время, дети расходились по музею, собирались в кучки по интересам, свободно гуляли по залам, делились мыслями и впечатлениями. А кто-то просто бродил в одиночестве, как это часто делала Таня.

Удивительно, что при всей общительности, легкости и говорливости, желании всегда играть и шутить в музее дети становились совсем другими: серьезными, сконцентрированными, как будто в этот момент взрослели. Но стоило только выйти из музея, как снова становились детьми: шумели, громко смеялись и возились меду собой. А Таня зачастую и в транспорте, возвращаясь в школу, оставалась серьезной и задумчивой: она забиралась на заднее сиденье автобуса и, закрыв глаза, сосредоточенно о чем-то размышляла. Или смотрела по сторонам рассеянным взглядом. Одноклассники привыкли к такому резкому изменению в Танином характере, не беспокоили ее своими играми и разговорами, которые в общественных местах у подростков становятся всегда веселее и громче. Со звонким смехом, болтовней, возней, неуклюже, не сняв рюкзаки с плеч, как принято по этикету, дети кучками перемещаются, будто идут первомайской демонстрацией по планете – заявляют взрослому миру о своем восхождении по лестнице истории. «Эй, старшее поколение, – слышится в шуме общественного транспорта, – мы уже близко, идем за своими наградами. Мы вступаем в права свободных и независимых людей. И наравне с вами, взрослые люди, будем жить и творить историю. Мы потесним вас с насиженных теплых мест и настойчиво попросим и нам предоставить законное право быть свободными, чтобы и мы могли спокойно, без ваших бесконечных предписаний и требований осуществить свои мечты, которые мы покамест носим в себе, бережем и лелеем втайне. Так что ждите нас – мы идем». И так из поколения в поколение. И так будет всегда.

В этот день дети были в гостях у картины Архипа Куинджи «Лунная ночь на Днепре». К встрече готовились тщательно. В деревенской образовательной усадьбе, куда дети выезжали по выходным, специально ходили на озеро ночью, чтобы запечатлеть момент встречи луны с водой. Было впечатляющее видеть, как ночное небо, заполняясь таинственным лунным светом, проникало в глубину земных вод, как бы зажигая неоном всю планету и все, что на ней живет. Ночь и луна имеют необыкновенное воздействие на душу человека. В момент созерцания лунного диска над затихшей водой открываются сердцу особые смыслы и глубина. Пережив и прочувствовав эти невыразимые словами состояния, дети шли в музей, чтобы теперь посмотреть на эту красоту через живописный образ, запечатленный великим художником на полотне, и уже в символах и образах картины найти ответы на вопросы любознательного ума и вечно ищущего новое и неизведанное беспокойного духа.

Дети стояли перед картиной как завороженные, не слыша шаги проходящих людей и голосов экскурсоводов. Каждый был сосредоточен на своих мыслях. Картина излучала скрытые смыслы, создавая в душе новые ощущения, раскрывала в сознании бескрайние горизонты, зажигала в сердцах новые мечты.

Таня стояла чуть в стороне, как и все, была сосредоточена на своих мыслях. Рядом с соседней картиной – это был известный набросок Айвазовского на евангельскую тему под названием «Предательство Иуды», выполненный в черно-белом цвете, – остановилась группа людей. Экскурсовод негромко произносила свой затертый монолог.

Лунный свет на картине Куинджи был настолько реалистичным, что создавалось впечатление, будто две картины в один момент слились в одну композицию и в один текст. Таня смотрела уже не на лунную дорожку над рекой, а на то, что происходило в сюжете произведения Айвазовского, где Иуда предавал своего Учителя, подавая знак воинам, пришедшим за Христом в Гефсиманский сад.

В пространстве слышался монотонный голос перебиравшего по привычке слова экскурсовода:

– Этот набросок Ивана Константиновича Айвазовского был написан в 1834 году. Произведение выполнено итальянским карандашом и белилами на бумаге. На четвертый день после Своего торжественного входа в Иерусалим Иисус Христос сказал ученикам Своим: «Вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие». В этот день, по-нашему это была среда, первосвященники, книжники и старейшины народа собрались у первосвященника Каиафы и совещались между собой, как бы им погубить Иисуса Христа. На этом совете они решили взять Иисуса Христа хитростью и убить Его, но только не в праздник (когда собирается много народа), чтобы не произвести возмущения в народе.

Один из двенадцати апостолов Христовых, Иуда Искариотский, был очень жадный к деньгам, и учение Христово не исправило души его. Он пришел к первосвященникам и сказал: «Что вы дадите мне, если я вам предам Его?» Они обрадовались и предложили ему тридцать серебренников. С того времени Иуда искал удобного случая, чтобы предать Иисуса Христа не при народе.

И вдруг спокойная речь экскурсовода прервалась громким:

– Почему Он не пожалел его? – Это был голос Тани. Все перевели взгляд на девочку, глядевшую встревоженно на картину, где человек предавал своего Бога.

Экскурсовод хотела продолжить свой монолог, не обратив внимания на реплику Тани, не учавствовавшей в экскурсии, но взгляды людей ждали ответа на вопрос.

Гид чуть помедлил…

– В священном тексте сказано, что Иуда был алчным к деньгам. Он хотел получить выгоду от этого предательства, – отвечала экскурсовод.

– Нет, почему Бог не пожалел Иуду? – повторила свой вопрос Таня.

– Бог Иуду? – переспросила гид.

– Да, – в волнении произнесла Таня.

– Почему он должен был его жалеть? – отвечала в замешательстве экскурсовод, не ожидав такого вопроса.

– Почему Бог не рассказал Иуде, что ему будет потом очень стыдно за свой поступок, почему не предупредил его? Если Христос – Бог, то Он знал будущее. Теперь Иуду ненавидит весь мир. Почему Он его не пожалел?

Наступило молчание.

И кто-то из толпы произнес:

– На то была воля Бога. – После этих слов толпа удалилась в другой зал.

А Таня осталась стоять перед картиной, пока учитель не сказал:

– Все, теперь можно походить свободно по музею, встречаемся у выхода через час.

Леша тревожно смотрел на Таню, но не решился к ней подойти, зная, что она любит в музее побыть одна, сама с собой; пошел смотреть с остальными детьми современную живопись.

Через час все собрались у выхода, не было только Тани. Леша вызвался вернуться и поискать Таню, которая наверняка застряла у какой-нибудь картины. В зале, где находилось полотно Куинджи, Тани не оказалось. Леша быстро прошел по залам и наконец-то нашел девочку. Она стояла у картины Брюллова «Распятие». На большом полотне был изображен Иисус Христос, распятый на кресте. Над ним совершилась казнь. Рядом с распятым Богом стояли три женщины и два мужчины: один был совсем молодой, а другой пожилой. Лица женщин выражали страдание.

Леша подошел тихо к Тане и сказал:

– Там тебя все ждут. Пора возвращаться в школу.

Таня, не отрывая глаз от Распятия, произнесла:

– Если он знал, почему не переубедил его?

– Кого? – спросил Леша, забыв уже о том эпизоде у картины Айвазовского.

– Ведь ему же теперь стыдно, его же теперь все не любят, – продолжала Таня, не отрывая по-прежнему глаз от картины.

– Таня, ты у меня спрашиваешь? Я не знаю, почему, – отвечал Леша.

– Его надо было переубедить, чтобы он не предавал. Может, он был бы сейчас такой же хороший, как и другие ученики. Что же он теперь один в этом несчастье. Ведь могло пойти все по-другому. И не было бы этой казни. И мама бы Его так не плакала. – Таня смотрела на изображение Матери Христа, стоявшей у ног своего распятого Сына.

– Пойдем, Таня, нас ждут, – повторил Леша, тихонько коснувшись Таниного плеча.

Она повернулась, посмотрела Леше в глаза и из глубины произнесла:

– Пойдем, Леша, нас там ждут уже, – будто это не Леша пришел за ней, искал ее, а она за ним. Леша покорно кивнул, и друзья направились к выходу, где их ждали учитель и одноклассники.

Шестая глава. Подготовка к погружению

Тем временем у Тани все шло как по маслу. Она приехала из школы – папы дома еще не оказалось, но именно на него и была вся надежда. Маме, конечно же, она по дороге ничего не рассказала. Мама была не верящей в чудеса. Вся надежда была на папу. Папа – тот человек, который в очередной раз примет на себя весь удар маминых возмущений по поводу Таниной затеи.

Приехав домой, Таня сразу удалилась в свою комнату с целью инкогнито позвонить отцу и сказать, чтобы тот, когда поедет домой с работы, привез ей кирпич – красный в дырочку. И чтоб привез не позже полуночи, если вдруг задержится на работе.

– Обязательно красный в дырочку? – прозвучал вопрос в Танином телефоне от папы.

– Да, папа, это очень важно, – ответила дочь.

Папа сопротивляться не стал, красный так красный. Он уже понимал, что ему придется снова выгораживать свою дочь перед мамой. Таня в очередной раз выдумала что-то такое, что нарушит размеренный строй их семейной жизни. Но к этому он был готов. Единственное, что настораживало в этой просьбе больше всего, – кирпич необходимо привезти сегодня же до полуночи.

«Значит, опять будет в полночь колдовать», – подумал папа. Но не стал расспрашивать Таню подробно об этом, дабы сохранить свое психическое спокойствие хотя бы на три часа, оставшиеся до конца дня. Подробности могли быть какого угодно характера, и он решил разобраться во всем, когда сам с кирпичом приедет домой и все увидит своими глазами. Спросил только:

– Тебе нужен кирпич именно сегодня? В другой день нельзя его добыть, ведь уже поздно?

– Папа, ты меня не любишь, раз так говоришь. Неужели если бы мне было это не важно сегодня, я стала бы тебя беспокоить по пустякам, – ответила Таня.

– Доченька, я тебя очень люблю. Кирпич привезу. Все, пока. До вечера! Ничего там без меня не делай, я скоро буду.

– Спасибо, папа, жду. Ты настоящий друг.

Папа глубоко вздохнул – ведь он даже предположить не мог, для чего предназначен этот кирпич, и что его любимая доченька опять задумала, и как теперь им обоим придется выкручиваться. «У мамы обязательно случится очередной нервный срыв», – подумал папа и посмотрел на часы: нужно успеть после работы заехать в строительный магазин.

Папа безгранично любил свою дочь. Таня была единственным и долгожданным ребенком в семье. Сергей Владимирович был уже давно взрослым человеком и занимал важный пост в министерстве или даже в посольстве, в общем, стал большим человеком. Опытным, обязательным и ответственным.

Он заехал после работы в строительный магазин и купил три кирпича. Приехав домой, два кирпича оставил в машине, а с третьим под мышкой поднялся в квартиру. Он, повторю, был человеком опытным и умным и прикупил два запасных кирпича на тот случай, если вдруг что-то пойдет не так и понадобится, к примеру, еще один. Был еще вариант, на который папа втайне надеялся больше всего, – это если Танина затея с кирпичом окажется интересной (а Танины затеи всегда были интересными, единственное, не всегда безопасными), и если жертв никаких не предполагается в этом деле, то у него останется свой кирпич. На всякий случай и для мамы припасен кирпич, если идея Танина окажется интересной игрой и маме тоже понравится. Хотя папа в последний вариант верил меньше всего.

Он, конечно, с осторожностью всегда относился к Таниным идеям, но все же в глубине души любил, когда его дочь придумывала что-нибудь такое веселенькое, и не без удовольствия иной раз сам принимал участие в этих приключениях. «Главное – уладить дело с мамой, а это не просто», – думал Танин папа. Его жена была домохозяйкой. Уют и порядок в доме и воспитание дочери стали делом маминых интересов. Мама была требовательна к своей дочери. К Тане она относилась с той мерой родительской строгости, которая необходима, чтобы из их единственной и всеми любимой доченьки получился «нормальный» человек. Потому как кроме матери никому дела до «нормального» развития личности ее ребенка не было. Имеется в виду, что папа, с этой точки зрения, был совершенно бесполезным существом, потому что втайне сам симпатизировал идеям своей дочери. Он воспринимал нестандартность Тани как само собой разумеющееся. Как будто все так и должно быть. Однажды на каком-то празднике, где собралось много гостей, Тане задали вопрос: «Кем ты хочешь стать в жизни?» И она, будучи уже ученицей третьего класса, вполне взрослой девочкой, ответила: «Я хочу быть, как Маугли, – жить в джунглях, есть там дикий мед и кататься с обезьянами на лианах». Гости от души посмеялись и нашли, что девочка с развитым чувством юмора и не по годам остроумна. Только Танина мама тогда понимала, что это была вовсе не шутка, а вполне серьезная цель – логическое завершение всего строя жизненных интересов ее дочери.

После этого Таниного ответа мама была, как обычно, в тяжелой депрессии, потому что мечтала о том, чтобы дочь ее стала, например, экономистом или, как отец, пошла по дипломатической линии. «Все для нее создали. Вся жизнь ради нее, а она – вот, в джунгли собирается. Какой ужас!» – восклицала в отчаянии мама. И в еще больший стресс ее тогда ввергло то, что после застольной беседы, когда Таня принародно огласила цель своего жизненного пути, зайдя в кабинет мужа, мама увидела, как в поисковой строке на его компьютере было вбито: «Как выжить в диких джунглях». Увидев это, Танина мама со словами: «Вы меня в гроб загоните!» – ушла к себе пить успокоительные таблетки.

Поэтому, по мнению мамы, на папу надежды в деле воспитания их единственной, не от мира сего родившейся дочери не было. Таня маму, конечно, побаивалась, поэтому в тот день, когда должна была осуществиться ее задумка, сидела в засаде, ожидая отца, который должен был доставить материал для необычного эксперимента.

Папа вошел в квартиру с кирпичом в руках, прятать его от мамы было незаконно – все-таки надо как-то сгладить конфликт, а утаивание только ухудшило бы ситуацию. И еще папа и сам не знал, что задумала его дочь, поэтому решил действовать через семейный совет, рискуя, конечно, поссориться с дочерью, которая обязательно выдвинет претензии отцу за нарушение конфиденциальности.

– Та-ак, – сказала мама, увидев вошедшего мужа с кирпичом в руках. – Это еще что такое?

– Кирпич, дорогая. Из него строят дома.

– Это я знаю. Что он делает в нашей квартире?

– Его пригласила к нам в гости Танечка, – с веселинкой в голосе отвечал папа, надеясь перевести все дело в шуточный тон.

– Та-а-ак, – произнесла протяжнее мама. – Опять она что-то задумала!

А Таня тем временем стояла за спиной матери и жестами пыталась объяснить папе, чтобы он спрятал кирпич и пронес его тихонько в Танину комнату. Но папа уже был застигнут врасплох и стоял, пожимая плечами, с глупой улыбкой на лице.

Папа Танин был очень миролюбивым и добрым человеком и всегда старался избегать скандалов, и, конечно, ему было неловко от ситуации, в которой один его любимый человек стоит справа, возмущается и расстраивается, а другой любимый человек стоит слева, машет во все стороны руками и крутит у виска пальцем. А папа стоит посередине между двух огней и не знает, как ему быть.

– Доченька, объясни мне, для чего тебе кирпич, – обратилась мама к Тане. – Ты же для нее, я так понимаю, его приволок? – повернулась она к мужу.

Папа, как провинившийся мальчишка утвердительно кивнул.

– Таня, зачем кирпич? – повторила мама.

– Мама, это мне надо для эксперимента.

– Это в школе вам такой эксперимент задали провести? – удивленно спросила мама.

– Да… да, – неуверенно, обдумывая новый поворот, ответила Таня.

– Они там с ума посходили, что ли! Кирпичи заставляют детей таскать домой. Ты его хоть на голову не скинешь никому на своем эксперименте?

– Нет, мам, ты что, он просто нужен мне… ну, он должен быть комнатной температуры, и дырочки на нем тоже должны быть… – пробормотала Таня, ободренная, что все повернулось в ее пользу.

Таня, конечно, испугалась, что мама завтра позвонит в школу и предъявит претензии учителям за то, что задают детям проводить такие странные эксперименты. Танина мама часто высказывала свое недовольство учителям в отношении образования ее дочери. Когда она приезжала за Таней в школу, то учителя старались не попадаться Таниной маме на глаза, чтобы избежать придирчивых вопросов. Мама всегда добивалась справедливости и соблюдения законных прав для себя и близких. Хотя есть подозрение, что она «нападала» на учителей с вопросами с тем только, чтобы перехватить инициативу в предъявлении претензий, которых со своей стороны у педагогов к Таниной маме было не меньше в отношении поведения ее дочери. А еще этот сегодняшний разговор с Анной Андреевной и Олимпией Николаевной. «О Боже, – подумала Таня. – Все сразу навалилось». Если мама позвонит в школу, то тогда весь замысел выйдет наружу. И тогда Тане, а вместе с ней и Леше придется оправдываться уже всерьез за все эти фантастические идеи и эксперименты.

– Господи, делай, что хочешь, – страдальчески сказала мама и пошла на кухню, а из глубины квартиры добавила: – Боже мой, как мне все это надоело!

Если честно, то Танину маму можно было понять. Она была по-своему доброй женщиной, но на ней держались, как мы уже сказали, и дом, и дача, и Танина учеба, и, конечно же, папа, который тоже требовал внимания. Да, порой самые «большие» и самые высокопоставленные люди в быту бывают маленькими, беспомощными, как котята.

Поэтому маме было тяжело при ее нервном характере терпеть в своем доме все эти явления, например, хромых голубей, хомячков и попугаев, которых Таня собирала у людей, отказавшихся от своих питомцев. Или, скажем, куски асфальта и камней, по какой-то причине показавшиеся Тане величайшим образцом красоты. Или выброшенные на улицу старинные люстры, неисправный ржавый патефон, тульский самовар с доброй, как считала Таня, душой. Все это были живые существа для Тани, которых она любила и берегла. И еще много всякого этакого из ненужного миру было натаскано Таней в их прекрасную квартиру с изящной дорогой мебелью. Так что маму можно было понять, почему она так переживала из-за всего, что выдумывал ее необыкновенный ребенок.

Тем временем Таня, взяв у папы из рук кирпич, поцеловала отца в знак благодарности и скрылась с добычей в своей комнате, больше похожей на склад или зоопарк. Именно там готовилось произойти сегодня ночью что-то таинственное и великое.

Засыпая, Алексей думал о Тане.

«Как же так, а вдруг она наивно во все это поверила! И сделает все, как я сказал: и кирпич положит под подушку, и заклинание прочитает. А гипноза никакого и не произойдет. Конечно же, не произойдет. Это же ведь все моя выдумка! Бред. А завтра Таня проснется, и навсегда наша дружба умрет. Какой же я жестокий и глупый человек! Зачем я так поступил! – думал Леша, вытирая на глазах слезы. – Таня такая доверчивая, всех любит, даже, вон, Иуду, предавшего Бога Христа, и того пожалела». И Леша вспомнил их недавний поход в Русский музей, ставший причиной посещения Таниной мамы кабинета директора. Сам Леша не был верующим, но иногда бабушка, приезжавшая из русской глубинки в гости к своему внуку, водила его в большой храм и покупала ему там кругленькие маленькие булочки, на которых были изображены крестики. Леше очень нравились эти булочки, которые он тут же в храме перед большой иконой съедал, запивая какой-то не простой, но на вкус совсем простой водой. В этом храме Лешино внимание привлекала одна величественная фреска, изображавшая тонущую лодку, перепуганные лица сидящих в ней людей и стоящего прямо на воде Спасителя, который одним движением руки останавливает бурю и спасает всех от гибели. Почему-то Леша именно сейчас вспомнил эту фреску с изображением невозможного в природе явления, от которой исходила какая-то великая неведомая сила. Леша закрыл глаза и произнес чуть слышно:

– Господи, если ты меня слышишь – помоги, пусть Таня меня простит за мой обман! Сохрани нашу дружбу, пожалуйста. – Это была первая Алешина молитва. Мальчик глубоко вздохнул и крепко уснул.

А где-то на другом краю города в своей уютной постельке засыпала Таня, совершив последовательно все ритуальные действия, которым научил ее Леша. Она была абсолютно уверена в успехе этого дела, не сомневаясь ни на секунду в ученом таланте своего друга, по великому секрету рассказавшего ей о чудо-методе, способном отправить ее в будущее.