Текст книги "Крылатая повесть"

Седьмая глава. «Вилла-целила»

– Госпожа, вы на ночь опять пьете эту коричневую смесь?

– Кофе – запомни это слово, оно короткое и простое, – сказала госпожа, не глядя на вопрошающего.

– Да, оно просто произносится так. Но, госпожа, зная, как пагубно данная смесь влияет на слизистую вашего желудка, я не хочу называть это вещество по имени. Оно не заслуживает этого.

– Ты, когда со мною пререкаешься или читаешь мне нотации, Даг, начинаешь называть меня «госпожой», хотя я просила не называть меня так. Даг, у меня есть имя.

– О великая и божественная Тата! Ваши учителя, что имели честь давать вам школьное образование, были воспитаны на идеях коммунизма. А в коммунистической идеологии все перевернуто вверх дном, и все, что было хорошо и свято в былые времена, для коммунистов стало злом, потому что они сами были такими.

– Даг, я училась, когда уже не было коммунистической идеологии в моей стране.

– Все одно, Тата, так быстро не переделаешь человека. Просто учителя переоделись в демократов по шкуре, а учили всему по привычке – «человек произошел от обезьяны». Ужас! При коммунистах так говорили и думали. А потом стали выполнять этот коварный план на деле.

– Тебе, Даг, разве плохо оттого, что человек искал истоки своего происхождения в таких, как ты? Разве тебе это не льстит? Разве вам это не на руку? – испытывала Тата Дага.

– Нет, госпожа, все не так – это нам не на руку и не на ногу. Нам это не выгодно никакой частью. Человек должен стремиться к высшему образу, к Богу. А мы должны стремиться к образу человека, высшей ступени для нас. Тогда все встает на свои места. Человек, который думает, что он от обезьяны вырос, – самое страшное существо на белом свете. От этого страдают все, в том числе и обезьяны. Они больше всего. – Даг при этих словах почесал шрам на животе. – Человек, решивший, что он от обезьяны, – продолжал философствовать Даг, – непременно превращается в зверя, и не во обезьяну (если бы!), а непременно в крокодила или льва, в пожирателя всего, что движется и имеет кровь и душу. Человек – это связь, звено между животным миром и Богом. Когда человек молится Богу, тогда и весь мир поднимается на благодатные высоты с ним вместе. Человек – это проводник любви Божьей в мир. Что им слово «госпожа» не понравилось, а? Или слово «Бог», например.

– Ты про кого? – спросила Тата разгорячившегося собеседника.

– Да я все про них – коммунистов. Почему эти слова стали обидными? Что в них плохого? Что, быть похожим на Бога – это плохо, скажете вы? – Даг в упор посмотрел на свою госпожу.

– Даг, ты на меня так смотришь, как будто я коммунист тут перед тобой сижу, – проговорила, миролюбиво улыбнувшись, госпожа.

– Нет, я не смотрю на вас, я в общих чертах рассуждаю, – пояснял Даг.

– Даг, Бога не коммунисты потеряли. Бога оставили люди, кто был призван Его исповедовать. Потеряли Бога до коммунистов еще. А коммунисты – это уже результат падения веры. Коммунисты просто все довели до логического конца. Это следствие, можно сказать, кара – наказание забывшему свое истинное предназначение человеку. Коммунизм – это зло! – резюмировал Даг.

– Даг, и в коммунизме тоже много хорошего было, надо уметь из истории брать лучшее, а все плохое, все неудачи навсегда оставлять в прошлом. Вообще идея коммунизма религиозна по сути и взята из евангельской идеи всеобщего братства. Только коммунизм хотел построить братство без Бога.

– Вот именно, – продолжал Даг, – коммунисты делали все наоборот – они плохое хотели сделать хорошим, верили в одно, а делали другое, в этом вся их суть. Разница в том, что христианство призывало отдать свое ради всеобщего счастья и равенства, а коммунисты призывали забирать чужое, – завершил свою речь Даг.

– Все верно. Какие ты книги читаешь умные, Даг?

– Это мне Мара дает.

– Даг, если мои учителя были воспитаны на коммунистической идеологии, то твои книги, которые ты без конца читаешь, написаны либеральными авторами, их теории не менее утопичны, чем теории коммунистов.

– Нет, ваши коммунисты хотели заставить делать хорошее, именно заставить. А разве можно принудить быть добрым? Нет. Мир не так прост, как думали ваши коммунисты. Никого заставить любить и уважать невозможно. Это по природе так.

– Ладно, заканчивай, Даг. «Ваши – наши». Уже поздно, о политике на ночь говорить вредно.

– Так вот, я договорю с вашего позволения свою мысль про слова, – не унимался Даг, – вы для своей мамы – любимая дочь.

– Спасибо, Даг, я это знаю.

– Да, знаете. Она и строгая у вас – это не вопрос, но только вас она называет «Танюша», и никто такого обращения из ее рта не услышит вообще больше.

– Из «уст», Даг, здесь уместнее сказать из «уст», – поправила Тата своего собеседника.

– Хорошо, из «уст». – Даг, когда возбуждался, начинал путать и перевертывать слова.

– Я не ваша мама, но я люблю вас и уважаю. И так, как обращаются к вам самые близкие люди, мне не позволительно. Мне так совестно. Но у меня есть другие слова. Слово «госпожа» свято для меня и делает самые добрые мысли. И вообще, если бы не вы… если бы не вы… – залепетал Даг, – меня бы тут не сидел на этом месте. А вы хотите, чтобы я вас называл по имени – нет, я воспитанный человек!

– Даг, ты не человек – ты примат, и это очень хорошо. Мы не должны стесняться себя. Каждое существо на белом свете ценно само по себе.

– Это вы такая госпожа – великая. В мире более сильное, что высоко висит, должно служить своими силами и своим положением тому, кто находится пониже у корней. Так должно быть в мире. А у нас как? Чуть посильнее или повыше заберется кто, это я не про высоту деревьев говорю, а про силу и положение в обществе. Вы понимаете… это аллегория, – уточнил Даг для доступности.

– Понимаю, – кивнула Тата.

– Так тут же превращается, – все не унимался Даг, – в оборотня и начинает делать плохие поступки и обижать слабых. Вот тигру, к примеру, на что даны такие клыки острые и когти длинные, как вы думаете? А я вам скажу! Для того, чтобы кокосы ими разгрызать – самим есть и нас угощать. А я бы этому тигру по доброте задушевной своей с высокой пальмы самых сладких бананов доставал бы. Так и жили бы в мире и согласии, заботясь друг о друге. А у нас вражда кругом. Хорошо тигры еще по деревьям не умеют ходить быстро, а так бы вообще и живых никого не осталось бы в мире. Всех переели бы.

– Не переживай, Даг, – прервала госпожа философствующего, – скоро будет на всей земле мир, все живые существа станут заботиться друг о друге. И никто никого не будет есть.

– Вам хорошо, вы не едите друг друга в своем человеческом мире, – сказал Даг, глубоко вздохнув, с видом сожаления, что он не принадлежит тому миру, где существа не едят друг друга.

– И у нас едят. Только по-другому, – задумавшись, ответила Тата. – Когда-нибудь все изменится, все будут любить друг друга…

– Я верю в это, моя госпожа. Вы сильнее нас, а живете так, как будто бы важнее нас для вас ничего нет. Это мы из-за меня сегодня проиграли! – резко, вдруг, повернул на другую тему Даг.

* * *

– Даг, ты сегодня был на высоте! Твой пас – это что-то невероятное. Но только, единственное, я хотела бы тебя попросить о том, раз ты сам заговорил о нашей сегодняшней игре, чтобы ты свои новые ходы и задумки выдавал на тренировках и заранее предупреждал бы меня о творческих находках и новых решениях. Неожиданностью стал этот твой перевод за голову во второй партии. Я и подумать не могла, что ты туда выдашь пас, еще и такой острый.

– Но, госпожа, эти находки приходят в мою голову именно в игре – спонтанно и неожиданно.

– Из-за этой спонтанности мы сегодня много потеряли очков, Даг. Я не успевала на твой прострельный пас. Слишком остро и низко.

– Госпожа, если выдавать выше, то Ба, успевает блокировать ваш удар. Этих слонов можно переиграть только скоростью и неожиданностью. Вы же видели, как они ставят блок – тройной.

– Даг, бывают моменты в игре, когда нужно действовать по отработанным маршрутам. По отточенным на тренировках комбинациям. Понимаешь? Творчество и непредсказуемость должны быть соразмерны отработанным заранее действиям. Сегодня, когда мы проигрывали, нам нужно было переломить ситуацию, остановить серию неудачных розыгрышей. Почувствовать свой ритм. А потом уже снова фантазировать и рисковать. Слишком много креатива сегодня было в твоей игре, Даг, – это перебор. Надо было, особенно во второй партии, сконцентрироваться на блоке. Остановить спесь нападения соперника, а потом уже начать самим переходить в наступление. Понимаешь, Даг? Нужно чувствовать игру. Все должно быть своевременно. А ты тянул на себя. И вдобавок не слушаешь никого. Я капитан команды. Почему ты огрызаешься, когда я тебе делаю замечание в игре? Да, ты уникальный связующий, но учти, если будешь играть только на себя, при всем уважении, но я заменю тебя Марой – она медленнее, но она командный игрок. Стабильный. Самообладание и способность слышать команду, Даг, в иных случаях важнее, чем индивидуальное творчество, которым ты зачастую злоупотребляешь, – высказалась Тата.

– Мара, да? Значит, Мара. Ну, что ж, я готов уйти из команды, поджав свою огромную губу, проговорил Даг и посмотрел в черное пространство джунглей.

– Даг, прекрати, я об этом не говорила. Ты снова утрируешь.

– Тата, я хочу, чтобы наша команда выигрывала. И я хочу красиво играть – летать, а не ползти к победе, – залепетал своим баском Даг.

– Иногда надо и поползти, Даг, для команды, – отвечала Тата.

Даг отвернулся в сторону водопада и заплакал, вытирая своей громадной лапой крупные слезы, обильно выступившие из его обезьяньих глаз.

– Ну что ты начинаешь, Даг, ну прекрати… – Тата подошла к примату, обняла его за волосатые плечи, ласково заглянула в круглые, как монеты, глаза и сказала: – Ты же знаешь, как я тебя люблю.

Да, друзья, Даг был обезьяной, приматом. Его два года назад вспорол клыком тигр в ущелье. Тогда у Дага хватило сил подняться на дерево на безопасную высоту. Он истекал кровью. Хищник ждал момента, когда Даг потеряет сознание и упадет. Тогда птицы чибисы подняли крик бедствия, и обезьяны лангуры в один миг доставили Дага на операционный стол в «Виллу-целилу». Тата зашила пострадавшему живот и подключила его к кислородно-лазерной пушке – специальному аппарату, заживляющему раны. Даг выжил. И теперь он – главный хозяйственник медицинской виллы Таты, расположенной в центре индийских джунглей высоко на ветвях гигантского дерева баньян.

Даг был очень привязан к Тате и надолго с ней никогда не расставался. И даже если Тата уезжала в длительную экспедицию, она всегда с собой брала Дага. Он, помимо того, что был хорошим хозяйственником и «Виллу-целилу» держал в идеальном порядке, был еще по совместительству секретарем-переводчиком. Хотя Тата и сама знала практически все языки зверей, но у Дага общаться с животными получалось куда лучше. Особенно если спасательная экспедиция проходила где-нибудь на далеком континенте, как в прошлом году в Сибири, – медведица, у которой заболел медвежонок, стала недоверчиво рычать на врачей при попытке погрузить на сани ее больного детеныша. Тогда на помощь пришел Даг. Он прорычал Медведице по-медвежьи строго и требовательно: «Прекрати дурость показывать и немедленно отдай медвежонка на лечение. Она ему жизнь спасает, дура, а ты тут кочевряжишься». Даг заверил самку, что все будет хорошо и что через две недели ее малыш вернется к мамке здоровым и веселым. Медведица успокоилась и отдала медвежонка. Имелось и еще одно незаменимое качество у Дага: он был пасующим игроком в команде Таты, по волей-по-жизни-болу. И сегодня их команда проиграла в финальной игре команде «Лопоухие». В этом году команда слонов стала чемпионом, а команда Таты и Дага – серебряным призером.

– Доброй ночи, Даг, завтра рано вставать, надо выспаться перед дорогой. Я немного еще поработаю над докладом и тоже пойду спать.

– Сегодня как-то тихо в джунглях, – проговорила Тата, вглядываясь в ночное полотно леса, как будто в этой тишине были зашифрованы тайные символы, особые знаки, которые Тата считывала, чтобы завтра донести эти знаки, эти смыслы, тишину первозданного мира до людей больших городов.

Завтра слетятся в Москву на саммит самые влиятельные люди со всего мира, чтобы поговорить на тему вирусов, войн, загрязнения планеты, о последствиях внедрения искусственного интеллекта в жизнь людей и вырождения личностного начала в человеке – яростного, как следствие уничтожения всего живого на плане, в том числе и себя самого.

С тех пор как Тату, молодого и перспективного ученого-генетика, врача, гражданку Соединенных Штатов Западной Цивилизации выслали из Нью-Йорка, а потом и из штата Париж за ее протестные движения по поводу безжалостной застройки космодромами лесных африканских саванн и за принятую Западной империей идеологию уничтожения маргинальных масс (так назывались народы, не входившие в состав европейских наций) средствами биохимических вирусов, против чего Тата боролась; после того, как Тата набрала многочисленных сторонников и стала представлять серьезную угрозу существующей власти, ее выслали из территории Западного сообщества.

Тата уехала в Индию. Изначально она хотела уехать в Сибирь и там построить Центр Целостной Терапии, но на тот момент Россия входила в коалицию Западного мира, и Тате было запрещено посещать Россию. Тогда индийский президент предоставил убежище Тате и ее семье, поставив ее главой врачебного министерства республики Индостан. Тата получила от индийских властей в руководство целый штат полуострова Индостан, где был построен медицинский научно-исследовательский центр. Там проводились уникальные исследования в области медицины и генетики. Опыт и методы работы Центра по излечению живой ткани были успешно перенесены и на исцеление многих человеческих болезней.

Тата жила в самых густых джунглях у подножия Гималаев. Ее лечебная резиденция под названием «Вилла-целила» была расположена на гигантском дереве баньян. Здесь она делала самые сложные операции для жителей джунглей. Тата лечила в основном животных и детей, потому что личных сил и времени на другие отделы врачебного служения у нее не хватало. Но под ее руководством по всему миру была организована работа многочисленной команды врачей. Вопреки всему Тата иногда тайно прилетала в Сибирь для того, чтобы там, на месте провести важные научные экспериментальные работы и заодно полечить зверей и деток, требующих ее особого внимания. Такие секретные поездки ей помогала организовывать дочь российского президента, давняя подруга Тани, еще с университета.

Дочь президента недавно трагически и загадочно погибла.

Завтра Тата должна лететь в Москву на международный саммит по приглашению президента России, с которым, по слухам, после гибели его дочери произошли резкие изменения. Дочь президента была единственным человеком в его окружении, боровшимся за сохранение живой природы и противившимся политике отца. Дочь президента хлопотала за Таню перед отцом, чтобы он разрешил построить такой же Центр в русской Сибири. По этому поводу отец и дочь много лет были в ссоре. А теперь вот ее нет, единственного родного человека, оставившего сиротой на попечение старому президенту свою дочь.

«Завтра буду в Москве, надо продумать все детали выступления на саммите. Буду выступать перед официальными лицами. Что я могу им сказать? – размышляла Тата. – Что я могу сказать людям, превратившимся в железные сейфы, набитые доверху деньгами и властью. Зачем они меня вызывают – не знаю; но я чувствую, что эта поездка мне нужна. Нет, не мне одной – нам, всему живому сообществу планеты».

Так думала Тата, засыпая в своей пальмовой кровати под нежное мурлыкание леопардов, любивших пристроиться на ночь на воздушной террасе зеленого замка.

Восьмая глава. Большие игры

Ночь царствовала. Эдем спал. Теплый ночной воздух, пришедший с океана поиграть с пальмовыми ветвями, ласково обдувал лицо красивой молодой женщины, уснувшей крепким сном в нежной постели из цветочного шелка. Спальня Таты находилась на самых верхних кронах великого дерева, возвышавшегося над джунглями. Внизу дерева-замка, у самых корней, разлеглось журавлиное озеро с чистой бирюзового цвета водой. В ночи озеро отражало усыпанное звездами небо: космические лучики играли в догонялки по гладкому водному полотну. С запада, где располагались волнистые хребты гор, слышался хор поющих водопадов. Водяные рапсодии превращали все эти многочисленные звуки ночного леса в одну прекрасную мелодию, которая аккомпанировала пению сказочных птиц. Эти песни убаюкивали сознание живого мира, вводя все пространство Эдема в гипнотический сон.

Спальня Таты была сплетена баньяном из живого бамбука. Дерево обладало силой, способной жить одной душой с человеком-творцом. В кронах могучего баньяна рос целый сад карликовых деревьев, они врастали своими корнями в гигантский ствол дерева-замка. Здесь круглый год цвели цветы и созревали самые разнообразные плоды. Ствол дерева поднимал по своим внутренним артериям потоки воды, которую баньян, выталкивал фонтанами из пор верхних ветвей, омывая и питая листву зеленого замка.

Каждый листик, каждый цветок здесь с любовью смотрели на своего человека. Спальня Таты была больше похожа на райские кущи, в которых отдыхала от своих дел царица джунглей. Все было напитано любовью и теплом. Все в спальне Таты произведено живым древом, самой природой, и только несколько иконок, привезенных из большого города, висели на пальмовом стволе над кроватью, напоминая Эдему о присутствии здесь человеческой истории, о культуре и забытом людьми мире, в котором человек не враг природе, а заботливый друг, осуществляющий свое истинное царское предназначение, – человек-проводник Благодати Божией в мир, творец, возделыватель любви на планете.

И еще одна реликвия была помещена в этот райское пространство – картина, висевшая над постелью Таты. Эту картину Тата очень ценила. На ней был изображен дедушка с добрыми глазами, кормивший в лесу из своих рук дикого медведя. Тата говорила, что на этой картине изображен смысл человеческого бытия. А Даг думал, что это портрет ее дедушки. Он даже находил общие черты в их лицах. И Тата его не переубеждала.

Тата долго не могла уснуть этой ночью. Мысли о предстоящей поездке тревожили сердце молодой женщины. Прохладное дыхание ночи черным пятном окружало спальню Таты – создавалось впечатление сна наяву. Наконец сон затянул в свои объятия.

– Ой, папочка, спасибо, какой прекрасный подарок!

– Да, моя любимая доченька, я дарю тебе автомобиль, быстрый, красивый, как ты сама!

– Чудесный автомобиль, я о таком мечтала всю жизнь.

– Да, Таня, ты теперь взрослый и самостоятельный человек, закончила университет с отличием, и пусть этот автомобиль будет символом твоего счастья, твоей свободы. Ты можешь на нем поехать, куда пожелает твое крылатое сердце. Пусть он везет тебя к твоей мечте. Ты теперь свободный человек!

Свободный человек? Как это странно звучит. Я так хотела всегда быть свободной. А теперь, когда получила свободу, – странно звучит это слово «свобода». Одиноко на душе вдруг стало.

– Ой, папочка, а я прямо сейчас смогу поехать на этой машине, куда захочу?

– Конечно, Таня, это теперь твой автомобиль.

– И что, прямо так, что сейчас сяду и уеду в другой город, и ты мне не запретишь?

– Нет, конечно, ты самостоятельна в своих поступках и намерениях.

– И мама не запретит?

– И мама.

– Здорово! А можно я друзей покатаю на этом автомобиле?

– Ну конечно, можно, это же твой автомобиль – мой дар тебе, и ты в праве делать с ним все, что захочешь сама. У меня не спрашивать.

– Как интересно… А если я захочу поехать на море?

– Да, ты это вправе сделать.

– А если захочу поехать в ночной клуб и танцевать там до утра?

– Ты свободна – я не смогу тебе запретить.

– А если мне вздумается посадить друзей и поехать подразнить полицию, за нами будет погоня, и мы станем удирать от стражей, нарушая все запреты и правила, – и так тоже можно?

Молчание.

– А если я захочу ограбить банк, используя этот быстрый автомобиль в своих приступных целях? – не унимался искушающий дух.

– Я очень расстроюсь, но это будет твой выбор, и я не смогу тебе запретить, – отвечал отец.

– Ну, а если я захочу разогнаться и со всей скорости махнуть с моста? И это ты мне тоже не запретишь?

– Это мой дар тебе, и ты вправе делать с ним, что тебе угодно, – ты свободный человек. Но мне будет очень больно, если ты вдруг захочешь распорядиться своей свободой в сторону зла и разрушения. Но запретить я тебе не смогу.

– Почему?

– Потому что я люблю тебя.

– Разве любовь дает абсолютную свободу?

– Да, любовь – это и есть свобода.

– Я хочу это проверить.

После этих слов Таня прыгнула в свой подаренный отцом автомобиль: современный, дорогой, красивый – и помчалась на всех порах по городским улицам, нарушая все правила и запреты.

За ней погоня. Вертолеты, полицейские автомобили с мигалками…

Таня гонит по улицам, обгоняя транспорт. Проезжает с невероятной скоростью перекрестки на красный свет. Погоня преследует ее.

Вот разворот на 180° – выезд на газон. На другую улицу. Хвост преследования сброшен, и вновь спорткар набирает сумасшедшую скорость. Таня проходит испытание на прочность. И вот она вылетает на широкую трассу, выжимает все силы, всю скорость из подаренного отцом спортивного авто, гонит немыслимо, обезумев от свободы. Она кричит: «Свобода! Свобода! Я теперь свободна! Никто меня не может остановить. Я теперь как птица, как Бог свободна. Абсолютно, бесповоротно, безгранично. Я бог! Я бог! Я бог! Я все могу!» И мчится, обезумев, навстречу солнцу, к свободе.

Впереди мост, а на мосту посередине дороги сидит маленький котенок. Таня резко поворачивает руль, чтобы не раздавить его колесами автомобиля, – и срывается вниз с моста сквозь бетонные ограждения.

Авто врывается в массы воды. Вода начинает заполнять салон – машина уходит ко дну. Таня с трудом выбивает стекло и выбирается из тонущего автомобиля. Воздуха в легких не хватает, она видит проблески света через толщу воды. Нужно плыть. Нужно плыть, нужно жить. Таня загребает руками воду, стремится подняться вверх, но плотная масса сдавливает и не дает выбраться из воды, к людям, к маме и папе. Таня чувствует, что сил у нее больше нет. И вдруг, в момент полной безысходности, какая-то сила поднимает девушку наверх, чьи-то руки вырывают из бездны. Таня жадно вдыхает воздух, видит небо, видит отца рядом собой.

– Папа, мне страшно. Папа. Папочка, ты меня спас. Спасибо тебе. Прости меня, я больше так не буду. – Большой раскидистый дуб на берегу протягивает свои корни, помогает Тане выбраться из воды. И вот девушка на берегу. Спасена. Она чувствует землю. Оглядывается, а отца рядом нет – большая воронка засасывает его, накрывает волной, и отец пропадает в толще воды.

– Папа! Папа! Папочка, вернись, не оставляй меня. Прости. Прости.

– Прощаю, доченька. Люблю тебя, – слышится шепот из водяной бездны.

«То ли я еще сплю, то ли я уже проснулась», – встревоженное сознание выстукивало сердечным ритмом слова: «Свобода заканчивается там, где исчезает любовь».

Тяжелый ком сдавил сердце молодой женщины. Тата открыла глаза.

Она посмотрела на часы, было еще рано. «Как же мало я проспала, а по ощущениям – целая вечность прошла», – подумала Тата.

Ее тело ломило, то ли от падения с моста во сне, то ли от вчерашней игры. Тревога не отступала. Кошмарный сон оставил неприятное ощущение, холод в душе, горечь. Тата закрыла глаза в надежде уснуть крепким сном: «Что за сон такой мне приснился? Кошмар. Что бы это значило? Свобода. Любовь, – крутилось в голове. – Может, мне что-то отец посылает из того мира? Что-то хочет мне сказать?»

Тата, стала перебирать в памяти моменты свой жизни, когда отец дарил своей дочери подарки. Эти моменты несли свет в душу Таты. Она вспомнила, как отец рано заходил в ее спальню, когда она еще не проснулась, вставал на четвереньки, а в зубах его был пакет. Он подкрадывался к Таниной кровати, клал пакет рядом со спящей дочерью и начинал тихонько лаять: точь-в-точь как собака. А потом мурлыкал как кот. Таня просыпалась с улыбкой, а отец щекотал своей небритой щекой Танин нос. Таня заливалась от смеха. А потом она разворачивала пакет. Ура! Вскакивала от радости с постели, и они с отцом начинали танцевать и прыгать по комнате, взявшись за руки. Отец пищал от радости, смеялся, как будто это ему подарили долгожданный подарок. Как будто это он сам – Таня, его дочь.

Оживив в памяти счастливые моменты своей жизни, Тата почувствовала, как тревога стала спадать с души. И уснула крепким сном.

Любая ночь заканчивается рассветом. Ночь, расстелившая свои непроглядные покрывала на все живое в лесу, засобиралась в путь, чтобы уступить место рассвету. Задалась заря. Утренний свет пробирался сквозь небосклон первыми лучиками – предвестниками восхода солнца, – извещая мир о грядущем дне.

Мир дикой природы начинал умывать свою зелень капельками утренней росы. Таинственные гиганты-деревья нависли над планетой – они протянули кроны к еще не сошедшим с утреннего небосклона звездам, чтобы через них небо могло передать утренний привет земле. Ночной воздух легкой дымкой поднимался навстречу солнцу, собираясь в причудливые пучки света. Солнце начинало пробуждать сознание джунглей от ночных грез: планета из мира сновидений возвращается в прекрасную цветущую реальность – в мир божественных пейзажей, напоминающих взгляду о чистой и первозданной красоте Божественного мира.

С первыми лучами солнца просыпаются жители леса. Просыпается муравейник: насельники его бегут на зарядку, чтобы, напившись росы, начать свой трудовой день – неустанно наводить порядок и чистоту на земном покрове, самом первом этаже планеты. Дикие пчелы, встретив ласковые лучики солнца, начинают свои жужжащие полеты в мир цветов. Просыпаются птицы: хлопают крыльями по тишине утреннего воздуха, пробуждая ото сна жителей зеленого царства. Олень Самбар в неге вынюхивает запахи душистых трав, приготовленные полями ему на завтрак. Тигрица вылизывает у водопада тигренка. Слоны медленно и величаво вышагивают к лазурному озеру, чтобы напиться холодной воды: идут спокойно, осторожно, стараясь не разбудить заспавшихся жителей джунглей своим гигантскими шагами.

Сегодня была особенно тихая ночь. По звериному царству прошел слух о том, что царица улетает из Эдема в большой город. Звери не любили, когда Тата покидала пределы джунглей. Здесь она была в безопасности. Каждый житель в этих местах охранял своего человека, заботился о нем, как о своей жизни. А там – в мире людей – с ней могло произойти все что угодно, любая беда. Даг, конечно, был сильным приматом и мог защитить Тату от недоброжелателей, но все же он оставался животным существом, и что он мог сделать против человеческой изощренной силы технических изобретений – оружия, созданного недобрым человеческим рассудком, чтобы яростнее уничтожать жизнь на планете. Поэтому в отсутствие Таты джунгли замирали в ожидании, как будто боясь своими дикими криками помешать возвращению человека-любви. Джунгли молились Создателю, чтобы с их человеком ничего не случилось.

Тата проснулась. Лучи солнца вкрадчиво пробирались в спальню сквозь пальмовые листья. Тата нежилась в постели. Руки и ноги болели от вчерашней финальной игры со слонами. «Эх, не получилась вчера игра, – подумала Тата, – ну, ничего, в следующем году обязательно победим».

* * *

Каждый год в джунглях проходят «Большие игры». Птицы и звери слетаются в это время к Лазурному озеру на открытие праздничных состязаний. Танцуют, поют, читают стихи, ведут философские диспуты, театры показывают свои постановки. Собираются вместе на капустники, пьют чай, рассказывают забавные истории, смеются и поют хором песни. Звери обсуждают жизнь в царстве, придумывают новые игры, создают новые законы и традиции. После задушевных бесед и научно-философских дискуссий начинается соревновательная часть. Здесь все звери сражаются в спортивных состязаниях. Сначала проходят индивидуальные зачеты: соревнуются в беге, в бросании кокосовых ядер, в лазанье по деревьям, в плаванье, в прыжках с водопадов. Кто громче крикнет «ура!», тоже входит в индивидуальный зачет. После персональной части начинаются командные игры. Они составлены и утверждены на общезверином вече, где из множества подвижных игр, в которые жители джунглей играют в течение года, выбрано десять самых любимых, официально включенных в соревнования «Больших игр». «Гуси-лебеди», «Али-Баба – спаси Муму», «Лапта», «Фишбол – гол в стол» «Баба в ярости. Беги, Форест, убегай», «Двадцать пятый запасной, он не лишний – стой», «Жмурки-Бурки», «Вышибало – Мало – Дало»; «Чай-Чай – выручай – банан – дай»; «Выше неба к звездам прыгай», «Водный змей, в нашей жизни нос держи бодрей». Смысл этих игр заключался в объединении жителей зеленого полуострова. В играх, как в общем хоре, сливались все в единое существо, в один организм. Чтобы почувствовать это единство, каждый житель джунглей представлял свою уникальность, вносил свой вклад, свою неповторимость в общую радость; каждый заявлял о себе как о дорогой для всех, необходимой и любимой части. Хоть игры и были всегда настроены на волну радости и озорного веселья, соревнования задавали тон серьезного отношения к играм. Это были принципиальные игры – жители отдавали все силы на пути к победе в состязаниях: спорили, добивались справедливого судейства, радовались победам и плакали от поражений. Но никогда не обижали друг друга, не швырялись горькими словами, от которых потом было бы больно на душе. Придерживались уважительного тона друг к другу. А если нарушал кто этот дух дружбы и единства, то Тата расстраивалась и делала замечания нарушителям; никто не хотел печалить царицу джунглей, поэтому исправляли свои ошибки, если кто вдруг оступался.

Главной же изюминкой состязаний были соревнования по-волей-по-жизни-болу, или, короче, вобуболу. Вобубольное поле было устроено жителями джунглей в ущелье рядом с поющими водопадами. Поле, где располагалась площадка для игры, окружали ступенчатые сопки. По углам поляны росли четыре больших дерева, раскинувших свои ветви по всему периметру, так что ветви, сцепляясь между собой, образовывали плотный гамак. На ветвях деревьев рассаживались зрители, когда смотрели вобубольные баталии. Бегемотам, слонам, носорогам и всем большим были выделены особые лужайки под деревьями. Спины слонов и бегемотов тоже использовались в качестве зрительных лож: на них взбирались зверьки, которым не досталось места на деревьях.

В этот раз в финальной игре сошлись два непримиримых соперника. Это команда Таты и команда слона Ба. Команду слонов тренировал один из сотрудников врачебной свиты ветеринар Джахар, а в команде Таты и Дага тренером и капитаном была сама Тата, играющая на позиции очень скоростного нападения. Эту встречу команда Таты проиграла, несмотря на подавляющее большинство зрительской поддержки. Может, это было связано с тем, что Тата пребывала не в лучшей форме: все ее мысли последнее время были сконцентрированы на предстоящей поездке в Москву. Команда отрабатывала к соревнованиям новый стиль игры. Много было новых скоростных, не наигранных комбинаций, от этого в игре делалось много ошибок. Тата просила связующего Дага, распределяющего атакующие силы, играть проще, чтобы не ошибаться в атаке. Но Даг очень хотел покрасоваться, поиграть новыми быстрыми комбинациями: он увлекался прострельным пасом и от этого совершал много ошибок, или давал такой пас, что атака просто не успевала на удар или вообще не угадывала направление мяча. Тата делала замечания Дагу, просила играть на команду, но Даг, в быту очень послушный и смиренный, когда заходил на площадку и ощущал взгляды зрителей, слышал восторженный рев, становился упрямым, как осел. И начинал себя вести так, как будто он управляет всей командой, а не Тата. Однажды Тата даже сделала его капитаном команды, не выдержав его упорства, и подчинилась его требованиям, дала почувствовать ответственность за команду. Но Даг стал еще более неуправляем, он так раскомандовался, почуяв власть, стал выдвигать какие-то совсем невероятные требования к игрокам, всех учить жизни, что в ответ на это поведение бизоны, жирафы и крокодилы – игроки команды запротестовали и попросили Тату забрать у Дага капитанскую повязку. С этим Даг смирился быстро, поплакав денек, но все же иногда продолжал показывать свои амбиции и выходил из-под контроля. Вот и в этот раз он занимался самодеятельностью на площадке и не подчинялся установкам Таты, из-за чего их команда в итоге и проиграла.