Текст книги "Паническая атака. Избавиться раз и навсегда!"

Парад вегетативных рефлексов

После открытия И. П. Павловым условного рефлекса его ученики принялись наперебой придумывать разные эксперименты с условными рефлексами, выработанными на тот или иной внутренний орган тела.

Результаты были просто потрясающими! Экспериментаторы настраивали психику животных так, что она вытворяла совершенно фантастические вещи.

Например, они могли обучить собаку рефлекторно (читай: автоматически), в ответ на совершенно отвлечённые сигналы, изменять ритм дыхания, заставлять селезёнку выбрасывать в кровеносное русло большее или меньшее количество крови, добивались изменения перистальтики кишечника и т. д. и т. п.

Но, может быть, самыми поразительными стали условные рефлексы, выработанные на деятельность сердца и сосудов. Вот представьте…

Берут собаку и вводят ей нитроглицерин. Последний, если вводить его на здоровое сердце, должен вызывать учащение сердцебиений и характерное изменение электрокардиограммы (уменьшение зубцов Q, R, S электрокардиограммы, рост зубцов P и T, изменение формы интервала S-T).

Сразу после введения препарата экспериментаторы включали звонок, который должен был стать условным сигналом для сердца собаки. И что вы думаете?

Уже после нескольких таких сочетаний – нитроглицерин плюс звонок, всего лишь один звонок, без всякого нитроглицерина – мог вызывать у этой собаки точно такие же изменения сердечной деятельности!

Представляете: вы звоните в звоночек, а у собаки меняются показатели на электрокардиографе!

У животного выработался специфический вегетативный условный рефлекс на деятельность сердца. Простой гудок, в целом ничем не примечательный, стал действовать точно таким же образом, как и нитроглицерин!

Впрочем, на нитроглицерине экспериментаторы не остановились. Дальше последовала целая серия аналогичных опытов. Собаке вводили строфантин, ацетилхолин и другие вещества, вызывающие уменьшение частоты сердечных сокращений, и параллельно с этим включали, например, метроном – тук-тук, тук-тук.

Какой был результат? После нескольких сочетаний этих «тук-тук» и инъекций соответствующих веществ, замедляющих сердечные сокращения, сердце собаки само по себе, уже без лекарств замедляло свой ритм на один только этот «тук-тук».

Дальше – больше: экспериментаторы стали вводить собакам адреналин (который, как мы с вами уже знаем, увеличивает частоту сердечных сокращений) и включать в этот момент лампочку. Поразительно, но в скором времени одно только включение этой лампочки без введения адреналина производило точно такой же эффект – сердце, словно по команде, увеличивало частоту своих сокращений!

Наконец, учёные дошли и до того, что стали формировать на подопытных животных и сосудистые вегетативные условные рефлексы – сосудосуживающий и сосудорасширяющий!

Поскольку боль вызывает у животного сосудосуживающую реакцию, экспериментаторы, недолго думая, стали причинять собаке боль во время работы обычного звонка. В этом случае сосуды у собаки сжимались, что регистрировалось специальным прибором. Потом экзекуцию с болью прекратили, но продолжали время от времени позвякивать звонком, и каждый раз сосуды животного безропотно суживались! Причём, что характерно, интенсивность этого сжатия сосудов была в среднем значительно выше, чем даже при обычной болевой реакции.

Иными словами, после того как соответствующий сосудистый вегетативный условный рефлекс был сформирован, сосуды экспериментального животного реагировали на условный раздражитель даже с большей интенсивностью, нежели на естественные (безусловные) раздражители!

И это ещё не всё! Аналогичные эксперименты были поставлены на обезьянах, кошках и даже лабораторных крысах! Феноменально, но это факт: работу внутренних органов можно регулировать нейтральными стимулами, которые просто закрепились в качестве таких «триггеров».

Вот что такое механизм вегетативного условного рефлекса – он лежит в основе всех наших «вегетативных приступов» и «панических атак».

Нам кажется, что раз «ничего такого не случилось», то наш организм просто не может броситься в пляс. Но в том-то и дело, что вам достаточно было двух-трёх случаев, когда повод для формирования условного рефлекса панической атаки у вас был (причём вы, возможно, этого даже не заметили).

И потом паническая атака будет возникать у вас «на ровном месте», в ответ на совершенно незначительные стимулы: на какие-то ваши мысли и даже мыслишки, на едва заметные ощущения и чувства, на абсолютно любые внешние раздражители!

Работа сердца, равно как и любого другого органа нашего тела, регулируется вегетативной нервной системой. А сама она – вегетативная нервная система – это часть целостной нервной системы, которая вся функционирует по закону «условного рефлекса». И потому нет ничего странного в том, что у нас может быть выработан условный рефлекс на работу нашего собственного сердца.

Какие-то условные стимулы могут вызывать у нас учащение сердечной деятельности, какие-то, напротив, её замедление. Какие-то будут вести к автоматическому (рефлекторному) повышению артериального давления, какие-то, напротив, к его снижению.

И это, во-первых, абсолютно нормально (так наш организм функционирует – ничего не попишешь), а во-вторых, абсолютно безопасно: если мы не умерли, когда этот вегетативный условный рефлекс у нас вырабатывался, то не умрём и тогда, когда он будет возобновляться.

Случай из психотерапевтической практики
«Рефлекс на машину»

Три месяца назад, когда Алексей находился за рулём своего автомобиля, у него случилась паническая атака – он испугался остановки сердца и смерти. В ужасе молодой человек бегал за скорой помощью, что в целом очень характерно для людей, страдающих от вегетативных дисфункций.

«Нормальные» сердечники так себя, разумеется, не ведут – им здоровье не позволяет.

Достаточно быстро у Алексея сформировался страх сердечного приступа, причём именно в связи с автомобилем – можно сказать, выработался «условный рефлекс» по И. П. Павлову. Алексей реагировал сердцебиением на один только внешний вид своего автомобиля. Если же оказывался в пробке, то паника и вовсе была неизбежна.

При этом врач скорой помощи, который первым пришёл Алексею на помощь, его успокоил: мол, не сердце у тебя, парень, не волнуйся. Врач в поликлинике объяснил случившееся межребёрной невралгией – тоже, мягко говоря, не смертельный диагноз. Но убеждения не подействовали.

Когда Алексей в следующий раз сел за руль, паническая атака повторилась. И тут уже он добился госпитализации в кардиологическое отделение, но диагноз «остеохондроз» (та же самая, надо сказать, межрёберная невралгия) не успокоил Алексея. Далее последовали новые обращения к врачам, санаторий…

Чем же можно объяснить эти странные панические приступы? Со здоровьем у молодого человека, разумеется, всё в порядке. Он так настойчиво обследовался… А всё же – приступы, паника, страх смерти.

Оказывается, что незадолго до первого приступа Алексей расстался со своей девушкой. Алексей – домосед, а девушка оказалась большой любительницей тусовок и весёлого времяпрепровождения. Так что правда в том, что не он расстался с девушкой, а она его бросила.

Как, в своё время, и его родители, которые отказались от мальчика, когда ему было всего три месяца. После Алексей воспитывался бабушкой. И можно себе представить, насколько болезненным становится для юноши расставание с любимой девушкой, если учесть, что он всегда жил с подсознательным ощущением, что он не нужен даже самым близким людям – своим собственным родителям.

И вот этот толчок. А дальше невроз начинает свою игру…

Ко всему прочему, Алексей и работой своей не слишком доволен. Причём, надо заметить, на работу ему нужно добираться именно на машине, да ещё отправляют в разъезды. И вот благодаря приступам он получает свой долгожданный «больничный»…

Теперь он может «с чистой совестью» не ездить на работу, и более того, он даже освобождён он необходимости устраивать свою личную жизнь! А Алексей и не хочет её устраивать, боится. Его пугает возможность нового предательства. Как там поётся в песне? «Если у вас нету тёти»… Вот именно.

Таким образом, Алексей стал погружаться в болезнь, развивая свои странные идеи о том, что автомобиль как-то может повлиять на деятельность его сердечно-сосудистой системы.

Для Алексея стало большим удивлением, когда он осознал надуманность и даже смехотворность своих страхов (смех и самоирония в данном случае – это вообще лучшее лекарство). Но главное, что он осознал в процессе терапии, – это то, что подобный «нырок» в болезнь может иметь для него страшные последствия. Потому что уйти от проблем можно, спрятаться в тени «болезни» легко, но это только уход, а не решение.

Проблемы остаются – и личную жизнь надо устраивать, и профессионально надо расти, раз есть соответствующие амбиции. И всё это возможно, потому что на самом деле он здоров. Ну а страх?.. Страх – это только эмоциональная реакция, которой можно позволить взять над тобой верх, а можно и не позволять. И это твой личный ответственный выбор.

Доминанта дел сердечных

В своих книгах я часто рассказываю не только об Иване Петровиче Павлове и его «динамических стереотипах» (сложных условных рефлексах), но и о выдающемся открытии нашего соотечественника Алексея Алексеевича Ухтомского, которое он назвал «принципом доминанты».

Принцип доминанты – это столь же фундаментальный механизм работы мозга, благодаря которому мы можем собирать, так сказать, всю свою психику в единый кулак.

Нейрофизиологическая доминанта – господствующий очаг возбуждения в головном мозге, который способен все прочие, конкурирующие очаги возбуждения, которых в мозге всегда тьма тьмущая, не только подавить, но ещё и забрать их силу себе.

Поймите: если у вас есть время ныть и жаловаться – значит, у вас найдётся время и что-то сделать с этим.

Энтони де Анджело

Передавая своё возбуждение господствующему центру, эти прочие центры возбуждения усиливают работу доминантного очага. Согласитесь, что это очень разумно! Зачем делать десять дел сразу без полной самоотдачи, когда можно все силы собрать воедино и сначала сделать одно дело как следует, затем другое и так дальше.

Так, общими усилиями – дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку, жучка за внучку да мышка в придачу – вытащили репку, счастье есть!

Как только задача решена, господствовавшая до этого момента доминанта оставляет свой пост новой «властительнице». Можно переходить к следующей задаче…

Действительно, принцип доминанты – это прекрасное изобретение природы. Представьте себе головной мозг – это же целая вселенная! Сколько разнообразных, зачастую разнонаправленных процессов протекает в нём одновременно, сколько из них хотели бы реализовать себя на практике.

Но порядок во всём этом хаосе – поразительный: бесчисленные возбуждения благодаря способности мозга к образованию доминанты сводятся, концентрируются, оптимизируются и направляются на служение единой цели и достижение результата.

Замечательно, любо-дорого посмотреть! Однако, как мы уже неоднократно убеждались, человек обладает удивительной способностью использовать себе же во вред все свои способности…

Доминанта – это как раз тот случай, а панические атаки – случай и вовсе клинический.

Итак, как же работает принцип доминанты у человека, страдающего паническими атаками и научившегося переживать вегетативный приступ? К великому сожалению, здесь множество вариантов.

Во-первых, после того как мы концентрируемся на своём, например, сердцебиении, происходит отчётливое учащение его сокращений.

Это подметил ещё наш замечательный писатель и доктор Антон Павлович Чехов. Он сформулировал в дневнике такую самоинструкцию: «Вовсе не думать или думать пореже о недугах. Ведь стоит только обратить внимание на своё сердце, прислушаться к нему, чтобы пульс стал быстрее на 10–15 ударов».

Почему это происходит? Срабатывает принцип доминанты. Когда мы фиксируемся на своем сердцебиении, вся сила нашего нервного возбуждения переходит на зоны мозга, ответственные за работу сердца. Вот оно и начинает колотиться сильнее.

Сердце, работу которого мы заметили, словно бы выражает нам своё расположение: «Я тут! Я работаю! Я хороший работник! Смотри, как я умею! Всё для тебя! Приходи ещё, милости просим!»

Во-вторых, страх с большим успехом использует все возможности, предоставляемые ему принципом доминанты.

Если мы испугались, значит в нашем мозгу уже работает очаг возбуждения – центр страха. Дальше дело за малым – начинает работать принцип доминанты, и она сгоняет в этот центр всё нервное возбуждение нашего мозга.

Если мы, испытывая страх, внимательно приглядимся к собственным мыслям, то заметим, как все они послушно склоняются в соответствующую сторону: опасность начинает казаться нам чрезвычайной, ситуация – почти безысходной, а риск – смертельным.

Всё, о чём мы можем думать, испытывая страх, так это только об одной конкретной опасности. В целом мы могли бы, наверное, избрать себе любые опасности для самодраматизации, но какой конкретный страх воспользовался принципом доминанты – тому и тапки.

Когда боги хотят наказать нас, они исполняют наши молитвы.

Оскар Уайльд

Наши собственные мысли послушно нагнетают обстановку, следуя тому направлению дум, которое задал в нашем мозге конкретный центр страха, ставший доминантным в этот момент времени. Через паузу мы уже будем бояться чего-то другого, а затем третьего, и другие мысли побегут у нас из пугающего прошлого в ужасающее будущее. Но пока пирует тот страх, который смог стать доминантным.

И, конечно, все наши действия будут строго детерминированы данной господствующей эмоцией: мы будем пытаться избежать встречи с пугающими нас обстоятельствами и предпринимать все возможные меры, только бы хоть как-то защитить себя от данной-конкретной «беды», доминантно втемяшившейся нам в голову именно сейчас.

В-третьих, сама «паническая атака» представляет собой наиярчайшую демонстрацию работы принципа доминанты.

После того как мы озаботились своим физическим состоянием, вся наша жизнь словно бы сворачивается, словно в чёрную дыру, до одной-единственной мысли – нашего страха, чувства соматического дискомфорта, переживания за здоровье.

Можно прямо видеть, как происходит это доминантное стягивание: сначала какое-то непонятное чувство беспокойства, потом одна мысль, вторая – «Что со мной?!», «Опять начинается!», «Что же это такое со мной происходит?!», «Я умираю?!»

Мы уже больше ни о чём не помним и не думаем в этот момент: ни о своих близких, ни о проблемах на работе, ни о планах, которые у нас были. Всё смыкается в одной точке: «Только бы не умереть!»

А если мы и вспомним о ком-то или о чём-то, то лишь в этом, паническом, ключе: мол, там кто-то говорил о болезни – «Не мог он меня заразить?», там нас ждут – «Нет, как я пойду?!» и т. п.

Принцип доминанты работает, а потому, к чему бы ни притронулось наше внимание в момент панической атаки, всё это будет пропущено через призму этого нашего ужаса.

Мы увидим, что близким наплевать на наше состояние… «Как же на них рассчитывать?!», «Как они мне помогут?!», «Почему они не могут понять, что мне плохо?!» Работа кажется нам в этот момент путём в могилу: это они нас довели, нагрузки, а я болею!

Даже если нам скажет кто-то в этот момент: мол, не волнуйся, тебе надо просто отдохнуть, – мы не подумаем, не вспомним, как нам хорошо отдыхалось когда-то. Нет, мы придём в ужас, подумав о том, что в отпуске не будет рядом ни знакомых врачей, ни лекарств, ничего…

Что ж, доминанта – мощнейший инструмент, который, к сожалению, чаще там, где не надо, а не там, где следовало бы. Вот если бы этот принцип работал так же хорошо, когда нам надо сконцентрироваться на работе, здоровом образе жизни, каких-то полезных вещах…

Но нет, ведь мощность доминанты определяется тем, вовлечена ли в её производство наша подкорка с её эмоциями, тем самым страхом, или нет. Рационально образованные доминанты, стартующие от префронтальной коры, просто не могут пробиться к подкорковым структурам и захватить наш мозг целиком.

В общем, нам ничего не остаётся, кроме как научиться «объезжать» доминанты своего страха.

Случай из психотерапевтической практики
«Машинка для подъёма давления!»

Антонина была учительницей английского языка, по крайней мере до тех пор, пока ещё могла выходить из дома. Но к моменту нашей с ней встречи в Клинике неврозов, кстати сказать, имени академика И. П. Павлова, эта 56-летняя женщина не совершала подобных смелых вылазок уже без малого 15 лет!

Исключения составляли только совместные выдвижения из квартиры под руку с собственным мужем, да и то лишь в совершенно исключительных случаях. Вообще же стаж её невроза был почти рекордным – 32 года!

Обычно к этому возрасту – 50–55 лет – дистония, если она у человека и была, проходит сама собой: как только у человека начинают развиваться настоящие болезни сердечно-сосудистой системы, различные вегетативные проявления страха благополучно «раскланиваются» и элегантно «ретируются».

Это, кстати сказать, весьма примечательное явление: человек, который страдал неврозом сердца 20, а то и 30 лет кряду, переживал по поводу любого самого незначительного изменения артериального давления, частоты пульса и т. п., а получив уже полноценный диагноз от кардиолога, вдруг совершенно перестаёт уделять своему здоровью внимание.

Теперь у него и давление артериальное действительно скачет как угорелое, и сердце сбивается через раз, и настоящие ишемические боли появляются, которые фактически ограничивают его активность, а ему ну хоть бы хны, не страшно.

Впрочем, удивляться тут нечему: человек, страдающий паническими атаками, боится появления у себя тех или иных симптомов телесного недомогания, а нормальному больному бояться нечего – они появляются сами, без приглашения, звать их не надо. И вот страх проходит – больше бояться нечего, всё уже и так есть, можно расслабиться. Но сейчас речь не об этом…

Итак, Антонина. Главным симптомом её вегетососудистой дистонии были приступы повышенного артериального давления. Оно на самом деле у неё поднималось эпизодами и не до смертельных цифр – в пределах от 140/90 до 160/100 мм ртутного столба, что она как-то по-особенному чувствовала.

При этом больше всего Антонина боялась поездок в метро. Именно в метро у неё случился тот панический приступ, после которого она наотрез отказалась выходить из дома.

Как метро влияет на артериальное давление крови в сосудах – это загадка. Но у Антонины и на это было объяснение: мол, при спуске на эскалаторе возникает некий «перепад давления», который и приводит к повышению давления артериального.

Глупо умирать из страха перед смертью.

Сенека

Разумеется, и доли здравого смысла в этих рассуждениях не было. Но вот в убеждённости Антонины, что метро – это смерть, подобных «долей» было с избытком.

Так что этим видом транспорта она не пользовалась ни при каких обстоятельствах – мол, лучше сразу убейте.

Теперь немного отвлечёмся. Согласно теории условного рефлекса, если человек, находящийся в безопасности, будет испытывать на себе воздействие стимулов, которые вызывают у него страх, то постепенно произойдёт угашение этого условного рефлекса.

Грубо говоря, если меня пугать тем, что меня раньше пугало, но каким-то образом сделать так, что мозг мой пугаться не будет, то нервная связь, которая связывает стимул и реакцию, распадётся, т. е. соответствующий условный рефлекс угаснет.

Если собаку, допустим, прежние хозяева били, то она будет бояться людей. Но если потом она окажется у других хозяев, которые окутают её любовью и заботой, страх животного постепенно сойдёт на нет.

С точки зрения психотерапии это выглядит таким образом. Допустим, человек боится пауков.

• В этом случае мы сначала можем научиться контролировать страх, разглядывая пауков на чёрно-белых иллюстрациях из учебника энтомологии.

• Затем перейти к паукам на цветных картинках из интернета и тоже научиться смотреть на них, не испытывая страха.

• Потом мы можем взять муляж паука и научить человека взаимодействовать с ним без страха.

• И так постепенно настоящий паук перестанет казаться ему таким уж страшным.

Короче говоря, нужно привыкнуть к действию факторов, вызывающих страх, и страх перестанет появляться. В рамках психотерапии есть ещё много разных факторов и нюансов, но общую схему метода «систематической десенсибилизации» я изложил.

Никогда не хватает времени, чтобы сделать хорошо, однако всегда находится время, чтобы переделать заново.

Закон времени по Мексимену

Узнав о том, насколько Антонина боится именно метро, я решил сделать свой «муляж паука» для нашего психотерапевтического занятия. Тогда ещё никаких смартфонов в природе не существовало, поэтому я взял обычный кассетный диктофон и отправился в метро.

В толпе людей, подходящих к метро, я его включил и дальше прошёл весь путь обычного пассажира: вход в холл метро, проход через турникеты, спуск на эскалаторе и т. д.

На магнитную пленку, соответственно, записывалось всё: и шум полного людьми холла, и звук лязгающих турникетов, и жужжание механизмов эскалатора, и гул внизу станции, и свист от подходящего поезда.

Короче говоря, теперь у меня была полная фонограмма «ужаса» Антонины. Единственное, что, поскольку диктофон лежал в кармане, был час пик, давка, да и сами диктофоны были не чета нынешним, звук получился приглушённым, неотчётливым, и я переживал, что моя затея не удастся.

Но как бы там ни было, я решил попробовать. Во время нашей следующей встречи я предложил Антонине прослушать эту запись. Что это за запись, я говорить не стал, просто сказал: «Сейчас наденем наушники и прослушаем».

Антонина посмотрела на меня с некоторым недоверием, надела наушники, и я включил диктофон с этой кассетой.

То, что происходило дальше, даже меня заставило испугаться. Уже через каких-то 10 секунд Антонина вся напряглась, побелела, широко открыла глаза, у неё затряслись руки…

Не понимая, что происходит, я моментально выключил запись, помог ей снять наушники.

– Что случилось? – спросил я.

На что последовал изумительный ответ:

– Это что, машинка для подъёма давления?! – сказала она, показывая трясущимся пальцем на диктофон.

– Нет, конечно! А вы поняли, что вы услышали? – уточнил я.

– Нет, я не понимаю… – Антонина продолжала испуганно и растерянно смотреть то на этот безобидный диктофон, то на меня.

Оказалось, Антонина даже не успела понять, что именно она слышит! Однако её подкорка считала «сигнал», сразу попала в самое яблочко, и более того, тут же, мгновенно воспроизвела всю доминанту вегетативного приступа с ощущением подъёма артериального давления!

То есть я, сам того не понимая, фактически повторил эксперимент из лаборатории академика Павлова с вегетативным условным рефлексом сердца и сосудов. Только в качестве стимула я использовал не лампочки и звонки, а тот условный раздражитель (сигнал), который Антонина выработала у себя давным-давно, самостоятельно, без всякого моего участия, – звук шума в холле метро.

И, конечно, у неё возник не пищевой рефлекс, а привычная для неё реакция вегетативной нервной системы. Звук холла метро был для подкорки Антонины тем условным сигналом, который рефлекторно вызывал у неё подъём артериального давления!

Если бы Антонина поняла, что слышит звуки метро, то можно было бы предположить, что она вспомнила тот ужас, который испытала в момент того своего рокового приступа. Вспомнила бы, представила и испугалась. Но ситуация, очевидно, развивалась другим образом. Антонина ещё не успела понять, что она слышит звуки метро, но её артериальное давление уже стало подниматься. То есть реакция её организма и в самом деле развивалась по принципу элементарного рефлекса, в обход сознания, автоматически, сама собой, как классический вегетативный условный рефлекс!

Вегетативный приступ может возникать у нас по двум причинам:

• потому что мы действительно сильно нервничаем,

• просто под действием особенных для каждого конкретного человека условных стимулов.

Вот почему некоторые думают, что доктор не прав, когда говорит, что, мол, «всё у вас от нервов»!

Как оказывается, для того чтобы запустить вегетативный приступ, вовсе не обязательно нервничать, достаточно выработать у себя соответствующий условный рефлекс. И тогда эти вегетативные приступы будут появляться без всяких «нервов», хотя и по нервным (читай: вегетативным) путям.

Гори, гори ясно, чтобы не погасло!

Итак, «открутим» жизнь Антонины чуть-чуть назад и попробуем восстановить цепь происходивших событий.

Впервые приступы подъёма давления начались у неё в возрасте 24 лет, когда она как раз вышла замуж. Но во время сексуальной близости, которой у них с мужем до брака не было, у неё произошёл приступ вагинизма (специфический невроз, при котором у женщины на фоне страха происходит рефлекторное и очень болезненное сокращение влагалища, а также мышц промежности).

Как следствие, Антонина стала бояться сексуальных контактов и всячески их избегать, ну и пошло-поехало. Причём всё это происходило ещё и на фоне конфликтных отношений в школе, куда она устроилась учителем английского языка.

Школа, где она начала работать, была, как тогда говорили, «блатная», как, впрочем, большинство подобных советских школ «с углублённым преподаванием английского языка». Школьники вели себя совсем не так, как ей представлялось, а старшие «товарищи по цеху» невзлюбили «молодого специалиста» и строили против неё какие-то интриги.

Одно наложилось здесь на другое: начало семейной жизни (что само по себе стресс), сексуальные проблемы, которые вылились в вагинизм, непонимание со стороны мужа, конфликты на работе – с учениками, которые ни в грош не ставили совсем ещё тогда молодую учительницу, и другими преподавателями. Короче говоря, «вагон и маленькая тележка» всяческих неприятностей.

Странно ли, что Антонина стала испытывать сначала какой-то дискомфорт со стороны вегетативной нервной системы, а затем и приступы панических атак? Нет, не странно.

Уже первая паническая атака произошла, когда Антонина ехала на работу в метро после очередной ссоры с мужем. Решив, что у неё какие-то проблемы с сердцем, Антонина пошла к врачу. Тот, недолго думая, поставил ей диагноз «гипертонический вариант ВСД» (этот диагноз ставили, если основным вегетативным симптомом панической атаки является ситуативное повышение артериального давления).

Конечно, Антонина не поняла, что значит это ВСД, но узнала в заковыристом врачебном почерке слово «гипертония».

И именно от гипертонии, как рассказывала ей мать, умер в возрасте 40 лет её – Тони – отец (самой Антонине тогда не было ещё и десяти).

Врач, поставивший Антонине этот «ужасный» диагноз, конечно, не объяснил перепуганной пациентке, что слово «гипертонический» вкупе с ВСД – это просто такая врачебная «примочка», чтобы солиднее звучало, а к гипертонии это не имеет никакого отношения.

Однако Антонина рассудила так: «Мне 24 года, у меня уже гипертония – следовательно, я скоро умру». Но, разумеется, «скорая смерть» запаздывала, и тогда Антонина решила, что, видимо, умрёт, как и её отец, в возрасте 40 лет. Поделиться ей было не с кем, и она просто с ужасом ждала этой роковой даты.

Но и ужас не заставил себя ждать: приступы случались регулярно, а в 40 лет Антонина перестала выходить из дома. Ей пришлось оставить работу, а все её мысли теперь были полностью посвящены смерти. Она должна была вот-вот явиться и сотворить с ней, наконец, своё «чёрное дело», но почему-то запаздывала.

Таково моё мнение, и я его разделяю.

Анри Монье

Когда Антонине нужно было по какой-то крайней причине выйти из дома, у неё было ощущение, что она умрёт и просто на улице. Ну а то, что она умрёт в метро, где у неё и до этого чуть ли не каждый раз случались вегетативные приступы, было для Антонины ясно как белый день.

Почему у Антонины случились её первые приступы – вполне понятно. Она испытывала стресс, но не осознавала его в должной мере. Проблемы она видела вокруг, а не в том, что переживала.

Антонина сосредоточилась на вегетативном компоненте своего стресса, ошибочно принимая его за «смертельную болезнь».

Потом она подумала, что спуск в метро – это некий перепад давления, решила, что атмосферное давление как-то связано с давлением крови в её сосудах (что, конечно, просто игра слов), и перепугалась. На фоне этого испуга её мозг запечатлел все сигналы (раздражители), доходившие до неё в метро (включая конечно, и его весьма характерные звуки). Потому они и стали для неё теми условными стимулами, которые могли теперь вызывать у Антонины подъёмы артериального давления – хотя и не чрезвычайные, но чрезвычайно пугающие.

После того как данный условный рефлекс у Антонины выработался, а вид метро, звук метро стали автоматически – т. е. условно-рефлекторно – вызывать у неё подъём артериального давления, даже страх перестал быть для этого нужным.

Приступы появлялись теперь без дополнительного уведомления: как только какое-то метро – так сразу же и приступ. Доходило и впрямь до смешного, если бы это, конечно, было смешно: Антонина не могла смотреть свой любимый фильм «Я шагаю по Москве», поскольку несколько сцен в нём сняты в метро.

Но вернёмся к настоящему моменту. Кажется, что Антонина фактически обречена быть инвалидом – человеком с ограниченными возможностями. По крайней мере, возможность поехать в метро была у неё совершенно отнята её неврозом.

Но данный вывод, мягко говоря, несколько поспешен. Ведь мы знаем, что И. П. Павлов научился не только вырабатывать условный рефлекс, но и «гасить» его, разрывать возникшую в эксперименте условную связь.

Когда вы формируете у подопытной собаки условный рефлекс, вы делаете это за счёт положительного подкрепления – воздействия условного раздражителя (звук, свет), – вы должны приводить в действие безусловный рефлекс, выдавая животному пищу. Пища – это в случае животного прекрасное подкрепление желаемого поведения, что хорошо знают все, кто когда-либо дрессировал своих домашних собак или даже котов.

Однако, после того как И. П. Павлов переставал подкреплять условный стимул (звук, свет), ситуация начинала медленно, но неуклонно меняться. Стимул постепенно претерпевал обратное превращение: раз от раза свет от лампочки при её включении без подкрепления вызывал всё меньший и меньший эффект.

Если, когда условный рефлекс был создан, в ответ на стимул собака выделяла девять капель слюны, то потом, без предъявления, восемь, семь, шесть, пять, три… Наконец, в какой-то момент этот стимул (свет или звук) снова становился для животного нейтральным, и оно переставало на этот стимул реагировать. То есть лампочка постепенно превращалась в обычную лампочку, а звонок – в звонок. Так-то со стороны, согласитесь, странно, если собака выделяет слюну на лампочку… Всё ли у неё с головой хорошо?..