Текст книги "Яномамо. Вверх по Ориноко"

Последние километры

В поселке Ла-Эсмеральда проживает немногим более трехсот человек. Он занимает стратегически важное положение на Ориноко, поэтому здесь расквартирован гарнизон Национальной гвардии Венесуэлы, имеется взлетно-посадочная полоса с твердым покрытием, способная принять достаточно крупный самолет, а также присутствуют все блага современной цивилизации: электричество и магазины, спутниковые антенны и телевизоры.

Начальная обработка маниока – очищенные клубни вымачивают в воде

Сырая маниоковая масса, извлеченная из плетеного пресса

Фаринья – маниоковая крупа

Жительница Ла-Эсмеральды выпекает касабе из фариньи

Повсюду на земле лежат кристаллы кварца – шестигранные цилиндрики различной длины, компоненты горной породы величественной Серро-Дуида, вертикально возвышающейся сразу же за домиками поселка.

Неожиданно нос к носу сталкиваюсь на главной улице поселка с капитано Сехаля. Оказывается, он приехал в Ла-Эсмеральду из Сехаля с командой мальчишек проводить очередной футбольный матч с местными – у них тут свой мини-чемпионат округи. Изучаю турнирную таблицу, согласно которой лидерами турнира являются футболисты из поселка Сехаль.

Я предлагаю капитано добраться до дома вместе с нами. В нашу лодку набивается человек двадцать сехальцев. Они заполняют все пространство, галдят и суетятся.

Попутно яномамо замечают двух белых цапель, грациозно летящих вдоль берега. Абсолютно все дети, мальчишки и даже девчонки, имитируя стрельбу, кто из лука, кто из ружья, целятся в птиц и громко кричат: «Суп, суп».

Прибываем в Сехаль. Мужчины говорят нам, что вождь общины ушел в лес и его нет в деревне. Яномамо поясняют – на завтра намечена большая охота на тапира. И когда охотники возвратятся с трофеем, будет устроен праздник, и наша команда также сможет присутствовать на нем. Меня заинтриговывает эта информация, и мы остаемся в Сехале ждать завтрашнего дня.

На берегу Ориноко несколько мужчин и женщин ловят рыбу. Для этого они используют нехитрую снасть: несколько метров лески, к одному концу которой привязаны крючок и грузило, складывают на берегу, затем, насадив на крючок земляного червя, леску с силой раскручивают и закидают наживку как можно дальше в воду. Таким незатейливым способом можно поймать лишь мелкую рыбешку. Другой конец лески лежит на пальце рыболова, что позволяет ему ощущать любую, даже самую незначительную поклевку.

Я решаю присоединиться к рыболовам-яномамо, беру свой спиннинг, оснащенный безинерционной катушкой, и подхожу к ним. Для них мое снаряжение невиданная диковина. Индейцы с любопытством молча смотрят на меня. Предложенные им крючки и свинцовые грузила разряжают обстановку. Я интересуюсь, на какую наживку они ловят рыбу.

Один из мужчин с иронической ухмылкой, явно предполагая, что белый не будет копаться в такой гадости, развертывает передо мной пальмовый лист, в котором копошатся два—три червя, с виду совершенно такие же, как и наши российские дождевые.

Яномамо не горят желанием делиться со мной наживкой, поэтому я спрашиваю мужчину, где можно накопать таких же червей. Он с плохо скрываемой издевкой поясняет, что их можно добыть вон там, под тем деревом манго, растущим в отдалении.

Под деревом манго с большой раскидистой кроной влажная почва, усыпанная опавшей прелой листвой. Я, следуя примеру яномамо, срываю широкий пальмовый лист и уже через пару минут кладу на него десяток извивающихся земляных червей.

Вдруг сзади себя слышу шорох. Оказывается, это подходит тот мужчина, сомневавшийся, что я вообще пойду копать червей. Тем более мне приятно видеть на его лице некий налет изумления, когда он оценивает мои старания.

Ну и хитрый же народ яномамо! Оказывается, у рыболовов закончилась наживка, и они, нисколько не смущаясь, стали бесцеремонно пользоваться моими червями. Впрочем, я, в свою очередь, и не возражаю, так как благодаря этому обстоятельству мой авторитет среди них немного возрос.

Мне никак не удается подсечь мелкую рыбешку, которую яномамо таскают одну за одной, и я, забросив рыбалку, сажусь на днище перевернутого каноэ-долбленки, лежащего на берегу, наблюдая за процессом уже со стороны.

Капитано дарит Акселю интересный предмет – палицу – выточенную из очень тяжелой древесины тонкую палку длиной около метра, заостренную с двух концов. С ее помощью мужчины яномамо разрешают между собой споры. Оскорбленный вызывает обидчика на своеобразную дуэль. Согласно кодексу чести яномамо обидчик не может отказаться от вызова, иначе его посчитают трусом. Дуэлянты встают друг против друга. Ответчик, опираясь руками на свою палицу, покорно склоняет голову перед противником. Посчитавший себя оскорбленным наотмашь бьет палицей по голове обидчика. Если тот устоял на ногах, он имеет право осуществить ответный удар. Обмен сокрушительными ударами продолжается до тех пор, пока один из дуэлянтов не упадет на землю.

В таком личностном поединке, позволяющем воинственным яномамо не вовлекать в широкомасштабную вражду всех родственников и друзей спорщиков, всегда много крови, и нередко он заканчивается смертью одного из участников.

Капитано говорит, что сам недавно видел, как на такой дуэли с двух ударов был убит один из спорщиков. У него пошла кровь изо рта и носа, и он умер.

С раннего утра идет затяжной дождь. Яномамо сидят по хижинам и неохотно вылезают наружу, и, похоже, никакой охоты и, соответственно, праздника возвращения охотников с добычей в ближайший день точно не предвидится.

Я вымениваю у одной из женщин на остающиеся у меня рыболовные принадлежности плетеную корзиночку и украшения из бисера и принимаю решение, что мы идем дальше – у нас нет времени ждать, надо возвращаться.

Назад вниз по течению Ориноко наша лодка, уже не обремененная тоннами горючего, которое поглотил наш подвесной мотор за время экспедиции, идет значительно быстрее. В обратном порядке следуют поселки, посещенные нами ранее.

В Сан-Антонио-дель-Ориноко местные жители угощают нас большой вкусной копченой рыбой с маленькими, но крепкими острыми зубами, называемой ими бокон, разновидностью окуня.

Вновь заходим в родную деревню Хильберто. Он хочет забрать с собой своего маленького сына, гостившего у бабушки. Мать Хильберто дает им в дорогу несколько штук только что испеченных касабе.

Пятилетний сын Хильберто с насупившимся видом садится в лодку рядом с незнакомыми белыми дядьками, явно стесняясь и побаиваясь нас одновременно. Он путешествует с ручным попугаем, имеющим красивое ярко-зеленое оперение, сидящим на веточке, лапка птицы привязана к ней веревкой.

Мои намерения наладить дружеский контакт с маленьким пиароа, выражающиеся в попытке погладить его питомца, встречают решительный отпор маленькой ручонки, отстраняющей мою, – нельзя, мой попугай, – мальчишка еще более нахмуривает бровки.

Перед носом нашей лодки, идущей посреди реки, появляется большая стая юрких серебристых рыбок средних размеров. Неожиданно для меня в спокойном и тихом Хильберто просыпается азарт и охотничий инстинкт. Он хватает один из луков и длинную стрелу, полученные нами у яномамо, и оказывается на носу лодки, замирая в напряженной позе, со знанием дела до предела натянув тетиву, целясь в самый центр резвящейся на поверхности воды стаи. Мгновение – и он спускает тетиву. Но рыбки слишком маленькие, чтобы их можно было добыть таким способом. Промах. Зато из-за воцарившейся среди них паники к нам в лодку сама запрыгивает одна из рыбок, пугая попугая и маленького пиароа.

Индейцы баре

В Сан-Фернандо-де-Атабапо, куда мы вновь заходим, чтобы пополнить изрядно поредевший запас продуктов, в магазинчике встречаем супружескую пару индейцев баре – родственников Эктора – его кузину с мужем. Они, точно так же, как и мы, приплыли из своей близлежащей деревни для закупки необходимых им промышленных товаров и продуктов и после недолго разговора приглашают нас к себе в гости. Мы принимаем приглашение.

Примерно через полчаса хода вниз по течению Ориноко сворачиваем в абсолютно незаметную с большой воды живописнейшую протоку. Видимо, в сухой сезон – это всего лишь небольшой ручей. Сейчас же, после продолжительных дождей, уровень воды в нем значительно поднялся, превратив его в полноводную маленькую речушку, над которой сомкнулись кроны деревьев, образовав таинственный изумрудный полумрак.

Несколько сот метров мы медленно следуем по темному коридору джунглей, на берегах речушки не наблюдается никаких признаков человеческой жизни. Однако за очередным ее изгибом виднеется просвет, и вскоре мы замечаем несколько выдолбленных из цельных стволов деревьев длинных узких каноэ, стоящих на приколе.

Деревня индейцев баре состояла из нескольких прямоугольных хижин, полностью построенных из природных материалов, под двускатными крышами, устланными пальмовыми листьями. Они были беспорядочно разбросаны на небольшой площади в центре лесной расчистки. Каждую хижину занимало отдельное семейство.

Жившие здесь баре во многом утратили традиционную культуру, все они ходили в современной одежде и с гордостью утверждали, что исповедуют христианскую религию.

Их хижины окружала большая ухоженная плантация, разбитая на месте вырубленного и сожженного леса, на которой возделывался главным образом горький маниок. Баре также содержали в небольших загончиках свиней и кур.

Угостившись у кузины Эктора супом из петуха, забитого индейцами специально к нашему визиту, мы двинулись дальше в путь.

На следующий день мы благополучно достигли Самариапо.

Утром в день вылета из Пуэрто-Аякучо в Каракас в саду рядом с домом Акселя боковым зрением фиксирую какое-то движение в воздухе – в метре от меня зависло огромное насекомое. Поворачиваюсь, чтобы лучше его рассмотреть, а это колибри. Крохотная птичка держится на одном месте, бешено вращая крылышками, она так быстро ими машет, что их невозможно заметить. Единственное сравнение, которое приходит на ум, – так вращаются лопасти вертолета. Фантастическое зрелище!

Несмотря на то, что я не достиг цели и не смог увидеть жизнь яномамо в шабоно, у меня не было чувства неудовлетворенности, так как я не только прикоснулся к культуре яномамо, но также много увидел и узнал о быте и нравах коренных жителей Ориноко и Окамо. Однако желание вернуться к яномамо, достичь шабоно и осуществить свою мечту у меня осталось. Видимо, все было впереди. Так я вновь оказался на великой реке, когда в 2011 году совершил вторую экспедицию в верховья Ориноко.

Экспедиция длиною в реку

Непредвиденные обстоятельства

В этот раз я прибыл в Венесуэлу не один. Со мной в экспедицию в верховья Ориноко отправились Михаил Резяпкин и Гитис Юодпусис, старые друзья, с ними я был знаком еще с тех времен, когда мы вместе посещали занятия на кафедре этнологии исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, а также Сергей Солодухин, с которым мы не так давно свели дружбу.

Высадившись в аэропорту Каракаса, мы неожиданно выясняем, что часть наших экспедиционных вещей забыли или не успели перегрузить во Франкфурте-на-Майне в самолет, летящий в Венесуэлу. Авиакомпания обещает привезти их в гостиницу только на следующий день, после прилета очередного самолета из Европы. Мы вынуждены остаться в Каракасе еще на одни незапланированные сутки.

На следующий день устраиваем себе небольшую экскурсионную программу по Каракасу: посещаем центр города, осматриваем дом-музей Симона Боливара, национального героя Венесуэлы. Боливар был человеком невысокого роста и имел уродливый шрам на лице, оставшийся у него после удара саблей, нанесенного в бою. Очевидно, он сильно комплексовал из-за своих физических недостатков, поэтому на портретах, в угоду уважаемому сеньору, его рост завышали и изображали только в профиль.

Катаемся на новенькой канатной дороге, протянутой поверх бедных кварталов – баррио. Фуникулер, построенный австрийскими специалистами, – социальный проект правительства Венесуэлы, призванный продемонстрировать, что и малоимущие слои населения могут с комфортом добраться до своих жилищ.

Наступает вечер, а наши экспедиционные рюкзаки так никто и не привез. Дозвониться в аэропорт не удается, и мы остаемся в томительном ожидании. Я начинаю нервничать – отсутствие необходимых в дороге вещей исключает старт экспедиции. Хочется надеяться на лучшее, верить, что наши рюкзаки мы получим в самое ближайшее время.

Вид на Каракас

Нервотрепка заканчивается лишь на следующее утро – нам доставляют забытый багаж. Мы сразу едем в аэропорт, к рейсу, который должен вылететь в Пуэрто-Аякучо. Но и тут оказывается не все в порядке – рейс отменен по непонятным причинам, а когда будет очередной, никто вразумительно не отвечает.

Необходимо срочно принимать решение, каким образом мы будем добираться до Пуэрто-Аякучо. Отправляемся на центральный автовокзал в надежде взять билеты на автобус, следующий в столицу штата Амазонас. Однако здесь также сталкиваемся с проблемой – все места раскуплены. Билеты на следующий автобус можно приобрести лишь на послезавтра. Больше ждать невозможно, и мы договариваемся со старым знакомым Хосе, что он отвезет нас на своей машине через полстраны из Каракаса до самого Пуэрто-Аякучо.

Заболоченные льяносы в штате Апуре

Скалы в окрестностях Пуэрто-Аякучо

Незамедлительно отправляемся в дорогу. Едем весь день. За окном автомобиля стремительно меняются ландшафты: проносятся поросшие лесом горы и реки со стремительно текущей водой, ранчо, провинциальные городки и деревни. К концу дня наша экспедиция достигает пустынной местности – людей не видно, вокруг только заболоченные льяносы с редкими пальмами мориче (Mauritia flexuosa), асфальтированная трасса давно превратилась в разбитую пыльную ухабистую грунтовку. Землю накрыла кромешная тьма. После многочасового пути все очень устали. Хосе нервничает, его беспокоит, что мы слишком заметная цель для потенциального ограбления. Наконец, мы упираемся в широкую реку – Ориноко. В этом месте расположилась крохотная деревенька Пуэрто-Паэс – опорный пункт паромной переправы через великую реку. Сейчас ночь, паром не ходит и находится на противоположном берегу. Скрючившись, пытаемся заснуть в машине, но нам так и не удается выспаться. Еще в темноте, в четыре часа утра приходит первый паром. Мы загоняем на него машину и переправляемся в штат Амазонас.

Живописный уголок

Одинокая индейская хижина на берегу Ориноко

В скором времени достигаем Пуэрто-Аякучо и в условленном месте встречаемся с Акселем. У него уже давно все подготовлено для старта нашей экспедиции, поэтому, быстро собрав все необходимые вещи, отправляемся в Самариапо на пристань.

Возвращение на Ориноко

У нас вместительная просторная бонго, значительно большая, чем в первую мою экспедицию на Ориноко, легко идущая по речной глади. Как уверяет Аксель, в день на ней возможно преодолевать до двухсот километров. Я полон оптимизма, благодаря маневренности и скорости лодки нам по силам наверстать упущенное время.

Куриары индейцев пиароа

Срез ствола дерева, используемый пиароа для стирки белья

Хижина индейцев куррипако в деревне Киратаре

Весла индейцев куррипако

Солнце садится за горой Япакана

Вечереет – надо подумать о ночлеге

Лагерь экспедиции на песчаном острове посреди Ориноко

Свою лодку мы пришвартовали в небольшой протоке

Приспособление для копчения рыбы и мяса – типичное для Амазонии и Оринокии

Наш ужин

У нас два моториста. Один из них – проверенный надежный Хильберто, другого зовут Андрэс, он также производит впечатление ответственного и компанейского человека.

Первую ночевку устраиваем на живописном песчаном пляже. Гамаки развешиваем под крышей бонго. Ночью начинается дождь, который так и не прекращается утром. Он лишает нас возможности развести костер и приготовить завтрак, поэтому мы решаем свернуть лагерь и отправиться в путь. Перекусить останавливаемся часом позже, когда дождь наконец-то стихает, пришвартовав лодку к каменистому берегу.

Достигаем скалы-острова Кастильито, на ее вершине стоит статуя девы Марии. Осмотрев святилище, следуем дальше и через два часа приходим в Сан-Фернандо-де-Атабапо. И снова накрапывает.

Под затяжным моросящим дождем движемся вверх по Ориноко. В Сан-Фернандо-де-Атабапо и Санта-Барбаре наши документы и вещи дотошно проверяют военные. Вскоре на горизонте возникает гора Япакана, а широкая река постепенно становится уже.

Под горой Япакана продолжается золотая лихорадка. Более того, здесь появились даже незваные старатели из Бразилии и Колумбии. Удивительно, но этот нелегальный лагерь располагается здесь до сих пор. Национальная гвардия Венесуэлы знает о существовании незаконного прииска, но не принимает никаких видимых мер по его закрытию.

По прошествии лет в Сан-Антонио-дель-Ориноко появился небольшой магазин, в котором можно купить минимальный набор хозяйственных товаров. Рядом с одной из хижин на растянутой между деревьями бельевой веревке вместе с футболками и шортами вялятся на солнце две тушки добытого на охоте агути (Dasyprocta aguti). Они выпотрошены, но шкурки с них не сняты. Тушки вывернуты мясом наружу и представляют собой колоритное зрелище.

Через день пути достигаем деревни Киратаре. Здесь проживает около восьмидесяти аравакоязычных индейцев куррипако. Их община вполне современный поселок, состоящий из десяти—пятнадцати прямоугольных хижин под двускатными крышами, устланными пальмовыми листьями или рифленым железом. Несмотря на незначительное число жителей, в Киратаре есть даже своя школа. Мы остаемся ночевать на пологом каменистом берегу реки рядом с деревней.

Мои проводники поясняют, что малярийные комары (Anopheles) – санкуро, как их называют в Венесуэле, – наиболее активны в первый час после захода солнца.

Всю ночь возле лодки плескался речной дельфин (Inia geoffrensis humboldtiana), а утром вблизи нашего лагеря замечаем семейство речных выдр (Pteronura brasiliensis).

В стране разноликих тери

Чтобы избежать повторения ситуации, произошедшей со мной в 2004 году, способной нарушить реализацию задуманных планов, в этот раз я тщательно разработал основной и альтернативный маршруты предстоящей экспедиции.

Основной маршрут складывался следующим образом. Мы должны были, пройдя пороги на Путако, достигнуть предгорий Серра-Парима, древнего горного массива на границе Венесуэлы и Бразилии – района, из которого в XIX веке началось расселение яномамо на земли юга Венесуэлы и севера Бразилии.

Бассейн Путако – одно из тех мест, где яномамо продолжают строить и жить в общинных коммунальных домах – шабоно или шапоно, как их называют сами яномамо, сохраняя традиционный образ жизни. На пути экспедиции должны встречаться как деревни яномамо, тесно контактирующие с внешним миром, так и ведущие замкнутый изолированный образ жизни, что позволит нам провести всестороннее исследование культуры яномамо бассейнов рек Ориноко—Окамо—Путако. Наша команда планирует не только пребывание в одном из шабоно яномамо в глубине их территории, но и пешие переходы по джунглям к другим изолированным шабоно на венесуэльско-бразильской границе.

Высокая плотность расположения шабоно в этом районе теоретически позволяла осуществить эту задумку. Все будет зависеть также от расположенности к нам местных индейцев, наличия необходимого времени и физического состояния членов экспедиции.

В случае возникновения обстоятельств, способных негативно повлиять на прохождение основного маршрута в бассейнах Окамо и Путако, мы, рассчитывая время и возможности, планируем пройти альтернативный путь – отправиться к яномамо общины маракатери на реке Сиапа (Матапири), впадающей в Касикьяре. О том, что яномамо маракетери готовы принять у себя чужаков, Аксель разузнал заранее, еще находясь в Пуэрто-Аякучо.

История маракатери типична для многих индейских общин Амазонии и Оринокии.

Большое шабоно группы иронаси, изолированное от внешнего мира многочисленными порогами, стояло в среднем течении Сиапы (Матапири). Несколько лет назад часть людей иронаси, желая быть ближе к большой реке Касикьяре, соединяющей Риу-Негру и Ориноко, в желании получать промышленные товары от белых покинула родное селение, решив построить свою отдельную деревню. Они основали ее в трех днях пути от шабоно иронаси, ниже непроходимых для лодок порогов на Сиапе (Матапири), дав ей название Маракатери.

Спустя некоторое время Маракатери вновь покинула часть ее жителей, которые отправились жить к яномамо группы мичи-мичи, чье шабоно расположилось в восьми днях пути среди гор и джунглей в верхнем течении Сиапы (Матапири).

Автор книги с яномамо поселка Сехаль

Житель поселка Сехаль

Оценка на местности физического и психологического состояния участников экспедиции, а также необходимого для осуществления пешего перехода времени позволит нам принять решение в пользу более длительного пребывания в общине маракатери или движения к изолированным шабоно иронаси и мичи-мичи.

Территория яномамо начинается на подступах к поселку Тама-Тама, стоящему на берегах Ориноко. Эти отдаленные районы контролирует Национальная гвардия Венесуэлы, без ее специального разрешения верховья Ориноко посетить невозможно. Напротив Тама-Тама в Ориноко впадает Касикьяре, и если у путешественника нет пропуска для посещения Верхнего Ориноко, он может свернуть в Касикьяре. Поэтому в устье Сиапы (Матапири) у маракатери бывает больше пришлых людей, чем на Окамо и Путако. Нам хотелось увидеть жизнь яномамо, в значительно меньшей степени затронутую внешним влиянием. Также было неясно, как далеко в случае пешего перехода мы сможем уйти от устья Сиапы (Матапири). На Окамо я уже был и в целом представлял, как все может сложиться. Таким образом, основной маршрут выглядел более предпочтительным и интересным. Мы стремились на Окамо и Путако.

Старые знакомые – яномамо поселка Сехаль – радуют меня. Как и в 2004 году, они высыпают дружной гурьбой к нашей лодке. У меня есть для них фотографии моей первой экспедиции. Индейцы с удовольствием рассматривают цветные картинки, узнавая на них себя. Мы беседуем с новым капитано. Под навесом у него лежит заготовка будущего лука. Часть женщин деревни ходит с обнаженной грудью, у одной из них лицо раскрашено черной краской, возможно, она соблюдает период траура по умершему родственнику. Многие мужчины носят бусы и браслеты, изготовленные из разноцветного бисера. Приятно видеть, что деревня живет традиционной жизнью.

Но это только внешний антураж. За прошедшие годы в Сехале появилось электричество. Местные аборигены неохотно разрешают нам сделать несколько снимков, говорят, что если мы им дадим немного денег, они специально для нас раскрасятся и наденут перья. Мы не задерживаемся в Сехале, прощаемся с яномамо, договорившись остановиться у них еще раз на обратном пути, и следуем дальше.

Через некоторое время становится отчетливо виден величественный горный массив Серо-Дуида, древние горы-тепуи, поражающие своим фантастическим, каким-то первобытным видом, у подножия которого расположился поселок Ла-Эсмеральда. Ла-Эсмеральда – форпост цивилизации, однако жилые дома поселка представляют собой убогие строения, растянувшиеся более чем на километр вдоль берега реки. Повсюду царят нищета и грязь.

В Ла-Эсмеральде живут представители нескольких индейских групп: яномамо, екуана, банива. Яномамо выделяются среди них, прежде всего, своим внешним видом: мочки ушей проколоты, нижняя губа у мужчин выглядит припухшей – они закладывают за нее табачные листья, свернутые в трубочку, – выделяемый табачный сок тонизирует организм и притупляет чувство голода.

Вид на Серо-Дуида

Впереди Ла-Эсмеральда

Ла-Эсмеральда

Миссия в Ла-Эсмеральде. На переднем плане взлетно-посадочная полоса

В Ла-Эсмеральде нас представляют новому капитано яномамо области рек Окамо и Путако. Антонио Гусман больше не занимает эту должность.

Контролировать обширные пограничные территории, покрытые густыми тропическими лесами, населенные индейцами яномамо, живущими по нормам обычного права, правительство Венесуэлы предпочитает через авторитетного уважаемого человека, выбираемого на собрании делегатов общин яномамо Окамо и Путако, созываемом в миссии Санта-Мария-де-лос-гуаякас.

Лесной исполин

В настоящее время таким избранником является сорокавосьмилетний коренастый мужчина по имени Энрике Лучо. Его вид внушает спокойствие и уверенность. В зоне ответственности Энрике проживают около трех тысяч человек.

Во власти и компетенции Энрике дать нам разрешение на посещение отдаленных шабоно яномамо в верховьях Окамо и Путако. В случае его отказа экспедиция вынуждена будет отправиться на реку Касикьяре, в устье Сиапы (Матапири), где расположена деревня яномамо маракатери. Но для нас это менее интересный вариант.

Энрике хочет получить за свою услугу деньги – пять тысяч боливаров (около тысячи долларов США). Мы не хотим платить ему такие большие деньги и после непродолжительных переговоров сторговываемся с ним на сумме в три тысячи триста боливаров, а также дарим ему подарки: охотничий нож и карманный электрический фонарик. Все остаются довольными.

Для посещения отдаленных притоков Ориноко у границы с Бразилией требуется не только разрешение капитано яномамо, но прежде всего Национальной гвардии Венесуэлы. Если с Энрике мы благополучно уладили все дела, то что нам ответят военные неясно. Наша задача – получить заветный пропуск. Понимая это, Энрике идет вместе с нами к командиру части. После прояснения формальностей и при активном участии капитано мы наконец-то получаем желанное разрешение. Путь на Окамо и Путако открыт!

Как и в 2004 году, решаем идти в шабоно пачобекитери на Путако. К пачобекитери собирается и сам Энрике, решивший воспользоваться удобным случаем, чтобы поддержать свой авторитет лидера и посетить отдаленные общины, до которых непросто добраться. Во встречающихся на пути экспедиции деревнях капитано будет общаться с местными жителями, узнавать об их проблемах и нуждах, представлять нас своему народу, переводить, а также рассказывать об обычаях яномамо.

Ночуем в доме Энрике. Утром после непродолжительных сборов стартуем вверх по Ориноко. Следующую ночевку планируем устроить уже в общине епропотери. Оказывается, Энрике родом из этой деревни.

Через несколько часов входим в Окамо. В ее устье располагается много поселений яномамо, все они, как говорит Энрике, еще десять лет назад представляли собой шабоно – общинное коммунальное жилище, построенное в виде сплошного кругового навеса, наклоненного к центру, с одним или несколькими входами. Сегодня – это общины, в которых несколько прямоугольных хижин располагаются по кругу, образуя внутреннюю центральную площадь поселения, имитируя таким образом лишь форму традиционного шабоно. Делаем остановку в одной из таких деревень.

Для меня интересен следующий факт: местные яномамо употребляют в пищу горький маниок, и у них есть специальное приспособление – плетеный пресс, себукан, как его называют в венесуэльской Амазонии, предназначенное для отжима ядовитого сока из сырой маниоковой массы. Дело в том, что еще несколько десятилетий назад в рацион питания яномамо не входил горький маниок. Этот корнеплод, широко распространенный в Амазонии и Оринокии и являющийся основой питания для большинства индейских групп региона, не культивировался яномамо. Поэтому я делаю вывод, что имеющийся у местных яномамо себукан, скорее всего, был получен ими по торговому обмену со своими ближайшими индейскими соседями, вероятно, екуана. Уж больно он искусно изготовлен, вряд ли люди, недавно знакомые с этим предмет, успели достичь столь высоко совершенства в его изготовлении.

Община шашенаутери стоит напротив католической миссии Санта-Мария-де-лос-гуаякас на другом берегу Окамо. Шашенаутери выбегают посмотреть на пришедших к ним чужаков. Но для нас самих не менее интересен их внешний вид: женщины ходят с открытой грудью, обернув вокруг бедер лишь кусок хлопчатобумажной материи. У многих из них на лицах красной растительной краской нанесены узоры.

В Санта-Мария-де-лос-гуаякас проходит большое собрание яномамо. Здесь на берег вываливает уже целая толпа полуголых индейцев. Несколько пожилых мужчин одеты в красные набедренные повязки, носят украшения из перьев и шкур обезьян.

Временное укрытие яномамо

Лагерь в лесу

Так и не успев достигнуть за световой день поселения епропотери, на ночевку останавливаемся на небольшой песчаной отмели на Окамо. Из расположенной по соседству деревни яномамо всю ночь доносится протяжное заунывное пение.

«Утром завтракали жареной рыбой и вареными яйцами игуаны. Яйца варились полчаса, но несмотря на это оставались мягкими и внутри, и снаружи. Яйца рептилий в отличие от птичьих покрыты не скорлупой, а пленкой. Чтобы съесть такое яйцо, нужно аккуратно во рту раздавить его языком, высосать содержимое „пакетика“ и выплюнуть пустую пленку. Процедура противная, но голод – не тетка. Потом мы с Гитисом пересели в долбленку и вместе с вождем и парнем яномама отделились от коллектива и поплыли вперед, чтобы порыбачить. Закончилось все тем, что мы доплыли до ближайшей деревни, и вождь пошел общаться с местными жителями, оставив нас в лодке. Когда он вернулся, начался сильный ливень, нам пришлось причалить к отвесному берегу, чтобы как-то укрыться от воды под кронами деревьев. Я разделся и спрятал одежду в рюкзак, чтобы потом одеть сухое. Подошла наша большая лодка и спасла нас». (Из полевого дневника Михаила Резяпкина.)

Я хочу снять на видеокамеру молодого мужчину яномамо из общины пачобекитери, гостившего в миссии и теперь на нашей попутной лодке возвращающегося обратно к себе в деревню. Увидев направленную на него видеокамеру, он гневно нахмурил брови и угрожающими жестами недвусмысленно дал понять, что его снимать нельзя. Ничего себе реакция! Тогда я предлагаю ему подержать видеокамеру в руках, посмотреть на окружающий мир через видоискатель. Ему нравятся новые впечатления, и внезапно возникшее напряжение спадает. Но как тогда отреагируют на съемку его соплеменники пачобекитери и яномамо из других деревень, которые мы планируем посетить?

У меня есть несколько фотографий яномамо общины епропотери, сделанных в 2004 году. Я их взял с собой, чтобы порадовать воспоминаниями старых знакомых, но Энрике рассудил иначе. Он сказал, что его люди очень боятся увидеть на фотографии умершего человека. Согласно представлениям яномамо душа покойного должна покинуть этот мир навсегда и не докучать больше живым родственникам. Встреча с не обретшей покой душой равносильна контакту со злым духом и не сулит ничего хорошего. Поэтому все мои снимки Энрике деликатно оставил в своем доме в Ла-Эсмеральде – на них он разглядел умерших епропотери.