Текст книги "На заре бодибилдинга. Юджин Сэндоу и его система"

Для нас важно то, что в 1885 году, после разорения цирка, он оказался в Брюсселе и находился в очень стесненном финансовом положении. Там, в 1886 году и произошла встреча, которая стала для Фридриха Мюллера поистине судьбоносной. Впрочем, не менее важной была она и для Луи Дурлахера, известного атлета, тренера, владельца спортивного зала, выступавшего под псевдонимом Профессор Аттила. В книге Мерсера Адама она описывается так:

«Профессор Аттила в то время, о котором мы пишем, руководил гимнастической школой в Брюсселе. Знакомство Сэндоу с этим опытным инструктором по физическому воспитанию произошло благодаря энтузиазму некоторых учеников Аттилы, которые заметили молодого прусского борца, входящего в кафе напротив спортзала, когда они сами получали урок. Сэндоу побудили его нетерпеливые друзья, знавшие его навыки, познакомиться с „профессором“, продемонстрировав некоторые из наиболее замечательных подвигов, которые они знали от него. Демонстрация вызвала удивление Аттилы, поскольку он обнаружил, что юноша не только превосходил всех его учеников по ловкости и силе, но и мог делать многие вещи, которые сам мастер был не в состоянии выполнить. С другой стороны, партнерство, выросшее из этой случайной встречи, было, пока оно длилось, полезным Сэндоу, поскольку последний кое-что узнал от эксперта, что впоследствии было добавлено к его собственному репертуару. Вместе они нанесли профессиональные визиты в Роттердам, Антверпен и другие близлежащие города, а затем вернулись со скромными заработками в Брюссель. Они также нашли в Лейдене среди студентов университета заинтересованных и хорошо оплачиваемых учеников, которым спортсмены какое-то время давали уроки».

Сохранились интереснейшие записки Профессора Аттилы, находящиеся в крупнейшем исследовательском центре Техасского Университета в Остине – центре физической культуры им. Старка. Их можно изучить в оцифрованном виде на сайте центра по адресу: http://www.starkcenter.org/project/professor-attilas-scrapbook/. Они представляют собой альбом из ста сорока шести страниц с большим количеством журнальных и газетных вырезок, рисунков и заметок. Записки являются важным, практически единственным источником информации о ранних совместных выступлениях Аттилы и Сэндоу. Из старых вырезок можно понять, что выступления Сэндоу в то время мало отличались от демонстраций силы другими атлетами. До роскошного, лучшего в мире силового шоу с десятками ассистентов, эффектными номерами, живым оркестром, позированием в лучах прожекторов на вращающемся пьедестале было еще очень далеко.

Рис. 2. Профессор Аттила (настоящее имя – Louis Durlacher, 1844–1925 гг.)

Рис. 3. Скан из записок Профессора Аттилы, посвященный совместным выступлениям Аттилы и Сэндоу

Из воспоминаний и рассказов Дурлахера мы знаем, что их встреча произошла несколько иначе, чем она описана в книге Мерсера Адама. Фридрих пришел в спортивный зал Дурлахера устраиваться на работу уборщиком. Одного взгляда опытного тренера было достаточно, чтобы понять, с каким уникумом он имеет дело. Важно было заняться огранкой этого алмаза. Именно Аттила научил Мюллера системе упражнений с легкими гантелями. Он обучил его работе с тяжелыми весами и множеству силовых трюков, которые он либо придумал сам, либо узнал у великого циркового артиста Феличе Наполи, с которым работал в юности. В то же время, в 1887 году появляется и сценический псевдоним. Мюллер, по совету Профессора Аттилы, берет новое имя – Юджин (Eugen) и девичью фамилию матери, вероятно, имеющей русские корни, и переделывает ее на английский лад – Sandow.

Фридрих Вильгельм Мюллер исчезает навсегда – рождается Юджин Сэндоу (Eugen Sandow, англ.)

Союз с Аттилой был выгоден для обоих. Это был сплав молодости и опыта. Сорокадвухлетний, темноволосый, смуглый и коренастый мужчина с сильным, но не самым эстетичным телосложением и девятнадцатилетний голубоглазый, светловолосый и кудрявый юноша с фигурой молодого полубога создавали разительный контраст. Современники отмечали удивительную белизну кожи молодого атлета и почти иконописную красоту, женственность и мягкость черт лица. Это сочетание несочетаемого – стройной, мужественной, мускулистой и очень пропорциональной фигуры с ангельским лицом во многом стали ключом к огромной популярности Сэндоу. Скорее всего, именно Аттиле пришла идея превратить тело Сэндоу в полное подобие ожившей греческой статуи. Отсюда и подробные измерения пропорций скульптур, и интерес к греческим канонам красоты. Откуда возник этот интерес? О каких идеалах древнегреческой красоты идет речь? Давайте мысленно перенесемся в то время, семидесятые-восьмидесятые годы девятнадцатого века. Представления о красоте и здоровье были совершенно иными, чем сегодня. Многие врачи той эпохи искренне считали полноту признаком здоровья. И в социуме быть полным, дородным зачастую являлось признаком преуспевания. Это значило, что человек может позволить себе полноценно и много питаться, у него достаточно денег, чтобы не ограничивать себя в еде. Такой типаж Дюма-отца, жовиального толстяка, был весьма распространен в Европе. В Америке после ужасов Гражданской войны, напротив, процветал дендизм. Культивировалась даже некая феминность мужчины, его частое нахождение в домашнем кругу. Малоподвижный образ жизни считался нормой. Занятия спортом только входили в моду у аристократии и обеспеченных людей. Тем же, кто занимался тяжелым физическим трудом, было не до физкультуры. Атлеты того времени в подавляющем большинстве случаев выступали в цирках и ярмарочных балаганах. Это были крупные, очень сильные от природы люди. Об эстетике их телосложения не было и речи. На старых фотографиях мы можем увидеть слоноподобные фигуры знаменитых силачей той поры – Луи Сира, Франца Беньковского, Ганса Штеера… Трудно представить что-то более далекое от телосложения древнегреческих атлетов. Между тем потребность в новом мужском идеале была остра и в прямом смысле «носилась в воздухе». Можно говорить об определенном кризисе маскулинности, ставшем очевидным на рубеже восьмидесятых-девяностых годов девятнадцатого века. Он был всеобъемлющим, касался многих аспектов мужской идентичности. В том числе и отношения к здоровью, внешнему виду, моделям поведения в обществе, представлений о физической и сексуальной привлекательности. Отсюда и неизбежное в таких случаях обращение к истокам европейской цивилизации, новый всплеск интереса к Античности. Остановимся поподробнее на древнегреческом идеале мужской красоты.

Грекам в своих представлениях о социальной жизни было важно соединение качеств «красивый и добрый» (kalos k’agathos) – фраза, которая часто использовалась для описания аристократов. Эта связь внешности и поведения была основой для оценки характера человека в гармонии с его внешностью, уродливое телосложение означало безобразие в характере, и противоположное предположение было применено к красоте.

В стремлении продемонстрировать идеал kalos k’agathos греки проводили соревнования, очень похожие на шоу современного бодибилдинга, которые должны были определить и наградить спортсмена с наиболее совершенным телосложением. Хотя мало что известно о конкретных критериях оценки, похоже, что мезоморфный тип сложения был наиболее желательным. Мужчинам, чтобы считаться развитыми, было необходимо иметь телосложение с широкими плечами, развитой и выпуклой грудной клеткой, твердой талией, мощными бедрами. Однако древними греками даже для атлетов, которых судили по качеству их телосложения, большое внимание уделялось и характеру спортсмена, потому что развитие хорошего характера считалось главной целью самосовершенствования. Древние греки гордились всесторонним развитием человека, что у спортсменов сопровождалось и красивым телосложением.

Развитие физическое было неотделимо от духовного совершенства и высоких гражданских качеств. Эти мысли античных философов отзывались людям конца девятнадцатого века. Они во многом перекликались с популярными идеями «мускульного христианства», о котором мы подробнее поговорим позже.

Сэндоу, отчасти из-за своих детских итальянских впечатлений, отчасти под сильным влиянием Аттилы, решил превратить свое тело в живое подобие античной статуи. Для этого были выбраны упражнения, которые укрепляли те группы мышц, которые наиболее были развиты у античных атлетов. В первую очередь речь идет о мышцах брюшного пресса и особенно боковых мышцах живота. Также важно было хорошее развитие мышц плечевого пояса, межреберных и зубчатых мышц – при отсутствии чрезмерной гипертрофии грудных. Грудная клетка должна быть широкой, объемной, но при этом мощные пласты грудных мышц должны быть достаточно плоскими. Конечно, Аттила и Сэндоу старались максимально соответствовать древнегреческому канону атлетической красоты. Канон этот, созданный скульптором Поликлетом в пятом веке до н. э., постепенно менялся. У Лисиппа, великого скульптора четвертого века до н. э., он стал более изящным. Тело атлета стало стройнее, ближе к Аполлону, чем к Гераклу. Сэндоу в юности больше тяготел к типу «Апоксиомена» Лисиппа, в зрелые годы – к знаменитым «Дорифору» и «Диадумену» Поликлета. Если мы сравним известную фотографию Сэндоу в позе античного атлета (рис. 4а) и скульптуру «Эфеба из Антикиферы» (рис. 4б), то увидим много общего. Обе фигуры имеют значительное сходство, выражающееся в близком развитии определенных мышечных групп. К ним относятся развитые передние, задние и боковые пучки дельтовидных мышц, мощные широчайшие, формирующие более широкую верхнюю часть туловища и сужающиеся в подчеркнуто развитую талию с рельефными мышцами брюшного пресса. Их грудные мышцы тоже очень похожи. Симметрия является ключевым компонентом красоты и основой обоих идеалов. Хотя есть много близких черт в структуре тела и развитии мускулатуры, некоторая разница также очевидна. Два главных различия видны в развитии бицепса и предплечья. Они возникают как результат разной методики тренировки, поскольку Сэндоу часто использовал медленные и контролируемые движения с концентрацией внимания на этих областях.

Рис. 4, а, б. Слева – одна из самых известных фотографий Сэндоу в образе античного атлета. Справа – «Эфеб из Антикитеры», 340–330 г до н. э., Афины, Национальный музей археологии

Древние греки же не придавали первостепенного значения этим мышечным группам. Следовательно, это привело к тому, что Сэндоу развил более мощные бицепсы и предплечья. В целом, можно согласиться с выводами одной интересной работы, посвященной анализу телосложения Юджина Сэндоу и сравнению его с «греческим идеалом»: «Телосложение Сэндоу почти совершенно отражает идеал Древней Греции с точки зрения художественной формы и фигуры. Сэндоу точно воспроизвел вертикальную симметрию греческих фигур и развил ключевые области, которые явно подчеркнуты греческими художниками. С точки зрения визуального анализа и сравнения телосложения Сэндоу с греческим идеалом, представленным в лучших произведениях древнегреческого искусства, Сэндоу замечательно усовершенствовал режим тренировок, который позволил ему создать такой идеал» (Philomathes, «Eugene Sandow’s „Grecian Ideal“ and the Birth of Modern Body-Building», Kyle Cleveland Loyola University, New Orleans, A Journal of Undergraduate Research vol 2.1, May 2018).

Чрезвычайно интересны наблюдения о телосложении Юджина Сэндоу известного американского стронгмена и бизнесмена Алана Калверта – его большого поклонника, многократно бывавшего на выступлениях великого атлета. В 1932 году он посвятил целую статью своим впечатлениям о позировании Сэндоу и анализу причин его огромного успеха. Вот несколько любопытных отрывков: «Не будет неуважением к нынешнему поколению теноров сказать, что никто из них не принадлежит к классу Карузо; поэтому я не умаляю „мускулистых“ сегодняшних людей, говоря, что ни один из них даже не приближается к Сэндоу – ни по красоте формы, ни по его способности к позированию. Во-первых, у него была почти идеальная фигура. Кости ног, от колена до щиколотки, были немного коротковаты и располагались слишком близко друг к другу. Следовательно, икры его ног были лишены полноты, а ступни были довольно плоскими – расовая черта; очень немногие мужчины в Прибалтике имеют естественное развитие икроножных мышц по сравнению с теми, кто родился ближе к альпийскому региону. Однако Сэндоу был достаточно высоким, чтобы не выглядеть приземистым; его пропорции были почти идеальными; его голова была такой чудесной формы и компактной, что по сравнению с ней плечи казались широкими. Его лицо было действительно красивым. Сейчас вы прекрасно знаете, что красота лица заключается в форме и соразмерности его черт; и что строение лицевых костей определяет форму носа, бровей, челюстей и подбородка. Возможно, вы этого не знаете, но чем лучше выглядит ваше лицо, тем больше у вас шансов обрести красивое тело. Кости определяют пропорции; с определенным типом черепа вы более склонны к тому типу скелета тела, который поддерживает красиво расположенные и развитые мышцы. Есть и другие вещи, которые сделали Сэндоу превосходным в собственном телосложении: его голова почти идеально лежала на плечах; он перенес свой вес из таза на плечи. Это придавало торсу красоту линий; его бедра и икры не имели себе равных по форме – и он знал о внешнем виде тела больше, чем любой мужчина с тех пор. Когда во время его выступления поднимался занавес, на сцене было темно, за исключением ярко освещенного кабинета, в котором стояло что-то, похожее на статую греческого бога. Фигура зашевелилась, ожила и в течение нескольких минут выполняла серию поз, которые не только отображали каждую мышцу тела по очереди, но и давали несравненный набор изображений человеческого тела в лучшем виде. Очевидно, при позировании его идея заключалась в том, чтобы всегда „фотографировать“. Верно! Он подчеркивал одну мышцу за другой, но он никогда не делал одну часть чрезмерно выступающей; и не пренебрегал расположением и гармонией всего остального тела. Возможно, в тот момент он ощущал себя статуей, несмотря на все внимание, которое он уделял публике. Он, казалось, не искал аплодисментов и не останавливался, чтобы на них ответить… Этот человек был настоящим художником, а главное требование к художнику – хороший вкус. Я видел его демонстрации так часто, что знал каждый момент, когда он сменит позу и покажет свое тело в новом ракурсе. „Сильному мужчине“ повезет, если он получит аплодисменты, когда его позирование закончено. Сэндоу мог вызвать бурные похвалы так же, как их вызывал Карузо своими высокими нотами. Десятки мужчин говорили мне, что они ходили на его выступления раз за разом, чтобы увидеть позы Сэндоу, и уезжали, когда он начинал выполнять свои силовые трюки» («Eugen Sandow an appreciation» by Alan Calvert From Klein’s Bell, May/June 1932).

Я бы, пожалуй, закончил это небольшое культурологическое отступление словами доктора Гирина из «Лезвия бритвы» Ивана Ефремова: «…красота – это правильная линия в единстве и борьбе противоположностей, та самая середина между двумя сторонами всякого явления, всякой вещи, которую видели еще древние греки и назвали аристон – наилучшим, считая синонимом этого слова меру, точнее – чувство меры. Я представляю себе эту меру чем-то крайне тонким – лезвием бритвы…» Именно чувство меры до сих пор поражает нас в лучших старых фотографиях Юджина Сэндоу. Эта тончайшая линия между мощью и изяществом, мужественностью и мягкостью, брутальностью Геркулеса Фарнезского и утонченностью, даже изнеженностью Аполлона Бельведерского… Действительно, лезвие бритвы.

Рис. 5, а, б. Слева – скульптура Геркулеса Фарнезского, вид со спины. Римская копия с работы Лисиппа, IV век до н. э. (Национальный художественный музей, Неаполь). Справа – Юджин Сэндоу в позе Геркулеса, вид со спины. Обращает на себя внимание экстремальное развитие длинных мышц спины у обеих фигур.

Возвращение интереса к телесному совершенству древних греков не на уровне отдельных энтузиастов, а на уровне массового сознания стало огромной заслугой Сэндоу. Он на десятилетия вперед задал «золотые стандарты» бодибилдинга. Собственно, и сам термин – Bodybuilding, телостроительство – был предложен им в 1902 году. А в 1904-м вышла и его одноименная книга. Фактически все бодибилдеры «достероидной эры» равнялись на здоровые, гармоничные, пропорциональные тела греческих атлетов. Главные критерии такого телосложения – удивительные симметрия и пропорциональность развития всех мышц тела, их гармония и сбалансированость. А следовательно, и высокая функциональность. Огромную роль в распространении греческого идеала внесло и стремительно развивающееся искусство художественной фотографии. Снимки Юджина Сэндоу в образах античных атлетов и героев стали откровением. Конечно, там был элемент эротизма – они привлекали не только женщин, но и мужчин-гомосексуалов. Но в первую очередь, как отмечалось выше, они стали замечательными художественными произведениями. Ранее фотографии практически обнаженного мужского тела однозначно проходили по разряду эротики, а то и порнографии. Сэндоу удалось не просто легализовать изображения такого рода, но и сделать их мощным инструментом вдохновения и мотивации для людей, стремящихся к физическому совершенству. Попытка некоторых гендерных исследователей провести эти фотографии исключительно «по ведомству» гей-культуры не выдерживает, на мой взгляд, критики. Сексуальная ориентация самого Сэндоу в данном случае не имеет значения – возможно, он был бисексуален. Ему удалось в позднюю Викторианскую эпоху ввести в широкий культурный обиход фотографии обнаженного мужского тела и воссоздать идеал греческой «героический наготы». Плотина ханжества в этом вопросе была прорвана – сотни спортсменов всего мира стали позировать на фотографиях в образах Гераклов, Аполлонов, Дионисов… Уже на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков стало очевидным отличие фотографий героической спортивной мужской фигуры от порнографических «ню». Во многом такого рода разделение определялось и статусом моделей – всемирно знаменитых атлетов, чемпионов по борьбе и поднятию тяжестей. Это касалось и российских спортсменов. Фотографии «а-ля Сэндоу» стали модными. Хорошо известны хрестоматийные фотографии в подобном стиле Георга Луриха, Георга Гаккеншмидта, Петра Крылова. Можно, конечно, при желании и в них найти гомоэротический подтекст. Тут уж все, как говорится, зависит от оптики. В качестве примера приведу интерпретацию известной фотографии Сэндоу «Умирающий парфянин» из статьи Джима Элледжа «Подарок Юджина Сэндоу геям» (Jim Elledge, PhD, is professor of English at Kennesaw State University in Kennasaw, Georgia, «Eugen Sandow’s Gift to Gay Men», 2011):

«Некоторые позы включали подтексты, которые кажутся понятными для определенных мужчин. В „Умирающем парфянине“ (рис. 6), например, некоторые зрители могут увидеть только отважного, но побежденного воина, защищающегося до последнего вздоха. Обнаженный, на земле, ослабленный битвой, он героически погибает. Но он также поднимает свой меч, чтобы произвести эффект, который, поскольку он простирается от его промежности, несомненно, фаллический. Похоже, он предлагает его солдату, который только что победил его в битве (что это – мирное предложение? Инструмент торга?)».

Вот еще пример богатой, гомоэротически окрашенной фантазии исследователя. Речь идет об известной фотографии Сэндоу в образе Геркулеса Фарнезского (рис. 9а): «Акцент на складной драпировке эстетически напоминает классическую скульптуру. Шкура леопарда напоминает классическую мифологическую иконографию. В этом контексте классического искусства нагота Сэндоу выглядит по-мужски героической, о чем свидетельствует название, отсылающее к мифологическому герою Гераклу. Его мускулы источают силу и мужественность. Однако явная объективация тела Сэндоу в виде скульптуры или персонажа включает воображение зрителя. Несмотря на мужественность, портрет не подчеркивает доминирования. Вместо этого в изображении есть тактильные и эротические качества, которые подчиняются желаниям и любопытству зрителя. Волосы Сэндоу мягкие, почти как у барашка. Одна из рук Сандова нежно лежит на чувственной шерсти; его пальцы кажутся волнистыми, лаская его нежную текстуру. Другая его рука находится вне поля зрения, но предположительно опирается на его ягодицы, подразумевая эрогенные зоны вне поля зрения. Наконец, его взгляд направлен прямо вниз на центральную часть его гениталий – его пенис, покрытый заметно большим фиговым листом, что, по-видимому, вызывает любопытство, которое усиливается его фокусировкой в общей композиции» («Eugen Sandow Posing as the Farnese Hercules», John Fraunfelter).

Нет особой нужды комментировать подобные суждения. Предоставлю читателям самим оценить корректность и адекватность таких интерпретаций. Может быть, и вовсе не стоило тратить время на такого рода «исследования» – каждый имеет право на свое видение. Писал же, в конце концов, великий русский философ А. Ф. Лосев о Джоконде так: «„Мона Лиза“ с ее „бесовской улыбочкой“». «Ведь стоит только всмотреться в глаза Джоконды, как можно без труда заметить, что она, собственно говоря, совсем не улыбается. Это не улыбка, но хищная физиономия с холодными глазами и отчетливым знанием беспомощности той жертвы, которой Джоконда хочет овладеть и в которой, кроме слабости, она рассчитывает еще на бессилие перед овладевшим ею скверным чувством». Как верно заметил Паскаль еще в XVII веке: «Во мне, а не в писаниях Монтеня содержится все то, что я в них вычитываю». К сожалению, в последние годы появилась тенденция делать из Сэндоу чуть ли не икону гей-движения того времени. Это абсолютно не соответствует истине – достаточно почитать многочисленные воспоминания, публикации в газетах и журналах того времени, посвященные восприятию его позирования и фотографий. Любопытен отзыв о фотографии Сэндоу известного эссеиста, писателя, знатока Античности Джона Аддингтона Саймондса (1840–1893). В частном письме Брайану Э. Бернсу в 1889 году он предсказывал успех шоумена и атлета: «Сэндоу мог бы заработать колоссальное состояние». Важно, что, будучи гомосексуалом и испытывая открытое сексуальное влечение к молодому стронгмену, он отмечает в первую очередь огромную эстетическую ценность фотографии. Саймондс рассматривает изображение Сэндоу как художественный объект, сравнивая его с высшими достижениями древнегреческих скульпторов:

«Я не берусь описать, что чувствую по поводу красоты этой фотографии. Это не только пробуждает чувство воображения, но и превосходит все произведения искусства, за исключением нескольких фрагментов фидианского периода. И никакая скульптура не вызывает такого непосредственного обращения к человеческим чувствам, которое вызывает это великолепное произведение дышащей мужественности».

Даже у его недоброжелателей и конкурентов, Уильяма Банкира и Йогана-Петера Мюллера, и близко нет одностороннего эротического прочтения снимков Юджина Сэндоу. Такая тенденциозная трактовка в принципе сильно искажает как восприятие образа великого атлета, так и основной посыл, заключенный в его фотографиях, выполненных в духе Античности. Цель этих снимков, которые во множестве мы видим и в книгах Сэндоу, вовсе не в разжигании сексуальных фантазий читателей. Они как бы говорят зрителям: «Посмотрите, как прекрасно может быть человеческое тело! В нем нет ничего низкого и постыдного. Вы тоже можете приблизиться к греческому идеалу, но для этого необходимо приложить усилия…» Справедливости ради надо сказать, что и многие европейские и американские исследователи обращают внимание на подобные перекосы: «Фотография, благодаря своей доступной форме и массовому распространению, оказалась самым мощным средством выражения образа и самобытности Сэндоу. И эти документы о визуальном сходстве между современным спортсменом и богами древности положили начало устойчивой дискуссии, канонизировавшей героическую скульптуру как достижимый идеал. Образ культуриста как мраморной статуи стал прочно укоренившимся, так как модели часто устанавливались на пьедестал или изображались с геркулесовой дубинкой. Прямое подражание классическим моделям стало одним из основных элементов визуального языка физической культуры, а мрамор стал ассоциироваться с архетипом мужественности» (Bryan Burns, «Classicizing Bodies in the Male Photographic Tradition», 2007). Интересны наблюдения и размышления на эту тему выдающегося советского и российского философа, социолога, культуролога И. С. Кона. В своей замечательной, ставшей уже классической, монографии «Мужское тело в истории мировой культуры» 2003 года он пишет: «Атлетическое мужское тело, как и самый спорт, занимает все более заметное место и в массовой культуре. Появившиеся в конце XIX – начале XX века многочисленные французские иллюстрированные спортивные журналы – La Revueathletique (выходил c 1890 года) и La Culture physique (с 1904 года) и их немецкие и англосаксонские аналоги, особенно Physique Pictorial, – провозгласили своей задачей вернуть телу современного мужчины античные пропорции. Популярные атлеты и преподаватели физкультуры часто позируют фотографам в виде классических статуй или рядом с ними. Начинают проводиться также конкурсы мужской красоты, где мужчины выступают почти полностью обнаженными (за исключением гениталий). Победителя парижского конкурса 1905 года Поля Гаске рекламировали как „совершенный тип „Сражающегося гладиатора“ из Лувра“. Немец Людвиг Дурлахер, называвший себя „Профессор Аттила“, не только был знаменитым учителем физкультуры (он говорил, что тренировал русского царя Александра Третьего, греческого короля Георга и английского короля Эдуарда Восьмого), но и давал публичные сеансы поднятия тяжестей в цирках и публичных залах. Его именовали „сильнейшим мужчиной в мире“.

Рис. 6. Юджин Сэндоу в позе „Умирающего парфянина“. Фотография Бенджамина Фалька, 1894 год

Рис. 7, а, б. Великие российско-эстонские атлеты Георг Лурих (слева) и Георг Гаккеншмидт (справа) в позе Геркулеса. Легко заметить очевидное влияние фотографий Сэндоу 1890-х годов.

В 1889 г., победив очередного претендента на это звание, мировой сенсацией стал 22-летний ученик Аттилы Фридрих Вильгельм Мюллер (1867–1925). Выступая в дальнейшем под псевдонимом Эугена Зандова, этот обладатель сильного красивого тела демонстрировал достижения не только в понятии тяжестей, но и в демонстрации игры собственными мускулами. Принимая позы античных статуй, Зандов выступал практически нагим, прикрывая только гениталии. Через несколько лет он стал одним из самых знаменитых и богатых людей в мире. Его образ тиражировали многочисленные фотографы. С Зандова, по сути дела, начинается современный бодибилдинг».

Именно в это время, в последней трети девятнадцатого века, формируется идеология «мускулистой маскулинности».

Идея восстановить греческий идеал совершенного человеческого тела была не нова в девятнадцатом веке. Впервые на практике ее пытался реализовать во Франции в пятидесятые-шестидесятые годы известный профессиональный атлет и тренер Ипполит Триа (Hippolyte Tria, 1813–1881). Жизнь этого человека больше похожа на сюжеты романов Дюма, чем на биографию профессионального силача. Стоит хотя бы в самых общих чертах рассказать о его деятельности и взглядах. Без этого будет сложнее понять тот невероятный, всемирный успех, который позднее выпал на долю Юджина Сэндоу.

Триа родился недалеко от Нима в 1813 году, а затем, в возрасте шести лет, был похищен цыганами. С ними он провел следующие семь лет, выступая в путешествующем передвижном балагане и одеваясь как молодая девушка! Когда он ушел от цыган, то присоединился к труппе странствующих силачей, пока не сломал ногу, героически спасая одну аристократическую даму от понесшей во весь опор лошади.

Чтобы выразить молодому человеку свою благодарность, семья дамы платила ему за то, чтобы он получил хорошее образование в иезуитском колледже Бурго. Он окончил его в двадцать два года. Его учили читать по-французски, по-испански и по-латыни, и, уже заинтересовавшись силой тела и атлетизмом, он получил доступ в обширной библиотеке иезуитской школы к нескольким древним томам, в которых обсуждались методы упражнений древних греков и римлян. Среди известных нам сегодня работ – сочинения Меркуриалиса, Плексотиса, Д’Андри и «Трактат об искусстве акробатики» наставника короля Франциска I.

Когда он покинул школу, то вернулся к выступлениям как силач. Нет сомнений, что он вынес много полезного из всего прочитанного. Теперь он выглядел потрясающе, а его сила была чем-то совершенно необычным. Он «изобрел» устройство с вращающимся шестом, на котором он мог висеть и даже поднимать небольших лошадей (это удивительно похоже на римскую колонну, которую Аттила «изобрел» позже). Он путешествовал по Испании, побывал в Англии и в итоге оказался в Брюсселе, где в 1840 году открыл очень успешную гимназию для обучения других. Эту дату можно назвать днем рождения современного спортивного зала или, если угодно, фитнес-центра.

В 1847 году он переезжает в Париж, где открывает еще более впечатляющий спортивный зал, построенный по принципу греческой палестры, в котором можно было гармонично тренировать и тело, и дух. Вообще, идея воспитания гармонично развитого «идеального гражданина» была краеугольным камнем всех идей и практической деятельности Ипполита Триа. Он вдохновлялся трудами Сэн-Симона и других социалистов-утопистов того времени.

Ученик Триа, писатель Поль Фавель, в 1856 году подробно описал атмосферу спортивного зала, которая кажется почти сюрреалистической. Он описывает огромную сводчатую галерею – «огромный неф собора» с тремя этажами балконов, окружающих огромный тренажерный зал. «Потолок» был перетянут паутиной веревок и трапеций; половину этажа занимали гимнастические снаряды, остальная часть была покрыта огромным деревянным паркетным полом.

Фавель говорит о Триа, появившемся на одном из балконов с телом, напоминающим древнегреческую скульптуру, и силой в три или четыре раза большей, чем у обычного мужчины. Затем он прыгал с балкона, чтобы ухватиться за свободную веревку, свисавшую с потолка, а затем легко раскачивался на высоте пятидесяти футов (пятнадцати метров), пересекая огромное пространство, прежде чем опуститься на пол, где начинал проводить вечерние занятия. Все помещение было освещено встроенными газовыми лампами, а балконы были заполнены известными и состоятельными людьми, пришедшими посмотреть упражнения, как будто в театр или оперу.