Текст книги "Душа оборотня"

Глава 9

Следующие два дня они ходко продвигались по почти прямому руслу реки. Время от времени приставали к берегу, и Невзор самодельной острогой бил рыбу. К исходу второго дня миновали приток Припяти – Птичь. Дальше река делала несколько поворотов, в одном месте попался перекат. Ладьи, идущие сверху, преодолевали быстрину по течению, а им пришлось тащить долбленку берегом, проламываясь сквозь кустарник – вдвоем было никак не выгрести против течения.

Вечером, прикинув пройденный за день путь, Невзор сказал, что скоро слева должна быть речка, впадающая в Припять – Уборть.

– Вот мимо нее нам бы не проскочить. По ней меньше дня пути, и должна быть весь, куда Велена перебралась.

– Ты откуда так дорогу знаешь? – спросил Олег.

– А помнишь десятника, с которым к Киеву плыли, Копыто? Он этими местами с князем Владимиром на ятвагов ходил. Только они левее Припяти шли, на Берестье. Он мне по памяти рассказал, что и как. Сам-то в передовом дозоре шел, все вокруг облазил – берегся князь засады.

– Кто же тогда нас на Днепре подстерег? – задумчиво проговорил ведун. – Что там купец вез – так, мелочь. Ну, не мелочь, конечно: пряности хороших денег стоят, – но чтобы засылать людей в чужую страну перехватить ладью с пряностями? Что-то не очень верится.

– Может, насолил Савва кому в Корсуни? Дорогу перешел, торговлю подорвал.

– Тогда бы на месте разобрались, – не согласился Олег, – нет, что-то тут не то. Помнишь, как его встречали? Знали, что идет, а он – сразу на коня и в город. Не иначе, доложить.

– Пусть его, – равнодушно сказал Невзор, растягиваясь во весь рост, – у него свои дела, а коли все, как ты говоришь, и купец Савва летает высоко, аж с гриднями ладью встречали, то нам в это дело лучше не лезть.

– Он ведь на службу приглашал, – напомнил Середин, – и тебя, и меня.

– Я не пойду. Мне домой надо, Малуша ждет. Надо дом ставить, хозяйство поднимать. В дружину к Чаславу я вернусь, а в чужие края – это уж ты без меня, ежели соберешься.

– Там видно будет, – проворчал Олег, плотнее заворачиваясь в овчину: комары здесь летали стаями, как проголодавшиеся вороны.

Так, под комариный звон, они и заснули.

* * *

Рассвет вставал хмурый, на реке поднялась волна, течение несло вдоль берега ветки, листья, вода была мутная, словно в глинистой луже.

– Видно, в верховьях дожди, – сказал Невзор, – ишь, как река-то вздулась.

Вытолкав лодку из затона, где путешественники ночевали, они, напрягая все силы, выгребли на середину реки. Порывистый ветер захлопал парусом. Долбленка двигалась рывками, одолевая течение, рыскала по курсу. Беспросветные низкие тучи летели по небу, словно табун испуганных коней. Волна билась в борта, захлестывала внутрь, в довершение всего пошел дождь, усиливавшийся с каждой минутой.

– Надо пристать к берегу! – крикнул Середин. – Боюсь, гроза идет. На реке это страшно. Молния может в лодку ударить.

– Просто так не ударит, – возразил Невзор, – Перун просто так стрелой не бьет.

Несколько раз пришлось отворачивать, пропуская плывущие полузатопленные бревна. Дождь усилился, летел сплошной косой пеленой, ветер рвал парус, кренил лодку так, что Олег боялся перевернуться. Сделав возле правого брега поворот, они едва одолели середину реки, как вдруг под налетевшим порывом лопнула одна из боковых растяжек, державших мачту. Мачта наклонилась, мокрый парус обвис, ветер бросил его на Невзора.

– Спускай парус! – прокричал ведун.

– Давай хоть поближе к берегу подойдем. – Невзор пытался связать концы лопнувшей растяжки.

Долбленку развернуло бортом к волне, дождь и ветер нещадно секли лицо, капли били по лицу, точно дробины. Стена дождя окружила лодку, волны бросали ее, как щепку, берег скрылся за водной пеленой, словно они плыли в океане, вдали от земли.

– Спускай парус, мать твою! – заорал Олег, видя, что лодку кренит все сильнее.

Невзор уже и сам увидел, что дело плохо. Быстро отвязав фал, он попытался опустить бьющийся на ветру парус. Мокрая ткань облепила мачту, запуталась в растяжках. Середин крепко держал рулевое весло, правя суденышко носом к волне. Невзор приподнялся в лодке, пытаясь руками сорвать парус. Внезапно он замер, напряженно вглядываясь в стену дождя, повернул к Олегу перекошенное от усилий лицо.

– Прыгай!

– Ты что?

– Прыгай, говорю!

Ветер разорвал на мгновение пелену дождя, и Середин увидел, как по реке несется вал воды, толкая впереди себя сучья, а за гребнем вала река несет что-то темное, занимающее почти половину русла. Присмотревшись, Олег похолодел: река несла сорванный где-то выше по течению плот, составленный из бревен толщиной не меньше двух охватов. С обманчивой медлительностью, вздымаясь и играя на волне, будто клавиши рояля под пальцами музыканта, бревна смертоносной лавиной неслись по реке. Олег успел заметить на середине плота хижину плотогонов. Две-три фигурки метались по пляшущим бревнам. Олег бросил весло и одним движением выскочил из лодки. Краем глаза он успел заметить, как рядом вошло в воду тело Невзора.

Вынырнув, ведун попытался оглядеться. Волны подбрасывали его, словно мячик, вода заливала глаза, ветер сбивал дыхание, забивал рот пеной. Невдалеке показалась голова напарника в неизменной круглой шапке. Бывший дружинник отыскал глазами Середина и, вымахивая саженками, поплыл к нему. Течение отнесло их от залитой лодки, очередная волна подняла на гребень, и Олег увидел, как неуправляемая лавина бревен ударила в лодку, подкинула ее, заваливая на борт. В последний раз мелькнул белый холст паруса, и бревна подмяли долбленку, погребая ее под своей многотонной тяжестью.

– Плыви к берегу, – крикнул, отплевываясь, Невзор.

Середин опустил голову в воду и заработал руками, словно мельница под ураганным ветром. Никогда он так не плавал. Кожаные ремни портупеи намокли, сабля билась на спине, будто живая, кистень, прицепленный к поясу, тянул в сторону, сбивал направление. Волны поднимали его – и тогда он бестолково молотил руками по воздуху, – бросали между валов, и он погружался с головой, глотая мутную воду. С гребня очередной волны Олегу удалось рассмотреть впереди, не дальше пятидесяти метров, берег с темной стеной леса.

– Веду-ун… – донесся сквозь рев ветра и шум падающей с неба и кипящей в реке воды голос Невзора.

Середин оглянулся, и сердце оборвалось. Догнавшие их бревна заняли, казалось, половину неба, нависая над головой и грозя обрушиться вниз, вбить в воду, размазать по дну реки.

– Ныряй! – Невзор ударил рукой по воде. – Ныряй же!

Судорожно вздохнув, Олег нырнул, уходя в грязно-зеленый сумрак. Сознание работало четко, мысли летели, словно вспугнутые пожаром птицы. Если плот в один ряд бревен – это ничего, можно прорваться. А если в два? Он отогнал сдавивший сердце страх и еще энергичнее заработал руками. Внезапно зеленый сумрак сменился полной темнотой, будто он из ярко освещенного помещения шагнул в безлунную, беззвездную ночь. «Бревна накрыли», – похолодел Середин. Он поднял голову, пытаясь разглядеть, где свет пробивается сквозь толщу воды, где заканчивается это поле мертвых стволов, эта лавина, эта нависшая над головой стена.

Что-то ударило его в спину, закружило, вжимая в глубину. Он вывернулся, бешено пытаясь оттолкнуть давящую на него тяжесть. Легкие горели, требовали воздуха, в глазах бились огненные круги. Теряя силы, Середин сумел проплыть еще несколько метров. Уже почти не соображая, думая только о глотке кислорода, он рванулся наверх, стукнулся головой в свод нависших бревен, забился, пытаясь прорваться сквозь их толщу, закричал в отчаянии… В рот хлынула вода, сдавило грудь. Ускользающим сознанием он ощутил, как что-то потащило его, словно рыбу, попавшую на крючок.

К горлу подкатила тошнота, сквозь гул в голове он услышал шум дождя, по лицу били тяжелые капли, что-то шуршало, трещало под ним. Рот наполнился горечью. Олег извернулся, пытаясь нащупать под собой опору. Его вырвало водой, слизь и слезы текли по лицу. Прямо перед глазами были сломанные метелки камыша, примятая осока. Что-то дернуло его за воротник, протянуло вперед. Середин поднял голову. Невзор, ухватив его за куртку, волок через заросли камыша к низкому, заросшему хилым кустарником, берегу. Бывший дружинник шатался от усилий, вода текла с него ручьями, шапку он потерял, и мокрая волчья шерсть облепила голову. Не оглядываясь, он тащил Середина, сильно наклонившись, почти падая вперед. Левая рука висела плетью. Невзор сдавленно рычал, проламывая плечом стену камыша.

Олег уперся в ногами в мягкое илистое дно.

– Стой, стой, Невзор. Я сам.

Тот разжал пальцы и, шатаясь, выпрямился.

– Тяжелый ты, как кабан, – прохрипел он.

Поддерживая друг друга, они выбрались на берег и, ломая ветки кустарника, рухнули на землю. Середина снова вырвало водой. Отплевываясь, он чувствовал, как она булькает в животе. Явно не меньше ведра выпил.

Невзор приподнялся, сел, придерживая правой рукой повисшую без движения левую. Лицо его было бледное, губы подергивались от боли.

– Дай посмотрю, – предложил Олег.

Он ощупал волкодлаку плечо, приподнял руку вверх, вбок. Похоже, перелома не было.

– Могу вправить. Выдержишь?

– Давай.

Середин уперся рукой в грудь Невзора, слегка повернул больную руку и резко дернул на себя. Дружинник застонал, закатил глаза и стал заваливаться на спину. Олег придержал его, помог лечь. Через несколько минут парень пришел в себя, пошевелил пальцами, хмыкнул.

– Ты и впрямь, ведун. Смотри-ка, полегчало.

– Невелика наука вывих вправить. Ты не радуйся раньше времени. Еще день-два рукой владеть не сможешь. – Середин поднялся, оглядывая берег и реку. – Лодку утопили, придется берегом идти. Вот незадача: в самое болото вылезли.

– Все лучше, чем раков кормить, – буркнул Невзор.

– Ты посиди, я пойду слеги срублю. А то из реки выбрались, да как бы в болоте не утопнуть.

Мокрая одежда липла к телу, в сапогах хлюпало. Заболоченная земля чавкала под ногами, от ржавой застоявшейся воды, которую даже дождь не освежил, поднимался гнилой запах разложения. Выбрав две тонкие осины, Олег срубил их саблей, очистил от веток и вернулся на берег.

Вода все прибывала, хотя дождь почти перестал. Плот, утопивший лодку и едва не погубивший их, снесло вниз по течению, и его уже не было видно.

Невзор взял одну слегу, хотел было пойти вперед, но Середин отстранил его.

– Ты давай по моим следам.

Они отошли от берега вглубь. Корявые ели и осины одиноко торчали на островках сухой земли, словно остатки сгоревшего леса. Ведун прыгал с кочки на кочку, ощупывал дорогу шестом; иногда соскальзывая, проваливался по щиколотку, а то и по колено. Невзор угрюмо сопел позади. Кое-где над болотом поднимались испарения, булькала трясина, выпуская пузырьки газа.

Олег давно согрелся, даже вспотел, слега становилась все тяжелее. В одном месте кочка предательски подалась под ногой, и он ухнул в мерзкую жижу по пояс, успев бросить слегу на две кочки. Невзор кинулся было на помощь.

– Не подходи! – крикнул Олег, чувствуя, как трясина вяжет ноги, тянет вниз.

Осторожно, сантиметр за сантиметром, он сместился к ближайшей кочке, выполз на нее, тяжело отдуваясь от усилий. Болото обиженно чвакнуло, выпуская его из объятий.

– Однако пора передохнуть, – заметил Середин.

Справа он увидел группу молодых сосенок, вспомнил, что эти деревья растут на песчаной почве, и стал пробираться к ним. Это оказался небольшой островок, деревья стояли плотной группой, сгрудившись, переплетясь ветвями. Под ногами был мягкий мох, корни сосен утопали в кустах черники. Олег протянул слегу Невзору, помог добраться до островка и без сил привалился спиной к смолистому стволу. Отдышавшись, ведун почувствовал страшный голод – того, купленного в деревне, козленка сейчас он съел бы вместе со шкурой.

День быстро заканчивался, вечер наступал, подгоняемый тучами, что низко повисли над трясиной. Середин пошарил за пазухой, вытащил трут, кремень. Трут промок насквозь, и Олег разложил его на кусте черники. На глаза попались черные спелые ягоды и он стал ползать на коленях, объедая кусты. Невзор присоединился к нему. Кое-как утолив голод, они присели рядом.

Взглянув на Невзора, Олег усмехнулся.

– Что? – не понял тот.

– Губы черные – как есть оборотень.

– Ты не лучше, – буркнул дружинник.

– Ночевать, похоже, здесь придется. Эх, костер бы развести, да трут намок.

– До утра пересидим.

– Если комары не заедят. – Середин сорвал ветку, замахал ею, отпугивая кровопийц. – Откуда они здесь берутся, жрать ведь нечего?!

Ночь накрыла островок, словно вывалила угольную пыль из прохудившегося мешка. Звенели комары, чавкала, хлюпала трясина. По болоту то там, то тут вспыхивали призрачные огоньки. Заухал где-то над головой филин, забил крыльями, сорвавшись с ветки на ночную охоту. Запыхтел где-то неподалеку болотник, хихикнула полевица. Впрочем, эти на острове не страшны. Вот если криксы налетят – тогда труба. Придется до рассвета мечами махать.

– Кстати, спасибо, – сказал Середин, – долг теперь за мной.

– Сочтемся, – сонно ответил Невзор. – Я на твою помощь очень надеюсь. Когда увидел, как ты с перелестником разобрался, так и решил: этот парень мне поможет. Я ведь хотел уйти от вас. Думал, вот на дорогу выйдем – и поминай, как звали. Но, во-первых, ты меня за зверя не посчитал, помощь предложил, а потом эта девка, что с перелестником спуталась… Так что спасибо твое ни к чему.

– Все равно, – не согласился Олег. – Я долги привык отдавать…

– Погоди-ка, – взял его за плечо Невзор, – не чуешь?

– Что?

– Вроде, дымком потянуло.

Середин втянул холодный влажный воздух.

– Может, показалось?

– Нет, и сейчас чую. Должно быть, топь кончается. Селение. А может, охотник костер жжет. Еще мясом пахнет.

– Направление сможешь определить? – Середин сглотнул слюну.

Невзор встал, скрылся в темноте, походил по островку.

– Вроде, вот там, на закате, куда мы и шли. Огня не вижу – или в ямке костер, или в доме печь, – но дымок оттуда тянет. Утром разберемся, – пообещал он, снова присаживаясь рядом с Олегом.

Всю ночь Середин ерзал в мокрой одежде, стуча зубами от холода. Невзор сопел рядом, ни на что не обращая внимания, и под утро Олег ему уже завидовал.

За ночь облака поредели. Едва солнце позолотило верхушки сосен, Невзор был уже на ногах, свежий, отдохнувший, словно и не было изнурительного перехода. Даже опухоль на плече спала, и дружинник вполне свободно им двигал. Пока Середин, кряхтя, поднимался, махал руками, пытаясь разогнать кровь, он сходил к воде, намочил голову. Подойдя к ведуну, протянул нож.

– Брей, – коротко велел он и наклонил голову, подставляя ее под лезвие. – Шапку-то потерял, так теперь не то что лошади – люди шарахаться станут.

Волчья шерсть скрипела под ножом, неохотно уступая сверкающей стали. Невзор провел ладонью по обритой голове, усмехнулся.

– Чудно. Я раньше совсем никогда не брился. А теперь будто голый. Ну, что, идем, посмотрим, кто там костры по ночам жжет? Мы с тобой чуть-чуть вчера не дошли – во-он он, берег, – показал Невзор рукой на зубчатую стену леса, до которой было меньше полета стрелы.

На этот раз он зашагал впереди, ловко перепрыгивая с кочки на кочку. Невзор перелетал через проплешины ржавой воды, упираясь слегой, словно прыгун с шестом. В движениях его была такая животная грация, что Середин опять, как и ночью, позавидовал ему. Волкодлак уже выбрался на твердую почву и исчез в подлеске, а Середин еще прыгал по болоте. Наконец ведун вышел на берег и с облегчением отбросил слегу.

– Иди сюда, – услышал он справа голос Невзора.

Олег пробрался через кусты. Здесь, на небольшом языке песка, вдававшемся в болото, он увидел Невзора. Тот сидел на корточках и ел что-то из деревянной миски.

– Угощайся!

– Откуда это? – присел рядом Середин.

– Местные оставили лоскотухам или трясовицам. А может, игошкам. Задабривают, чтобы к жилью не ходили, не баловали.

– Ты что, с ума сошел, берегинь да духов без лакомства оставлять? А ну, обидятся?

– Да я чуток токмо взял, – смутился волкодлак. – Они больше хлеб да молоко любят. Так я его оставил.

В миске был рассыпчатый творог и разваренное пшено. Олег поел, вытер руки о траву.

– Стало быть, кто-то печь топил?

– Нет, – покачал головой Невзор, – так близко к болоту жилье не ставят. Тут другое, – он поманил Олега за собой.

Раздвинув кусты, они очутились на небольшой поляне. Вокруг вкопанного в землю каменного очага стояли вырубленные из стволов идолы. Местный скульптор был явно не специалистом, поэтому все боги походили один на другого: едва намеченные головы, сложенные на животе руки, узкие прорези глаз, рта. Впрочем, Перуна Олег опознал по усам, на которые, судя по тщательности исполнения, у художника ушла львиная доля времени.

В очаге чернел пепел, зола, погасшие угли. Несколько обгорелых костей указывали, что чутье Невзора не обмануло – здесь сожгли жертвенного козленка или птицу.

– Дорогу найдем? – усомнился Олег.

– В дальних выселках к богам одной дорогой не ходят, так что тропинку вряд ли сыщем. Но раз здесь были только вчера, то следы должны остаться.

Невзор обогнул поляну по кругу, вглядываясь в землю и раздвигая кусты. В одном месте задержался, кивнул и, жестом позвав Середина, шагнул сквозь заросли. Изредка нагибаясь к земле, он быстро шел вперед, настороженно поглядывая по сторонам, указывая Олегу на сломанную ветку или след, отпечатавшийся во мху. Видимо, человек, принесший богам жертву, не очень таился – значит, знал, что чужих здесь не бывает и выследить дорогу к его дому вряд ли кто сможет.

Почти час они шли по едва заметным следам, наконец Невзор остановился и поднял руку. Середин приблизился к нему. Впереди открылось небольшое поле, распаханное под озимые; по краям торчали обгорелые пеньки – поле отвоевали у леса, срубив и спалив деревья. Впереди, за полем, виднелись три избы, хозяйственные пристройки: хлев, овин. Еще не потемневший от времени журавль склонил над колодцем длинную тощую шею. Над двумя домами курился дымок. Невзор, раздувая ноздри, втянул воздух.

– Похлебку варят, – сообщил он, – мясную.

Из избы вышел мужик в домотканой рубахе, перепоясанной кушаком, в холщовых портах, босой. Он подошел к хлеву, приоткрыл дверь. Оттуда выступил молодой парень в такой же одежде, они заспорили… Вдруг мужик обернулся к лесу и посмотрел, как показалось, Середину, прямо на него.

Невзор выругался сквозь зубы.

– Что такое?

– Сороки, – пояснил Невзор, – мать иху так. Слышишь, разорались.

Две черно-белые горластые птицы кружились над полем недалеко от них, оглашая воздух пронзительным стрекотанием.

Мужик и парень бросились в избу, из хлева выбежал еще один, почти подросток и кинулся за ними вслед. Из-за домов, видно с огорода, прибежали две девки и женщина постарше. Одна девка была явно на сносях – она тяжело переваливалась на бегу, придерживая руками живот.

– Пойдем, что ли, – проворчал Невзор, – пока кобелей не спустили.

Они вышли из леса и по пашне двинулись к избам. Навстречу им выскочили трое мужчин: парни натягивали на бегу луки, мужик в ржавом шлеме и коротковатой кольчуге нес на плече боевой топор с длинным топорищем. У парней на боку Середин приметил короткие мечи.

Невзор замедлил шаг, поднял руку:

– Мир вам, добрые люди!

Парни остановились, наложили стрелы и взяли пришельцев на прицел. Мужик неспешно выступил вперед, цепко глядя из-под косматых бровей. Ему было лет сорок, широкая лопатистая борода серебрилась сединой.

– И вам мир, – прогудел он.

– Лодку нашу разбило, целый день через болото шли. Приютите на день да на ночь – мы заплатим, – стараясь смягчить голос, сказал Невзор, покосившись на Середина.

– Заплатим, – подтвердил Олег.

Мужик придирчиво осмотрел их помятую, заляпанную тиной и ряской одежду, глаза его скользнули по рукояти сабли за плечом Середина.

– Дружинники? – спросил он, не скрывая неприязни.

– Просто путники.

– Что ж, вы и ночью по болоту шли?

– На островке пересидели, там, – Невзор махнул рукой, – возле капища.

Из сруба показались женщины.

– Нам бы только ночь скоротать и поесть чего, а там мы сразу уйдем, – повторил Невзор.

Мужик подумал, повернулся к спутникам, что-то сказал негромко. Луки опустились, лица парней расслабились. Видно, те привыкли доверять старшему.

– Ну, проходите, коли на ночь всего, – кивнул мужик и не оборачиваясь пошел к дому.

Парни расступились, давая дорогу, но все же настороженно следили за чужаками. Мужик – судя по всему, глава семьи – что-то сказал женщине постарше. Она сперва нахмурилась, затем вышла вперед, присматриваясь к гостям. Внезапно простое лицо ее расплылось в улыбке.

– Ой, да заходите же! Обогрейтесь, обсушитесь.

Женщины помоложе переглянулись. Младшая фыркнула, прикрывшись ладошкой, старшая одобрительно кивнула, улыбнулась и не спеша вновь отправилась на грядки.

Середин оглядел двор, постройки. Все было сработано несколько грубовато, но прочно. Сразу видно – хозяин здесь был крепкий, домовитый. В хлеву блеяли овцы, по двору бродили куры, гуси плескались в мелком пруду возле колодца. Из соседнего сруба выглянули еще две девки лет по шестнадцать-семнадцать. Они во все глаза смотрели на чужих людей – видно, не часто сюда заезжали гости. За избами имелось еще одно поле, как понял Олег – льняное.

Хозяин прошел в дом, женщина и Олег с Невзором последовали за ним.

– Присаживайтесь, – буркнул мужик, ставя топор в угол, – сейчас жена каши принесет, молока.

Он снял шлем, бросил его в угол, потянул с плеч кольчугу.

Внутри дом был просторный, светлый. Центральное место занимала топившаяся печь. По стенам шли полати, вдоль одной стоял длинный стол с дочиста выскобленной поверхностью. Пахло гороховой похлебкой, свежим хлебом. У Середина аж в глазах поплыло от голода.

– Отвык я уже от брони, – пробурчал хозяин, освободившись наконец от кольчуги, – да и тесновата стала. Раздобрел.

– А чего службу бросил? – поинтересовался ведун.

– Я свое отвоевал, – махнул мужик рукой, – Мне с хозяйством, да с семьей – во сколько дел, – провел он по горлу ребром ладони, затем присел на лавку и, обернувшись, крикнул в дверь: – Мать, ну, где там харч? У гостей аж слюна капает!

– Иду-иду… – Женщина почти бегом внесла глиняный котелок с пышущей жаром кашей, выложила на рушнике каравай свежего хлеба, затем метнулась в подклеть, достала кувшин с молоком, обтерла его тряпицей и выставила на стол.

Невзор аккуратно разрезал каравай, Олег зачерпнул ложку каши, понес ко рту, собираясь не спеша, степенно прожевать, но как только почувствовал на языке вкус гречки с топленым маслом, проглотил всю ложку одним махом. По пищеводу словно прокатилось расплавленное олово. Он покраснел, выпучил глаза, задышал открытым ртом. Хозяин, посмеиваясь, налил чашу молока. Середин залпом опорожнил ее, чувствуя, что пожар в животе затухает.

– Да вы не спешите, не отнимут, – усмехнулся в бороду хозяин.

Жена выставила миску с творогом, сметану в горшочке. Пока они ели, мужик рассказывал про свое житье-бытье.

– …И решил я, стал быть, своим родом жить. Мне никто не нужен, и я никому не обуза. Ушли мы с Радмилой от всех, выбрали место. Здесь лес стоял, небольшая поляна. Поначалу тяжко было: лес выжигали, сруб ставили. Все с женой, да старшим сыном. Жданом его звать – уж больно долго поджидали мы его с женой, – хозяин подмигнул Олегу, – а потом пошло-поехало. И скотинку приобрел, и пчелок – за полем льняным пасека у меня. Тут ведь времени, что мимо летит, не видишь. Еще парень народился, потом две девки. Скоро вот еще прибавление. Так и живем.

– Позволь-ка, – Середин, ощутив некоторую сытость, оторвался от творога, – мы видели четырех девок.

– А-а, – мужик хитро улыбнулся, – то не наши две. Это сыны мои жен себе умыкнули. Старший уж год как, а младший по весне. Будет у нас своя, родовая весь, не будет роду переводу! Девки справные, работящие. Поначалу сбежать норовили, особливо старшая, а потом тут им в радость стало. Ну, чего за лесом: то бояре, то вороги, то дружина. Оброк, подати, то-се…

– И что же, не искали девок?

– Может, и искали, да токмо про нас никто не ведает. До ближней деревни два дня пути, да все лесом, болотом. Мы к людям не ходим – про нас не знают. Все свое: одежу шьем, скотина плодится, зверь в лесу, рыбка в речке. Ну, чего еще надо? Одна беда: девки подросли, а парней нет. Мужика-то, хоть и молодого, не умыкнешь…

– Что-то ты разговорился, отец. – Радмила, заметив, что гости, осоловевшие после еды, клюют носами, стала прибирать со стола. – Я вам постелила там. Стоян, покажи гостям.

– И верно, что ж это я… – Мужик поднялся с лавки. – Пойдем, у нас сруб пустой, там отдохнете. Ночь в болоте, – он хмыкнул, – вы и не спали, поди?

Недостроенный дом стоял чуть поодаль. Мимо хлева прошли к нему. Две хозяйские дочки доили коров, младший сын гнал со двора десятка полтора овец. На заднем дворе, в загоне, копошились свиньи, повизгивали поросята.

Возле избы стояли две кадки с водой.

– Помойтесь с дороги и отдыхайте, – предложил Стоян, – да одежу бросьте вон, на завалинку. Девки простирнут – уж больно вы заляпались.

Середин оглядел себя. Что и говорить, хорош – куртка вся в разводах засохшей грязи, штаны позеленели от болотной тины. Невзор смотрелся не лучше. Не мудрено, что хозяин с топором выскочил.

Они отнесли кадки за угол избы.

– Ты глянь, чтобы не подошел никто, – попросил Невзор, снимая безрукавку.

Он скинул штаны, зачерпнул воды, плеснул на лицо.

– Ох, хорошо.

Темная волчья шерсть вдоль позвоночника свалялась комками, прилипла к спине. Олег выглянул из-за угла. Стоян, с дымящимися углями в кузовке, прошел за дома, видно к бортям. Дочери отнесли в избу молоко, жены сыновей копались в огороде.

– Полей на спину, – попросил Невзор.

Середин поднял кадку, тонкой струей стал поливать ему меж лопаток. Невзор охал, похлопывал себя по плечам.

– Давай теперь ты. – Он встряхнулся, провел ладонями по бритой голове, по лицу, присел на бревно возле стены. – Слышал я про такие хутора: уходят люди в леса, живут сами по себе, людей сторонятся. Своим умом, своим трудом живут, коли не дичают, конечно, не звереют. А бывает, как медведи в берлоге: корешки-ягоды едят, скотину по деревням крадут. На таких облавы, как на зверей, устраивают. Бьют без жалости.

Середин тем временем плескал ледяной водой на лицо, смывал с тела подсохшую грязь и тину. В бородке, что отросла за время хождений по Руси, после ночевки на болоте запутались хвойные иглы.

– Стоян, похоже, мужик крепкий, – сказал он, отфыркиваясь, – и если до сих пор не одичал, теперь вряд ли. Быт, дом, семья – все устроено. Налог не платит, в дрязги не лезет. Про него поди и забыли все.

Невзор опрокинул на него бадейку, и Середин ухнул: от ледяной воды перехватило дыхание. Дружинник прихватил с собой нож, Олег взял под мышку саблю, кистень. Одежду оставили возле кадушек. Выглянув во двор, они пробежали нагишом в сруб. Здесь, как и в главной избе, в центре стояла печь, но топили ее, судя по копоти, всего раз – для пробы, когда сложили. Сруб был не обжитый, стены чистые, древесина бревен светлая, а смолистый запах стоял, как в сосновом лесу. На двух лавках хозяйка поместила полотняные мешки с травой, положила на каждую по овчине. Олег рухнул на зашуршавший травяной матрац, потянулся с блаженством.

– Ох, давненько я нормально не спал. Отвыкать даже начал.

– А в корчме, где Молчун с Павлиной остались? Забыл? – напомнил Невзор, устраиваясь на своей лавке.

– Такое забудешь, пожалуй. – Середин приподнялся, положил под бок саблю. – Ну, будем надеяться, что здесь обойдется.

– Хорошо бы. Ты спи, не думай, у меня теперь сон вполглаза, как у … ну, сам знаешь. Коли чего – толкну.

– Согласен, – уже сквозь дрему сказал Олег.

Он провалился в сон без сновидений, едва закрыв глаза. А услыхав приглушенные голоса, удивился, приподнял веки, оглядел, вспоминая, избу. Казалось, только что они с Невзором плюхнулись на лавки, солнце светило в ничем не затянутые окна, кружились пылинки над земляным полом, пока еще не застеленным досками, – а теперь за окном вечерело. Лавка Невзора была пуста, на соседней лежала выстиранная одежда.

Середин зевнул. Спать не хотелось, тело налилось бодростью. Он спустил ноги с лавки, подошел к окну. Возле избы сидели на завалинке Стоян и Невзор, неспешно беседовали. Олег прислушался. Дружинник рассказывал хозяину новости из большого мира, а хозяин вспоминал былые походы, далекие земли, в которых побывал. Одевшись, подвесив к поясу кистень и прихватив саблю, ведун вышел на двор. Солнце стояло низко над лесом, проложив на сжатом поле длинные тени.

– Спасибо, хозяин. Давно так не спал.

– Не на чем, – прогудел Стоян, – а мы только тебя ждали – вечерять уж пора.

– Во жизнь пошла, – усмехнулся Невзор, – ешь да спи. Ты бока не отлежал?

– Не завидуй чужому счастью – своего не будет, – отмахнулся Олег.

Семья уже собралась за столом, хозяину оставили место во главе, гостям – рядом с ним, на длинной лавке. Уселись, как сообразил Середин, по старшинству. Ближе к торцу стоял парящий пузатый казан с гороховой похлебкой на свинине, в большой плошке подали крупно нарезанные куски домашнего хлеба. Стоян не спеша зачерпнул ложку, подул, проглотил. Следом запустили ложки в казан Олег и Невзор, затем остальные. Черпали без суеты, в очередь, хотя было видно, что все проголодались, натрудившись в поле и огороде. Казан быстро опорожнили, ложки заскребли по дну. Олег заметил, что хозяева оставляют им самые большие куски мяса. Радмила унесла пустой казан, вытащила из печи румяного поросенка, жены сыновей проворно расставили миски с солеными грибами, домашним сыром, квашеной капустой. Старший сын принес и водрузил на стол бочонок с медом.

– Свой медок, сам сделал, – подмигнул гостям Стоян, – мы ни вина, ни браги, ни пива не потребляем.

Широким ножом он разрезал поросенка. Аппетитная корочка хрустела, обнажая истекающее соком розовое мясо. Хозяин сам выбрал для гостей куски, положил им в миски, разлил мед.

– Не бывает у нас гостей, – сказал он, поднимая чашу, – но уж коли пожаловали – с радостью встретим, с почетом проводим. Мир вам.

– И вам мир, – ответили в один голос Невзор и Олег.

Все, кроме беременной жены старшего сына, выпили. Олег впился зубами в обжигающее мясо, Невзор не отставал. Радмила одобрительно кивала. Стоян хитро жмурился, подливая мед. Даже сыновья перестали бросать настороженные взгляды, с удовольствием подымали чаши. Две дочери ели степенно, искоса посматривая на гостей, а встречаясь с ними взором, смущенно отводили глаза.

Через полчаса ведун украдкой распустил пояс, сдержал рвущуюся отрыжку. От порося остались обглоданные кости, мед плескался на дне корчажки. Радмила подала пироги с творогом, с грибами, с ягодами. Олег надкусил один, по подбородку потек сладкий сок. Он перехватил насмешливый взгляд хозяйской дочери – смуглой девушки с темными, как спелая вишня, глазами, – приподнял бровь. Но она уже опять уставилась в в свою плошку.