Текст книги "Русский экзорцист"

– Ты что, первый раз в городе?

– Нет, – паренек опустил голову, застеснявшись, – я бывал в городе. В Кириллове.

– О-о, – протянул Волохов, – знакомые места. Озеро там шикарное.

– Да, там красиво.

Они поднялись по лестнице. Волохов передал ему свои пакеты, открыл дверь и сделал приглашающий жест.

– Заходи, бандит, в КПЗ.

– Спасибо, – мальчишка удивленно захлопал глазами, но потом, поняв, что это шутка, вежливо улыбнулся.

Волохов мысленно обругал себя последними словами.

– Направо кухня, там на стол все брось. Сейчас жрать будем!

Он запер дверь и прошел следом. Иван аккуратно раскладывал на столе продукты.

– Так, давай-ка, иди осмотрись, а я тут быстренько все сделаю, – сказал Волохов, засучивая рукава рубашки.

Парень собрал пустые пакеты и послушно пошел в комнату. Волохов быстро начистил картошки, нарезал мясо и поставил на плиту сковородку. Не удержавшись, откусил мягкого белого хлеба и заглянул в комнату.

Иван рассматривал висящие на стенах фотокопии современных художников. Склонив голову, он делал шаг в сторону, потом возвращался на место, выбирая удачный ракурс.

Услышав шаги, он оглянулся.

– Какая страшная картина, – сказал он, показывая на репродукцию Сараямы.

На картине голый ребенок сидел, раскинув пухлые ножки, на каменистой земле. У ног его умиротворенно примостилась огромная железная собака. Стальные бока чудища бросали по сторонам блики, ребенок улыбался, а на заднем плане, из-за горизонта, всходила мертвая планета.

– Почему страшная, – невнятно спросил Волохов с набитым ртом, – просто прикольная.

– Одиночество, – пояснил Иван, – ему даже поиграть не с кем. Только с железной собакой.

– Но он же доволен.

– Он просто не знает другой жизни.

Волохов помолчал, проглотил хлеб.

– А тебе было с кем играть?

– Нет.

Волохов услышал, как заскворчало масло, и вернулся в кухню.

Отбив ножом два куска свинины, он бросил ее на сковороду.

– А что ты скажешь насчет вот этой картины, – спросил он, вернувшись к Ивану и указывая на репродукцию «Поцелуй вампира».

На полотне в страстных объятиях зеленого крылатого чудовища со змеиным телом застыла обнаженная женщина. Из-под когтей, впившихся в ягодицы, сочилась кровь.

– Это – гибель, – сказал Иван, качая головой. – Она губит себя, но ничего не может поделать. Плоть правит ее сознанием, а разум спит или умер.

– А то, что она голая, тебя не смущает?

– Нагота здесь вторична. Гораздо печальнее, что она вручает ему не только тело свое, но и душу.

Волохов крякнул. Мальчишка, однако, был не так прост.

Мясо покрылось аппетитной корочкой. Волохов поперчил, посолил и перевернул его. Попробовал ножом булькающую в кастрюле картошку. Почти готово.

– Ну, Иван, мой руки и прошу к столу, – крикнул он.

Крупно нарезав самый красивый помидор, он разложил мясо и картофель по тарелкам и посыпал нарезанной зеленью. Вывалив квашеную капусту в керамическую миску, покропил ее подсолнечным маслом и, нарезав хлеб, уселся за стол. Иван встал на пороге, смущенно улыбаясь.

– Давай, давай, не стесняйся, – Волохов набил рот мясом, картошкой, добавил капусты и, энергично пережевывая, указал на табурет напротив себя.

– Павел …, простите, не знаю вашего отчества…

– Ничего, ничего, сойдет и Павел.

– Я не могу это есть.

– Это почему?

– Так ведь пост, – удивленно всплеснул руками Иван, – Апостольский пост нынче.

Волохов перестал чавкать и медленно оторвал взгляд от тарелки.

– Что ж ты не сказал? Я бы рыбу пожарил.

– И рыбу сегодня не могу – среда.

– Ваня, ты худой, как велосипед. Хоть чего-то можешь съесть?

– Могу есть хлеб, могу капусту, овощи, фрукты, орехи. Могу воду пить.

– Эх, – горько вздохнул Волохов, – а может, давай, а? Хоть немного?

– Не могу, – виновато пожал плечами Иван.

Волохов отложил вилку и тяжело вздохнул. Потом помыл яблоки, клубнику и поставил перед Иваном.

– На, страстотерпец, насыщайся.

Аппетит пропал. Поковырявшись в тарелке, Волохов отодвинул ее. Иван ел капусту с черным хлебом. На десерт были фрукты. Клубника показалась Волохову пресной и водянистой.

Постелив Ивану на кровати, Волохов разложил на полу матрас для себя, погасил свет и улегся. Парнишка аккуратно сложил одежду в кресло-качалку, укрылся одеялом и затих. Волохов поворочался на жестком ложе.

– Иван, – позвал он.

– Да, – с готовностью отозвался тот.

– Где ты учился?

– Меня учит наш игумен.

– Угу. И чему же он тебя выучил? Он что, все знает?

– Он знает все, – не задумываясь, с гордостью сказал Иван, – он служил в православной церкви в Италии, потом в Сербии. Когда случилась война, храм разрушили, начались гонения на веру, и прихожане ушли кто куда. Он вернулся в Россию.

– А что же он сам сюда не приехал? Если он тебя учит, значит, знает больше, чем ты. Не хочу тебя пугать, но дела у нас здесь хреновые.

– Он старенький уже. Он благословил меня, а монастырская братия всю ночь вчера молилась за нашу с вами победу.

– Ну, тогда я спокоен. Дело, считай, сделано, – пробурчал Волохов.

– Павел, а это ваша квартира?

– Нет, одной моей знакомой.

– А она где?

Волохов сел на матрасе и, обхватив колени, уставился в открытое окно. Ночь была ясная, звездная. Огни в доме напротив уже погасли, и он казался огромным надгробием какому-то древнему божеству.

– Ее похитили.

– Демон?

Иван спокойно произнес слово, которое в современном мире почему-то утратило свой страшный смысл, но в темной комнате прозвучало пугающе и зловеще. Волохов повторил его, словно проверяя свои ощущения.

– Демон… да.

– Мы освободим ее, – уверенно сказал Иван.

– Мне бы твою уверенность, – вздохнул Волохов, – все, давай спать.

Мальчишка завозился, устраиваясь поудобнее и, скоро засопел.

Сна не было. Волохов встал и, стараясь не шуметь, вышел на кухню и съел кусок мяса с хлебом. Выпив холодного чаю, он побродил по темной квартире, открыл шкаф и долго смотрел на Светкины платья и блузки, развешанные на плечиках. Потом подошел к картине «Поцелуй вампира». Темнота почти скрыла темно-зеленое тело чудовища, только проступали мускулистые руки с узловатыми венами, ласкавшие обнаженное тело женщины.

– Не поддавайся ему, девочка, – прошептал Волохов.

Он проснулся с ощущением, будто кто-то наблюдает за ним. Пахло чем-то вкусным. Приоткрыв глаза, он осмотрелся. Иван сидел на краешке кресла, сложив руки на коленях, и как всегда доброжелательно смотрел на него. Он был умыт, причесан и от этого казался совсем ребенком.

– Доброе утро.

– Привет, – пробурчал Волохов, поднимаясь, – тебе не говорили, что неприлично смотреть на спящего?

– Извините.

– Ох, бока отлежал, – Волохов потянулся. – Чего не разбудил?

– Я рано встал. Сотворил молитву, сделал вам завтрак.

– Постный, поди?

– Нет, скоромный.

– И на том спасибо.

Волохов прошлепал в ванную, постоял под холодным душем, пока не замерз.

В кухне его ждала яичница, гренки из белого хлеба на молоке и яйцах и кружка молока.

Иван присел напротив и смотрел, как он ест.

– Ты сам-то поел? – спросил Волохов, уплетая яичницу.

– Поел.

– Могу представить, что, – скептически заметил Волохов и вдруг замер от пришедшей в голову мысли. – Иван, а ведь во время боевых действий пост не соблюдается. А мы с тобой, считай, на войне!

Иван задумался.

– Вы знаете, Павел, я не уверен, хотя что-то об этом слышал. Если бы можно было связаться с наставником, я бы попросил совета.

– А совет Александра Ярославовича тебя не устроит?

– Не знаю, – задумчиво сказал Иван, – игумен его уважает, я видел. Но насколько он сведущ в канонах православной церкви…

У Волохова кусок яичницы встал поперек горла. Он закашлялся и, схватив кружку, сделал большой глоток молока. Его разобрал такой смех, что он согнулся, хватаясь за живот, чуть не попав лицом в тарелку.

– Ох, я не могу. Ой, ну ты меня уморишь. Нет, я должен ему это сказать!

Иван спокойно смотрел на него, улыбаясь и Волохов постепенно успокоился.

– Я что-то не то сказал?

– Нет, ты сказал, что надо. Просто классно сказал. Я обязательно передам Александру Ярославовичу твои сомнения. Ты знаешь, – Волохов наклонился и, понизив голос, подмигнул пареньку, – они меня тоже иногда посещают.

Позавтракав, Волохов убрал постель. Иван вымыл посуду и присел у стола, разложив перед собой книги отца Василия.

– Павел, мне понадобятся писчая бумага и ручка.

– Сделаем. А ты не хотел бы переодеться?

Парнишка оглядел себя и непонимающе взглянул на Волохова.

– Моя одежда не подходит?

– В ней от тебя за версту несет святостью. Молодежь так не одевается. Ты не должен выделяться.

– Наверно, вы правы, – Иван похлопал ресницами, – а что делать?

– Ты пока разберись с книгами, а я тебе что-нибудь куплю. Договорились?

– Только не очень яркое, ладно?

– Как скажешь. К двери не подходи, что бы ни случилось. Я быстро.

Парень сидел на полу, обхватив колени, и смотрел на нее восхищенными серыми глазами. Такой взгляд она видела в церкви у прихожан, когда ей случалось туда попасть. Мысли путались, тело было словно чужое. Светка приподняла голову. Она лежала на водяном матрасе, укрытая простыней до подбородка. Комната казалась большой, стены были белыми, матовыми. В полутьме она разглядела посреди комнаты на кафельном квадрате странное кресло. С ним было связано что-то неприятное, но что, она не могла вспомнить. Большая лампа, похожая на медицинскую, горела вполнакала.

Парень увидел, что она пошевелилась, и улыбнулся.

– Здравствуй. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – неуверенно ответила Светка, – где я?

– Ты у друзей.

Что-то вспомнив, она подняла простыню и посмотрела под нее.

– Что со мной?

– А что ты чувствуешь?

– Не знаю… Мне, как-то непривычно. Неужели это я? – Светка встала, кутаясь в простыню, и подошла к зеркалу.

Отвернувшись от паренька, она приоткрыла простыню и долго смотрела.

– Ты стала красивая, ты просто неземная. Неужели тебе не нравится?

– Я почти ничего не помню. Было больно, потом было хорошо. А потом опять больно.

Парень встал и, подойдя к ней, расстегнул рубашку с длинным рукавом и снял ее.

– Я такой же, но ты лучше.

Светка провела пальцами по его выпуклым шрамам на груди. Он улыбнулся.

– Это очень красиво.

– Да, наверное… А кто меня сделал такой?

– Я. Я очень старался.

– А кто делал это тебе?

– Мой друг. Даже не друг, а учитель. Он направляет мою руку, он заботится о нас.

– Он здесь?

– Нет, он давно не появляется, но я слышу его голос. Он очень хотел бы стать такими, как мы, но не может.

– Как тебя зовут?

– Дмитрий.

– Дима, расскажи мне, как все было.

Парень взял ее за руку и, усадив на матрас, присел рядом.

– Я почти отчаялся, когда появился он. Его зовут Рец. Он показал мне новую дорогу и помог вступить на нее…

Светка прикрыла глаза. Дима рассказывал о неземном блаженстве и новом обществе, где избранные будут узнавать друг друга по прекрасным рисункам на телах. Где все будут равны, но она, Света, станет единственной. Ей будут поклоняться и надо только поверить в этот мир и повести за собой обиженных и непонятых, озлобленных и отчаявшихся.

Голос Дмитрия то уплывал вдаль, то накатывался, подобно прибою. Прошлое, которое она хотела вспомнить и не могла, отступило в дальний угол сознания, а его место заняли образы странного мира, где царили любовь и нега. Только одно воспоминание не давало ей покоя. Воспоминание о буре, когда вокруг ломались деревья и камни падали с неба, но кто-то закрыл ее своим телом, и они любили друг друга на мокрых листьях. Светка пыталась вспомнить лицо, но образ расплывался, оставляя лишь неуверенность, – было это или ей только приснилось.

– У меня кто-то был, – сказала она, – близкий и заботливый. Ты не знаешь его?

– Нет. Но мы найдем его, и если он действительно близок тебе, он пойдет с нами.

– Хорошо. Мне почему-то больно вот здесь, – Светка провела пальцами по простыне на груди.

– Это ненадолго, это пройдет. Я дам тебе лекарство.

Дима встал и прошел к холодильнику, стоявшему в углу комнаты возле задернутого тяжелой гардиной окна. Светка пошла за ним, не отдавая себе отчета, любопытство это или желание держаться поближе к этому странному парню, который так искренне восторгался ею.

Дима открыл холодильник, и она внутрь. На полках лежали пластиковые и картонные футляры. Некоторые были открыты, и в них блестели тонким стеклом небольшие ампулы. Дима выбрал несколько, сломал наконечники и, смешав, набрал жидкость в шприц.

– Раньше я боялась уколов, – сказала Светка.

– Ты мне веришь?

– Ты добрый. Наверное, верю.

– Тогда не бойся.

Он придержал пальцами протянувшуюся над кожей вену у нее на руке и быстро сделал укол.

Что-то мягко ударило в голову, и она стала оседать на пол. Дима подхватил ее, помог дойти до матраса и осторожно уложил.

– Как хорошо, – прошептала она, – да, я верю тебе. Мы будем жить в новом мире!

Она увидела словно наяву, как под раскинувшейся радугой собираются ее новые друзья. Добрые, красивые и приветливые, они ведут ее за собой, она держится за руку Димы, но, оглядываясь назад, видит того человека, что прикрыл ее от града. Он не хочет идти с ними. Она зовет его, но он только качает головой, и, наконец, новые друзья увлекают ее далеко-далеко. Туда, откуда она уже не может разглядеть ничего позади.

Глава 18

Волохов, стараясь не шуметь, закрыл дверь и выглянул из прихожей. Иван, обложившись книгами, сидел на кухне и делал на полях пометки карандашом.

– Там некоторые места уже выделены, – сказал Волохов.

Иван взглянул на него затуманенными глазами.

– Что? А, да, я видел.

Волохов бросил на стол несколько шариковых ручек и толстую тетрадь в клетчатом переплете.

– Держи. Ты что-нибудь там понимаешь?

– Понимаю, хотя с авторами можно поспорить.

– Ну, еще бы не поспорить с католиками и протестантами, – усмехнулся Волохов.

Он достал из пакета джинсы, пару маек, ветровку и кроссовки. Разложил все на диване, полюбовался и позвал Ивана.

– Как тебе такой наряд?

Парнишка, не дотрагиваясь, осмотрел одежду.

– А можно, я дома буду ходить в своем?

– Почему нельзя, – пожал Волохов плечами, – ходи на здоровье. А что, не нравится?

– Я редко надевал мирскую одежду, а такую никогда не носил.

Иван вернулся на кухню, а Волохов вздохнул, убрал все обратно в пакет и сел в кресло.

Все делом заняты, один я лоботряс, подумал он.

На улице было пасмурно, словно лето потратило все жаркие дни в июне. Иван что-то бормотал на кухне, шуршал страницами.

Волохов постарался вспомнить, что он знает об экзорцизме. Изгнание демонов, заклятие, или отчитывание, как это называется в православной Церкви. Раньше, в первые века Христианства, насколько он знал, существовала даже должность экзорциста. Впрочем, в некоторых западных церквях и сейчас существует такой сан. Один из начальных в церковной иерархии. Но на заре христианства экзорцизмом занимались особо почитаемые мужи Церкви. Конечно, были и самозванцы, но они существовали во все века. А сейчас официального института экзорцизма не существует. Официального…

Волохов напряг память. Как там сказал кто-то преподобный: Многие ли из святых запрещали дьяволу, подобно Михаилу Архангелу, который сделал сие, потому, что власть имел?

Да-а, Михаил Архангел власть имел, никто не спорит, а здесь у меня пацан, за спиной у него восемнадцать весен, и он будет изгонять демона…

Маясь от безделья, Волохов походил по комнате. Затем, прикрыв дверь на кухню, позвонил Александру Ярославовичу.

– Здравствуйте, это я, – вполголоса сказал он.

– Здравствуй. У тебя что-то срочное?

– У меня всегда все срочно. Есть несколько соображений, как выйти на демона. Мне кажется…

– Перекрестись, если кажется, и забудь, – оборвал его собеседник, – пока Иван не будет готов, ты ничего не сможешь сделать. Ты уже пробовал.

– Ну и что мне, сидеть на заднице и в потолок плевать?

– Если есть такое желание, то можешь попробовать. Твоя задача – обеспечить Ивану условия для работы и, кроме того, охрану. Пока это все.

– Ну, спасибо, – с горечью сказал Волохов.

– Пожалуйста, – отрезал Александр Ярославович и отключился.

Волохов покачался в кресле, злобно глядя на зажатую в кулаке трубку и беззвучно бормоча ругательства. Потом заглянул на кухню.

– Иван, не пора перерыв сделать?

Парнишка оторвался от книг, сладко потянулся и, по обыкновению улыбаясь, посмотрел на Волохова.

– Я бы обед приготовил, а?

– Если я позанимаюсь в комнате, это ничего? Мне очень много еще надо сделать. Александр Ярославович говорил, что есть три, максимум четыре дня.

– Можно и в комнате. Конечно, можно.

Придвинув кресло к журнальному столику, Волохов убрал с него журналы.

– Вот тебе рабочее место.

– Спасибо, – Иван перенес на столик книги, раскрыл тетрадь и снова отключился от окружающего.

Волохов пошел на кухню, открыл холодильник и задумался. Так, вчера была среда, постный день, сегодня четверг.

Он включил холодную воду, достал из морозилки сазана и бросил его в раковину. Затем зажег духовку и стал чистить картошку. Вот так, милый, отходишь на второй план. Обеспечиваешь успех операции, усмехаясь, думал он. Наше дело подвоз боеприпасов, артобстрел, а потом на деморализованного врага двинет Ваня с крестом и святой водой наперевес! Шутить на эту тему не хотелось. Волохов нарезал картофель половинками и залил водой. Сазан отмерз, и, расстелив на столе газету, он почистил его, натер солью, перцем и положил в брюшко несколько горошин перца, лаврушку и зелень. Духовка разогрелась, он пристроил рыбу на смазанный маслом противень, разложил вокруг половинки картофеля и поставил противень в духовку.

Не выдержав ожидания, Ольга сама позвонила Роксане.

– О, легка на помине, – воскликнула та, – только что тебя вспоминали. Тут один м-м…, молодой человек желает заказать тебе картину. Ты как?

– О чем ты говоришь, я ничего делать не могу, у меня все эта девочка перед глазами стоит… Ты что-нибудь узнала?

– Милая моя, ты много от меня хочешь. Я, все-таки не на Петровке работаю. Паренька я определила. Наркоша законченный, похоже. Предлагал желающим скаринг в тату-салоне. Желающих не было – кому охота себя уродовать. С весны его в салоне не видели. Ты сама то как?

– Никак, – Ольга нервно закурила, – больше ничего по инету не присылали. Хожу, как дура из угла в угол, а ее режут и сажают на иглу…

– Ладно, не скули, – слышно было, как Роксана сказала что-то строгим голосом, прикрыв телефон, – все, подруга. Работаю. Позвоню, если что.

Ольга присела к компьютеру. Вместо заставки она поставила на рабочий стол снимок девушки. Глаза на снимке были закрыты, из-под длинных ресниц поблескивали готовые вот-вот пролиться слезинки. Полные губы искусаны…

– Я обязательно тебя вытащу, – шепнула Ольга, – обещаю! Вытащу и увезу туда, где никто тебя не обидит. Там лес, там озеро, там никого не будет, кроме нас. А когда ты поправишься, мы плюнем на этот сумасшедший город, где полгода тоскливая зима, где у людей в глазах похоть, и деньги и уедем далеко-далеко, на край света. Там горы скребут голубое небо, и море ласковое, как голодный котенок, и огромные просторы, покрытые камышом. Птицы там непуганые, а рыбу можно ловить руками, и косули подходят за мягким хлебом и тычутся бархатными носами в твои пальцы.

Ольга гладила ладонью спрятанное за стеклом монитора плачущее лицо и не замечала, что у самой по щекам бегут слезы.

От горящей духовки на кухне стало жарко, и Волохов распахнул окно. По подоконнику стучал мелкий дождь, надоедливый и противный. У подъезда ругались местные забулдыги.

Волохов достал рыбу, порезал ее и выложил в большие тарелки, добавив подрумянившийся картофель. Нарезал салат, хлеб и удовлетворенно оглядел стол. Ну, шеф-повар, сегодня твой дебют!

– Иван, иди обедать, – позвал он.

Ответом было молчание. Волохов вытер руки, забросил на плечо полотенце и прошел в комнату. Мальчишка сидел, согнувшись над низким столиком и, высунув от усердия язык, строчил что-то в тетради, поглядывая в лежащие перед ним книги.

– Иван, я что, по десять раз звать должен? – недовольно спросил Волохов, – обед стынет.

– Да, да, уже иду.

Иван дописал предложение, аккуратно сложил тетрадь и книги на столе и пошел мыть руки.

Ел он неторопливо, медленно пережевывая каждый кусок, хотя Волохов мог поклясться, что ему это стоило больших усилий. Он придвинул поближе к мальчишке салат и отрезал еще хлеба.

– Спасибо, – как всегда вежливо сказал тот.

– Чай будешь?

– Угу.

Волохов включил камфорку и поставил на плиту чайник.

– Слушай, Иван, а как ты оказался в монастыре?

– Меня взял игумен из детского дома.

– Давно?

– Лет десять назад.

– В школу ты не ходил?

– Нет, меня учит игумен.

– Да, я помню. А в семинарию пойдешь?

– Думаю, что нет. Меня не интересует духовная карьера.

– Ага… и кем ты станешь?

– Монахом, – просто сказал Иван, – уф, спасибо, очень вкусно. Давайте я посуду помою.

– Ради бога, – Волохов заварил чай и присел к столу.

Иван тщательно мыл тарелки, вытирал и ставил в сушку.

– Почему он тебя выбрал в детском доме?

– Не знаю. Он испросил благословение Патриарха на мое воспитание и взял меня.

– Разве монастырь подчиняется не местному архиерею?

– Наш монастырь ставропигиальный, то есть подчиняется непосредственно Патриарху.

– Странно, что для воспитания обычного отрока требуется благословение Патриарха. Впрочем, это не мое дело. И чему же тебя учит игумен?

– Всему. Языкам, письму, математике, слову божьему, – Иван вытер руки и присел к столу напротив Волохова, – и еще отчитыванию. Так в православии называется экзорцизм.

– Это я знаю, но ведь институт экзорцизма…

– Да, как такового его нет. Мало того, чтобы заниматься отчитыванием, надо испросить благословения высших отцов церкви. Сейчас считается, что экзорцизм – особая форма психотерапии. Очень много самозванцев, которые в стремлении денег рекламируют себя как посланников божьих и практикуют церковные обряды и таинства, не имея ни права, ни знаний. Таким людям святой Исаак Сирин сказал: Ты выходишь учить тех, кому шесть тысяч лет. А это твое дерзкое прекословие служит для них оружием, которым возмогут они поразить тебя, несмотря на всю твою мудрость и благоразумие.

Иван сидел сложив руки на коленях и серьезно смотрел Волохову в глаза. Во взгляде его были такое спокойствие и вера, что Волохов невольно позавидовал.

– Ты очень уверен в себе, Иван.

– Да, иначе нельзя. Если выходишь на бой неуверенным, ты уже проиграл.

– Но ведь господь ваш сам не занимался изгнанием.

– Почему «ваш»? И ваш тоже, Павел.

– Пусть так, – не стал спорить Волохов, – все равно Иисус не изгонял ни демонов, ни чертей, ни прочую нечисть.

– Но исцелял, налагая руки! А что это, как не изгнание болезни? Не говорил Господь – делай, как я! Он говорил – верь, как я, и воздастся по вере твоей.

Волохов почесал подбородок.

– Да, Ваня, подкован ты крепко.

– Иначе отец-настоятель не послал бы меня.

Иван взял кружку и встал.

– Павел, мне понадобятся травы. Лучше, если их собирать с утра, до восхода солнца.

– Нет проблем. Завтра и пойдем. Тут через железную дорогу большой парк.

– Нет. Нам надо выехать из города. Мне нужны чистые, очень чистые травы.

Волохов пожал плечами.

– Хорошо, давай сегодня ночью с последней электричкой поедем за город.

Вечером Иван освободил свой холщовый мешок, переоделся в новую одежду, и они пошли к станции электрички. Последний поезд уходил в третьем часу ночи. На платформе почти никого не было, только несколько рабочих депо и припозднившаяся компания подростков с дискотеки. Иван в ветровке, джинсах и кроссовках смотрелся бы, как и все тинейджеры, если бы не какое-то особое выражение лица, которое Волохов видел до сих пор только у монахов-отшельников в забытых скитах. Очень уж благостное, что ли, и сосредоточенное. Иван словно прислушивался к себе, искал что-то или ждал от кого-то одобрения задуманного. Подошла пустая электричка, они сели в предпоследний вагон. В углу компания рыбаков, коротая дорогу, играла в карты и выпивала под вареные яйца и сало с луком. После платформы «Трикотажная» огоньки города стали перемежаться темными лесными массивами. Дачные участки и придорожные деревни уже спали. Перед Истрой Волохов напомнил Ивану, что здесь тоже есть монастырь, может здесь траву соберем? Иван отрицательно покачал головой и сказал, что надо отъехать подальше. Рыбаки, покачиваясь от принятого внутрь согревающего, выгрузились в Истре. Там их ждала еще одна веселая компания с автобусом.

После Нового Иерусалима за окном пошла сплошная темнота. Иногда сквозь тучи проглядывали звезды, но на земле царил мрак. Подступавшие к железнодорожному полотну деревья на миг возникали в желтом свете, чтобы тут же пропасть в темноте ночи. Волохов прилег на скамейке и попросил Ивана толкнуть его, когда надо будет выходить. Мальчишка кивнул головой, не отрывая взгляда от окна. В стекле отражалось его сосредоточенное лицо, нахмуренный лоб и что-то шепчущие губы. Будто километры считает, подумал Волохов и задремал под перестук колес.

Иван растолкал его через час. Выйдя из поезда, Волохов поразился, насколько воздух здесь отличается от городского. Свежий и чистый, он был напоен ароматами трав и хвои. Просто хотелось есть его, откусывая, словно от краюхи хлеба. Шум электрички затих, несколько минут еще гудели рельсы и позванивали провода, а потом тишина окутала все вокруг. От серой асфальтированной платформы в сторону недалекого леса змеилась тропинка, и они пошли по ней. Выглядывавшая ненадолго из-за облаков луна серебрила траву и стоящие на краю леса березы и осины. Возле леса Иван свернул и пошел по траве вдоль опушки. Справа стоял лес, сумрачный, словно нахмурившийся великан, слева лежало поле, поросшее бурьяном и лебедой. Прошагав с полкилометра, Иван свернул в подлесок, выбрал место посуше и присел под дерево.

– Рассвет примерно через час. Давайте здесь подождем.

– Давай, – согласился Волохов, присаживаясь рядом.

Лес затих, словно прислушиваясь к пришельцам, но постепенно зашуршал травой, заскрипел ветвями, зажил привычной ночной жизнью. Где-то хлопала крыльями ночная птица, над головой кто-то завозился в кроне дерева, на голову посыпалась кора.

– Иван, – вполголоса позвал Волохов.

– Да?

– Как ты думаешь э-э…, справиться с …, ну ты понимаешь, о чем я.

– Мне нужно увидеть его, – задумчиво сказал паренек, – есть несколько способов изгнания. В темные века изгоняли бесов, создавая невыносимые условия для существования в теле человека. Вы, конечно, слышали о процессах инквизиции.

– Да уж, – хмыкнув, подтвердил Волохов, – между прочим, на Руси бесноватых тоже не елеем мазали.

– Согласен, – вздохнул Иван, – но позже пришли к выводу, что этот способ не дает гарантии исхода демона. Он может изобразить страх перед экзорцистом, может делать чудеса, чтобы тот впал в гордыню. Очень важно, чтобы при проведении обряда рядом не было ни людей, ни животных, – демон может на время переселиться в любое подвернувшееся тело: в свинью, в собаку, в кошку. Даже если он оставит облюбованное тело человека, душа может оставаться в его власти. Филарет Болгарский говорил: Освободившиеся от бесов еще хуже становятся впоследствии, если не исправляются. И гораздо хуже, если человек по желанию принял вражеский замысел. Это губит душу навеки.

– Я думаю, что тот, в чьем теле демон, сам предложил свои услуги.

– Вы видели его, демона?

– Видел, и человека и демона. Он очень силен.

– Но демоны не бытийны, – удивился Иван, – в смысле, не субстациональны. Они не могут причинять физическое зло, помимо как воздействуя через своего носителя.

– Этот может, – Волохов поморщился, – еще как может, Ваня.

Он почувствовал, что Иван привстал и смотрит на него.

– Это очень плохо, Павел. Очень. Мне кажется, что был проведен синтез свободного и воплощенного демона. Обычно их создают как усилителей каких-либо свойств астрологи, хироманты, заклинатели. И еще те, кто сейчас именуется экстрасенсами. Но судя по вашему рассказу…

– Да, Иван, я думал об этом. Это искусственное существо, обладающее, насколько я понял, качествами нескольких старших демонов. Если мы узнаем, каких именно, мы одолеем его.

Из темноты постепенно вырисовывались окружавшие их кусты и деревья. Ветерок чуть тронул верхушки берез, затрепетали осины.

Волохов прикрыл глаза, заново переживая недавние события.

– Светает, – сказал Иван после долгого молчания. Поднявшись на ноги, он повесил сумку на шею. – Однако, пора за работу.

Неловко потоптавшись, он повернулся к Волохову.

– Павел, мне очень неловко, – замявшись, он опустил глаза.

– Ну, говори, не томи.

– Я не могу никому показывать, какие травы собираю.

– Понял, – проворчал Волохов, – а я-то надеялся все твои секреты выведать. Ладно, собирай свою травку. Насушим, забьем косячок! Эх, раскумаримся!

– Вы все шутите, Павел, – неуверенно сказал Иван.

– Иначе давно бы утопился, – сказал Волохов. А что, подумал он, надо бы как-нибудь попробовать.

Иван побрел по опушке, оставляя след в росистой траве. От земли кое-где поднимался клочковатый туман. Все явственнее проступал в сером утреннем свет подлесок. Волохов поднялся на ноги и, потянувшись, пошел следом за Иваном. Тонкая фигурка паренька беззвучно скользила в предрассветных сумерках. Иногда он нагибался, разглядывая что-то, иногда вставал на колени, пропадая в тумане, и выкапывал из земли корешки.

Пискнула какая-то мелкая пичуга, как бы пробуя голос, и весь лес вдруг ожил, словно оркестр по сигналу невидимого дирижера. Разом загомонили птицы, застучал дятел, кто-то зашуршал в подлеске. Роса еще лежала на траве, дожидаясь, когда солнце выпьет ее, но туман уже поднимался от земли, распадаясь исчезающими нитями. Вставая из-за леса, солнце осветило поле, отбрасывая тень деревьев на покрытую разноцветьем землю. День, похоже, обещал быть теплым. В небе плавали редкие розовые облака. Иван то исчезал, то появлялся между деревьев, торопясь собрать травы до того, как пропадет роса.

Зачем ему травы, думал Волохов, ладно, был бы знахарь или травник. И ведь знает, когда и где собирать. А-а, не мое это дело. Захочет – расскажет, нет – не очень-то и хотелось. Он подобрал суковатую палку и побрел, приподнимая низкие ветки молоденьких елок, – на рынке уже торговали грибами. Может, и нам повезет, подумал Волохов. Грибы тоже постная епища.

Через час Иван объявил, что можно возвращаться в город. Полотняная сумка была набита так, что не закрывалась. Мальчишка выглядел усталым, но довольным. Пока ждали электричку, усталость и бессонная ночь дали себя знать. Иван, прислонившись к стенду с расписанием поездов, чуть не заснул стоя. В электричке он обнял руками сумку, жалобно посмотрел на Волохова, будто спрашивая разрешения, и заснул, уронив на грудь голову.

Яблоки были румяные, словно на картинке. Надо было только протянуть руку, сорвать и укусить, и плоды брызнут сладкой влагой, утолят голод и жажду… Но чем дальше она старалась вытянуть руку, тем дальше отодвигались ветви. Это было очень обидно, и Светка заплакала и проснулась.