Текст книги "Русский экзорцист"

– Ты меня прости, Вань, – бормотал Волохов, – я … это, позволил себе того… ну, немного расслабиться. А, да что там, нажрался я, как свинья! Опа… – он опять поскользнулся и Иван еле удержал его, – простишь?

Иван, стараясь отвернуть лицо, чтобы не дышать перегаром, кивнул.

– Что вы, Павел, все в порядке.

– А я тебе за это спою, – сообщил обрадованный Волохов.

– Может, не надо? – робко усомнился Иван.

– Надо! Слушай:

У меня идет все в жизни гладко,

и аварий не было пока!

Мне знакома каждая палатка,

где нальют мне кружечку пивка! Ст. А. Фатьянова

– Концерт по заявкам, – проворчал, обгоняя их, Александр Ярославович.

Он открыл дверь и придержал ее. На улице возле джипа с открытой задней дверцей стоял Брусницкий.

– О-о, какие люди, – Волохов простер руки, – Серега!

– Паша, – Брусницкий ловко уклонился от объятий и, подхватив его под мышки, направил в салон автомобиля, – Ваня, садитесь вперед.

– Сергей Владимирович, здесь вещи Ивана. И бутылка водки в дорогу. Больше не берите, – Александр Ярославович передал рюкзак, – ну, с богом.

Иван перекрестился и захлопнул дверцу.

Когда выехали за кольцевую автодорогу, Брусницкий прибавил газу. С заднего сиденья доносились неразборчивые звуки.

– Ваня, что он там бормочет?

Иван повернулся назад. Волохов лежал на спине, прикрыв глаза ладонью, и тихо напевал.

– Песню поет, – тихо сказал Иван.

– Какую?

Иван прислушался.

О чем я печалюсь, о чем я грущу

Одной лишь гитаре открою

Девчонку без адреса всюду ищу,

И днем, и вечерней порою…

(Ст. В. Лившица)

Глава 24

Было около двух часов ночи, когда Брусницкий затормозил возле придорожного кафе и предложил передохнуть. Площадка перед кафе была освещена, чуть в стороне, в тени смешанного леса, стеной стоявшего вдоль трассы, расположились старенький «Москвич» и длинный трейлер. Иван вышел размять ноги. Из приоткрытых окон «Москвича» доносился богатырский храп.

Круглосуточное кафе представляло собой маленький деревянный домик с открытой террасой. В единственном окне за ситцевой занавеской приветливо горел приглушенный свет. Брусницкий постучал по косяку распахнутой двери.

– Есть кто живой?

Из домика показалась заспанная женщина лет тридцати в простом платье и вязаной кофте.

– Слушаю вас?

– Что-нибудь горячее можно поесть?

– Сейчас могу приготовить только яичницу.

– Пойдет, – кивнул Брусницкий, – а суп есть?

– Вчерашний харчо, – женщина виновато развела руками.

– Главное, чтобы острый и горячий. Значит так, две яичницы, чай, харчо, – он оглянулся на Ивана, – сладкое есть?

– Булочки с маком.

– И две булочки.

Стояла теплая ночь, ясная, но безлунная. Брусницкий с Иваном присели на террасе за длинный деревянный стол. Брусницкий закурил. Вокруг голой лампочки вились мошки. Иван прихлопнул на шее комара.

– Как интересно, – сказал он, – словно в старину придорожный трактир на тракте.

– Так и есть, – кивнул Брусницкий, – здесь в основном дальнобойщики перекусывают. Ну и туристы, конечно. Вроде нас.

Женщина принесла хлебницу и салфетки.

– Хозяюшка, – попросил Брусницкий, – пару стаканчиков пустых не дадите?

– Дам, конечно, – женщина зевнула, прикрывая рот, – простите, весь день на ногах.

Иван посмотрел на джип.

– Разбудим?

– Погоди пока. Сейчас, поесть принесут.

На большом подносе женщина принесла заказ. Горячая яичница с колбасой и харчо клубились паром в белых тарелках, словно промоины во льду в морозный день.

Брусницкий вернулся к машине и растолкал Волохова.

– Павел, пойдем, перекусим.

Волохов поднялся на сиденье, высунулся из салона и огляделся.

– Куда это нас занесло, – он сильно потер ладонями лицо. – Какая, к черту, еда! Вы что, издеваетесь?

– А под сто грамм?

– А-а, – протянул Волохов, выбираясь из машины, – вот с этого начинать надо. Куда едем-то?

– Отдыхать, – подумав, ответил Брусницкий.

Иван уплетал яичницу за обе щеки. Волохов потрепал его по голове.

– Привет. А как же пост?

– Закончился, – с набитым ртом ответил тот, – теперь уж Успенский скоро.

Брусницкий разлил водку. Волохову полстакана, себе грамм пятьдесят. Волохов приподнял стакан.

– Ну, господи, не прими за пьянку!

Иван с осуждением покосился на него. Опрокинув водку в рот, Волохов навалился на суп.

Брусницкий выпил, занюхал черным хлебом и стал не спеша есть, разрезая колбасу на мелкие кусочки. Волохов жадно хлебал харчо.

– Как суп?

– То, что надо. Острый – волосы дыбом.

Потом пили горячий чай. Волохов осоловел, голова его стала клониться к столу, словно кто-то пригибал ее. Наконец он не выдержал.

– Все, ребята. Пойду спать.

Иван тоже стал клевать носом и Брусницкий ему предложил подремать часок-другой. Сиденья раскладывать не стали – на заднем уже вовсю храпел Волохов. Иван привалился к стеклу и быстро уснул.

Проснулся он под утро. Джип катился в плотном тумане, пытаясь пробить встававшую впереди серую стену желтым светом противотуманных фар. Дорога была пуста, по обочинам стоял темный, почти скрытый туманом, а потому загадочный лес. Брусницкий, сосредоточенно смотревший на дорогу, заметил, что Иван проснулся, и пожелал доброго утра.

– А который час?

– Пять. Еще часа три с половиной. Только бы поворот не прозевать.

Иван открыл окно и вдохнул влажный воздух. Туман сразу попытался пробраться внутрь. Ивану показалось, будто кто-то большой и неприятно мокрый, живущий в темном лесу, хочет залезть в машину, и он поспешил поднять стекло.

К семи часам туман стал рассеиваться. Проехали деревню. Старые избы за покосившимися заборами слепо щурились сквозь клочья тумана. День вставал пасмурный. Брусницкий притормозил и сверился с картой. Позади заворочался Волохов. Приподнявшись, он огляделся, затем сел и, открыв окно, высунул голову из машины.

– О-о, узнаю знакомые места. Сергей, скоро поворот на грунтовку, а там километров десять – и мы на месте. Если не застрянем. К монастырю не подъезжай, там иногда туристы стоят.

– А куда ехать?

– Я покажу.

– Как себя чувствуешь?

– Хреново.

– Подлечишься?

– Можно.

Брусницкий остановил машину, достал из багажника минеральную воду, водку и пластиковый стаканчик.

– Ну, твое здоровье, – Волохов приподнял стаканчик.

– Давай, давай.

Как-то незаметно перешли на «ты», и это казалось естественным, словно они были знакомы много лет.

Волохов опять задремал. Брусницкий окликнул его, когда разбитая грунтовая дорога подошла к лесу.

– Нормально едем, – одобрил тот.

Когда над деревьями показался разрушенный главный купол монастыря, Волохов выбрался из машины и пошел вперед, сунув руки в карманы куртки и поеживаясь от озноба.

Вернулся он быстро.

– Так и есть, туристы, мать их, – проворчал он, – сворачивай в лес.

Петляя между елями проехали метров пятьсот иногда буксуя в болотистой почве и остановились у крутого спуска, поросшего молодыми осинами и березами. Впереди блеснула вода.

– Дальше не смогу, – сказал Брусницкий, выключая двигатель.

– А дальше и не надо.

Все вышли из джипа. Брусницкий огляделся.

– Комаров тут, наверное… Ну что, будем палатку ставить?

Иван вздохнул полной грудью. Пахло старыми сопревшими листьями и близкой водой. Трепетали на ветру листья осин, низкие облака, казалось, повисли над самыми верхушками деревьев.

– Без меня справитесь? – спросил Волохов.

– Вполне. Или перекусим сперва? Там еще водка есть.

– Все, теперь не надо, – Волохов, придерживаясь за деревья, стал спускаться по склону, – не ждите меня до вечера.

Брусницкий с Иваном смотрели, как он спустился вниз, вышел к воде и, оглядевшись, направился вдоль берега.

– Ваня, вы знаете, кто он?

– Нет, – неуверенно ответил Иван, – но он очень необычный человек.

Брусницкий хмыкнул.

– Это, Ваня, вы сильно смягчили.

– Сергей Владимирович, вы не могли бы обращаться ко мне на «ты»? А то мне как-то неловко.

– Договорились. Давай-ка ты, Иван, собирай дрова, а я займусь палаткой.

Волохов проломился сквозь кустарник и попал на закрытую маленькую полянку у самого края воды. Редкие метелки камыша подступали почти вплотную к покрытому травой берегу. За камышом была широкая водная гладь. Серая вода под нахмуренным облачным небом выглядела неприветливо. Ветер поднимал рябь, гнул шелестящий камыш и осоку. Волохов снял одежду, и его охватила дрожь, когда ветер сдул с тела остатки тепла. Противоположный берег, тоже поросший осокой и камышом, был пуст, как и все озеро, насколько можно было охватить взглядом. Где-то там простирались болота, которые не то что летом, но и зимой большей частью непроходимы.

Волохов шагнул в воду. Она была холодная и немного мутная, а дно мягким, илистым. Иногда под ногу попадали скользкие коряги. Зайдя в воду по колено, он раскинул руки и поднял к небу лицо. Дрожь прошла, были только он, озеро и ветер. Он зашептал древнюю молитву. Он просил вернуть силу, просил всех богов, которых знал, и даже того, кто эту силу отнял. Просил вернуть хоть на короткое время. Ему казалось, что от озера исходит свет, и он глотал этот свет и пил ветер.

Не открывая глаз, он шагнул вперед и нырнул, сложив над головой руки.

Он плыл над самым дном, и за ним тянулась полоса взбаламученного ила. Подводная живность прыскала в стороны, прячась в тине и водорослях от стремительной живой торпеды. Здесь он был дома, здесь он был готов схватиться с кем угодно. Меняя направление, он кружился в воде, наслаждаясь свободой и движением. Внезапно проснулся голод. Он устремился к поверхности. Выводок уток, почувствовав исходящую из глубины угрозу, устремился в камыши. Пушистые птенцы, смешно мельтеша под водой лапками, старались не отстать от матери. В стороне три селезня, презрительно посмотрев на суету семейства, продолжали кормиться, ныряя за мальком. Внезапно вода поднялась возле одного из них, словно от упавшего в воду огромного камня. Успев лишь коротко крякнуть, селезень исчез под водой. Два оставшихся забили в панике крыльями, взлетели и, испуганно крича, понеслись над озером.

– Эх, надо было ружье захватить, – Брусницкий проводил глазами галдящих уток, – хорошо, хоть удочки взял.

Костер потрескивал сухими ветками. Иван, пыхтя, приволок длинное бревно и теперь, примериваясь, ходил вокруг с топором. Брусницкий разбирал продукты и складывал их в палатку. Палатка была большая, с надувным полом и противомоскитной сеткой.

– Хлеба почти нет, – бормотал он, – зато тушенки навалом. Иван, ты как относишься к тушенке?

– Положительно.

– Правильно, и я тоже. Но на одной тушенке долго не протянем. Придется завтра съездить в деревню. Достань котелок. Там где-то, под спальником.

Под вечер пошел мелкий нудный дождь. Они сидели на уложенном возле костра бревне, накрывшись куском брезента, и ели тушенку, подогретую на костре, по очереди черпая из котелка алюминиевыми ложками.

– Надо бы оставить, – рассудительно сказал Иван, заглянув в котелок.

– Ничего, разогреет еще, – успокоил его Брусницкий, – кто не успел – тот опоздал!

Когда совсем стемнело, они разложили большой костер, опасаясь, как бы Волохов не заблудился в темноте. Сырые дрова постреливали, дым ел глаза. Волохов появился возле костра из темноты так внезапно, что, казалось, шагнул из другого мира. В согнутой руке он нес крупную щуку, продев пальцы в жабры. Хвост рыбины волочился по земле.

– Вот это улов, – восхитился Брусницкий, – Иван, там мешок в багажнике. Сходи, намочи его в воде, будь другом. Есть хочешь, Павел?

– Нет, я сыт. Пожалуй, спать лягу.

Иван принес мокрый мешок. Щуку обложили травой и завернули в мешковину. Иван достал из своего рюкзака бутылку, залез в палатку и пристал к Волохову, упрашивая его выпить отвар. Тот понюхал, скривился и вспомнил, как он лечил Светку.

– Ваня, ты смерти моей хочешь?

– Совсем не хочу, потому и прошу выпить это. Поверьте пожалуйста, это

вам очень пригодится. И утром надо будет тоже принять, обязательно

натощак, – Иван просительно посмотрел на Волохова, – он не сможет

больше отравить вас. Пожалуйста, выпейте. Это не очень горько – там мед есть.

– Эх, – тяжко вздохнул Волохов, – за что ж мне такие наказания…

Он выдохнул и залпом выпил мутноватую терпкую жидкость.

Дождь припустил сильнее, и Брусницкий тоже забрался в палатку. Долго разбирались, кто где будет спать. Наконец, устроились, Ивана положили посередине, и Брусницкий погасил фонарь. Под шум дождя сон пришел быстро и незаметно.

Утро наступило тихое и ясное. От вчерашней непогоды не было и следа. Солнце узкими лучами пробивалось через листву. Влажная земля парила. Позавтракали тушенкой. Иван стал мыть посуду, Брусницкий уехал за продуктами, а Волохов опять ушел на озеро. Иван сходил к монастырю, увидел палатки туристов и вернулся. Делать было нечего, он почистил щуку и стал опять собирать дрова в ожидании Брусницкого. Тот приехал к обеду, наладил поплавочную удочку. Они с Иваном накопали червей, и Брусницкий надергал за полчаса десяток ершей. Завернув мелочь в марлю, сварили из нее и щучьей головы бульон, потом добавили крупные куски щуки, забросили в котелок картошки, лавровый лист и перец горошком. Такой ухи Иван еще не пробовал. Волохова ждать не стали. Он опять появился ближе к вечеру с пойманной рыбой. Они запекли ее на прутиках над угольями. На ночь Иван опять заставил Волохова выпить отвар.

На третий день Брусницкий сказал, что пришла пора выспаться, и залег в палатку на целый день. Иван опять пошел к монастырю. Небо хмурилось, и когда он вышел к разрушенной кирпичной ограде, хлынул дождь. Туристов уже не было. Иван продрался сквозь кусты. Когда-то здесь был погост. На провалившихся, заросших травой могилах стояли покосившиеся деревянные кресты. Кирпичная кладка стен монастыря едва проступала сквозь деревья. Огромные ели соперничали высотой с главным куполом. На стенах зеленел мох, вились побеги кустарника. На четырех куполах сохранились кресты. Иван, пораженный размерами и величием храма, перекрестился и вошел внутрь.

Время и люди не пощадили внутреннюю отделку, но все равно огромное здание ошеломило его. Перед мраморным иконостасом он опустился на колени. Полустертые лики святых глядели на него, словно из глубин времени. Он стоял, в благоговении склонив голову перед красотой, которую не смогли испортить автографы туристов. Что такое были надписи, вроде «Здесь был Вася» по сравнению с вечностью! Он поднялся с колен и пошел вдоль стен, касаясь их ладонями. Шершавый кирпич во многих местах был вынут, выщерблен. С потолка главного купола свисала длинная люстровая цепь. Иван собрался было поискать проход на крышу, когда услышал звук автомобильного двигателя. Он поморщился: неужели опять туристы?

По старой монастырской дороге к храму выползла грязная «Нива». Пассажир вышел, поднял воротник куртки и, наклонившись к окну, долго убеждал в чем-то водителя, потом, махнул рукой и пошел под дождем к храму. «Нива» развернулась и укатила. Это было странно. У мужчины не было ни рюкзака, ни сумки, только пластиковый пакет, который он держал над головой, прикрываясь им от дождя. Перед самым храмом он остановился и задрал голову. Восторженно поцокав языком, он вошел внутрь и увидел Ивана.

– О-о, здравствуйте, молодой человек, – незнакомец, приветливо улыбаясь, протянул руку, – от дождя прячетесь?

– Здравствуйте. Нет, зашел вот посмотреть.

Иван пожал протянутую руку, разглядывая мужчину. Говорил тот с легким акцентом. Смуглое лицо с живыми карими глазами казалось приветливым. Одет он был явно не по погоде, значит, приехал издалека. Легкая куртка на плечах потемнела от воды, намокшие от дождя волосы с седыми прядями аккуратной волной лежали на голове. На пальце у него был крупный перстень с прозрачным камнем.

– Какое великолепие, – озираясь, мужчина прошел в центр храма, – изумительно. Даже фрески почти целые!

Иван насупился, решив, что перед ним один из искателей икон и древней живописи, собравшийся по дешевке приобрести все это в глубинке.

– Все равно их нельзя снять. Для этого всю стену разобрать надо, – чуть враждебно сказал он.

– Ни в коем случае, – замахал руками иностранец, – что вы такое говорите, молодой человек! Это надо реставрировать на месте. Здесь все надо реставрировать. Какая прелесть! Беллиссимо!

Он обернулся к Ивану.

– А вы турист или местный житель?

– М-м…, турист.

– Вот как, – иностранец столь внимательно разглядывал его, что Ивану стало не по себе, – вот как. Я ищу здесь кое-кого.

– Тут никого нет, – Иван насторожился.

– Но вы-то здесь есть.

– Я? Да…

Иностранец покивал головой.

– Я понимаю ваши сомнения, мой молодой друг. Скажите, вы знаете некоего Александра Ярославовича?

– Знаю.

– Так это он сказал мне, где вас искать! О-о, как удачно получилось, – мужчина раскинул руки, подошел и обнял Ивана за плечи, заглядывая в глаза, – а вы, наверное, ученик господина игумена?

– М-м…

– Очень, очень приятно. Пойдемте же к вашим друзьям, у нас много дел.

Пока пробирались через, лес одежда у иностранца насквозь промокла. Несколько раз он попадал в прикрытые листвой ямы с болотистой водой, но тем не менее не уставая восторгался лесом и храмом. В его мягких кожаных мокасинах хлюпала вода.

Услышав голоса, из палатки выглянул Брусницкий. Правая рука у него была прикрыта спальником. От костра обернулся Волохов, помешивающий уху в котелке. Недобро прищурясь, он оглядел незнакомца.

– Здравствуйте, господа, – как бы не замечая неприязни, иностранец приподнял руку в приветствии, – у вас тут настоящий кемпинг!

– Что вам угодно? – неприятным голосом спросил Волохов.

Мужчина сразу стал серьезней.

– Он говорит, что его прислал Александр Ярославович, – поспешил объяснить Иван.

– Да, это правда, – кивнул мужчина, – а также наставник молодого человека, – он слегка поклонился в сторону Ивана, – полагает, что я могу оказать ему небольшое содействие.

– Кто вы?

– Господа, может быть, пройдем в палатку? Я, честно говоря, сильно промок.

– Заходите, – Брусницкий посторонился.

Незнакомец покосился на его руку, все еще прикрытую спальником.

– Пожалуйста, поосторожней с оружием.

Брусницкий хмыкнул, отбросил в сторону спальник и спрятал пистолет в изголовье своей постели. Когда все уселись, иностранец рассказал, с какой целью он прибыл. Волохов пожал плечами и вернулся к костру. Брусницкий, подумав, сообщил, что кому-то теперь придется спать в машине, а Иван, первый раз в жизни встретив настоящего иностранца, глядел на него во все глаза.

– Кстати, господа, если уж я знаю ваши имена, то позвольте представиться: Пьетро Бартелли.

– Так вы итальянец? – спросил Иван.

– Да, мой юный друг, самый итальянский итальянец… апчхи… простите, господа. Кажется, я слегка простудился. Могу ли я просушить одежду?

Брусницкий предложил ему пока залезть в спальник, взял его мокрую одежду и унес в джип. Волохов крикнул от костра, что уха поспела. Все расселись кружком, и он передал каждому по очереди полную миску, налил ухи себе и уселся у входа.

– О-о, рыбный суп… Апчхи…

Брусницкий достал недопитую бутылку водки.

– Павел, ты как?

– Никак, – сердито ответил Волохов.

– Тогда передай перец, – Сергей вылил остатки в стакан, – Иван, у тебя где-то мед был.

Он высыпал в стакан половину чайной ложки черного перца, добавил ложку меда, размешал и вручил стакан итальянцу.

– Прошу. Лучшее лекарство от простуды.

Бартелли с сомнением взял почти полный стакан, примерился и стал пить.

Волохова передернуло. Брусницкий сморщился.

– Ну, кто же так пьет водку!

Бартелли допил, выронил стакан и выпучил глаза. Волохов вложил ему в растопыренные пальцы бутылку минеральной воды, к которой тот и припал, как исстрадавшийся в пустыне путник.

– Однако, – прохрипел он, когда бутылка опустела, – пожалуй, я все-таки предпочту аспирин.

– Вы ешьте, ешьте. А то можете остаться голодным.

– Почему?

– Стакан водки на голодный желудок – это серьезно.

– Да, да, вы правы, – Бартелли схватил ложку и стал хлебать уху.

Доесть он успел, но потом просто отвалился к стенке палатки и, невнятно попросив не обращать на него внимания, заснул.

Брусницкий вышел из палатки и позвал Волохова. Они отошли в сторонку.

– Ну, и что думаешь?

Волохов пожал плечами.

– Не знаю. Пусть он с Иваном позанимается, может быть, и поможет чем.

– Итальянский поп? Кого мы все-таки ловим, Павел?

– Если скажу – не поверишь.

С утра Бартелли встал с головной болью, но без простуды. Наскоро перекусив, он поманил Ивана.

– Мой юный друг, не пора ли нам приступить к делу?

– Я готов.

– Очень хорошо. Господа, мы вас оставим до обеда. Нам нужно уединение.

– Книги взять?

– А какие у тебя есть книги?

Иван принес книги отца Василия и свою тетрадь с записями.

Бартелли бегло пролистал тетрадь, просмотрел книги.

– Прекрасно, мой мальчик, прекрасно. Вы почти все знаете, – он поднял вверх палец, – почти! Берите все и пойдем.

– А мы можем говорить по-итальянски. У меня совсем нет языковой практики.

– Конечно! Мы будем говорить только и исключительно по-итальянски.

– А на латыни?

– Непременно поговорим на латыни. Только прошу избавить меня от споров по поводу разделения наших церквей, – с улыбкой попросил Бартелли.

Они отправились в сторону монастыря. Брусницкий надел болотные сапоги и собрал спиннинг.

– Сегодня моя очередь добывать пищу, – сказал он.

Волохов ухмыльнулся.

– Ну, значит мы без обеда.

Вернулся Брусницкий через три часа промокший до пояса, без рыбы и жутко ругаясь.

– Сплошные зацепы! Пять блесен оборвал. Как ты их ловишь? Руками, что ли?

– Руками, – подтвердил Волохов.

После обеда итальянец опять увел Ивана. Кажется, мальчишка был доволен. Вечером итальянец рассказывал о своей стране, о Ватикане, монастырях. Брусницкий вставлял редкие замечания. Заинтересовавшись, Бартелли спросил его, долго ли он жил в Италии, но, получив уклончивый ответ, прекратил расспросы.

На следующее утро Волохов встал мрачный. Безделье его утомляло. Он пропал на весь день, Бартелли с Иваном снова ушли к монастырю. Брусницкий позвонил в Москву. Все было тихо, в квартиру Покровской никто не приходил и даже телефонных звонков не было.

Волохов вернулся к ночи мрачнее туч, которые опять собрались над озером. Не глядя ни на кого, бросил к костру рыбу и ушел в палатку. Бартелли вопросительно приподнял бровь.

Брусницкий попросил Ивана спрятать рыбу и полез в палатку. Волохов лежал, отвернувшись к стене.

– В чем дело, Павел?

Волохов резко обернулся к нему.

– А ты не понимаешь? Что мы здесь делаем? Гуляем, отдыхаем, спим! Я уже здоров, весел и бодр. Надо действовать.

– Как?

– Не знаю, – Волохов стукнул кулаком по ладони, – но не сидеть же сложа руки.

– Александр Ярославович считает, что он должен еще объявиться. Я не знаю, на чем основана его уверенность, но меня он убедил.

– Это он умеет. Мы опять выжидаем хода противника. Что он объявится, я и сам знаю. Он не оставит нас, даже если сделает свое дело. Во всяком случае, меня он найдет. А я хочу найти его сам! Я хочу диктовать свои условия, а не принимать его!

– Хочешь не хочешь, придется ждать.

Волохов отвернулся к стенке.

Иван с итальянцем стояли на крыше монастыря, возле главного купола. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись болота и леса. Монастырь стоял на узком перешейке, почти разделявшем озеро. От открывавшейся панорамы захватывало дух.

– Беден, беден язык человеческий, – скорбно качая головой, сказал Бартелли, – как передать словами вот это, – он простер руки, – этот простор, свежесть, чистоту! У нас таких мест практически не осталось. Все облагорожено, стерильно, цивилизованно.

– Но у вас есть Колизей и Пизанская башня, Венеция и собор Святого Петра.

– Ах, мой мальчик, это все – дело рук человеческих. А здесь все первозданно, как в дни сотворения мира! – Он прислушался и обернулся к Ивану: – Кажется, нас зовут.

– Иван, господин Бартелли!

На крыше появился запыхавшийся Брусницкий.

– Господа, – он хватал ртом воздух, задыхаясь от бега, – господа, отдых закончился. Идите в лагерь, собирайте вещи. Я найду Волохова.

– Что случилось? – почти в один голос спросили итальянец и Иван.

– Похоже, мы нашли его.

Одежда Волохова лежала на траве у воды. Брусницкий огляделся. Озеро было пустынно.

– Павел! – он закричал, сложив руки рупором, – Павел! Да где же ты, черт возьми. Павел!

Волохов вынырнул в нескольких метрах от берега.

– Что?

– Кажется, ожидание кончилось.

Вздымая брызги, Волохов бросился к берегу.

– Рассказывай, – он запрыгал на одной ноге, натягивая джинсы.

– Звонили ребята из Москвы. На квартиру Покровской пришла некая Роксана. Подруга Покровской. Говорит, что у той есть дом где-то за Владимиром.

– Где-то?

– Адрес не помнит, но дорогу покажет.

Бегом они вернулись в лагерь. Иван аккуратно скатывал палатку, Бартелли заливал из котелка костер. Брусницкий отобрал у Ивана палатку и запихнул ее кое-как в багажник.

– Все, по коням.

Джип, буксуя колесами на мокрой земле, рванул с места.

Через минуту он исчез среди деревьев, оставив запах сгоревшего бензина. Дымилось, затухая, кострище, взрытая шинами земля заполнялась водой. За бревном валялся забытый Брусницким спиннинг.