Текст книги "Зачарованные клады России"

Пугачевское золото

В начале 1840-х годов два молодых человека, братья Александр и Степан Гусевы, поехали из своего хутора Гусевского в Оренбург и по дороге остановились ночевать в деревне Синегорке. Когда они выпрягли лошадей и зашли в хату, то увидели лежащую на печи сморщенную старушку, слепую. Старушка по говору узнала, что Гусевы «мосоли» («мосолями» называли потомков крепостных заводчика Мосолова) и спросила:

– Вы не из Каноникольского?

– Нет, мы из хутора Гусевского.

– Это на Малом Ику, возле устья речушки Ямашлы?

– Верно! Откуда, бабуся, знаешь?

– Я в молодые годы с Пугачевым ходила, была у него кухаркой. Когда по дороге на Иргизлу за нами гнались сакмарские казаки, Пугачев приказал закопать на левом берегу Ямашлы, возле устья, золото. Много ведь золота отнял у бар. Оно, чай, и теперь в земле лежит.

Слух о том, что где-то в Синегорке живет некая Прасковья, столетняя старуха, которая в молодости «ходила» с Пугачевым, гулял по округе давно, поэтому браться отнеслись к рассказу старухи с полным доверием. Вернулись братья Гусевы домой. Старший, Александр Петрович (он был уже женат и не жил в отцовском доме), когда все домашние заснули, пошел ночью к устью речки Ямашлы и после упорных поисков отыскал там корчагу золота. Перепрятав ее в укромное местечко, он не сказал об этом никому ни слова.

Через несколько дней младший брат Степан вспомнил в разговоре с отцом про пугачевский клад. Отец удивился: «Почему ж сразу не сказал?» Пошли на берег речушки, копали, копали, но ничего не выкопали. А Александр Петрович, забрав себе клад, отделился от отца и стал заниматься лесным промыслом. Сплавлял лес. Купил себе много земли. Две мельницы построил – в Шагрызе и в Кузьминовке. А сына его, старика уже, в 1930 году раскулачили. Многие помнят, сколько золота тогда отняли у этого кулака. Первейший ведь в здешних местах богач был! На пугачевском кладе нажился.

Легенд о кладах Емельяна Пугачева бытует, пожалуй, не меньше, чем легенд о разинских кладах. В отличие от последних клады Пугачева часто имеют под собой, как кажется, гораздо более реальную почву и, по разным свидетельствам, действительно где-то, когда-то, кем-то были найдены.

Множество «кладовых записей» и легенд было связано с пугачевским кладом близ бывшей крепости Рассыпной под Оренбургом, в Диковой балке. По рассказам местных жителей, этот клад был выкопан еще в середине XIX столетия: «Здесь у нас, возле Рассыпной, есть балка Дикого. Там беглые и дикие люди скрывались. И вот однажды утром пронеслась молва: “Клад, клад вырыли! И пошли все смотреть. Здесь была открыта яма. Старики говорили – это, мол, уральцы (т. е. уральские казаки) вырыли. У них каким-то родом осталась запись Пугачева, и они знали, что где зарыто, они приезжали к нам. Здесь в лесу еще была береза. Под ней много зарыто золота. Но найти ее, березу, они не смогли. А тот клад в Диковой балке – факт, при мне был».

Еще один пугачевский клад, по рассказам, зарыт на берегу речки Ящурки, впадающей в Урал. По преданию, деньги зарывались в воловьих шкурах, от Ящурки по течению вправо в сторону на 20–30 метров. Этот берег впоследствие намыло или отмыло, а сама речка лет сто назад пересохла. В окрестностях Татищева, в озеро Банна, разбитые царскими войсками пугачевцы при отступлении поспешно скатывали бочки с медными и серебряными деньгами. Есть свидетельства, что вскоре, лет через пятнадцать – двадцать, часть этих бочек была обнаружена и извлечена.

А в двадцатых годах XIX столетия, в морозный декабрьский день, к одному из внуков смотрителя Златоустовского завода постучалась вечером старушка-нищая, с посохом и мешком на спине.

– Что тебе, бабушка? – окликнули ее из окошка.

– Пустите, милые, переночевать, Бога для…

– Заходи.

Старушка, которой пошел уже восьмой десяток, переночевала, но на утро оказалась так ослабевшею, что не могла сдвинуться с печи.

– Да куда ж, ты, бабушка, идешь?

– А вот, милые, так и бреду, пока добрых людей не найду, которые приютят меня.

– Значит, ты безродная?

– Никого, миленькие, нет, ни родной души не осталось.

– И не знаешь, где родилась?

– Я, милые, заводская, с Авзяно-Петровских заводов… Мои-то все померли… Вот я и хожу по чужим людям.

– Коли так, старушка, то оставайся у нас.

– Спасибо, вам, болезные, за вашу ласку ко мне!

Старушка пожила с полгода и приготовилась умирать. Уже на смертном одре она позвала хозяйку дома и сказала:

– Слушай, Ивановна! Мне жить недолго, день, два… Грешница я была великая… Едва ли простит меня Господь… Ведь я была полюбовницей пугачевского атамана… Он захватил меня на заводе да силой и увез с собой… Когда нас разбили на Урале, мы бежали через Сатку. Ехали в кибитке и везли большой сундук… Ночью приехали к реке Ай… Мой-то и говорит мне: «Акулина! Дело нашего “батюшки” обернулось плохо… Этот сундук полон серебра да золота. Давай его зароем здесь». Вытащили мы сундук, нашли на берегу два дуба, вырыли под ним яму топором… положили в нее клад и завалили землей да каменьями… «Кто из нас останется в живых, – сказал мой-то, – тот и попользуется всем добром»… А место приметное: два дуба здесь и три дуба на том берегу… Потом сели мы на лошадей и переправились вброд… Конец, знамо, был плохой… моего-то убили в драке, а я попала в Оренбург… Так с тех пор и не была у клада… Думала уж с тем и в могилу лечь… Да хочу наградить тебя за любовь ко мне, старухе… А лежит сундук вправо от дороги в тридцати шагах…

Старушка скоро умерла, клад же, если только он был зарыт, продолжает лежать на прежнем месте. За добычей его надо было ехать за сто верст, расстояние для того времени, когда по дорогам рыскали беглые крепостные, заводские и ссыльные из Сибири, – огромное, сопряженное с немалыми опасностями. Кроме того, дорога через Ай менялась много раз, и искателям зарытого сокровища пришлось бы исследовать весь берег на протяжении, может быть, сотни-другой сажен.

Предания о кладе Пугачева, к которым можно отнестись серьезно, рассказывают в Пензенской области. Где-то здесь, в каком-то из сел по дороге от Саранска в Пензу, в избе священника местной церкви, якобы гостил отступавший от Саранска Емельян Пугачев. Отсюда, преследуемый царскими войсками, он двинулся дальше, при этом закопав в землю часть своей казны. Были известны и внешние приметы места захоронения клада, но еще сто лет назад местность в том месте распахали.

Приведенные рассказы – самые достоверные из многочисленных легенд о «пугачевских кладах». В остальных фигурируют «амбары» и «лодки» с золотом и самоцветными камнями, нечистая сила, светящиеся в темноте лошади и прочие, очень увлекательные, но вряд ли правдоподобные сюжеты.

Клады Великой смуты

«В настоящее время переживается новая кладовая эпоха, так сказать, “коммунистическая”, – писал в 1921 году костромской ученый-краевед В. И. Смирнов. – Как в эпоху татар и смуты, народ помещает в настоящее время свои сбережения и имущество, по меткому выражению одного гражданина, в земельном банке. Уже ходят рассказы о находимых то тут, то там спрятанных в земле деньгах, имуществе и оружии…»

Действительно, с эпохой большевистской смуты связана самая последняя крупная волна укрывания кладов. В этот период родились легенды о таких крупных, имеющих чрезвычайно большую ценность кладах, как «золото адмирала Колчака», «казна Азиатской дивизии» барона Унгерна и ряд других. Уже в первые революционные годы большевистское правительство обратило внимание на принявшее массовый характер укрытие ценностей и обязало органы ВЧК, а затем ОГПУ и НКВД выявлять и изымать ценности, укрытые «буржуазией» и прочими поверженными классами.

«Органы» потратили немало сил, чтобы отыскать «золото Колчака» – часть золотого запаса Российской империи, 26 ящиков с золотыми монетами и слитками общим весом около пятидесяти пудов (800 кг). Этот клад был якобы зарыт в октябре 1919 года в окрестностях железнодорожной станции Тайга и до сих пор не найден.

В августе 1921 года в окрестностях озера Буир-Нур в Монголии, в ста шестидесяти километрах к югу от Хайлара, по словам неких «очевидцев», была зарыта «казна Азиатской дивизии» барона Унгерна фон Штернберга – 24 ящика с золотыми монетами общим весом около 75 пудов (1200 кг). Эта «казна» также до сих пор не найдена.

Безвестно пропала и часть войсковой казны Уральского казачьего войска – 24 ящика серебряных рублей. Известно, что в апреле 1920 года она была вывезена на пароходах «Милютин» и «Опыт» из Форта-Александровского в направлении персидского порта Энзели. Другая часть казны, около 90 пудов серебра, была захвачена красными.

Один из самых крупных кладов эпохи большевизма был найден в 1924 году в Москве, в подвале особняка Рябушинских на Спиридоновке. Вход в подвал вел через бывший винный погреб и был замаскирован полками для хранения вин. Из винного погреба в подземелье вела лестница в 8–10 ступеней. Подвал имел в высоту 2,5 метра, 1,75 метра в ширину и около 8 метров в длину. Все это помещение было уставлено полками для хранения винных бутылок, и все эти полки были заполнены ценностями – картинами, миниатюрами, японскими шкатулками, полными старинных вещей, часами, табакерками и т. д. Здесь же стояли старинные вазы и фарфоровые статуэтки. Среди обнаруженных в подвале произведений искусства были картины П. А. Федотова, В. А. Серова, К. А. Сомова, скульптуры работы Ф. И. Шубина, Паоло Трубецкого, А. С. Голубкиной.

Спустя год большой клад, спрятанный бежавшими за границу владельцами, был найден во дворце князей Юсуповых в Харитоньевском переулке. Один из сторожей дворца увидел замурованную арку в нише под лестницей. Для ее вскрытия он пригласил сотрудников ГПУ. За замуровкой оказалась стальная дверь, преграждавшая путь в тайник. Небольшое помещение было завалено мусором и старым тряпьем, но когда кто-то толкнул ногой тюк со старой одеждой, из него посыпались драгоценности…

Всего из тайника было извлечено 25 колье, 255 брошей, 13 диадем, 42 браслета, 43 кулона, серьги, пряжки, цепочки, подвески, изготовленные из золота и серебра и украшенные бриллиантами, изумрудами, рубинами, сапфирами, бирюзой и жемчугом. Здесь же нашли множество изделий прикладного искусства – коллекцию из более чем 200 серебряных ковшов и чарок XVI–XIX веков, большую фигуру серебряного коня, трех серебряных лебедей. Кроме них, в тайнике была спрятана скрипка Страдивари.

«Буржуазные сокровища» продолжали находить спустя многие годы после революции, их продолжают находить и в наши дни. Например, в 1962 году в Москве, при рытье траншеи для теплосети во дворе дома № 53 по улице Щепкина, рабочие обнаружили пять золотых слитков 96-й пробы общим весом 18 килограммов, а затем полуистлевшую кожаную сумку, в которой оказались золотые предметы – две пары часов, браслеты, медальоны – всего около 400 г. По-видимому, клад принадлежал жившему здесь владельцу мыловаренного завода, бежавшему во время революции за границу.

Летом 1974 года, по сообщению газеты «Советская культура», бригада рабочих СМУ при рытье котлована на Таганской улице, на месте бывшего дома купцов братьев Новиковых, до революции торговавших могильными памятниками и мраморными плитами, нашли клад золотых и серебряных монет и изделий – 199 золотых монет, 12 обручальных колец и два золотых слитка 859-й пробы – весом 430 и 413 граммов.

Множество кладов находили и продолжают находить в помещениях церквей и монастырей. Как известно, реквизиция церковного имущества была одним из программных пунктов большевиков. Понятно, что священники и монахи укрывали церковные реликвии с той же тщательностью, с какой они делали это в лихие годины нашествий иноплеменных врагов – татар, ляхов и французов. Так, в июне 1982 года в стене одного из зданий Николо-Перервинского монастыря, в котором тогда располагался какой-то заводик, бригада строителей обнаружила клад из 3187 серебряных монет эпохи Николая II общим весом 3 кг.

Настоящий детектив, увы, с трагическим концом, разыгрался вокруг «сокровищ Рождественского монастыря». В 1978 году в Москве была убита последняя монахиня Рождественского монастыря Варвара (В. И. Турнова), жившая в бывших монастырских кельях, превращенных после революции в общежитие. Убийца был найден довольно быстро. Им оказался рабочий картонажной мастерской, занимавший тогда часть построек упраздненного монастыря. Как оказалось, до него дошли слухи о том, что где-то в церковных подземельях замурованы монастырские реликвии. Он долго пытался отыскать их, забирался в подвалы и простукивал стены в надежде отыскать замуровку, где спрятаны иконы и утварь. Поиски, увы, были безрезультатны. Между тем до кладоискателя дошли слухи о том, что последняя настоятельница монастыря перед смертью передала ценности из ризницы сестре Варваре и что та знает тайну их местонахождения. Эти слухи стоили сестре Варваре жизни…

Существует легенда о пропавших в годы революции сокровищах московского Новодевичьего монастыря. Известно, что последняя игуменья монастыря Леонида (Озерова) знала о существовании подземного хода, ведущего от Смоленского собора Новодевичьего монастыря к Москве-реке. В 1909 году она показывала этот ход известному археологу И. Я. Стеллецкому. Осмотрев подвал под собором, Стеллецкий писал, что он представлял собой «двенадцать, шесть на шесть, пересекающихся широких коридоров, образуемых рядами массивных каменных столбов, поддерживающих здание храма. В противоположной от входа стене имеется другая дверь, наглухо заколоченная щитом… Посредине стены имеется такая же, в рост человека, потайная дверь, обычно запертая на ключ. Каменная, в шесть ступеней, в одно колено, лестница, приводит в тесный, в квадратный аршин, каменный мешок, образовавшийся вследствие заложенного хода с полукруглым сводом, носящим следы недавней штукатурки. По-видимому, это не так давно заделанный старинный тайник, быть может, тот самый, что, по преданию, ведет из монастыря к Москве-реке». Фрагменты этого подземного хода были обнаружены в 1970-е годы при земляных работах на территории завода «Союз».

В 1920 году, когда большевики приняли решение о ликвидации Новодевичьего монастыря, игуменья Леонида приняла решение спасти монастырские реликвии. Но у ворот обители уже стоял караул из бойцов ВЧК. Тогда игуменья, взяв с собой реликвии, спустилась в подземелье монастыря…

Слухи о том, что мать игуменья ушла из монастыря по тайному ходу и не вернулась, просочились за стены монастыря, и так появилась легенда о том, что мать Леонида ушла в подземелье и добровольно замуровалась там, приняв мученическую смерть.

Монахини сообщили властям о «смерти» игуменьи и имитировали ее захоронение в подземном некрополе. Позднее, как пишет Т. Белоусова, это захоронение было вскрыто и останков Леониды под могильной плитой не обнаружилось.

…Самым известным «буржуазным» кладом является, наверное, «клад Кисы Воробьянинова» в одном из двенадцати стульев его гостиного гарнитура, который так настойчиво и безрезультатно искали герои Ильфа и Петрова. Но, как мы видим, эта история имеет под собой вполне реальную почву. И кто знает, откуда в очередной раз – из старого стула, из замуровки на чердаке или из-под пола старинного особняка появится на свет очередной клад эпохи Великой смуты…

Загадка заброшенного монастыря

В 15 верстах от нынешнего районного центра Новгородской области города Холм (ранее он относился к Псковской губернии) находится старинный монастырь Рдейская Успенская пустынь. Неизвестно, когда и кем он был основан, но пустынники, искавшие безмолвия и уединения, и поселившиеся в незапамятные времена на берегу темного и илистого Рдейского озера, воистину, вряд ли нашли бы где-нибудь еще место более уединенное и дикое.

Расположен монастырь на озерном полуострове, среди непроходимых лесов и болот. Никакой дороги к нему нет, а есть только два доступных зимой или в сухое лето проселка – с востока и с юга, – идущих через сплошные леса и болота. Ближе к озеру с востока рельеф местности повышается и образует среди болот сухой остров размером 2 × 2 километра, на краю которого и стоит монастырь.

Дата основания Рдейского монастыря неизвестна – существовал он «исстари». В 1764 году монастырь, тогда мужской, был упразднен, а его церковь была обращена в приходскую. Но так как эта местность была населена исключительно раскольниками, то возникла необходимость воссоздать здесь монашескую обитель как опорный пункт православия. По ходатайству митрополита петербургского Исидора Священный синод в 1886 году разрешил учредить здесь женскую общину, которая и была открыта в 1887 году. Спустя немного времени, в 1893 году, община была преобразована в женский общежительный монастырь Рдейская Успенская пустынь, находившийся под управлением игуменьи.

Административно монастырь находился на территории Старорусского уезда Новгородской губернии. Расположенный в глубине болот и лесов, на отшибе, Рдейский монастырь был малоизвестен даже в те времена, и сведения о нем находятся далеко не в каждом дореволюционном справочнике, а в печати о нем вообще практически не упоминалось[4]4
  Единственная известная публикация. – «Церковные Ведомости», 1893 г., № 32.


[Закрыть].

Постройки монастыря располагаются на берегу Рдейского озера. Площадь этого озера составляет 250 га, и оно имеет максимальную глубину 2,5 метра. Берега низкие, торфяные, илистые. К северу, западу и юго-западу от озера простирается огромное непроходимое Рдейское болото площадью более 90 тыс. га. Весь этот район практически безлюден и даже в наше время, когда, казалось бы, уже нигде не осталось «белых пятен», считается малоизученным.

Расположенный в глухой, почти непроходимой местности, затерянный среди болот монастырь просто не мог не стать источником для всевозможных окутанных тайной легенд. Одну из них приводит писатель М. Л. Костров в своей книге «Рдейский край». Ссылаясь на слова местного участкового милиционера, он пишет о том, что в 1920-е годы монахини Рдейского монастыря бросили на дно Рдейского озера драгоценные предметы из монастырской ризницы. По рассказам жителей Бежаницкого района Псковской области, однажды зимой некий местный житель совершил пеший поход на лыжах к монастырю и принес оттуда «мраморную статую». Но вот главная загадка монастыря – если она, конечно, существует – по-прежнему покоится в черных водах Рдейского озера…

Легенды о монастырских и церковных сокровищах, в трагические послереволюционные годы укрытых в лесах и подземельях, брошенных в озера и болота, можно встретить сегодня в самых разных уголках страны. Можно смело утверждать, что эти рассказы прочно вошли в фольклор, став «бродячими сюжетами». Но местные жители, как правило, уверены, что эти рассказы – истинная правда.

Так, по словам доктора исторических наук А. К. Станюковича, заведующего отделом археологии Звенигородского историко-архитектурного музея, в окрестностях Звенигорода известна легенда о том, что в 1919 году, во время драматических событий, связанных с ликвидацией Саввино-Сторожевской обители, часть сокровищ монастырской ризницы была затоплена монахами на дне небольшого «прудка», находящегося неподалеку от стен монастыря. Сейчас этот водоем сильно зарос, и добраться до клада (если он существует) можно, только расчистив пруд.

Аналогичную историю рассказывают в Боровске (Калужская область). В местной легенде фигурируют сокровища ризницы Боровского Пафнутьева монастыря, брошенные монахами на дно монастырского пруда.

Имеются сообщения и о сокровищах Гороховецкого Святозерского Спасского монастыря, ныне находящегося в Ивановской области, на озере Святом. По свидетельству местного жителя, монахини и игуменья монастыря в 1920-х годах бросили в озеро сундук с богослужебными книгами, утварью и драгоценностями.

Характерной чертой рассказов о «монастырских сокровищах» является их внешняя достоверность. Теоретически – подчеркнем это слово! – все они могут содержать в себе рациональное зерно, так как базируются на вполне реальных фактах. Но вот где та грань, которая отделяет правду от вымысла?

Часть III. Кладоискатели

Охотники за кладами

«Искатели кладов преимущественно бывают из простого народа, склонного, по неразвитости, к суевериям и предрассудкам», – важно писал в 1896 году один ученый человек. Только того не знал ученый человек, что у нас в России даже цари, князья, вельможи и духовенство занимались «по наущению диавола» отысканием кладов. Кладоискательство на Руси всегда было популярным занятием: несмотря на дурную репутацию кладов, в любителях приключений и просто хищниках у нас никогда недостатка не было.

Упоминания о кладах встречаются уже на первых страницах русской истории. Главный торговый путь Древней Руси – «путь из варяг в греки» – на всем своем протяжении, от Балтийского моря до Черного, отмечен многочисленными кладами VIII–XI веков. Византийские и скандинавские источники говорят, что славяне «скрывали свое имение, как воры», зарывая драгоценности в землю, когда отправлялись на войну.

Об одном из самых ранних фактов кладоискательства на Руси сообщается в Киево-Печерском патерике, составленном в XI веке. Печерский монах Федор увидел во сне видение: в некоем месте зарыт большой клад. Придя в указанное в видении место – в одну из лаврских пещер – он начал копать и наткнулся на клад «латинских сосудов», в которых хранилось «злата и сребра бесчисленное множество». Увидев сокровища, Федор счел, что это черт искушает его богатством, и снова зарыл клад, но уже в другом месте. О находке узнал великий князь киевский Мстислав Святополкович, который приказал схватить монаха и доставить его к себе.

– Верно ли говорят, что ты нашел клад? – спросил князь монаха.

– Да, я нашел клад, и он спрятан мною в пещере, – отвечал Федор.

– А что это за пещера и много ли там, отче, золота, серебра и посуды? – допытывался князь.

– Эта пещера служила кладовой у варягов, и посуда там латинская. Поэтому пещера и ныне зовется варяжской. Золота же и серебра там неисчислимое множество.

Понятно, что простодушный ответ монаха только разжег в князе алчность. Он начал требовать от инока, чтобы тот указал местонахождение сокровищ. Но Федор утверждал, что забыл то место, где закопал клад.

– Вспомнишь! – зловеще пообещал князь и приказал сковать монаха по руками ногам, ввергнуть его в узилище и три дня держать там без хлеба и воды. Но монах упрямо твердил: «Не помню». По приказу князя монаха-кладоискателя жгли на костре, пытали дымом. Другого монаха, Василия, которому Федор открыл тайну клада, князь собственноручно «поразил» стрелой из лука. Оба монаха умерли в мучениях, так и не указав местонахождение клада.

В свое время была высказана гипотеза, что на самом деле князь допытывался у монахов о том, где спрятана монастырская сокровищница, желая поправить за ее счет свои финансовые дела. Как бы то ни было, этот рассказ свидетельствует о том, что клады уже в XI веке вызывали на Руси неподдельный интерес в самых разных слоях общества.

По одной из легенд, на средства, найденные в кладе, будто бы был основан Ростовский Авраамиев монастырь: бес, желая насолить благочестивому старцу Авраамию Ростовскому, материализовался в образ воина и, явившись к великому князю Владимирскому, доложил, что будто бы Авраамий нашел на великокняжеской земле «сосуд медян, в нем множество сосудов златых и поясов златых, и чепей» и что на это сокровище, которому «не можно и цены уставити», Авраамий устроил монашескую обитель. Князь, поверив бесовской выдумке, приказал схватить подвижника и привести к нему, но при дознании у Авраамия из всего имущества оказалась одна власяница.

Царь Иван Грозный, по рассказу летописца, собственноручно отыскал клад, замурованный в стене новгородского Софийского собора. Прибыв в Новгород, царь «неведомо как уведал казну древнюю, сокровенную», по преданию – скрытую в стене собора его строителем, князем Владимиром, внуком Владимира Святого. Об этом кладе неизвестно было никому, «ниже слухом, ниже писанием», поэтому источник информации о кладе так и остался невыясненным. Царь, приехав ночью в собор, «начал пытать про казну ключаря софийского и пономарей много мучил», но несчастные ничего не ведали о кладе ни сном, ни духом. Не добившись от них толку, царь стал подниматься по лестнице, которая вела «на церковные полати» и наверху, остановившись, вдруг приказал ломать стену. Из замуровки «просыпалось велие сокровище: древние слитки в гривну, и в полтину, и в рубль». «Насыпав» клад в возы, царь отправил его в Москву. Обычай замуровывать клады в стены каменных церквей в Новгороде, вероятно, был весьма распространен, так как известен еще один подобный случай: в 1524 году в стене Пятницкой церкви при ремонтных работах было случайно обнаружено замурованное «сокровище древних рублев новгородских литых 170, а полтин 44».

Особенной страстью к кладоискательству отличалась сестра Петра I, царевна Екатерина Алексеевна. Она держала при себе баб-ворожей, которые по ее приказу якобы видели сны про клады, а потом царевна посылала по их указаниям на те места людей: узнав, что за 220 верст от Москвы, на дворе одного крестьянина, в хлеву, под гнилыми досками, стоит котел денег, царевна послала туда «для взятья кладу» дворцового сторожа, наняв подводы и охрану для вывоза денег. Клад, однако, не нашли. В другой раз царевна отправила приближенных женщин в поисках клада в полночь на кладбище разрывать могилы. При ней состоял некий костромской поп Григорий Елисеев, который хвалился, что может определять местонахождение кладов по имеющимся у него особым «планетным тетрадям». По приказу Петра I все эти «укащики» кладов были подвергнуты сыску и оказались, при ближайшем рассмотрении, обманщиками: сам поп Гришка Елисеев признался, что у него были «планетные тетрадки», и что он «по планетам клады узнает, а царевне говорил обманом, взятки ради».

Подобно печерским монахам и попу Елисееву, не брезговали заниматься поисками кладов и лица духовного звания. Этому весьма способствовало поверье, что при кладоискании желательно присутствие священника, так как клады зарывались со страшными заклятиями и охранялись нечистыми духами. В 1890-х годах, недалеко от деревни Большие Угоры в Костромской губернии, клад собралась рыть целая толпа крестьян во главе со священником, делавшим указания, как надо, благословясь, рыть и брать клад. Потребовалось вмешательство полицейской власти, чтобы разогнать охваченную золотой лихорадкой толпу. А в 1752 году священник села Помаева Буинского уезда Симбирской губернии, Кирилл Михайлов, решил во что бы то ни стало добыть клад, зарытый в овраге между Помаевым и деревней Атяшкиной. Вооружившись крестом и Евангелием от бесовского наваждения, священник, отличавшийся необыкновенной смелостью, отправился на предполагаемое место клада и принялся копать, но страшные привидения так напугали его, что он бежал со страху, забыв на месте и крест, и Евангелие.

Весьма распространенным занятием было кладоискательство в крестьянской среде. Сколько семей разорилось на этом – хозяйство запущено, а все силы брошены на поиск эфемерного клада… Иногда золотая лихорадка охватывала целые деревни и даже несколько селений. Поиск кладовых записей, приметных мест и раскопки самих кладов нередко занимали целый рабочий сезон: вместо того, чтобы пахать и сеять, мужики сбивались в артели до трехсот человек и толпой уходили на поиски кладов. Начисто срывали древние курганы, перекапывали городища, ворочали «приметные камни»… Около 1890 года крестьяне села Ильинского Макарьевского уезда и ближайших деревень решили во что бы то ни стало отыскать клад, на который имелась запись в виде разбойничьего письма. Целую весну пробродили по лесу, отыскивали приметы, ходили к «ворожцу», копали по ночам. Собирались артелями человек по двести, но ничего не нашли. Неудачу объясняли тем, что не было согласия в артели – каждый думал только о своей наживе в ущерб другим.

О быте и заботах «охотников за кладами» повествуют дневниковые записи одного из алатырских кладоискателей, посвятившего всю жизнь этому ремеслу:

«Задумал я добыть клад в Большой Яме и пошел в город Саранск к ворожцу; у него переписаны были все клады, где сыскать. Купил вина, подпоил его, и дал он мне писульку, как достать деньги в Кладовых стрелицах. Иду я из Саранска и повстречался мне грамотный человек, писарь не писарь, Бог его знает. “На-ка, мол, батюшка, прочитай что написано в грамотке!” Он прочитал, оглядел меня с головы до ног и разорвал писульку: “Старый, говорит, ты черт, на старости каким ты делом занимаешься, души не жалеешь!” Да как плюнет мне в рожу, и уехал.

Не унялся я этим, пошел рыть клад в Большой Яме. Копал, копал и дошел до камня большущего – тремя лошадьми не своротить. Нет, думаю, видно ему срок не вышел. Только выбираюсь из оврага, вдруг посыпались на меня со всех сторон каменья да красные кирпичи. Я подрал, только подавай Бог ноги! А кладище здесь огромный.

А вот нищий Василий Семеныч доподлинно взял поклажу в селе Красной Поляне, а научил его, как взять, заштатный дьякон: все больше молитвами отчитывал из требника Петра Могилы. За тем требником ездили мы три раза в село Ливу, да дорого просят: сто рублей. Да еще надул подлец Евсейка – лубянишные глаза, а денег обобрал много.

На что был богат Филипп Чистяков – четыре расшивы имел, да и те все прожил на клады. Однако, Бог поможет – весной возьмет малую толику.

Есть у целовальника под горой книга “Немая строка” – по ней вызывать можно».

В воронежских местах прославился кладоискатель-фанатик, который исходил весь край вдоль и поперек, разыскивая клады Кудеяра-атамана, один из которых, по его убеждению, состоял из «60 парных воловьих подвод серебра, 10 пудов золота и целого лотка драгоценных камней». Вокруг этого кладоискателя кормилась целая толпа ловких людей, втридорога сплавлявших ему всевозможные кладовые записи, чертежи, заговоры, «разрыв-траву» и т. д., а также талисманы типа «глины, добытой в полночь с могилы удавленника», которая якобы помогает при добыче кладов. Торговля этим товаром вообще велась довольно бойко, так как спрос на него имелся большой. А один ловкий проходимец, орловский крестьянин Милютин, в 40-х годах XIX столетия сумел организовать сбор народных средств на приобретение разрыв-травы. Сделано это было с потрясающей простотой. Милютин держал трактир, в подполе которого хитроумным способом устроил демонстрацию «зачарованного клада». Клиентура подбиралась из подгулявших в трактире простаков. Милютин высматривал такого персонажа, дошедшего до состояния «уже никакой, но лыко еще вяжет», подсаживался к нему и доверительно начинал рассказывать о том, что у него под избой находится зачарованный клад, «да вот беда – разрыв-травы к нему никак не достать». Трактирщик вел мужика в подпол, там клиент воочию видел «зачарованный» сундук, который никаким способом «взять» невозможно и, соблазненный Милютиным выступить пайщиком при дележе клада, охотно отдавал деньги на приобретение разрыв-травы», которая, как известно, больших денег стоит. Таким образом Милютин решал свои финансовые проблемы на протяжении нескольких лет.