Текст книги "Варвар: Воин Аттилы. Корона бургундов. Зов крови"

– Ну, ничего себе мечты бедной девушки! – хмыкнул Радомир. – Шестиэтажный дом ей надобно. И что же, одна будешь там жить?

– Почему же одна? – повела плечом Маргона. – С мужем или любовником. На первом этаже будет таверна или лавка, а верхние буду сдавать! Обычный доходный дом, ты что, таких ни разу не видел?

Вопрос прозвучал удивительно настойчиво, но Родион не собирался пускаться в воспоминания о своей прежней жизни, а потому ответил просто:

– Нет, никогда я не видел доходных домов. У нас… там, где я жил, ведь нет городов.

– Нет городов?! – в свою очередь удивилась девушка. – Разве так может быть?

– Может. Красивая у тебя мечта, но как эта жизнь в кибитке может тебя к ней приблизить?

– Очень даже может. Есть один человек…

– Какой человек?

– Который все это даст нашей милой Маргоне! – громко произнес из-за кошмы чей-то насмешливый голос. – И это, и еще более того. Bis dat, qui cito dat – дважды дает тот, кто дает вовремя. Или ты не согласен, парень?

– Варимберт херцог! – Родион, потянувшийся было к одежде, в изумлении опустил руки.

А вот Маргона оделась без малейшего удивления, будто так и надо. Варимберт даже помог ей застегнуть фибулы, а потом присел рядом с юношей.

– Что, удивлен?

– А как же?

Хотя, если подумать, все просто, как огурец. Херцог нарочно отправил его сюда и подсунул эту девушку. Вот только зачем?

– Помнишь, я говорил, что у нас еще состоится с тобой беседа? – ухмыльнулся Варимберт. – Так вот, время пришло. Маргона, милая, оставь нас. И, пожалуйста, не подслушивай за пологом.

Поведя плечом, девушка выбралась наружу, а Родион тем временем поспешно оделся.

– Да, я тебя проверял, – Варимберт поправил фитиль светильника. – Ибо намереваюсь предложить кое-что.

– И что же?

– Завтра ты отправишься со мной в имперские земли. Будешь сопровождать наше посольство и подарки. Имей в виду, посольство тайное, о нем никто не должен знать, кроме тех, к кому мы поедем.

– И что это за лица? – Молодой человек неловко повернулся, едва не затушив пламя. – Теодорих, рэкс везиготов?

– Его мы уже посещали, – Варимберт понизил голос еще больше, до шепота. – Теодорих теперь наш враг. Как и римляне, к которым мы едем, дабы посеять между ними вражду.

– Разделяй и властвуй?

– Вот именно!

– И мы поедем в Равенну, их столицу? – с замиранием сердца спросил Родион.

– Именно так, мой друг! Встретимся там с цезарем и, что более важно, с Аэцием. Кстати, сын его недавно гостил у нас – очень приятный юноша.

Молодой человек едва сдерживал радость – поехать в Равенну! Оказаться рядом с Хильдой! Такой шанс никак нельзя упускать.

– Что отвел глаза? Недоволен?

– Очень доволен, мой вождь.

– Я не случайно выбрал тебя, – неожиданно засмеялся вельможа. – Чтобы было с кем поболтать в дороге.

– Ты сказал, господин, мы едем утром?

– Да. А сейчас навестим еще одно место. Умеешь ездить верхом?

– Не так хорошо, как хотелось бы. Гунн Миусс учил меня, но…

– О нем я тоже не позабыл.

Где-то снаружи, в лесу, вдруг послышалось нетерпеливое ржание. Услыхав его, Варимберт усмехнулся:

– Пора! Нам уже привели лошадей.

Погасив светильник, оба выбрались из кибитки. Отойдя в сторону, к лесу, херцог что-то повелительно крикнул; в ответ послышался чей-то голос и снова ржание. А на поляне продолжалось веселье: воины пели, орали, пили и любили падших девиц. Интересно, Маргона уже снова там?

– Вперед, друг мой! – Лихо вскочив в седло, вельможа направил коня за вслед за всадником, факелом освещавшим дорогу.

Радомир ехал позади; к счастью, конь ему достался довольно смирный и послушный, не стремившийся стать победителем забега на скорость. Тем более сейчас, ночью, когда оранжевое пламя факела мерцало впереди единственной путеводной звездою.

Ехать пришлось не очень долго – миновав лес, свернули на хорошую римскую дорогу, ведущую в город. На полпути снова свернули, и вскоре показались огни костров, разложенных возле ворот. Родион поежился, ибо сразу узнал резиденцию Аттилы: высокий тын, сторожевые башни, бревенчатый дворец. Изнутри доносилась приглушенная музыка и грустное пение.

Спешившись у ворот, ночные гости оставили лошадей страже и через высокое крыльцо вошли в просторные сени, где некоторое время ждали под пристальными взглядами вооруженных копьями и мечами воинов, безмолвными статуями застывших у дверей. В высоких золоченых светильниках вдоль стен жарко горели свечи. Вот пламя дрогнуло – открылась дверь из внутренних покоев, и на пороге возник мужчина, по римскому обычаю одетый в несколько длинных туник одна на другую.

– Сальвете, любезнейшие господа. Входите, – с поклоном пригласил он. – Повелитель ждет вас.

Следуя за Варимбертом, Радомир с любопытством крутил головой. Хотя, если честно, дворец повелителя полумира особого впечатления на юношу не произвел – обычный деревянный дом, разве что большой. Но он не исключал, что на людей, даже на картинках не видавших ни Лувра, ни Эрмитажа, эти вот бревенчатые покои могут произвести сокрушительное впечатление. Еще бы: золотые подсвечники, статуи из белого мрамора, стража у дверей, мерцающие золотые блюда на стенах, украшенное самоцветами оружие, короче, весь набор варварского шика.

Миновав длинную залу, полную воинов, посетители вновь оказались перед дверьми, обитыми тускло блестевшими металлическими листами. Неужели золото, думал Родион, ожидая приглашения дальше.

Варимберт шагнул первым, кланяясь на ходу, а вот молодой человек поклониться забыл, из-за чего не посмотрел вовремя под ноги, споткнулся о высокий порог и едва не упал.

– Кого ты привел с собой, Варимберт? – тут же раздался насмешливый голос. – Твои воины пьяны?

– Нет, государь, – сердито оглянулся на Родиона херцог. – Просто этот ант из глухого села, он никогда не видел такой роскоши и от изумления едва стоит на ногах. Да поклонись же ты, деревенщина!

Радомир с опозданием исполнил долг вежливости, после чего поднял глаза и невольно улыбнулся. Перед ним, на небольшом возвышении, сидел коренастый мужчина лет тридцати пяти или сорока, с хитроватыми глубоко посаженными глазами, которые на широком веселом лице казались маленькими. Коротко подстриженные волосы под золотой диадемой немного вились, длинный небрежно накинутый плащ глубокого пурпура ниспадал складками к ногам, обутым в высокие красные сапоги. Две римские туники, золоченый пояс, унизанные драгоценными перстнями пальцы, чувственные яркие губы затейника и сибарита, прямой нос, кустистые, как у Брежнева, брови, небольшие пижонские усики и бородка – не считая роскошных уборов, внешность ничем не примечательная, точно таким мог бы быть любой русский извозчик или дворник. И этого человека все так боятся? Это его назовут бичом Божьим? И взгляд скорее лукавый и хитрый, чем демонический.

– О повелитель, ты приказал привести к тебе моего спутника в поездке в Равенну, так вот он перед тобой! – Варимберт снова поклонился.

– Вижу, – усмехнулся вождь гуннов и, неожиданно подмигнув Радомиру, спросил: – Ну, что скажешь, парень? Где лучше – здесь или в твоих родных лесах?

Радомир даже растерялся от неожиданности. Мало того, что Аттила по внешности напоминал обычного русского мужика и держался как рубаха-парень, так он еще и говорил по-словенски! Впрочем, к Варимберту он обращался по-латыни, которой владел не менее свободно. И это называется гунн? Кстати, дядю и предшественника повелителя звали Ругила или Руа, что некоторыми толкуется как прозвище Рус! Кстати, Аттила – это тоже не имя, а нечто вроде титула, по смыслу примерно «великий отец» или еще проще – «батька». Как же его зовут на самом деле?

– Везде хорошо по-своему, – спохватившись, дипломатично отозвался молодой человек. – У всякого места и уклада жизни есть свои достоинства и недостатки.

– А еще говорят, хорошо там, где нас нет! – Аттила неожиданно захохотал и щелкнул пальцами. – Впрочем, где нас еще нет, там мы очень скоро будем. Мне нравится твой спутник, Варимберт, надеюсь, он покажет себя достойно. Если же нет…

Губы повелителя дернулись, обнажив острые желтые зубы, и все лицо его, до того вполне приятное, вдруг исказилось, сделалось некрасивым и даже страшным. Взгляд прожигал насквозь. Да-а, вот вам и извозчик!

– Если же ты не оправдаешь оказанного тебе доверия, ант, Варимберт херцог немедленно убьет тебя, – добавил конунг. – А я велю казнить всех твоих здешних дружков. Ибо есть такая пословица: ab altero exspectes alteri quod feceris… Понял, что это значит?

– Что сделал другому, то и жди от него.

Аттила ухмыльнулся, отчего широкое лицо его снова сделалось расслабленным, добродушным. Теперь повелитель гуннов напоминал Родиону склонного к мечтательности русского барина, этакого варварского Манилова.

– Вижу, латынь ты знаешь. Готский язык, разумеется, тоже – ведь готы живут с вами по соседству.

– А еще знаю немного по-гуннски, – осмелел Радомир.

– Ага, по-гуннски! – развеселился конунг, да и Варимберт тоже улыбнулся. – Гостил у нас тут один ученый ромей, Приск, так все мечтал выучить язык гуннов.

– И что же? Выучил?

– Всего два слова ему удалось узнать, – корчась от смеха, Аттила махнул рукой. – «Мед» и «твою мать»!

Тут уже рассмеялся и Радомир.

Нахохотавшись, Аттила громко позвал слугу и велел принести вина. Все трое выпили.

– А языку гуннов тебя, видно, научил мальчишка Миусс? – с хитрым прищуром осведомился конунг.

У Радомира чуть бокал из руки не выпал. Откуда повелитель полумира знает какого-то там Миусса?

– Тот самый, кого я держал в узилище и недавно выпустил по совету херцога, – продолжал Аттила. – Думаешь, я такой глупец и не знаю, что у меня на дворе делается?

– И ничего я такого не думал, товарищ гене… тьфу… повелитель.

– Ага, не думал – у тебя же все на лице написано! – Аттила снова захохотал и, вдруг оборвав смех, приказал: – Подойди, ближе!

– Кланяйся, кланяйся! – поспешно зашептал позади Варимберт.

Однако конунг, похоже, не обратил на непочтительность простого воина никакого внимания, а снял с безымянного пальца перстень и протянул Родиону:

– Возьми.

Красивый был перстенек и явно недешевый – золотой, тяжелый, с массивным зеленым камнем. Изумрудом, что ли? Приняв подарок, молодой человек озадаченно закусил губу – что в таких случаях говорить-то? Не кричать же: служу России! А что тогда? Служу великому рэксу?

– Спасибо большое, – наконец поблагодарил он, сделав пару шагов назад.

– Владей! – Конунг махнул рукой. – И помни: под камнем – яд. Проглотишь, если почувствуешь, что нашему делу грозит опасность.

Вот так подарочек, оказывается!

– Теперь ступай, а мы еще поговорим с херцогом, – небрежным жестом Аттила отпустил парня.

Родион чуть не сунулся пожать руку по привычке, но сообразил, что ее следовало поцеловать, и просто попятился к выходу.

– Подожди меня на дворе, – обернувшись, приказал Варимберт. – В лагерь тебе больше незачем ехать.

– А мои друзья? Что они-то подумают?

– То, что им скажет Хлотарь. А ему – я.

Выйдя из дворца, молодой человек внимательно рассмотрел перстень. Драгоценный камень тускло блестел в свете горящих факелов и луны, а под ним были выгравированы две буковки: «AR». Надо думать, «Аттила рэкс».

Странное впечатление произвела на юношу эта встреча, даже несколько пугающее. И смерть «за правое дело» Аттила пообещал, и пригрозил, что за его, Родиона, неповиновение придется отвечать друзьям. А у великого гунна слова с делом не расходятся – недаром же запугал все человечество на полторы тысячи лет вперед. Придется что-то придумать, чтобы никого из своих не подставить.

У крыльца, в саду и у ворот ярко горели костры. Радомир стоял, дисциплинированно дожидаясь начальства, и по мере того как на востоке светлело небо, на душе у него тоже прояснялось. Все-таки Бог дал ему шанс! И он обязательно освободит Хильду! Знать бы только, действительно ли она его любит? Да и не померещилась ли ему эта прекрасная дева из снов?

Глава 20

Весна 451 года. Равенна

Кольцо августы

Корчма называлась «Золотая рыбка». Радомир сидел в ней уже третий вечер подряд, безуспешно пытаясь придумать, как выручить Хильду. На северную красавицу положил глаз сам император Валентиниан – развратник и негодный правитель, нерадивый христианин, куда больше думающий о земных удовольствиях, нежели о спасении души. Никто в империи цезаря не уважал, даже его собственная мать, а уж тем более старшая сестра Гонория. Эта женщина обладала истинно царственным гонором и стремилась к власти, но по сути империей управлял Флавий Аэций, у Валентиниана же хватало ума лишь ему не мешать. Едва увидев Хильду, подонок-цезарь тут же воспылал к ней страстью, о чем поведал своим спутникам Варимберт.

– О, вы бы только видели его глаза! – хохотал херцог. – Он просто обезумел и походил не на христианина, а на мерзавца-язычника. Короче, наш подарок пришелся весьма по нраву цезарю, и мы могли бы надеяться на успех в переговорах, если бы не некоторые люди.

– Аэций? – тотчас же переспросил Радомир.

– Это и следовало ожидать, – Варимберт кивнул. – Но не только он. У любвеобильного императора есть мать и старшая сестра, и эти две женщины вовсе не склонны потакать его порочным влечениям. Особенно сестра, Гонория. Она ненавидит своего младшего братца-цезаря! Впрочем, как и свою мать. Все в этой семейке друг друга стоят. Гонория давно затаила злобу: ведь когда-то по приказу цезаря и родной матушки был убит ее любовник, а саму ее сослали в Константинополь, откуда она вернулась лишь недавно. И ее тут же обручили с сенатором Флавием Геркуланом. Человек он, может, и неплохой, но как государственный деятель – полнейшее ничтожество. К тому же он стар и, по слухам, уже утратил мужскую силу, а Гонории только тридцать три. Но несмотря на все это, сестра императора довольно влиятельна и носит титул августы. Будет очень жаль, если она отнимет у императора наш подарочек – ну, ту готскую девицу, о которой я говорил. Мы сказали, что она якобы родственница Аттилы и он прислал ее как заложницу, в знак своих добрых намерений.

– И где сейчас эта девушка? – спросил Радомир, похолодев.

Неужели она, фея из сновидений, ради которой он был готов почти на все, уже отведена в опочивальню царственного извращенца?

– Ну, не думаю, что Валентиниан уже достиг своей цели, – смеялся херцог. – Он женатый человек, христианин, ему приходится соблюдать приличия. По крайней мере, не нарушать их открыто. Да и сестра за ним следит. Она сильно на него обижена, а ведь известно, что нет ничего хуже обиженной женщины. Аbyssus abyssum invocat – бездна призывает бездну! Наша «заложница» сейчас у нее, и едва ли Гонория так легко отдаст братцу предмет его вожделений.

– У нее? – Радомир едва верил в такую удачу.

– Ну, конечно, не может же цезарь, женатый человек, держать у себя молодую девушку, якобы родственницу гуннского конунга! Приличия требуют, чтобы какое-то время она провела в гостях у Гонории, а впоследствии «заложнице», столь любезной императорскому сердцу, предоставят в пользование особняк и слуг. Я полагаю, Валентиниан сделает все, чтобы это произошло как можно быстрее, и тогда у него будут развязаны руки. А мы получим важного осведомителя – если все пойдет как надо.

– А что может этому помешать?

– Времена меняются, и люди меняются вместе с ними. Однако важно то, что наш подарок понравился цезарю и он будет благосклонен и уступчив во время переговоров. Валентиниан и так не питает любви к Теодориху, правителю наших врагов везиготов. Эх, если бы не Аэций! Он слишком умен: старается поддерживать дружеские отношения с Аттилой, но понимает, что у империи есть и свои интересы. Временами он пытается использовать нас: ради них мы разгромили тех же везиготов, а затем лангобардов. В пользу Рима, по просьбе и на деньги Аэция.

– Так этот Аэций нам друг или враг?

– И то, и другое, мой мальчик! В политике это бывает сплошь и рядом.

Этот разговор они вели три дня назад, сидя в этой же таверне на перекрестке виа Цезария и виа Аппулея, двух фешенебельных улиц имперской столицы. Сквозь узкое окно была видна приземистая базилика церкви Петра и Павла, а чуть в стороне женский монастырь. На втором этаже, сразу же над таверной, сдавались комнаты – в них-то и жили спутники Варимберта. Сам херцог расположился у какого-то влиятельного приятеля-сенатора, чуть ли не у самого Петрония Максима – главного недоброжелателя и соперника всесильного Аэция.

Но гораздо больше Родиона волновала судьба Хильды, чьей жизни угрожала немалая опасность. Ведь Юста Грата Гонория не из тех, кто сидит сложа руки.

– О нет, она не зарежет заложницу в первую же ночь и не отравит, – рассуждал Варимберт. – Здесь все соблюдают приличия, даже мы, хотя нас считают варварами. Аттила конунг не может так просто взять и вторгнуться в Галлию – она все же является имперской территорией. В Равенне, в Медиолане, даже в Риме у нас есть влиятельные друзья, но если мы нападем без всякого повода, они от нас отвернутся – неприлично дружить с разбойниками! Для начала войны нам нужен весомый повод! Над этим я сейчас и думаю, при помощи наших здешних доброжелателей. А вы пока ждите. Можете слегка развлечься, деньги у вас есть.

Своей свите херцог выдал серебряные денарии и золотые солиды, чтобы они могли приобрести приличную одежду по местной моде и потом посиживать в окрестных тавернах, лениво потягивая вино. Но Радомир не просто пил, а непрерывно думал о своем деле. Итак, Хильда в доме Гонории. Молодой человек уже успел обследовать данное место и убедился, что это настоящая крепость, в которую нечего и думать попасть без разрешения хозяев. Высокая ограда, обитые железом ворота, узенькие бойницы-окна, вооруженные слуги! Силой внутрь не проникнешь, остается – хитростью. Подбирая подходящий способ, Родион старательно вспоминал все, чему учил в лагере Максимин Арнобий, тот лектор с неприметным лицом. Кто имеет доступ во дворец Гонории? Не только сановные вельможи, но и люди попроще: цирюльники, лекари, портные, торговцы. Ведь не бегает же столь знатная дама самолично по лавочкам, а нужно ей много всего! Платья, туники, накидки, да не простые, а расшитые золотом, жемчугом, драгоценными камнями.

– Селестий, эй, Селестий! – подумав, молодой человек подозвал хозяина заведения.

– Чем могу служить? – тут же подскочил здоровущий рыжебородый мужик, больше напоминавший буйного и скорого на расправу варвара, нежели скромного хозяина корчмы и гостиницы.

– Кто в этом городе лучший портной?

– Лучший требуется? – Трактирщик почесал бороду. – Притязают на это звание трое: Арсений из Брундизия, Апулей из Норика и Мраковер Иллирик. Советую обратиться к Апулею – это лучший мужской портной.

– А женский? Женщинам кто шьет?

– Ты имеешь в виду знатных дам, любезнейший?

– О да! Знатнейших и самых богатых.

– Тогда Арсений… или Мраковер. Оба хороши. Но берут, змеи, дорого.

– Это ничего, что дорого, – Радомир азартно потер руки, чувствуя, что выходит на верный след. – А где они все живут?

Лавка и мастерская Мраковера Иллирика, которую Родион про себя называл ателье, располагалась в паре кварталов от «Золотой рыбки», на первом этаже пятиэтажного доходного дома, тоже принадлежавшего портному. Впрочем, он вполне заслуживал звания кутюрье – настолько изысканно были одеты выходившие от него дамы. Какие-то невообразимые накидки, далматики и столы, затканные затейливыми узорами туники, разноцветные вуали из тончайших полупрозрачных тканей! Церковь с ее аскетическим укладом еще не завладела умами знатных равеннских красавиц, и гораздо охотнее они следовали прежним языческим традициям, которые требовали от женщины быть привлекательной и будить желания. Это был словно последний всплеск, лебединая песня чувственного идеала красоты, прежде чем он, задавленный усилиями клириков, сгинет в «темных веках», чтоб лишь много столетий спустя вновь возродиться в образе «прекрасной дамы», предмете поклонения куртуазного рыцарства.

Не заходя в мастерскую и не стремясь увидеть самого «кутюрье», Радомир постоял в лавке, приценился к разложенным тканям, подумал и подозвал приказчика.

– Что господину угодно? – Длинный тощий парень с завитыми осветленными локонами изогнулся в самом любезном поклоне. – Господин желает сделать заказ? Для себя или супруги?

– Я… приехал из провинции, – словно нехотя признался молодой человек. – И думаю купить образцы тканей, чтобы показать жене, а уж она выберет и сама закажет.

– Очень, очень разумное решение, господин, – тут же закивал продавец. – Кто же знает желания женщин, кроме них самих? А что будет заказывать госпожа ваша супруга – столу, далматику, туники?

– Да наверное, и то, и другое, и третье.

– Тогда советую для столы этот бархат, а также прекрасно подойдет эта чудесная тонкая шерсть. У нас отличный выбор модных цветов: лазоревый, розовый, изумрудный.

– Да, да, отрежьте по кусочку от каждой. И вот еще от этой – голубой, с узорами.

– Сделаем, господин, – поклонился приказчик. – Не хотите ли пока стаканчик вина? За счет заведения.

– Ну, раз за счет заведения – наливайте.

– Кстати, образцы вы потом сможете пустить на отделку вашей собственной одежды.

– Спасибо за совет, я так и сделаю.

Не прошло и получаса, как молодой человек уже уверенно стучался в ворота дома-крепости августы, всех цепных псов переполошил. Наконец в воротах распахнулось окошко, похожее на люк в танке или БТРе, и оттуда на Родиона с подозрением уставились маленькие бесцветные глазки.

– Да кто ж там… кто?

– Привет, механик-водитель! – ухмыльнулся гость. – Давай, открывай, старче, я от Мраковера Иллирика.

– Не знаю такого! – хрипло отозвался «танкист».

– Не знаешь, так спроси у своей госпожи – она-то уж точно знает.

Привратник отвернулся, что-то у кого-то спросил и вскоре загромыхал засовом.

– Что же ты сразу не сказал, что от портного? – Открыв дверь, сторож, оказавшийся при ближайшем рассмотрении морщинистым стариком, с поклоном пропустил Родиона во двор. – Мы ведь кому попало не отворяем. А то ходят тут всякие…

Во двор выскочила девчушка лет шестнадцати, востроглазая и шустрая егоза в просторной тунике, перехваченной на талии узким пояском.

– Госпожа спрашивает, кто там пришел? – воскликнула она. – Ой, кто этот юноша?

– Скажи, от портного. – Старик перевел взгляд на Радомира. – Иди за ней, Лация дорогу покажет и госпоже доложит.

Кивнув привратнику, молодой человек поправил на плече объемистый мешок с образцами тканей и зашагал за служанкой. А та, миленькая черноглазая егоза с ямочками на пухленьких щечках все оглядывалась и улыбалась – похоже, гость ей понравился.

– А как твое имя? – сыпала она вопросами по пути. – Так ты от портного? Почему у тебя такая странная речь – ты не римлянин? А откуда? Нравятся тебе наши цветники? Я их обожаю! А те деревья? А фонтан? Там еще и пруд есть, хочешь, потом тебе покажу.

– Хочу, – улыбнулся Радомир. – Очень хочу посмотреть ваш пруд.

– Ой, правда? – Девушка всплеснула руками и засмеялась. – Постой пока здесь, – она указала на место возле мраморной статуи у крыльца, изображавшей не то Психею, не то Клио, – а я пойду доложу госпоже.

– Так значит, августа дома?

– Ой, конечно же дома, иначе зачем бы тебя впустили? – Лация насмешливо фыркнула и наморщила носик. – Ты от какого портного? Как доложить?

– Скажи, от Мраковера Иллирика приказчик, явился с образцами тканей.

Уняв наконец смех и напустив на себя важный и серьезный вид, девушка скрылась в доме. Довольно скоро она вернулась и приглашающее махнула рукой:

– Заходи. Госпожа желает тебя видеть. Ой… что ж я имени твоего не спросила?

– Эх ты, попрыгунья-стрекоза! – Юноша усмехнулся. – Радом меня зовут.

– Рад? Какое интересное имя! Так и знала, что ты не римлянин. А кто? Неужели гот?

– Цыгане мы, – совсем развеселился молодой человек. – Из табора.

– Ай, непонятно ты говоришь, друг милый! Так показать тебе сад? После…

– А можно? – Радомир насторожился. – Очень бы хотелось посмотреть, тем более если ты сама покажешь.

Девушка вспыхнула, как кленовый лист осенью, и поспешно отвернулась. Впрочем, ненадолго:

– Договорились! Только – тсс! Не вздумай сболтнуть хозяйке.

– Да уж я не из болтливых!

Подмигнув служанке, Рад вступил в высокую залу с лепным потолком, наполненную светом, льющимся через цветные стекла окон. У стола, на обитом зеленой тканью кресле, сидела женщина лет тридцати, с аристократически бледным лицом и едва заметной горбинкой на породистом носу. Одета она была в строгую темно-бордовую столу с золотым шитьем, волосы убраны под сиреневое покрывало с жемчужной сеточкой. В темных глазах августы под пышными ресницами и тщательно выщипанными бровями сквозила застарелая печаль.

– Сальве, прекраснейшая матрона! – молодой человек поклонился, ничуть не покривив душой, ибо хозяйка и впрямь показалась ему очень красивой.

– И тебе привет, – кивнула та.

– Мастер Мраковер Иллирик прислал меня кое-что вам показать.

– Мраковер Иллирик, портной? – Женщина изумленно приподняла брови, в ее глазах промелькнуло недоверие. – С чего это вдруг? Он никогда ничего мне не присылал. И уж тем более я не знала, что у него в приказчиках такие красавцы. Ну, раз пришел, показывай, что там у тебя.

Скинув с плеча мешок, молодой человек вытащил образцы тканей и аккуратно разложил на полу, покрытом мозаикой из разноцветного мрамора:

– Выберите, госпожа, что вам больше по нраву, и потом, может быть, сделаете заказ.

– Да, тут есть на что посмотреть. – Матрона, Юста Грата Гонория, сестра императора, скользнула невнимательным взглядом по тканям и перевела его на приказчика, а потом мечтательно улыбнулась. – Знаешь что, мальчик? Ты оставь это все, а приходи потом, вечером… Да не в парадный вход, а через потайную дверь, Лация тебя впустит. Незачем всей Равенне знать, что у кого я заказываю, понимаешь?

– Понимаю, моя госпожа…

– И не зови меня так… Впрочем, это все вечером, вечером…

В сопровождении Лации шагая к выходу, Радомир прекрасно понимал, что случится этим вечером. Во всех движениях матроны, в ее дыхании, в томных прекрасных глазах явственно сквозило желание, вспыхнувшее при виде красивого юноши, который нежданно-негаданно появился во дворце.

– А вот и наш сад – правда, красивый? – щебетала служанка. – Выйдем на улицу, я покажу, где потайная калитка. Эй, старик Марсилий, открывай же скорее ворота, выпусти нас, мы идем!

– Да ты говоришь стихами! – воскликнул молодой человек.

– Стихами? – Служанка удивилась. – Да может, просто ты мне понравился.

– Ты мне тоже.

– Вот славно! – Девушка всплеснула руками. – Так мы с тобой встретимся еще? Может, прямо сегодня, когда госпожа выберет ткань?

– Ну, конечно. Ты ведь снова будешь меня провожать.

– Да, разумеется.

Служанка мечтательно закрыла глаза, и Радомир чмокнул ее в пухлую щечку – понимал, что именно этого Лация от него и ждет.

– Ах… какой ты… До встречи! А калитка вон там, за кустами. На ней есть кольцо, стукнешь три раза вот так – тук… тук-тук.

Тук… тук-тук…

Явившись ко дворцу августы под вечер, молодой человек постучал условным стуком, и потайная калитка немедленно распахнулась. Видно, его здесь ждали – и служанка, и госпожа. Честно сказать, Радомир чувствовал себя неловко: едва ли белокурой фее из снов понравилось бы то, что он тут делает. Но как быть, если это единственный пока способ проникнуть во дворец-крепость?

– Сюда, – командовала Лация, маня его за собой через сад, погружавшийся в синие вечерние сумерки. – Осторожно: здесь пруд, а здесь лужа.

Миновав сад, оба быстро поднялись по лестнице на второй этаж, в небольшую темную залу.

– Жди здесь, – шепотом сказала Лация. – Я доложу госпоже, а потом она сама тебя позовет. Встретимся позже.

Гонория явилась в темной хламиде до пят, украшенной, будто ночное небо, редкими серебряными звездочками; вьющиеся волосы ее сдерживал тоненький золотой обруч.

– Ты пришел, мальчик мой, – с улыбкой произнесла матрона. – Вот и хорошо. Идем со мной.

Вежливо поклонившись, молодой человек тенью скользнул в альковы, где стояло небольшое ложе, скорее подобающее служанке, нежели августейшей особе.

– Да, это комната для слуг. – Женщина оглянулась, в ее больших темных глазах дрогнуло отраженное пламя свечи. – Тсс! – Она приложила палец к губам вечернего гостя. – Не будем притворяться. Я знаю, что ты знаешь, зачем я тебя позвала. Так что не надо слов, перейдем к делу. У нас не так много времени, как нам, быть может, хотелось бы.

Одним движением Гонория сбросила накидку, оставшись абсолютно нагой. Ее тело, прекрасное, словно статуя греческой богини, с пленительными изгибами и большой крепкой грудью, светилось в полутьме, будто изваянное из мрамора.

– Я хочу тебя, мальчик! – с жаром поцеловав юношу в губы, страстно прошептала женщина. – Хочу и возьму… что бы ты себе там про это ни думал. Целуй же меня, целуй… Или я тебе не нравлюсь?

– Что ты…

Наверное, никто из настояших мужчин не смог бы противиться влечению, которое она внушала, столь греховному и в то же время неодолимому.

– О, моя матрона…

– Не надо слов… Молчи. Дай, я помогу тебе раздеться… Радуйся – когда еще тебя разденет августа? Ох, какие у тебя плечи… какая сильная грудь, да ты прямо Феб, языческое божество… иди ж сюда, иди…

Эта женщина, сильная и властная, в постели оказалась ласковой, неутомимой и весьма склонной к разного рода выдумкам, кои столь увлекательно описывал еще Овидий.

– Ласкай мою грудь, о, прекрасный Феб… так, так… Целуй, целуй… теперь опустись ниже… Ах…

О, эта женщина обладала немалым опытом и могла научить юношу многому – такому, чего он даже не представлял. Она умела и греху придать вид высшей одухотворенности, к тому же не отягчала любовные ласки ложными уверениями в любви и не требовала их от партнера.

– О, мой юный друг, я смотрю, у тебя давненько не было женщины. Признайся, ведь так? Впрочем, твои дела меня не касаются, можешь ничего не говорить. Хочешь вина?

– Пожалуй, выпил бы, – Радомир сглотнул слюну.

– Гиацинт! – позвала Гонория и ласково погладила вздрогнувшего парня по плечу: – Не беспокойся, Гиацинт – мое доверенное лицо, к тому же евнух.

– Да, госпожа, – послышался писклявый голос, и в комнату заглянул скопец – пухлый, с гладким подбородком и большими чувственными губами. – Вот вино.

Августа поднялась с ложа, ничуть не стесняясь, прекрасная и нагая, взяла у евнуха бокалы и один протянула Радомиру:

– Пей… Отдохнул? Так что же?

И снова дыхание горячих губ, любовный блеск в пленительных темных глазах… и стоны, сладострастные стоны… О, эта женщина, умела добиваться своего и в политике, и в наслаждениях, каждому из этих дел отдаваясь со всей страстью.

– Все, дружок, вставай. Надеюсь, тебе понравилось?

– О, еще бы!

– Ну, это не существенно – главное, что понравилось мне, – засмеялась Гонория. – Гиацинт, проводи гостя. Только до лестницы – там его встретит Лация и незаметно выведет.