Текст книги "Варвар: Воин Аттилы. Корона бургундов. Зов крови"

– А я – Кардон Навозник.

– Очень приятно… – отозвался Родион, мысленно добавив: «Только не для носа». – Стражники на мосту, я смотрю, тебя неплохо знают?

– Конечно, знают! Меня многие знают – я ведь вывожу навоз из конюшен легиона.

– Вот как? – заинтересовался Родион. – И что, это выгодная работенка? А не мог бы ты и меня пристроить? Видишь ли, у меня сейчас денежные затруднения, но к лету я думаю встать на ноги.

– Какие вопросы, друг? Устроим, – засмеялся Кардон Навозник. – Но вот эту штуку, – он кивнул на спату и озабоченно почесал бороду, – я тебе с собой носить не советую. Давай лучше мне – я продам, а денежки мы вместе прогуляем сегодня же вечером в какой-нибудь хорошей таверне. Там и поговорим о твоем устройстве! Думаешь, это такое простое дело? На хорошее место всегда желающих хватает!

– Уж это ясно дело. В какой таверне встретимся?

– На улице Августа, недалеко от казарм есть одна, «У коня». Рядом площадь Святого Саллюстия, а в народе знаешь как ее называют?

– Как?

– Площадью воров, вот как! Народец там лихой – палец в рот не клади, с головой откусят. Рынок небольшой, так у селян лошадей воруют, быков. Только отвернешься, а конька-то твоего и след простыл!

В этот день Радомир вернулся на постоялый двор близ базилики Петра и Павла поздним вечером, даже почти ночью. Да не один, а с целой компанией, состоявшей из Кардона и патруля ночной стражи – его приятелей. Поводов выпить нашлось в изобилии – за счастливое избавление от разбойников, за знакомство, за новую работу, за теплый вечер, за золотую луну, за красивых дев, за…

В общем, шли в обнимку по улице и орали песни – давненько Родион так не расслаблялся.

Алауды, алауды, вперед! Ха-ха!

– Рад, дружище! Кстати, ты хоть знаешь, кто такие алауды? Нет? Так и знал, что ты не из наших земель. Алауды – это «жаворонки».

– А, знаю! Птички такие… фью-фью-фью…

– Да не птички, а воины! Так с давних пор прозвали легионеров из наших, из галлов.

– А-а-а… Пришли уже – вон церковь, а вон постоялый двор… Нет! Это вон там – постоялый двор, а тут – церковь. Значит, нам не сюда. А куда нам? Мы вообще, куда идем, друг? А, нас воины ведут… забрали!

– Никуда они нас не ведут, просто провожают. Так мы что, пришли уже?

– Пришли, да… Поднимайся, жена будет рада.

– А она нас не прогонит?

– Ха!

– И ничем тяжелым не бросит? А то было как-то…

– Не бросит, не переживай… Идем! Алауды, алауды, вперед! Ха-ха!

Простившись с воинами на площади, приятели вошли в таверну, выпили еще по кружечке и, пошатываясь, поднялись в съемные комнаты.

– Ну, вот, – хохотал Радомир – Вот и пришли. Хильда, эй, Хильда… Мы тебя не разбудили, милая?

– Нет, не разбудили, – открыв дверь, девушка сперва удивилась, но потом едва не рассмеялась. – Хорошо, хоть предупредил, что в корчму пошел. А то бы я волновалась.

– Не надо волноваться, – молодой человек чмокнул супругу в щеку. – А это, кстати, мой друг Кардон Навозник. Он немножко пьян, извини…

– Э, дружище Рад, это еще как посмотреть, кто тут из нас пьян!

– А я на работу устроился! Завтра уже выхожу… выезжаю…

– Знаю, ты говорил. Это хорошо! Ой… – Хильда поморщилась. – Ну и запах от вас. Открою-ка ставни.

– Это запах моего нового заработка, так что привыкай! Деньги не пахнут, как говорил имп… имп-ператор Вепс… Веспс… Не помню, ну и черт с ним! Лучше закажи у трактирщика вина!

– Вино есть. – Хильда кивнула на кувшин, стоявший на столике. – Приходила жена хозяина, племянница с ней, посидели немного, песен попели. А вино еще осталось, сейчас налью, проходите.

– Песни, говоришь, пели? Про жаворонков? Фью-фью-фью…

Через неделю Радомир знал об охране моста все. Правда, за это время он насквозь пропах навозом и приобрел таких знакомых, о которых в приличном обществе упоминать было не принято. Зато теперь оставалось только ждать посланца от Варимберта, а уж потом… Родион хоть и привык к здешней жизни, все же не оставил мечту когда-нибудь вернуться домой, причем вместе с Хильдой. Что девушка из эпохи великого переселения народов будет делать в начале двадцать первого века, как все воспримет, не сойдет ли с ума от культурного шока – подобными вопросами молодой человек покуда не озадачивался, справедливо полагая, что не следует ставить лошадь позади телеги. Сначала выбраться бы, а уж потом видно будет.

Май, наполнивший цветением яблоневые и вишневые сады, здесь, в Галлии, был уже совсем летним месяцем. Стояла настоящая жара, буйно зеленели леса, пышно цвели луга, поля колосились пшеницей, овсом, рожью. Клонящаяся к закату великая империя была еще в состоянии обеспечить своим гражданам спокойную и счастливую жизнь: по вечерам в садах и на улицах играли дети, прогуливались солидные пары, и юные влюбленные целовались в тенистых портиках под пение птиц.

Но Родион знал точно, что этот мир доживает последние дни. Вот-вот грянет нашествие германских племен, как его именовали историки-французы, или «великое переселение народов», как более деликатно выражались немецкие, а вслед за ними и русские профессора. Хотя едва ли можно назвать народом тех же гуннов – ведь кого только нет у Аттилы! Якобы гунны – это на самом деле и готы, западные и восточные, и гепиды, и герулы, и тюринги, и сигамбры, даже словены! Если так рассуждать, то какую-нибудь Первую конную армию тоже можно назвать «народ красных», а, скажем, войска Деникина – «народом белых».

Время шло, посланец Варимберта все не являлся, и приходилось задумываться о будущем. Нужно было на что-то жить, ведь гуннское серебро и деньги августейшей матроны таяли с каждым днем. А если вторжение отложится, что тогда?

Конечно, за прошедшее время Радомир оброс полезными связями. Из конюшен он уже ушел – надоело чистить навоз, а при помощи того же Кардона Навозника нашлось другое занятие: он взялся отвезти на север, в Лютецию, партию римских тканей. Кардон предложил свою телегу, чистую, не ту, что пахла навозом. Радомира он считал парнем проверенным, не боящимся разбойников, да и дорога в Лютецию хорошая, гладкая и прямая. Гораздо сложнее было все организовать, и ради этого молодой человек несколько дней носился по городу, словно собака, которой шутники-детишки обмазали хвост смолой и подожгли. Этому в магистрате дай, того тоже подмажь, и этого не забудь, а с тем просто выпей, он денег не берет, потому что честный.

Однако дело пошло, и дня через два Родион уже собирался в первую свою поездку. Два раза в неделю, по средам и пятницам, перед вечерней службой он прохаживался возле церкви Петра и Павла, где на паперти и должен был появиться связной от Варимберта.

Сегодня как раз была пятница, люди шли к вечерней мессе, в окнах домов плавилось оранжевое жаркое солнце, повисшее низко над крышами. Варимберт обещал прислать кого-то знакомого, скорее всего, из когорты Хлотаря. Родион только и мечтал, чтобы это оказался Тужир или Истр, но понимал, что выбор скорее падет на кого-то из франков, лучше знающих Галлию.

И не ошибся. В этот вечер он увидел на паперти Вальдинга, того самого парня, по прозвищу Оглобля, за которым следил в свой первый выход из лагеря в город. Ну, нашли кого послать – туповат Оглобля для такого дела! Хотя, с другой стороны, надежен, предан, смел. Может, и справится.

– Ишь как вырядился, – вдруг раздался позади знакомый голос. – Сразу и не узнать.

Юноша обернулся и остолбенел. Перед ним стоял не кто иной, как старый недруг Эрмольд, и с ухмылкой показывал золотой перстень с большим темно-голубым камнем, под которым виднелись две буквы: «АR», то есть Атилла рэкс.

– Подумаешь, у меня тоже такой есть! – Радомир показал подарок Аттилы. – Сам Этцель конунг подарил.

– У тебя – изумруд, а у меня – сапфир, – ухмыльнулся гот. – А значит, ты должен мне подчиняться. Но в целом любой командир гуннского войска при виде такого перстня обязан выполнить все твои распоряжения.

Выходит, Варимберт прислал не одного связного, а двоих. И Эрмольд в этой паре главный. Варимберт с ним давно знаком, да и взаимная неприязнь Эрмольда и Родиона для него не тайна. Стало быть, можно не бояться, что они вступят в сговор, совсем наоборот – будут следить друг за другом в три глаза и все сведения придирчиво перепроверят. А стало быть, херцог и сейчас остался верен излюбленному принципу: разделяй и властвуй.

– Пошли, пройдемся, – кивнув Оглобле, предложил Родион. – Нечего тут стоять у всех на виду. Вы как добрались, под видом купцов?

– Нет, с лодочниками. Вальдинг когда-то хаживал по этой реке, перегонял плоты и многих знает. А теперь нам нужен постоялый двор. Херцог называл какой-то, прямо напротив церкви – не этот?

– Этот вам не подойдет, – поспешно заверил Рад. – Он не для лодочников, и если вы остановитесь здесь, это будет выглядеть подозрительно.

– Тогда что ты предлагаешь?

– Есть более подходящее местечко, «У коня» называется. Идемте, я провожу, это недалеко.

Вот только Эрмольда здесь и не хватало! И совсем никуда не годится, если он увидит Хильду. Тогда всему конец… или придется Эрмольда убрать. Нет человека, нет и проблемы.

Прошли те дни, когда Родиона выворачивало от одного вида убитого им человека. Теперь он вполне приспособился ко времени, в котором приходилось жить, и его суровым законам.

– Ты разузнал все, что нужно? – расспрашивал по пути посланец.

– Могу все рассказать хоть сейчас.

– Лучше запиши и нарисуй, так велел херцог.

– Хорошо, – кивнул Радомир. – Сделаю.

– Скоро?

– А вы здесь долго пробудете?

– Чем скорее уберемся, тем лучше.

– Ну да, понятно, – несколько повеселел молодой человек. – Тогда хоть завтра.

– Вот и хорошо, – Эрмольд тоже обрадовался и оскалил зубы, будто волк. – Завтра и встретимся с утра пораньше.

– Согласен. Вот эта корчма. Заходите. Мне прийти сюда?

– Нет, мы будем ждать на берегу, в нашей лодке. Вальдинг, дружище, уж придется тебе переночевать сегодня там, а то мало ли что?

– Переночую, – согласился Оглобля. – В лодке мне еще лучше, привычнее.

– Ну, вот и славно. Все, друзья мои, расходимся. Эта, говоришь, корчма?

«Ишь ты, раскомандовался, начальника из себя строит! – возвращаясь на постоялый двор, неприязненно думал Радомир. – Гостиницу ему подавай, не хочет в лодке, как же! Оно и понятно – комары, мухи. А в корчме можно и девочку на ночь заказать, денег хватит, Варимберт – человек не жадный».

Вежливо кивнув хозяину, молодой человек поднялся к себе.

– Что поделываешь, милая? – весело крикнул, входя.

– У меня гостья.

Это еще кто?

– Рада вас видеть, молодой господин, – приподнявшись с лавки, улыбнулась приветливая с виду женщина лет пятидесяти, с добрым, когда-то красивым лицом. Не располневшая с годами, подвижная, она была одета в темное платье из добротной и явно недешевой ткани, но никаких украшений не носила.

– Это матушка Женевьева, – с улыбкой представила Хильда. – Мы познакомились с ней утром, в таверне.

– Да, да, – закивала гостья. – Разболтались от скуки.

– Госпожа Женевьева приехала из Лютеции, она торгует хлебом, вином и птицей.

– Голубушка моя, лучше называй меня матушкой.

– А здесь она задержалась, чтобы помочь бедным людям.

– Хочу, знаете ли, открыть больницу и приют, – охотно подтвердила матушка. – Чтобы любой нищий всегда мог получить там помощь и миску похлебки.

Радомир улыбнулся и присел рядом:

– Как сказал бы один мой знакомый, omnes, quantum potes, juva. Всем, сколько можешь, помогай!

– Именно так, мой молодой господин! Зачем нам вообще жить, как не ради Господа и помощи ближнему?

– Госпожа… матушка Женевьева пригласила меня завтра помочь при раздаче бесплатной похлебки! – добавила Хильда. – Я обязательно пойду, милый. Ведь это такое дело, такое… не знаю даже, как и сказать… Вы настоящая святая, матушка!

Добрая женщина не задержалась надолго, выпила еще бокальчик разбавленного вина и откланялась:

– Благослови вас Бог, любезные мои. Увы, в наши трудные времена не часто встретишь таких приветливых и радушных людей.

– Подождите, матушка, я вас провожу, – спохватился Радомир, накинув на плечи плащ. – Уже темнеет, а народ здесь лихой.

– Ничего, господин мой, лихие люди меня не трогают. Господь спасает.

И все-таки молодой человек проводил госпожу Женевьеву до жилища местного епископа, где она по старой дружбе останавливалась. В дом заходить не стал, лишь пожелал спокойного сна.

– И вам доброй ночи, любезный мой. Смею заметить, вам очень, очень повезло с супругой, она такая красивая и добрая женщина.

– Она из варваров, готов, как вы, вероятно, заметили.

– Нет для Господа нашего ни иудея, ни эллина, и все люди равны.

Надо сказать, если бы Родион познакомился с этой поистине святой женщиной чуть раньше, то сие обстоятельство, несомненно, внесло бы в его юную душу сумятицу. Удивительным казалось встретить подобный гуманизм в эту темную эпоху, при том что даже в двадцать первом веке любовь к ближнему и всеобщее равенство все больше становятся темами пустой болтовни. А эта женщина варварского века, похоже, говорила от души, да еще и поступала в соответствии со своими убеждениями. Ведь кормить бедняков и устраивать приюты – совсем не то, что поговорить о равенстве и братстве…

– Да, матушка Женевьева – святая женщина, – уже лежа в постели, охотно согласилась Хильда. – Раньше я таких не встречала. Она очень богата и ведет прибыльную торговлю, но весь свой доход тратит на помощь нуждающимся. Можно сказать, и в самом деле творит чудеса!

– У меня тоже важная новость: посланцы от Варимберта наконец прибыли!

– Ну, слава богу! Однако ты не очень-то весел.

– Херцог прислал нашего старинного друга Эрмольда. Не сомневаюсь, тебя это тоже обрадует.

– Эта мразь?! – Хильда в гневе сверкнула очами. – Эрмольд – гнусный клятвопреступник, убийца и вор. Но его род богат и влиятелен, увы…

– Ничего, родная, сейчас я напишу донесение, завтра утром отдам, при этом намекну, что за мною следят, и все – мы свободны как ветер! Заработаем денег, уедем в Константинополь, а дальше в родные места. Уйдем на север, в леса, там сейчас спокойно.

– Да, там спокойно, – девушка мечтательно улыбнулась. – Мы созовем своих, выстроим дом, а потом и крепость, я рожу тебе сыновей и дочек. Ты станешь великим конунгом, а я твоей счастливой супругой.

– Именно так все и будет, милая!

– Я вот думаю, – Хильда уселась на ложе. – Ведь зачем-то Бог нас свел? Не случайно же еще до нашей встречи мы видели друг друга во сне. Это должно что-то означать.

– Конечно, это не случайно. – Подойдя к ложу, молодой человек склонился и с нежностью прижал к себе суженую. – Это значит, что мы созданы друг для друга.

– Но тогда нам следует заключить брак по-настоящему. Как раз напротив есть храм.

– Замечательная идея! – воскликнул Рад. – Я православный, ты из ариан, а храм тут католический…

– О чем ты? Я не понимаю.

– О том, что церковь здесь – католическая.

– Ну и что? Господь-то один. Кстати, тебе сначала надо креститься, негоже оставаться язычником… Ой! Прости, милый, я обидела твоих богов!

– Ничего подобного. Вообще-то я и так крещеный, – наконец признался юноша.

– Ты? – Тревога в глазах юной женщины вдруг сменилась радостью и удивлением. – Ты христианин? Вот не думала, чтобы анты…

– Среди антов многие знают о Христе. Но ты права, милая, Господь один для всех. Ой, подожди, мне нужно еще кое-что сегодня сделать! – спохватился Родион.

Очинив гусиной перо, молодой человек с улыбкой посмотрел на жену:

– А ну-ка, поднимись.

– Что?

Хильда тут же встала, с лукавой улыбкой оправила подол тоненькой нижней туники из выбеленного на солнце льна.

– Вот-вот, – ухмыльнулся Радомир. – Как раз то, что мне и нужно.

Опустившись на колени, он примерился и живенько оторвал от подола широкую полосу. Стройные ножки юной супруги обнажились выше колена, и зрелище было настолько пленительное, что…

– Ой-ой, что ты делаешь?

– Да-а, перестарался, – Родион озадаченно почесал голову. – Для отчета хватило бы куска гораздо меньше… Ого! А тебе мини-юбка пошла бы!

– Что ты несешь? Какая юбка? В чем я теперь ходить буду?

– Ничего, я тебе новую тунику куплю. А эту… эту мы выбросим, даже прямо сейчас… Ну-ка, снимай!

Вот так всегда: соберешься заняться важным делом, да женщины отвлекают. Но без них-то как?

– Ах, милый, какой ты у меня проказник!

– Подожди, еще не то будет. Вот «Камасутру» когда-нибудь прочитаю, тогда…

Впрочем, пока они и без «Камасутры» неплохо обходились. По крайней мере, ложе, на зависть соседям, скрипело так, что едва не разваливалось!

Утром оба поднялись рано. Прощаясь с суженой, Радомир, повинуясь какому-то порыву, надел ей на палец тот самый перстень Аттилы:

– Носи, милая, в знак нашей помолвки.

– Но мы же еще не…

– Уже! Вот как раз сейчас.

– Ой… И все же мы должны обвенчаться. Может быть, завтра?

– Можно и завтра. А кого мы пригласим на свадьбу, да и как теперь ее устраивать, если все знакомые считают, будто мы давно женаты?

– А мы им не скажем, что это свадьба! – улыбнулась Хильда. – Скажем, что просто так решили пригласить гостей.

– Во дурак-то! – Юноша вдруг хлопнул себя по лбу. – Совсем забыл – у меня же завтра день рождения. Двадцать лет мне будет!

Господи, ведь всего-то год прошел! А сколько всего за это время случилось! Турслет, болото, и поселок словен, и готы, и Варимберт с Аттилой, и Равенна… Но, самое главное – Хильда! Да уж, ради такой девушки стоило загреметь даже в эту поганую эпоху – время больших перемен.

– А знаешь, мы можем матушку Женевьеву позвать, – предложила Хильда. – Это, пожалуй, будет правильно. Я ей сегодня же скажу. И прикину, кого еще позвать. Наверное, без Кардона и его дружков из стражи ты никак не обойдешься? Подумай, кого ты хотел бы видеть.

– Ну, конечно, родная. Увидимся в корчме за обедом.

– Да поможет нам Бог во всех наших делах.

Над лодочной пристанью висел туман, но уже не такой густой, как перед рассветом; лодки и рыбаков возле них можно было разглядеть, пусть лишь в виде серых размытых теней.

Спустившись к реке, Радомир осмотрелся, выискивая Эрмольда или Оглоблю. Встреча была назначена именно здесь – на пристани слева, ближе к ивам, – но никого из них он не увидел. В тумане эти ежики заблудились, что ли?

– Эй, парни! – окликнул он рыбаков, сновавших вокруг перед началом ловли. – Лодочники где ночуют?

– Лодочники? А вон, там… Не, не туда смотришь. Голову поверни!

Радомир было обернулся… и тут же, выскочив прямо из тумана, на него набросились четверо или пятеро из числа тех самых рыбаков, сбили на песок, пока не опомнился, и принялись наносить удары ногами и палками. Черт, вот это попал! Рыбаки-то оказались не прочь поживиться чужим добром, сволочи. Он пытался встать, но злодеи не давали, да и ноги разъезжались на мокром песке. Радомир изловчился-таки выхватить из-за пояса нож, но оружие мгновенно выбили умелым ударом.

Прикрывая голову, юноша съежился и, улучив момент, схватил кого-то за ногу, дернул на себя. Но тут его перестали бить, заломили за спину руки, связали и рывком подняли.

– Обыскать! – приказал чей-то голос из-за спины.

Однако напавшим не нужны оказались ни кошель на поясе, ни затейливо украшенный костяной гребень. Кто-то запустил руку под Родионову тунику и вытащил сложенную в несколько раз тряпицу с отчетом и схемой.

– Вот, господин тессарий!

– Вижу. Дайте сюда.

Ах, вон оно что! Тессарий! Армейский сержант, значит… Радомир смачно сплюнул кровь с разбитой губы. Никакие это не разбойники! Все гораздо хуже.

– Ведите его.

Засыпался. Спалился. Не заметил профессор цветка на окне… И ведь не случайно на него, Радомира, набросились – эти люди точно знали, кого брать и что у него искать. Выходит, кто-то выдал? Выбор небогатый: о том, кто он такой и что тут делает, точно знали всего два человека – Эрмольд и Оглобля. Но у Эрмольда здесь нет никаких связей, а вот у его напарника есть.

– Двигай! – один из воинов грубо ткнул пленника тупым концом копья.

Послушно шагая, юноша покосился на идущего рядом тессария – матерого рубаку со шрамом через все лицо и в кольчужном доспехе лорика хамата, любимом галло-римлянами. Ухмыляясь, старый сержант сжимал в левой руке белый кусок материи с начертанной схемой. Да уж, взяли с поличным! Интересно, что случилось со вторым из связных – напарником предателя? Ладно, как сказал бы приснопамятный херцог Варимберт, zona nivalis; zona perusta, что означает, холодный пояс чередуется с жарким. Черная полоса рано или поздно всегда сменяется белой.

– Что ты там бормочешь, пес? – ухмыльнулся тессарий. – Ты теперь в холодном поясе навечно, так и знай.

Тюрьма, куда бросили пойманного шпиона – приземистое здание из тесаного серого известняка – располагалась на северной окраине города, у ворот в сторону Лютеции. Узенькая камера-одиночка показалась Родиону почти уютной, насколько это возможно для помещения размерами два метра на три. Высокий потолок, решетчатое оконце, дощатое ложе, отхожее место с водосливом… Может, через это отверстие можно бежать? Тут уж не до брезгливости. Но нет, при ближайшем рассмотрении водослив оказался слишком узким. Тюремщики ведь тоже не дураки.

Но думать о побеге не осталось времени: в коридоре послышались гулкие шаги, за дверью лязгнул засов.

– Выходи!

Два дюжих охранника сопроводили узника в небольшую сводчатую залу, служившую для допросов и оборудованную всем для этого необходимым: на потолке укреплены блоки с веревками, на буром от запекшейся крови столе в живописном беспорядке разбросаны всякие орудия устрашающего вида. Напротив пыточного имелся и другой стол, за которым, обложившись свитками, сидела натуральная канцелярская крыса с реденькими, аккуратно зачесанными на лысину волосенками и бритым подбородком. На длинном носу красовалась бородавка, маленькие глазки сверлили арестованного пронизывающим взглядом, а за левым ухом ожидало гусиное перо, дабы запечатлеть сенсационные признания. Короче, офисный планктон пятого века. Радомир даже усмехнулся: очков с блестящими стеклышками только и не хватало для полноты картины.

– Смеемся? – зябко потерла лапки «офисная крыса», хотя в зале было довольно тепло. – Ну-ну. А привяжите-ка его к креслу, парни.

– Велите позвать палача, господин эдил? – тут же исполнив приказ, вытянулись охранники.

Эдил! Ну, ничего себе! Никакой это не офисный планктон, а весьма даже большой начальник. В системе городской власти эдил – шишка не маленькая, и судом ведает, и стражей. Ай-ай… коли уж дошло до такого, значит, дела плохи. Во всяком случае, не так хороши, как казалось.

– Палача? Нет, пока повременим. Привязали? Свободны.

Снова потерев руки, эдил взглянул на узника с удивительной доброжелательностью:

– Ну, господин гуннский соглядатай, отпираться, я думаю, тебе незачем. Все и так ясно – схема мостов, ворот, караулы. У меня только один вопрос – кто помогал тебе собирать все эти сведения? И, прошу, не надо строить из себя героя, как это свойственно варварам. Для варвара ты слишком развит и грамотен, коли сумел добыть секретные сведения, записать, составить схему. Да и на гунна ты не похож. Германец? Склавин? Впрочем, это не важно. Куда важнее другое: ты должен понять, что запираться нет никакого смысла. Верность вождю и прочие варварские добродетели не для цивилизованных людей. Давай оставим их варварам, а сами будем вести разговор как умный человек с умным человеком. Гунны тебе заплатили, но и мы тоже заплатим, причем, скорее всего, даже больше. Судя по собранным тобой сведениям, твои источники находятся среди военных, причем таких, что даже мне было бы нелегко к ним подобраться. В первую очередь меня интересуют эти люди. Ну, а потом остальные – у тебя ведь целая сеть осведомителей, верно? Городские чиновники, трактирщики, гулящие девки… Будем сотрудничать: ты назовешь мне их, а уж мы для начала улучшим условия твоего содержания, а потом, возможно, договоримся и о денежном вознаграждении. Конечно, его размер будет зависеть от правдивости и ценности тех сведений, что ты нам сообщишь. Ну, разве это плохое предложение?

– Предложение стать предателем, – усмехнулся узник.

– Ну я же просил! – эдил сморщился, словно от зубной боли. – Если тебе все же хочется произносить громкие слова и корчить из себя спартанского героя, мы пойдем другим путем – он приведет в итоге к тому же, но доставит гораздо больше хлопот и неприятностей как мне, так и тебе. Тебе в первую очередь. Рассказать подробности? Мы имеем опыт в делах такого рода. Сначала установим, где и у кого ты жил, затем возьмем все твое окружение, подвергнем пыткам… Обычно мы устанавливаем связи подозреваемого до его задержания, но в случае с тобой у нас просто не хватило на это времени – сигнал поступил бувально накануне передачи данных, и я предпочел взять тебя с поличным. Но еще ничего не потеряно. Разумеется, тебя самого начнем пытать первым. Видишь эти инструменты? И у нас имеется прекрасный палач, настоящий мастер своего дела!

– Интересно, – прищурился Радомир, – а почему вы сразу не начали с пыток? Кроме сведений, вам, наверное, нужен и я сам, живой и… э… не утративший товарного вида? Вести диалог сейчас действительно было умнее, чем молчать и запираться – ведь найти постоялый двор и Хильду этой крысе не составит труда.

– Вот и прекрасно! – воодушевился эдил. – Вот и пошел разумный разговор. Да, у нас есть кое-какие планы насчет тебя.

– Понятно, – юноша пожал плечами. – Значит, знаете, что я не простой соглядатай.

– Это нам известно.

– От кого? Да ладно, я и сам догадаюсь. Меня выдал Эрмольд. Оглобля для таких дел туповат.

– Золотые слова! – эдил хлопнул в ладоши. – Ты абсолютно прав, друг мой! Дураки не предают – дураками пользуются без их согласия, как губкой для подтирания ануса, извини за грубое сравнение.

– А теперь вам понадобился умный? Чем же плох Эрмольд? Он ведь тоже на все готов, не так ли?

– Нет, ты определенно не глуп, парень. – Следователь откинулся на спинку кресла и прищурился. – Так мы будем сотрудничать?

– Для сотрудничества нужно обоюдное доверие, – скривил разбитые губы Радомир. – Поэтому я хотел бы для начала услышать ответ на мой вопрос.

– Как в таких случаях говорится, вопросы здесь задаю я! – усмехнулся эдил.

– Вам же выгоднее, если я начну вам доверять. Тогда вы с большей уверенностью сможете полагаться на меня. А мне хотелось бы увидеть Эрмольда, пожинающего плоды своего предательства. Или они оказались не таковы, как он надеялся, и вы его убрали? Использовали, как ту самую губку, и выбросили в отхожую яму?

– Фу-фу, – эдил поморщился и замахал руками. – Что за мерзкое сравнение?

– Оно ваше.

– Хорошо, отложим пока вопрос о губках… и об Эрмольде.

Значит, все-таки Эрмольд… Молодой человек поспешно прикрыл сверкнувшие ненавистью глаза. Явно эта готская сволочь задумала предательство не вчера, а хорошо подготовилась. Затребовал, гад, письменный отчет, чтобы обеспечить эдила доказательствами. Слава богу, он не знает о Хильде. И еще остается надежда, что она не попадется.

– Так я жду имен! – ухмыльнулась «офисная крыса». – Или ты мне их сейчас назовешь или… – Эдил кивнул на орудия пыток.

– Не назову! – опустив глаза, прошептал юноша.

– Что?!

– Я просто не знаю имена этих людей. Но смогу показать.

– Показать? – снова оживился следователь. – Отлично. Только не надейся по пути сбежать.

– Зачем? – Узник равнодушно пожал плечами. – И куда мне бежать? Вернуться назад к своим я все равно не могу, Эрмольд наверняка уже ославил меня как предателя.

– Вот и молодец, сам все понял. Так куда идем?

– В конюшни при казармах городской стражи.

Это было единственное место, которое Радомир довольно хорошо изучил, и оно давало ему некий шанс. Да, если рассуждать с позиций формальной логики, то бежать назад к гуннам узнику не имело смысла – ведь Эрмольд наверняка постарается выставить его предателем. Однако войска Аттилы продвигались вперед быстро, и еще неизвестно, кто доберется до них первым и кто в итоге окажется изменником! Тем более что разбираться со всем этим будет Варимберт херцог, а не какой-нибудь палач Ашир, которому лишь бы голову кому-нибудь оттяпать.

На чудеса Радомир давно уже не надеялся, зато научился полагаться на себя. А на кого еще – ведь даже друзей рядом нет, разве что Хильда.

Эдил, надо отдать ему должное, был не из тех, кто откладывает дела в долгий ящик. Чтобы не бросаться в глаза, Родион попросил себе неприметную одежду, и они отправились в тот же день. Шли пешком, непринужденно беседуя, и образ праздных гуляк нарушали только полдюжины воинов во главе с тессарием-сержантом. Еще пара дюжин стражей отправилась к казармам заранее, иначе слишком много людей привлекли бы ненужное внимание.

– Оставьте пару человек на входе, – шепнул эдилу Радомир, когда они были почти у цели. – Остальные пусть пойдут с нами. Если мой человек что-то заподозрит, придется сразу его хватать.

– О, не беспокойся, друг мой! Я тебя уверяю, схватим.

Процессия остановилась у распахнутых ворот, ведущих в обширный двор, в глубине которого и располагались конюшни. Эдил надвинул на лоб широкополую шляпу, делая вид, будто прячется от бьющего в глаза солнца, а на самом деле не желая быть узнанным. С конюхами разговаривал один из воинов – молодой, сообразительный и с хорошо подвешенным языком.

– Сальвете! Говорят, у вас можно купить выбраковочных лошадей?

– Можно, почему же нельзя?

– А как бы их посмотреть?

– Вон конюшня, глядите.

Радомир изо всех сил старался держаться непринужденно, но время вдруг сделалось тягучим, люди и лошади двигались, будто мухи в меду, и даже воробьи парили в воздухе, словно орлы. Прозвучали гулкие шаги по двору, из распахнутой двери конюшни в нос ударил запах навоза. Эдил и воины инстинктивно закрыли лица…

А Родион, только и ждавший этого мгновения, оттолкнул стражника, вскочил на ближайшую лошадь, галопом пронесся по двору и вылетел за ворота. Спасибо Миуссу – верхом ездить научил.

Все произошло настолько быстро, что, когда эдил и его люди сообразили да выскочили из конюшни, узника уже и след простыл!

Ах, как славно было нестись сломя голову – так бы и вылетел сейчас на полном скаку за городские ворота, ищи потом, свищи! Но нужно было подумать о Хильде, да и лошадь привлекает к себе внимание, всаднику в городе скрыться не так просто. Стражники только на один миг растерялись, а потом эдил опомнится и организует погоню. Нужно с толком использовать выигранное время.

Придержав лошадь, юноша свернул на небольшую площадь, окруженную тенистыми платанами и вязами. Это и была пресловутая «площадь воров», о которой его в первый день знакомства предупреждал Кардон Навозник. На площади, официально носившей имя Святого Саллюстия, шумел небольшой, но людный рынок. И крали здесь и в самом деле все что можно и очень быстро, буквально подметки на ходу резали. Благодаря этому избавиться от лошади не составило ни малейшего труда – стоило беглецу спешиться и отвернуться… оп-па! Лошадь исчезла, будто растворилась воздухе, только спина всадника, орудующего плеткой, мелькнула и скрылась за поворотом у небольшой базилики.