Текст книги "Кольцо зла"

– Слышь, Санек, мы вчера, мля, взяли водки… Мля, пили-пили, потом еще пошли, а потом…

Раничева чуть не тошнило от жуткой дурости – такие вот за столом были беседы.

– А я ему – бац! А он… – Егоза тоже вносил в разговор свою «интеллектуальную» долю.

Пришла, наконец, Катька с отрезом ситца под мышкой, притащила из смежной комнаты патефон с пластинками. Патефон оказался небольшим, портативным, еще довоенного выпуска завода имени Молотова, весь обклеенный вырезанными из журналов картинками. Еще выпив, устроили танцы, по очереди лапая захмелевшую Ленку… Раничев собрался уж было уйти, плюнув на все это непотребство, как вдруг, рассматривая пластинки, услыхал, как Егоза чуть слышно буркнул Коляну про Ленку, дескать хорошо бы ее сегодня всем по очереди поиметь.

– Не знаю, – нагнувшись к сидевшему Егозе, шепнул Колян. – Мишка, наверное, обидится.

– Да пошел он! – гнусно ругнулся Санек. – С друзьями делиться надо! Эй, Мишаня, сходил бы за вином да за конфетами. Иван даст денег, верно, Иван?

Раничев молча отсчитал банкноты.

Мишка ушел, а танцы продолжились. Ленку уже лапали более откровенно, задирали подол, а та, дура, смеялась.

– А ты что же? – Иван посмотрел на грустную Катьку. – Эвон как на тебя Колян смотрит!

– Смотрит, да не на меня, – с обидой отозвалась девчонка. – На мокрощелку эту… Ничего, сейчас я ей морду-то раскровяню…

Неожиданно вскочив на ноги, Катька схватила со стола нож и бросилась на танцующую гостью с такой неожиданной быстротой и проворством, что Раничев едва успел заломать ей руку.

– Убью! – обиженно голосила Катька. – Убью, с-сука!

Ленка в страхе отбежала к печке. Иван вывел орущую хозяйку в коридор и, набросив ей на плечи пальто, позвал Коляна:

– Давай-ка ее на улицу.

– Угу.

Вдвоем они вывели плачущую девчонку из дома и усадили на бревно, валявшееся за растущими сразу за домом кустами. Дул ветер. Моросил мелкий дождик. На свежем воздухе Катька быстро успокаивалась и трезвела. Раничев положил руку Коляну на плечо:

– Ты посиди с ней, парень.

Фэзэушник кивнул, и Раничев быстро вернулся назад, в дом.

– Нет, нет! – голосила распластанная на диване Ленка, со страхом глядя на блестящее лезвие финки, приставленное Егозой к ее горлу.

– Ну, сама разденешься или, может, помочь? – гнусно улыбаясь, тот пытался свободной рукой расстегнуть ширинку. – Ну, давай быстрей, тля!

Он закатил девчонке пощечину, и та, хныкая, послушно спустила трусики.

– Ну, вот давно бы так, курва, – удовлетворенно просипев, Егоза наконец спустил штаны…

Раничев поднял его легко, словно щенка, и с силой бросил об стену. Жалобно крякнув, Егоза опустился на пол.

– Одевайся! – Иван строго посмотрел на рыдающую девчонку. – Быстрее! Ну!

Позади, в коридоре, послышались чьи-то шаги. Раничев оглянулся – пришел Мишаня с вином и дешевыми сосательными конфетами. Тем лучше.

– Вот что, Миха, давай-ка веди свою подругу домой, пока вот этот гад не очухался, – Иван кивнул на валявшегося на грязном полу Егозу.

– Санек? – недоумевающе захлопал ресницами парень. – Так он ее… Ленка, он – тебя… Ах ты ж…

Раничев с удовольствием отвесил пацану хорошую плюху, такую, что бедняга отлетел к стенке.

– Вот что, юноша, – сграбастав парня за грудки, грозно произнес Иван. – Забирай свою биксу – и катитесь колбаской по Малой Спасской! И, ежели еще хоть раз кто-нибудь из вас появится в этой компахе… Лично удавлю! Ясно?

Подросток молчал, за спиной испуганно всхлипывала Ленка.

Раничев недобро взглянул на Мишаню:

– Я спрашиваю – ясно?

– Ясно, – сглотнул слюну тот.

– А раз ясно, так валите отсюда и не вздумайте хоть когда-нибудь снова прийти! – проорал Иван, чуть ли не пинками выпроваживая непонятливую молодежь из квартиры. – Ишь, бля, романтики захотелось! Ну, дуры… Этот еще, деятель, – он посмотрел на приходящего в себя Егозу. – Вставай, Санек, валить надо. Ленка легавых привела!

– Куда валить? Какая Ленка? – обхватив голову руками, недоумевающе произнес Егоза. – Что?

– Уходим, говорю… Давай, ноги в руки – и побыстрее. Переночевать есть где?

– Да дома…

– Нет, нельзя тебе домой… Хотя, если до утра только…

Он вышли на улицу. Темнело, и капли дождя моросили по лужам. Дойдя до Советской, Раничев прислонил собутыльника к афишной тумбе и поймал такси.

– Приятель, вишь, загулял, – зашуршав сотенной, Иван искательно улыбнулся таксисту.

– Да я вижу, – таксист хохотнул и сотенная незаметно исчезла. – Куда везти-то?

* * *

Раничев хорошо запомнил адрес – Лиственная, 12, – убогая халупа на Лесной улице, куда и наведался утром с пивом и добрым советом.

– Ой, хорошо! – растрепанный и голый по пояс Санек, сидя на полосатом, брошенном прямо на пол, матраце, оторвался от выхлебанной бутылки. – Чего хоть мы вчера творили, Иван?

– Да уж, натворил ты делов, – Раничев укоризненно покачал головой. – Биксу свою помнишь, Ленку?

– Как не помнить? Конечно! Шикарная девочка.

– Была девочка, да вся вышла… Ты, сукин кот, постарался.

– Да уж, я такой, – глумливо загоготал Егоза.

– Изнасилование по Уголовному кодексу, – мрачно напомнил Иван. – Знаешь, кто эта Ленка?

– Ну?

– Племянница самого товарища Казанцева! – словно пригвоздил Раничев.

– Да ну? – Егоза снова хлебнул пива. – А кто это?

– Ну ты и серость! – вполне искренне удивился Иван. – Не знать главного в городе пахана! К твоему сведению, товарищ Константин Федорович Казанцев не кто иной, как первый секретарь городского комитета партии!

Егоза захлебнулся пивом.

– Быстрей, собирайся! – похлопал его по спине Иван. – С минуту на минуту здесь будет милиция!

– Что? – трясущимися руками Санек натянул рубаху и пиджак.

Раничев лично накинул на него пальто и, проверив, чтобы Егоза не забыл документы, выпроводил парня на улицу.

– Один живешь?

– Да, – навешивая на дужку замок, кивнул Санек. – Была бабка, померла в прошлый год.

– Прячься!

Схватив молодого бандюгу за руку, Иван едва успел втянуть его в какой-то сарай на противоположной стороне улицы, как к дому Егозы, стрекоча и подскакивая на ухабах, подкатил мотоцикл с двумя милиционерами. Оба, посмотрев на замок, принялись ходить вокруг хибары, старательно заглядывая в окна.

– Оба-на, – в ужасе прошептал Санек. – Выходит ты, Ваня, прав был…

– Я всегда прав, – пошутил Раничев. – Родственники где-нибудь далеко есть?

– Есть. Тетка в Свердловске, да еще кто-то в Челябинске, только я их плоховато знаю.

– Отлично! Сейчас на вокзал дунем.

Дождавшись, когда милиционеры не солоно хлебавши уехали, приятели быстро пошли к вокзалу, на противоположную сторону города.

На полпути, у киоска, Раничева неожиданно остановил какой-то пацан.

– Денежку-то дадите, дяденька? – громко поинтересовался он.

– А, – засмеялся Иван. – Про тебя-то я чуть не забыл. На, держи – заработал.

Сунув мальчишке червонец, он обернулся к напарнику:

– Ну, идем.

– Кто это? – Егоза проводил убежавшего паренька взглядом.

– Так… Знакомец один. Выполняет тут для меня кое-какие порученьица.

Говоря так, Раничев сейчас почти что не врал, действительно, пацан как раз и выполнил только что одно из таких поручений – впрочем, единственное, дождавшись восьми тридцати, передал в отделение милиции сочиненную Иваном анонимку о том, что в доме 12 по улице Лиственной хозяева всю ночь гонят самогон из краденого картофеля. Сработало вовремя! Егоза аж с лица сник. Еще бы! Кому же в тюрьму хочется, да еще за изнасилование.

Гудели рельсы, могучие паровозы пыхтели паром, раздавались гудки, а от водокачки с чайниками в руках неслись к отходящему поезду опоздавшие пассажиры. Отстояв очередь, Егоза взял билет до Свердловска и, оглядываясь, направился в привокзальный сквер, где его – на скамейке возле белого бюста Ленина – давно уже дожидался Иван.

– Купил, – подойдя, доложил Егоза.

Раничев улыбнулся:

– Ну вот и славно. Тебе сейчас главное – отсидеться. Поживи с месяцок у тетки, а лучше – до нового года, глядишь, и утихнет все. Вестей о себе не подавай, никому не пиши…

– Что я, маленький? – обиделся парень.

– На вот тебе, – Иван протянул Егозе деньги. – На подарок тетке. Смотри только, не вздумай по пути играть.

– Ла-адно… – бандит вдруг пристально посмотрел на Ивана.

– Что, – усмехнулся тот. – Хочешь спросить, с чего б это я такой добрый? Отвечу сразу – виды на тебя имею, и виды серьезные. Перстенек с зеленым камнем ведь Корявый припрятал?

– Ну, – дернувшись, кивнул Егоза. – Силыч что-то такое говорил. Только болтать не велел. А Корявого хочет на пересылке пощупать.

– Суд был уже?

– Да вроде нет… Но скоро будет, это точно.

Что-то громко и гнусаво объявило вокзальное радио. Окутанный паровозным дымом, к перрону медленно подошел пассажирский поезд.

– Твой, – поднялся Раничев. – Ну, ни пуха, турыст!

Прихватив небольшой, купленный по пути, чемоданчик, Егоза быстро побежал к поезду. Вот смешался с толпой, подошел к проводнику… Вошел… Обернулся в дверях, помахал.

Ну, с Богом…

Иван ухмыльнулся, провожая глазами отходящий состав. Вот уже – минус один. Остались двое. Вернее, один…

Глава 15
Осень 1949 г. Угрюмов. «Midnight Special»

Трудно даже представить себе такой участок хозяйственного и культурного строительства, где не находили бы применение энергия, творчество и держание комсомольцев.

Л. И. Брежнев.

Из Отчетного доклада ЦК КПСС двадцать четвертому съезду Коммунистической партии Советского Союза

…Кощей. А он умный, не чета Егозе! На кривой кобыле не объедешь, единственная зацепка – мальчики. Попробовать прямой шантаж, может, и получится? Конечно, не самому, через подставных лиц. Сделать жизнь Кощея невозможной, вынудить его залечь на дно, а лучше – вообще уехать, как Егоза. Гм… одному не справиться, в глазах Силыча нужно выглядеть, как жена Цезаря – вне подозрений. Стало быть, и не стоит маячить на виду, действовать крайне осторожно, лучше – через официальные органы. Иван задумался. Через милицию или прокуратуру опасно – там вполне могут его помнить еще по старым делам, значит, что же…

От вокзала в сторону сквера, о чем-то весело переговариваясь, шли четверо парней с красными повязками на рукавах – дружинники-бригадмильцы. Один из них задержался около сидевшего на скамейке Раничева:

– Товарищ, здесь ребята не пробегали?

– Какие еще ребята? – Иван приветливо посмотрел на парня.

– Да такие… лет по двенадцати, мелочь в общем… Представляете, повадились, сволочи, бросать в проходящие поезда камни!

– Страшное дело! – покачал головой Раничев. – Этак и до крушения недалеко. Нет, не видал никаких ребят. Увижу, обязательно сообщу… только скажите – куда?

– В линейное отделение милиции можете. Там, на вокзале, – бригадмилец улыбнулся. – А лучше – нам, во-он видите, дом с железной крышей?

Иван посмотрел на двухэтажное здание, покрытое нежно-голубой штукатуркой и расположенное сразу за сквером.

– Там наш опорный пункт, – с какой-то гордостью пояснил бригадмилец, совсем еще молодой, лет восемнадцати-двадцати, парень.

– Обязательно сообщу, – приложив руку к сердцу, уверил Раничев.

– Спасибо, товарищ!

Парень побежал догонять своих, а Иван, ощутив вдруг кое-какую – пока еще дремлющую – мысль, быстро вскочил со скамейки и закричал:

– Эй, молодой человек! Вы, вы, бригадмилец.

– Что такое? – молодой бригадмилец обернулся. – Вспомнили что-то, товарищ?

– Да нет, не в том дело… Просто один мой знакомый тоже в подобной бригаде, в районе Курдина патрулирует, там, где четвертая мужская школа, знаете?

– Знаю. Только там с химзавода ребята, а мы – стройтрестовские.

– А там у них опорный пункт где?

– Кажется, где-то на Советской, за школой.

– Спасибо.

Поблагодарив парня, Раничев задумчиво зашагал в центр. Остановился у попавшегося по пути киоска, накупил газет – «Правду», «Известия», «Рабочий край», сунул их в карман пальто и, перейдя улицу, остановился у автобусной остановки, напротив витрины магазина «Оптика». Автобуса долго не было, и Иван от нечего делать пялился на витрину, а когда подошел под завязку набитый людьми «ЗиС», не поехал, а зашел в магазин, где купил очки с простыми стеклами в тонкой золоченой оправе, делавшими Раничева похожим если и не на главу кадетской партии Милюкова, то на партийного функционера – точно. Поправив шляпу, Иван вышел из магазина и, решив не терять времени зря, поймал бежевую в шашечках «Победу» – такси – да поехал на Курдина, к четвертой мужской школе. Обойдя школьный стадион с азартно играющими в футбол ребятами, он вышел на Советскую и, немного пройдя, обнаружил на одном из добротных, недавно оштукатуренных, домов красную табличку с надписью «Опорный пункт милиции» и номером телефона. Запомнив номер, Раничев перешел на другую сторону улицы, к телефонам-автоматам, и, прикрыв за собою железную дверь будки, закрутил диск.

– Опорный пункт? Это из горкома звонят. Нет, не по поводу взносов. Бригадмильцы у вас обычно как патрулируют? С восьми до одиннадцати? Понятно. Мы к вам подошлем агитатора с лекцией о международном положении. К какому часу подойдет? А вот к восьми и подойдет, ничего, на патрулирование и попозже выйдут. Там ведь с химзавода все? Ну и отлично. Да, агитатора зовут Петров Иван Петрович – человек он знающий, много чего повидавший.

До вечера еще оставалась целая уйма времени. Иван зашел в ресторан, пообедал и неспешно направился домой, на Героев-полярников. Дождь перестал, и сквозь разрывы облаков проглянуло солнце. Встречавшиеся на пути прохожие улыбались и, обходя лужи, вежливо раскланивались друг с другом.

– Эй, дядя Иван, подождите!

Раничев оглянулся: через улицу, прямо по лужам, бежал Генька. В расстегнутом пальто, с развевающимся на ветру галстуком и улыбкой во все лицо.

– А я смотрю, вроде бы вы… Дядя Иван, я контрольную по арифметике на «хорошо» написал!

– Молодец, – одобрительно кивнул Раничев. – У нас по пути мороженицы нет?

– Как же нет? А павильон в сквере?

Свернули в сквер. В павильоне «Соки-воды» Иван угостил Геньку молочным мороженым по два рубля за сто граммов, взял и себе, с сиропом, хотел было еще и пару бутылок пива, дорогого, по восемь рублей, но раздумал – вечером он должен был выглядеть, словно на приеме у английской королевы. Да, еще нужно было замотивировать его вечерний уход из дома.

– А я вот в театр сегодня собрался, – доев мороженое, улыбнулся Иван. – Хорошую пьесу дают, по Чехову.

– Мы его еще не проходили… Но я читал – «Лошадиная фамилия», «Хамельон»… А вот «Вишневый сад» мне совсем не понравился, а вам?

– Ну как тебе сказать? Все-таки – классика.

– Дядя Иван, у нас на следующей неделе сбор – ну в честь Дня рождения комсомола, помните, я говорил?

– Да помню.

– И вы обещали песню со мной разучить, ну, на гитаре. Будем сегодня?

Раничев вздохнул:

– К сожалению, сегодня не получится, Генька, в театр ухожу. А вот завтра – в самый раз. Ну что, идем? Мать, поди, волнуется – где это ты так задержался?

Генька вдруг погрустнел:

– Знаете, дядя Ваня, а мы с мамой, наверное, скоро уедем… Ой! – он вдруг закрыл рот ладонью. – Проговорился! Вы только, пожалуйста, не говорите маме, что я вам сказал, ладно?

– Ладно. А почему такая тайна?

Пацан нахмурился:

– Мама говорит, Николай Силыч не захочет, чтобы мы уехали… Ой, вы и ему не говорите!

– Не скажу, – Иван потрепал Геньку по волосам. – А куда собрались-то? Поди, на север?

– Не-а, наоборот, на юга, в Краснодар! Там мамина тетка, теть Зина, у нее свой дом с садом, такой красивый, и… Вообще там здорово! Хотя и здесь… с ребятами расставаться грустно.

– С какими ребятами, с Егозой, что ли?

Генька засмеялся:

– Скажете тоже! С друзьями школьными, у нас знаете какое звено?! Сильное. Я, Мишка Васильков, Колька, Дашка с Наташкой – все друг за друга горой.

– Здорово, – согласился Раничев. – Ну раз вы такие друзья, так ты летом возьми да и пригласи их к себе в Краснодар.

– Ой! – мальчик засиял. – И правда! Мама только рада будет…

Раничев усмехнулся. Это хорошо, что Надя с Генькой уедут, это прекрасно просто, все ж таки почему-то не хотелось, чтобы с ними случилось что-нибудь нехорошее. Может быть, потому, что Иван помимо своей воли сильно привязался и к Надежде, и к Геньке. Пацан вообще был славным, да и Надя, как оказалась, вовсе не походила на содержательницу бандитской малины. Правда, любила хорошо одеться – а какая женщина этого не любит? – и, кажется, сильно боялась Силыча. А вот к Раничеву относилась хорошо – кормила обедом и ужином, искренне смеялась над шуткам, вообще, похоже, Иван ей нравился, и, может быть, даже не столько в сексуальном смысле – как красивый и сильный мужчина – а как порядочный человек. Надежда даже как-то что-то такое высказала по этому поводу. Да-а, по сути – несчастная женщина. И, наверное, именно при первой встрече с Иваном она и была искренней, а потом… потом – все на людях.

* * *

Придя домой, Раничев с удовольствием попил с Надеждой и Генькой чаю с мягкими, усыпанными маком, баранками, затем поднялся к себе, разложив на столе газеты – к вечернему выступлению следовало подготовиться. Так, о чем там пишут? О грядущем укрупнении колхозов – ну это, пожалуй не надо. А вот и вполне подходящее – полный текст ноты правительства СССР правительству ФНРЮ от 28 сентября сего года – месяца не прошло – за подписью замминистра иностранных дел А.А.Громыко…

«…руководители югославского правительства вели и продолжают вести свою враждебную и подрывную работу против СССР… теперешнее югославское правительство находится в полной зависимости от иностранных империалистических кругов и превратилось в орудие их агрессивной политики… Советский Союз отныне считает себя свободным от обязательств…» В общем, как в том анекдоте – «Да здравствует клика Тито!»

Вечером Иван вышел на крыльцо – в распахнутом пальто, в белой рубашке с галстуком, в светло-сером элегантном костюме, при шляпе. Вышел заранее – для полноты образа требовалось еще прикупить солидный кожаный портфель – такие как раз продавались в универмаге РАЙПО, там же, на Советской.

– Генька говорит, в театр собрались? – Надежда вышла на веранду с тазиком, полным только что выстиранного белья.

– В театр, – Иван улыбнулся.

– Сто лет не была в театре, – вдруг вздохнула Надя. – Да и в кино-то никто не зовет, разве что Генька. Счастливо вам сходить, Иван.

– Спасибо.

Приподняв шляпу, Раничев направился в сторону центра, там – он точно знал – находилась телефонная будка, можно было вызвать такси – уж больно не хотелось полгорода тащиться пешком. Ага, вот и телефон… Черт! Оторвана трубка. Вот шпана поганая, руки бы поотрывать!

– Эй, дядя, закурить не найдется?

Из подворотни вывалили трое – начищенные сапоги, длинные пальто, надвинутые на самые глаза кепочки, в уголках губ словно бы приклеились папироски. Курить вам нечего, как же! У того, что в центре, – белое кашне на шее.

Остановившись, Иван подождал гопников и, не говоря, ни слова, резко ударил того, что в кашне, кулаком в челюсть. Бил от души – гопник, жалобно вскрикнув, отлетел куда-то к забору, глухо ударившись головой об мокрые доски. Не давая опомниться, Раничев саданул ногой второго, третий успел отскочить в сторону и, вытянув вперед руку с зажатой в ней финкой, нервно заорал:

– Не подходи, падла, не подходи!

Иван – по-прежнему молча, что сильно действовало гопникам на нервы, еще раз ударил ногой упавшего – не того, что в кашне, там, похоже, особого успокоения не требовалось, а другого, и, схватив с земли камень, резко швырнул его прямо в рожу оставшегося на ногах парня. Тот увернулся, но Раничев достал его ногой – блеснув фиксатым ртом, гопник впечатался в стену рядом с телефонной будкой, финка его, жалобно звякнув, упала на тротуар. Иван подобрал ее и забросил в лужу.

– С-сука… – сползая по стене, зашипел гоп-стопник.

Раничев безо всякой жалости ударил его кулаком в живот:

– Не ругайся. Нехорошо это.

– Мы тя достанем, фраерок! – это очнулся тот, с кашне.

Иван подошел к нему и, отвесив хлесткую затрещину, ухватил за руку:

– Палец сломать, гнида?

Гопник заверещал от боли. А потом и завыл – Раничев все ж таки привел свою угрозу в действие. Никакой жалости к подобным шакалам он не чувствовал – навидался в далеком прошлом – и прекрасно знал: тут так, или ты их, или они тебя. Договориться миром никак не получится.

– Будешь орать – сверну шею! – Иван усмехнулся. – Надо же, щенки! На кого напасть решили? Силычу расскажу – долго смеяться будет.

– Так ты с Силычем? – удивленно спросил тот, что у стены. – Так бы сразу и сказал… Зачем пальцы-то ломать, дядя? Больно ведь.

– Больно им, – Раничев пожал плечами. – Скажите спасибо, что вообще на тот свет не отправил. А ну, пошли с глаз моих!

Постанывая и глухо ругаясь, гопники удалились в ночь. Иван прошел еще полквартала, пока наконец не отыскал работающий телефон. Такси – шикарный «ЗИМ» – приехало на удивление быстро, заметив стоявшего на дороге Ивана, водитель притормозил и высунулся в окно:

– Вы вызвали?

– Я. – Раничев с удовольствием уселся в просторный салон.

– Куда везти? – обернулся таксист в лихо заломленной на затылок фуражке с эмблемой угрюмовского таксопарка.

Иван устало махнул рукой:

– В центр. На Советскую, к универмагу. Работает он еще?

– Должен.

Купив в универмаге дорогой портфель дивной коричневой кожи, Раничев заскочил в аптеку – заклеил пластырем ссадины на кулаке. Надел на нос очки, поправил шляпу и, поглядев на часы, быстро пошел к опорному пункту милиции. Вот и знакомая вывеска, невысокое крыльцо, урна… Набрав в грудь воздуха, Иван решительно толкнул дверь.

И замер – весь первый ряд небольшого зала сиял белизной парадных милицейских мундиров! Однако…

– Вы из горкома? – подбежал какой-то молоденький лейтенант. – Товарищ Петров Иван Петрович?

– Он самый! – Раничев с улыбкой протянул милиционеру руку. – Здравствуйте. Здравствуйте, товарищи!

– Здравия желаем, – хором откликнулись милиционеры.

– Я Костиков, участковый уполномоченный, – запоздало представился лейтенант. – Старший здесь, на опорном пункте, ну и – комсорг. Кроме бригадмильцев, мы сегодня решили еще и постовых пригласить, и участковых – естественно, свободных от смен. Ничего?

– Славно, – кивнул Иван. – Так сказать, живое слово партии – в простые милицейские массы!

– Проходите, раздевайтесь, – радушно пригласил лейтенант. – Вешалка у нас в углу, а вон тут, видите, кафедра!

– Да, неплохо у вас тут все оборудовано, – раздеваясь, заметил Раничев.

– Шефы средства подбрасывают. Мы здесь и комсомольские собрания, и тематические вечера проводим.

– Рад всех вас видеть, дорогие товарищи! – встав за кафедру, Иван внимательно обвел глазами зал. Собравшихся было человек тридцать – с десяток милиционеров, остальные – бригадмильцы, молодежь с лесохимического завода.

– Меня зовут Петров Иван Петрович, и по поручению городского комитета партии я сегодня прочту вам небольшую лекцию о международном положении. Как вы знаете, товарищи, ситуация в мире сложная. Все громче бряцают оружием гнусные силы мирового империализма, все чаще и чаще засылают шпионов и диверсантов. И в этой борьбе, товарищи, никто из нас не должен остаться равнодушным.

Раничев сделал короткую паузу. Раздались аплодисменты.

– Наше родное правительство, партия никогда не оставят без ответа происки антисоветских сил! На каждый их удар мы ответим двумя!

– Правильно!

– На каждую идеологическую диверсию отзовемся сплочением комсомольских и партийных рядов! Выступим против клики Иосипа Броз Тито, позор югославским фашистам…

Иван говорил легко, про себя удивляясь – откуда у него взялись подобные трескучие фразы? Наверное, из далекого пионерского детства и комсомольской юности. Покритиковав Югославию, Раничев перекинулся на германский реваншизм, а затем, не оставив камня на камне от внешней и внутренней политики США, заговорил об укрупнении колхозов и развитии легкой промышленности.

– Что скрывать, дорогие товарищи, есть еще у нас отдельные недостатки – и голодно иногда бывает, и, что греха таить, неуютно. Живем мы пока бедно, но – и вы все это прекрасно видите – с каждым годом все лучше и лучше. Регулярно снижаются цены, отменены карточки… Кстати, товарищи, никто не помнит – когда?

– В сорок седьмом! – с энтузиазмом закричали сзади.

– Вот! А в Англии, между прочим, – только в пятьдесят первом… – Иван вдруг осекся – какой, к черту, пятьдесят первый, когда сейчас еще только сорок девятый?

– Только в пятьдесят первом году правительство Этли планирует отменить карточки в Англии, – выкрутился Раничев. – На фоне неуклонного повышения жизненного уровня всех советских людей, что же происходит, товарищи, так сказать, на загнивающем Западе? А вот что! Коррупция снизу до верху, попирание морали и прав, порноиндустрия и игорный бизнес, повышение коммунальных платежей и монетизация льгот! Давайте же – за то, что у нас всего этого нет и не будет – от всей души поблагодарим родную коммунистическую партию и нашего любимого вождя, Иосифа Виссарионовича Сталина!

Иван кивнул на висевший напротив входа портрет вождя в белом парадном мундире с золотыми погонами генералиссимуса.

Бурные, долго не прекращающиеся аплодисменты перешли в овацию.

– Спасибо! Спасибо, дорогие товарищи! – расчувствованно произнес лектор и пристально посмотрел в зал. – Может быть, у кого-то есть вопросы? Прошу вас, не стесняйтесь.

– Товарищ лектор, – в середине зала поднялся белобрысый худощавый парень в явно большом – видно, с отцовского плеча – пиджаке, представился: Кучеров Сергей, цех красителей. – Товарищ лектор, у меня вопрос, может быть, не по существу освещаемой темы, но тем не менее хотелось бы знать, как вы – и в целом партия и комсомол – относитесь к классической музыке?

– Положительно относимся, товарищ Кучеров! – под смех присутствующих ответил Иван. – Правда, не ко всей. Вот, к примеру, Шостакович. Спорный, надо сказать, композитор. А об опере Вано Мурадели «Великая дружба» в партийной прессе так прямо и сказано – сумбур вместо музыки!

– А Моцарт? Штраус? Вивальди? – не отставал дотошный любитель музыки, а сидевший рядом с ним шатен с небольшими усиками безуспешно пытался усадить его в кресло за фалды пиджака.

Раничев улыбнулся:

– Насчет классической музыки, товарищи, скажу так: мне лично много чего нравится – и вальсы Штрауса, и сороковая симфония, и «Времена года», и даже Бетховен. Как ответственный партийный работник, считаю, что слушать классику комсомольцу и вообще советскому человеку, вовсе не зазорно!

– Вот так, слышал? – довольный меломан победно взглянул на своего соседа с усиками.

– А джаз? Что вы насчет джаза скажете?

– А вот насчет джаза, уважаемые товарищи бригадмильцы и милиционеры, поговорим в следующий раз!

Под бурные аплодисменты Иван Петрович сошел с трибуны, вернее – вышел из-за кафедры. Молодые люди, среди которых, к удивлению Раничева, было достаточно много девушек – переговариваясь между собой, подходили к участковому Костикову на инструктаж.

– Спасибо, дорогой товарищ, за интересную и познавательную лекцию! – вполне искренне поблагодарили Ивана уходившие милиционеры.

– Не стоит, – скромно потупил глаза тот. – В конце концов, вести партийную пропаганду – это моя работа.

Дождавшись, когда зал почти опустел, Раничев подошел к участковому:

– Товарищ Костиков, у меня к вам небольшое дело.

Милиционер оторвался от инструктируемых:

– Слушаю вас внимательно.

– Видите ли, как лектор я частенько выступаю по правовым вопросам перед различными аудиториями, и мне было бы чрезвычайно интересно увидеть работу бригадмильцев так сказать изнутри. Пройтись, как говорится, вместе с комсомольским патрулем по ночным улицам нашего любимого города… Да вот хоть с этими симпатичными молодыми людьми, – Иван кивнул на оставшуюся в зале группу – трех юношей и двух девушек.

Лейтенант почесал затылок:

– Вообще-то не положено… Но если вы так хотите, что ж… Ребята у нас надежные, – участковый улыбнулся, и Раничев тут только заметил на его кителе несколько нашивок за боевые ранения. Наверное, воевал, хоть и выглядит совсем еще молодым парнем – ну сколько ему, двадцать четыре? Двадцать пять? Да, воевал, да и эти ребята с девчонками наверняка хватили лиха – война-то едва четыре года как кончилась.

– Ну тогда знакомьтесь, товарищ лектор! – весело предложил участковый. – Я и сам с вами пойду, прогуляюсь.

– Кучеров, Сергей, – снова представился белобрысый меломан.

– Павел, – это его приятель, высокий, усатенький. Еще был несколько угрюмый Николай с лицом плакатного стахановца, и две девчонки – Лера и Галя. Лера – пухленькая и с короткой стрижкой, а Галя – высокая худышка с косой.

– Очень приятно, – Раничев с чувством пожал бригадмильцам руки. – Иван Петрович.

– Ну что ж, Иван Петрович, идемте?

Бригадмильцы лесхимзавода патрулировали район, ограниченный улицей Советской и Курдина, этакий чуть вытянутый квадрат, включавший в себя сквер и мужскую школу.

– Сквер – это наша головная боль, – жаловался по пути участковый. – Как вечер, так обязательно либо изобьют кого-нибудь, либо ограбят. А вот еще повадились с пьяных часы снимать. И чего удумали, сволочи, – специально дождутся, когда на заводе получка или аванс – и хоронятся за деревьями, поджидают выпивших граждан.

– В школе на вечерах тоже драки бывают, – обернувшись, заметил Сергей. – Но это, когда какое-нибудь мероприятие.

– А вы, Сережа, не в этой школе учились? – Иван показал рукой на «четвертую мужскую», мимо которой как раз и проходил их патруль.

– Нет, – бригадмилец покачал головой. – В другой.

– Мы – в этой, – глухо отозвался Павел. – Николай давно закончил – вон и в армии уже успел отслужить, а я только что, в этом году.

– И я – в этом, – улыбнулся Сергей. – Сейчас практику наработаем – в институты поступим.

– И куда же, если не секрет?

– Пашка в технологический, на инженера, а я в Ленинград, в лесотехнический.

– Хорошее дело, – одобрительно кивнул Раничев и оглянулся. – А вы что же, девчонки?

– А мы и так учимся! – хором откликнулись те. – В техникуме, на вечернем.

Обойдя школу, патруль углубился в сквер, тщательно присматриваясь к проходившим мимо подростками, да и вообще ко всем прохожим. Зря не бродили – записав фамилии и номера школ, отправили по домам трех припозднившихся мальчуганов с мячом, разняли у закрывавшегося пивного павильона драку – вернее, даже не успели разнять, едва заслышав свистки, драчуны разбежались. Еще немного походив по опустевшему скверу – беседа вдруг зашла на литературную тему, Сергей говорил о Твардовском и Трифонове, Раничев их тоже похвалил, а вот о Зощенко и Булгакове отозвался осторожно. Заспорили – Сергею нравился Булгаков.

– Мощный, интересный писатель!

– Но ведь он описывает наших классовых врагов, Сережа! – вступил в спор Павел. – Это же апологетика, понимаешь ты, апологетика!

– А я фантастику люблю, – обернулся к ним участковый. – Жюля Верна, Беляева. В центральной библиотеке их много.