Текст книги "Метафизика власти"

Весь современный культурный круг интересов фанатично и агрессивно пытается утвердить ничем не ограниченную порочную свободу любых желаний индивидуума. Утверждение абсолютной самодостаточности человека отвергает любую феноменальность Абсолютного. Становясь абстрактным, понятие «свобода» включается в понятие «природы», которая есть не что иное, как res extensa, протяженная вещь, скучное, темное бытие. Из духовного понятия свобода становится материальным телом, получает свое овеществление, включаясь во внешнее величие природного мира. Человек не разделяет Божественного Смысла природы, за исключением чисто физической принадлежности к ней через тело, но уже и сама природа больше не разделяет его внутренние интересы.

На первый взгляд, подобная формально-юридическая позиция предполагает отказ от руководства и опеки со стороны государства, но на деле государственная забота никуда не делась. Внешне государственный контроль принял совершенно другие формы и положения. По сути, это сугубо авторитарный, тиранический режим, ловко скрывающий свою сущность. Казалось, нет ничего плохого в том, что государство предоставляет индивиду как можно больше свободы, ограничиваясь теми мерами, которые необходимы для того, чтобы обезопасить граждан от самих себя и от внешних врагов. Но на деле субъективная, изменчивая и неустойчивая свобода пришла на смену всеобщему счастью и благоденствию, как с античной, так и с христианской точек зрения. Свобода обозначает в данном случае установление современным государством четко определенных узких пределов, куда помещается человеческая личность, а политика превратилась в технику обеспечения несменяемости государственного аппарата.

Благодаря формализации права, которое повсеместно приобрело априорное значение, современная либеральная концепция гражданского общества сокрушила границы традиционной политической философии, признала и вобрала в себя свободу как неотчуждаемое право всех людей. Сущность человека, заключающаяся в том, что он является субъектом права, лицом, определяет теперь гражданское общество, а не наоборот, когда лицо определялось правами человека в гражданском обществе, имеющими связь с Вечностью. То есть всякая воля является частью совокупной воли общества и каждая личность управляется совокупной волей лишь постольку, поскольку связывает свою собственную волю с волей других. На самом деле, формальной «воли общества» не существует, есть некие установочные взгляды, навязываемые определенной группой людей, имеющих в своем распоряжении властные полномочия.

Опасность подобных политических представлений была ясна еще римскому историку Тациту. Он в одной сжатой фразе выразил все последствия современной «либеральной политической революции»: Un imperium evertant, libertatem praeferunt, si perverterint, libertatem ipsam adgredientur, то есть: «Для уничтожения государства (его авторитета и верховной власти – imperium. – А. Щ.) на первый план выдвигают свободу, а в случае успеха набрасываются, в свою очередь, и на нее»[104]104
  Тацит К. Разговор об ораторах. Сочинения Корнелия Тацита. / Пер., ст. и прим. В. И. Модестова. СПб., 1886–1887. Т. 1–2. Т. 2, С. 124.


[Закрыть]. В такой отвлеченной, формальной системе государственного устройства очень трудно, если не сказать – невозможно, обеспечить каждой личности такую меру свободы, какая может существовать наряду со свободой остальных индивидуумов. Там, где произвол отдельного человеческого суждения является в теории абсолютным, не может произойти общественного единения, основанного на всеобщем благе. Подобное государство на практике может быть только деспотичным, причем деспотизм часто принимает разнообразные, внешне не похожие друг на друга конфигурации. Политические формы, при всем их различии, объединяет произвол какой-либо одной личности или отдельной группы, партии и т. д.

Политические теоретики, которые своими кабинетными «теориями» ставят себя как бы «вне государства», полагают, что существует такая механическая, Архимедова внешняя точка опоры, через которую можно «подсунуть куда-то рычаг» и с его помощью «приподнять государство и вдеть его в правильные петли». На самом деле все аналогичные политические теории являются не чем иным, как политическим шарлатанством, в духе небезызвестного Парацельса, собиравшегося делать людей в пробирке.

Политика не ограничивается установлением того или иного государственного строя. Само же государство не может рассматриваться как инструмент, служащий только достижению комфорта и удовольствия, то есть полезное средство достижения какой-то находящейся вне его цели. Наоборот, государство представляет собой полную совокупность всей жизни своих граждан, тотальность человеческих дел, соединенных в одно живое целое. Искусственно отделить «человеческий» характер от «гражданского» невозможно ни в чем. В конечном счете, цель государства – помощь в установлении идеального, небесного порядка в человеческом обществе. Необходимо создать подлинное духовное единство между людьми, то есть образовать державу, в которой были бы объединены друг с другом все составные элементы человеческого общества.

В этом случае государство представляется не только как формальный набор законов и постановлений, но предстает как живое существо, а сама власть – как сконцентрированная жизненная сила. Такой взгляд на государство позволяет раскрыть все заложенные в него возможности, в том числе и те, которые не служат непосредственному осуществлению физического насилия. Кроме того, государство следует рассматривать не только как объединение живущих людей, но вместе с тем и как целое, включающее в себя ушедшие и грядущие поколения, так как государство находится в непрерывном развитии. Подмена закона, имеющего свои основания в идеальном, вечном мире, идеей естественного закона (lex naturalis), стоящего выше народа, правящего слоя и самого государства, приводит к тому, что на гражданское общество (Πολιτική κοινωνία, societas civilis) распространяются законы из мира неживой, физической природы. При этом мало кто обращает внимание, что Космос враждебен не только органической жизни, но и духовной природе человека.

Гражданское общество, построенное на началах физической необходимости, переносит ее законы на отдельных граждан (cives), которые формально рассматриваются как самостоятельные члены политического общества, а по сути воспринимаются политической властью как бесчувственные, мертвые объекты. Таким образом, любое объединение граждан, или «община граждан», подчиняясь определенной форме политической власти, зависит не от самой этой формы, а от того, что правящий класс государства рассматривает в качестве своих основ: механическое движение тел или некие метафизические основы, находящиеся за пределами нашего чувственного восприятия.

Принятие того или иного образца (παράδειγμα) политического устройства позволяет определять высшую точку, пределы исполнения власти, права, имеющих законную силу и полномочия. Главное здесь не внешняя форма, а внутреннее, сущностное ее наполнение. Если предельно обобщить названные модели общества, то и в той, и в другой политической парадигме можно без труда увидеть, например, один и те же представления о свободе и равенстве, одинаковость и тождественность публично-правового устройства (κοινόν, res publica). Однако понятие «гражданское общество» в этих различных политических объединениях, при всем внешнем сходстве, имеет совершенно разные цели и иной процесс полагания этих целей. При схожести и общности теоретических форм данные «гражданские общества» внутренне совершенно различно выстроены и структурированы.

Представим, что в той и иной модели государства существует общность граждан, которые связаны друг с другом как свободные и равные люди, но при этом подчинены различной по своей сущности политической власти. В правовом смысле, и это прописано в различных «конституциях», считается, что граждане являются носителями государственной власти. При этом устройство государства, которым управляет человеческий закон, основано на процессах, происходящих в «неживой» природе, что совершенно отлично от устройства гражданского общества, управляемого Божественным Законом.

С точки зрения природного Космоса человек совершенно теряется в безбрежности пространства, которое чуждо и враждебно ему. Поэтому его духовный горизонт ограничен тотальными рамками его земного бытия. Человек, отождествляя себя с безграничностью космических пространств и времен, предстает как незначительная величина по отношению к этому чуждому, обширному пространству, которое он даже не может объять своим разумом.

Вселенная равнодушна к любым человеческим стремлениям. Поэтому нелепым выглядит отождествление себя с миром, для которого безразличны человеческие дела. В результате в обществе, построенном по этому образцу, человек воспринимается властью как совершенно незначительная величина, существование или уничтожение которой не приносит никакого ущерба силам безмерной и слепой природы. В таком государстве бытие человека подвержено слепой случайности, его жизнь не менее слепа, чем возможность его уничтожения. С одной стороны, ничтожность человеческого бытия позволяет власти не соотноситься с человеческой жизнью, а с другой, сама человеческая личность остается в полном одиночестве. Если природа мертва, слепа, ее механические законы – плод случайности, то ее «забота» о человеке – сделать его также «мертвым», а жизнь его «случайной». Итогом всего этого является то, что человеческая сущность выступает как некий продукт всеобщего безразличия.

Общность, управляемая Божественным Законом, есть одновременно общность людей и Бога, в настоящей и будущей жизни. Поэтому жизнь в таком государстве не принадлежит к абсолютным целям человека, но она есть средство, имеющее место лишь при определенных условиях, для основания совершенного общества. Человек, существующий во времени и при убийственном безразличии темных космических пространств, имеет свой исток в вечности, а потому его цель находится также в вечности. Существует прошлое и будущее, откуда мы пришли и куда стремимся, а сам момент настоящего есть только краткий миг существования в природном мире, мире, который создан не для человека и законы которого противостоят человеческой природе.

Сакральный язык христианской теологии и Церкви испокон веков говорит об общности святых, об общности всех людей с Богом. Государство, основанное только на юридических положениях, недостаточно и ущербно. Подлинное государство устанавливается человеком не только как существом, наделенным разумом, но как индивидуальностью, представляющей собой сущность, а не понятие. Только тогда возможно освободить человека от оков природного инстинкта, заменить принудительные обязанности облагораживающими нравами и обычаями. Именно благие нравы определяют цели индивидов в единую цель, сохраняющую и развивающую общественное целое. Они гарантируют каждому безопасность и свободное самораскрытие в рамках добровольно взятых на себя ограничений. В таком государстве гражданское общество становится тождественным и синонимичным как государству в целом, так и существующей форме политической власти.

В ином случае гражданское общество и государство, как раз наоборот, противопоставлены. Примером может служить любое современное государство. В наше время термин «гражданское общество» обозначает свободное от государства и удаленное от политики пространство того общества, в котором вместо политического господства человека над человеком допустимо лишь экономическое господство над вещами (на началах свободы личности и собственности). Власть утверждается через собственность человека над вещью и, соответственно, над теми людьми, которые не имеют собственности, а владеют лишь своим телом как рабочей силой. Человек становится вещью, товаром или функцией. Возникают имущий класс и неимущий класс. И тот, и другой подчиняются законам «рынка». Гражданское общество стало обозначать уже не свободный от всякого господства союз личностей, а объединение собственников, подчиняющихся формальному закону. Отсюда, человеческая личность овеществляется, погружается в материальную иерархию количества, где властвуют вражда и антагонизм.

Государство и общество уже не строятся по аристотелевскому принципу, который ранее считался образцом политического устройства и который по-прежнему остался непревзойденным по своей всеохватности. Аристотель считал, что среди людей существуют самые разные формы объединения и одна из них есть истинно независимая, царящая надо всеми остальными, так называемое «политическое» общество: «Это общение и называется государством или общением политическим»[105]105
  Аристотель. Политика 1252а 6–7. М., 1984, Т. 4.


[Закрыть]. Именно общность граждан, объединившихся ради добродетельной и счастливой жизни.

Гражданское общество базировалось не на насилии и угнетении, не на имущественном расслоении, не на количестве доступных для телесного комфорта технологий, а на добродетели, устанавливающей сами принципы права. Аристотель отличал от всех остальных гражданское общество, которое своей основой имело человека как свободного субъекта, а носителями власти – граждан как равных между собой субъектов. Добродетель и вытекающая из нее справедливость есть единственное основание силы и долговечности государства, а также единственный вид уз, скрепляющих человеческое общество.

Таким образом, государство, по крайней мере, в его отношении к другим государствам, понималось не как абстрактная или географическая величина, а как духовное и интеллектуальное объединение людей. В других случаях государство рассматривалось еще более конкретно, проецируясь на индивидуальную личность, атрибутами которой считается все разнообразие земель и подданных, доходов и вооруженных сил, интересов, прав и обязанностей. Именно с этой точки зрения надо понимать основу христианских представлений о мире. Христианский мир, как и отдельная община, называются народом (λᾱός, populis) Божиим, а язычники – народами (ἔθνος gentes, nationes). Поэтому понятие народ значило нечто более высокое, чем общество, говорящее на одном языке и основанное на юридическом понимании нации как совокупности подданных. Народ – это собрание тождественных друг другу личностей, обладающих душой и особой индивидуальностью. При таком рассмотрении люди перестают быть множеством, массой, беспорядочным скопищем, легко управляемой толпой (ὄχλος).

Народы являются одновременно еще и подлинными носителями общеисторического развития, направляемого Провидением (проникновение Божественных Идей в нации). Провидение устанавливает каждый народ на своем месте, ибо каждый народ имеет в себе свои установления прав, свою меру счастья. Поэтому идеологи в высшей степени дерзко присваивают себе неподобающие полномочия, если полагают, что, взяв в руки «отвлеченные весы» своих мнений, могут определять квинтэссенцию всех времен и народов.

В соответствии с метафизическим взглядом на власть первоначальный элемент политического и экономического управления возникает не на основе субъективных представлений личности, а в том случае, когда люди объединены в первоначальную духовную и хозяйственную единицу – дом (οἶκος). С одной стороны, дом – это материальное укрытие человека, его обиталище, жилище, защищающее его от сил природного хаоса, с другой стороны, это имущество, некое вещественное и ощутимое состояние, принадлежащее людям, объединенным в семью и род. То есть это объединение людей, связанных кровными узами. Дом, тем самым, представляет собой первичную общественную иерархическую структуру, где человек уже не остается один на один с темными и слепыми силами природы. Но дом обладает еще и духовной составляющей, духовным единством. Это духовное начало всегда за пределами физического бытия, но именно оно и определяет саму реальность: «Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его»[106]106
  Синодальный перевод.


[Закрыть] ()[107]107
  Псалом 126.


[Закрыть].

Только из дома, семьи, рода, связанных духовным и материальным единством, может возникнуть государство и его институты. Но все усилия по созданию государства безрезультатны, если они направлены против Бога. Как ни велико старание человека, как ни плодотворен человеческий гений, без покровительства Всемогущего Существа все государственное строительство заканчивается неудачей: «Если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж»[108]108
  Синодальный перевод.


[Закрыть] ()[109]109
  Псалом 126.


[Закрыть]. Если в государстве нет идеального начала, то остается либо формальный закон, либо насилие, либо закон и насилие вместе. Закон должен сообразовываться с Высшим Началом, если он легемитизирует только самого себя, то в нем не обнаруживается ничего, кроме насилия.

В государстве, строящимся исключительно на вещественных началах, существуют не граждане, то есть люди, оградившие себя от внешнего и внутреннего хаоса с помощью государства, а подданные власти. Власть теряет всякий суверенитет, который эволюционирует в суверенитет «государства», а гражданская личность становится «государственной личностью». По отношению к носителю высшей власти, без которой гражданственность была бы лишь пустым словом, такие граждане могут быть только подданными. В данном государстве ничего не значат ни представление о гражданине как человеке, являющемся хозяином себе самому (suijuris), ни представление о естественной иерархии общества, здесь присутствует только безоговорочное «подданство»[110]110
  Hobbes Th. Leviathan. 2, 3. London, 1651.


[Закрыть]. Поэтому всякое социальное и политическое объединение людей в таких государствах происходит из желания приобрести выгоду (utilitas).

Индивид, которому Творец дает исконное и первое право на самосохранение (город, гражданин), уже не является частью целого, человек изгоняется из отгороженных пределов в пределы государственной тирании. В материалистическом государстве любой общественный договор – всегда договор о безграничной власти, которую можно получить, обладая вещественным состоянием или близостью к властным институтам. Связи между людьми сводятся к отношениям собственности, которая, в свою очередь, определяет всякий союз между индивидами. Правом членства в таком «гражданском обществе» не обладает тот, кто не располагает властью. Правоспособность человека вытекает не из того, что он является человеком, а из того, что он собственник прав, вещей и т. д.

Иной тип государства не существует как автономное начало, он мыслится как некое объединение, составленное из граждан (πολίτης), а не подданных. Гражданский союз (unio civilis) называется обществом, когда между духовной составляющей власти и государственными институтами существует некое реализуемое духовное братство, изначально отвергающее всякую сущностную субординацию между правящей верхушкой и гражданским обществом. При этом с формальной стороны остается иерархия подчинения. В силу сущностного содружества общество людей является тождественным и рассматривает друг друга как равных, но при этом все подчиняются общим для всех законам. Проявления господства и подчинения не отменяют подлинного равенства. Сущностная, духовная тождественность позволяет уничтожить принципиальное различие между властью и народом и не позволяет далее сохранять общепринятое понимание гражданского общества как общества господства (неравного общества). Здесь становится неважным договор между составными частями политического общества, само соединение свободы и принуждения. Смысл господства и подчинения выводится на совершенно иной уровень, чем повсеместно существующие формальные, политические установления.

Свобода и принуждение не противопоставлены друг другу, как в новейшей теории естественного права, но связаны в понятии правомерной, обеспечивающей свободу каждого, принуждающей власти. Такая власть происходит a priori от тождественной, духовной воли всех граждан, то есть из норм, установленных не условным человеческим разумом, а связью с Высшим Началом и его восприятием. Именно такая норма должна прилагаться ко всем общественным и государственным отношениям как мерило их правомерности или неправомерности. Говорить о государстве и гражданском обществе можно только тогда, когда некое исторически данное общественное устройство соответствует универсальному, нормативному мерилу, реализуемому в человеческом праве. Согласно этому, представление об обществе и воля каждого гражданина должны быть согласованы сами с собой и с определенным внутренним идеальным началом, и только после этого они вступают в область юридического права. Целое и общее в государстве не должны отличаться от частного и индивидуального.

Отсюда всякий формальный договор (pactum) без взаимной связи человека и Высшего Начала по своей сути ничтожен и недействителен. Только на этих априорных принципах возможно существование подлинной свободы каждого члена общества. Именно независимость от замыкания человека на собственном «я» позволяет достигнуть подлинного равенства с каждым другим членом общества. Указанные принципы раскрывают и создают настоящую, а не призрачную самостоятельность каждого члена общества как гражданина. Утверждение подлинной свободы подразумевает полную бессмысленность приоритета той или иной формы государственного устройства. Их существование определяется, как правило, историческими особенностями развития общества. Настоящая свобода человека, не замкнутого границами физического существования, сущностным образом отличается от свободы довлеющего эгоизма.

Свобода относится не к самому человеку, к его частному интересу (личному счастью) и его частному произволению. В основе понятия свобода лежит не только конкретное впечатление или ощущение, а высшее, мистическое начало, преимущественное право, свойственное Божеству. Только в этом смысле, обретая свободу, человек приобретает возможность преодолевать жизненные препятствия, все бедствия человеческого существования: принуждение, неизбежность и уготованную человеку судьбу, то есть господство всемогущей природной причинности и закономерности. Полное равенство людей возможно в случае равной подчиненности общему для всех закону (κοινός νόμος φύσει δίκαιον), даруемому не государством, а высшим, объективным и запредельным Началом.

Настоящий государственный порядок возможен в том случае, когда человек воспринимает себя как неизменную духовную сущность. Осознавая себя в качестве высшего субъективного начала, человек соотносится с верховным объективным принципом, Абсолютным Бытием – Логосом, Исусом Христом, Богом Словом, но не отождествляет себя с Ним. Именно это понимание и дает состояние истинной свободы. Поиск свободы на «путях человеческих», когда формальная и индивидуальная свобода определяется как поиск своего, сугубо личного счастья, не наносящего ущерба свободе других людей, не может стать свободой для всех. Здесь всегда будут присутствовать «господа» и «подданные».

Невозможна никакая независимость человеческого (гражданского) общества от государства. Между государством и гражданским обществом существует причинная, или казуальная связь. Истинное государство умножает, стягивает, сплачивает, берет под свою защиту, укрепляет узы человеческого общества в отношении к его членам. Поэтому государство должно относиться к обществу, как средство к цели. Люди в государстве являются независимыми как личности, но при этом заключены в пределы тяжелых государственных обязанностей, ограничены собственностью, образованием и т. д., но все граждане в государстве имеют право на политическую власть. Это возможно, когда народ осознает свое настоящее предназначение и значение власти, а не когда покорно воспринимает себя исключительно как «подданных».

В этой связи, на наш взгляд, было бы чрезвычайно полезным рассмотреть древнегреческий термин κοινωνία, означающий «взаимоотношение», «соучастие», «общение», «связь» и подробно разработанный Аристотелем в его практической философии, охватывающей этику и политику. Хотя Аристотель придавал понятию права основополагающее значение в деле образования «обществ», или «общностей», между людьми, все же κοινωνία – не правовое обозначение[111]111
  Данный термин можно сравнить с латинским societas в Римском праве.


[Закрыть], а дополнение к понятию «господство» (ἀρχή). Под κοινωνία Аристотель понимал иерархическую степень и духовную готовность для объединения отдельных людей в общество.

Таким образом, еще с античных времен общность людей, человеческое общество рассматривалась, в первую очередь, как духовное господство человеческих взаимоотношений (ἡ ἀνθρωπίνη κοινωνία), а не господство, как ныне, формального, юридического права. С этой точки зрения именно человек, а не государство является началом, основанием, первопричиной и принципом государства, а также целью всех политических институтов. С κοινωνία, то есть со сферой человеческих отношений, связаны и другие греческие термины – φῐλία и δίκαιον. Само господство, политическая власть, должно основываться на началах любви и привязанности (φῐλία), именно на этих двух началах строится справедливость и определяющее ее право, а также гражданские обязанности (δίκαιον).

Всякое общество является либо обществом равных, либо неравных. Равных – когда у одного столько же власти и возможностей, сколько у другого, неравных – когда один правит другим. Отсюда, всякое общество является либо неограниченным в своих проявлениях, либо ограниченным. Неограниченное общество рассчитано на достойное поддержание жизни и на общее благо. Ограниченное общество рассчитано на определенное экономическое намерение – например, торговлю, судоходство, военную службу и т. д. В последнем случае государство и составляющее его гражданское общество развивает и упрочивает исключительно свою собственную выгоду, а отнюдь не выгоды общества. Отсюда возникает пагубная для человеческого общества иллюзия, когда оно принимает во внимание лишь свою собственную выгоду, что неизбежно приводит его к предпочтению того занятия, которое наиболее выгодно обществу.

Принято считать, что, преследуя свои собственные интересы, тот или иной член общества часто более действенным способом служит интересам всего общества, чем тогда, когда сознательно стремится служить им. Таким образом, общество рассматривается как собственный субъект цели, который независимо от государства управляется законами «рынка», имманентными для экономической деятельности. Хотя общество и остается подчиненным объективному ходу некоего «природного порядка», призванного гарантировать компромисс между конкурирующими интересами, все же этот порядок предполагает такое явление, как общественный «беспорядок» – случайность субъективных действий. Власть по-прежнему строится как отношения «верх-низ», постоянно фиксируемые на протяжении всей диахронии. Правящим слоем становятся собственники, которые благодаря деньгам получили политическую власть и юридически властвуют над неполноправными низшими слоями. Здесь не идет речи о властвовании правителей над собой, возникает противостояние между теми, кто «внутри», и теми, кто «вовне». В итоге в обществе получают развитие низменные инстинкты массового сознания, которые уже невозможно нейтрализовать посредством разумных политических воззрений.