Текст книги "Метафизика власти"

Если встать на материалистическую точку зрения, то нравственность не имеет другого основания, другого мерила, кроме человеческого произвола. На самом деле добро и зло коренятся не в природе вещей, а в произвольном человеческом представлении. Утверждение, что справедливо для каждого то, что кажется ему справедливым, есть опасный политический фантом. С этой точки зрения нет ничего нравственного или безнравственного, дозволенного или запрещенного. Поэтому в основе формального права и законодательства всегда лежит человеческий произвол.

Отсюда и возникает представление, что единственно прирожденное, естественное право – это право сильнейшего, только оно находится в основе всех человеческих отношений. Для сильного уважение к закону обязательно лишь до тех пор, пока он чувствует себя недостаточно сильным, чтобы разорвать эти узы, сбросить насильственно на него наложенные оковы. Поэтому все формы общественного устройства и государственные институты безразличны для «абсолютного» человека. Лучшая форма есть та, которая в данную минуту доставляет ему возможность господствовать над толпой. Справедливо лишь то, что нравится правящему, господствующему классу общества. Такое государство преследует исключительно личную цель, стремится к личному влиянию, к тираническому господству собственного произвола.

Если в государстве, воплощающем метафизическую личность, власть подчинена объективному Божественному Порядку, то она черпает цель и смысл своей деятельности в общем благе. В обществе господства индивидуального интереса нет никакого другого, высшего мотива деятельности, кроме личной выгоды, а само общество представляет собой лишь случайное и произвольное соединение людей, где каждый стремится к тираническому господству над всеми и все над каждым. Таким образом, сама политическая жизнь в этом случае является лишь беспорядочным хаосом стремлений и интересов.

Отсюда и законы имеют двойной смысл: написанные, положительные законы для обыденной жизни и неписаные, вечные, Божественные Законы. Подчинение положительному законодательству возможно лишь тогда, когда законы соответствуют нравственному, справедливому, вечному. Только в этом случае эти законы тождественны между собой и равнозначны: справедливость (δίκαιον) – то же, что и правовая норма (νόμισμα). Государство не может быть произвольным основанием человеческого эгоизма, оно есть осуществление вечного нравственного закона. Законы, навязанные тираном или одной частью населения другой, по своей сути, не законы, а продукты насилия.

Управление человеческим обществом требует, прежде всего, господства над собой, ограничения личного эгоистического интереса.

В реальности в правящем классе менее всего заметно самообладание, господство над собой, спокойствие уверенного в себе знания. Поэтому для понимающего человека, живущего в «государстве количества», его таинственный внутренний голос призывает воздерживаться от текущих политических дел. Истинным для человека может быть такое благо, которое связано с его существом, и оно не может быть у него отнято. Это благо внутреннее, умственное, а не внешнее. Все остальное имеет условное значение: богатство, бедность, свобода или рабство, здоровье или болезнь – не суть ни добро, ни зло, чувственное наслаждение ничего не прибавляет к внутреннему благу, и чувственное страдание не в состоянии лишить человека мудрости. Внешняя свобода или рабство для него безразличны, потому что такой человек во всяком общественном положении чувствует себя одинаково независимым и свободным.

Подлинное благо и добродетель, в свою очередь, возможны, когда они возникают из идеального мира. Но идея не есть только наше субъективное понятие о действительности, идея предстает как высшая реальность, сущность всего существующего (ὄντος ὂν), истинное бытие. Данное бытие противостоит миру обманчивых явлений. Однако если одни идеи имеют настоящее существование, то мир конкретных, единичных вещей, которые мы ежедневно видим и наблюдаем, – ложный, призрачный мир. Он постоянно возникает и уничтожается, не будучи в состоянии образовать собой истинное, непреходящее бытие. На границах мыслимого мира зиждется идея блага, которая охватывает собой весь идеальный мир, сообщая ему единство и гармонию. Эта идея есть первая причина всего прекрасного и добродетельного в мире, первоначальный источник света и разума, для мыслящего сознания она обусловливает собой познание вещей, без нее все было бы погружено во мрак, все не имело бы образа, и, следовательно, ничто не было бы познаваемо.

Идеальный мир – это единственное непреходящее, неизменное, истинное бытие в потоке явлений. Может сложиться ошибочное мнение, что отдельные особи беспрерывно рождаются и умирают, в то время как общие (родовые) представления о вещах не изменяются при всем разнообразии отдельных индивидуумов данного класса, например, кошек и тигров, в них сохраняется один неизменный общий тип, понимание кошки вообще, тигра вообще. На самом деле, как не исчезают общие, родовые предположения о вещах как носителях высших идеальных начал, так и единичные материальные образы имеют в себе эти начала.

Иначе говоря, идеальные основания находятся, по словам Аристотеля, как «единое во многом» (τὸ ἕν ἐπὶ πολλῶν)[78]78
  Аристотель. Вторая аналитика, книга первая, глава 11// Analytica priora et posteriora, ed. W. D. Ross, Aristotelis analytica priora et posteriora. Oxford: Clarendon Press, 1964 (repr. 1968): 3-183 (24a10-31b38, 71a1-100b17). Analytica posteriora (71a1-100b17): pp. 114–183.


[Закрыть]. Если бы общие понятия были связаны с текущим миром только теоретически, то они не могли бы воплотиться в действительности. В то же время мы видим, как реализуются идеальные и неизменные представления (например, разного рода геометрические построения). Поэтому в единичном (целокупном множестве бытия) также присутствуют идеальные начала. Эти основы материальных вещей проявляются не только как общая или конкретная форма вещи, они составляют саму суть существования предметов. При этом форма вещи лишь напоминает, смутно обрисовывает то совершенное бытие, которое скрывается под условной, вещественной фигурой. В этом случае физические очертания вещи сковывают, а подчас и препятствуют проявлению неизменных основ.

Во всяком наличном предмете находятся две природы: совершенная и физическая, они неразрывно соединены между собой. Идеальное естество не подвержено изменению, оно лишь невыразимо до определенного момента. Другими словами, идеальное начало в физическом мире может быть выражено только с помощью совокупности духовных усилий, в том числе и разума. При этом совершенная сущность не подвержена изменению и конечности. Пока существует та или иная вещь как общее, родовое, отвлеченное или, в то же время, как единичное понятие, образ, в ней всегда будет присутствовать некая внутренняя, неотъемлемая связь, противостоящая условности внешней (физической) формы, а также и физическим процессам, происходящим внутри вещи. Тем самым, в каждом предмете присутствует некая потенциальная действительность (δύνᾰμις), находящаяся в состоянии возможности. Но это не физическая возможность. Сила природного бытия заключена в распаде как некоем постоянном процессе. Физический мир существует по грубым механистическим законам, совершенно противоположным законам живых организмов.

Идеальная действительность вещи всегда предполагает некую ее сверхфизическую возможность (ύπὲρ δύναμιν), которая не вносит разделения в саму сущность вещи, не нарушает простоты ее физического (проявленного) образа. Это ее внутренний образ, который нуждается в духовном постижении. Она – нечто бестелесное, но связанное с физическим состоянием предмета. С точки зрения мира материи – это начало есть абсолютное небытие (μή ὄν). Но это именно то, что делает вещь тем, что она есть. При этом идеальные основания предстают как неотъемлемые свойства предметов, присущие им по самой их природе. Внефизические основы пребывают в самих себе и могут переходить в нечто иное, чем наличное физическое состояние. Как сказал бы И. Кант – они могут «трансцендировать».

Любой предмет в своем наличном физическом состоянии не обладает возможностью полного раскрытия заложенной внутри его цели. Другими словами, материя сама по себе не может выступить как возможность, облекаясь в конкретную физическую форму и, тем самым, полностью осуществиться в природной действительности[79]79
  Аристотель. Метафизика 9, 15–20. «ή ὕλη ἐστὶ δυνάμει, ὅτι ἔλθοι ἃν εἰς τὸ εἶδος ὅταν δέ γ’ ἐνεργείᾳ ᾖ, τότε ἐν τῷ εἴδει ἐστίν».


[Закрыть]. Полное раскрытие вещи – это не облечение ее в формальные, природные границы, наоборот, это преодоление этих пределов, превращение (μεταμόρφωσις), преображение самой способности существования вещи, когда вместо распада, разложения и смерти предмет приобретает постоянное гармоничное, упорядоченное внутреннее устройство. Только в этом случае предметы, реализовавшие скрытые собственные начала, создают созвучный и совершенный внешний порядок – κόσμος νοητός, где идеальное и физическое соединяются в нечто единое. Одним из инструментов этого объединения в человеческом обществе и является власть.

Вещество, материальные вещи не могут проявить собственные идеальные начала, более того, их состояние препятствует этому выражению, объективации. Человеческое общежитие, как средство общения с земной действительностью, также подвержено природной необходимости, злому року, тяготеющему над всем людским обществом. Поэтому любые государства являются отклонением от того идеала, которым должно быть всемирное человеческое общество. Земное государство всегда содержит в себе проявления несправедливости. Наоборот, государство справедливости, гармоничная полития не может существовать в действительности. Любой формальный закон сам по себе не может быть чистым разумом, чуждым страстям. На самом деле существует лишь господство «лучшего закона», и «лучших людей». При этом даже наилучший правитель также подвержен страстям и заблуждениям.

Важен не закон как таковой, а отношение государства и его правящего класса к личности. Если отдельный человеческий индивидуум в государстве растворяется, как капля в океане, то он утрачивает всякое значение и цену. Неизбежно наступает всеобщее рабство и общее ничтожество. Мир остается игрой слепых природных сил, бесцельным и бессмысленным сцеплением безжизненных атомов. Человеческое общество с этой точки зрения представляется случайным, механическим соединением индивидуумов – личностей. Происхождение государства также не имеет метафизической, идеальной основы. Исходя из этих взглядов, первоначальным естественным состоянием человека является одиночество. Человек остается наедине с собой. Политический, общественный союз возникает вследствие произвольного соглашения отдельных личностей в целях взаимной помощи и защиты против опасностей, грозящих со стороны врагов и внешней среды. Но сама внутренняя жизнь человека в таком государстве есть чистейшая бессмыслица. Здесь человеку остается, не задаваясь высшими целями, преследовать исключительно эгоистические цели, есть, пить и развлекаться. Поэтому, с нашей точки зрения, цель всемирного человеческого общества – не в нем самом, а в чем-то другом, неизмеримо высшем.

Безусловная истина не содержится в субъективном мышлении и не может быть познана одними усилиями человеческого разума. Точно так же безусловное благо не заключается в эгоизме человеческой воли, истина не может быть познана нами, если она сама не идет навстречу нашим усилиям. Абсолютное добро, или благо, которого требует наша воля, не в нас самих – иначе бы мы в нем не нуждались, оно вне пределов нашей свободной воли и не может быть нами создано. Остается одно из двух: или признать, что нет объективного добра и объективной истины и отказаться от их поисков, или же нужно допустить, что истина сама может и хочет открыться нашему сознанию, что объективное благо само хочет и может сделать нас своими соучастниками.

Только признание высшего сверхчеловеческого начала может спасти нас от самоубийственного отчаяния и ничтожества. Но для того, чтобы спастись, еще недостаточно желать спасения – человек сам спастись не может. Нужно еще, чтобы эта высшая неведомая сила могла и желала его спасти, поэтому человеку нужна помощь свыше. Человеку свойственно беспредельное желание жизни и столь же свойствен сильный страх смерти, в то время как вся наша земная жизнь есть беспрерывное умирание. Между этой действительностью, где господствует слепой стихийный рок, и человеческой волей, которая стремится к беспрерывной, вечной жизни и не желает прекращения своего существования, есть коренной разлад, главное противоречие.

Для того, чтобы нам спастись, нужно изменение законов Вселенной, которые не гармонируют с нашей волей. Прежде всего, должен быть уничтожен закон враждебной нам земной природы, закон всеобщего умирания и непостоянства, должна быть упразднена смерть. Чтобы привести Вселенную в гармонию с нашей волей, нужно чтобы над Вселенной господствовала всесильная Воля. Нужно, чтобы наша человеческая воля гармонировала и согласовывалась с этой всесильной Волей, подчиняясь ей. Другими словами, для спасения необходимо взаимодействие воли Божественной и человеческой, нужна живая, органическая связь между ними.

Это примирение человека с Божеством есть тесное, органическое их соединение и взаимодействие, которое находит выражение в христианской идее Богочеловечества. Человек, освобожденный от всякой дисциплины, становится врагом самого себя. Раз идеальная жизнь удаляется из внутреннего святилища совести и сводится к чисто внешним делам, она превращается в чисто юридические отношения между Богом-кредитором и человеком-должником. В этом случае люди подчиняются власти лишь с тем условием, чтобы власть являлась верным исполнителем Божественной Воли. В случае нарушения договора власти с человеком следующий контрагент – народ, также непосредственно связанный договором с Богом, освобождается от всяких обязательств по отношению к власти. Поэтому подданные просто обязаны выступить против правящей верхушки, являющейся противником Божественной Воли.

Метафизическая реализация в любой области бытия всегда порождает метафизический дуализм. Этот двойственный процесс также можно отнести к смысловому наполнению всякой политической власти. В бытии присутствуют два непреодолимых и разнородных (гетерогенных) начала. Здесь речь идет о причинной (казуальной) связи между свойствами и состояниями предмета изучения, в нашем случае понятия власть. Данные враждебные друг другу начала можно охарактеризовать, с одной стороны, как идеальные, духовные основания, заложенные в бытие, с другой, как иллюзорные силы и смыслы, выдающие себя за единственное созидающее начало. По сути, во втором случае эти отрицательные духовные силы предстают как мистификация, обман, закрывающий собой истинную природу вещей. В природной или социальной действительности – это принцип духовного обмана в мире. Если абсолютные и идеальные силы создают и содержат в себе подлинную основу бытия, то иллюзорные энергии создают ложное представление о существующем мире. Общее между идеальным и ложным состоит только в том, что обе эти энергии присутствуют во всем многообразии явлений, другими словами, они имеют некие похожие свойства. Но в своих первоначалах они сущностно разнятся.

Духовная и смысловая мистификация, как великая сила, заложена во всю иерархию бытия. При этом призрачная «духовность» также имеет метафизические основы. Фантомность не обладает той же степенью реальности, что абсолютные силы, однако она не может считаться и полностью нереальной. Эта энергия, которая целиком лишена сущностного начала, существует как смысловое наваждение, полное отрицание высшей реальности. Поэтому в природе любой власти присутствуют подлинные и ложные духовные, смысловые признаки. Отсюда, политическая власть сама по себе не носит характер неистинной или недействительной. Но, в то же время, она не является и абсолютной.

Неистинной или недействительной предстает ошибочное смысловое направление. В идеальном смысле, власть – это установленный и гармоничный идеальный порядок, с помощью которого возможен прорыв из мира неопределенности и становления в высшие пределы. Отрицание идеальных оснований, заложенных в понятие власть, всегда приводит к заключению человека в природную темницу. Человек забывает о своем предназначении и довольствуется жалким положением раба в жестоком и беспощадном социуме. Подобные люди имеют настолько притупленное сознание, что они не могут понять, счастливы они или страдают.

Власть лучших, или Торжество обезличенного равенства

Как мы могли видеть, само понятие власть заключает в себе силу, которая представляет наиболее реальную основу власти. Сила в таком случае выступает как полное раскрытие внутренней цели власти, это осуществленность и действительность власти. Исходя из этого положения, верховной государственной власти в своих выражениях необходимо преобладать над всеми общественными явлениями. Если она не в состоянии установить в государстве порядок и благоденствие, то она не может называться властью, теряет свою силу и право повелевать. Все властные права и привилегии власти существуют не сами по себе, а для выполнения обязанностей перед обществом.

В противном случае происходит только имитация, условное подражание сущности власти, от нее остается лишь формальный юридический образ, заменяющий внутреннее духовное состояние. Власть как таковая, по существу, принадлежит не неким личностям, а тому месту, где она проявляется. Действительная власть не всегда связана с юридическим статусом. В своих основах власть – это то, что может заставить себе повиноваться не благодаря насилию, а в силу своего духовного авторитета. Сила власти, или властная сила, не заключается в давлении на своих граждан, она не должна рассматривать их как жертвы и теснить со всех сторон. Подобная идеократия, как власть идеи, или теократия, как обожествление идеи, противоречит самой сущности подлинного государственного устройства. Политическая власть всегда должна предполагать внутреннюю свободу человека, оставляя внешнюю сторону его бытия общественным отношениям.

Метафизическая реализация власти свидетельствует, в первую очередь, о сущности истинного государства, и только потом о воплощении политических институтов и утверждении формального права. Так как корни идеальной власти находятся в метафизической области, ее очень сложно выразить в понятиях и определениях. Причиной этого является тот факт, что Высшие Силы, совершенно неожиданным образом, открывают совокупные возможности для всякой культурной и этнической среды через ценности, имеющие, по сути, надличностный (субъективный) и надисторический характер. Правящая элита, если она достойна этого названия, может извлечь из этих ценностей нации непосредственный смысл и авторитет.

Отсюда возникает совершенно иной взгляд на правителей как аристократов. В современном понимании аристократия – это форма правления знати, то есть замкнутое сословие, обладающее исключительными привилегиями, передаваемыми по наследству. Как правило, аристократия противопоставляется монархии, как власти одного правителя, или власти народа – демократии. При этом совершенно упускается из виду настоящее значение древнегреческого термина ἀριστεύς. Обычно данный термин принято ограничивать смыслами «знатнейший» или «благороднейшего происхождения». Но более внимательное рассмотрение этого слова позволяет увидеть, что оно, в первую очередь, не обозначает привилегированность в смысле знатного происхождения, воинской доблести, высшего умственного развития, религиозного превосходства или размеров имущества. Термин άριστεύς означает «лучшего, знатнейшего, славнейшего» человека с точки зрения высоких нравственных начал. Все остальные значения данного термина – «доблестный», «умственно развитый» и т. д. – суть лишь атрибуты первого и главного значения.

Поэтому аристократия (ἀριστοκρᾰτία) – это не только господство родовой знати. В своем непосредственном смысле настоящий термин служит для обозначения правления лучших людей с точки зрения добродетели. Именно это понималось Платоном и Аристотелем как главное основание для данного вида правления. Знатность происхождения, воинская доблесть, а также превосходство разума основывались, в первую очередь, на нравственном совершенстве. Аристократия осознавалась как государственная способность сохранять идеальные государственные начала. И здесь любые юридические основания уступают место естественному нравственному превосходству.

Но, как правило, правящий класс не в состоянии понять духовную составляющую своего народа. В этом случае дарованные духовные возможности таким же неожиданным образом исчезают, незаметно вырождаются в обывательские привычки, позитивистскую рутину. Остается мифологизированное преклонение перед остатками прошлого, которое окончательно утратило свой дух, при этом сами почитатели мифа придают первостепенное значение временным и условным признакам, не видя главного и вечного в происходящем.

Уход духовной тайны помрачает и делает ущербным человеческое существо, в котором остается вечное, нескончаемое становление, постоянная неустойчивость и торжество природных, физиологических начал. Духовный образ человека теряет форму, а его жизнь целостность. Человек постоянно ищет чего-то другого или других для достижения собственной субъективной полноты в существовании. Но вместо полноты человек получает не более чем расколотые, противоречивые потребности в чем-то, отличном от себя, которые условно можно назвать иррациональным и интуитивным тяготением к трансцендентному. Следовательно, человеческая жизнь, сама по себе, суть ничто, если она не предстает как приближение к сверхбытию, которое больше, чем жизнь. Только через участие в этой высшей жизни возможно освободиться от чисто человеческих духовных уз. Ложна всякая власть, напрасен и принудителен любой закон, бесплоден и ненадежен каждый политический институт, если он не подчинен принципу Бытия, дарованному свыше.

Государственная власть должна обладать метафизическими качествами, которые соответствуют не только пустым и внешним декорациям, служащим для прикрытия совершенно иных, пагубных целей, а быть причастной могуществу сверхреальности. Чем большим является сущностный статус власти, превосходящий все зримое и сиюминутное, тем больше за властью признается высшее, естественное и абсолютное право на управление. Чисто материалистические концепции власти, в основе которых лежит культ грубой силы и принуждения, ложь и изворотливость, такие неустойчивые качества, как прагматизм, ловкость, а также забота исключительно о материальном благополучии, не имеют отношения к самой сущности власти. В начале всегда есть закон θέμις, данный правителям Богом, это их божественное право на власть и есть «номос» – политический закон общества.

Поэтому, власть – это «владычество божественной природы, скрытой под человеческой внешностью»[80]80
  Эвола Ю. Восстание против современного мира. М., 2016, С. 147.


[Закрыть].

Следовательно, θέμις (лат. fas или jus) – это незыблемое установление, священная обязанность и нерушимый обычай, определяющий сферу того, что относится к области дозволенного, и что – к области недозволенного («ὅσα τείνει πρὸς θέμιν καὶ ἀσέβειαν»[81]81
  Платон. Пир, 188d // Symposium, ed. J. Burnet, Platonis opera, vol. 2. Oxford: Clarendon Press, 1901 (repr. 1967): St III.172a-223d.


[Закрыть]). Это Божественная Воля, устанавливающая справедливость и законность. Только на этом основании появляются и зиждутся законы, права и судебная власть, то есть различные политические институты. Другими словами, метафизическая причина является началом всякой законности, правопорядка и правосудия. Сам акт возмездия, кара за преступления также исходят из метафизических начал, а не являются последствием субъективных желаний (страстей) человека. Формальный закон (νόμος, лат. lex) – всего лишь техническое понятие, то есть система правил, кодекс, всегда опирающаяся на священную обязанность (θέμις). Без этого идеального наполнения формальный закон является, как правило, способом самой низменной манипуляции обществом.

Процветание государства или его бедствия в первую очередь скрыто зависят от сущности власти, добродетельной или, наоборот, безнравственной, а не от внешних «действий», которые в течение короткого промежутка времени могут выглядеть вполне успешными. От сущности власти зависят и моральные качества народа, его правильные или ложные поступки. В свете вышесказанного выглядит нелепым известное современное утверждение, что «всякий народ заслуживает то правительство, которое имеет». Это утверждение исходит из чисто формального представления о том, что власть получает законность якобы из рук народа, перед которым она ответственна.

Даже с формальной точки зрения подобный взгляд не имеет под собой основания. Предположим, что народ обладает отрицательными качествами (генетическими, историческими, духовными и т. д.), и тем самым он порождает соответствующую собственной основе власть. Такой народ, как некая неопределенная сущность, наделенная сугубо отрицательной величиной, оформляет себя через власть. Совершенно очевидно, что эта власть включает в себя самые главные, самые важные черты народа. А так как сам представленный народ – явление в массе своей отрицательное, то все народное зло сосредотачивается в правящем классе и представляет его основную сущность. Что может такая власть сделать с народом? Ответ понятен – сделать его еще хуже. В свою очередь, опустившийся ниже, благодаря негативным действиям власти, по нравственной шкале народ, порождает из себя еще более страшную власть. То есть здесь мы видим, как данное определение совершает логический круг. Представления о подобном разрушительном круговороте власти и общества может привести любое государство к полной катастрофе.

На самом деле взаимодействие власти и общества выглядит «с точностью наоборот». Именно от сущностных действий власти зависит то или иное состояние народа. Другими словами, какой образ бытия власть приносит в общество, каковы ее скрытые духовные и смысловые намерения, именно таким общество в подавляющем большинстве и становится. Если власть как господство исходит из устойчивости и покоя, то через власть общество связано с вечностью. Если же власть основывается на субъективном человеческом произволении и за основу берет эмоциональное возбуждение, слепую «веру», то подобное человеческое общество подвержено постоянным колебаниям. Недавняя история большевистской революции и нацистского режима свидетельствует об этом с пугающей очевидностью.

Мир закона и, соответственно, государства равнозначен миру истины и реальности в возвышенном смысле. То есть закон должен быть чем-то более высоким, чем примитивное и изменчивое порождение человеческой воли. Каждый настоящий закон должен подразумевать божественный (трансцендентный) принцип. Если закон имеет основу в идеальном мире, то его авторитет должен быть непререкаем. Только тогда суть данного закона непоколебима, неизменна и непреклонна, и она не может быть подвергнута интеллектуальной ревизии.

В этом случае любое нарушение закона предстает не просто как преступление перед абстрактным законом, перед обществом, государством, нацией или личностью. Преступление, рассматриваемое с этой точки зрения, имеет гораздо более глубокую основу и представляет собой богохульство, святотатство против высших сил. В античности подобное преступление носило название άσέβεια, то есть совершенное действие, определяющее дальнейшую духовную судьбу самого виновника и того, кто с ним социально связан. Тем самым, преступление уже не имело исключительно формального значения и наказания. По своей сути, любое нарушение – это нечестие и кощунство против идеальных оснований бытия.

Ясным пониманием разницы между государством, основанным на метафизических началах, и государством, исходящим только из человеческой субъективности, является осмысление термина и понятия «революция»[82]82
  Катастрофа, καταστροφή (переворот, развязка, исход, конец, смерть, гибель).


[Закрыть]. Это понятие является основополагающим в материалистическом государстве и представляет собой полный разрыв с любой метафизической традицией. Существует мнение, что революция, как полное изменение общества, часто выступает как преобладание неких хаотических начал – борьбы всех против всех. Некоторые обращают внимание на наличие в революции романтических черт. Также считается, что разрыв с предыдущим состоянием часто кажется господством и победой иррациональных проявлений. Однако успешные качественные, революционные изменения общества, выглядящие, на первый взгляд, беспорядочными, на самом деле имеют под собой поступки, как правило, совершаемые с неумолимой логикой и расчетом. Интересно, что сам термин «революция» (revolution) пришел из астрологии и алхимии, а впервые был употреблен Николаем Коперником в труде «О вращениях небесных сфер» (De revolutionibus orbium coelestium), опубликованном в 1543 году[83]83
  Коперник Н. О вращениях небесных сфер. Малый комментарий. Послание против Вернера. Упсальская запись / Пер. И. Н. Веселовского. М.: Наука, 1964.


[Закрыть].

Типичные черты, описанные нами, можно без труда обнаружить на примере большевистской революции в России. Большевизм (как и современный «необольшевизм», и глобальный «либерализм») определяют исключительная расчетливость, прекрасно продуманный план и совершенные социальные технологии. Труды В. И. Ленина о совершении революции похожи на беспристрастные математические исчисления. С пугающей холодностью и скурпулезностью он анализирует мельчайшие детали своего плана. Вот что он пишет: «Мученики и герои не нужны нашей революции: нам требуется логика и железная рука. Наша задача состоит не в том, чтобы низвести революцию до уровня дилетантов, но в том, чтобы поднять дилетанта до революционного уровня»[84]84
  Ленин В. И. Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции II В. И. Ленин. О социалистической революции. В 2-х т. М., 1924. Т. 1.С.79.


[Закрыть].

Последователи В. Ульянова с полной безжалостностью и пренебрежением к человеческой жизни следовали его руководству. Они были равнодушны к тем следствиям и невиданным бедствиям, к которым приводит практическое применение отвлеченных принципов к человеку как некоей абстрактной единице. Человеку, как образу Божьему, в их системе не было места. В этом смысле большевизм очень показателен, так как он воплощает зловещие замыслы открыто, не считая нужным ничего скрывать, в отличие от различных «социалистических», «демократических» или «националистических» идеологий и движений. Удивительным образом, самые примитивные, ни на что не годные силы в большевизме неожиданно соединили фанатичное, безжалостное упорство в воплощении абстрактных и субъективных идей с совершенной логикой, социальными методами и мировоззрением, свойственными технологу. Поэтому такой «социальный инженер» рассматривает человека (людей) исключительно как орудие, пригодное лишь для достижения отвлеченной цели.

В этом механистическом, абстрактном мире завершается процесс коренного уничтожения в человечестве всего того, что создает человека как свободную личность. На самом деле подлинная свобода проявляется в человеке совершенно иначе, чем учит главная идея абстрактного утопизма, считающая, что человек есть безличная и бесформенная в духовном смысле сущность, обретающая свой облик под воздействием общественных технологий или окружающих условий.