Текст книги "Прелести"

Глава 14

 
Ведь мы живём для того,
Чтобы завтра сдохнуть.
Ля – ля –  ля…
 

А. Григорян

Среди выводов, которые я для себя сделал по итогам поездки в деревню, один представлялся наиболее ясным: «Всё – говно». Зачем ездил, о том даже не спросил. Да и вспомнил только на выходе. Мало того, что не имел ничего своего, так ещё и потерял то, что было. Ха-раз-шо…

Я сидел пьяный вдрызг в каюте «Люкс», поставленного под гостиницу на пристани Речного вокзала Красноярска, теплохода «Композитор Прокофьев». Сидел не один. В компании Владислава Скворца. Скворца по фамилии, по прозвищу и вообще… Плюс Наташа, Кристина и ещё кто-то, сразу не разберёшь. Все были примерно в одинаковом состоянии. То есть в меру. В меру весёлые, в меру пьяные и в меру одетые. Все чего-то пели и пили. Посылали кого-то поминутно за спиртным и зачем-то ещё за женщинами. Причём, продолжалась веселуха уже около недели, с момента моего возвращения в город. Не прерываясь.

Скворец, вместе с несильно целомудренными Натальей и Кристиной, залетел ко мне в гости среди ночи и с порога заявил, что Кристина может исполнить песню о неразделённой любви, один в один, как Эдита Пьеха. Причём, предложил оценить исполнительский талант не совсем юного дарования прямо на месте. Перспектива прослушивания репертуара Эдиты Пьехи в два часа ночи на пороге собственной квартиры не радовала. Вышли на улицу. Песня понравилась. Не только мне, но и соседям. Свой восторг от присутствия народной артистки Советского Союза под своими окнами они выразили в виде нецензурной брани и пожеланий увидеть поскорее сотрудников самых любимых в народе органов в мире.

Поступило предложение поехать «куда-нибудь». Адрес звучал расплывчато, но мы, тем не менее, оказались на теплоходе. Платил я. Деньгами Александра. Скворец сослался на объективные трудности. Он всегда на них ссылался. Благодаря объективным трудностям, он оставался вечно молодым и здоровым. За это люди его любили и немного жалели…

Сняли номер «Люкс» и отдались приятному времяпрепровождению. Девочки отдавались нам, мы отдавались горячительным напиткам, и всё это, в совокупности, сильно отдавало блевотиной.

Если добавить сюда то, что днями мы разъезжали на такси по рынкам Красноярска, где у Скворца имелись множество кентов, из числа торгашей-спекулянтов и пивников, каждому из которых он пояснял, что: «Пацан, который поёт сейчас из колонки музыкального ларька про „Давай, браток, поедем медленно в гору…“, является его дружбаном и сидит, в данный момент, в машине», то станет понятно, как это всё, в конце концов, может осто…деть.

На седьмой день марафона я вырубился посреди веселухи. В тот самый момент, когда Кристина нежно нашёптывала моему уху сказку о поступлении в театральное училище, Скворец по-птичьему ржал, Наташу кто-то имел, а весёлый парень в кожаной кепке и с загипсованной ногой настойчиво протягивал гитару и рюмку водки. Серые будни трудового народа сломили мою не пролетарскую волю. Я уснул…

Осознания добился легко. Начал искать Территорию-2. Так я назвал то самое место в Академгородке, над Енисеем. Наяву – Территория-1, во сне – Территория-2. Нашёл. Краски были неестественными. Вместо зелёного переливались всеми цветами радуги. Зафиксировать на чём-то взгляд удавалось не сразу. Взлететь не получилось. Предметы постоянно видоизменялись. Мой второй мир меня не слушался. Вдобавок, поблизости появились какие-то странные субъекты. Рассматривали меня в упор. Направился, было, в их сторону, но они, как ни странно, не испугались. Проснулся.

Открыл глаза и попал в фильм ужасов. Кристина совокуплялась с «раненым» в ногу, загипсованным «кепконосцем». Картина неестественная и дурацкая. Кроме того, на моих коленях лежала чья-то голова. Чужая…Тело сидело на полу. Тоже чужое…

СВИНСТВО! ГРЯЗЬ! ДЕРЬМО! ПОМОИ! БЛУД! ДЕШЁВЫЙ ФАРС! ОПЯТЬ ДЕРЬМО! ОПЯТЬ СВИНСТВО! БЛЕВОТИНА! ТОШНОТА! РВОТА! ХВАТИТ!..

– Влад, ты где?!

– Чё?! – раздалось из-за тонкой стенки.

– Какого хрена здесь происходит?!

– А что происходит?

– Да нихера не происходит! Что за свинство?!

– Где?

– В ….е! Где, где… Кто это?

– Ты же сам всех пригласил?

– Тьфу… – я с трудом поднялся, поискал глазами одежду, кое-как натянул на ноги ботинки и направился к двери.

– Ты куда? – голый Скворец нарисовался в соседнем проходе.

– В задницу.

– А я?

– Я, я… Головка от «Хундая». Ты чего здесь торчишь? Тебя жена дома ждёт. Я, я…

– Подожди…

– Да пошли вы все на хер! – и захлопнул за собой дверь.

Все деньги Александра благополучно улетучились. Ура!!!

* * *

Алкогольная ломка. Двери, окна плотно закрыты. Свет выключен. Любой шорох воспринимается, как вторжение. Автомобильный сигнал за окном – предвестник опасности. Звонок в дверь – уже опасность. Страх. Панический страх. Ужас…

Вторая ночь. Самая тяжёлая. Провал в сон. Осознание. Всё ясно, ярко, чётко, красочно. Городская улица. Люди. Много людей. Неинтересно. Закат. Взлетел. Провода. Прорвался. Выше. Выше. Спуститься не могу. Почему? Посмотрел вниз. Земля умирала. Тяжело умирала. Больно. Возвращаться некуда. Вверх. Только вверх. Проснулся…

Пот. Много пота. Во рту неприятный привкус. Опять провалился…

Парк. Люди. Этих я уже где-то видел. В прошлый раз. На Территории-2. Они не похожи на обычных обитателей «второго мира». Ходят кругами. Сжимают кольцо. Опасность. Нападение. Биться до последнего. Понимаю – сдаваться нельзя – не проснусь. Они сильные. Кто они? До последнего… Нет. Нет. Нельзя. Они вытаскивают меня из второго тела. Держаться. Крик. Разбудите меня! Кто-нибудь! Дома никого нет. Я помню. Будить некому. У-у-у!!! Я возвращаюсь во второе тело. И тут же в первое. Всё. Проснулся…

Открыл глаза и лежал на спине, боясь опять провалиться. Ничего себе… Кто на меня напал? Что за люди? Или не люди? Странно, но чувствовал себя легче. Встал. Включил телевизор. Отдышался…

Ещё бы немного и… Что – и? Прекрасно осознавал, что для того, чтобы спастись, необходимо проснуться. Кричал, потому что хотел, чтобы меня разбудили. При этом прекрасно помнил, что в квартире я один. Выбрался сам. Хотя, если бы не сопротивлялся до конца, если бы опустил руки, расслабился, отдался на произвол судьбы, то…

В телевизоре торчал московский Кремль. Первый канал. Москва. Всё. Очистился. Можно идти в душ…

* * *

На следующий день продал грузинам на рынке свою видеоаппаратуру…

В аэропорту Емельяново, перед посадкой на московский рейс, нашёл телефонный аппарат и наугад позвонил домой жене Скворца. Влад оказался дома.

– Отлёживаешься?

– Ну. А ты?

– Уже отлежался. Ты это… Извини меня. Я нагрубил тогда. Не со зла… Хорошо? Хорошо, спрашиваю? Ну, пока…

Влада я больше никогда не видел.

Глава 15

 
А вот почему так ярко на улице?
Яркие краски тонут в ярких разводах…
Весна? Или глаза слепнут
после яркого мира?
 

А. Немченко

Московское лето. Я измерял тротуары количеством шагов и откровенно купался в горячем воздухе. Шесть тысяч шагов. Много или мало? Удовольствие доставляла сама бессмысленность этой ходьбы по улицам. Вместе с потоком москвичей или же против течения. Какая разница? Я просто шёл. Направление выбиралось настроением, а настроение зависело от менее понятных факторов, которые находились скорее внутри меня, чем внутри московского лета. Часы показывали четверть пятого вечера.

Я несколько упорядочил выбор направления движения и зашагал быстрее, лавируя между такими же пешеходами, в сторону дома Марины. По моим расчётам идти оставалось пару кварталов. Нарочно не звонил заранее, тем самым, надеясь преподнести сюрприз. Надеялся…

Никому не звонил, кроме Вадика. Сейчас он нужен был мне больше всех. Но его-то, как раз, и не оказалось дома. Убивал ходьбой время, сворачивая ко всем попадавшимся на пути автоматам. Тщетно. В ответ тишина. Вернее, гудки. Длинные и пустые. Если Вадима нет дома, значит, появится только за полночь. Тьфу, ты… Не хотелось идти к Марине, не пообщавшись предварительно с другом.

Знакомый дом выплыл из-за поворота и устремился навстречу. Большой, многоподъездный и изогнутый, точно вертикально поставленный хвост ящерицы. Замедлил ход, побоявшись оказаться раздавленным этим гигантом. Обошёл вокруг и оказался во внутреннем дворе, вдоль всей территории которого, меж всевозможных деревянных сооружений и железных качелей, разгуливали дети. С родителями и без. Взрослые и не очень. Скрип качелей, шум голосов и ещё какие-то посторонние звуки сливались вместе, преобразуясь в привычную каждому горожанину музыку. Задрал голову и поглядел на знакомые окна девятого этажа. Может быть и здесь никого? Тогда прогулка обещает затянуться.

Мимо меня, отметившись могучим папуасским криком, пробежали два мальчугана, лет этак восьми. Вздрогнул и покосился в их сторону. Взглядом провожал пацанов некоторое время, пока не почувствовал, что секундой раньше в кадр попал новый объект. Отмотал плёнку назад…

Ё………П………Р………С………Т…?!

Иринка сидела на лавочке возле подъезда. Одна. В огромных очках!

Я подошёл поближе и…

Она заметила движение и повернула голову в мою сторону.

Я молчал.

За линзами очков находились совершенно другие глаза. Не огромные, пустые, а удивлённые и немного напуганные. Обыкновенные глаза.

ОНА МЕНЯ НЕ УЗНАЛА!

– Ира?

– ???

– Ира, – опять негромко позвал я.

– Ира! – дверь подъезда распахнулась, и Марина, в сопровождении какого-то мужчины, выпорхнула наружу. – Мы с папой задержались немножко. Как ты?

Девочка молча обернулась в мою сторону. Мать последовала её примеру.

– Ой, Андрюша! – она улыбнулась и развела руки. – Андрей. Точно, Андрей. Откуда ты?

Не спеша подошёл к ним. Поздоровался. Протянул руку мужчине. Марина, в свою очередь, представила меня своему спутнику:

– Вот это и есть тот самый Андрей, который вылечил Иришку…

Ещё раз эту фразу: «тот самый Андрей, который…».

Ещё раз: «тот самый…».

– А это Леонид. Отец Ирочки.

Леонид приветливо улыбнулся и вежливо пожал руку.

– Ирина, ты хоть узнала Андрея? – мама взяла ребёнка за руку. – Узнала или нет?

– Здравствуй, – девочка с интересом разглядывала меня. – А ты совсем другой.

– Другой?

– Да, другой, – она смущённо улыбнулась. – Только голос тот же.

– Вот те на… – присел перед ней на корточки. – Ты меня видишь?

– Вижу.

– Почему же я другой?

– Раньше я видела тебя таким, какой ты есть. Сейчас ты не такой.

– Может быть, это ты стала другой? – я выдержал минутную паузу. – Или, может быть, мы оба стали другими? Или, вообще, поменялось всё вокруг? Или у тебя появился новый, большой мир, в котором мне, наоборот, уже становится тесно? А?

– Но ведь, если он такой большой, то в нём не может быть тесно?

– Главное, чтобы он понравился тебе. Если тебе будет хорошо в новом мире, то и твоим друзьям место в нём найдётся. И мне тоже. Ты ведь меня не выгонишь? – улыбнулся и провёл рукой по волосам Ирины.

– Это твоя рука, теперь я узнала, – произнесла она неожиданно. – Вернее, вспомнила. Только раньше она была маленько не такая. Но это она, – и посмотрела на мать.

– Ну, вот. Узнала, наконец, – Марина засмеялась и повернулась к Леониду. – Что ж, возвращаемся назад, в дом. Гости пришли.

– Да, конечно, – встрепенулся Леонид. – Куда сейчас идти, раз такое дело? Пойдёмте, Андрей, в квартиру.

– Если вы торопитесь, то не беспокойтесь, – поднялся с корточек и выпрямился. – Я, в общем-то, не специально зашёл. Так просто. Ирочку попроведывать. Марина, что ты, в самом деле?

– Да и у нас дела не настолько важные, чтобы их нельзя отложить было. Идём, идём, не упрямься, – она взяла меня под руку.

– Раз уж у вас дела терпят, то, может быть, воздухом подышим? Постоим во дворе, поговорим. Жара такая. Что дома сидеть? – упирался до последнего. Действительно не хотелось подниматься в квартиру. – Лучше вон на лавочку присядем.

– Тогда, дай мне ключи, – Леонид посмотрел на бывшую супругу. – Я приготовлю чего-нибудь к столу, а вы пока погуляйте.

Марина передала связку, он вернулся в подъезд, а мы направились вглубь двора. Ира шагала рядом с матерью, время от времени косясь в мою сторону.

– Зачем ты обманула Леонида?

– Обманула?

– Ты сказала, что я лечил ребёнка. Я не лечил.

– Это не я сказала, а Саша, – женщина улыбнулась уголками губ. – Она ведь первыми твои руки увидела.

– Мои она увидела не первыми.

– Ну, не первыми. Вторыми, – Марина пожала плечами. – Какая разница?

– Вторыми… Первыми… Ты ведь прекрасно знаешь, что я тут ни при чём. Что я сам, как бы…

– Я вижу результат.

Да уж действительно, «результат налицо». Каламбур. Я скосил глаза на ребёнка. Ирина с интересом разглядывала детали дворового пейзажа. По всей видимости, она ещё не успела привыкнуть к новому мировосприятию. Представил себя на её месте. Н-да…

– Ну, что ж. Давайте присядем. Или постоим? – я коснулся ногой скамейки.

– Как хочешь.

– Тогда, постоим. Ира, а ты по Москве уже гуляла или только во двор пока выходишь?

– С папой, в машине, по городу ездила. В парк заходили. Скоро на дачу поедем с бабушкой.

– У… Здорово. На даче сейчас хорошо, – подошёл к детскому турнику и, поджав ноги, повис на перекладине. – Уголок. Дембельский. Всё, чему в советской армии научился, – и запел, продолжая болтаться: – Веди нас, хан Чингиз, смелее в бой. Тарам-парам, тарам-парам-пам-пам… А что, папа с вами сейчас живёт?

– Нет, он приезжает в гости каждый день, – Ирина подошла спереди и с интересом наблюдала за моими гимнастическими потугами. И вдруг заулыбалась. Это мама подкралась ко мне со спины и защекотала под рёбрами.

Я ёкнул, разжал руки и упал сначала на колени, а затем лицом вниз. «Разбился, как бы»…

Вначале «девочки» улыбались и молча разглядывали моё «бездыханное тело», но через пару минут ребёнок так же наклонился и упал рядом.

– Ну, вот. Замечательно. Улеглись. Одежду-то маме стирать. Вставайте!

Мы продолжали лежать.

– Простыть захотели? Поднимайтесь, наконец.

Мы лежали.

– Люди на вас смотрят, думают, пьяные, – женщина наклонилась и принялась нас тормошить. – Слышите, нет?

Она приподняла с земли дочь. Та безвольно повисла на её руках. Лицом в небо и с закрытыми глазами. Очки упали.

Вокруг быстренько собралась кучка любопытствующей детворы.

– Тётенька, вам помочь? – вызвался умный мальчик, наверное, отличник.

– Хорошо бы, – Марина держала «бездыханное тело» на коленях.

Умный мальчик подошёл и, тужась, попытался перевернуть мои девяносто пять кг. лицом вверх. Другие дети, кряхтя, пытались подсобить. Я сменил позицию. Что делать дальше, дети не знали. «Отличник» знал:

– Нужно сделать искусственное дыхание и вызвать «скорую помощь».

– Вот и хорошо. Ты вызови «скорую», а я сделаю дыхание. Искусственное.

Умный мальчик побежал звонить. Марина переложила дочку на лавку и занялась «искусственным дыханием»…

Я ожил и открыл глаза.

– Ну, здравствуй, – произнесла Марина.

– Здравствуй.

– Рада, что ты вернулся.

– Правда?

– Правда, – она встала на ноги.

– Тогда я жив.

– И я, – пропищала с лавки Ирина.

– Вызвал, – подбежал запыхавшийся «отличник». – Сейчас приедут, – и заморгал глазами, увидев нас живыми-здоровыми.

– Молодец, – я отряхнул песок с рубашки и брюк. – Завтра, на этом же месте, запишу тебя в разведчики.

– Лучше в брокеры, – скромно предложил умный мальчик.

– Вот в брокеры никак не могу. В брокеры приём вчера закончился.

– Ну и ладно. Меня отец запишет, – «отличник» окинул всех снисходительным взглядом. – А «скорая помощь» всё равно приедет.

– Ирина, – я повернулся к «участнику трагедии». – Нам нужна «скорая»?

– Нет.

– Значит, пора сматывать удочки.

– Что пора?

– Утикать, – и, взяв девчонок за руки, повёл их прочь со двора.

Мы скрылись в небольшом скверике разбитом неподалёку. Купил обеим по мороженому и сидел на скамейке, наблюдая, как Ира с любопытством разглядывает цветную обёртку. Всё-таки удивительно быстро она привыкала к новому описанию мира. Можно было предположить, что подобный процесс займёт гораздо больше времени. Какой процесс? Процесс чего? Усвоения стандартов и действующих правил? Усвоения различий, между предполагаемым и реальным? Я повернулся к Марине, которая сидела рядом, но с другой стороны. Она, уловив движение головы, с готовностью перехватила взгляд. Слегка сжал её руку в своей ладони:

– Когда это произошло?

– Около месяца назад. Ты ещё в Москве находился.

– Первое, что увидела?

– Ты что, не помнишь? – женщина старалась говорить тихо, в полголоса, дабы не услышала дочь. – Я же рассказывала раньше, как она к окну подходила. А однажды утром встала возле кровати и разглядывала меня, пока я не проснулась.

– Сразу стала хорошо видеть?

– Что ты? Вначале она вообще не могла ничего понять. Целую неделю привыкала, прежде чем я начала кое-что объяснять.

– Целую неделю, – усмехнулся. – Целую… Что за неделю понять-то можно? Нам десятков лет не хватает.

– Она ведь раньше видела. Только в два с половиной года ослепла. Вспоминала и за эти четыре недели многое вспомнила. Она у меня девочка способная.

– Да, уж… – я почесал переносицу. – А Александр не появлялся всё это время?

– Позвонил сразу после тебя. Я передала, что ты находишься на вокзале. И вот недавно по телефону поговорили… А заезжать не заезжал.

– И что ты обо всём этом думаешь?

– Ничего. Ирина говорит, что раньше только вас двоих немного видела, а теперь… – она кивнула в сторону дочки. – О чём ещё можно думать?

Действительно, о чём? Солнышко светит. Травка зеленеет. Жители близлежащих домов в парке собачек лохматых выгуливают. Пока всё просто.

– Леонид, наверное, заждался, – мама встала со своего места. – Пошли, ребята, домой. Пошли, пошли.

– Знаешь, что? Ты сходи, узнай, готово всё или нет? – я раскинул руки по спинке скамейки и потянулся. – А мы с Иринкой ещё маленько поболтаем. Хорошо? Вернёшься, и сразу вместе пойдём.

– Ну, хорошо. Я скоро, – она сверкнула улыбкой, развернулась и быстро пошла в противоположную от нас сторону. Красиво пошла. Я с явным удовольствием наблюдал некоторое время её походку. Наблюдал до тех пор, пока Марина не скрылась за ближайшим домом.

– Красивая у тебя мама, – не поворачиваясь к Ире, произнёс я. – Правда, ведь?

– А как это – «красивая»? – она доела мороженое и держала на весу липкие руки.

– Красивая? Ты что, не знаешь, что такое красота? – вынул из кармана и протянул ей свой носовой платок.

– Нет, ну знаю, конечно. Всё равно интересно.

– Вот, здрасте, – я изогнул рот дугой и приподнял бровь. – Это… Это… Наверное, это то, на что хочется смотреть ещё и ещё. Вот.

– А если мне на всё хочется смотреть ещё и ещё? – девочка вытерла руки платком. – Значит, всё, всё, всё вокруг красота? Да?

Я усмехнулся:

– Ну, а есть что-нибудь, на что ты смотреть не хочешь?

Ирина закрутила головой, разглядывая местность и выискивая нелицеприятные объекты. Не найдя ничего подходящего, пожала плечами:

– Сейчас, нет.

– Что? На всё вокруг приятно смотреть?

– Ага.

– Значит, везде вокруг тебя – красота.

– А вокруг тебя?

– Вокруг меня? – забрал у Иры носовой платок и, передразнивая её, оглядел местность. – Самая главная красота – это ты. Правда, грязная какая-то, в мороженом вся, – и стёр молочную маску с подбородка ребёнка. – Знаешь, что мы с тобой сейчас сделаем? Не знаешь? Мы сбежим. От мамы. От папы. И вместо того, чтобы идти домой, пойдём гулять по городу. Побег совершим.

– А зачем побег?

– А не зачем. Просто так. Из хулиганских побуждений.

– Из чего?

– Гхе-е… Из чего?.. – я засмеялся и, встав со скамейки, кивнул в сторону дороги. – Пошли быстрее, а то мама придёт, весь план расстроит.

– Мы поступим хорошо?

– Нет, конечно. Мы поступим просто отвратительно.

– Тогда я согласна, – и она также встала со своего места.

Первый попавшийся троллейбус довёз нас до станции метро. Выходя из дверей, подал «даме» руку. «Дама» воспользовалась рукой.

– И где мы?

– У входа в метро. Ты ездила когда-нибудь в метро?

– Наверное, ездила, – Ирина с интересом разглядывала огромную букву «М». – А что? Эти люди все туда идут?

– Туда, туда… В метро всегда много народу.

Купил несколько жетонов и протянул один своей подружке.

– Кидай вот в эту щель.

– Вот в эту?

– Да, да. Кидай быстрее, мы не одни.

Ирина пропихнула жетон в дырку, а я, в свою очередь, подтолкнул её легонько в спину:

– Иди, иди. Я за тобой.

Она нерешительно проскользнула сквозь опасный проход и, убедившись, что всё окончилось благополучно, остановилась, обернулась и дождалась меня.

– А зачем вот это вот здесь стоит?

– А затем, чтобы «зайцы» не могли пройти бесплатно.

Ну очень простой ответ. Простенький…

– Бесплатно?

– Ага.

– И если я не хочу платить, меня не пустят?

– Нет. Не пустят. За всё нужно платить.

– И тебя не пустят?

– И меня тоже.

– А кто не пустит?

– Та бабуля, – указал рукой на контролёра в кабинке.

– Но ты ведь её сильнее? Она с тобой не справится?

– Когда такая бабуля выполняет служебный долг, она способна справиться с кем угодно. Потому как она злее и суровее.

– Чего выполняет?

– Всё выполняет. Абсолютно. Что надо и что не надо. Прыгай!

Забрались на чёрную самодвижущуюся дорожку эскалатора.

– А если я не могу заплатить, меня тоже не пустят?

– Нет. Без разницы – можешь, не можешь…

– А если очень нужно, а денег нет?

Я щёлкнул пальцами перед её носом:

– Скажут, что не положено.

– Кем? Служебным долгом?

– Ну… Почти…

– Понимаю.

– Да? Я вообще-то тоже понимаю, но плохо…

Эскалатор медленно опускал нас в ярко освещённое подземелье. Спускающихся пассажиров было больше, чем поднимающихся.

– Мы потом вверх поедем?

– Потом и решим, – взял ребёнка за руку и вывел с резиновой ленты. – Сначала поезд дождёмся. А вот и он.

Зелёная змейка остановилась, и мы оказались в вагоне. Совершив одну пересадку, проехали до станции Арбатская. Туда, «куда нужно»… Наконец выбрались из подземного царства одиноких поездов.

В переходе возле Арбата, где, как обычно, трудились художники и продавцы живности, Ирина долго разглядывала щенков разных пород, гладила особенно понравившихся и задавала вопросы, касающиеся их происхождения. Не в плане родословной, конечно, а на предмет: «Откуда, вообще, появляются собаки?». Объяснял, как мог. Объяснил…

По Арбату гуляли долго. Сфотографировались на Полароид у уличного фотографа. Взяли фотографии. Опять гуляли…

– Дай-ка я позвоню одному товарищу. Может быть, дома застану? – увидел я телефон-автомат.

– Позвони.

Трубку, как ни странно, подняли.

– Алло, Вадик, ты?

– Я. А ты кто? – голос несколько уставший.

– Да вроде Андрей. Школин который.

– А-а… Откуда звонишь-то?

– С Арбата. Я здесь с девушкой прогуливаюсь.

– Давно вернулся? Исчез, как всегда, точно ветром сдуло.

– Сегодня вновь надуло. Увидеться с тобой хочу. Подъедь, если сможешь. Я за столиком ждать буду. Знаешь, на середине Арбата закоулок есть. Вот тут.

Повесил трубку, и мы направились в сторону того самого закоулка. Среди столиков была пара свободных. За один из них мы и уселись. Заказал пару шашлыков, два мороженых, себе пиво, ребёнку «Пепси».

– Раз уж из дому сбежали, давай здесь перекусим.

– Давай, – вздохнула «подружка». – А кому ты звонил?

– Вадику. Помнишь, может быть? Он со мной один раз к вам в гости заходил.

– Который стихи читал?

– Ах да. Я и забыл… – и почесал нос. – Читал, читал, помню…

– И он сюда сейчас приедет? – Ирина пережёвывала кусок жареного мяса. Пережёвывала тщательно.

– Если, конечно, не обманет, – мясо в моей тарелке сопротивлялось не менее энергично. – Он, вообще-то, обманщик.

– Зачем же ты дружишь с обманщиком?

– Затем, что я сам обманщик.

Почти возле каждого столика «прогуливались» бомжи, желающие перехватить пустую бутылку. Собирали после ухода посетителей стеклотару и прятали в пакеты. Русский бизнес девяностых годов. Собирали, конечно, и раньше, но не в таких масштабах, как в нынешнюю «эпоху строительства капитализма». Впрочем, этим занимались не только бомжи.

Неподалёку от нас ошивался спившийся субъект в помятой одежде и со стеклянными, наподобие самого предмета добычи, глазами. Он вкрадчиво вглядывался в содержимое моей бутылки, оценивая количественно-временное соотношение жидкости и пару раз даже «приветливо» улыбнулся Иринке. Я, в свою очередь, не спешил, нарочно растягивая время, и наблюдал за движениями «бизнесмена».

Ира, стараясь не глядеть на «интересного дяденьку», слегка подвинулась в мою сторону и тихо спросила:

– Это кто? Твой знакомый?

– Нет. Он ведь тебе улыбается? Я думал – твой.

– А что он хочет?

– Он? – я повернулся к мужчине и громко повторил вопрос: – Ты чего хочешь?

– Дак, это… – тот сразу заегозил. – Если бутылочка не нужна…

– Ему нужна пустая бутылка, – перевёл я ребёнку.

– Пустая? А зачем ему пустая?

– Для коллекции. Видишь, у него их уже полная сумка.

– Для чего?!

– Ну, в общем, он их собирает, а потом на деньги меняет.

– На деньги?

– На деньги.

«Доверчивый» ребёнок не очень доверчиво посмотрел на «коллекционера».

– Ему нужны деньги?

– Конечно, нужны.

– Чтобы на метро ездить?

– Ага.

– А нам ведь тоже надо на метро ездить?

– Точно. Только мы деньги по-другому заработаем.

– Значит, бутылка тебе не нужна?

– Пустая нет.

– Тогда отдай ему. Он уже давно ждёт.

– Как скажешь, – перелил немного пива в стакан, а оставшееся протянул мужичку. – Можешь допить, а бутылку возьми себе.

– На работе не пью, – он подобострастно улыбнулся, взял посуду и отошёл от нашего столика.

– Он плохой, да? – Ирина украдкой продолжала наблюдать за «бизнесменом».

– С чего ты взяла?

– Ну… Он, какой-то…

– Грязный, имеешь в виду, – подсказал и пригубил стакан.

– Да… И ещё, когда он улыбается, глаза не смеются. Не по-настоящему. Он не красота. На него смотреть не хочется ещё и ещё.

– А ты думаешь, ему на нас смотреть хочется?

– А разве нет? Мы ведь не такие?

– Вот потому ему на нас и неприятно смотреть.

Ирина отвернулась и задумалась. Потом опять наклонилась над столом и принялась ложечкой ковырять мороженое.

– А если бы мы не дали ему то, что он просил, он бы обиделся?

– Думаю, что нет, – я откинулся на спинку стула и вытянул ноги под столом. – Он, скорее всего, заранее, на всякий случай, обиделся на всех, всех. На нас, на них, на весь мир и поэтому обижаться сейчас на кого-то конкретно не имеет смысла. У него такая форма защиты. Он как бы уже изначально готов к тому, что ему откажут. Ему, когда он смотрит вокруг, ничто не кажется красивым. И виноватыми в этой несправедливости считает тех, кто эту красоту видит. Например, тебя.

– Меня?

– Ну, или меня и всех, кто здесь бывает.

– И что? Он никогда, никогда, нигде, нигде не видит красоты?

– Почему же? Видит. Но у него своё представление о красоте. И то, что он считает приятным и красивым, мы воспринимаем некрасивым и мерзким. И наоборот. Поэтому он называет плохой тебя, ты его, а на самом деле…

– А на самом деле?

– На самом деле всё это условно.

– Условно?

– В общем, правы и те, и те, и не правы никто. Вот… – высказался и поймал себя на мысли, что сам, на месте Ирины, после такого объяснения, вряд ли бы что-либо понял. Ух… Ничего себе говорить научился? У кого, интересно, подобную манеру перенял? – Вот представь себе, что в деревне… Была ведь в деревне?

– Да, с бабушкой.

– Так вот. Горит в деревне сарай. Хозяин мечется, поливает водой из вёдер, а сосед стоит за своей оградой, смотрит и восхищается: «Вот ведь какое пламя красивое…». И оба правы. Соседу действительно нравится. Он, может быть, в душе художник или поэт непризнанный. Только, если об этом вслух скажет, тот, который тушит, ему после таких слов ведро на голову наденет или ещё что похуже сделает. Плевать он на такую красоту хотел. Не до этого. Понимаешь, о чём я?

– Понимаю. Это сосед сарай поджёг… – и облизала ложечку.

– Ага… – собрал глаза в кучу и посмотрел в синее, синее, синее небо. – А ты, когда увидела весь этот мир заново, тебе всё сразу понравилось? На всё хотелось смотреть? – я, наконец, задал тот самый вопрос.

Она закончила облизывать ложечку и положила её на стол.

– Наверное. Только я ведь не сразу всё увидела. Помаленьку, помаленьку, потом больше, больше… Сначала Сашу, потом тебя, потом Солнце… Когда ты мне последнюю серию сказки рассказывал, я всё это уже видела. Только не так, как сегодня или вчера.

– Слишком большое отличие?

– Большое, – помолчала несколько минут. – Вы с Сашей были, как бы, светящимися и вот такими, – Ира обрисовала руками полусферу. – Но Саша светился ярче. Он был похож на солнце. Только ближе. А тебя видно было, но как, как… – она долго подбирала нужное слово. – Как светящийся пар.

– ЗаШибись, – я произнёс это, разумеется, тихо и в сторону.

– Да. И когда ты положил руки мне на лоб, я точно плавала в этом пару. И хотелось спать. А когда Саша положил руки, стало тепло и тоже захотелось спать. А потом вас долго не было. Я однажды проснулась и увидела, что сон остался. Во сне была комната, окно и мама спала на кровати. И с тех пор я всё вижу, как раньше во сне. Только вначале уставали глаза. Долго смотреть не могла. А теперь даже без очков не устают.

– Ты видела сны?

– Каждую ночь. То что сейчас, вокруг нас, всё такое же, как во сне. И ты такой же. Ну… Почти такой же. Не во сне ты был другим. Паром.

– И маму видела?

– Видела.

– И я был таким же, как сейчас?

– Ага.

– Значит, ты не слишком удивляешься тому, что происходит вокруг? Всё как бы продолжение сна?

– Ну… Не совсем такое же. Но, похоже.

– Почему же ты сразу меня не узнала?

– Ты что, глупый? Раньше ты был круглым и светящимся!

Некоторое время просто молча сидел, и молча сидел, и молча сидел, и молча сидел… Мороженое растаяло. Я вообще не любил мороженое. Не любил. Мороженое. И оно растаяло. Потому что не любил. Растаяло. При чём здесь мороженое?

– А Сашу ты во сне видела, когда-нибудь?

– Кажется, нет. Где он сейчас?

Щёлкнул языком и посмотрел через проход на Арбат.

– Да он, вполне возможно, именно сейчас сюда подойдёт. Я лично нисколько не удивлюсь. А ты?

– И я не удивлюсь, – Ира поглядела в том же направлении, как будто наш общий знакомый должен появиться сию же минуту.

– Правильно, – я улыбнулся. – Куда же больше удивляться? А маму, как ты в первый раз увидела, расскажи.

– Маму? Я когда проснулась – сразу её узнала. Я её и раньше видела, до болезни. И во сне тоже. Просто сразу видно плохо было. Вот солнце видела хорошо. Я раньше только солнце хорошо видела, – и засмеялась. – А сейчас совсем на него не могу смотреть. Яркое очень. Я думала оно рядом. Рукой можно потрогать, а оно далеко.

– Ну, не так уж и далеко, – пододвинул девочке своё мороженое, – Ешь, я не хочу. Может быть оно и ближе, чем мы думаем.

– Папа говорит, что к солнцу можно долететь только на ракете.

– Вот папа твой на ракете к солнцу и полетит.

– Правда? – Ирина удивлённо выгнула брови.

– Может быть, – я оглянулся в поисках «старого знакомого». – Значит сейчас у тебя всё нормально?

– Нормально.

– Ну, и слава Бо… Уф… – осёкся на полуслове. Кому слава-то, не понятно. – Эй, друг, иди сюда, – махнул рукой «бизнесмену». – Иди, иди!