Текст книги "Прелести"

– Тот, всегда готовый к «труду и обороне», незамедлительно возник возле столика. Та же выжидательная улыбка, тот же взгляд.

– Есть хочешь?

– Да нет, нет, – замахал он руками. – Вообще-то, так сказать, я…

– На, держи, – достал из кармана рубашки деньги и протянул в его сторону. – Купи четыре бутылки пива, себе поесть, чего сам выберешь, и садись за наш стол. Хорошо?

Через пару минут он уже восседал рядом, виновато улыбаясь и не решаясь прикоснуться к тарелке с пельменями.

– Ты ешь, ешь, не стесняйся. Пиво пей, сколько выпьешь, остальное с собой заберёшь. Как зовут-то?

– Алексей. Алексей Фомич, – он аккуратно, не спеша, просунул в рот первую пельменину.

– Меня Андреем, её Ириной. Будем знакомы, что ли? – плеснул себе в стакан немного пива. – Может быть, водочки хочешь?

– Нет, нет, не нужно, – завертел он головой. – И так вон не знаю даже…

– Ну, как хочешь, – я отпил из своего стакана. – На нет и суда нет.

– Доченька ваша? – улыбнулся Алексей и кивнул на ребёнка. – Красавица. Вырастет, ещё красивей будет.

– Да нет, не дочка, подружка, – и подмигнул Ирине. – Вот как раз насчёт красоты и хотелось бы поговорить. Ты, наверное, человек грамотный. Да и повидал в жизни, по-видимому, всякое. Скажи, что же такое красота?

Алексей перестал на некоторое время жевать и оглядел нас, ища в моих словах подвох.

– То есть, как это?

– А вот как ты понимаешь, так и скажи.

– Ну, это ведь, – он откашлялся. – Кому как, наверное.

– А как тебе?

– Мне? Мне, пожалуй, когда красиво, тогда и красота.

– Когда красиво? Ну да… Слушай, а вот скажи, ты себя каким человеком считаешь, хорошим или плохим? Ирине показалось, что ты плохой.

– И правильно говорит. Плохой я. Что во мне, окромя души, хорошего есть? Ничего. Так что, правильно всё. Плохой, – Алексей услужливо улыбнулся.

– А почему, когда ты улыбаешься, глаза не улыбаются? – задала «детский» вопрос Ирина.

– Так ведь, от перенесённых тягот и лишений не улыбаются. Много слёз пролили глаза мои. Вот как.

– С Вами, наверное, плохо обращались? – девочка даже перешла на «Вы».

– Всякое бывало, всего и не упомнишь. Да и вспоминать особо не хочется.

– А душа, значит, у тебя хорошая? Добрая, видать, и светлая, – на полном серьёзе спросил. Без издёвки.

– А вот этого не тронь, – он вдруг изменился в лице. В глазах блеснуло что-то такое… Впрочем, тут же успокоился. – А как же ей быть другой? Душа – она на то и душа.

– Почему же ты себя тогда плохим считаешь?

– Не я считаю. Люди считают. Люди разные встречаются, – Алексей хотел отпить пиво прямо из горлышка, но передумал и налил в стакан. – Вот и вы тоже на меня, как на собаку смотрите. Разве не так?

– Я люблю собак. Особенно, когда они маленькие ещё, – Ирина заёрзала на стуле. – Мы сейчас с Андреем щенков видели, я даже гладила одного. Пушистый такой.

– Вот видишь, – я перевёл взгляд с ребёнка на «коллекционера». – К собакам можно по-разному относиться.

– Ну, наверное, – он опять услужливо улыбнулся. В ответ я зевнул и лениво потянулся.

Жара не спадала. Солнце хоть и устремилось к закату – продолжало свою бурную деятельность. Вспомнил, что говорила о солнце Ира.

– А что, ты на Арбате каждый день тусуешься?

– Ага, почти каждый. Меня здесь все знают. Лёхой Значком кличут.

– Значок? Это что, прозвище такое?

– Да вроде того.

– И за что получил?

– Сам не знаю, – собеседник приподнял одно плечо. – Зовут и зовут. Я уже привык.

– А старушки – конкурентки твои, что ли?

– Ага. Я их и выгонял, и что только не делал, лезут и всё. Наглые женщины.

В это время в проходе показалась и сразу весь этот проход загородила знакомая фигура. Со стороны Арбата выплыл «непотопляемый танкер».

– О!.. Вот он! – протянул руку в мою сторону и закричал Вадим. – Ну, ничего себе ты точные координаты даёшь. В закоулке, мол, и всё. Попробуй найди. Весь Арбат исходил. Привет!

Он был не один. С каким-то Валерой, о котором я запомнил лишь то, что вся левая рука последнего была покрыта синей татуировкой. Вадик подошёл к столику и с интересом уставился на нашу «весёлую компанию».

– Это что? Вы все вместе тут отдыхаете? Ты же сказал, что с подружкой?

– Она и есть моя подружка. Тебя что-нибудь не устраивает? Говори, не стесняйся.

– Где-то я тебя видел, малыш, – Вадим почесал переносицу и повернулся в сторону третьего «члена коллектива». – А уж тебя-то точно видел. Ты что тут торчишь?

– Да я, собственно… Пойду, пожалуй, – засуетился Значок и принялся торопливо собирать бутылки со стола. – Спасибо, конечно, за угощение…

– Чего вскочил-то? – я кивнул ему головой. – Сиди, я ведь угощаю, – и поднял голову на Вадика. – Мешает он тебе, что ли? Пусть сидит. За жизнь толкует и всякое такое.

– Как хочешь, – махнул рукой украинец, взял без спросу за соседним столиком два свободных стула и присел к нам. – Это в твоём жанре. Ты у нас личность творческая, я уже привык. Гхе-е… Ну, рассказывай. Только, Андрюха, у меня времени не много. Давай сейчас по-быстрому перетрём, а вечером можно и водочки попить. Договорились? – он подвинул стул своему спутнику. – Присаживайся, чего стоишь?

– Если торопишься, то отвези нас к Марине. Помнишь, я тебя с молодой мамой знакомил? Ты там ещё стихи читал?

– Точно, – хлопнул себя по лбу Вадим. – А я голову ломаю, где эту девчушку раньше видел. Только… Слушай, я что-то не пойму. Она, вроде бы, раньше… Ну ты понял?

– Раньше, раньше… Раньше это раньше. Правда, Ирина?

– Правда, – согласилась Ирина и невозмутимо посмотрела на украинца.

– Не понял? И как это? В смысле… Ну, в общем, чудеса. Ё-моё… Ирина, ты меня-то помнишь, нет? Хотя, какой там, помнишь… – Вадик перевёл взгляд с ребёнка на Лёху «бизнесмена». – Слушай, иди отсюда, а? От греха подальше.

– Да что ты его гонишь, не пойму. Всё равно сейчас уходим. Отвезёшь нас, нет? Если да, то в машине и поговорим. Ты на колёсах, кстати?

– Конечно. Ну, поехали тогда, – и мой друг поднялся с места.

– Я поглядел на Значка.

– Счастливо оставаться.

– Счастливо, счастливо, – приподнялся тот.

– Ты ещё в дёсна с ним расцелуйся на дорожку, – развёл руки в стороны Вадим. – Ну, дела…

Вчетвером прошли через Арбат и уселись в знакомый БМВ, стоявший возле ресторана «Прага». Правда, крыло было слегка вмятое.

– Чёрт один въехал на прошлой неделе, – указал на повреждение хозяин. – Я бы ему всю рожу так же помял, с удовольствием… Если бы помнил чего-нибудь. Пьян был. Слегка.

– А ты бываешь трезвым? – я поудобнее устроился на заднем сидении, рядом с Ириной. Впереди расположились Валера с наколкой и сам владелец авто с баранкой в руках. Последний включил зажигание и оглянулся:

– Трезвым я бываю тогда, когда не бываю пьяным. Не реже.

– Резонно, – улыбнулся я криво. – Дорогу помнишь?

– Да не заблудимся, думаю, – Вадим переключил скорость и принялся разворачивать машину. – Надолго, в этот раз, приехал?

– Видно будет. Я что спросить хотел. Ты Измайлова, случайно, с тех пор не видел?

– Измайлова-то? – водитель вывел БМВ на дорогу. – Видал пару раз. Ты как исчез, мы неделю «не просыхали». Ну, и потом встречал, было дело.

– И Измайлов с тобой неделю пил?

– Кхе-е… – Вадик усмехнулся. – Он-то и был инициатором. Денег угробил уйму на всякие «увеселительные мероприятия». Да и сейчас с Лолой, наверняка, где-нибудь куролесит.

– С кем?

– Ну с Лолкой. Забыл, что ли? Они же теперь неразлучная парочка. Помнишь, мы его к ней спать отвезли, когда он сам не в состоянии соображать был? Вот с тех пор. Он на неё уже кучу бабок спустил, одел с ног до головы. Сам, правда… – украинец газанул, игнорируя красный цвет светофора. – Не знаю. То ли Лолка на него так подействовала, то ли что другое… В общем, нет того Измайлова, которого все знали.

– В смысле?

– Ну что, в смысле? Видел я его недавно. Узнать невозможно. Помятый весь. Опухший. Одежда грязная. Не лучше того бомжа, с которым ты только что пиво пил. Представляешь? Если бы кто раньше про такое сказал, я бы в лицо рассмеялся. А теперь?.. Чудеса. Ведь, вроде, и дела у него в последнее время шли нормально и всё такое… Непонятно, почему опустился так? Может, ты в курсе? Вы ведь якшались раньше… А?

Я промолчал и отвернулся к боковому стеклу.

– Или Лолита, действительно, роль какую-то сыграла, – продолжал украинец. – В натуре, приворожила чем-нибудь. Они бабы и не такое могут, ни при детях будет сказано. Помнишь, Марго за мной таскалась? Так вот, я ей морду набил и предупредил, чтобы близко даже не подходила. Не подходит пока. Тьфу…

Вадим сплюнул под ноги и прибавил газу. Дальше ехали молча. Водитель курил сигарету, выбрасывая пепел в открытое окно. Его знакомый вообще за всё время не произнёс ни слова. Ирина рассматривала застекольные пейзажи, а я, откинувшись на сидение, просто расслабился и ни о чём не думал. Хотя, что значит, не думал? Пытался не думать…

Подъехали к самому подъезду Марининого дома. Вышли из машины все, кроме угрюмого Валеры. Я взял ребёнка за руку и щёлкнул языком:

– Ну что, идём получать свою порцию пиндюлей?

– Идём, – вздохнула девочка и поглядела вопросительно на Вадима. – А Вы, правда, ту тётеньку побили?

– Какую? – округлил глаза украинец.

– Которая за вами таскалась?

– Не… – замотал головой тот. – Пошутил я.

Ирина приподняла плечико и потянула меня в подъезд.

– Сейчас, сейчас… – я удержал её и повернулся к другу. – Ну что, где тебя найти, если нужен будешь?

– А если не нужен? Можно не искать?

– Перестань. Я серьёзно спрашиваю.

– Ну где? Звони ночью домой, я часто ночую. Завтра, кстати, возле рынка на Киевском вокзале буду с утра. Подходи, машину если что увидишь. Где остановился-то?

– Пока нигде, но думаю здесь переночевать.

– Можешь у меня перекантоваться. Ключ оставить?

– Да нет, спасибо, Вадик. Завтра увидимся, скорее всего.

– Ну, тогда до завтра, – он пожал руку и открыл дверь машины. – Подъезжай к Киевскому.

Он уже почти сел, когда я его окликнул:

– Вадим!

– Что? – украинец удивлённо оглянулся.

– Ты чьи стихи в прошлый раз читал?

– А что? Понравились?

– Да не в этом дело. Ну так чьи? Не говори только, что твои.

– Не мои, – усмехнулся и сел за руль. Закрыл дверь и уже из салона добавил. – Вот тебя торкнуло… – и, выставив из окна вверх средний палец, нажал на педаль газа.

Машина сорвалась с места и через несколько секунд исчезла из поля зрения. Иринка поглядела вопросительно:

– А что это он показал?

– Он дал понять, что очень меня уважает, трень-брень. Очень… Пошли.

Пиндюлями, как и предполагалось, мы огреблись сполна. Марина разводила руки в стороны и выговаривала всё, что думает обо мне и дочке. Глаза, впрочем, при этом оставались добрыми. Папаня также не выглядел слишком уж разъярённым. Через пару минут страсти улеглись, и все успокоились.

– Где хоть были-то? – улыбалась Марина. – Меня отослали, а сами…

– Мы совершали хулиганский поступок, – серьёзно отвечала дочь, – и встречались с Вадиком, который избил Марго, которая за ним таскалась, а потом сказал, что пошутил.

– Не выдавай тайну, – хлопнул я легонько по её голове ладошкой. – Мы просто гуляли по Арбату.

– Понятно. Ну, проходите. Стол накрыт. – Марина кивнула головой в сторону большой комнаты.

Я взял на руки Иринку, слегка подбросил её в воздух и занёс в квартиру.

– Эх, Марина, кабы была твоя дочь лет на пятнадцать постарше, непременно бы женился.

– У тебя ещё всё впереди. Через пятнадцать лет вернёмся к этому разговору. А сейчас давай твой приезд отметим, – и повернулась к бывшему мужу. – Леонид, ну же, ухаживай за гостем.

– Не надо за мной ухаживать. Я человек самостоятельный. В том плане, что за стол и сам могу усесться. Вот только кушать не хочу. Мы с Ириной уже перекусили. Правда?

Девочка согласно кивнула головой.

– Я позвоню от вас, если можно. И потом, видимо, уеду. Так что, извините.

– То есть, как? – наклонила голову вбок хозяйка. – Мы его ждём, ждём. А он заскочил на минуту и убегает. Нехорошо…

– И сказку недорассказал! – пропищала Ирочка.

– И выпить бы за знакомство, – указал на накрытый стол Леонид.

По очереди оглядел всех троих:

– Позвонить-то хоть можно?

– Да, конечно, звони. Почему спрашиваешь? – Марина указала на телефон.

– Сказку, видимо, придётся рассказать, – улыбнулся ребёнку и, подняв трубку, набрал нужный номер. – А вот пить не могу. Честно не могу. Вы выпейте за меня и за своё здоровье. А мне сейчас нельзя.

Раздались гудки, а затем знакомый, тихий голос:

– Алло… Алло?

Положил трубку на место:

– Нужно ехать.

– А сказку? – опять напомнила Иринка.

– Может быть, посидим немного, пообщаемся? – Леонид недоумённо посмотрел на бывшую жену, а затем вновь на меня. – Мне с вами поговорить хотелось, – особенно налегал на слове «поговорить». – С глазу на глаз, если можно. На балконе устроит?

– Устроит.

Солнце скрылось за крышами домов. Близились сумерки. Леонид достал пачку сигарет и протянул мне.

– Не курю, спасибо, – я облокотился на ограждение балкона.

– А я закурю, если не возражаете?

– Давай уж, на «ты». Естественнее будет.

– Давай.

Он затянулся и некоторое время ничего не говорил, точно собирался с мыслями. Наконец, выдохнул дым.

– Я вот о чём, – опять пауза. – Я понимаю, что ты подружился и с Мариной, и с дочерью. Но всё же, видимо, за любые услуги нужно платить. В том числе и за лечение. Поэтому, хотел бы сам… В общем, сколько это стоит? Только говори сразу, Андрей, не стесняйся. Я человек не бедный и за добро… Сколько скажешь, столько и… Разумеется, в разумных пределах.

Поглядел я в небо. В небо я поглядел. Поглядел в небо я…

– Парит. Наверное, дождь будет, – и, обернувшись к собеседнику. – А в разумных пределах, это сколько?

– Ну… Это в разумных пределах.

– Лаконичный ответ. А если я запрошу очень много?

Он опять затянулся:

– Думаю, мы сумеем договориться, – и опять стряхнул пепел вниз.

Я потянулся, хрустнул суставами и повернулся ко входу в помещение:

– Пойду. Поздно уже, а ведь ещё сказку Иринке рассказать обещал, – и шагнул прочь с балкона.

– Ну, всё-таки? – он остановил меня и, выжидая, посмотрел в глаза.

– Понимаешь, Леонид, я уже своё взял, – и ушёл с балкона, оставив его в недоумении.

Девчонки сидели на диване, ждали нас. Леонид продолжал «курить».

– Ну что, моя будущая невеста. Ты готова выслушать продолжение истории, происшедшей на самом краю света?

– Что, прямо сейчас? – отозвалась «будущая невеста».

– Конечно сейчас. Устраивайся поудобнее и слушай, оттопырив уши.

Я перевёл взгляд с дочери на мать, потом обратно и щёлкнул пальцами…

* * *

– У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у… Ты знаешь, о чём я пою? Я пою не о Луне. Большой. Жёлтой. С голодными глазами. Холодной, но готовой сжечь одновременно. И холод ли это или нестерпимый жар – не понять поющему песню. Я пою не о Небе. Чёрном. Низком. Близком. И в то же время – Огромном. Недоступном. Проглатывающем певца в тот момент, когда он только, только начинает понимать, что же есть такое – Небо. Я пою не об этом. И всё же я пою и о луне, и о небе, и даже о тебе. В моей песне нет слов. Её не понять тому, кто хочет найти в ней скрытый смысл, осознать, о чём песня. Эту песню необходимо прочувствовать. Эту песню необходимо прожить. Я сам не знаю, о чём моя песня, но совершенно уверен, что она живёт во мне, а я живу в ней. Волчья песня. Песня Любви. Песня Ненависти. Любовь и Ненависть – два основных компонента образующих Жизнь. Следовательно моя песня – песня Жизни.

Двое. На знакомой скале. Сидели и глядели в ночное небо. Один пел. Другой не пел. Один разговаривал сам с собой. Другой благодарно молчал. Ночь пробежала первую половину пути…

– Я хищник, Малыш. Понял ли ты, что такое быть хищником? Кто понимает это, тот обрекает себя на вечный поиск компромисса между торжеством силы и режущими вопросами боли. Но это и есть счастье. Стонущее счастье. Кричащее счастье. Счастье, замешанное на смеси терпкого привкуса крови и аромате четырнадцати капель любви. Быть хищником… Что значит, быть хищником – нельзя объяснить двумя словами, тремя словами, тысячью, миллионом слов. Это можно только спеть. Попробуй спеть эту песню сам, Малыш. Вкус крови – это не только вкус пищи. Вкус крови – это гимн полноты жизни. Когда твои клыки вгрызаются в тёплую плоть ещё живого животного, ты испытываешь оргазм. Оргазм победы. Победы не над слабым существом, нет. Победы над жизнью. Это всеохватывающее чувство восторга, чувство наполненности, это смысл существования. Сила. Чувство Силы опьяняет, заставляет ликовать. Заставляет бежать вперёд, сквозь ветер и ливень и радоваться возможности бороться со стихией. Заставляет танцевать на краю пропасти, на грани смерти, на грани полёта в неизвестность и не падать вниз. Быть хищником – это искусство. Быть хищником – это не просто убивать ради пропитания, а уметь видеть в этом красоту. Видеть прекрасное. И ради того, чтобы испытать эти мгновения ощущения прекрасного, рисковать жизнью. Петь свою песню. Пусть последнюю песню, но такую, чтобы она стоила и твоей жизни и жизни всех тех, кого ты убивал. Быть хищником – величайшее предназначение, Малыш. Быть может, когда-нибудь ты поймёшь это. Жизнь не стоит того, чтобы прожить её в страхе. Жизнь не стоит того, чтобы прожить её в стаде. Жизнь не стоит того, чтобы прожить её в стае. Жизнь стоит того, чтобы умереть вольным хищником. Я могу научить тебя есть сырое мясо, но я не смогу научить тебя петь песню. Учись сам.

Ребёнок заболел спустя неделю. Лежал на траве и метался в жару. Бессвязно говорил, кричал, плакал, ничего не ел и подолгу не приходил в сознание. Хищник помочь ничем не мог. Он почти не отходил от человека, подолгу смотрел на него, иногда облизывал языком и готовился к худшему. На третий день болезни Хищник аккуратно взвалил ребёнка на спину и устремился в сторону заката солнца. Туда, куда упиралась нога радуги. Где жили люди…

Ещё три дня понадобились на преодоление пути. На четвёртые сутки Хищник увидел разноцветные силуэты жилищ, множество двуногих собратьев мальчика и домашних животных, безбоязненно пасущихся по округе. Зверь вбежал в поселение, не обращая внимания на испуганных его появлением людей и лай переполошившихся собак. Вынес ребёнка на середину площади, аккуратно снял со спины и опустил на землю.

Собаки окружили Хищника плотным кольцом, лаяли, но напасть не решались. Люди, вооружившись палками, также подтягивались поближе. Необычность зрелища сбила всех с толку. На конкретные действия не решался никто.

И вдруг, с разных сторон послышались возгласы, всё более усиливающиеся и вскоре переросшие в сплошной гул. Мальчика узнали.

Растолкав толпу, на площадь пробрались несколько человек. Вышли и остановились на безопасном расстоянии от Зверя.

– Да, это он, – произнёс один из них.

– И что, его принёс на себе волк? – спросил другой.

– Видимо, да. Отдайте распоряжение отнести ребёнка к врачам.

– А что делать с хищником? Убить?

– Пожалуй. Хотя экземпляр очень редкий и крупный. Отловите и посадите в клетку. Потом решим. Меня сейчас интересует ребёнок. Два месяца о нём ничего не было слышно. Отдайте команду.

Второй человек махнул рукой, и на Хищника набросили сеть. Когда последнего оттащили в сторону, подбежавшие люди взяли мальчика на руки и понесли с площади. Волка потащили волоком следом. Он не сопротивлялся, а лишь смотрел сквозь сетку на идущих впереди.

Лаяли собаки. Кричали птицы. Тучи столпились у горизонта и готовились к взрывной атаке на затянувшийся закат.

Когда хищника опустили в клетку, он улёгся в угол и сразу же забылся в глубоком, похожем на падение в пропасть, волчьем сне.

Глава 16

 
Но есть простые имена:
Лолита, Музыка, Дорога.
И жизнь – не западней порога.
И смерть – не северней окна.
 

Г. Васильев

– Здравствуй, Лолита, – я стоял возле открытой двери и в чёрных глазах женщины пытался отыскать знакомые полутона.

– Здравствуй, – её глаза блестели. – Опять, вначале по телефону позвонил, проверил?

– Опять, – вошёл в квартиру и закрыл за собой дверь.

В квартире произошли некоторые изменения. Появились – новая мебель, качественная видеоаппаратура и другие предметы быта. Лола осталась прежней.

Я плюхнулся в глубокое кресло и вытянул ноги. Хозяйка мягко, по-кошачьи, устроилась на диване – напротив, поджала ноги и укуталась в халат. Некоторое время разглядывал её. Разглядывал внимательно. Разглядывал пристально. Каждую чёрточку. Каждую знакомую деталь. Ища изменения. Ища и не находя.

– Почему молчишь? – она перехватила взгляд.

– Пытаюсь найти что-то…

– Что именно?

– Пока не понял, но что-то важное.

– Где ты был, всё это время?

– Рядом.

– Я так и думала. Кофе хочешь?

– Хочу, – соврал я и, закрыв глаза, стал ждать, когда хозяйка приготовит названный напиток. Закрыл глаза и расслабился.

Запах кофе покинул территорию кухни и вечерним туманом прокрался в комнату. Коричневый туман. Тяжёлый. Повсюду, повсюду. Я не люблю кофейный туман. Я люблю просто туман. Белый. Мокрый. Утренний…

Помнится, в этой комнате гуляла мышь. Наглая и серая. Что-то она такое грызла? Что? Что? Стоп. Точно. Она грызла закат. Закат в комнате Лолиты. Зачем Лоле закат? Почему не восход? Только не говори, что это я запустил в квартиру мышь. В твою квартиру, Ло-ли-та… Не веришь? Игра в ромашку. Веришь, не веришь… Опять не веришь? Ну, что ты, верю, Андрюша. Андрюш…

– Андрюша?! Андрюш… Уснул, маленький? – Лола сидела передо мной на корточках. Голос мягкий, вкрадчивый. На журнальном столике, возле кресла, дымились две чашечки чёрного кофе. Неужели уснул?

– Бр-р… – встряхнул головой и взял лицо женщины в свои ладони. – Устал немного, кажется. Даже сон успел увидеть.

– Хороший сон? – она положила свои руки поверх моих. – О чём?

– О тебе.

– Врёшь, конечно, – губы сложились в улыбку, как бы дополняя: «Даже если врёшь, всё равно приятно».

 
– Пусть нет в словах моих ни правды, ни резона,
Ты веришь мне, такая женская судьба.
Я соберу твою печаль в свои ладони.
Я опущу её в хмельные погреба…
 

– Вот, вот… Такая женская судьба, – Лолита скосила глаза в сторону столика. – Кофе остывает.

Я некоторое время удерживал её лицо, разглядывая каждую волосинку бровей, каждую морщинку возле больших, живых глаз. Затем освободил руки и взял чашку с пока ещё горячей, освежающей жидкостью. Сделал несколько глотков и поставил чашечку на место. Лола за это время вновь переместилась на диван и сидела, развалясь на подушках и поджав ноги.

– Это всё Измайлов купил? – окинул я взглядом комнату.

Она в ответ просто кивнула головой.

– Ты с ним часто встречаешься?

– Каждый день.

– И где он сейчас?

– Не знаю, – посмотрела на настенные часы. – Игорь вот-вот должен подойти.

– Должен подойти сюда?

– Конечно.

Я сделал резкий выпад туловищем вперёд и, вытянув руки, упал на диван рядом с женщиной.

– Ну, и как он тебе?

– В каком смысле?

– В смысле общения, – по-пластунски подползал всё ближе и ближе.

– Так же, как и ты…

– В каком смысле?

– В смысле общения, – Лолита улыбнулась, и глаза у Лолиты чёрные, чёрные…

Я обнял её за талию, подтянулся и оказался над женщиной, лицом к лицу. Дыхание непроизвольно остановилось, и губы захотели почувствовать знакомый вкус.

– Ло-ли-та…

Игра в кошки-мышки, точнее в удава и кролика. Удавом на этот раз был я. Нарочно распалял себя до состояния, когда появляется желание проглотить жертву. Одна рука нежно гладит черноту волос, а другая борется с искушением сильнее сжать горло. В неподвижных зрачках женщины видел отражение своих зрачков. Зрачки увеличивались – отражение умножалось – Лолита ждала…

Я засмеялся, отпустил руку, прикоснулся губами к щеке и приподнял голову, чтобы видеть её лицо целиком.

– Как он себя чувствует?

– Кто?

– Игорь Сергеевич. Слышал, сильно изменился?

И вместо ответа – звонок в дверь.

Лолита выбралась из-под меня, поправила волосы и провела рукой по моему лицу:

– Сейчас сам увидишь…

Ушла открывать, а я перебрался назад в кресло и залпом допил остатки кофе: «Ждём-с…»

Дверь скрипучая. Разговор короткий. Шаги быстрые. Измайлов…

Лола щёлкнула выключателем. Люстра отдавала накоплённый за день, отобранный у солнца свет. Измайлов стоял передо мной прежний и наглый. Взгляд уверенный, лицо свежевыбритое, улыбка открытая и немного насмешливая. Несмотря на жару, дорогой костюм, белоснежная рубашка и галстук. Вывод: «Вадик – баран!»

Я поднялся навстречу вошедшему. Он приветливо протянул руку.

– Наконец-то появился. Я ждал тебя. Здравствуй.

– Здравствуй. Мне тут про тебя такого «понарассказывали…»

– Ерунда, – махнул рукой, уселся на диван, снял пиджак и ослабил узел на галстуке. Лолита повесила пиджак на спинку стула, а сама уселась рядышком с мужчиной.

– Я почему-то так и думал, что ты сегодня придёшь. Как будто знал, – Игорь рассмеялся. – Что? Говоришь, про меня байки рассказывают? Спился, дела забросил, деньги растранжирил? Так? – и состроил презрительное выражение лица. – В чём-то они правы. В чём-то… А я прав во всём! И в этом разница. Да хватит о… Лучше расскажи, как твои дела обстоят?

Вопросы – ответы…

– Что рассказывать-то? Я только утром в Москву прилетел. Очень удивился тому, что ты с Лолитой… живёшь.

– А что так? – Измайлов прикрыл один глаз.

– Ну, просто не предвидел такой ситуации…

– А… Не предвидел, – опять усмехнулся. – Лолита – очень интересная женщина.

– Угу… Предполагаю. Догадываюсь…

Мы разом посмотрели на хозяйку.

– Догадываешься? И только? – Игорь расстегнул пуговицы на манжетах рубашки и принялся закатывать рукава. Медленно. Мед-лен-но… Один. Другой. Развернул руки тыльной стороной и вытянул в мою сторону.

Шрамы… Шрамчики… Тонкие, тонкие… Как у меня раньше, когда я являлся «возлюбленным Лолы, в данный момент»… Качество порезов такое же, но количество!!!

– Ну, как? – Измайлов раскатал рукава и опустил руки. – Лолита – очень интересная женщина, – резко встал, подошёл к стене и снял с неё гитару, оставленную в своё время ещё Вадимом. Затем, упав вместе с гитарой на диван, ударил по струнам и пропел, вернее даже прочёл, точно стихи:

– Мы осенние листья, нас бурей сорвало… – перестал играть и повернулся ко мне. – Не умею я петь. А жаль. Помнишь, ты эту песню Вертинского в ресторане исполнил?

– Тебя же там не было?

– Неважно. Рассказали… – он отвернулся и замолчал. Потом вновь провел рукой по струнам. – Нас всё гонят и гонят ветров табуны… Ответь мне, Андрей, вот на какой вопрос: Как ты сам себе объясняешь стремление довести до конца то, что сейчас делаешь?

Началось. Да нет, раньше началось…

– Что? – хотя вопрос не то что понял, а словно сам себя и спросил.

– Тебя ведь никто не принуждал насильно меня разыскивать? Ведь нет?

– Меня с самого начала никто, ни к чему не принуждал. Просто, один человек подарил четыре фотографии других людей.

– И всё?

– И всё. Всё… Александр подарил.

– А почему ты его не послал?

– А ты почему не послал? В своё время?

Игорь облокотился на гитару. Обнял её всю. Всю обнял…

– Послал. Вначале…

– Я тоже вначале послал.

– А потом?

– Что потом? Четыре фото, без объяснений: «Что? Как? Зачем?» Просто – четыре фотографии.

Просто – четыре фотографии. Без «Что? Как? Зачем?». Просто…

– Знаешь, почему ты эти фотографии не выбросил? Слово есть хорошее, которое всё объясняет. Азарт. А что? А почему? А зачем? Разве нет? Твой Александр на этом и сыграл. Если бы он объяснил, что к чему, с самого начала, ты бы просто плюнул и выбросил все фотографии. А так… Тебя погубило искушение удовлетворить любопытство.

– Погубило? – почесал за ухом и посмотрел внимательно.

– Ну, может быть, я слишком прямолинейно выразился.

– Да он такой же мой, как и твой.

– Нет. Не такой же… – Игорь удивительно быстро менял настроение. Сейчас настроение его покинуло. Ненадолго. – Кстати, ты кого-нибудь из четверых, кроме меня, уже встречал?

– Да, ещё одного.

– Из любопытства? – с некоторой издёвкой.

– На этот раз, по-видимому, не только, – взял со столика зажигалку и поднёс огонь к сигарете во рту женщины. Получил в ответ благодарность в виде кивка головой. – И с тобой тоже, не только.

– ?

Я не спешил защёлкнуть зажигалку и вместо ответа продолжал разглядывать неритмичное движение огня.

– Деньги…

– ???

– Деньги, деньги. Александр предложил деньги.

– Предложил деньги? – Измайлов недоверчиво приподнял бровь. – И тебе этого хватило?

– Имеешь в виду сумму?

– Я имею в виду мотивацию поступка.

– Видимо, да.

– А какая, если не секрет, была сумма?

– По твоим масштабам, вообще не сумма. По моим… – я поднял вверх правую руку, щёлкнул пальцами, повертел ими, и резко опустил руку на место. – В общем, отработал…

– Отработал? Бабки???

– Бабки, бабки! – и вдруг почувствовал, что на глаза надвигается сплошная красная масса. – Я, по крайней мере, ничего у Александра не просил, и ничем ему не обязан. И ничьё место занимать не собираюсь. Ни твоё, ни тех троих. Любопытство? Не любопытство? Искушение? Не искушение? Не знаю! Ничего не знаю. Знаю только, что мне от Александра ничего не нужно. И от тебя не нужно. В отличие от твоей истории с тем учёным. Поэтому, ты и я – не одно и то же. Понял?!

Последнее слово я произнёс резко, выбросив вперёд туловище. Что я в этот момент чувствовал? Сложный вопрос. Хрен знает, что я чувствовал? Только что «пальцы веером» не распустил. И то хорошо.

Измайлов ничего не ответил, лишь удивлённо посмотрел и, наклонившись над гитарой, что-то замурлыкал под аккомпанемент набора из двух аккордов.

Лолита следила за нашим разговором, точно кошка во время весенних разборок озабоченных котов. Мол: «Посижу, посмотрю, который придурок-кот победит, с тем и пойду…»

Я поостыл. Настолько, что даже замёрз. За окном порвалась плёнка донимавшей целый день жары. На сцену вышел дождь. Вечерний. И вместе с прохладой принёс сквозняк.

Поёжился и поглядел на «кошечку»:

– Лола, прикрой окно, если не трудно. Озяб, что-то.

– Может, заболел? – она встала с дивана и подошла к окну. Превратилась в струну, потянулась грациозно, плавно. Затем перегнулась через подоконник и выбросила вперёд руки, подставив их под барабанящие капли дождя. Мы с Измайловым одновременно заострили внимание на её позе. Долго смотрели…

– Ну что, успокоился? Чего раскричался-то? – голос Игоря был мягким.

– Да сам не знаю. Устал, должно быть.

– Должно быть, – он тоже поднялся и выключил свет, так что в темноте остался виден лишь силуэт стоявшей у открытого окна девушки. – Где остановился в этот раз? Далеко отсюда?

– Пока нигде.

– Значит здесь и отдохнёшь. Мы с Лолой должны сегодня съездить кое-куда, а ты спи, – уселся на место. – Помнишь, как я проверял, где ты живёшь? Друга твоего выслеживал, – опять, в какой уже раз, засмеялся. – Кстати, я Вадика недавно совсем видел. Это ведь он меня с ней познакомил.

– Да я, в общем-то, тоже при этом событии присутствовал.