Текст книги "Прелести"

Прелесть первая
Танец чёрной обезьяны

Глава 1

 
Миша дома –
Крыши нет.
Крыша дома –
Миши нет…
 

Фольклор

– Ну, привет, бродяга-бродяжня. Ты как здесь очутился? Заблудился или времена года попутал? Что ж, заходи, будь как дома, хотя, пожалуй, ты и так дома. Значит, с первым апреля тебя! И меня тоже.

Я в голом виде валялся на кровати, подмигивал солнечному свету, нагло разгуливающему по комнате, и совершенно по-идиотски разговаривал с непонятно откуда взявшимся комаром. Комар непринуждённо насвистывал хорошо знакомую мелодию и с вполне определённым намерением примерялся к моим незащищённым одеялом частям тела. На дворе вот уже четырнадцать часов балдело само от себя первое апреля. Вспомнилось золотое детство, когда я охотно разыгрывал знакомых в этот, как его называли, День Смеха. Сегодня, кажется, природа решила отыграться на мне самом.

Комары в начале весны, возможно, и хорошая примета, но уж больно редкая. К тому же днём.

– Ты ведь ещё и девочка, пожалуй? Ну, что же ты медлишь, певунья? Смелее, смелее. Хочешь, займёмся лёгким сексом с элементами садомазохизма. Сначала ты будешь садистом, я мазохистом, потом, не обессудь, наоборот.

Я аккуратно вытянул левую руку, и комар, немного подумав, присел на неё. Оба добились, чего хотели. Наглый вампирёныш, потоптавшись на месте, запустил хоботок-насос в мою плоть и стал медленно перекрашиваться в цвет крови. Красная краска наполняла до этого бывшее прозрачным хрупкое, тонкое, безжизненное тельце, и комар-комариха на глазах вырастал в сильное чужой силой чудовище. Зрелище захватывающее. В момент, когда, кажется, насекомое вот-вот лопнет от переполнившей его крови, появляется желание прихлопнуть комара и смачно размазать красную жидкость и остатки только что торжествующей жизни ладонью. Искушение сильное. Для какой-либо альтернативы в мыслях и эмоциях просто нет места. Причём так до конца и не понятно, кого мы убиваем – то ли беззащитное насекомое, то ли кровожадного вампира. Уля-ля…

Чью кровушку сосём мы, прежде чем нас прихлопнет такая же потная ладонь?

Алые безответные парадоксы. Два конца одной радуги. Хищная улыбка первого дня апреля. Посмеёмся вместе.

Правой рукой осторожно взял с тумбочки стакан и также осторожно накрыл им наполненное тело комара. Тот, почувствовав неладное, дёрнулся с места, но стеклянная клетка пресекла все попытки к бегству. Перевернул стакан в исходное положение и пристроил сверху листок бумаги. Теперь хищник оказался в ловушке. Удовлетворённый проделанной работой я встал с кровати и перенёс стакан-клетку поближе к свету на подоконник.

– Раз кусаешься, значит, ты баба. У комаров мужики кровью не питаются. Поэтому имя я тебе дам женское, ласковое. Например, Инесса. Или лучше Лолита. Прямо, как у Набокова. Ну что, красивое имя – Лола? Нравится? А чего это ты, подруга, насупилась? Я ей имена придумываю, кровушкой своей отпаиваю, а она насупилась. Обиделась, что ли? Или мне поступить с тобой так, как поступил бы на моём месте любой честный домохозяин? Нет? То-то. Будешь, значит, Лолой. Ло-ло-чкой, – и, слегонца щёлкнув ногтём по краю сосуда, отошёл от окна.

В этой квартирке по улице Саянская я жил ровно неделю. Москва Златоглавая радовала ранней весной и запоздалыми аттракционами неумелых перемен. Сняв за довольно высокую, но, в общем-то, сносную, плату в привокзальном квартирном бюро жилище сроком на один месяц, теперь развращался одиночеством и строил планы на недалёкое будущее. Хозяин квартиры – пожилой мужчина – появился за неделю только раз и больше уже не доставал своим присутствием. Валялся несколько дней подряд до сумерек в постели, смотрел телевизор, а по вечерам бесцельно шлялся по городу. Засыпал, по своему обыкновению, под утро, просыпался часа в два-три дня, короче, отдыхал. Душ, кровать, телевизор, холодильник, плитка, составляли тот необходимый комплект, которого вполне хватало для беззаботного времяпрепровождения, а всё остальное можно было легко приобрести, выйдя из подъезда. Желание общаться с московскими знакомыми отсутствовало полностью, и я не спешил сообщать им о своём местонахождении в столице.

Отойдя от Лолиты, включил телевизор и опять плюхнулся на кровать. Повалялся без удовольствия, затем достал из холодильника бутылку пива и залез под душ. Пиво и вода сделали своё дело – настроение выровнялось.

Лола подчёркнуто сосредоточенно барахталась в стакане с целью обратить на себя внимание. Оторвал от настенного цветка пару зелёных листьев и сунул под бумагу, чтобы девчонке не было так грустно и одиноко. Наконец, расстегнул дорожную сумку и достал атлас мира и чёрный пакет – память об Александре. Всю неделю пакет оставался нетронутым и, разогрев до критической отметки интерес, теперь, наконец, решил с ним разобраться.

Не торопясь, со всех сторон рассмотрел плотную шершавость бумаги, в какую обычно упаковывают фотографии в фотоателье. Затем аккуратно разложил доллары, все в сотенных купюрах, и сосчитал их. Получилась довольно приличная по российским меркам сумма. Отложил баксы в сторону и достал четыре фотокарточки уже знакомых мне «не негров». На обратной стороне каждого фото были нанесены инициалы изображённых на этих карточках людей. Разложил всех в той последовательности, в которой они лежали на столе в купе у Александра, и потёр в задумчивости нос. Ну, что ж, сегодня самый подходящий день – первое апреля. Праздничек. Агата Кристи. Четыре зловещих портрета на фоне тоскующего в стакане комара. Крыша едет, как трамвай, но в нужном направлении.

Я перевернул первое фото:

МЕРЕЖКО ВЛАДИСЛАВ ГЕНРИХОВИЧ, 38 лет.

Худое лицо, выпирающий вперёд подбородок, длинные волосы и главное – очень выразительный взгляд. Ниже подпись – КИЕВ, МОСКВА.

Взял в руки другую фотографию:

ИЗМАЙЛОВ ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ, 35 лет. МОСКВА.

Игорь Сергеевич… Ладно, дальше поехали:

ДАНОВИЧ ЭДУАРД АЛЕКСАНДРОВИЧ – «ХАЗАР», 46 лет. ВОРОНЕЖ, МОСКВА.

Хазар, Хазар… Что-то я о нём слышал.

И, наконец, последняя, четвёртая фотография:

САК ВЛАДИМИР АРТУРОВИЧ, 53 года. КРАСНОЯРСКИЙ КРАЙ.

Всё. Я встал и отошёл к окну. Лола забралась на лист и то ли посапывала, то ли откладывала яйца. За окном тик-такала капель. Тик – капля о подоконник, так – другая вдогонку. Из телевизора каплям вторил поэт Артемьев:

 
– Опять весна пришла, ребята!
Тепло. Растаяли снега.
Мы долго ждали результата,
А в результате – нифига.
 

Так или примерно так. Тик-так, тик-так…

– Лола, гулять пойдём? Хотя какой там гулять, сиди уж лучше на яйцах. Тебе жить-то от силы часа три осталось.

Прошёл на кухню, налил в другой стакан немного воды. Затем вернулся, чуть-чуть капнул в Лолину тюрьму и, преисполненный чувством гордости за свой поступок, начал одеваться.

Было четыре часа дня, когда я вышел из подъезда и направился к дороге. Таксист лихо домчал до метро Новогиреево. Поиски не сломанного телефона-автомата заняли минут пятнадцать. За этот промежуток времени на площади между входом в метро и универмагом мне дважды пытались продать бутылку самодельной, из технического спирта разбавленного водой, «Русской» водки. Причем, по цене значительно ниже государственной. В особенности налегали на последний пункт, соблазняя получить пищевое отравление с последующей ампутацией конечностей по вполне приемлемой цене. Вежливо отказался. Водку больше не предлагали, зато подошла развесёлая девица лет пятидесяти и, косо улыбнувшись, словно хорошему знакомому, доверительно сообщила, что есть кое-что другое, но стоить это другое будет несколько дороже…

Наконец, я нашел то, что искал, и снял трубку.

– Алло?

– Андрюха, ты, что ли?

– Ну, надо же! Сколько, интересно, лет пройти должно, чтобы ты меня по голосу узнавать перестал?

– Откуда звонишь?

– Это место засекречено. Ты сейчас свободен?

– Ну, буду свободен вечером, часов с восьми.

– Хорошо. Встретимся в девять часов возле «Детского мира».

– А ты откуда взялся, давно в Москве?

– Сегодня первое апреля, поэтому ничего не спрашивай, всё равно обману.

– Ладно, до встречи.

– Угу.

Так… До встречи четыре часа. Чем заняться? Постоял, обвёл взглядом окружающую действительность. Действительность меня окружала какая-то безрадостная, можно даже сказать – тоскливая действительность. Хотелось чего-нибудь этакого… Я вновь снял трубку.

– Алло, добрый вечер. Не могли бы Вы позвать Марину Николаевну?

– Да, я слушаю. Кто это?

– Марина, привет! Ты, может быть, помнишь Андрея, который с тобой в одном купе ехал? Ты мне ещё телефон оставила.

– Здравствуй, здравствуй. Обещал на следующий день позвонить, а позвонил когда?

– Виноват, исправлюсь. Чем занимаешься?

– Ничем, сижу дома с Иринкой.

– А кто ещё дома?

– Да никого. Почему спрашиваешь?

– У меня тут странная мысль возникла. Не встретиться ли нам? Возможно, на твоей территории.

Она засмеялась в трубку:

– Ну, приезжай, записывай адрес…

– Лечу.

Через сорок минут я с бутылкой шампанского, и цветами стоял возле квартиры на девятом этаже.

– Привет!

Она была великолепна.

– Привет ещё раз.

– Так, всё правильно. Цветы, шампанское. Ты галантный кавалер. Заходи.

– Можно тебя в щёку поцеловать?

– Можно.

Я дотронулся губами до щеки женщины и «вдруг» понял, что избрал верное направление, когда решал, чем заняться.

Квартира притягивала не роскошью, а своей ухоженностью. В таких квартирах всегда присутствует ощущение расслабляющего уюта. Вспомнил комнаты, в которых доводилось жить мне – в них всегда царил беспорядок. Даже сейчас на Саянской обстановка походила на поле боя или, точнее, поле после боя. Смог бы я когда-нибудь жить вот в такой милой, ухоженной квартире? Вряд ли. Одно из двух. Либо помещение вытолкнет меня, либо само превратится в хаос. Третьего не дано. Пятого тоже. Впрочем, и седьмого, и восьмого, и…

– Ну что ты встал, присаживайся. Рассказывай, как надумал здесь появиться. Есть хочешь?

– Ещё как.

Улыбка:

– Сейчас принесу.

Марина расставила на журнальном столике наскоро приготовленный ужин и достала из серванта фужеры.

– А где дочка? – я только сейчас сообразил, что Ирочки с нами нет.

– Она у бабушки, этажом ниже. Мои родители живут на восьмом.

– Тогда за встречу.

– За встречу.

Мы чокнулись фужерами с шампанским, и этот звук мягко утонул в бархатном воздухе комнаты. Марине было двадцать шесть лет, и год, как она не жила с мужем. Информацией об этом обстоятельстве я владел со времени нашего совместного путешествия в поезде, правда информация была достаточно поверхностной. Мы пили и смотрели друг на друга. У меня возникла мысль, что всё это напоминает встречу давних приятелей, тогда как на самом деле мы не были даже как следует знакомы. Двое суток в одном купе, разговоры мимоходом, и вот теперь молча пьём и глядим друг другу в глаза. С чего бы это? Ладно я. Где у меня искренность, а где театр или даже клоунада, сам порой не могу разобрать, но женщина? Не побоялась ведь пригласить к себе в гости.

– Марина, – я сделал небольшую паузу и разрезал на несколько частей апельсин, – вы здесь с Ирочкой вдвоём живёте?

– Вдвоём, – она взяла дольку и опустила в ротик, – теперь вдвоём.

– А на какие средства существуете? Ты ведь не работаешь, правда? Родители, наверное, помогают?

– И родители. Они у меня неплохие деньги зарабатывают. Да и муж частенько подбрасывает.

– Бывший муж?

– Ну да.

– А он чем занимается? Если не секрет, конечно.

– Какие уж от тебя секреты, – Марина продолжала улыбаться. – Сейчас время такое, что непонятно, кто вообще, чем занимается. Крутится как-то, что-то. Я с ним давненько уже не разговаривала.

– А почему разбежались?

– А почему ты спрашиваешь?

Пожал плечами. Действительно, почему?

– Ну, извини. Ещё выпьешь?

– Мне маленько только.

Пока разливал, затрещал телефон, и хозяйка вышла с ним в соседнюю комнату. Часы показывали без двадцати шесть. До девяти время ещё было, и я, расслабившись, развалился в кресле.

– Почему не ешь? Всё остывает. «Есть хочу, есть хочу», а сам сидит, как жених на смотринах. Торопишься?

– Да нет, – и, оправдываясь, развёл руками.

– А твой приятель, Александр, заезжал к тебе?

В глазах даже не искра интереса, а выжидающая заинтересованность. Та-ак…

– Нет ещё, но, думаю, должен на днях появиться. Что-нибудь ему передать?

– А ты разве больше сюда не придешь?

– Конечно, приду. Ты только позови. Но я к тому спросил, что, может быть, он завтра утром подъедет. Тебе он нужен?

Она выдержала паузу.

– Александр рассказал, что вы с ним очень давно знакомы. Он… – Марина замолчала на секунду, подбирая слова. – Ты знаешь, я разговаривала с Ирой. Она ничего толком объяснить не может, но ты ведь сам всё помнишь. Понимаешь, я почти пять лет пытаюсь что-то сделать. Муж, родители показывали Ирочку разным врачам, но всё безрезультатно. Вроде всё испробовали, всё, что доступно – никаких улучшений. И тогда, в вагоне, я сначала не поняла, а сейчас знаю – она видела. Поэтому я бы хотела встретить Александра, ведь есть какая-то надежда, правда? Когда ты сегодня позвонил, я почему-то поверила, что ты мне поможешь. Я твой звонок всю неделю ждала.

Я смотрел на стену. На стене висел плакат с изображением какого-то голливудского киноактёра с голым торсом и револьвером в руке. Кино-о…

– Думаю, он появится на днях. Я поговорю с ним об Ирине.

– Вы можете приехать к нам вместе. Сюда. Приезжайте, – женщина оживилась. – Он хороший человек. Я так думаю. А вы с ним где познакомились?

– Это было так давно…

Выдохнул воздух и набросился на цыплёнка. Марина наблюдала за тем, как я ем. Улыбалась:

– Ты, кстати, в Москве, где остановился?

– На Саянской, в районе метро Новогиреево.

– У знакомых?

– У тётки двоюродной.

– А Александр знает, где ты сейчас живёшь?

– Разумеется. Он вообще всё знает. Ёкэлэмэнэ…

– Кстати, представляешь, кто звонил? Ты ешь, ешь. Белый – экстрасенс, который с нами в купе ехал, помнишь?

– Ну, ещё бы.

– Тоже про Александра спрашивал.

Я чуть не подавился:

– А ему-то зачем?

– Не знаю. Он телефон оставил. Хочешь, позвони, сам спроси.

Хозяйка протянула листок бумаги с цифрами. Машинально переписал и сунул в карман. Может, пригодится.

– Ты-то что не пьёшь?

– Да я уже пьяная, – она отпила чуть-чуть из фужера с шампанским. – Я тебя не спросила раньше – ты в Москву по делам приехал?

– Ага, – жуя, пробубнил, в сторону куда-то.

– И чем занимаешься?

– Научной работой.

– Нет, я серьёзно, – она неожиданно провела рукой по моей коротко стриженой голове. – Ты не похож на человека науки.

– И на кого же я похож?

– Ты похож на рэкетира, – и убрала руку. – Шучу, конечно.

– Ну и шуточки у тебя. Мне даже страшно стало. Работаю я.

– Александр тоже вместе с тобой трудится?

– Александр – мой сменщик, Марина. Мы в разные смены план перевыполняем.

– Тяжёлая работа-то? – она опять развеселилась.

– Что это такое? Допрос? Я, болван, нахожусь в компании красивой молодой женщины, и всё о делах да о работе, как те лесорубы. У тебя есть музыка? Разреши пригласить даму на танец?

Мы долго, обнявшись, танцевали. Танец выгнал время из затихшей, уютной до истомы в позвоночнике, комнаты, и я наслаждался запахом ласкающих и пугающих моё воображение волос. Животные инстинкты, вырывавшиеся из клетки, одновременно были блокированы какими-то другими, непонятными чувствами и ощущениями и не давали слабевшим рукам прижать сильнее к своему телу ставшее вдруг таким желанным тело женщины. Я не выдержал этой борьбы, прервал танец, поблагодарил Марину и стал прощаться. Она, как-то виновато улыбаясь, проводила до дверей и так стояла, обняв ладонями локти:

– Зайдёшь ещё?

– Зайду.

– С Александром приходите.

– А если один?

– О чём ты, конечно, конечно…

– Ну, пока. До свидания.

– Звони.

Резво выбежал из подъезда и подставил горящее лицо под ушат холодного весеннего воздуха. У-ух. Лучше бы вообще не заходил. Дурит первое апреля. Апрель – апрель. Крутится-вертится шар голубой… Сушите вёсла, я нашёл на карте Турцию.

Глава 2

 
Галя, Галя,
Галя молодая.
Обманули Галю,
Забрали с собою.
 

Украинская народная песня

Без пяти минут девять я находился в районе Лубянской площади. Осиротевшая после известного кича августа 1991 года, когда толпа низвергла грозную статую основателя ВЧК Феликса Дзержинского, площадь ярко освещалась фарами проносящихся мимо многочисленных автомобилей.

Двигаясь по окружности, вскоре оказался у входа в здание «Детского мира», где была назначена встреча с Вадимом – одним из московских украинцев или, наоборот, украинских москвичей, коих после распада СССР обосновалось в столице превеликое множество.

Ровно в 21–00 возле «Детского мира» притормозил тонированный тёмный БМВ, и в открывшееся боковое окно выглянула белокурая мордашка.

– Молодой человек, у вас огонька не найдётся?

– Курящие женщины, по статистике, имитируют оргазм в пять раз чаще, чем некурящие, – глупо пошутил я.

– Хам, – отреагировала мордашка.

Заглянул внутрь салона. За рулём, разумеется, сидел, улыбаясь толстой украинской рожей, мой закадычный дружок Вадик.

– Сибирским кацапам, как бы, типа, привет!

– Привет. Ты давно поднялся? На иномарках солидных разъезжаешь.

– Растём потихоньку. Присаживайся, прокачу.

Открыл заднюю дверь и увидел ещё одну «мадмуазель», отодвигающуюся вглубь и уступающую мне место. Буркнул приветствие и устроился рядом на мягком сидении.

– Куда везти, начальник?

– Ты, вроде, собирался прокатить?

– Ну, тогда по намеченному плану.

Девушка с переднего сидения, та, что просила подкурить, обернулась и, выпустив в потолок струю дыма, произнесла:

– Маргарита, можно просто Марго. А Вы – Андрей, мне Вадик сказал. А вот её зовут Лола.

– Как?

– Лола, – произнесла та, что сидела рядом. – Чему Вы удивились?

– Шо это вы всё на Вы, да на Вы? – нарочно шокая, просипел Вадим, – он парень из Сибири, из глухомани, можно сказать. С ним попроще нужно.

– Да? – проверещала Маргарита, – прямо из Сибири?

– У меня домашнее животное Лолитой зовут, – повернулся я к соседке, – потому и удивился.

– Домашнее животное? Надеюсь, любимое?

– Самое любимое.

– А какое, если не секрет? – это уже белокурая Марго.

– Кровососущее.

– Какое?

– Какое, какое…Сосущее, – загоготал Вадик, – Андрюха мастак на всякие фокусы, он вам понравится. А вы ему, я вижу, уже понравились, – водитель сделал резкий поворот влево.

– Куда это мы направляемся, брат лихой?

– В баню.

– Куда?

– В баню. Ты что, мыться не любишь?

– А они с нами в качестве кого?

– В качестве мочалок, – и Вадим прыснул мелким смехом.

– Сволочь, – дала ему лёгкий подзатыльник Марго, – не городи чушь. Что о нас человек подумает?

– А он уже подумал, – мой приятель не на шутку развеселился. – Или может, лучше не пойдём никуда, грязными останемся?

– Ну, уж нет, – притворно рассердилась Маргарита, – в баню, так в баню.

БМВ притормозил возле трёхэтажного кирпичного здания старой постройки, где «водила» запарковал его во внутреннем дворике.

– Приехали, выгружаемся, – Вадик выключил двигатель, вышел, открыл багажник, вынул оттуда плетёную корзинку с бутылками и скомандовал:

– Девочки, банзай!

«Банзай» они прокричали-пропели втроём хорошо отрепетированным хором.

Дверь с чёрного хода отворил крепкий парень в спортивном костюме. Он поздоровался с Вадимом и пропустил нас в помещение с высокими потолками и кафельным полом.

– Вода в бассейне тёплая? – мой друг состроил серьёзную физиономию.

– Долили горячей недавно, так что нормальная.

– Добро. Пошли, Андрюха. Девочки…

И в унисон два женских голоса:

– Банзай!

В предбаннике номера «люкс» девушки быстренько расставили фужеры, бутылки, закуску и, пока мы располагались за импровизированным столом, нисколько не стесняясь, разделись, открыли дверь в помещение, где находились сауна и бассейн, и, крикнув: «Ну, мы пошли!» – прыгнули в пар.

– Ух, шалавы, – разливая по фужерам водку, буркнул им вслед организатор этого вечера. – Ты же знаешь, Андрюха, я вина там разные да коньяки не люблю, я водочку уважаю, – и, наполнив до краёв сосуды, предназначенные для распития шампанского, поднял свой. – За встречу! Сколько не виделись с последнего раза? Года два?

– Ну, у тебя и дозы.

– Так ведь и душа широкая, – и, хлопнув себя по мощной груди левой рукой, одновременно чокнувшись со мной правой, выпил свой фужер до дна.

Закусили «чем Бог послал».

– Фу, гарна горилка, – с деланным украинским акцентом выдохнул воздух Вадим. – Ну, рассказывай, что за дела привели тебя в столицу?

– Я вижу, дела, что привели тебя сюда лет пять назад, до сих пор назад не отпускают. В Киев-град особо не рвёшься?

Он почесал затылок и надкусил свежий красный помидор.

– Сказать по правде, сначала собирался, ну а сейчас сам видишь, – Вадик развёл руками, – от добра, добра не ищут.

– Из моих пацанов никого не встречал?

– Да, нет, – он пожал плечами. – О тебе тут спрашивали пару раз, но ты, как пропал… Где тебя найдёшь? Рад видеть, Андрюха. Серьёзно, рад. Времена сейчас какие-то… Вроде народу вокруг крутится много, а даже, веришь? Выпить не с кем. Кругом одни … Давай, повторим.

Украинец опять налил по полной. Я почувствовал, как хмель начинает оттягивать струны, и душе уже не хватает обычных тем для беседы. Пока совсем не опьянели, решил поговорить серьёзно:

– Слушай, ты в Москве вертишься, людей разных знаешь. Мне кое о ком информация нужна. Можешь помочь?

– Помогу, коль смогу. О, в рифму!

– Хорошо. Мережко, Измайлов, Данович – его ещё Хазаром кличут. О нём я раньше слышал. Не местный, воронежский, кажется. Из них всех только Измайлов москвич стопроцентный. Знаешь кого?

Вадик задумался:

– Ну, Мережко – режиссёр может быть?

– Нет, не тот. Владислав Генрихович – имя, отчество.

– Не слышал. Ты запиши, а я поспрашиваю. Добро?

– Добро.

Из бассейна прибежали Марго с Лолитой:

– А вы почему одетые сидите? В театре, что ли? – и, выпив понемногу, ускакали назад.

– Андрюха, ты новенькое, что-нибудь записал? Пацаны на днях слушали, кассету затаскали. Хотели с тобой познакомиться.

– Кассета на Саянской в сумке лежит. Подарю потом.

– Я в киосках звукозаписи спрашивал – нет, говорят, такого. Ты под своей фамилией писался?

– Под своей. А насчёт того, что в продаже в Москве нет, так здесь, ты сам знаешь, какую музыку слушают.

Выпили ещё по одной.

– Надо будет за гитарой сгонять, попоём. Почему я сразу не сообразил? – хлопнул себя по лбу украинец. – Ну, ничего. Ещё не вечер. Пошли в сауну, – и, заржав, попытался сострить, – грязь смоем.

Мы разделись и, уже красные от выпитой водки, нырнули в жар парилки…

* * *

Я открыл глаза и увидел чужой потолок. Совершенно чужой потолок и больше ни-че-го. Не было никакого желания смотреть куда-либо ещё, кроме этого белого, с редкими жёлтыми точками, потолка. Ох, где был я вчера… Эти слова из бессмертной песни Высоцкого затёртая пластинка воспроизводила снова и снова, не останавливаясь ни на секунду, в моей больной голове. И ещё видеоряд – баня, водка, водка, баня, какие-то люди, песни под гитару, водка, удалая езда в пьяном виде на автомобиле по ночной Москве, женщины, водка, и далее до бесконечности…

Я пошевелил руками и ногами. Левая рука упёрлась во что-то или в кого-то. Медленно повернул голову и увидел глаза. Открытые глаза, но не свои. Тьфу…

Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Наконец, я первым додумался спросить:

– Ты кто?

– Ло-ли-та, – по слогам произнесли глаза.

– А-а, комариха… – нервно засмеялся я.

– Какая ещё комариха? – удивились глаза.

– Та самая, – и снова уставился в потолок.

Несколько минут держалась пауза, затем Лолита наклонилась надо мной и тихо спросила:

– Андрей, ты что, меня совсем не помнишь?

– Тебя помню. Себя нет.

– Ну, это уже лучше. Это дело поправимое.

«Не комариха» перелезла через мои ноги, подошла голая к окну и раскрыла шторы. Ворвавшееся в комнату солнце больно ударило по глазам и мозгам. Я сделал невероятное усилие и приподнялся на локтях.

– А где Вадим?

– Дома, конечно. Где же ему ещё быть?

– А я где?

– А ты, мой милый, у меня, – девушка села на корточки возле кровати и, прижав подбородок к ладошкам, смотрела, не мигая.

– Принеси попить.

– Может быть, опохмелиться?

– Не знаю. Может и опохмелиться.

Лолита принесла из холодильника банку консервированного пива, которую я с жадностью опустошил.

– Ещё?

– Нет, лучше уж водки. Клин клином вышибают.

Она нашла и водку. Разлила её по рюмкам и выпила первой. Я долго настраивался, затем опрокинул в горло свою, запив апельсиновым соком. Стало легче. Повторил и почувствовал, как клещи, сжимающие голову, постепенно ослабевают, и ясность мыслей возвращается в мой помутившийся разум.

Зазвонил телефон. Лола, повернувшись ко мне спиной, нагнулась и сняла трубку:

– Андрей, Вадик спрашивает, как ты?

– А как он?

– Не очень… – снова заговорила в трубку, потом положила её на место и повернулась в мою сторону. – Сейчас он приедет. Опохмеляться.

– Понял.

Разглядывая её тёмные волосы и еврейские черты лица, я не мог понять – кого она мне напоминает? Персонаж какой пьесы или сказки. Или ещё кого-то.

– Лолита, между нами вчера что-нибудь было?

– А почему бы и нет?

Откинулся головой на подушку. Действительно, почему бы и нет?

Лола, помедлив минуту, улеглась под одеяло рядом и несколько раз провела рукой по «ёжику» на голове. Вот также вчера гладила мои волосы Марина. Вчера, сегодня, сегодня, вчера, завтра, послезавтра, год спустя…Нужно ещё опохмелиться. Я выпил третью рюмку и повернулся к женщине…

Спустя некоторое время, раздался звонок в дверь. «Выздоровевший мужчина» только что вышел из душа и уже облачился в тяжёлый махровый халат, любезно предоставленный хозяйкой дома. Приехал Вадим, соответственно с бутылкой в руке, и с порога начал рассказывать, как ему плохо, как вчера его уговорили выпить море этого дурацкого коньяка, и вот теперь он чувствует себя, что тот шахтёр после выработки рекордной нормы. И к тому же все его бросили. И он целое утро ездил по делам с опухшей головой. И сейчас непременно напьётся, потому как, никто его не любит.

– Никто меня не любит, Лола. Дай за ногу подержаться.

Лола, разумеется, дала. Вадим, дико заржав, схватил её за ляжку, потом повернулся ко мне и, наливая водку, как обычно в огромные фужеры, сообщил, что у него есть кое-какие новости, которые меня заинтересуют, но это потом. А сейчас ухнем.

Ухнули. Он полный фужер, я чуть-чуть. Весельчак закатил глаза, немного посидел в таком положении и как-то сразу раздобрел и засветился.

– Пить, конечно, хорошо. Вот с похмелья болеть плохо, – украинец закурил, сделал несколько затяжек и вдруг, вспомнив что-то, поднял вверх указательный палец. – Лола, у меня к тебе партейное поручение. Там в машине на заднем сидении гитара лежит. Сходила бы ты, принесла.

Когда единственная женщина нашей компании вышла, он затушил окурок и сообщил:

– Есть кое-какая информация, насчёт твоих клиентов. Я не спрашиваю, зачем тебе они, и ты не спрашивай, чего мне это стоило. Короче, слушай. Насчёт Мережко: Кроме режиссёра и ещё двоих, ничего интересного нет. Зато по двум другим… Хазар – личность известная. Из «старой гвардии». Его в Москве уважают. Я знаю, где он в столице появляется, но сейчас его здесь нет. Точно нет. Он куда-то за бугор свалил. То ли в Штаты, то ли во Францию. А вот Измайлов твой в Москве. Я так-то его знал, только не по фамилии. В общем, через пару дней буду знать о нём побольше.

– Это ты сегодня всё пробил?

– Ну так, пока ты дрыхнешь, я дела делаю. Хотя, какие у меня дела? Дела у прокурора, у меня так – делишки, – и Вадик, как обычно, загоготал. – Кстати, тут предлагают работу неплохую. В Донецк надо съездить. Гроши немалые. Как раз по твоему профилю. Так что, если что…

– Подумаю. Ты пока насчёт Измайлова разузнай.

– Разузнаю. Не в первый раз. Может, и мне там что обломится? А? Молчишь? Ладно, ладно, шучу.

Вернулась Лолита. С гитарой. Вчерашний вечер продолжился…

На Саянскую я добрался лишь к ночи и сразу плюхнулся в постель. Отсыпаться. Восстанавливаться.

* * *

Проснулся, как никогда рано – часов в двенадцать дня. И сразу подошёл к подоконнику узнать, как поживает моё домашнее животное. Моё домашнее животное, как ни странно, ещё поживало, вопреки утверждениям учёных о том, что комариный век длиться лишь сутки. Лола похудевшая, прозрачная, но надменно-торжественная, величаво восседала на стенке стакана и никак не реагировала на моё присутствие. Не замечала. Или делала вид, что не замечает.

Я щёлкнул пальцем по стеклу. Лолита вспорхнула в ограниченном пространстве и перелетела на другую стенку. Боже! Как я обрадовался этой встрече. Прильнув глазами к стакану, стоял и восхищённо наблюдал за движениями первого в истории человечества ручного, домашнего комара.

– Ну, как ты тут одна? Исхудала, малышка. Давай, наверное, позавтракаем.

Вода в Лолином жилище испарилась, и на дне корчились увядающие листья растений. Осторожно, чтобы они не поранили моё животное, перевернул стакан вместе с листом бумаги вверх дном и, убрав этот лист, а с ним и растения в сторону, установил сосуд на левую руку.

– Присаживайся, родная. Правда, у меня ещё алкоголь в крови, но, думаю, кровь от этого менее питательной не стала.

Лолита вначале не понимала, чего от неё хотят, но природа взяла своё. Запах и тепло человеческого тела притянули насекомое и заставили заработать гигантскую машину неосознанных действий. «Девочка» оторвалась от стенки стакана и, немного покружив, переместилась на мою плоть. И вновь хоботок, точно маленький отбойный молоточек, сквозь слой кожи начал пробираться к заветной влаге. Лолита пила мою кровь. Пила и наливалась дышащим силой и, в то же время, пугающим красным цветом. Когда тело, ещё недавно такое безжизненное, приобрело вид тёмного багрового овала, я прекратил пир. Вернул стакан на подоконник, брызнул на дно немного воды и накрыл сверху клетчатым тетрадным листком с еле заметными дырками для воздуха.

– Теперь мы с тобой одной крови, девочка. Как Маугли с лесными братьями. Оба в стаканах. И не думай, что мой стакан просторнее и более обитаем. Та же херня, только через лупу. Видимость видимости. Так что, не завидуй. Хочешь заняться сексом, Лолита? Почему бы и нет? Действительно, почему бы и нет? Я буду каждое утро подходить к твоей стеклянной крепости и дарить часть своего экстаза, а ты с нетерпением ждать моего пробуждения и с аппетитом поглощать мои эмоции.

Доброе утро, маленький вампирёныш.

Доброе утро, жадная Лола.