Текст книги "Полководец, Суворову равный, или Минский корсиканец Михаил Скобелев"

Одним из первых проявлений русско-болгарского боевого содружества явилось образование Болгарского ополчения – добровольческой боевой единицы в русской армии. Подготовка к его созданию началась задолго до объявления войны. После подавления Апрельского восстания многие повстанцы скрылись в горах Болгарии или в связи с подготовкой Сербии и Черногории к войне против Турции ушли в Сербию, некоторые через Дунай добрались до Румынии. Но большинство болгарских эмигрантов искало убежища в России.

Ополчение формировалось в составе шести пехотных дружин (трех бригад). Руководили ими наиболее подготовленные офицеры, среди них болгарские, находившиеся на русской службе: подполковник Кесяков, капитан Николаев, поручики Николов, Филов, Гуджиев, Шиваров, подпоручик Кисев и несколько юнкеров Одесского военного училища. Четыре врача также были болгарами – Бонев, Мирков, Вязанков и Панов.

Во главе ополчения был назначен генерал-майор Николай Григорьевич Столетов – высокообразованный, талантливый и храбрый военный, брат известного русского ученого Александра Столетова. Напомним, что с Н. Г. Столетовым Скобелеву довелось познакомиться еще в Красноводске.

А здесь, на Балканах, судьба не раз сводила их в боях.

Генерал Столетов принял деятельное участие в защите болгар во время варварских избиений их турками в 1876 году. Он был свидетелем страданий болгарского народа еще в годы Крымской войны 1853–1856 годов, когда солдатом русской армии находился на болгарской земле у Силистрии, а после отхода русской армии стал очевидцем бегства в Россию многих болгар, которым на их родной земле из-за зверств турок уже не было возможности оставаться. Назначение Столетова командиром болгарских добровольцев сыграло положительную роль в ходе военных действий.

Под руководством русских офицеров и унтер-офицеров проводилась усиленная боевая подготовка ополченцев: особое внимание уделялось обучению стрельбе и штыковой атаке. За короткое время были достигнуты поразительные успехи, особенно если учесть, что среди добровольцев находились юноши 15–16 лет. Вооружались и содержались ополченцы за счет славянских комитетов и штаба действующей армии. Существенную помощь оказывали благотворительные комитеты болгарских обществ.

К началу войны Россия развернула две армии: Дунайскую и Кавказскую. В Дунайскую влилось Болгарское ополчение (более 7 тыс. человек).

17 (29) апреля 1877 года, через неделю после объявления войны, главнокомандующий действующей армией великий князь Николай Николаевич, брат Александра II, издал в Кишиневе приказ, в котором говорилось: «При вверенной мне армии высочайше повелено сформировать болгарское ополчение в составе, на первое время, шести пехотных дружин имеющих организацию отдельных батальонов пятиротного состава и шести при них конных сотен, коим присваивается организация неотдельных казачьих сотен. Дружины называются по номерам: дружина № 1, 2, 3 4, 5 и 6… На сформирование дружин и сотен назначаются офицеры, унтер-офицеры, барабанщики, дружинные горнисты, ротные сигнальщики и нестроевые старших званий из русских и болгар, служащих в русских войсках; остальные чины набираются из охотников (добровольцев. – А.Ш.) болгар. Служба сих чинов в болгарском ополчении считается им за действительную службу в русских войсках со всеми ее последствиями»[49]49
  Цит. по: Русско-турецкая война 1877–1878 гг. / Под ред. И. И. Ростунова. М., 1977. С. 73.


[Закрыть].

Русское командование приняло болгарское наименование батальона и он стал называться дружиной. Последние объединялись в бригады. Ополчение непосредственно подчинялось начальнику штаба действующей армии. Начальник ополчения получил право назначать остальных офицеров и младших командиров. Начальником штаба ополчения являлся подполковник Е. Е. Рынкевич. Командирами бригад были назначены полковники Д. Н. Корсаков, Л. Д. Вяземский и М. П. Толстой (родственник великого русского писателя Л. Н. Толстого) а командирами дружин подполковники К. И. Кесяков, К. Н. Нищенко, П. П. Калитин, майоры М. М. Куртьянов, П. П. Редькин, А. И. Беляев.

С началом войны русское командование изменило взгляды на задачи, возлагаемые на ополчение. Стало ясно, что ополчение будет использовано не для «содействия действующей армии в охране спокойствия и порядка» в болгарских землях, а как регулярное соединение для ведения боев.

6 (18) мая 1877 года в Плоешти ополчению было вручено знамя, сделанное гражданами Самары. Оно было изготовлено из шелка красного, синего и белого цветов с образами славянских первоучителей Кирилла и Мефодия и Богородицы. Вручение знамени происходило в присутствии главнокомандующего действующей русской армией, начальника ополчения и других военачальников. Оно вошло в историю под именем Самарского знамени и стало символом русско-болгарского боевого содружества.

С началом военных действий болгарские ополченцы, вступив на родную землю, стали совершать легендарные ратные подвиги. В Болгарии приступили к формированию еще шести ополченских дружин, или второго ополчения (дружины № 7-12). В качестве основы для создания новых дружин от первого ополчения было выделено шесть рот. На нужды второго ополчения Московский славянский комитет отпустил 124 тыс. рублей. Некоторые дружины второго ополчения участвовали в боях или выполняли иные боевые задачи. Приток добровольцев в ополчение возрастал по мере освобождения болгарских земель русской армией, и к концу войны численность ополчения достигла 12 тыс. человек.

Болгарское ополчение, возникшее благодаря материальной и моральной поддержке Российского государства, сыграло важную роль в ходе освободительной войны. Ополченцы оказались достойными продолжателями дела борцов против турецких поработителей. Вековая болгаро-русская дружба скрепилась кровью. Ополчение стало символом боевого содружества народов России и Болгарии.

Большую помощь русской армии оказывали болгарские разведчики. Еще в 1876 году болгарин на русской службе генерал-майор Иван Кишельский представил командованию свою программу организации разведывательной деятельности с участием обладающих опытом в этом деле болгар. Во многих болгарских населенных пунктах были подобраны люди, которые с помощью голубиной почты, других условных знаков сообщали необходимые сведения руководителям русской разведки. Причем, как правило, болгарские разведчики не брали никакого вознаграждения за свой труд. Когда одного из них – Христо Брычкова спросили, сколько он хочет получить за сведения о передвижении турецких войск, он ответил: «Болгары не работают за деньги, они работают совершенно бескорыстно».

Чтобы развернуть русскую армию на Дунае, пришлось договариваться с Румынией относительно прохода войск через ее территорию. Переговоры по этому вопросу начались в сентябре 1876 года и завершились 4 (16) апреля 1877 года подписанием в Бухаресте конвенции, которая предусматривала обеспечение свободного прохода русских войск через румынскую территорию, использование железных дорог, почты и телеграфа.

Русская Дунайская армия насчитывала 260 тыс. человек (в дальнейшем ее численность довели до 554 тыс. человек). Румыния выставила 58,7 тыс. человек. Против союзных армий выступило около 206 тыс. турецких войск.

Надо отметить, что русская армия по ряду аспектов была лучше подготовлена, чем ее противник. В 60–70 годах XIX века в России проводились крупные военные преобразования. Они осуществлялись по инициативе и под руководством военного министра Д. А. Милютина, который принадлежал к числу выдающихся военных и государственных деятелей России. Реформы в армии и на флоте являлись неотъемлемой частью буржуазных преобразований, начало которым положила отмена крепостного права в 1861 году. Благодаря им увеличилась численность вооруженных сил, армия и флот были оснащены новым оружием и техникой, серьезно улучшилась боевая подготовка войск.

Готовясь к войне, Россия впервые провела мобилизацию, используя преимущества введенной в 1874 году всеобщей воинской повинности. Впервые также переброска войск осуществлялась по железным дорогам.

В турецкой армии после Крымской войны тоже произошли некоторые изменения, но в целом она была далеко не совершенной, хотя и представляла собой значительную силу. Турецкие солдаты (аскеры) показали себя исполнительными и выносливыми воинами. Но войска управлялись плохо. Турецкий генералитет (паши), за исключением нескольких человек, не обладал высокими воинскими качествами.

Вооружением и боеприпасами Турцию обеспечивали западноевропейские страны. Турецкая пехота по сравнению с русской была снабжена гораздо большим количеством патронов и шанцевым инструментом. Турецкие винтовки имели большую дальность стрельбы, чем русские Крик и Карле. Прекрасную по тем временам винтовку Бердана № 2 успели получить лишь некоторые русские части. К сожалению, и русская артиллерия вступила в войну, имея на вооружении бронзовые нарезные орудия, тогда как в турецкую армию Западом уже поставлялись стальные пушки.

Среди русских офицеров, в целом охваченных большим патриотическим порывом, встречались и карьеристы, приехавшие на войну за чинами и наградами. Такие не особенно желали рисковать своей головой. Командным должностям они предпочитали «состояние для поручений» и «в распоряжении». Один состоявший для поручений генерал открыто роптал на свое назначение бригадным командиром как на незаслуженную обиду… Другой, находившийся при штабе полковник испугался, когда ему предложили стрелковый батальон, и уклонился от этого назначения[50]50
  См.: Газенкампф М. А. Мой дневник. 1877–1878. СПб., 1908. С. 121.


[Закрыть].

Парадокс заключался в том, что должности раздавались зачастую не по заслугам и желаниям офицеров, а по их положению в придворных сферах. М. Д. Скобелеву, к которому в окружении царя в то время относились очень прохладно, самостоятельной должности не нашлось. Он был назначен начальником штаба Сводной Кавказской казачьей дивизии, которой командовал его отец. Это назначение ни в коей мере не соответствовало планам молодого генерала, недавно управлявшего огромной областью. «Дураки мы с вами вышли, – говорил он капитану Маслову, оставившему Туркестан вместе со Скобелевым, – что сюда приехали»[51]51
  См.: Верещагин В. В. На войне. М., 1912. С. 16.


[Закрыть].

2

Русские войска сосредотачивались у Дуная. Скобелевы подошли к реке в числе первых, выдержав бомбардировку у Журжева – небольшого прибрежного городка, находившегося наискосок от турецкой крепости Рущук.

Оба генерал-майора невольно привлекали к себе внимание тем, что были очень похожи. У старика генерала Дмитрия Ивановича Скобелева добродушное красноватое лицо, длинная русая седеющая борода. Он был невысок ростом, кряжист, широкоплеч. Голубоватые глаза с хитринкой смотрели добродушно. Речь была грубовата, изобиловала множеством простонародных выражений, в одежде была заметна некоторая неряшливость.

Молодой генерал, его сын Михаил Дмитриевич, был значительно выше старика, строен, изящен, но тип схож: чисто русское простое лицо, с добрым взглядом голубых глаз, золотистая борода расчесанная на две стороны; движения порывисты, говорил так быстро, что трудно было уследить за мыслями. В обращении с подчиненными прост, в каждом слове, в тоне, которым оно произносилось, в движениях чувствовалась душевная доброта.

Кавказская казачья дивизия, наверное, была единственной, во главе штаба которой стоял генерал. Люди в таких воинских чинах в ту войну обычно назначались не менее как начальниками корпусных штабов.

Но Скобелев смотрел на свою новую должность как на средство познакомиться поближе с солдатами. Турки расположились на противоположной стороне Дуная и зорко следили за каждым движением русских. Кавказская казачья дивизия предназначалась для охраны левого берега у Журжева и для прикрытия работ минной флотилии на реке. Кавказские казаки природные воины. В бригаде были и пылкие осетины, и храбрецы-кабардинцы, и пластуны (казаки-кубанцы, несущие службу пешком, как правило, смелые разведчики и отличные стрелки. – А.Ш.), которыми командовал замученный вскоре турками есаул Баштанников. С пластунами Скобелев пускался на всякие хитрости, чтобы беспокоить неприятеля, не давать ему, по возможности, ни минуты отдыха.

На левом берегу появлялись невиданные, словно из-под земли выросшие батареи: это Скобелев и пластуны укрепляли на подпорках снопы соломы, так, чтобы те казались туркам пушками. По ним открывали огонь, расстреливали их гранатами; турки выбегали из укрытий, строились, готовились к отражению неприятеля и, в конце концов, расходились, поняв, что тревога была ложная. Часто беспокоил Скобелев турок тем, что пускал по Дунаю плоты с тлевшими на них угольями. С турецкого берега казалось, что русские начинают переправу. С ожесточением тогда трещали выстрелы, грозные боевые колонны приготовлялись встретить русских, целые ночи проходили в ожидании и лишь к утру разъяснялось, что ожидания были напрасны: русские на левом берегу крепко спали под грохот турецких пушек и треск ружей…

Особенно нравились все эти проделки пластунам, воспитанным на постоянной войне с черкесами.

– Это настоящий… Это – наш! – говорили пластуны про Скобелева.

Они более, чем кто-либо другой, понимали, что «шутки с турком» проделываются неспроста… Благодаря им притуплялась бдительность неприятеля. Турки привыкли к мысли, что с ними шутят, что тревоги ложные, мало обращали внимания на проявление подозрительных предметов на Дунае, и рекогносцировки правого берега производились сравнительно без затруднений и в безопасности.

Михаил Дмитриевич нередко сам отправлялся в разведку, рискуя жизнью. Так, в ночь на 23 мая (4 июня) он с капитанами Масловым и Сахаровым на легкой лодчонке, гребцами которой были пластуны, исследуя дунайский островок Мечка, проплыл под фонарями стоявшего на якоре турецкого судна и по возвращении объявил, что «на острове и следа нет турок».

После этой рекогносцировки повелись работы по заграждению Дуная минами. И начались они именно от островка Мечка, обследованного Скобелевым.

Не одними только «шутками с турком» занимался молодой Скобелев в довольно скучные дни стоянки на Дунае. Часто целые ночи виден был огонек в его палатке. Когда спрашивали, что он делает, оказывалось, что генерал читает… Скобелев все свое свободное время в эти дни, предшествовавшие в начале кампании жарким боям, уделял чтению. Он выписывал массу книг, посвященных разным отраслям военной науки, и внимательно изучал. Поля книг, которые он прочитывал, испещрялись его заметками, ссылками на прочтенные ранее труды.

Генерал иногда очень любил озадачить своего собеседника каким-нибудь несуразным рассказом или проектом. Порой он хотел казаться легкомысленным намеренно. Но в войсках всегда становился деловитым. Когда, во время отсутствия отца, командовал дивизией, быстро заслужил уважение воинов. Свою тоску по командной должности Скобелев выразил довольно искренне: «Вы думаете, что мне легко не иметь права поздороваться с людьми после того, как я водил полки в битву и командовал областью»[52]52
  Цит. по: Кнорринг Н. Н. Указ. соч. С. 76.


[Закрыть].

И все-таки это было не самым важным для Михаила Дмитриевича. Главное – он становился участником великой эпопеи освобождения балканских славян от многовекового турецкого ига.

В эти дни Скобелев усиленно занимался с солдатами боевой подготовкой: старался сблизиться с ними, завоевать авторитет.

Рассказывают такой случай. Едет Скобелев как-то в коляске. Жара невыносимая, солнце жжет нестерпимо. Впереди едва-едва ковыляет солдат, сгибающийся под тяжестью ранца.

– Что, брат, трудно идти? – останавливает его генерал.

– Так точно, ваше превосходительство!

– Ну садись ко мне!..

Солдат совсем в недоумении. Ему кажется, что генерал шутит.

– Садись, тебе говорят! – раздается повелительно. И начинаются расспросы о семье, о деревне.

Солдат выходит из коляски, боготворя Михаила Дмитриевича, рассказ его передается по всему полку, и когда он впоследствии попадает под начало Скобелева, боец уже не только знает, но и любит своего командира.

Раз в Журжеве идет Скобелев по улице – видит, солдат плачет.

– Ах ты баба!.. Чего ревешь-то… Срам!..

Солдат вытягивается.

– Ну, чего ты… Что случилось такое…

Тот мнется.

– Говори, не бойся…

Оказывается, солдат получил письмо из дому. Нужда в семье, корова пала, недоимка одолела – неурожай, голод.

– Так бы и говорил, а не плакал. Ты грамотный?

– Точно так-с.

– И писать умеешь?

– Умею.

– Вот тебе пятьдесят рублей, пошли сегодня же домой, слышишь… Тебе скажут, как это сделать. Да квитанцию принеси ко мне[53]53
  См.: Скобелев: Личные воспоминания и впечатления В. И. Немировича-Данченко. СПб., 1882. С. 31.


[Закрыть].

Наступление русской армии на Балканском театре военных действий планировалось с форсирования Дуная у Зимницы (Зимнича).

Грязноватый придунайский городок Зимница населяли румыны, валахи, молдаване. Кто мог, тот подальше прятался в дома, в погреба, а нет их, так старался совсем уйти с берега этой великой славянской реки, разделявшей русских от турок и постоянно оглашаемой громом пушечных выстрелов.

За Зимницей раскинулся лагерь. На огромном поле правильными рядами белели палатки, в которых размещались войска.

В Зимницу примчался находившийся «не у дел» генерал-майор М. Д. Скобелев. Не повезло Михаилу Дмитриевичу на Дунае. Сводная Кавказская казачья дивизия была расформирована, отца отозвали в расположение главнокомандующего действующей армией.

Скобелев-сын действительно остался не у дел и примкнул на свой страх и риск к 14-й стрелковой дивизии генерал-майора М. И. Драгомирова, с которым был дружен.

Во время прежних войн России против Турции ее войскам приходилось свыше тридцати раз преодолевать этот водный рубеж. Тогда большую помощь сухопутным войскам оказывал военно-морской флот, который защищал черноморское побережье России от ударов противника, содействовал наступлению левого фланга армии при операциях на Балканском полуострове в районе четырехугольника турецких крепостей. С конца XVIII века до 1856 года России принадлежало устье Дуная, где находилась Дунайская речная флотилия, позволявшая контролировать нижнее течение реки, буксировать суда с десантами войск, перевозить материалы для наводки мостов, обеспечивать переправу через Дунай как в тактическом, так и в инженерном отношении. В 1877 году таких преимуществ уже не было. После поражения в Крымской войне Россия утратила Южную Бессарабию с устьем Дуная и лишилась возможности содержать Дунайскую речную флотилию. Правда, с отменой ограничительных условий Парижского трактата была развернута энергичная деятельность по воссозданию Черноморского флота. Но, конечно, в короткий срок решить столь сложную проблему было невозможно[54]54
  См.: Русско-турецкая война 1877–1878 гг. С. 84.


[Закрыть].

Началась трудная борьба за господство на Дунае. Необходимо было уничтожить речную флотилию турок или, по крайней мере, парализовать ее активность.

Русское верховное командование решило путем постановки минных заграждений в устье Дуная не допустить прохода турецких кораблей в реку со стороны Черного моря. Планировалось с помощью мин изолировать отдельные отряды турецкой флотилии и при поддержке береговых батарей уничтожить их.

Началась постройка батарей на Дунае, которые старались замаскировать так, чтобы неприятель никак не мог к ним пристреляться. Скобелев вечером выезжал к саперным командам, сооружавшим земляные насыпи, и только утром возвращался оттуда. Раз как-то солдаты заленились или устали, а укрепления батареи необходимо было закончить к утру.

– Хорошо, если бы оттуда так, сдуру, стрелять начали, – показал Скобелев на турецкий берег.

– А что?

– Посмотрели бы, как живо двинулась бы работа! С лихорадочной поспешностью стали бы строить!

Не успел он закончить своей фразы, как с той стороны послышался гулкий удар дальнобойного орудия, и скоро граната разорвалась около батареи. Лопаты саперов заработали гораздо быстрее. Солдаты торопливо начали набрасывать землю, заканчивая бруствер. «Это всегда помогает!» – обернулся Скобелев к сопровождавшим лицам.

– Когда вы спите? – спрашивают как-то у него.

– Я могу сутки спать не просыпаясь и могу трое суток работать не зная сна…

Средством активной борьбы с противником на Дунае являлись шесть минных катеров. Самыми быстрыми и крупными были металлические катера «Шутка» и «Мина», имевшие скорость 14–16 узлов. Остальные давали по течению 6 узлов, против течения – 2–3 узла. Ни один не имел артиллерийского вооружения и брони. Оснащались они шестовыми минами, а быстроходные катера, помимо шестовых, еще буксируемыми минами-крылатками. На каждом катере было 8 мин. Заряд мины состоял из 2,5 пуда пороха. При атаке катер подходил вплотную к неприятельскому судну и ударял его шестовой миной или подводил под днище буксируемую мину. Минная атака требовала от экипажа большого мужества[55]55
  См.: Там же. С. 88–89.


[Закрыть].

Попытки турок воспрепятствовать постановке минных заграждений отражались огнем батарей и атаками минных катеров. Так, 8 (20) июня противник выслал вооруженный пароход, который открыл по русским минерам сильный орудийный огонь. Командир русского отряда катеров капитан первого ранга М. Д. Новиков дал сигнал «Шутке» атаковать его. Катером командовал лейтенант Н. И. Скрыдлов. В качестве добровольца помощника минера на нем находился знаменитый русский художник В. В. Верещагин. Завязался упорный бой. Русские моряки проявили огромное мужество. И хотя им не удалось уничтожить пароход противника, они дали возможность минерам закончить постановку заграждений.

Для прикрытия смелой атаки миноноски «Шутки» назначен был батальон из знаменитой впоследствии 4-й стрелковой бригады, которую Скобелев прозвал «железной». Когда батальон выстроили – командир обратился к солдатам:

– Добровольцы вперед!

Весь батальон как по команде шагнул вперед.

– Это лучше! – заметил генерал. – По-моему, никаких добровольцев быть не должно. – И впоследствии Михаил Дмитриевич очень редко, в самых исключительных случаях, прибегал к помощи добровольцев.

– Рискованное дело должно быть праздником для военного, – говорил он.

Зачастую Скобелев с пластунами садился в лодки, переправлялся ночью на правый берег Дуная и, ежеминутно рискуя попасться в руки турок, производил тщательную разведку местности. Во время таких опасных предприятий Михаил Дмитриевич чувствовал себя вполне счастливым. От его красивой, величественной фигуры веяло жизнью, силой, энергией, отвагой. Без дела же он скучал, был нервным, раздражительным. Когда русские моряки стали устраивать минные заграждения (погружали в воду торпеды) у Парапана, в 15 километрах от Журжево, с целью воспрепятствовать турецким пароходам двигаться по Дунаю, Скобелев взялся руководить действиями особого отряда, который был назначен их охранять.

8 (20) июня во время этих работ три русских минных баркаса были повреждены турецкими выстрелами. Заметив критическое положение моряков, Скобелев вместе с капитаном Сахаровым бросился в лодку и оказал помощь гибнувшим баркасам.

Не раз Скобелев пытался верхом на лошади переплыть на противоположный берег широкой реки. «Миша, утонешь! Воротись, Миша, утонешь!» – кричал в таких случаях отец его, Дмитрий Иванович, стоя на берегу и с беспокойством смотря на отважного сына, державшегося в воде за гриву плывшей лошади. Но Михаил Дмитриевич все ближе приближался к противоположному берегу и наконец переплыл Дунай.

– Неужели вы не боитесь, – обратился к нему новичок в военном деле, дипломат.

– Видите ли, душенька, вы имеете право быть трусом, солдат – может быть трусом, офицеру, ничем не командующему, инстинкты самосохранения извинительны, ну, а от ротного командира и выше трусам нет никакого оправдания… Генерал – трус, по-моему, анахронизм, и чем менее такие анахронизмы терпимы, тем лучше. Я не требую, чтобы каждый был безумно храбрым, чтобы он приходил в энтузиазм от ружейного огня. Это глупо. Мне нужно только, чтобы всякий исполнял свою обязанность в бою[56]56
  См.: Соколов А. Белый генерал: Русский народный герой Михаил Дмитриевич Скобелев 2-й. СПб., 1888. С. 28–29.


[Закрыть].

К середине июня удалось заминировать участок главной переправы с обоих флангов. Суда противника ушли под защиту батареи крепости Рущук. Они не рисковали больше появляться в этом районе.

Несмотря на неравенство в силах, умелое использование минного оружия позволило русским морякам овладеть рекой. Это создало выгодную обстановку для форсирования Дуная. В тех условиях мина явилась единственно доступным и мощным оборонительным и наступательным средством. Английские морские специалисты были уверены в безусловном превосходстве турецких морских сил над русскими, считая, что русские корабли, в лучшем случае, смогут сыграть некоторую роль в защите своих баз и берегов. Но флотилия русских минных катеров парализовала действия созданной еще в мирное время сильной речной флотилии противника.

Важным элементом подготовки форсирования Дуная являлось планирование переправы главных сил. Было решено сначала переправить передовой отряд с входящей в него усиленной 14-й стрелковой дивизией под командованием ее начальника генерал-майора М. И. Драгомирова. Для переброски выделялось 4 понтонных батальона, парк парусиновых понтонов, команда моряков – 344 человека и сотня уральских казаков, искусных гребцов и пловцов[57]57
  См.: Неговский И. И. Краткий очерк переправы через Дунай у Зимницы 15 июня 1877 г. Киев, 1902. С. 9.


[Закрыть].

Переправа отряда планировалась в семь рейсов. Очередность устанавливалась специальной инструкцией, приложенной к приказу М. И. Драгомирова. На один рейс, включая выброску десанта и возвращение понтонов, отводилось два часа. В каждом эшелоне должно было переправляться по 12 рот, 60 казаков и 8 орудий.

Чтобы запутать противника, русское командование весьма широко и умело применяло дезинформацию. Например, чтобы отвлечь внимание турок от направления главного удара в ночь на 10 (22) июня 1877 года, в районе Галаца начал форсирование Дуная Нижнедунайский отряд (14-й армейский корпус) генерала А. Е. Циммермана. Попытка противника не допустить выхода русских войск на правый берег Дуная закончилась неудачей.

Истинный пункт переправы был известен очень ограниченному кругу лиц – главнокомандующему, его начальнику штаба, командиру десантного отряда. Даже царю о нем доложили только вечером 14 (26) июня, т. е. за несколько часов до начала операции. Штаб главнокомандующего преднамеренно уехал в сторону от пункта форсирования. Войска подошли к Зимнице напротив Систово лишь в ночь на 14 (26) июня, тщательно соблюдая маскировку. Район сосредоточения охранялся казаками.

Корреспондент газеты «Новое время» В. Буренин писал в дневнике: «Переправа у Систово была приведена в исполнение столь внезапно и неожиданно, что ее свидетелями оказались лишь войска, бывшие в деле. Не только турки не ожидали ее здесь, но и никто не ожидал. Даже для высших лиц в армии, говорят, она была сюрпризом… даже корреспонденты на этот раз были обмануты и прозевали главную переправу»[58]58
  РГВИА, ф. 485, оп. 1, д. 376, л. 1.


[Закрыть].

Предназначенные для ведения наступления четыре корпуса русской армии – 8, 9, 12 и 13-й сосредоточилось в районе севернее и северо-западнее Зимницы. Передовой отряд располагался у Зимницы в готовности к переправе.

В полночь с 14 (26) на 15 (27) июня приступили к посадке на понтоны войск первого эшелона. Около 2 часов 15 (27) июня началась переправа. Тихо, без малейшего шума выдвигался из Зимницы волынский полк. Впереди его к берегу проскользнули пластуны. Вдруг загремела невдалеке канонада. Это русская батарея открыла огонь по крепости Никополь. Турки, ожидавшие переправы здесь, начали отвечать из своих орудий русским, но систовские батареи молчали. Все внимание здешних турок отвлечено было к Никополю.

А между тем по Дунаю, огибая второй, близкий к левому берегу остров – Адду, плыли уже понтоны. Их сносило быстрое течение, но гребцы напрягали все усилия и старались попасть точно в то место, которое определил распоряжавшийся переправой генерал Драгомиров.

Не одно сердце в эти мгновения тревожно билось, не одна рука машинально творила крестное знамение, а высохшие от волнения губы шептали молитву.

Генерал М. И. Драгомиров с великим князем Николаем Николаевичем-младшим, М. Д. Скобелевым и всей свитой стояли на берегу, с лихорадочным напряжением вглядываясь в покрытую ночным мраком даль правого берега. Прошло уже более часа как отплыл первый эшелон.

Вдруг глушенный далью треск ружейного выстрела, за ним послышались другой, третий и ярким пламенем вспыхнул на правом берегу соломенный сигнальный сноп. Словно электрическая искра пробежала по всем, кто был в эти минуты около Драгомирова.

– Началось! Господи, помоги нам! – пронесся тихий, как вздох, шепот.

На правом берегу разгорался бой. Светящимися точками вспыхивали линии залповых выстрелов. Загрохотали батареи противника. Оставляя огненный след, то и дело взвивались над Дунаем турецкие снаряды. Таиться более было нечего. Заговорили и русские пушки на левом берегу. Теперь снаряды так и крестили воздух. Положение переправившихся войск стало очень тяжелым. Требовалась срочная поддержка.

Прибывший в район переправы командир 8-го корпуса генерал-лейтенант Ф. Ф. Радецкий приказал переправлять остальные части отряда Драгомирова не полными эшелонами, а поротно, по мере возвращения понтонов. Место высадки войск было перенесено на два километра по реке (против устья Текир-Дере). Это ускорило переправу и обеспечило быструю поддержку первому эшелону.

Тем временем к месту переправы подходили турецкие войска от Вардама и Систово.

Скобелев отправился на тот берег после второго рейса русских лодок вместе с М. И. Драгомировым, штабом дивизии и адъютантами.

Едва отчалили, как лодку начали осыпать пулями со всех сторон. Но попадали то в воду, то в борт лодки, а люди оставались невредимы.

После высадки на турецком берегу в утреннем тумане и дыму трудно было что-либо ясно разглядеть, и генерал Драгомиров сказал:

– Ничего не разберешь, лезут, лезут!

Скобелев находился рядом с ним. В раздумье и молча глядел М. И. Драгомиров; тоска начинала его мучить. Тут как раз раздается голос Скобелева:

– Ну, Михаил Иванович, поздравляю!

Генерал на него взглянул с удивлением и видит, что лицо Скобелева горит каким-то особенным выражением не то радости, не то страсти.

– С чем? – спросил Драгомиров.

– С победой! Твои молодцы одолели…

– Где, где ты это видишь?

– Где? На роже у солдата. Гляди-ка на эту рожу! А? Такая у него рожа только тогда, когда супостата одолел, вишь, как прет, любо смотреть.

Генерал Драгомиров перестал глядеть на общую картину и думать: толково или бестолково лезут его солдатики вперед; он подчинился слову Скобелева, взглянул и прочел победу на лице русского солдата[59]59
  См.: Скобелев. Указ. соч. В. И. Немировича-Данченко. С. 32–33.


[Закрыть].

Около 10 часов утра турки отступили всюду. Дело могло считаться блистательно оконченным. Четвертая стрелковая бригада и вторая бригада 14-й пехотной дивизии овладели уже главными высотами.

– Не пора ли остановить солдатиков? – говорит Скобелев Драгомирову.

– Пора-то пора, да некого послать! Все ординарцы в расходе.

– Хочешь – я пойду? – говорит Скобелев.

– Сделай милость, я тебе в ножки поклонюсь!

Скобелев отправился. Это был первый его подвиг за Дунаем. В белом кителе пошел он тихой походкой в самый жар сражения: слева – русские стрелки в виноградниках, а справа – жарят с высоты турки. Он идет, подходит к стрелкам, останавливается с одним поговорить, с другим, дальше идет, и таким манером везде один; открыто и тихими шагами он обошел все войска, передавая приказания генерала Драгомирова. Вытягивавшимся перед ним офицерам он пожимал руки, расспрашивал о высадке, о первых моментах боя, и вслед ему неслось восторженное, радостное «ура» солдат, увидавших около себя героя, о котором шел слух по всей России.