Текст книги "Полководец, Суворову равный, или Минский корсиканец Михаил Скобелев"

Траншеи и ложементы были взяты одним натиском.

– Сюда, молодцы! – слышен голос Скобелева. – Здесь они, враги, здесь! За мной, одним ударом возьмем!

Вот генерал уже у редута. Из-за камней видны смуглые, словно выкрашенные, лица арабов, горбоносые, с хищным взглядом турки. Огонь с редута ослабел. Теперь уже не до стрельбы. Воины Османа штыком готовы встретить удар русских.

Какой-то мулла в зеленой чалме выскочил на бруствер и бешено шлет проклятия.

– Алла, алла! – разливается повсюду с валов.

Скобелев уже на краю рва и все еще на своей белой лошади.

– Еще усилие, за мной ребята! – кричит он.

Миг, и генерала уже не видно. Он вместе с конем скатился в ров. Вслед за ним влились живою волной его богатыри. Скобелев высвободился из-под убитой лошади и впереди кучки храбрецов кинулся на насыпь. Теперь его узнать нельзя. Он весь покрыт грязью, облепившей его, вместо лица что-то черное, бешеное. Скобелев хрипло кричит. Вот он уже на насыпи. Там взгромыхнуло орудие и напоследок выбросило картечь почти в упор в живую массу. Это был последний выстрел. В редуте закипел штыковой бой. Скобелев впереди. Какой-то турок размахнулся было штыком, чтобы поразить генерала. Скобелев и не видел, какая опасность грозит ему. Соседний солдат страшным ударом отбил штык. Михаил Дмитриевич даже и не заметил, кто спас его. Было не до того. Он все еще впереди. Редут почти пройден, победители штыками вышвыривали его последних защитников.

В рукопашном бою у солдат внезапно появилось сознание безмерной ценности своего командира, которого нужно охранять как символ, как знамя, и – редкий случай – во время жаркой рукопашной схватки солдаты и офицеры окружили Скобелева, умоляя его уйти из опасного места. Тяжелораненый майор Либавского полка тащил Скобелева за ногу, его посадили на лошадь насильно и вывели из редута.

Громкое, победное «ура» потрясло воздух. В 16 часов 30 минут Каванлык, самый сильный из двух редутов, перешел в руки русских. Часть турок убрались к своему лагерю под Плевну, остальные запрятались в крытую траншею.

Скобелев и сам сознавал, что здесь, на поле битвы, он более не нужен – есть дело поважнее. Необходимо во что бы то ни стало подкрепить истомленных воинов, но резервов уже не существовало, оставалось только одно – собрать разбросанные по лощинам остатки батальонов и выслать их на занятый редут.

После М. Д. Скобелева принял командование в редуте генерал В. М. Добровольский – герой Ловчи. Через полчаса турки попробовали было отбить редут, но победители огнем заставили их оставить попытки. При этом Добровольский был смертельно ранен и начальство перешло к В. А. Тебякину.

В 18 часов, после того как Скобелев прислал собранные со всех частей чуть ли не по одному солдату подкрепления, суздальцы и либавцы под начальством подполковника Мосцевого через крытую траншею ворвались в редут Иса-Ага и овладели им.

Путь к Плевне был открыт. Высшее командование могло произвести перегруппировку сил и овладеть городом. Но оно этого не сделало, полагая, что штурм окончился неудачей.

8

31 августа (12 сентября) на правом фланге и в центре активных действий не велось. Правда, турки предприняли одну атаку на Гривицкий редут № 1, но она была отбита.

Осман-паша, учитывая опасность, которую создало для Плевны наступление Скобелева, решил направить против его отряда крупные силы. Выполнению замысла противника способствовала бездеятельность союзного командования. С утра на Скобелевских редутах начались ожесточенные бои.

Для защиты редутов Скобелев мог прислать только две с половиной сводные роты Владимирского полка под командой майора Горталова и взвод артиллерии, который привел в редуты раненный в щеку капитан Васильев.

Вскоре редут Каванлык, где находился майор Горталов, посетил Скобелев.

Молча въехал он в редут, сошел с коня, вышел на бруствер и пытливо оглядел окрестности.

Спасибо, ребята, за службу! – тихо благодарил он потом солдат, – потрудились вы честно. Орлами налетели, видел я, как дрались вы. Львы! Я счастлив, что командую такими молодцами… Устали?

– Устали, ваше превосходительство!

– Отдыхайте. Полдела сделали. Теперь удержаться нужно.

– Удержимся… резервов бы маленько!

– Вы останетесь комендантом редута! – распорядился М. Д. Скобелев, обращаясь к майору Ф. М. Горталову, – могу я рассчитывать на вас? Тут нужно удержаться, во что бы то ни стало. Подкреплений, может быть, и не будет. Дайте мне слово, что вы не оставите редута. Это сердце неприятельской позиции.

Горталов поднял руку, как бы присягая:

– Порукою моя честь! Живой не уйду отсюда!

Генерал обнял и поцеловал героя.

– Спаси вас, Бог! Помните, ребята, подкреплений не будет! Еще раз говорю, рассчитывайте только на самих себя! Прощайте, господа!

Отъехав с километр, генерал обернулся на редут. Весь он казался на высоте. Два знамени его в солнечных лучах гордо реяли над серыми камнями. Клубившийся внизу туман не успел еще окутать их своею непроницаемой дымкою.

– На смерть обреченные! – печально прошептал генерал, прощаясь с лучшими из своих сподвижников.

Ночь прошла для горталовского редута спокойно, но зато, едва забрезжил рассвет, начались бешеные атаки турок. Впереди редутов со стороны Плевны словно живое кровавое море плескалось: Осман-паша выбрасывал на редуты табор за табором. Но атаки отбивались каждый раз. Казалось, на редуте находились не воины, а какие-то сверхъестественные существа. Для них не существовало ни усталости, ни смерти. Их громили с трех сторон; они то отбивались ружейным огнем, то кидались в неистовые атаки. Но держаться было невозможно. Каждая отбитая атака только отсрочивала роковой момент.

Горталов уже приготовился к нему. Вдруг невдалеке послышалось неровное, слабое «ура»… Сперва в редуте подумали, что это ошибка, галлюцинация, но нет! «Ура» звучит все ближе и ближе, слышна музыка.

– Братцы, родимые! – закричал Горталов. – Держись, ради Бога, подмога идет, наши близко.

А турки уже были у самого бруствера, и прямо в лицо им так и брякнуло «ура». Ободрившиеся горталовцы встретили неприятеля штыками. Еще раз была отбита атака.

Откуда же пришли эти подкрепления? Ведь Осман-паша всеми силами стремился удержать Радишевский отряд, который спешил на помощь зеленогорцам. И в этот день послал Осман таборы. Удар пришлось принять слабому отряду полковника К. В. Эрна, оберегавшему правый фланг зеленогорцев от обхода. Эрн не только принял и выдержал его, но еще перешел сам в наступление. Осман-паша выслал новые силы, и бой разгорелся.

У Скобелева не было под рукой ни одного свободного солдата. На третий гребень с остервенением лезли турки из Кришина. Их отбрасывали только ружейным и артиллерийским огнем, но оставить гребень без защитников было невозможно. Тогда Скобелев спешил сотню донцев и послал их против турок, наседавших на отряд К. В. Эрна. Турки были отбиты и отогнаны к своим подкреплениям. Но тут генерал получил от Горталова уведомление, что далее держаться тот не в состоянии и турки готовят атаку решительную, массовую. Мало того, Горталов уведомил, что среди его солдат, истомленных, измученных, голодных, может начаться паника и они бросят редут, если только не будут ободрены хотя бы незначительной поддержкой.

Михаил Дмитриевич все еще не терял надежды, что князю А. К. Имеретинскому удастся выпросить в главном штабе подкрепление, и опять решился на риск, который помог ему накануне овладеть редутами.

Неистово пришпоривая коня, он помчался сам к горталовцам и, едва миновал третий гребень, как увидел солдат, отходивших уже с редута.

– Это что? Кто уходит?! – полетел он на них. – Роты, стой! Стройся! Присягу забыли, знамя бросили, командира оставили…

Солдаты остановились как вкопанные. Скобелев был страшен. Его красивое лицо так и горело яростным гневом. Его даже перекосило, губы искривились, глаза выходили из орбит. Пальто, распахнутое во время бешеной скачки, было залеплено грязью, белый чехол на фуражке превратился в серый, белый конь стал грязно-бурым. Но, генерал по-прежнему казался обаятельным, и солдаты, заслышав его голос, вдруг стали, как будто перед ними выросла преграда, которую нельзя ни обойти, ни перешагнуть.

Из Кришина турки заметили большую толпу людей. В Скобелева и покорно построившихся солдат, противно шипя и посвистывая на лету, посыпались турецкие гранаты.

– Стройся! Ружья к ноге! На плечо! – раздавались под этот свист команды.

Михаил Дмитриевич тренировал слабонервных защитников редута. Словно на плацу маршировали в овраге наскоро собранные из беглецов роты. Откуда-то явилось несколько музыкантов. Нестройно, но все-таки по привычке довольно складно заиграли трубы.

Так продолжалось несколько минут. И как заметно изменились солдатские лица! От недавнего угнетения не осталось и следа, нервное возбуждение, доведшее их только что до оставления редута, как рукой сняло. Опять они стали прежними скобелевцами – богатырями духа, способными побеждать всякого врага.

Генерал заметил это.

– Роты, направо кругом! – раздалась команда.

Стройно, как на учении, а не под выстрелами, повернулись люди и в ногу, сохраняя строй, не торопясь, тронулись обратно к холму, с которого они только что ушли.

Скобелев довел их почти до самого редута и отправил случайно собранных им людей в кипевший бой.

С помощью неожиданного подкрепления отбита была еще одна атака турок. Скобелев в это время находился уже у Тученицы, где Эрн мужественно отбивался от врагов. Русские полевые пушки замолкли. Враги надвигались сплошной стеной, и ничем и некому было отогнать их. Маленькому отряду грозило полное уничтожение.

Скобелев вихрем пролетел по полю битвы. Поблизости оказались каким-то образом забытые и еще свежие роты либавцев. Не разбирая, как и почему они остались незамеченными, генерал повел их в бой и бросил на врага как раз тогда, когда тот менее всего ожидал удара.

Как и всегда при неожиданных натисках, турки смешались и подались назад. Либавцы смело бросились в их гущу и штыками заставили ретироваться в свои укрепления.

Здесь скобелевцы имели успех, но для редута, обороняемого горталовцами, сочтены были последние минуты.

Отбитые атаки, однако, ободрили удальцов и утомили воинов Османа. Наступило затишье, если только можно считать затишьем такие минуты, когда турки не кидались на приступ, а ограничивались только обстрелом занятых русских редутов. Воспользовавшись этим, Скобелев послал горталовцам единственное подкрепление, которое он только и мог дать им. Людей у него не было – «белый генерал» послал пушки и к ним снаряды. Орудия привел в редуты капитан А. Н. Куропаткин, начальник его штаба. Как ободрились защитники редутов, увидя пушки и Куропаткина. Встретили их радостным «ура», которое как бы было залогом победы.

Недаром же Скобелев прислал Куропаткина! Ведь, в сущности, Плевна уже взята. Если только удержаться на этих редутах, Осман-паша должен уйти. Ему нельзя оставаться в Плевне, открытой русским войскам. Посланец Скобелева хорунжий Дукмасов, отправленный несколько ранее прибывших орудий, прочел по приказанию генерала телеграмму князя Имеретинского, в которой тот сообщал, что никаких подкреплений не будет. Этой телеграмме на горталовских редутах не поверили. Там знали, что на Систовской дороге за Гривицей стоят свежие, еще не бывшие в деле полки. И радостное сознание блестяще одержанной победы поднимало дух горталовцев.

А вокруг них был ад. По редутам били турецкие пушки из пяти пунктов. Отдельных выстрелов уже невозможно было различить – они слились в один гул. Густевшие облака порохового дыма носились в сыром воздухе. Ни картечи, ни гранат не было слышно.

Вдруг громовой по силе удар потряс воздух. Словно тысячи ружей и сотни пушек дали сразу все вместе залп. Огромный столб порохового дыма взвился над редутами. Турецкие таборы, подходившие из лагерей для новой атаки, отпрянули, пораженные этим ударом.

Свершилось нечто грозное, совсем не предвиденное. Турецкий снаряд, пущенный с Кришина, случайно срезал гребень траверса и ударился в крышку зарядного ящика. Произошел мощный взрыв. Все, что было поблизости: ящики, подбитые орудия, живые люди, трупы, камни – полетело в воздух. Кто стоял у бруствера, тот как подкошенный упал на землю. Генерал В. А. Тебякин был убит. Капитан А. Н. Куропаткин, опаленный, контуженный, только благодаря нечеловеческим усилиям воли удержался на ногах.

Вокруг образовались груды новых тел, орудий, те, что радостно были встречены на редутах; они были исковерканы. А кругом так и завывали турецкие сигнальные рожки, раздавались крики опомнившихся и сплошной стеною шедших в атаку турок.

Ошеломленные, пораженные, не двигаясь, стояли на своих местах уцелевшие бойцы. Вряд ли понимали они в эти трагические мгновения, что с ними: живут еще или уже смерть настигла их.

И вдруг словно электрической искрой пролетела весть – Скобелев на редутах!

И здесь, в эту страшную минуту, «белый генерал» не оставил своих воинов. Они чувствовали его присутствие, и проходило смятение.

Враги, воспользовавшись этой минутой, с трех сторон двинулись на редуты. Особенно яростным был их натиск на горталовский редут Каванлык. Турки с веселым гиканьем неслись к холму, но опять ошиблись в своих надеждах на победу.

Скобелев успел восстановить порядок на втором редуте, где держался со своими суздальцами полковник Мосцевой. Горталовцы пришли в себя, когда узнали о прибытии «белого генерала».

И эта атака турок была отбита, как предыдущие. Снова надежда на победу окрылила обреченных на смерть.

Распространилось новое радостное известие: в Плевне показался турецкий обоз, готовый в путь. Осман-паша уходил из города. Но перед уходом турецкий полководец решился на последнюю попытку. В четыре часа пополудни он двинул на многострадальные редуты все таборы.

Уже не живое море, а океан двигался на редуты. Турки шли грозными колоннами. Куда только хватал глаз, краснели турецкие фески. Массы двигались без возгласов, без выстрелов, колыхаясь и неудержимо стремясь вперед. Между линиями пехоты видны были конные черкесы.

В пятый раз с утра этого дня русские герои видели надвигавшиеся на них массы турок. Они уже привыкли к ним и смотрели на врагов совершенно равнодушно, поджидая, когда те приблизятся настолько, чтобы ни одна выпущенная пуля, не пропала даром.

Но вдруг дрожь пробежала по всем телам – невольная дрожь.

Впереди над массою надвигавшихся турок реяло зеленое знамя пророка – драгоценнейшая реликвия всех магометан. Это значило, что каждый из наступавших, помимо приказаний своих начальников, сам обрекал себя на смерть, если бой не завершится победой.

Редут Иса-Ага уже открыл огонь по туркам. Горталовский молчал, все еще выжидая, пока совсем близко не подойдут враги. Турки тоже по-прежнему шли без звука, без выстрела. Они будто и не обращали внимания на укрепление, удерживаемое Мосцевым. Им нужен был Каванлык. Слабый редут должен был пасть, как только перейдет в их руки сильный редут, где был с последними владимирцами Горталов. Неправильным полукругом охватывали они этот редут. Превратится полукруг в круг – и гибель горталовцев неизбежна.

Не более ста шагов отделяло русских от турок. Слышны ясно гнусавые и визгливые голоса мулл, выкрикивавших нараспев строки из Корана. Горталов, словно застывший в своем спокойствии, скомандовал. Раздался залп, свинцовый дождь так и брызнул в турок. Передние ряды легли как подкошенные, другие последовали им. Новый залп – пали и эти, на смену явились новые. Залпы клали на землю турок целыми рядами, но не останавливали их. Гибли сотни, их сменяли тысячи. Вот враги уже у редута, вот они вскочили на бруствер. С яростным воплем сбили передних штыками русские богатыри, и как бы в ответ на их вопль раздался отчаянный возглас:

– Турки позади!

Свершилось то, что грозило защитникам редута в течение дня.

Османовы аскеры обошли редут. Круг сомкнулся – выросла живая стена. Гибель русских была неизбежна.

– Знамена, спасайте знамена! – послышались крики.

Погибающие уже не думали о себе, их страшила возможность потерять святыни.

Обезумевшие от сильнейшего нервного напряжения, турки точно слепые лезли на бруствер и, не обращая внимания на штыки, кидались на горталовцев. Те защищались, но порыв их уже стал ослабевать.

Вдруг издали послышались ружейные и орудийные выстрелы. Пушечные удары. Прямо в спины туркам ударили пули и картечь. Это заставило их откинуться назад. Живое кольцо опять разомкнулось, но, увы, это не было подкрепление. Скобелев выпросил полк, чтобы прикрыть отступающих защитников редута. Выстрелы неслись с третьего гребня.

Горталов понял это.

– Братцы, закричал он, – спасайте знамена… Скорее уходите, здесь нельзя оставаться… Пробивайтесь штыками… Идите, пока можно.

В ответ ему послышались рыдания. Это плакали герои, уже целые сутки жертвовавшие своей жизнью. Все страшные усилия пропали даром. Скобелевские редуты, являвшиеся ключом к Плевне, не могли более удержать русские.

– С богом, братцы! Господь вас благослови! – торопливо крестил Горталов уходивших.

Солдаты рыдали, слушая его последние напутствия.

– Скажите генералу, что я сдержал свое слово… Не ушел отсюда. Идите… Прощайте…

Медленно, всматриваясь вперед воспаленными глазами, крепко сжимая ружейные стволы, уходили воины. Турки уже бегут, надрываясь от радостного крика, к оставленному редуту. С обнаженной шашкой ждет их Горталов. Он один – ликующих врагов множество. Вот красные волны влились в оставленный редут, судорожно затрепетало тело героя, десятки штыков впились в него.

А на Зеленых горах, где был Михаил Дмитриевич, разыгралась другая сцена. Оттуда были видны силуэты редутов, окутанных густыми тучами порохового дыма. Генерал уже знал, что там умирали остатки геройских рот, преследуемых десятками таборов.

Нервно стало подергиваться его лицо, голос, всегда такой мощный, вдруг сорвался. И этот железный человек, спокойно выносивший тридцать часов подряд все – и гибель лучших своих подразделений, и смерть друзей, и трагические переходы от победы к поражению, – зарыдал, склоняясь над седлом.

Но быстро прошел этот взрыв отчаяния. Генерал выпрямился и снял фуражку. До третьего гребня ясно доносился шум боя.

– Слышите? – махнул он рукой по направлению к редутам. – Слышите? Люди дрались и будут еще драться, но таких не будет! Слышите? Их горсть, а вон какое «ура». Прямо в лицо врагам. Окруженные со всех сторон, раздавленные… Ну, что же? Они сделали все… Невозможное стало возможным… Больше нельзя.

Голос его дрогнул опять. Все, кто ни был вокруг генерала, притаили дыхание.

Несмотря на героизм русских воинов, атака увенчалась победой врага. Защитники редутов организованно отошли, унося с собой раненых.

– Друзья! Мы отступаем… Мы отдали туркам назад взятое… Сегодня день торжества наших врагов, но и нам он славен. Не покраснеют мои солдаты, когда им напомнят этот день. Шуйцы прикроют отступающих.

Шпоры до крови разодрали белую кожу великолепного коня, бросившегося стремглав по неровной и влажной почве. Ветер свистел мимо ушей вместе с уносившимися вдаль пулями. Генерал мчался, не видя перед собой ничего, кроме открывавшейся картины последнего боя. Из закушенной губы проступала кровь. Фуражка осталась в руках, слипшиеся волосы космами легли на лоб. Конь дико храпел, из его разорванных мундштуком губ клубилась ало-кровавая пена.

В клубах порохового дыма виднелась неясно кучка людей, почти окруженных со всех сторон морем красных фесок. Это были остатки Шуйского полка. Накануне бился полк в Радишевском отряде и прислан был лишь для того, чтобы прикрыть отступление. Шуйцы залегли на третьем зеленогорском гребне. Они сыпали пулями в преследовавших по пятам остатки рот таборы, но турки в пылу своей победы не замечали выстрелов. Они вслед за истомленными владимирцами и суздальцами взобрались и на третий гребень и отсюда заставили уйти зеленогорцев. Легендарный бой кончился. После того как Скобелевские редуты были взяты, все приобретенное двумя днями нечеловеческих усилий снова перешло в руки турок.

Итак, третий штурм Плевны, так же как и два первых, закончился неудачей. Союзные войска понесли большие потери. Погибли 13 тыс. русских и 3 тыс. румын. Потери противника составили 3 тыс. человек. Поставленная цель не была достигнута. Русские воины проявили высокую воинскую доблесть, самоотверженность и стойкость. Но высшее командование действовало неумело и не смогло использовать благоприятных возможностей для достижения победы.

Отрицательную роль сыграло отсутствие единого командования. Формально во главе Западного отряда стояло одно лицо – румынский князь Карл, фактически же руководство войсками осуществлял начальник штаба отряда генерал П. Д. Зотов; он же командовал русскими войсками. Румынские войска были в ведении своего генерала Черната. Под Плевной находились император Александр II, военный министр Д. А. Милютин и главнокомандующий Дунайской армией великий князь Николай Николаевич-Старший. Все это не позволяло обеспечить четкое управление союзными войсками[75]75
  См.: Русско-турецкая война 1877–1878 гг. С. 146.


[Закрыть].

9

Объективно оценивая обстановку, Д. А. Милютин настоял на том, чтобы не отводить войска из-под Плевны. Одновременно он предложил новый способ борьбы с противником. По его мнению, следовало отказаться от штурмов и сломить сопротивление Османа-паши с помощью блокады. Милютин исходил из того, что действующая армия, не имея крупнокалиберной артиллерии навесного огня, не могла рассчитывать на надежное подавление оборонительных сооружений врага, а следовательно, на победу в открытых штурмах. В случае же блокады она имела реальную возможность добиться быстрого успеха, ибо гарнизон Плевны не имел достаточных запасов для ведения длительной борьбы. Александр II одобрил план Милютина. В руководстве Западным отрядом, на который возлагалась осада Плевны, были произведены изменения. Помощником князя Карла был назначен вызванный из Петербурга известный военный инженер генерал Э. И. Тотлебен, который прославился во время героической обороны Севастополя в Крымской войне 1853–1856 годов. Генерал П. Д. Зотов возвратился к исполнению прежних обязанностей командира 4-го корпуса. Вся кавалерия была подчинена генералу И. В. Гурко. Эти перемены несколько улучшили управление войсками[76]76
  См.: Там же. С. 147.


[Закрыть].

Быстро стали вырастать вокруг Плевны земляные укрепления. Батарея являлась за батареею, и скоро город был окружен кольцом из людей и пушек. В октябре были взяты укрепления Османа-паши на Софийском шоссе, Горный Дубняк и Телиш. После этого для плевненской армии турок создалось такое положение, что к Осману-паше птица не могла пролететь без ведома русских.

Но турки в Плевне не сидели спокойно. То и дело происходили вылазки. Чуть только наступала ночь, вдруг вспыхивали выстрелы, начинался переполох, завязывались ожесточенные схватки, и лишь под утро затихала суматоха.

Туркам приходилось, конечно, тяжело. По заведенному генералом Э. И. Тотлебеном порядку каждое утро на рассвете все, какие только были собраны под Плевной, орудия давали по ней залп; затем начинался обстрел какого-либо одного, заранее определенного пункта, и так продолжалось до шести часов вечера. Затем следовал новый залп из всех орудий и пушки замолкали до следующего утра.

Так было изо дня в день.

В середине сентября Скобелев, уже генерал-лейтенант, получил в командование 16-ю пехотную дивизию, о которой сохранил на всю жизнь теплые воспоминания. Дивизия заняла позиции на Зеленых горах. Бои по Плевной раскрыли в полной мере военный талант Скобелева. Все недоброжелатели его замолчали. Государь вернул полное расположение к нему. В армии не было генерала популярнее Михаила Дмитриевича. Солдаты из полков 16-й дивизии гордились тем, что они служат под его началом, и хвастались перед товарищами, называя себя скобелевцами.

На зеленогорской позиции М. Д. Скобелев теперь являлся полным хозяином. Он немедленно поставил во главе штаба дивизии произведенного в подполковники своего любимца и друга А. Н. Куропаткина, и они стали душой Зеленых гор, сумели так расположить свои полки, что воины чувствовали себя как дома.

Но Скобелеву было мало этого. Он хотел быть поближе к туркам, чтобы быть всегда наготове и, воспользовавшись первым удобным случаем, вновь овладеть позициями, которые дважды уже побывали в его руках.

В одну темную, ненастную октябрьскую ночь он выслал охотников с саперами, и к утру турецкие позиции оказались опоясанными русскими траншеями. Турки пробовали было выбивать русских огнем своих стрелков, но напрасно! Траншеи змеями расползались во все стороны, сеть ровиков оплела все пространство впереди, и турки были так сжаты, что вынуждены сидеть в своих норах, не показываясь днем и лишь изредка осмеливаясь беспокоить русских ночью.

Как только траншеи были сооружены, Скобелев вместе с Куропаткиным поселился в одной из них. Солдаты постоянно видели его. Не проходило вылазки, чтобы он сам не отправлял охотников на турок, давая им наставления, как биться с врагами, заклепывать орудия, выбивать неприятеля штыками. Если же турки делали вылазку, Скобелев всегда возглавлял отражение их атаки.

В тех случаях, когда подготавливалась вылазка, скобелевское напутствие солдатам производило на них бодрящее действие, хотя «белый генерал» никогда не обращался к ним с речами, а только попросту разговаривал с некоторыми.

Вот выстроился взвод охотников. Они взялись подобраться ползком к неприятельским траншеям и ворваться в них, давая возможность товарищам подоспеть как раз во время суматохи.

Скобелев обходит ряды.

– Ну, молодцы, смотри, сделай дело! – слышится его голос.

– Постараемся, ваше превосходительство! – гремит в ответ.

– То-то, постараемся! Надобно, чтобы все чисто было.

– Редуты брали, а тут чтобы осрамиться. Ни в жизнь.

– Редуты, ребята, другое дело. Их взять нужно, а тут только переполоху наделать… Подобрался, кричи «ура» и действуй штыком, пока турок не опомнился. Уходи назад. Измором их доймем, если в честном бою в руки не даются. А чтобы измором взять, покою давать нельзя… Поняли? Начальника, ребята, слушай: сказал он «стой» – ты ни с места… А вразброд будете действовать – самим хуже: перебьют не за понюх табака.

Эти простые слова доходили до каждого солдата.

Однажды, еще до того как Скобелев перебрался на траншеи, он ночью отправился осмотреть работы. Только в сопровождении нескольких офицеров, перейдя Брестовецкий лог, стал подниматься на первый гребень, как увидел бегущих солдат Владимирского полка. Некоторые были с ружьями, а кто и без них.

– Это что такое? – закричал Скобелев. – Стой! Что это за безобразие? Где офицер?

Подошел испуганный офицер и взял под козырек.

– Объясните, что это значит? – обратился к нему генерал.

– Ваше превосходительство! Турки открыли такой огонь, что нагнали панику на солдат… Мы ничего не могли с ними поделать! – смущенно оправдывался офицер.

– Как вам не стыдно, – загремел Скобелев, у вас самолюбия нет! Вы своего долга не знаете… Стыдитесь, молодой человек!

Подошло еще несколько человек. Скобелев пристыдил и их и лишь после этого обратился спокойно и даже ласково к солдатам.

– Не хорошо, ребята, – заговорил он, – вы забыли присягу, данную государю: живота не щадить… Смотрите загладьте скорее свою вину, иначе я не хочу вас знать, не буду вами командовать…

Будьте молодцами… Господа офицеры! Соберите ваших людей, разберитесь по ротам и в порядке идите обратно в траншеи.

Сконфуженные солдаты возвратились к своим товарищам и под страшным огнем турок продолжили работу. Скобелев явился в траншеи почти что вместе с ними. Он увидел, что кое-кто не думал отходить и продолжал трудиться.

Спасибо вам, братцы, – заговорил Скобелев, обращаясь к тем, кто не покидал траншей, – спасибо вам за вашу храбрость и старание. Постарайтесь к рассвету как можно глубже прорыться. Землю не бросайте вперед, а только вверх. Ну, еще раз спасибо и желаю успеха.

Траншеи были устроены Скобелевым и Куропаткиным на славу. Глубокие, вместительные, они сообщались между собою крытыми ходами. Два крытых пути провели прямо до Брестовецкого лога. По этим ходам доставлялись на позицию патроны, снаряды, приносились котлы с горячей пищей. Ежедневно в траншеях играл оркестр Казанского полка, и это ободряло солдат лучше всяких речей и приказов. Музыка как бы вселяла в них уверенность в безопасности.

Турецкие выстрелы не бередили нервов. На траншеях даже появились дощечки с надписями: «Невский проспект», «Троицкий проспект». Впереди раскидана проволока, сорванная с турецкого телеграфа. Окопы для секретов также соединены были ходами. Словом, Скобелев сумел создать обстановку, при которой защитники траншей чувствовали себя спокойно и как будто исполняли такое дело, которое не грозило им никакой опасностью.

На турок музыка, доносившаяся из скобелевских траншей, всегда производила впечатление. Первое время они даже стрелять переставали, пока играл оркестр.

Вообще на скобелевских траншеях старались, чтобы время проходило весело. Когда пришла наконец весть о взятии неприступной турецкой твердыни в Малой Азии – крепости Карс, Куропаткин предложил Скобелеву поделиться этой новостью с Османом-пашою. Генерал согласился. Решено было сделать из сшитых попон огромный транспарант, в середине которого вырезали по-турецки два слова: «Карс взят». Когда наступила ночь, транспарант выставили на передовой траншее и сразу осветили тридцатью фонарями. Турки в первые минуты были, очевидно, удивлены. Они даже затихли, но затем, когда надпись транспаранта, по всей вероятности была прочтена, началась адская пальба. Турецкие пули изрешетили попоны, так что они стали никуда не годными, но все-таки эта забава очень развеселила скучавших солдат.

Осень быстро переходила в зиму. Начинали трещать морозы, шел снег. Скобелев ухитрился раздобыть для солдат полушубки.

– И меня, господа, – обратился он однажды при обходе траншей к офицерам, можете поздравить с обновкою! Отец прислал прекрасный полушубок и просил, чтобы я постоянно носил его. Только мне он не нравится: весь черный.

Скобелев был несколько суеверен, верил приметам, предчувствиям. Через несколько дней он был легко контужен пролетевшей мимо неприятельской пулей и смеясь говорил, что этой контузией он обязан черному полушубку.

Однако этот случай напугал офицеров.

– Друзья! – сказал Куропаткин, когда Скобелев несколько отошел, – если генерал будет становиться на банкет и выставлять себя, таким образом, напоказ неприятелю, становитесь и вы тоже. Я уверен, он реже будет рисковать собой.

Так и сделали. Когда немного спустя Скобелев со дна рва взобрался на банкет и стал рассматривать неприятельские позиции, сопровождавшие его тоже влезли вслед за ним. Пули турок сейчас же засвистели над их головами. Генерал несколько удивленно посмотрел на офицеров, но слез, не говоря ни слова, с банкета и пошел дальше. Через несколько шагов он повторил то же – его спутники немедленно вслед за ним подставили и себя под расстрел турецким пулям.