Текст книги "Рыцарь"

Глава третья

…Родриго умер не сразу. Несмотря на тяжесть полученных ран, он был еще жив, когда мы с Жаном вынесли его с ристалища. Каким-то чудом он сумел протянуть еще несколько часов, сражаясь со смертью с таким же упорством, с каким бился со своими врагами при жизни. Уже зашло солнце, а он все медлил ступить за последний рубеж, отделяющий живых от мертвых. Было ясно, однако, что до утра он не дотянет.

* * *

…Ричард Английский и другие гости графа Раймонда пировали во дворце, отмечая завершение турнира, а мы с де Эльбеном сидели перед шатром Родриго и смотрели на пляшущие языки крохотного костерка, разгонявшего тьму. Не в наших силах было чем-либо помочь барону. Единственное, что мы могли сделать, – найти священника, который подготовил бы барона к смерти, проведя все те обряды, коим жители этого века придавали такое большое значение. Родриго, который то приходил в сознание, то снова уплывал в забытье, сейчас разговаривал с ним, а мы с де Эльбеном ждали завершения этого разговора, потому что больше нам делать было нечего.

– Никогда от Ричарда не было добра, – неожиданно проговорил тамплиер. – Ни для кого.

Я промолчал.

– У него только и есть, что показной блеск, который слепит многих. На деле же… – Ги качнул головой. – У него есть слава, но он не сделал ничего, что стоило бы воспевать или что стоило бы помнить. Если бы только он не был королем…

Снова установилось молчание. Длинной палкой я поворочал угли в костре. Тут Ги посмотрел мне за спину, и я, почувствовав сзади какое-то движение, оглянулся.

Это был священник.

– Что-то быстро, – пробормотал тамплиер. Священник остановился у костра и укоризненно посмотрел на нас с Ги.

– Почему вы меня не предупредили, что этот человек отлучен от Церкви? – обвиняюще спросил он. – Я не могу дать ему причастие.

– Какого… – Я с трудом сдержался. – Вы что, не видите, что он умирает? Уверяю вас, барон не сделал ничего, за что его стоило бы отлучать, но даже если и так – сейчас-то все равно уже поздно разбираться! Неужели вы не можете помочь умирающему? Снимите отлучение!

– Это не в моей власти, – сказал священник и, повернувшись, канул во тьме.

Я перевел взгляд на Ги, но тот безнадежно покачал головой.

…Откинув полог шатра, я приблизился к лежащему рыцарю. Шатер был обставлен скудно, по-походному: кровать, сундук, табуретка перед кроватью. Рядом с табуреткой – три зажженные свечи в подсвечнике.

Барон лежал неподвижно. Дыхание его было тихим, почти неслышным. Голова, правая рука и верхняя часть торса были замотаны тряпками, пропитавшимися кровью. На губах Родриго была кровь, а в груди время от времени что-то тихо булькало.

Я сел на табуретку и с горечью посмотрел на человека, который еще этим утром был образцом доблести, ловкости и силы. Если бы только его убийца не был королем…

Глаза барона широко открылись, пытаясь пробиться сквозь застилавшую их тьму.

Едва слышно:

– Андрэ… это вы?

– Да.

– Я ничего не вижу… – Он долго молчал, собираясь с силами. – Священник ушел?..

– Да.

– Я не хочу… умирать так… под проклятьем.

Я поднялся:

– Я найду другого. И либо он снимет с вас отлучение, либо я отрежу ему голову.

– Подожди…

– Что?

– Останься. Ты не… успеешь. Мне недолго осталось.

Я сел обратно.

– В Каталонии, – тихо продолжал барон, – у меня есть кузина… Она моя… единственная наследница. Анна Альгарис… из замка Альгарис…

Я едва разбирал, что он говорит.

– Прошу вас, Андрэ… Привезите ее сюда… Защитите ее… от моих соседей…

– От ваших соседей? – Мне показалось, что я ослышался. – Но ведь Рауль…

Тут я понял, что горожу глупости. То, что я был знаком с Раулем де Косэ, еще не означало, что все остальные соседи барона столь же достойные люди.

– Я отлучен, – прошептал барон. – На мои земли может посягнуть каждый, а Анну… могут не признать… Все… И Рауль тоже… Он… человек… практичный…

Барон молчал, наверное, с минуту. Когда он заговорил, мне пришлось приблизить ухо к самым его губам, чтобы услышать то, что он говорит.

– Защитите ее…

– Хорошо.

– Поклянитесь… честью…

– Клянусь.

Родриго обессиленно закрыл глаза. Я посидел с ним.

Через некоторое время в шатер заглянул Ги де Эльбен и отозвал меня в сторонку:

– Как?..

– Его сильно тяготит церковное проклятие. Может быть, найдем какого-нибудь другого священника?..

Ги покачал головой:

– Без толку. Но подожди-ка…

Он отстранил меня и сел на кровать рядом с умирающим.

– Барон, – позвал Ги, – я Ги де Эльбен, тамплиер. Вы меня помните?

Веки Родриго дрогнули:

– Де Эльбен…

– Я пока еще состою в Ордене, а это значит, что я не только воин, но и монах. В исключительных случаях я могу выполнять все обряды, которыми обычно занимаются духовные лица… Родриго, вы меня слышите?

– Да…

– Данной мне властью я снимаю с вас отлучение, наложенное легатом Верочелле. Я готов выслушать вашу исповедь и дать вам последнее причастие… Андрэ, подожди меня снаружи.

Я вышел. Бесцельно походил вокруг костра. Облокотившись на чурбанок, у костра посапывал один из двух оруженосцев тамплиера. Как его называл де Эльбен?.. Анри, кажется…

Рядом с ним сидел Жан. Он не спал. Лицо его как-то странно блестело в красноватом свете костра. Что это? Слезы?..

Через некоторое время появился и второй оруженосец тамплиера. Принес воду в котелке, пристроил котелок над костром. Тут из шатра вышел и сам де Эльбен.

– Ты и в самом деле мог снять это отлучение? – спросил я, ибо по данному вопросу у меня были очень большие сомнения.

Ги уселся на бревно и задумчиво посмотрел на установленный над огнем котелок.

– Честно? – Он пожевал губами. – Не мог.

– Я так и думал.

Прошло несколько минут. Вода в котелке начала закипать.

– Барон попросил меня съездить в Каталонию, – сообщил я, – известить обо всем его кузину… Ты не знаешь, где находится замок Альгарис?

– Не знаю. Но, думаю, выяснить это будет нетрудно. Переберемся через Пиренеи, там и узнаем.

– Ты что, поедешь со мной?

– А почему бы и нет? Или ты думаешь, в Испании нет командорств Ордена Храма? Все равно мне надо куда-нибудь отправляться. Так почему бы и не в Испанию?

– Ну что ж… Я буду рад твоей компании.

Де Эльбен кивнул. Он в этом и не сомневался.

Опасение, что нам не позволят похоронить барона на освященной земле, не сбылось. Старый священник, живший в церкви при кладбище, устало махнул рукой.

– Закапывайте его, где хотите. В последнее время кого здесь только не хоронят. Вытрясти бы все кости еретиков отсюда – так ведь зубами же загрызут, проклятые…

– Покойники?

– Родственники!

* * *

Похоронив барона, мы не мешкая двинулись в Каталонию. Жан поехал обратно, в замок, оставшийся без хозяина. Впрочем, у этого замка должна была скоро появиться хозяйка. Жан объяснит управляющему Гумберту, как именно следует поступать с остальными претендентами, кои могут предъявить свои права на наследство. А если претенденты заявятся не одни… что ж, в замке довольно пищи, чтобы выдержать даже и многомесячную осаду.

Вверх по течению Гаронны, по землям графов Комменж, на юг до Сен-Жирона и перевала Сало… Это заняло пять дней – мы не слишком торопились. Вот уже далеко впереди показались вершины гор. Буковые рощи сменились дубовыми, дубовые – ельником и соснами. Местность неуклонно повышалась, становилась все более каменистой и дикой. Шумели водопады, в окружении сосен и пихт спали лесные озера… Время от времени на нашем пути попадались путники – торговцы и путешественники, монахи и наемники. Раз мы миновали процессию паломников, бредущих к знаменитой испанской святыне. Паломники были босые, в грубой ворсистой одежде, за плечами у каждого – дорожный мешок. Мы остановились поболтать с ними и узнали, что их нынешнее паломничество – наказание, наложенное на них римским престолом за какие-то прегрешения против Церкви. Среди них было несколько богатых горожан, ноги которых сильно кровоточили, и даже один благородный, тащившийся сюда едва ли не из самой Ломбардии.

Мы заночевали на постоялом дворе, что был расположен у самого перевала. Постоялый двор мы отыскали уже в глубоких сумерках и, подъезжая, заметили, что сегодня мы отнюдь не будем единственными гостями в этом доме: слышались голоса, из-под прикрытых ставен лился желтоватый маслянистый свет, а во дворе и в конюшне стояли мулы и низенькие крепкие лошадки. Судя по всему, сегодня тут остановился караван купцов. Ги с бесконечной уверенностью в своей правоте немедленно же потребовал, чтобы стойла освободили для наших коней. Хозяин без малейшего протеста отдал конюху соответствующие указания по лошадиной рокировке.

В доме, в большой комнате, было два длинных стола, за которыми разместились купцы и их охранники. Впрочем, свободное место за этими столами еще оставалось, и нам пятерым вполне бы его хватило. Проблема была не в этом. Проблема была в том, что большинство купцов были евреями. Вернее, это Ги сделал из этого проблему.

– Чертовы христопродавцы! – процедил он, обведя комнату тяжелым мрачным взглядом. После чего сграбастал хозяина за шиворот и прорычал ему в лицо: – Ты что же, скотина, хочешь, чтобы честные благородные воины Христовы ели за одним столом с иудеями?

– Но, господин тамплиер, – попытался оправдаться хозяин, – других мест нет…

– Ну так гони их отсюда к чертовой матери! – рявкнул Ги несчастному мужику. – Или сейчас мы сами их выгоним – с тобой заодно!

Хозяин постоялого двора, по-прежнему остававшийся в руках у тамплиера, обреченно закрыл глаза, а купеческие охранники с некоторым сомнением посмотрели на моего друга. Охранников было восемь, все при оружии и в кольчугах. Да и сами купцы были вооружены. Я окончательно убедился в том, что подозревал и раньше: где-то в песках Палестины славный рыцарь Ги де Эльбен слегка повредился рассудком. Когда он срывался с цепи, ему было уже плевать, сколько перед ним противников – пять или двадцать. Он вел себя точно так же, как один мой старинный приятель, вернувшийся из Чечни.

– Ги, – сказал я негромко, – угомонись.

Де Эльбен и не подумал это сделать.

Я кинул плащ на скамью и сел сам.

– Ги, отпусти его. Пусть принесет нам что-нибудь пожрать. Я голоден с дороги, как волк.

Тамплиер со странным выражением лица посмотрел сначала на меня, потом – на двух купцов-евреев, сидевших на той же скамье, правда, на противоположном краю. Некоторую часть свободного места между нами занимали охранники.

– Я, – раздельно проговорил Ги де Эльбен, – за один стол с иудеями не сяду.

– Бедняга, – посочувствовал ему я. – Ты, когда в раю будешь, то же самое скажешь Иисусу Христу и апостолу Петру?

Ги удивился. Ги удивился настолько, что прекратил орать, выпустил хозяина и с недоумением уставился на меня.

– А при чем тут Христос? – спросил он с подозрением.

Наши слуги с интересом прислушивались. Особенно Тибо.

Я щелкнул пальцами, привлекая к себе внимание хозяина:

– Эй, ты! Принеси нам поужинать… и выпивку не забудь… Да так, Ги, совершенно ни при чем. Как называлась страна, где родился Иисус? Кто он был по крови?

– Кто? – переспросил де Эльбен.

– Христос.

Ги некоторое время молчал, не переставая меня разглядывать.

– Христос, – заявил он наконец, – был Сын Божий. Это каждый дурак знает.

Мама русская, папа юрист… М-да, тяжелый случай.

– По отцу он был Богом, это верно, – согласился я. – А по матери? Кем была его мать?

– Святой Девой Марией!

– А по крови кем она была? А, Ги?.. Кем?

Ги ничего не сказал. Он мрачно уселся напротив меня (купцы, сидевшие с той стороны, поспешно отодвинулись, чтобы не злить лишний раз гневливого тамплиера) и уставился в возникшую перед ним миску с мясной похлебкой. Разглядывал он свою похлебку довольно долго, как будто бы надеялся отыскать в ней подходящий ответ на этот нелегкий вопрос. Ответ, достойный истинного христианина и крестоносца.

Я уже почти закончил свою порцию и собирался перейти к ватрушкам и меду, когда Ги оторвался от созерцания своей порции и брякнул:

– Так иудеи же Христа и распяли!

– Ммм?.. – Я разжевал кусок ватрушки. – Насколько я помню, после Христа остались какие-то там апостолы. Напомни мне, кто они были по вере? До того, как стать христианами?

Ги предупреждающе вздернул руку:

– Все, хватит! Я не желаю больше все это выслушивать!

Я пожал плечами и окунул ватрушку в мед. Ги посмотрел на сидевшего рядом с ним иудея как на оборотня, только для виду принявшего человеческий вид, взял ложку и мрачно стал есть. В этот вечер он больше ничего не сказал.

Кажется, Ги начал подозревать меня в тайной ереси. Ну и черт с ним.

* * *

Проснулись мы рано, но оказалось, что купцы тронулись в путь еще раньше. Позавтракав, мы выехали следом за ними. Утро обещало быть ясным. Было свежо и ветренно.

Я заметил, что Тибо все время с беспокойством поглядывает по сторонам. Дорога была шириной около трех метров, слева – крутой склон, справа – гора. В непосредственной близости от дороги огромные валуны, отчасти занесенные землей и щебнем, перемежались с редкими пихтами и елями.

– Что высматриваешь?

– Так это… – Тибо снова завертел головой. – Поговорил я на постоялом дворе кое с кем… Дорога, говорят, опасная. Живет тут, говорят, один барон. По названью-то – барон, а по сути – натуральный разбойник. Грабит путников без всякого снисхождения. Что хошь делает.

– Не грабит, а взимает пошлину, – наставительно вмешался тамплиер. – Всякий благородный человек имеет право на своей земле взимать ту сумму с проезжающих, которая представляется ему справедливой.

Подумав, Ги добавил:

– Если, конечно, проезжающие сами не являются людьми благородного происхождения. Как, например, мы с Андрэ. В этом же случае взыскивать с проезжающих пошлину – дурной тон и хамство.

Тибо неопределенно покачал головой:

– Грабит он всех без разбора, ежли может, не спрашивая, кто благородный, а кто – не очень. И то сказать, господин Ги: одно дело – пошлину взять, ну, там десятую или двенадцатую часть, а совсем другое – обобрать до нитки.

– И как зовут этого любезного синьора? – поинтересовался я.

Тибо, однако, шутки не понял.

– Да какой он там синьор, – махнул рукой мой оруженосец, – людей у него не больно-то много. А ежли даже и синьор – то уж никак не любезный. Впрочем, ежли вы полагаете, что он и синьор, и любезный, то и я стану его так называть. Потому как вашей милости виднее. А что до имени этого разбойника… то есть любезного синьора… то зовут его Бенедикт де Бале. На большие отряды или караваны он не нападает. Боится. А как несколько человек едут – как мы, к примеру, – он тут как тут… Опасное это место, ваша милость.

Я посмотрел на ухмыльнувшегося при этих словах Ги де Эльбена и подумал, что если кому и следует опасаться этой встречи, так это не нам, а барону Бенедикту.

Мы почти догнали купцов. Минуя один из дорожных вывертов (перед нами разверзлась глубокая расщелина, и дорога сворачивала вправо, в обход), мы заметили на другой стороне ущелья хвост удаляющегося каравана. Вскоре, впрочем, мы потеряли их из виду, но было ясно, что еще минут десять – и мы их догоним. Мы наткнулись на старый мост, перекинутый через расщелину в самом узком ее месте, и с некоторой опаской перебрались на другую сторону.

Через несколько минут впереди, за поворотом, приблизительно там, где должен был находиться караван, раздались крики, звон оружия и ржание лошадей.

Ги прислушался, а потом с ухмылкой обернулся к Тибо:

– Похоже, толстяк, твой барон решил немного пощипать этих купчишек.

– Почему же мой? – обиделся Тибо.

– Может, поможем? – предложил я де Эльбену. Ги задумчиво посмотрел на меня.

– Взять с купчишек пошлину? – Тамплиер отрицательно помотал головой. – Да не станет этот барон Как-Его-Там с нами делиться. Земли-то его.

Я вздохнул:

– Да нет, не барону… Купцам – поможем.

Ги нахмурился.

– Андрэ, я тебя совершенно не узнаю. Помню, в Палестине – вполне нормальным человеком был. Без всяких этих… – Ги сделал неопределенное движение пальцами. – А тут – то с еретиками возишься, как будто бы они тебе родственники, то с иудеями… тьфу ты, прости Господи. Кто они тебе? Братья? Друзья-товарищи? Да обобрать этих христопродавцев – самое святое дело!.. И не надо тут всякую философию разводить. Не надо. Не люблю я этого. С твоей философией, Андрэ, до чего угодно договориться можно. И до того, что иудеи – почти совсем нормальные люди и что сарацины – не собаки поганые, не дьяволопоклонники, а как бы тоже существа человеческие. Так что не надо, Андрэ. Это что же тогда получается? Получается, что зря мы с тобой в Палестине кровь и пот проливали? Так по-твоему получается?

Я промолчал. Сделал вид, что на этот довод мне возразить нечего. На самом деле я не хотел окончательно выбиваться из образа (хотя дальше, по-моему, выбиться из него было уже некуда) и подводить Ги де Эльбена к той черте, когда он пристально посмотрит на меня и спросит: «Сьер, а с кем, собственно говоря, я имею честь? Вы – не Андрэ де Монгель».

Кроме того, в рассуждениях де Эльбена содержалось рациональное зерно. В самом деле, кто мне эти люди? Никто. С чего бы мне печься об их благополучии? В конце концов, я же не какой-нибудь там Роланд или Ланселот, готовый сражаться со злом везде, где только он его увидит. Нет, пусть со злом кто-нибудь другой сражается. А у меня и собственных проблем достаточно.

За всеми этими рассуждениями и разговорами мы постепенно приближались к тому самому повороту, из-за которого доносились крики, звон оружия, ругательства и иные звуки, свидетельствующие о происходящей там нешуточной потасовке. Рено (второй оруженосец тамплиера) предложил, если уж мы не собираемся вмешиваться в происходящее, подождать финала разборки тут, на месте.

Ги посмотрел на своего оруженосца так, что я мысленно, ради развлечения, даже решил предугадать то, что он сейчас скажет:

«Да чтобы я, благородный рыцарь Ги де Эльбен, стал ждать, пока кто-то там освободит мне проезд?!.»

Я угадал почти дословно.

– Рено, – сказал Ги, сопровождая свои слова более чем выразительным взглядом, – если ты и дальше будешь мыслить так, как подобает скорее осторожному торговцу или даже пугливому крестьянину, то посвящения в рыцарское звание ты от меня не дождешься. Нет, не дождешься. Пусть даже все твои благородные родственники на коленях станут умолять меня об этом… Ждать! Еще чего! Да пусть лучше этот Бенедикт подвинется в сторону, если уж ему взбрело в голову грабить купцов у меня на дороге!

Кровь прилила к щекам молодого оруженосца. Ничего в ответ своему господину он говорить не стал. Но и оставить без всякого ответа прямое обвинение в трусости он также не мог. Поэтому он пришпорил лошадь и вырвался вперед: хотел показать своему патрону, что трусом его не может назвать никто.

– Стой, дурак! – рявкнул Ги, у которого, помимо бахвальства и спеси, имелась еще и некоторая толика здравого смысла. Рено, однако, сделал вид, что ничего не слышит. Ги устремился за ним.

Так мы и миновали поворот. Тем, кто находился за ним, наверное, должно было показаться, что мы свалились им как снег на голову. Нежданные, несущиеся во весь опор, злые и при оружии.

Наверное, поэтому они и начали в нас стрелять.

Собственно, к тому моменту, когда наш маленький отряд появился на сцене, бой между купцами и охраной – с одной стороны и бароном Бенедиктом и его людьми – с другой подходил к своему логическому финалу. Пятеро охранников были мертвы или тяжело ранены, еще двоим бароновы ребята крутили руки, а последний, очевидно успевший кого-то положить и понимающий, что ему все равно не жить, безуспешно пытался забрать с собой в могилу еще одного из тех четверых разбойничков, которые на него наседали. Мертвых купцов было четверо, а живые стояли смирнехонько – под наблюдением двух лучников и трех пехотинцев господина барона. Еще двое копались в купцовых тюках. Всего же бароновых людей там было девятнадцать, включая двух убитых и двух раненых.

Сам барон сидел на коне посреди этого побоища и снисходительно посматривал на происходящую у него под ногами суету.

Черт его знает, почему они начали в нас стрелять. Может быть, в запарке приняли нас за отставшую охрану. Может, по инерции. Может, у кого-то сдали нервы… А может, кому-то просто захотелось пострелять. Во всяком случае, никто не обратил внимания на белый плащ с красным крестом и на белую же мантию, в которую был облачен мой друг Ги де Эльбен. А зря. Если бы обратили, то уж сообразили бы, что ни купцовой охраной, ни легкой добычей мы быть не можем. Что касается барона Бенедикта, то, к своему несчастью, как раз в эту минуту он смотрел в другую сторону: говорил что-то лучнику, показывая рукой на еще сопротивлявшегося охранника.

Те двое, что держали на прицеле купцов, при нашем появлении перевели глаза на несущегося на них Рено и, как по команде, спустили тетивы. Один промазал. Второй попал. Но не в Рено. В шею его лошади.

Лошадь жалобно заржала и грохнулась в пыль. Рено кубарем покатился по земле. А Ги де Эльбен, наблюдавший эту сцену, привстал в седле и заорал во всю глотку:

– Ах ты ублюдок! Ты куда стреляешь, сарацинское семя? Это была МОЯ лошадь! И МОЙ оруженосец!!! Ну держись!

И, бросив собственного жеребца в галоп, заставил его перемахнуть через упавшую лошадь Рено и обрушился на несчастных лучников. Одного жеребец смял копытами, второго Ги зарубил мечом. Тут остальные люди барона, сообразив, что на них нападают, скопом набросились на тамплиера.

А вот тут уже и мы подоспели.

Я развалил череп солдату, пытавшемуся ткнуть алебардой в брюхо де эльбеновского жеребца. Обогнув телегу с другой стороны, мимо меня промчался Анри. Лавируя между телегами и лошадьми, ко мне бежал еще один солдат. Бой с ним занял четверть минуты. Прикончив его, я огляделся.

Трое солдат, вязавших охранников, отвлеклись на подскочившего Анри. Одного он уже успел зарубить, двое других, скорее всего, завалили бы паренька, если бы не недовязанные охраники, которые напали на солдат сзади.

Ги, находившийся слева от меня, сражался в данный момент с тремя… нет, пардон, уже с двумя противниками. В пыли, под копытами тамплиерова коня, возились еще двое: Рено, то ли не успевший вытащить меч, то ли окончательно озверевший после гибели своей лошади, душил голыми руками какого-то баронова солдата. Солдат, в свою очередь, пытался задушить Рено.

Помимо вышеперечисленных противников к нам бежали два инспектора купцовых тюков и еще двое из той четверки, которая прежде пыталась завалить последнего стойкого охранника. Охранник, кстати, был еще жив и, воодушевленный неожиданной подмогой, бился с удвоенной силой.

Что касается Тибо, то он к этому времени уже слез с лошади и, держа топор двумя руками, осторожно высматривал, кого бы этим топором тюкнуть в спину.

За Ги, который сражался с двумя противниками и к которому бежали еще две пары, я не слишком беспокоился, если бы не одно «но». «Но» имело вид последнего лучника, который держался вблизи баронова сапога и, положив стрелу на тетиву, хладнокровно прицеливался в моего друга. Заорав что-то неопределенное (зато очень громко), я заставил Принца перемахнуть разделявшую нас с лучником телегу. Вопль принес свои плоды – лучник переключился с тамплиера на меня, однако в спешке промазал, а еще через полторы секунды был убит. Затем едва не был убит я сам, поелику любезный барон Бенедикт прекратил бездействие и обрушил на меня здоровенную секиру. Уклониться я не успевал, пришлось поставить под удар щит. О, мой бедный щит! От намалеванного мною грифона почти ничего не осталось еще на турнире, когда рыцари и бароны (а также один английский король) лупили по бедной птице почем зря. Но от богатырского баронова удара треснула и сама деревянная основа, и только железные скобы, скреплявшие его края, не дали щиту развалиться прямо у меня в руках.

Мы обменялись с бароном двумя-тремя ударами, когда подбежали те самые четверо пехотинцев. Я не мог отвлечься ни на секунду – барон был силен, как бык, и размахивал секирой, как перышком. Пространства для маневра почти не было – вокруг нас теснились купцовы лошади и стояли в беспорядке купцовы же телеги, а в каком состоянии находился мой щит, я уже говорил. Бессильно наблюдая, как подбегают эти четверо, и безуспешно пытаясь в темпе завалить барона (а барон дрался умело), я уже успел попрощаться с жизнью, или, как минимум, с Принцем – поскольку эти ублюдки в первую очередь, скорее всего, станут рубить ему ноги.

Вот один из них замахнулся алебардой… Я не мог ничего сделать – я с трудом в это время отражал атаку барона… Но рядом уже был Ги де Эльбен, и человек с алебардой заорал, когда алебарда упала на землю – вместе с его собственной рукой. Оставшиеся трое быстро поняли, что трое против одного – это не преимущество, когда этот один – тамплиер. Полагаю, Ги справился бы с этими тремя и сам, но тут произошел исторический случай – Тибо влез в драку и угробил одного пехотинца своим топориком.

А я все продолжал возиться с бароном. Это была патовая ситуация: принимать на щит его удары я не мог, мой меч также был слишком легким, чтобы выдержать прямое столкновение с его секирой. Приходилось держаться на расстоянии и выжидать удобного момента для атаки.

Выручил меня (в который уже раз) Принц. Когда я заставил обрушиться его на бароновскую лошадь, эта самая лошадь столкновение с Принцем начисто проиграла. Куда ей до обученного рыцарского коня! Да и грузный барон наездником оказался не слишком хорошим. В общем, лошадка шарахнулась от Принцевых копыт, споткнулась о телегу и упала.

Только вот наездника на ней уже не было.

Любезный барон Бенедикт вывалился из седла раньше и теперь, рыча как взбешенный медведь, поднимался с земли, перевешивая тяжеленный доспех, тянувший его обратно. Я не успел вовремя до него добраться – из-за глупой лошаденки, которая оказалась между нами. Однако встать на ноги барону так и не дали. Ги де Эльбен огрел его мечом по голове. Раздался глухой звон, и барон Бенедикт, оглушенный, свалился окончательно.

Бой между тем еще не был закончен. Ги пришпорил лошадь и устремился на помощь Анри, я – к охраннику, по-прежнему сражавшемуся со своими противниками. Одного он сумел ранить, но было видно, что этот бой ему не выиграть – слишком он устал.

Наседавшие на него люди Бенедикта де Бале оказались настоящими олухами. Они почуяли неладное, когда Принц был уже в двух шагах. Прожили они секунд пять. Или меньше.

– Спасибо, – прохрипел охранник и тяжело опустился на землю. Он был ранен.

– Помоги ему, – велел я Тибо.

Ги снял шлем и вытирал потное лицо. Рено и Анри связывали раненых. Раненых, впрочем, было немного.

– Кажется, никто не удрал, – буркнул Ги, когда я подъехал поближе.

– Ага.

Осторожное движение сбоку привлекло мое внимание. Мы с Ги обернулись – одновременно. Но это был всего лишь один из купцов. Длиннющая черная борода. И шапочка на голове.

– Благородные господа, – начал он, поспешно склоняясь в поклоне, – я не знаю, как и благодарить вас за то, что вы спасли нас от жадных рук этого бандита…

– Что? – процедил Ги и направил коня прямо на старика. – Что ты сказал? Ты что думаешь: я, рыцарь Ордена Храма, обнажил оружие против христианин, защищая собаку-иудея?.. Ты в своем уме, иуда чертов?..

На лице купца отразились удивление и страх.

– Ги! – укоризненно произнес я.

– Да мы сейчас сами возьмем с вас все то, что Бенедикт не добрал!..

– Сьер Ги де Эльбен, черт тебя раздери!

Тамплиер наконец посмотрел в мою сторону. Я покачал головой.

Ги пожал плечами и отъехал в сторону. Какие-то евреи – слишком мелкий повод, чтобы из-за них ссориться, – было написано на его лице.

Я обратился к купцу:

– Мой друг несколько возбужден после стычки. К тому же расстроен – убили лошадь его оруженосца.

Купец закивал головой.

– Конечно, конечно… Господин тамплиер – очень достойный господин… Мы с радостью отдадим его оруженосцу – тоже очень достойному… – Купец сделал паузу, наблюдая, как «достойный» Рено перерезает горло одному из солдат барона, перевязывать раны которого в противном случае было бы слишком хлопотно. – …очень достойному молодому человеку… С радостью отдадим ему любую из наших лошадей. Выбирайте сами. – Он сделал приглашающий жест рукой.

Я посмотрел на их лошадей. Потом отрицательно мотнул головой:

– Нам и так – по праву победителей – принадлежит все имущество барона де Бале. Полагаю, лошадь барона подойдет Рено куда лучше, чем ваши. Она не слишком хорошо обучена, но ваши-то тягловые лошади совершенно не подходят для того, чтобы ездить на них верхом.

Купец снова закивал, признавая очевидный факт. Когда он кивал, борода у него забавно подергивалась вверх-вниз.

– Тогда, может быть, вы не откажетесь принять от нас некоторую сумму – совершенно незначительную, в меру наших скромных возможностей, а они у нас, видит Бог, совсем невелики… Но поскольку это единственный способ, которым мы можем выразить нашу бесконечную к вам признательность, добрые господа… – И он уже повернулся, чтобы отдать своим сотоварищам распоряжение извлечь из заначек эту самую вышеупомянутую незначительную сумму.

– Старик, – сказал я, – с финансами у нас все в порядке. Так что не забивай себе голову всякой ерундой и езжай с миром. Нам ничего не нужно. Долг каждого христианина – помочь в беде нуждающемуся.

Лицо купца выразило удивление – куда большее, чем когда от его благодарности отказался тамплиер.

– Во-во, – подтвердил Ги, который как раз проезжал мимо, направляясь от связанных (или прирезанных) солдат к оглушенному барону, и который, видимо, услышал мои последние слова. – Первая разумная мысль за последние два дня… Проваливайте отсюда! Да поживее!

Старик испуганно взглянул на тамплиера и счел за лучшее держать язык за зубами. Но, прежде чем вернуться к своим повозкам, он еще раз обратился ко мне.

– Меня зовут Иосиф, сын Ицхака, – сказал он, коротко поклонившись. – Если вы когда-нибудь будете в Сарагосе – а я вижу, что вы, благородные господа, путешествуете как раз в этом направлении, – и если вам потребуется денежная или иная помощь, какую только скромная еврейская община может оказать двум благородным христианским рыцарям, не сочтите за труд, спросите в нашем квартале, где стоит мой дом. Вам его каждый укажет. Да вы и сами легко сможете его найти – он там самый большой.

– Благодарю, – вежливо ответил я. – Всего хорошего.

* * *

…Ги де Эльбен занимался тем, что выковыривал господина барона из доспехов. Барон, отчасти уже пришедший в себя, рычал и пытался сопротивляться.

Я слез с коня и помог Ги справиться с этим боровом. Барон был силен – потребовалась помощь Рено и Анри для того, чтобы снять с него доспехи, а потом держать, пока Ги связывал ему руки и ноги. Оглушать его второй раз Ги не хотел.

– Еще черепушка треснет, – объяснил он нам свое нежелание, – или мозги совсем набекрень съедут. А мне он нужен целехонький.