Текст книги "Ведьма живет на краю деревни"

Ведьма живет на краю деревни

До сих пор вспоминаю шок, который произошел со мной, когда я с телефона перекинула фотки на компьютер и кликнула на фото своей малютки дочери, которой уже исполнилось к тому времени шесть лет. Я взрослая женщина, но буквально чуть не свалилась со стула в обморок, долго не могла прийти в себя. Глазам не верю. На снимке стоит моя дочь, моя Боженка, в нарядном платьице, – рядом, на камне, клубочком свернулась крупная змея: узор зигзагом, вот эта маленькая голова задрана вот так. Всем руками показываю.

1

Я отлично помню, как в том месте, за деревней, мне понравился старый мост, и спуск с него на крутой берег. Красивое место за деревней, а деревня под Матвеевым-Курганом.

Мы прошлись над камышами. У больших валунов стояла девочка, лет пятнадцати, а чего мне запомнилась, платье на ней было, знаешь, как балахон, как до Революции носили. Я спросила ее: «Ты с деревни?»

Та ничего не ответила, начала возиться с велосипедом. Ну, ладно. Сфоткала дочь. Змеи не было точно. Божена еще хотела на камень залезть. На камне ничего не было.

Позвонила знакомым, и все в один голос: "Лето, тепло, на камне грелась змея, ты просто не заметила". А то, что Боженка мне еще говорила, мама, давай я буду стоять на камне. Это как?

Люди опять за свое: «Как можно было фотографировать ребенка рядом с гадюкой? А если бы ужалила?»

Я вспомнила, что девочка, которую мы встретили, отошла в сторону, чтобы нам не мешать, по поводу змеи она не беспокоилась, – помню, хромала сильно, я думала ногу отсидела, а потом смотрю, руки развела в стороны: походила, покатила велосипед, и захромала еще больше, будто одна нога короче другой.

Алина позвонила в деревню родителям, сестре двоюродной в той же деревне написала – выясняла про ту девочку.

Оказалось, нет в деревне девочек-хромоножек, да и девочек-подростков тоже нет. Может, приезжая?

Тоже не припомнят, чтобы в августе девочка у кого гостила и на велосипеде ездила.

Не с Луны же она свалилась? У Боженки рисунок нашла, девочка в платье белом, длинном, с велосипедом. А тут еще ночью приснилась, говорит: "Приводи дочку!" Так я проснулась со страху.

А может: девочка та привиделась? Нет ее на фотке. Откуда у меня уверенность такая? Успокойся. Как успокойся? Когда у тебя змея на фотке.

Позвонила подруге.

– Знаешь, после деревни дочь стала часто болеть, живот, рвота, горло, ангина.

– Так ты всегда жаловалась на это сколько помню. Вообще она бледненькая у тебя, кожа-кости, надо бабкам показать, врачи не помогут.

– Так мы ж летом возили к бабке, в нашей деревне знахарка.

– Ты не рассказывала…

– Да, на краю живет, странная старуха, ну ее. В доме вроде все разложено, а запах такой стойкий, едкий, не могу описать, будто испортилось что-то. Ворчит, то крестики не сняли, то не так порог перешли, то ребенка не так одели, то выходите во двор, а ребенка оставьте. Сами мы не такие, ребенок не такой. Да еще имя у ребенка неправильное.

– Божена! Одаренная Богом. Чего ей имя не понравилось?

– Ну, может в деревне так не называют, вот и привязалась к имени. Чего-то шептала, шептала. И знаешь, ходит, хромает, мне так тяжело стало, не знаю, Боженка как выдержала.

– Не плакала?

– Угу, не плакала, сначала ничего вроде, а потом, в рыданиях уносили. Перепугалась. И когда уходили, ни перекрестила, ни молитву, может, так и надо. А Боженка маленькая плакала часто, сейчас как-то подуспокоилась. Правда, как успокоилась, худющая, не ест ничего и кошмары по ночам.

Я тебе и говорю о чем: бабка не помогла.

– Логично, раз не знаешь даже, кто вам ее порекомендовал.

– Не говори, бабка вся перекособоченная, саму лечить надо, жуть.

– И девочка вам у моста попалась хромая, и бабка хромая. Совпадения какие…

– Про нее нехорошее говорят, не знаю, чего мы к ней пошли.

– Кто-то надоумил. Как вы про бабку узнали?

– Да ладно, не помню уже.

– Знаешь, что я тебе скажу, ты только не смейся. У меня у мужа родня в Карелии, у него с работы возили в ту деревню ребенка лечить к одной бабке.

Только не перебивай. И ты знаешь, помогло.

– Нет, сходили уже к одной, хватит с меня.

– Слушай что я тебе скажу. Хочешь ребенка спасти – отпускай.

– Куда отпускай?

– Сама ты туда не поедешь…

– Никуда я не поеду.

– Слушай. Я разузнала. Знахарка живет в урочище, деревня Верхнее Волозеро. В Заонежье. Но ребенка везти должен муж. Женщине нельзя, я бы сама поехала. У меня давление прыгает. Он как, сможет?

– Да он работает, кто его отпустит. Да и ехать! Не ближний край. Боженка простывает без конца.

– Еще раз! Бабка, как ты описала – ведьма. Хочешь спасти ребенка. Отправляй немедленно.

2

…Юрка позвонил глубокой ночью. В дороге звонить не любит. Добрались нормально. Боженка спит, как убитая.

Хозяева – люди неразговорчивые, но картошки на сале нажарили, Боженке быстро супчик сварганили, и ночлег предоставили, гостинцы почему-то положили в угол дома, у порога. Конфеты, печенье, да колбаса копченая, не пропадут. Но что главное, от знахарки пришла женщина, сказала, бабка не примет, ей что-то мешает. Юрка не втемяшился, зря, говорит, мы перлись за тыщу верст. Потом разобрался. Боженку держат через вещь, если коротко объяснять. Кто, где, какую вещь, – ничего не понятно. Я на бабку подумала. Ту, хромую. Но деревня-то в Ростовской области. Тоже не доедешь.

Позвонила Вовке Царапину, он с моим отцом работал на ферме, мужик безотказный, но алкаш, за бутылкой хоть на край света. Спросила про ту бабку. Жива ли? Он сразу: ведьма? Не видал, говорит, давно. А самогон у нее берешь? Я, говорит, с нечистью не связываюсь.

Володя, говорю, сходи с утра к бабке, как бы за самогоном. Он говорит, с ума сбрендила? Не нужен мне ее самогон, еще отравит. Да подожди ты, мне ребенка спасать надо, летом мы у были у этой бабки, и дальше вру ему про забытую вещь. А чего вас туда занесло? Ребенка лечили.

Эт как додумались, ее люди обходят через другую улицу. Да не знала я, говорю ему, вот те крест. И тут меня как холодной водой окатило. А что мы у бабки могли забыть? Вовка спросил, а чего ночью то вспомнили, – я призналась, говорю, на вещь наговор, наверное, есть, надо забрать ее у бабки и спалить.

Перезвоню, говорю. Сижу, гадаю, что за вещь. Разбудила маму и отца. – Не помните, ничего мы не теряли, может, Боженка спрашивала?

Отец поддал вечером, еще не отошел, стал говорить про какую-то сумочку.

– Зеленая, ее любимая? Да, вроде дома, говорю: пошла, нашла, лежит, показала им.

– Тогда не знаю, – говорит отец.

Ночь не сплю, перерыла все дочкины вещи.

И вдруг осенило! На речку мы брали другую сумку, она с прошлого приезда оставалась, плюшевая сумка через плечо, с мордашкой такой, Мишка, по-моему, мультяшный. Домой ее точно не привезли. Помню перед фотосъемкой я сняла с нее сумку, бросила в траву, вот там мы ее и оставили. С речки ехали без сумки. Наверное, девочка та, с велосипедом, забрала. На часах уже 4 часа, ну куда Вовке звонить, – отложила на утро.

Утром он звонит, сам. Взял с собой взрослую дочь: и пошли они к бабке. Я, говорит, об велосипед запнулся, загремел на весь двор, шины спущены, чего он стоял у крыльца, ну думаю сейчас бабка погонит. А ее в доме нет, повезло. Мы – давай по «нышпарам», давай «шукать».

Сам в окно смотрю, думаю, не зашла бы?

– Нашли? – спрашиваю, а сама еще не говорила, что надо было искать. А он такой, нашли и выпаливает: «Сумка?»

Да, говорю, розовая, плюшевая. А как догадались? Так дочка нашла: торчала в углу за печкой. Глазастая, вся в мать, и мне говорит такая: Батя, а че там детская сумка делает?

Меня в холодный пот бросило. Не брали мы ее к бабке. Мы, когда ехали к ней (нас Воробей, сосед подвез), я еще Боженке говорю, все оставляем дома, едем лечиться. Сумка пустая? – спрашиваю спасителя. Пустая, говорит. Жги, говорю.

Сжег.

Я мужу звоню, идите к бабке, спроси, примет или нет?

Что ты думаешь? Приняла. Вот как узнала та бабка на Севере, что вещь ребенка оказалась у этой ведьмы?

Муж пошел утром, Боженку ведет сонную, а тут бабка с ведрами.

– Иди за мной, – говорит. – Дровишек с поленницы захвати.

Она оказалась. Все знала. Спросила только: не ходили мои к часовне заброшенной. Муж говорит: нет, понятия не имею.

3

Мои вернулись, не узнать, вроде с дороги, а веселые, воодушевленные. Муж говорит, места там чудные. У Боженки щеки розовые, болтает без умолку. Говорю, что у тебя дочь, на лбу, пятно какое-то появилось?

Муж: да это сажа, знахарка сказала до самого дома не смывать, люди глаза косили в поезде, а что поделать, это у нас лечение, говорю. А как лечила бабка, муж объяснить не может. Мы в Интернет. Нашли статью ученого одного, Логинов фамилия, – о детской «порче», – опубликована на страничке Музея-заповедника «Кижи», и в ней точно наш случай.

Я скопировала.

«В Заонежье сохранились старинные способы определения «порчи». Используют угли из печи, когда она топится, либо угли от лучинки, сжигаемой на шестке. Угольком трижды обводят вокруг головы и бросают в стакан с водой: если зашипит – «порча» есть (если побежит сверху черная пленка, то от чужака, а если светлая – от домашних)».

Что интересно, когда она порчу определила, то молча кивнула, и давай молитвы читать…

…Для лечения используют молитву:

«Все прикосы и призоры, отойдите от раба божьего (имярек) на щельи, на болота, на темные леса, на буйные ветры с белого лица, с ретивого сердца, с ясных очей. Аминь.»

"На дорогу мазнут по лбу или за ухом сажей с чела печи, с топки дровяной плиты».

Родители провода обрывают, как там внучка. Сказала. Мама говорит, я так и чувствовала, со вчерашнего вечера легко-легко стало на душе.

И знаешь, девочка на велосипеде, слава богу, перестала мне сниться, – я вот подумала, то ведьма была. А иначе откуда у нее в доме появилась сумка Божены?

Все, к родителям в деревню мы больше ни ногой. Отец говорит, и правильно, старуху ту видел, – все шепчет, да оглядывается. Кстати, на той неделе мама позвонила, ты знаешь, говорит, Вовка Царапин умер. Что? Да, неожиданно вышло. Вечером лег спать, а утром жена зашла: готов. Говорят, будто отпечатки пальцев нашли на горле. Хоронили в рубашке с большим воротом. Молодой мужик. Жалко.

Бобыль на Васюганском болоте

Чиркнул я заметочки свои. Да не без помощи художника. Васендин Юрий Дмитриевич. Из Архангельска. Его картины вернули меня в сибирский медвежий угол. По правде сказать, рисовал – то он другую местность. Но сходства не отнять. «Лесное озеро» с Валдая, а будто Васюганские болота Западной Сибири рассматриваешь, бывает же. На картине банька, и на Васюгане, в соснячке тоже стоит банька, срубленная у озер. Выскочишь – пробежишь по мосткам, и в воду, темную и студеную…

Случалось мне пасти коров. А за деревней Веселая в Сибири пастбища не ахти какие. Тамошний край – таежный – редко выдает полянку или опушку. Ну, а если набредешь – то полянка будет усеяна земляникой, остальные открытые места – болотистые, заросшие крепкой высокой травой. Стадо коров пасешь по краю леса, по берегам рек, – там ветерка побольше, а так шершни, шмели, мухи, да мошкара донимают; да и привал коровки любят в березнячке, им мелколесье нужно – там тенек, ветерок, гнуса поменьше. В глубину леса не суются, там прохладнее, но чуют, – зверь место метил. Зато в глубину леса любит наведываться человек. Ждешь, когда возьмут тебя на гусеничном транспорте от колхоза за груздями, клюквой или кедровыми шишками.

1

Раз выехали мы на гусеничном вездеходе за клюквой, сидели под тентом.

Проехали березовую рощу, – попетляли по сосновому лесу, въехали в лишайники, объезжаем топи, – комарье роем, а вокруг ковры, мягче и мягче. Деревья ломучие, хрупкие, сухие, и кочки вырастают, манят, но прячут за собой по краю болот островки с зарослями брусники, а дальше природные плантации клюквы. Трясина ползет по другой стороне. Глядишь, травка пошла яркая: пройтись бы босиком, да под ней топь бездонная – чаруса. В народе говорят "гиблое место".

Всю дорогу один человек рядом тыкает в бок, и говорит-говорит, лопочет что – то несуразное. Я-то изображаю задумчивость, а он свое. И вот проронил он фразу: «Будем ехать, пока бобыль не окликнет…», снял кепку и начал живенько так пот со лба вытирать.

Едем дальше. Повеяло гнильем и сыростью. Вокруг уже сплошной зеленый ковер мха. От деревьев один сушняк. Там и увидели мы избушку посреди чарусы. Оконца мелкие, и будто не стеклянные. На дверях ворох травы висит, для отпугивания кого или по другой причине.

«Вот черт его побрал. Мимо не проедешь».

2

…В деревне прозвали его «бобылем». Земля у него, и дом – на краю деревни, живет один. Чуть свет – в лес уходит. А не уходит – так возится во дворе с чем – то. Разговаривает сам с собой. Кто подслушивал, ничего не разобрал, говорят «оканье» какое-то.

Зато возится он не зря. И ведра, и санки по воду ходить у него деревянные, и само собой, грабли с гладкими зубьями, – волки в копны грести. Да все у него в доме деревянное, включая гвозди в ставнях, лавках, да черпаки с ложками.

Но вся деревня шепчется о другом. У кого ногу раздуло, кто живот сорвал, кто грыжу заработал, кто от кашля исходит – на заре к бобылю, пока в лес не утек. Лечит странно: водой с бочки, бормотанием, да своими деревянными поделками.

Отчего ж бобыль? Не знахарь, не лекарь, не травник. А "бобыль" больше из – за того, что на разговор не идет, как ни подбирайся. И глаза! Не то, что безумные, не то, что отстраненные, но будто смотрит он не на тебя, а куда-то далеко-далеко. Да эт ладно, разговоры пошли, то медведь от его дома в лес шел, то волки кружили… Значит, он капканы охотников в лесу ломал, раз зверя принимает.

Дикарь, одним словом. Некоторым казалось, что по усадьбе его лесной дух гуляет – злой, привередливый, и будто приводит он этот лесной дух своим заговором.

Падеж скота, неурожай, сарай у кого сгорел, медведь ночью забрел, лиса кур придушила – все на бобыля сваливали. «Нехристь он», – батюшка местного прихода, и тот туда же… Вот мудрость народная тут к месту: «Никто беса не видит, а всяк его ругает».

Раз в неделю «газик» с будкой приезжает, – бобыль подходит за мукой, мылом, солью, а народ шелестит языками, – взгляды искоса, здороваться перестали, смешки стали подкидывать, да и детей научили, дело нехитрое.

Вот случай был, чтоб поменять к нему мнение. Да какой там! Ночью привел он двух девочек, восьми лет, что в лесу потерялись, – без фонаря, и без слов, как всегда. Детей подхватили, трясут, «куда вы зашли», те молчат. Осмотрели, – а на них ни одного комариного укуса. Как в лесу такое? И пахнет от детей, будто в собачьей будке спали.

Днем бобыль махнул малышне – «бегите сюда» – раздал своих деревянных идолов, зверушек, свистулек, погремушек. Изготовил, стало быть. А родители собрали деревяшки в кучу, да ему во двор и высыпали. Нечего детям дребедень всякую заговоренную совать! А кто-то додумался даже пса на него натравить, говорят, изорвал ему штанины, самого вроде не шибко поранил.

3

Перестал бобыль к машине наведываться. Дома двери, да ставни заколотил досками. Отщепился от деревни, как стружка из – под топора. Отправился на летние промыслы, а там уж и на заимку…

Тайга…, она завораживает. Если не довелось в тайге побывать, обязательно найдите картину Юрия Васендина «Вечер в хвойном лесу» или «Рассвет в лесу» или «Последний луч», вам тоже так покажется.

Куда бобыль пропал? Сгоряча бросали: «К черту на кулички», – заменили на «Леший его знает». А когда увидели раз дымок с его трубы, сбили доски, вошли в дом, нашли угольки еще красные от огня, вот тут разговоров было. Одним словом «нечем черту играть, так углем поиграет».

4

Избу его в деревне решили спалить, чтоб зло невидимое оттудова не вылезло. Поступок дурной, – такое опасение появилось, а потом другое опасение постучалось: а вдруг бобыль объявится. Никто не верил, что он пропал.

Вскоре подтверждение его присутствия заявило о себе.

Машина колхозная заглохла. Водитель, как человек ответственный, остался в кабине на ночь, ждать подмоги. Уснул. Ночью проснулся от шороха, скрежета, – кто-то ходит вокруг, дверь заблокировал, открывать страшно – сидит водитель, стекла-то запотели. Но в окна будто копытами кто бьется. Не зря говорится: «Заступи черту дверь, а он в окно». Зари еле дождался, по нужде-то охота было. А утром по три царапины на дверях с обеих сторон, и следы медвежий, козлиный, да человеческий, – вот найди теперь интерпретацию, – применим умное словцо.

Гришка – не жилец, постановили старики, так и вышло, угорел парень в бане, и года не прошло. Совпадение или нет, а домишко-то бобыля, он поджигал.

Потом забыли ту историю. Об исчезновении бобыля стали говорить бережно и задумчиво: «Бог весть куда». Но когда в лес кто едет – в страхе оглядывается: вдруг бобыль объявится со своим звериным войском. Так и наткнулись на избушку за болотом, травой обвешанной, – место, ну прям сейчас былинный богатырь на крылечке объявится, – а дальше, на трясине, за мшистым камнем, сидел человек с посохом – борода длиннющая, белая… – ну, леший(!), бородой пол мести. Головой не ворочает, молчит, как всегда. Может, обет молчания какой у него.

Подойти после гришкиной истории испужались, да и останавливаться опасливо. На обратном пути, на вторые сутки та же картина: сидит бобыль там же, где и сидел.

Опять вспоминаю живопись Васендина, есть у него картина «Лесная тишь», – старик сидит в тайге, за мшистым камнем.

5

И вот вернулся я мыслями к своему соседу на гусеничном вездеходе. Вроде года минули – никого нет в живых, никого, а он бормочет о встрече с бобылем.

Да деревни Веселой уже нет. Отвеселилась, как говорится.

Заброшенная деревня, заброшенное кладбище. Кресты попадали. Даром, что «Веселая» название у нее было.

Где бобыль сгинул – никто не знает. А избушка, что мы заметили, так и торчит в болотах, крепенькая, говорит будто: «Заходите путники – заварите зверобой или душицу – отпейте чайку, передохните, схоронитесь от непогоды».

Другие люди пришли на этот свет, другие, а страх перед тайгой остался. Сосед мой помалкивает, а вот старик напротив говорит: «Бают, пока жив был бобыль в тайге – тайга доброй была, а сгинул, так и люди стали пропадать, в том году мужик из экспедиции повесился, а в позапрошлом грибники – семья целая не вернулась… Пожар был по весне, – что характерно, избушку ту пожар обошел, не тронул.

После поездки за клюквой еще раз довелось мне там ехать, дорога шла от села Биаза в село Ургуль, через деревню «Веселая». Дома в бурьяне. Дорога заросла осокой, но колея днем проглядывала.

Человек показался. Подумали, лесник. Остановились. Я спрыгнул. Пошел по колее. Как объяснить, не знаю, наткнулся на деревянную свистульку. Потемневшая от времени, с отверстиями, забитыми землей. Подумалось, это все, что осталось от деревни. А кто обронил безделушку? А Бог его знает! И человека не видно.

В Ургуле спросил, не видели, мол, бобыля – как же, говорят, живет такой в лесу. Выходило так, что только терялся след бобыля, как опять появлялся, во всех историях.

6

После публикации рассказа в своем блоге я получил два письма от незнакомых людей.

«Километрах в 8 от деревни «Веселая» есть заброшенный заросший Бобылев пруд. Там лет триста назад одинокий мужик жил. Байки были, вроде пруд сам в одиночку он сделал – нереально представить как это, пруд размером с два футбольных поля. В 19 веке, как вспоминала прабабка, опять пошли разговоры про мужика, живущего в том доме.

Кто в лесу оказывался в непогоду или прятался от жандармов, заходил в избушку, и всегда так все выглядело что живут там да только вышли. Даже печь теплой и золу в печке иногда обнаруживали. Потом его домик был летним станом для пастухов. В советское время домик сожгли, говорили на районное начальство, зачастившее в те места на охоту. После пожара охота у всех пропала. Да повешенных находить стали, то участкового, то колхозного зоотехника. Неспроста, был в этом след бобыля, был.

Заново избу его так и не отстроили – а кому надо?… Последний раз был на Бобылевом пруду года три назад – место, где дом был, сплошь перекопано "городскими крысами" – черными копателями. Что искали – не понять, не барин вроде жил.

Кругом деревень вымерло – не счесть, и не копают там, а тут яму вырыли как под фундамент многоэтажки. Теперь времена пошли – никто никого не помнит. Но вот одинокого бобыля память сохранила, нет-нет, да кто-то начинает утверждать: видел мол, бобыля в лесу. Спросят: да с чего ты взял, что бобыль, коли жил он триста лет назад. Дураки же вы все – смеется рассказчик – и начинает описывать бобыля точь в точь как по рассказам стариков. Во как!

А его пруд даже на картах указан. Наверное раньше смеялись над ним, да только кто их теперь вспомнит, а его помнят».

И второе письмо.

«В Весёлой ещё живут. Несколько семей держат там огороды. За Ургуль гонят зимник, там идёт разведывательное бурение. А заимка человека, который выведен в статье под именем "бобыль", была по верховьям Тары, за Остяцком. В 1977 году, ещё, он там жил. Потом, вроде ушёл дальше. А не говорил ни с кем, потому, как держался старой веры, и был у него такой обет».

Вот она, глухомань сибирская. Разные люди в разных селах вспоминают одного и того человека, – выходит, живет он по их поверьям по сей день.