Текст книги "Ведьма живет на краю деревни"

Генка и ведьма

В Северном жила молодая семья. Дом им дали от колхоза. Муж Генка подрабатывал в экспедициях. Жена Людка сидела в сельсовете. Веселый был парень, гармонист, но имел одну странность – весь хлам в дом тащить. Раз припер он на «газике» гору вещей из заброшенной деревни: мебель, чугунки, горшки, крынки, дежу для теста, ведра, зеркала, лампадки, стопку полотенец с вышивкой, ложки с ножницами, кочергу с ухватом, сундук, даже двери с косяков снял. Жена его Людка спросила, откуда добро – тот сразу не сознался. Она глянула на табуретки, стулья, стол, доску для стирки, – конские головы вырезаны, без глаз, да с тупыми мордами – известное дело, обережная символика, – посмотрела она на мужа, да в слезы, он тут и огорошил ее: «Из Колыбельки».

Жена, не притронусь, говорит. Тот вывалил добычу в сарай. А сам вскорости призадумался, что на мебели и даже на пасхальных деревянных формах делает языческая символика?

Потом началось.

Осенью Генку на том же самом "газике" жена повезла в районную больницу, – сломался при падении с лестницы в пьяном состоянии, отказали ноги.

Инвалид – колясочник Генка стал пить, плакать и ревновать свою Людку. На ручке двери повесился, мысли видать черные были. У Людки (еще не успела остыть могила ее мужа) обнаружилась неоперабельная опухоль. Позвали бабку – знахарку. Не помогла. Людку вскорости схоронили рядом с Генкой. Остался сын – тетка взяла над ним опеку.

Но пришло время помирать и знахарке – соседке дала она свои "гробовые" и просила похоронить ее в Колыбельке. Да кто согласится туда нос совать? Говорили, что покойница не знахарка, а ведьма чуть ли не с того дома, откуда Генка двери с петель поснимал. Схоронили бабку под Северным, а соседка потом захворала, к ней уже никто не подходил – боялись, что зараза от Ведьмы переходить стала. И негласно люди перестали упоминать даже название Колыбельки, правда про дом ведьмы в Колыбельке не забыли – спалили, от греха подальше. Потом, через месяц – другой другой дом спалили, оказалось, померла та соседка, и она тоже была вроде как с Колыбельки. Шло время, домов в Колыбельке становилось все меньше, нет – нет, да спалят очередную "нарядницу", это означало, что еще кто – то родом был из той деревни, да не сознавался, пока беда в его дом не пришла.

Собрались у меня те события, да суждения людей и правда стала проясняться, ну кой – какая правда. Был год такой, когда по неизвестной причине, с болота шли зловонные испарения, люди в Колыбельке все переболели, и как водится не гнушались никакой помощью. Развелось там, колдунов, да ведьм через каждый третий дом, в прямом смысле слова. Люди с других деревень обращаться стали. Потом опомнились, когда в их дом беда пришла, да поздно. Русский человек задним умом крепок, ну что тут еще скажешь.

Сегодня решил узнать, что люди рассказывают о «заброшке», – нашлась гвардия любителей поживиться бесхозным добром, покопаться в чужом барахле, устроить ночлег на скрипучей койке, позавтракать среди смрада и запустения. Но среди этих «путешественников», вандалов, кладокопателей и старьевщиков нашлись и «геростраты» (фото в конце), и просто те, кому не хватало, как сегодня скажут «драйва и экстрима».

Внимательно ознакомился с комментариями читателей канала на Яндекс Дзен «Поиск интересного с Хрусталевым» о личном опыте.

• «5 лет плотно промышляли по заброшкам, чего только не случалось, а я осталась трусихой»;

• «…ночевали группой около заброшенной деревни на реке Сухоне, недалеко от Устюга, большего ужаса в жизни не припомню, было ощущение что призраки рядом с нами».

• «Иногда попадались дома, в которых сразу чувствовала – нельзя, не могу, надо уходить и быстро, а в каких – то спокойнее, но что бы ночевать!»

• «Рассохшиеся половицы поскрипывают – кажется бывший хозяин подкрадывается (старый, мохнатый, беззубый дед) мыши зашуршат – а кажется что это он тебе прямо в ухо шамкает беззубым ртом!»

Народ зря такое писать не будет.

Маска

В городе одном был случай…

Странный визит

– Вы к Светлане Бунеевой? Вот реквизит, с которым она работала, – старый актер, с пухлым оплывшим лицом, показал на ящик, одиноко стоявший в дальнем углу.

– Добрый день, я туда пройду? – вошедший мужчина замялся, прислонил к стене рюкзак и направился к ящику. – А свет можно?

– Никак нет, – и старый актер показал на актрису, сидевшую за гримерным столиком.

– Реквизит, реквизит… Здесь одни маски, – мужчина начал рыться в ящике и комментировать увиденное.

– Маски, да, она меняла их в течение спектакля, а костюм на ней оставался тот же, – осторожно пояснил старый актер.

– Разные роли?

– Нет, роль Медеи, – сказал, как отрезал старый актер, и добавил: – Она сама выпросила когда-то у режиссера эту роль, – наблюдая спину человека, который рылся в ящике с реквизитом, старому актеру захотелось поговорить: – А Вы знаете, кто такая была Медея? Не просто убийца, не просто мстительница, не просто большая затейница, она умела любить…

– Понятно.

Старому актеру так понравилась собственная интерпретация мифологического персонажа, что он причмокнул, помолчал, посмотрел на актрису, сидевшую за гримерным столиком и продолжал:

– В театрах так и не научились работать с этой ролью. Вон, Цитриняк в Вахтанговском поставил «Медею». Но, знаете, совсем не то.

– Там тоже в разных масках?

– Вот в том-то и дело, что без масок. Да еще играет Медею Рутберг, да еще в штанах… Не видели?

– Нет, не видел.

– …И не надо видеть. В общем не фонтан. У нас же каждая маска надевается во время спектакля под соответствующее настроение героини… У нас на крыле осенью уже был аншлаг.

– На каком крыле?

– В дебютном спектакле.

– Здесь все маски?

– Ну, а где же им еще быть? Домой мы, молодой человек, без масок приходим.

– Вы мне не ответили, может еще где-то есть маски?

– Как вы со мной разговариваете? Что за допрос?

– Да нет, я не то хотел спросить.

– Не понял. Знаете, если бы Вас не привел худрук, я бы…

– …Вчера она не вернулась с репетиции, домой…

– Вот как, и что?

– …На звонки не отвечает. Хотел узнать, может звонила на работу? – мужчина спросил и замолчал в ожидании.

Старый актер и старая актриса, сидевшая за гримерным столиком тоже молчали.

Странный муж

– А Вы следователь, что ли?

– Я Виктор, муж, – нарушил тишину мужчина.

– Постойте, – что-то вспомнил старый актер, – у нее не было мужа, муж ее, Виктором кажется звали, умер, сколько прошло? Леля, года два-три? – он повернулся за помощью к старой актрисе.

– Три года уже, как сейчас помню, мы еще деньги собирали на похороны, – подтвердила старая актриса.

– Бред какой-то, мы с ней восемь лет живем вместе, – а сам подумал «правда, я надоел ей уже как горькая редька».

– Подождите, Вы к Бунеевой? – засомневался старый актер.

– Ну да, к кому же еще…

– Ну раз Вы муж, – должны знать, где она, – сделал вывод старый актер.

– Не отвечает на звонки. Телефон недоступен. Написал на WhatsApp, видно, что она даже не заходила, и не читала.

– Странно. А зачем Вам реквизит? – начал свое расследование старый актер.

– Она ночью позвонила подруге, – сказала задыхается, просила заехать, – забрать одну маску. Она, как бы выразиться, заговоренная, ну жена выяснила, что маска заговоренная. И ей нельзя касаться маски, понимаете, нельзя в руки брать.

– И в руки брала, и на лицо все маски надевала.

– Ну да, Вы не поняли, ей после одной маски стало плохо…

– Это откуда такие суеверия? – поинтересовался старый актер.

– Ну женщины, знаете, во все это верят… Хотя, если ее взяли с могилы, то понятно, какая там энергия.

– А кто Вам даст маску? – задрал двойной подбородок старый актер.

– Маска не числится среди вашего инвентаря. Это была ее маска, собственная. Ей подруга привозила с барахолки. Можно я посмотрю, и давайте не будем отнимать друг у друга время?

– Позвольте, а почему она подруге позвонила, а не Вам, мужу, как Вы себя назвали? – спросил старый актер.

– Это сложно объяснить. Да и времени у меня не много. Ну, смысл такой, чтобы я ее не искал.

– Вы ее побили, скажите прямо? – возмутился старый актер, добавив пафоса, как на сцене.

– Да нет…

– Конечно, это Ваше дело, но семейные дрязги я бы из дома не выносил.

– Да, Самуил Львович, правильно, – встряла, наконец, актриса, – помните фразу «муза трагедии перепутала театр с жизнью», – это про нашу Медею.

– Да-а–а, странно. Вот Вы говорите муж, а на спектакле жены ни разу не были. Странно все это. Ну ищите свою маску. Вы хоть знаете, как она выглядит?

Мужчина махнул рукой, мол «знаю», сделал движение снять куртку, потом передумал, и второй раз присел перед ящиком, и второй раз начал рыться…

– А откуда он знает, какая маска? – зашептала актриса старому актеру, – Нашу бы не упер…

– Давайте я Вас провожу в соседнюю гримерку, я вспомнил, там еще была какая-то маска…, – вдруг предложил старый актер, – а вещи можете оставить здесь, мы сюда еще вернемся.

Странная ситуация

…Он вышел из гримерки, бросил на пол рюкзак и стал надевать куртку, – маски, той, что была на фотографии, сброшенной подругой жены, он не нашел.

«Где она сейчас? Чего глупит? Вместе бы решили, что делать. Прячется, чтобы на меня наговор не перекинулся, вот придумала. Говорил ей не заниматься этой чертовней».

Он присел на кресло в холле, прямо напротив цитаты Станиславского о театре, буквами, размером с теми, какими поздравляют с Новым Годом, и фотографий актеров, среди которых его жена так загадочно улыбалась, будто подстрекала мужа: «Давай, найди меня!»

«Надо прочесть описание маски, она его скинула сразу после фотки. Вдруг маска там была, а я не узнал…»

В архиве фотографий телефона, вслед за тремя(!) фотками одной шаманской маски, была фотография с текстом описания этой вещицы.

«Жестяная маска эвенкийского шамана. Величина маски соответствует размерам человеческого лица. Чеканщики узкими прорезями и вдавливаниями попытались воссоздать глаза, рот и нос, имитируя таким образом человеческое лицо. Маска покрыта точечными вдавливаниями, в очертаниях которых можно распознать тело, руки и ноги, а также головной убор. Эвенкийская маска шамана очень натуралистична: они должна внушать ужас, в ней видят духа, вселившегося в шамана и руководящего его действиями. Открытый рот как бы свидетельствует о том, что „заключенный" в нее дух что-то говорит, что-то внушает или о чем-то просит.

Камлание происходило в чуме, где было мало света. В крайнем возбуждении шаман неистово колотил в бубен, выкрикивая малопонятные слова, и звенел металлическими подвесками.

После смерти шамана его маску относили на могилу умершего».

«Камлание». Это слово его заинтересовало. Проверил.

«Камлание шаманов – это общение с духами… Ну вот! Зачем она с этим связалась, накликала на себя всю эту «мерзоту».

Он решил набрать одному приятелю. «…Пусть прозондирует про шаманские маски у своих знакомых, они как будто из Якутии, короче говоря из тех краев.

– …А что, реально от них негативная энергия? Хранить нельзя?

– Да я откуда знаю! – отвечал ему голос в трубке. – Не переживай, я выясню. Но мой совет, как этнографа, выбрось ее к чертовой матери.

– Этнограф, а про маски не знаешь.

– Не кипятись, у меня есть ребята, были в командировках, я поспрашиваю.

Его потянуло на свежий воздух. Кружилась голова, и казалось, он чувствует уже этот запах старья. Перед глазами стояла цитата Станиславского. Со стены цитата гласила: «Театр – сильнейшее оружие, но, как и всякое оружие, о двух концах: оно может приносить великое благо людям и может быть величайшим злом».

– Да, суров был Станиславский, ничего не скажешь, – констатировал факт посетитель театра, – И буквы как тараканы…

Странное возвращение

Он вышел из театра – вдохнул морозного воздуха. Маска не нашлась, как действовать дальше, он не знал. Не знал и где искать пропавшую жену, не знал, почему для театралов со слов жены он давно покойник.

Еще раз набрал номер подруги. Ничего не расслышал из того, что она говорила, – в ухе трещало и шуршало.

Охранник вынес ему рюкзак, – оказывается он его забыл у кресла. Мимо прошла женщина, подозрительно посмотрела. Потом еще какие-то люди на него оглянулись.

«Доехать бы, не по себе что-то…»

В метро он открыл свой рюкзак, но даже не стал доставать книгу, хотя там до конца оставалось лишь несколько страниц, даже не закрыл его. От метро до дома метров 800–900, но как дойти, когда ноги налились свинцом, и подташнивает. Дойти до сквера, присесть – передохнуть, хоть так. В глазах помутилось.

Еще раз набрал своего этнографа. Тот кое-что успел разузнать о ритуале.

Шаман надевает маску для чего? Чаще – это лечение больного. Шаман отбивает ритмы в бубен. Далее бубен сменяют колокольчики и музыкальные тарелочки, с помощью которых шаман «прозванивает» энергетические центры пациента. В конце целитель опускает руки, тем самым направляя негативную энергию в землю. Но бывали случаи, когда Шаман не сбрасывал этот негатив от больного, не мог сбросить, ему что-то мешало.

И еще маска одевается во время погребальных церемоний, чтобы шаману не быть распознанным душами умерших. Здесь тоже, говорят, есть маски, которые как бы приняли, зафиксировали на себе какое-то зло от умерших. Мой совет тебе, избавьтесь от этой маски как можно скорее. Даже вещи покойника выносят, а с этими предметами, заклинаниями, церемониями тем более не шутят. Там не все нам известно еще. Может на покойника ее напялили.

Рядом с лавкой кто-то оставил магазинную тележку. Он положил в нее рюкзак, оперся двумя руками, и потихоньку стал делать неуклюжие шаги, раз-два, еще метров 150… Ему начало казаться: маска выглядывает из рюкзака. До дома бы дотащиться.

В квартиру он буквально ввалился.

«Старая маска, кому она нужна, куда она могла подеваться? Может с покойника, а эта дуреха напялила ее на сцене. Может ее уже выбросили от греха подальше, только не признаются. Водички бы выпить. Мне показалось, этот актер хитромудрый что-то скрывает, а особенно актриса…, она молчала неспроста».

В голове помутилось, стошнило, сполз с дивана, опрокинул чашку с водой, вытянулся на полу…

– Господи, что со мной? Где телефон?

…На следующий день в дверь позвонили, постучали, потом провернули ключом и открыли. Вошли две женщины.

– Куда его понесло, интересно? – спросила первая.

– Слушай, ну зачем Вовке к самому подъезду тебя подвозить, при живом-то муже – это вы рискуете, – сказала вторая.

– Виктор! Виктор! – закричала первая.

– Может спит? – предположила вторая.

– Ты что ему вчера наговорила? – спросила первая.

– Свет, да ничего. Я – могила, – ответила вторая. – А эти твои актеры…, не врут?

– Они уже актеры по жизни, не только в театре. Самуил Львович сказал: сделали все как надо, с какого ему врать, – оправдалась первая за своих коллег, и остановилась посреди холла.

Там, за приоткрытой дверью кабинета мужа, она увидела отражение в зеркале человека, лежащего на полу, фарфоровую чашку, отлетевшую в проход, и рюкзак, справа, под шкафом для обуви. Рюкзак был приоткрыт, из него торчал железный угол какой-то вещицы, которую она сразу узнала.

Кто в зеркале?

Посмотрел в зеркало – пустая глупая улыбка! Надоела уже. Жена в больнице, а ты улыбаешься сам себе. Ну и что? Не надо было уезжать из дома. Хотя ощущение, будто никуда не уезжал, был рядом с ней.

Улыбка минуту подержалась в зеркале, еще минуту…, и без предисловий съехала с лица.

Живешь, живешь, – ждешь, ждешь…, но жребий вытянут, ожидание ни к чему. Да? Мойра Лахесис.

Ну кто знает лучше нее? Кто знает, почему именно ей суждено тянуть жребий, и именно твой? Лучше не знать. И тогда…

Живешь, живешь, – ждешь, ждешь.

Лицо вдруг начало улыбаться. Твое лицо тебе начало улыбаться. Да прекрати ты смотреть в зеркало!

Прекратил. Приказы я исправно исполняю.

Так, соберись. В понедельник выпишут жену.

– Черт! Дневник лежит открытый, ее дневник. Надо положить так, как он лежал при ней.

Вот так, переплетом к окну. Да нет! Это раньше, потом она убрала в ящик стола, опять достала, потом ее забрали на «скорой», дневник остался лежать здесь. Кажется лежал на краю, потом она его рукой подвинула, вот так, взяла и подвинула в глубину стола, будто он стеклянный, – может упасть и разбиться. А последнюю запись я не читал.

«Вчера стою у зеркала, дверь приоткрыта, видна штора на окне, и на ней кто-то висит, на шторе, приглядываюсь, – обезьянка, на чем держится, – непонятно, но замерла и висит, как на пальме.

Крикнуть не могу, голос сел, перехожу на шепот. Когда он приедет из своего сервиса, – что-то с машиной, и именно сегодня. Не видела, как ушел, но вроде ключом в двери шурудил. Снова приглядываюсь – обезьяна исчезла. Жуть какая-то. Но как-то не по себе, зарядила белье в машинку, выглядываю, и снова обезьянка на шторе. Игра что ли такая? Не знаю. Насмешка скорее. Над кем понятно. Но кто так шутит? Кто это был на самом деле? Меня бросило в жар, сердце заколотилось как бешеное, стало подташнивать. Сразу сползла на пол, пока не нашла единственное рациональное объяснение: муж мог повесить на штору плюшевую игрушку, для прикола. Но куда она тогда делась?

В тот вечер он пришел поздно, долго смеялся. На всякий случай сходил в ванную. Оттуда изучал штору и хохмил надо мной.

«Ты не выспалась!» – все, что я от него услышала.

И вот вчера все повторилось. И я снова не нашла в себе силы выйти из ванной, пока кошмар не исчез. Людка ржет, но на всякий случай говорит: шторы притягивают злую энергию, – сними, прокрути в машинке, обрызгай святой водой, засунь в них сухие травы: лаванду, крапиву, полынь, чертополох. Рецепт! Выдумывает на ходу, лишь бы меня успокоить. Ну, конечно!

Сняла, простирала в машинке, положила в шкаф, на верхнюю полку. Ночь не могла уснуть, шутка ли, – из шкафа скрежет. У мужа, как назло, заболела в деревне тетка, – уехал к родственникам, – пора заметить, что нужен им тогда, когда у них проблемы, – ох, как нужен. А так просто не пригласят, ну как же, огурец еще с грядки съедим. От жадности удавятся».

– Как много она написала, – он опять подошел к зеркалу. – А я действительно похож на обезьяну.

А был ли ангел?

Это строка из песни «Беспечный ангел» в исполнении хеви-метал-группы «Ария». Ее нужно тем, кто отчаялся в своем лечении, а еще врачам, а еще родным тех и других…

Их было трое в комнате. Двое разговаривали, а третий сидел на стуле, который почему-то поставили в угол.

– Да, слушаю Вас, – доктор принял позу человека, увлеченно записывающего какой-то текст, и садиться не предложил.

– Доктор, Вы не сообщили мне диагноз.

Вместо ответа доктор предпочел писать, опытным глазом он успел взглянуть на вошедшего.

Стройный парень, с волосами, зачесанными назад, и какими-то ангельскими глазами возник посреди кабинета. Такие не стоят перед тобой, как солдаты, выслушивающие приказ. Доктору даже показалось, что таких больных в стационаре не бывает. Он научился смотреть на пациентов как бы насквозь, а с этим так не получалось, глаз застревал и будто съеживался, как вялая вишня.

– А зачем Вам знать о диагнозе? – наступило время для возмущения доктора. – Я разговаривал с Вашими родными или друзьями, не знаю, кто они Вам, я им все сказал. Если хотите откровенно, – ничего хорошего, операцию делать смысла нет, без нее дольше проживете.

А сам подумал, так и так не жилец.

– …«Ты – летящий вдаль, вдаль ангел», – пропел вдруг тихим голосом пациент после минутной паузы. В довесок еще просвистел эту мелодию "Беспечного ангела" в исполнении "Арии".

– Может, Вы с песнями в палату пойдете? – предложил доктор и вдруг увидел, что тут другой человек, изрядно напуганный, худой, растерянный, уничтоженный неизлечимой болезнью.

– Беспечному ангелу не нужен диагноз, – на лице парня блаженная улыбка, и он повторяется, но с перестановкой слов: – Диагноз не нужен ангелу Беспечному.

И снова к пациенту вернулась уверенная интонация, снова на доктора смотрят ангельские глаза. Речь звучит, но губы недвижимы. Бред какой-то.

– Не понял, – отрезал доктор, наклонившись пониже к бумагам.

– Сам не знаю, зачем спросил…

– Ну, в таком случае мне больше нечего Вам сказать, – отчеканивал доктор каждое слово, чтобы не поднимать глаза на этого хамелеона, и услышать в ответ «Угу».

Прямо "английский пациент", – распирало на иронию доктора.

– А что за "ангел", вы нормально себя чувствуете?

– С таким диагнозом даже великолепно.

– А, ну да, извините.

Пациент каким-то образом оказался уже в дверях кабинета, напоследок обернулся, бросил нахальный взгляд, рукой закинул назад длинную прядь волос, и сказал:

– Но я отвечу.

– А я ничего не спрашивал.

– Ну, про ангела…

– Да-да, конечно.

– Беспечный ангел.

– Ну, это понятно.

– Песня.

– А, теперь совсем понятно.

– Мне наплевать на Ваш диагноз.

– Да-да.

– Дайте бумажку, я напишу пару строк.

Какие у него длинные пальцы, спокойное дыхание, шаг тихий, уверенный, будто не в тапочках, да и пишет твердой рукой.

Парень сделал запись, скомкал листок, направился к мусорной корзине, выбросил комок бумаги, и вышел.

– Как же его зовут, фамилию помню, имя забыл, – доктор откинулся на спинку кресла. – Да неважно, много вас таких. Но этот не жилец. Через неделю или две – все, конец. Вот он и дурачится.

Доктор посмотрел на пустой стул в углу, потом на мусорную корзину в другом углу.

– Так, еще надо дописать историю болезни. Черт. Вместе с листком он выбросил и мою ручку.

Доктору пришлось шагать к корзине, оглядываться на дверь, шарить в мусоре рукой. Вот он извлек ручку, за ней и смятый листок.

В дверь постучали.

– Кто там?

Никто не отозвался, но и не вошел, хотя медсестра в таких случаях всегда заглядывала.

Ровный почерк на две строчки.

Доктор присел на свой стол с мыслью, что его опять тянет взглянуть на пустой угол, где сидел пациент, и к которому доктор теперь был расположен спиной.

– Если есть хоть один процент, хоть один шанс, а он есть, я должен его прооперировать, – решил вдруг доктор, и по спине его пробежали мурашки.

– Зачем стул поставили, если на нем не сидят? – спросил себя доктор, и три раза повторил вопрос. – Но пациент…, он же со входа сразу пошел туда, в угол. А кто еще был в кабинете? С кем я разговаривал? Что ему надо? Как же я устал.