Текст книги "Ода контрразведке"

Вердикт генерал-лейтенанта Гэндзо Янагита был предельно жестким. В своем кратком разговоре с капитаном Такеока Юсаки он сказал: «Если Люшков откажется от самоубийства, необходимо его ликвидировать».

19 августа Люшкова вызвали в здание военной миссии в Дайрене. Как показал позднее на допросе Такеока Юсаки, «я стал вести разговор о том, чтобы он покончил жизнь самоубийством, указав на безвыходность создавшегося положения. Но Люшков отказался от самоубийства и опять настоятельно требовал создать ему условия для побега. Я предложил пойти вместе с ним в порт, якобы подыскать подходящее судно, на котором он мог бы уплыть в Китай. Спустившись со второго этажа, на ступеньках к выходу во двор я быстро зашел вперед и внезапно из имеющегося у меня браунинга выстрелил ему в левую сторону груди. Он упал. Это было примерно в 11 часов 30 минут вечера».

После этого Такеока распорядился добить раненого. Начальник разведывательного отделения миссии Аримица Кадзуо выполнил приказ: «Я взял… пистолет и выстрелом в висок добил этого человека насмерть».

Сотрудникам миссии Такеока заявил, что «по приказу генерала Янагита был убит важный преступник, а сам этот факт является государственной тайной».

Рано утром 20 августа 1945 года солдаты привезли в местный военный госпиталь замотанный в простыню труп. По распоряжению начальника госпиталя Иосимуры Фумио труп был кремирован. Урна с прахом была доставлена в военную миссию, а оттуда, по распоряжению Такеоки – в один из местных буддийских храмов.

Так закатилась «звезда» Востока – и не только Дальнего…

Национальный проект

Собака сильного хозяина любит, а слабого – кусает.

Малюта Скуратов

Побег Люшкова подвел черту под эпохой «революционного романтизма», когда стало ясно, что органы госбезопасности оказались захвачены «пассионариями» с российских окраин, которые способны только разрушать «до основанья» – никаких созидательных целей у них нет. Поэтому 17 ноября 1938 года вышло совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», в котором говорилось: «Враги народа и шпионы иностранных разведок, пробравшиеся в органы НКВД как в центре, так и на местах, продолжая вести свою подрывную работу, старались всячески запутать следственные и агентурные дела, сознательно извращали советские законы, проводили массовые и необоснованные аресты, в то же время спасая от разгрома своих сообщников, в особенности, засевших в органах НКВД».

23 ноября 1938 года Ежов написал в Политбюро ЦК ВКП(б) и лично Сталину прошение об отставке, в котором признал себя ответственным за вредительскую деятельность врагов народа, проникших в НКВД и прокуратуру, брал на себя вину за многочисленные побеги разведчиков и высокопоставленных сотрудников НКВД за кордон – прежде всего Люшкова. 24 ноября 1938 года Ежов был освобождён от обязанностей наркома внутренних дел СССР.

На следующий день, 25 ноября 1938 года, наркомом внутренних дел СССР был назначен Лаврентий Павлович Берия. С этого момента репрессивная политика советской власти кардинально меняется. Ни о каком «большом терроре» речь больше не идет. Если за 1937 и 1938 годы было расстреляно 681 тыс. 692 человека, то в 1939 году по обвинению в контрреволюционных преступлениях были приговорены к высшей мере наказания 2 тыс. 600 человек, а в 1940 году – 1 тыс. 600 человек.

При этом среди осужденных при новом наркоме Берии были прежде всего сотрудники НКВД из числа «пассионариев» первых революционных лет, которые не просто скомпрометировали себя в ходе «большой чистки», но откровенно саботировали политику советской власти на построение сильного русского государства. С приходом Берии было уволено – как правило, с последующим арестом и расстрелом, 62 % руководящего состава госбезопасности, т. е. 3 тыс. 830 человек, включая почти всё руководство республиканского и районного уровней.

Результаты кадровой политики Берии выглядят весьма впечатляюще. Вначале посмотрим, как ситуация складывалась до его прихода. Согласно справочнику «Кто руководил НКВД. 1934–1941 годы», на момент создания НКВД СССР 10 июля 1934 года из 96 руководящих работников 37 (38,54 %) были евреями и 30 – русскими (31,25 %). Кроме того, насчитывалось 7 (7,29 %) латышей, 5 (5,21 %) украинцев, 4 (4,17 %) поляка, 3 (3,13 %) грузина, 2 (2,08 %) немца и еще ряд представителей других национальностей. В конце сентября 1936 года, т. е. в пиковый период активности Ягоды, когда его едва удалось остановить с помощью Ежова, из 110 руководителей НКВД СССР уже 43, т. е. почти 40 %, были евреями. Среди остальных 33 (30,00 %) – русские, 9 (8,18 %) – латыши, 6 (5,45 %) – украинцы, 5 (4,55 %) – поляки, 4 (3,64 %) – грузины, 2 (1,82 %) – немцы и т. д.

На Украине ситуация складывалась еще более драматично. Как указывает Александр Север, здесь в 1935 году среди 90 высокопоставленных чекистов (т. е. тех, кто имел звание капитана ГБ и выше) евреев было 60 (66,67 %); русских – 13 (14,44 %); украинцев – 6 (6,67 %); латышей – 3 (3,33 %); поляков – 2 (2,22 %) и т. д.

После того как наркомом внутренних дел был назначен Лаврентий Павлович Берия, ситуация радикально меняется. На 1 июля 1939 года среди 153 руководящих работников НКВД СССР насчитывалось уже 102 (66,67 %) русских, 19 (12,42 %) украинцев, 12 (7,84 %) грузин и только 6 (3,92 %) евреев при полном отсутствии поляков, латышей и немцев. На 26 февраля 1941 года картина была следующей: русских – 118 (64,84 %), украинцев – 28 (15,38 %), грузин – 12 (6,59 %), евреев – 10 (5,49 %), белорусов – 4 (2,20 %), нет данных – 4 (2,20 %), прочих – 3 (1,65 %), армян – 2 (1,10 %) и один латыш (0,55 %).

При этом принципиальным моментом является то обстоятельство, что на высвобождающиеся места Лаврентий Павлович Берия расставляет не просто русских, а специально подготовленную новую национальную элиту госбезопасности. В основном это были молодые сотрудники, выпускники Центральной школы (с 1939 года – Высшей школы НКВД), Школы особого назначения (ШОН) НКВД, межкраевых школ НКВД, а также молодые рабочие, комсомольские активисты, выпускники вузов. Этих людей отличали следующие принципиально новые качества.

1. Большинство из чекистов бериевского призыва были русскими, а также представителями других коренных народов Советского Союза.

2. Они выросли уже в советской стране, готовы были защищать завоевания русского социализма и были преданы лично Сталину.

3. В отличие от первых чекистов, которые в основной своей массе не имели образования, новое поколение чекистов имело высшее образование, участвовало в индустриализации страны и было ориентировано на созидание нового мощного русского государства.

Наиболее ярким примером произошедшей кадровой революции является назначение начальником 5-го отдела (внешняя разведка) ГУГБ НКВД СССР Павла Михайловича Фитина, который стал первым русским на этом посту с момента создания внешней разведки в 1920 году. В самом деле, до него внешнюю разведку возглавляли армянский революционер Яков Давтян (1888 года рождения), еще один армянин Рубен Катанян (1880 г.р.), еврейский революционер, соратник Ленина, участник Октябрьской революции Соломон Могилевский (1885 г.р.), еврейский революционер-подпольщик Меер Трилиссер (1883 г.р.), который наладил работу закордонной части (резидентур) и привел с собой в разведку целую плеяду соплеменников, среди которых Блюмкин, Слуцкий, Агабеков, Бустрем, Шпигельглас, Минскер, Нейман, Мюллер, Рейсс, Гинзберг, Аксельрод, Герт, Маневич, Розенгольц, Розенцвейг, Фельдбин, Нестерович, Гольденштейн, Гольдберг и другие. Затем внешнюю разведку возглавил выходец из еврейской семьи музыканта и акушерки, председатель Московской и Петроградской ЧК (Ленинградского ГПУ) в 1921–1929 гг. Станислав Мессинг (1890 г.р.), после него Артур Артузов (Фраучи), имевший итальяно-латышско-эстонские корни (1891 г.р.), затем еврей Абрам Слуцкий (1898 г.р.), еврей Сергей Шпигельглас (1897 г.р.), еврей Зельман Пассов (1905 г.р.) и грузин Владимир Деканозов (Деканозишвили), родившийся в Баку в 1898 году. В момент смещения Ежова и прихода к руководству НКВД Лаврентия Павловича Берии (25 ноября 1938 года) короткое время, с 6 ноября по 2 декабря 1938 года, обязанности начальника внешней разведки временно исполнял Павел Судоплатов (1907 г.р.), по паспорту украинец.

Как видим, все начальники внешней разведки (за одним-единственным исключением Пассова) родились еще в XIX веке, т. е. принадлежали к поколению революционеров первой волны, в подавляющем большинстве из числа евреев.

Павел Михайлович Фитин был назначен заместителем начальника внешней разведки (5-го отдела ГУГБ НКВД) 1 ноября 1938 года, т. е. еще при Ежове. Но в тот момент ситуацию в наркомате уже перехватил Берия, который с 29 сентября 1938 года возглавлял ГУГБ НКВД, т. е. собственно госбезопасность, и начинал расставлять свои кадры. 13 мая 1939 года Фитин в возрасте 31 года становится начальником внешней разведки, сменив на этом посту Деканозова, и оставался в этой должности до 15 июня 1946 года, став, наряду с Берией и Судоплатовым, создателем первой национальной разведывательной службы Советского Союза, которая 26 февраля 1941 года стала называться 1-м Управлением НКГБ СССР – предшественником Первого Главного Управления (ПГУ) КГБ СССР.

Павел Михайлович Фитин пришел в элиту советской разведки, в том числе и к добыванию секретов по атомной бомбе, буквально «от сохи». Он родился 28 декабря 1907 года в тюменской глубинке – в селе Ожогино Шатровской волости Ялуторовского уезда Тобольской губернии в семье крестьянина-бедняка Михаила Илларионовича Фитина, который в 1920 году стал организатором одного из первых колхозов во всей губернии – а год спустя в составе коммунистического отряда бедноты сражался против кулацких банд. Его сын Павел уже в 15 лет стал комсомольцем и пионервожатым, в 20 лет его избирают членом Шатровского райкома комсомола. В следующем году он на перекладных отправляется в Тюмень на подготовительные курсы для поступления в ВУЗ. Эти курсы находились в Тюмени на улице Республики – на той же улице находился и Тюменский сельхозтехникум, в котором в том же 1927 году учился будущий легендарный разведчик Николай Иванович Кузнецов. Так что вполне возможно, что два этих земляка встречались и даже были знакомы, не подозревая, что станут великими разведчиками.

Осенью 1928 года Фитин поступил на инженерный факультет Сельскохозяйственной академии имени К.А. Тимирязева в Москве – как раз в первый год первой пятилетки, когда развернулась широкая индустриализация Страны Советов. Достаточно сказать, что преддипломную практику в 1932 году Павел Фитин проходил на построенном за два года до этого Сталинградском тракторном заводе. Тем самым молодой специалист шагал в ногу со временем. После окончания академии он работал инженером лаборатории сельскохозяйственных машин Московского института механизации и электрификации сельского хозяйства, который был создан в 1930 году на базе факультета механизации и электрификации Тимирязевки и факультета электрификации Московского механико-электротехнического института. С октября 1932 по октябрь 1934 года, т. е. в годы второй пятилетки, Фитин работал заведующим редакцией индустриальной литературы в издательстве «Сельхозгиз», а в ноябре 1936 года, после службы в армии, стал заместителем главного редактора этого издательства.

28 марта 1938 года Фитин был зачислен на службу в органы госбезопасности и направлен на учебу в Центральную школу НКВД СССР в Большом Кисельном переулке, а осенью того же года переведен на ускоренные курсы вновь созданной Школы особого назначения (ШОН) НКВД СССР. Как пишет в своей недавно рассекреченной автобиографии сам Павел Михайлович, «в октябре 1938 года я пришел на работу в Иностранный отдел оперативным уполномоченным отделения по разработке троцкистов и “правых” за кордоном, однако вскоре меня назначили начальником этого отделения. В январе 1939 года (по нашим данным, 1 ноября 1938 года. – А.В.) я стал заместителем начальника 5-го отдела, а в мае 1939 года возглавил 5-ый отдел НКВД. На посту начальника внешней разведки находился до середины 1946 года».

Такая головокружительная карьера Павла Фитина – менее чем за год он прошел путь от сельхозслужащего до начальника внешней разведки Советского Союза – объясняется не недостатком кадров «расстрельной разведки», а их реформой, глубоко продуманной заменой революционных романтиков с трехклассным образованием на выросших в советский период и в эпоху индустриализации страны высококлассных технически грамотных специалистов, безгранично преданных своей Родине.

К тому же немаловажным обстоятельством было то, что Фитин – как и, например, Кузнецов – обладал яркой арийской внешностью, что было существенным моментом ввиду предстоящей схватки с нацистами, претендовавшими на роль «сверхчеловеков». Новому руководству разведки удалось в кратчайшие сроки подготовить кадры, которые в годы войны действовали в тылу у немцев, зачастую превосходя их по своим человеческим качествам, включая общий культурный и интеллектуальный уровень.

«Во главе разведки стоял Павел Михайлович Фитин, стройный, спокойный, импозантный блондин. Он отличался немногословием и сдержанностью», – пишет еще один представитель нового поколения разведчиков, выпускник той же ШОН 1940 года, Герой России Александр Семёнович Феклисов.

«В лице Фитина советская внешняя разведка нашла нужного, способного, порядочного и до конца преданного своему долгу чекиста, – отмечает в своей книге “Среди богов” (2014) разведчик Герой России Юрий Колесников. – Наркомвнудел Берия относился к нему с некоторой долей симпатии и с пониманием. Был в нём уверен».

И самое главное даже не в том, что Фитин никогда не говорил ни о ком плохо, не унижал достоинства даже заслуживающих порицания сотрудников. Он умел предвидеть обстоятельства и твердо придерживаться занятой позиции. «Зная о настороженном отношении Сталина к поступающей из-за рубежа агентурной информации, – пишет Колесников, – Фитин тем не менее продолжал без промедления докладывать о ней руководству страны. Предсказать реакцию генсека на поступившее из Берлина сообщение не мог ни Фитин, ни Меркулов, ни даже Берия… Здесь на карту ставилась жизнь».

Именно так обстояло дело, когда 17 июня 1941 года Фитин в присутствии наркома госбезопасности Меркулова докладывал Сталину агентурные данные о готовящемся 22 июня нападении Германии на Советский Союз.

«Сталин продолжал расхаживать по кабинету, изредка попыхивал трубкой, – пишет Фитин. – Наконец, остановившись перед нами, он спросил:

– Что за человек, сообщивший эти сведения?

Мы были готовы к ответу на этот вопрос, и я дал подробную характеристику нашему источнику…

Наступила длительная пауза. Сталин, подойдя к своему рабочему столу и повернувшись к нам, произнес:

– Дезинформация! Можете быть свободны».

Все дело в том, что Сталин получал информацию по многим каналам, в том числе и по линии личной разведки. В данном случае он скорее всего выразил недоверие источникам – но не самим разведчикам. Тем более что, как пишет Судоплатов, «в тот же день, когда Фитин вернулся из Кремля, Берия, вызвав меня к себе, отдал приказ об организации Особой группы из числа сотрудников разведки в его непосредственном подчинении. Она должна была осуществлять разведывательно-диверсионные акции в случае войны».

18 января 1942 года решением ЦК ВКП(б) на базе Особой группы было создано 4-е (разведывательно-диверсионное) Управление НКВД, которое было выделено из состава 1-го Управления НКВД. Возглавил 4-е Управление старший майор госбезопасности Павел Анатольевич Судоплатов. Оставшийся штат внешней разведки под руководством старшего майора госбезопасности Павла Михайловича Фитина был сориентирован на освещение политики США и Англии и ведение научно-технической разведки.

Как пишет в своих воспоминаниях сам Павел Михайлович, «большой заслугой внешней разведки в этот период, особенно резидентур Первого управления в США, Канаде, Англии, явилось получение научно-технической информации в области атомной энергии, которая в значительной мере помогла ускорить решение вопроса по созданию атомной бомбы в Советском Союзе. Мне часто приходилось встречаться с Игорем Васильевичем Курчатовым, который выражал большую признательность за получаемые от нашей разведки материалы по вопросам атомной энергии».

Через 14 дней после атомной бомбардировки Хиросимы распоряжением Государственного Комитета Обороны № 9887сс/оп от 20 августа 1945 года был образован Специальный комитет при СМ СССР, которому предписывалось создать ядерное оружие в сжатые сроки. Спецкомитет был наделен чрезвычайными полномочиями по привлечению любых ресурсов, имевшихся в распоряжении правительства СССР, и подчинялся напрямую Сталину. Председателем Спецкомитета был назначен Берия, в задачи которого входили «контрразведка и информационная разведка». Уходя из НКВД для решения поставленных перед ним задач, Берия забирает с собой и Фитина, который покидает свой пост 15 июня 1946 года и с этого момента переориентируется на контрразведку – именно она теперь является приоритетом, поскольку основные задачи в рамках Атомного проекта разведка уже выполнила.

В 1951 году Фитин назначается министром госбезопасности Казахской ССР – именно там, на полигоне в Семипалатинске, происходят испытания советского ядерного оружия. В своих воспоминаниях он пишет: «В послевоенные годы мне на протяжении почти пяти лет пришлось заниматься вопросами, связанными со специальным производством и пуском урановых заводов, и в этой связи вновь неоднократно встречаться с Игорем Васильевичем, талантливым ученым и замечательным человеком. В беседах он вновь подчеркивал, какую неоценимую услугу в решении атомной проблемы в СССР сыграли материалы, добытые советской разведкой».

26 июня 1953 года Лаврентий Павлович Берия был убит в ходе военного переворота, совершенного Хрущёвым с группой заговорщиков из числа высшего армейского командования, и уже 29 ноября 1953 года генерал-лейтенант Павел Михайлович Фитин был уволен из органов «по служебному несоответствию» – без пенсии, так как не имел необходимой выслуги лет… А созданное благодаря Сталину, Берии и Фитину ядерное оружие захватила группировка троцкиста Хрущёва, в которую входили преимущественно выходцы с Украины. Они сразу же реабилитировали троцкистов и предателей, установили диктатуру партократов и взяли курс на решение всех проблем в мире с помощью размахивания ядерной дубинкой.

В последние годы жизни Павел Михайлович Фитин работал директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами. 24 декабря 1971 года он умер в Москве на операционном столе. Ему было 63 года. По мнению родственников Павла Михайловича, показаний для операции по поводу прободной язвы не было…

В октябре 2015 года по инициативе советника губернатора Курганской области генерал-майора Владимира Викторовича Усманова на родине Павла Михайловича Фитина, в сибирском селе Ожогино Курганской области, прошел сход жителей, на котором было решено выступить с ходатайством перед правительством России о присвоении Павлу Михайловичу Фитину звания Героя России (посмертно). Ведь мирное небо над нашей страной сохраняется благодаря ядерному щиту, в создание которого Павел Михайлович внес немалый вклад.

После того как Фитин покинул пост начальника внешней разведки, 9 сентября 1946 года эту должность занял Пётр Васильевич Федотов – профессиональный контрразведчик. В 1938 году в ходе кадровой реформы Берия выдвинул Федотова одновременно с Фитиным, назначив 1 ноября 1938 года заместителем начальника 2-го (секретно-политического) отдела ГУГБ НКВД СССР. 4 сентября 1939 года Федотов становится начальником 2-го отдела, а 29 сентября 1940 года одновременно и начальником 3-го (контрразведывательного) отдела ГУГБ НКВД СССР. 3 февраля 1941 года НКВД был разделен на два наркомата: НКГБ СССР, в ведение которого передавались подразделения, непосредственно занятые вопросами госбезопасности (разведка, контрразведка, охрана правительства и т. д.), и НКВД СССР, в ведении которого оставались внутренние, пограничные и конвойные войска, милиция, пожарная охрана и т. д. 26 февраля 1941 года Федотов становится начальником 2-го Управления НКГБ СССР – всей контрразведки страны.

Как пишут о Федотове на официальном сайте ФСБ России Олег Константинович Матвеев и Владимир Михайлович Мерзляков, «его внешность была обманчива. Слегка полноватое, интеллигентное лицо, задумчивый взгляд. Очки в тонкой металлической оправе делали его больше похожим на университетского профессора, нежели на высокопоставленного руководителя Лубянки сталинской эпохи. Впрочем, он и был профессором в мире секретных служб, талантливым аналитиком и организатором, настоящим мастером контршпионажа».

Пётр Васильевич Федотов родился 18 декабря 1901 года в Петербурге. Его отец Василий Федотович Федотов был родом из крестьян села Старое Рахино Старорусского уезда Новгородской губернии. Мать будущего чекиста Пелагея Ивановна также происходила из новгородских крестьян. В семнадцать лет Пётр Федотов добровольцем вступает в ряды Красной Армии, в составе 1-й Петроградской коммунистической бригады сражается на Восточном и Южном фронтах, получает ранение и контузию, вступает в партию. Окончив политкурсы при политотделе Южного фронта, он в качестве политрука роты воюет в составе 1-го Революционной дисциплины полка 8-й армии на Северном Кавказе. В конце 1920 года молодого политрука направляют в Особый отдел 8-й армии, где он вскоре становится начальником осведомительного отделения Грозненского отдела ГПУ. В 1923 году, в возрасте 22 лет, Федотов руководит своей первой чекистской операцией по ликвидации банды Мазы Шадаева в Ачхой-Мартановском районе Чечни. А через год на его счету уже участие в ликвидации крупных бандформирований шейха Али Митаева численностью до 10 тыс. человек. Как пишет Олег Константинович Матвеев, изучавший личное дело Федотова, в его служебной аттестации того времени сказано: «Как хорошо знающий все специфичности восточной работы в занимаемой должности незаменим. Отличный восточник в части работы чисто аналитической, знает и оперативную отрасль. Крайне усидчив, трудолюбив и дисциплинирован, хороший товарищ, не решителен. Инициативу имеет, но недостаточно энергичен».

Однако уж чего было не отнять у молодого чекиста – так это таланта прирожденного агентуриста. Так, под его руководством, путем создания оперативных позиций среди местного населения, удалось ликвидировать вооруженные формирования шейхов Ильясова и Ахаева, а затем и шейха Аксалтинского. Причем благодаря буквально шахматным комбинациям, проведенным Федотовым, разоружение бандформирований происходило бескровно.

В 1927 году Федотова переводят в Ростов-на-Дону в Секретно-политический отдел (СПО) Полномочного Представительства ОГПУ по Северо-Кавказскому краю, а в июне 1937 года, после 17 лет пребывания на Северном Кавказе, в звании старшего лейтенанта госбезопасности переводят в Москву, где 10 ноября 1937 года он становится начальником 7-го (восточного) отделения 4-го (секретно-политического) отдела ГУГБ НКВД СССР. К этому времени его гимнастерку уже украшает знак «Почетный работник ВЧК – ГПУ (XV)».

Резкому взлету исключительно добросовестного и вдумчивого, но, как отмечалось в служебных характеристиках, несколько медлительного работника способствует приход Берии. Одновременно с Фитиным, который возглавил внешнюю разведку, Федотов выдвигается в начальники всей контрразведки страны, последовательно возглавляя 2-й отдел (4 сентября 1939 года), 3-й отдел (29 сентября 1940 года) и, наконец, 2-е Управление НКГБ СССР (Фитин, напомним, возглавил 1-е Управление НКГБ СССР). Таким образом, еще один выходец из русской крестьянской семьи занимает место на вершине чекистской иерархии, пройдя за два с небольшим года путь от старшего лейтенанта госбезопасности до комиссара госбезопасности 3-го ранга (14 марта 1940 года), что соответствовало званию генерал-лейтенанта.

Тем временем война стремительно приближалась. Примерно в то же самое время, в марте 1940 года, немецкая журналистка и агент советской военной разведки Ильза Штёбе (оперативный псевдоним «Альта») благодаря протекции сотрудника МИД Германии Рудольфа фон Шелиа (оперативный псевдоним «Ариец»), которого она же и завербовала, получила место в пресс-службе этого министерства. В конце декабря 1940 года «Альта» передала в Москву полученную от «Арийца» информацию о том, что 18 декабря 1940 года Гитлер подписал директиву № 21 «Вариант “Барбаросса”» (нем. «Fall Barbarossa»), согласно которой вооружённым силам Германии предписывалось «разгромить Советскую Россию в ходе одной кратковременной кампании».

Перед советскими органами была поставлена задача установить сроки возможного нападения на СССР. Как мне рассказал мой хороший товарищ, известный историк, ветеран внешней разведки Арсен Беникович Мартиросян, «о том, что нападение состоится в июне, гитлеровцы проговорились еще на исходе зимы и весной 1941 года. Из разных источников советская разведка получила сведения, что гитлеровское командование планирует напасть на СССР после окончания весенне-полевых сельхозработ с тем, чтобы успеть захватить советские посевы зерновых зелеными». А всего, по данным Арсена Бениковича, «сто тридцать три раза в донесениях всех видов разведки прозвучал июнь месяц, причем как приблизительно, ориентировочно, относительно точно, так и, наконец, абсолютно точно, то есть с указанием точной даты и часа начала агрессии».

Однако мы знаем, что Сталин не всегда и не во всем доверял сообщениям зарубежных резидентур – выше мы уже имели случай в этом убедиться. Но у него были и другие источники, которым он доверял больше, и среди них – контрразведка, которую возглавлял Федотов.

Контрразведчики хорошо знали, что немецкую разведку в Москве возглавляет Эрнст-Август Кёстринг – уроженец Серебряных Прудов под Москвой, сын управляющего имением графа Шереметева. Его земляком был будущий Маршал Советского Союза Василий Иванович Чуйков, отец которого был конюхом в том же имении. Именно на КП Чуйкова в Берлине утром 1 мая 1945 года бывший помощник Кёстринга в Москве, начальник Генерального штаба сухопутных войск Ганс Кребс вел переговоры с Чуйковым о капитуляции, а потом застрелился в бункере Гитлера.

Кёстринг, участник Первой мировой войны на стороне Германии, свободно владел русским языком и еще в 1931 году был назначен военным атташе посольства Германии в Москве. Оставаясь на этой должности с перерывами вплоть до начала войны, он проделал путь от полковника до генерала пехоты. В Москве его особняк находился в Хлебном переулке. Именно это обстоятельство и решил использовать Федотов с помощью своего суперагента Николая Кузнецова.

Простой сибирский парень, земляк Фитина, будущий Герой Советского Союза Николай Кузнецов (оперативный псевдоним «Колонист») был высоким, стройным, голубоглазым блондином, владел шестью диалектами немецкого языка и мог при необходимости говорить по-русски с немецким акцентом, прямо-таки завораживая собеседника. Именно Федотов в 1938 году взял его к себе, оформив под личную ответственность как особо засекреченного спецагента с окладом содержания по ставке кадрового оперуполномоченного центрального аппарата.

Кузнецову выдали паспорт советского образца на имя этнического немца Рудольфа Вильгельмовича Шмидта и залегендировали как инженера-испытателя Московского авиационного завода № 22 имени Горбунова. Он начинает бывать в элитных московских ресторанах, заводит связи в артистической среде, где знакомится с иностранными дипломатами, в том числе и с установленными разведчиками. Шмидта выводят на советника дипломатической миссии Словакии в Москве Гейзу-Ладислава Крно. Тот, помимо шпионской деятельности, приторговывал швейцарскими часами, и Шмидт предстал перед ним оптовым скупщиком. Уже вскоре Крно стал безоговорочно доверять Шмидту и свел его с Хайнцем Флегелем, агентом гестапо и личным камердинером немецкого посла графа фон дер Шуленбурга. Согласно донесениям «Колониста», Флегель посоветовал ему как другу подумать о перебежке в Германию и подарил значок НСДАП в виде орла и свастики, грампластинки и пепельницу. Когда посол был в отъезде, Флегель пригласил «Колониста» в гости, провел по особняку и показал кабинет посла. После этого визита у Федотова появился точный план расположения комнат и подробное описание кабинета посла Германии в Москве.

Лубянку очень интересовал также военно-морской атташе посольства Германии фрегаттен-капитан Норберт фон Баумбах. Он жил один на улице Воровского и дома в сейфе хранил секретные документы. В его отсутствие там постоянно находилась горничная из русских немок, довольно симпатичная особа лет тридцати. Кузнецов «случайно» знакомится с ней, завязывает легкий роман и выясняет, когда Баумбаха не бывает дома. В один из таких дней он приглашает ее в кинотеатр, а чекисты в это время проникают в дом, вскрывают сейф и переснимают документы.

Но главной целью оставался Кёстринг. Его дом № 26 в Хлебном переулке, который немцы постоянно охраняли, казался неприступен. Тогда Федотов обращает внимание на то, что к особняку вплотную примыкает жилой дом. И ему приходит смелая идея – подкоп! Вначале проводится операция прикрытия – авария водопровода. Под предлогом ремонтных работ в течение двух дней чекисты проходят узкий лаз, ведущий в подвал особняка. Ночью, когда Кёстринг спал, контрразведчики проникли в его кабинет и установили аппаратуру для прослушки, в том числе в телефон. По тем временам это была техническая новинка, подобные радиомикрофоны использовались впервые. С этого момента все секретные переговоры Кёстринга с другими атташе стран – сателлитов Германии, с немецкими разведчиками и агентами слушают на Лубянке и в Кремле, а результаты прослушки докладываются Сталину.

В своих беседах немцы и их союзники открытым текстом говорили о скором нападении на СССР. По словам Олега Константиновича Матвеева, сотрудники атташата обсуждали возможность провокации, при которой должен погибнуть немец, что дало бы повод к вторжению. Не случайно Сталин постоянно требовал не поддаваться на провокации.

Кузнецов докладывал, что 24 апреля 1941 года Хайнц Флегель открыто заявил ему: «Мы пакуем чемоданы. Возможно, начнется война. Шуленбург уехал за инструкциями в Берлин». Эту информацию подтвердил Крно, который еще раньше был завербован «Колонистом» и начальником 1-го (немецкого) отделения 3-го отдела капитаном госбезопасности Василием Степановичем Рясным (который пришел в органы только в 1937 году, а к 1944 году был уже комиссаром ГБ 3-го ранга и наркомом внутренних дел Украины). Крно завербовали на компромате, когда он пришел к якобы сломавшему ногу Шмидту домой на Старую Басманную и принес товар – швейцарские часы, которые он привозил контрабандой, пользуясь дипломатическим иммунитетом. В момент переговоров «случайно» появилась «милиция» во главе с Рясным, который сразу начал звонить в Наркоминдел. Чтобы избежать огласки, Крно дал согласие работать на советскую контрразведку и в тот же день принес шифры посольства Словакии. В течение весны 1941 года он передавал ценную информацию о передвижении немецких войск к советской границе.