Текст книги "Голос бездны"

Крутые повороты

Закончив свои дела в редакции, Сергей позвонил Романову. Подошла Ксения.

– Как дела, подруга? – бодро начал он разговор.

– Отлично. Серёжа, я хочу сказать вам кое-что очень важное.

– Валяй.

– Я знаю, куда мог податься Когтев.

– Куда? – Лисицын в одно мгновение перестроился с редакционного настроения, затаил дыхание, превратившись в насторожившегося охотника.

– На мою квартиру. О ней никто не знает. Я сама бываю там крайне редко. Так что это, пожалуй, единственное место, где его никто не будет искать. Я чувствую, что он там.

– Ты кому-нибудь уже сказала об этом?

– Нет. Я хотела было сама туда поехать, но мне боязно. Миша ведь меня уже убил один раз, он меня сразу убьёт опять, если я появлюсь там.

– Молодец, что сдержалась, девочка. Всё-таки голова у тебя варит, хоть ты и фотомодель. Сейчас я к тебе подкачу. Жди меня. Если вдруг Романов приедет раньше, ничего не говори ему до моего появления, иначе он ждать меня не станет. А во мне что-то сегодня азарт пробудился нездоровый, его нужно утолить.

Вскоре Сергей Лисицын уже подруливал к подъезду полковника Романова. Ксения нетерпеливо смотрела в окно, и он увидел её сразу. Она высовывалась по плечи, жадно вглядываясь в каждый проезжавший автомобиль.

– Спускайся, – позвал он, выйдя из машины и делая приглашающий жест.

– Уже бегу! – крикнула она в ответ и скрылась в окне. Ржаво скрипнув, открылась дверь, и Ксения появилась перед Лисицыным, прыгая вниз по ступенькам.

– Вот и я, – счастливым тоном сообщила она.

– А вот и я, – послышалось сбоку, и на дворовой дорожке появился между деревьями полковник Романов. – Далеко собрались, молодые люди? Неужто на свадебную прогулку? Было бы недурно.

– Хочешь с нами прокатиться? – бросил в ответ Лисицын.

– Далеко ли?

– Не очень. Ксюха сейчас покажет. Она знает одно любопытное местечко. Обещает хороший интерес, – загадочно ответил Сергей.

– Что ж, ежели приглашаете, то я прошвырнусь с вами, – согласился Романов, усаживаясь сзади.

Ксения внимательно посмотрела на Сергея:

– Мы разве ничего не скажем?

– Всему своё время, – отрезал Лисицын. – Сегодня у нас большущий разгуляй. Показывайте дорогу, сударыня.

Некоторое время они ехали молча.

– Совсем близко уже, – сказала Ксения.

– Ладно, раскалывайтесь, в какие гости мы едем? – не выдержал Романов. – Может, пузырёк надо купить?

– Не надо, Ваня. Лучше проверь, чтобы твой «Макаров» в порядке был.

– Зачем тебе?

– Да не исключается возможность, что мы Михал Михалыча встретим, – развязно произнёс Лисицын, поворачивая руль.

– Где это? – насторожился полковник.

– Видишь ли, Вань, у Ксении возникла нужда заглянуть на свою старую квартиру за кое-какими вещами, – начал врать Сергей, не меняясь в лице, – и она попросила меня подвезти её. Но про эту квартиру, оказывается, знает Когтев. И никому больше про эту хату не известно. Выходит, что для Михалыча это весьма выгодное место, чтобы сховаться. Логично?

– Логично.

– Представляю себе его, – продолжал разглагольствовать Сергей, – сидит себе Коготь, сидит в Ксюхиной комнатушке в полной темноте и плачет: мол, какой прекрасный финансист пропадает…

– Теперь давайте по порядку, – строго сказал Романов. – Вы серьёзно думаете, что Когтев там прячется?

– Да, начальник.

– И поехали вы туда, конечно, не за вещами, а именно из-за Когтя?

– Угадал, начальник, – Сергей продолжал улыбаться.

– Тогда тормози.

– Зачем?

– Я вызову группу.

– Поздно, Ваня, мы приехали. Вот моя деревня, вот мой дом родной, – развёл руками Лисицын, выключая зажигание. – Теперь моя Зебра у Михалыча на виду. Ждать нам нельзя. Если он там, то убежит, застукав нас здесь. У него нюх сейчас очень обострён на опасность. Представляешь, увидит он машину, из которой никто подозрительно не вылезает.

– Или подозрительно вылезают его старые друзья, – мрачно покачал головой Романов.

***

Что-то заставило Когтева вздрогнуть. Он нажал на выключатель, и свет погас. Стоя посреди темнеющей комнаты, он прислушался к звукам улицы. Мрачно и холодно было в тёмной квартире, где Ксения не бывала уже давным-давно. Мутно виднелась запылившаяся полировка мебели, вертикальные тени косяков, тусклый блеск зеркала, синева окна. Снаружи хлопнули дверцы автомобиля, и Когтев снова вздрогнул, почувствовав, что донёсшийся звук имел к нему прямое отношение.

В темноте сухо и холодно выступили чёткие линии совершенно белого лица Михаила Михайловича. Лицо его придвинулось к стеклу окна и глянуло мёртвым взором на улицу.

– Да, я был прав, – шепнул Когтев. – Она должна была привести их сюда. Она догадалась, что мне более негде скрыться. Проклятая девка! Зря я закопал её живьём. Никогда не следует идти на поводу у своих чувств. Разум, холодный рассудок – вот чем следует руководствоваться. Впрочем, что уж теперь рассуждать.

Когтев тенью метнулся к двери и выбежал на лестничную площадку. Снизу послышались шаги и приглушённые голоса.

– Идут! За мной идут, сволочи! – едва заметно шевельнул он губами и поднялся на один пролёт выше. – Пусть войдут в квартиру…

Он позволил трём фигурам осторожно открыть дверь, дождался, пока они скрылись внутри, и тут же поспешил вниз.

– А его и нет здесь, – сказал Романов, держа пистолет наготове.

– Он здесь был, – уверенно заявила Ксения. – Вон стоит чашка на столе. Он пил чай.

– Точно, – подтвердил Лисицын, взяв чашку в руку, – горячая чашка.

– Он засёк нас и улизнул!

– Э! Да вон наш злой гений! – Сергей указал в окно. Когтев семенил вдоль улицы, размахивая рукой и пытаясь остановить машину.

– Вниз! Бегом! – Романов сорвался с места, не дожидаясь остальных. – Вот старый гадёныш! Сейчас ведь уйдёт, подлец!

Едва автомобиль затормозил возле Когтева, Михаил Михайлович сунул в лицо водителя пистолет.

– Быстро выматывай!

– В чём дело?

Когтев ответил на этот неуместный вопрос сильным тычком ствола в лицо вопрошавшего. Тот поспешно распахнул дверь и позволил сумасшедшему старику занять водительское кресло. Машина сорвалась с места, громко взревев.

Романов, размахивая «Макаровым», вылетел из подъезда и пробежал несколько шагов следом за уезжающим бандитом.

– Он мою машину украл! – закричал, растопырив руки, обалдевший владелец автомобиля.

Романов махнул в ответ на этот выкрик пистолетом и пустился к «жигулёнку», в который уже впрыгнули Сергей и Ксения. Синяя вечеревшая улица озарилась светом включённых фар, расплывчатые жёлтые пятна скользнули по фасадам домов, протащили по стенам изломленные тени деревьев, чёрные изогнутости корявых ветвей, выхватили из мутного сумрака вертикальную трещину в стекле киоска.

– Прыгай! – крикнул Сергей, распахивая дверцу автомобиля, и махнул Романову рукой.

Тот ввалился в салон, и машина сорвалась с места, не дожидаясь, пока полковник устроится в кресле.

– Видишь, господин полковник, как надо преступников искать, а ты не хотел нам довериться.

– Помалкивай, охотник липовый. Жми на педаль.

– Да, теперь главное не потерять его. Шустрый дьявол! Смотрите, как давит на гашетку. Надеюсь, моя Зебра не подкачает.

– Помалкивай, Лис. Смотри вперёд.

– Я и без твоих советов смотрю вперёд.

Ладони Лисицына вспотели. Весь организм его, вся нервная система сжались до размера крохотного комочка, поместившегося на поверхности взмокших ладоней и распластавшегося по кожаной оплётке руля. Окружающий мир прекратил своё существование. Остался лишь руль, его точные движения вправо и влево.

Дорога мелькала белыми штрихами разделительных полос. Пятна встречных огней проскакивали мимо, коротко вжикая моторами.

– Быстро жмёт, сволота! – повторял изредка Сергей, не спуская напряжённых глаз с шоссе.

– А у тебя нет даже мобильного телефона, – проворчал Романов. – Какой же ты крутой журналист, если у тебя сотового нет?

– На кой лях, Вань, тебе дался сотовый?

– На тот, чтобы позвонить, куда следует, проканифолить им мозги, а они бы перекрыли шоссе. Мы-то ничего не можем сами на твоём драндулете, любитель скромности.

– У тебя же свой собственный мобильный был.

– Батарея села, – огрызнулся Романов.

– А ты пальни в Когтя, Вань, пальни разок-другой. Или ты боишься промахнуться?

– Мы в городской черте и несёмся сломя голову. Куда я пальну? В прохожих? Или вон в ту машину на повороте?

– Не бойся, сейчас Михалыч за Кольцевую вырвется, там уж ты налупасишься из своего многозарядного, – Сергей попытался поднять тон голоса до весёлости, но весёлости не получилось.

Скорость была бешеной. «Жигуль» рычал остервенело, вилял из стороны в сторону, бросая пассажиров от борта к борту.

– Главное, чтобы нас гаишники не остановили, иначе Когтя нам не видать.

– Коготь урвёт когти, – пошутил Сергей.

– Жми давай, а не разговаривай, остряк!

Лисицын жал. Но больше выжать не получалось.

Москва осталась позади вместе с вынырнувшими из поста ГАИ фигурками, взмахнувшими руками.

– Может, присоединятся к нам? – предположил с надеждой Романов.

– Фиг тебе, мы пролетели мимо них на такой скорости, что они и не поняли, кто или что это было. Не поедут они за нами, – уверенно сказал Сергей.

– Пусть так, – Романов открыл окно и высунул руку. – Быстро шпарим, руку сдувает. Шиш с маслом, а не стрельба получится.

И всё же он рискнул. Коротко прозвучали два выстрела, и звук их мгновенно улетел во тьму, словно сдёрнутый со ствола пистолета властным рывком. Машина Когтева никак не отреагировала и продолжала мчаться дальше.

– Ксюха, а где твой Когтев научился так лихачить?! – крикнул Сергей.

– Откуда мне знать? При мне он вообще редко за руль садился. Обычно за рулём был Митька или Николай.

– Николай, Николай, кого хочешь выбирай, – промычал Сергей. – Мне представляется, что Михал Михалыч просто тронулся умом от нервного напряжения.

***

Вера Степановна Пулкова отличалась завидной внешностью. Крупные черты лица, немного напоминавшие цыганские, приковывали глаза мужчин. Пышная грудь и крутые бёдра, которые многих женщин делали «разбабистыми», Веру наоборот украшали, наделяя её какой-то необъяснимой физической притягательностью. Крепкая прямая спина внушала уверенность, что Пупковой всё было нипочём. Глядя на это могучее, как у отставного атлета, тело, мужчинам обычно сразу хотелось прижаться к Вере Степановне, чтобы ощутить струящуюся под её горячей кожей силу.

На прошлой неделе ей исполнилось сорок три года, и она отпраздновала эту годовщину в тесном кругу сослуживиц, назвав свой день рождения «естественным, но безрадостным подарком судьбы».

В соседней комнате лежал за плотно затворённой дверью её двадцатилетний сын Коля, совсем ослабший и превратившийся в живой скелет от терзавшего его рака. Вера редко звала подруг, боясь испугать их стенаниями несчастного Коленьки. Но на день рождения они пришли сами, напрочь позабыв о домашней обстановке Веры. Единственным человеком, кого Вера Степановна принимала у себя дома, был Влад. Он был моложе Веры на десять лет, но уже второй год подряд встречался с ней, обуреваемый бесконтрольной страстью.

– Почему ты любишь меня? – спрашивала она его. – Ты любишь меня? Или что? Скажи, Владик, миленький мой мальчик, ответь мне. Я очень люблю тебя. Я умру, если ты вдруг оставишь меня.

То, что рано или поздно момент расставания должен был наступить, Вера понимала хорошо. И думая об этом, она холодела. Боязнь разлуки сделалась настолько велика, что перекрыла собой страх за жизнь сына. Впрочем, к мысли о его гибели Вера уже привыкла. Коля высыхал на глазах. Кожа его с каждым днём становилась желтее и суше, мышцы исчезали, рёбра вылезали наружу всё сильнее и сильнее, суставы ног и рук всё больше приобретали сходство с обглоданными цыплячьими окорочками. Коля умирал, и мать знала это. Час последнего прощания приближался. Но Вера уже не переживала из-за этого. У неё оставался Влад. Он приходил к ней чуть ли не ежедневно, и она раздевала его посреди комнаты, наслаждаясь каждым мгновением. Она сбрасывала с себя халат, надетый обязательно на голое тело, и подставляла Владу свои громадные груди. Он жадно кусал их, мял крепкими руками, тискал, будто надувные игрушки, затем выпускал их и падал на пол, будто лишившись сил. Он падал таким образом, чтобы видеть над собой расставленные крепкие ноги и густой чёрный куст между ними. Этот куст волос, скрывающий пухлые складки, манил его более всего на свете.

У Влада было две страсти. Первая – работа. Но не работа милиционера вообще, а безумное напряжение, которое охватывало его во время операций захвата, риск, вкус риска, колеблющаяся грань между жизнью и смертью, ежесекундная возможность очутиться по ту сторону. Наверное, в его природе присутствовало нечто от самоубийцы. Он ждал внезапного наступления смерти, ждал её коварного удара в спину или молниеносного попадания в лоб. И всякий раз он жадно глотал воздух, когда всё оставалось позади. Он глотал воздух, прислушивался к эластичному расширению своей грудной клетки и радовался, что смерть пронеслась мимо. Второй страстью Влада была Вера Степановна. Он сошёлся с ней, работая по делу об убийстве её подруги. Когда же работа подошла к концу, Влад обнаружил, что ему захотелось увидеть Пулкову снова. И он заглянул к ней домой, не зная, как оправдать свой визит. Вера не спросила ничего, но пригласила в комнату. Далее всё произошло само собой. Ни она, ни он не смогли впоследствии объяснить, кто сделал первый шаг, кто протянул руку, кто решился расстегнуть пуговицы… Следующая встреча оказалась гораздо более трудной. Оба помнили о случившемся накануне, оба хотели повторения, но не могли решиться. Влад смотрел на Веру и видел в ней свою мать. О том, чтобы вступить в сексуальную связь с матерью, Влад не мог и помыслить. Но Вера не была его матерью. Она была его любовницей, страстной, сильной и ненасытной. Это Влад тоже понимал…

Недавно Вера забеременела от него. Влад испугался. Он трепетал от мысли о её лоне, о взрослом женском запахе, о её всегда испуганных и вместе с тем горящих желанием глазах. Но он не мог быть отцом её ребёнка.

– Ты должна сделать аборт.

Он повторял эту фразу снова и снова, отказываясь ласкать Веру и тем самым принуждая её избавиться от плода. Вера не могла уже жить без ощущения Влада внутри себя, без прикосновения его крепких молодых бёдер к себе. Она без Влада сходила с ума.

Вера принадлежала к категории людей, которым всегда было плохо. Правда, это её качество не бросалось в глаза с первого взгляда, но, став однажды заметным, оно превращалось в назойливую муху. Влад умел не замечать, когда его любовница начинала тихонько ныть, в его же власти было оборвать всякое неудовольствие Веры угрозой, что он больше не появится в её доме. И она умолкала.

Но после сделанного аборта что-то случилось с ней. Она перестала сдерживаться, поскуливание обиженной собачки превратилось в настойчивый лай. В тот день, когда Влад ехал на дачу Романова, его грызла одна мысль: Вера стала надоедливой, невыносимой, но он не мог обходиться без её плоти.

– Мне пора к психиатру, – шептал он себе.

В ночь после операции в «Васко да Гама» Влад уехал домой, но вечером уже сидел в комнате Веры Степановны Пупковой. Сидел молча, нахмурившись, полный множества горячих слов, но не знающий, как именно эти слова произнести.

– Вера, нам нужно расстаться… на время…

– Почему? Я перестала нравиться тебе?

– Не в этом дело. У меня сложности… личного порядка. Нервы сдают… Я должен разобраться в себе…

– Ты меня бросаешь! Ты хочешь оставить меня в самый трудный момент моей жизни! На днях умрёт мой сын. Ему осталось всего ничего. И ты хочешь уйти. Ты не любишь меня! Ты ненавидишь меня! Ты презираешь меня! За что? В чём я провинилась перед тобой? Пожалуйста…

Она причитала очень долго, затем вдруг вспрыгнула, подбежала к двери, закрыла её собой и закричала во всё горло:

– Не пущу! Не отдам!

Из соседней комнаты послышался протяжный стон Коли.

– Тебя сын зовёт, – Влад показал пальцем на стену.

– Не пущу! Не отдам! – снова закричала Вера, дрожа всем телом. Влад встал и пошёл к двери, ведущей в соседнюю комнату. До сих пор он ни разу не видел сына свой любовницы, она не пускала его к Коле. Теперь ему безумно захотелось рассмотреть лицо того, кто стонал за стеной от боли в то время, как его мать стонала от страсти.

– Не отдам! – повторила Вера и тут увидела на столе ключи от машины Влада.

Бросившись вперёд, она схватила ключи и выбежала на улицу.

Влад услышал, как хлопнула дверь, но не придал этому значения. Вера ушла, теперь мог уйти и он. Но сперва он должен был увидеть больного юношу. В тёмной комнате на кровати лежал под простынкой Коля, похожий на мумию. Он мучительно раскрыл глаза и посмотрел на Влада.

– Болит? – спросил милиционер.

Коля закрыл глаза.

– Я бы хотел тебе помочь…

Помочь было нечем. Он повернулся и пошёл прочь. Больше в этот дом ни ногой. На улице он увидел, как его автомобиль рывками сдвинулся с места и поехал вдоль улицы.

– Вера! Куда ты? – закричал Влад, прибавляя шаг. – Остановись!

Вера Степановна сжала зубы и выехала со двора. Она не знала, куда поехала, она просто жаждала движения, быстрого движения, выветривающего чувства. Наступал вечер. Синий летний вечер. Дорога стремительно улетала под колёса. В какой-то момент Вера обнаружила, что давно покинула пределы Москвы, и остановилась, чтобы справиться с обуревавшими её чувствами. В голове пульсировало, в глазах стояли слёзы.

– Одна! Теперь я буду одна! Это смерть! – Руки её тряслись. – Ладно, значит, так было нужно…

Она завела машину на обочину и стала медленно разворачиваться. В эту минуту мимо с шумом пронёсся автомобиль.

– Сумасшедший! Дурак! – крикнула Вера, испугавшись внезапно промчавшегося, как снаряд, транспорта.

Она развернула машину и в ту же секунду увидела мчащиеся на неё фары. Скорость приближавшегося «жигулёнка» была огромна. Вера резко вильнула в сторону, надавила на педаль газа, вдавилась в спинку сиденья. Её автомобиль с хрустом прыгнул вперёд, получив удар в бок, развернулся на месте и перелетел через дорогу. Веру выдернуло из-за руля, ударило головой о лобовое стекло и бросило вместе с осколками в ночную темноту. Она слышала, как гремела её машина, медленно переворачиваясь через капот на крышу и тяжело опускаясь на её разметавшееся тело. Такой тяжести не могли вынести даже крепкие кости Веры Степановны Пупковой. По всему её телу пробежал громкий хруст. В голову хлынула кровь.

***

Появление поперёк шоссе какой-то машины было полной неожиданностью. Лисицын повернул руль, но скорость его «жигулёнка» была слишком велика.

– Ах ты…

«Жигулёнок» подскочил на ухабе, вильнул влево и, прежде чем кто-то из пассажиров успел понять что-либо, скользнул боком по той самой машине, перевернулся в прыжке, пролетел через встречную полосу и с оглушительным грохотом рухнул в чёрный кювет. При падении «жигулёнок» опустился на колёса, будто его не крутило в воздухе. Но огни его погасли, двигатель замолк.

– Ох, мама, – прошептал Лисицын, хрястнувшись затылком о потолок. – Карусель, карусель… Ксюха, ты любишь кататься на карусели?

В ответ – невнятное мычание.

– Не очень? – прошептал Сергей. – Жаль, а то я бы сводил тебя на аттракционы… Ты вообще-то живая? Ваня, а с тобой что? Я-то языком могу шевелить, сейчас проверю, как себя ощущают руки и ноги.

– Ну…

– Что «ну», Ксюха? – откликнулся Лисицын на раздавшийся из-за спины голос. – Жива, что ли? Попку свою красивую не ушибла?

– Ушибла.

– А я затылок примял. Хотелось бы надеяться, что я не стану от этого хуже соображать. Господин полковник, ты вставать собираешься? Мы приехали, Зебра дальше не пойдёт, пока её не починят… Что это за дура выросла у нас на пути? Ты видела этот фокус, Ксюха? Интересно, что с той бабой? Она тоже перевернулась или как?

Сбоку послышался шум тормозящих колёс. Свет фар полоснул по крыше «жигулёнка» и отвернулся.

– Кажется, нам сейчас помогут.

Однако вместо нормального человеческого голоса, вопрошающего, не требуется ли пострадавшим помощь, раздался выстрел. Пуля ударила по крыше салона, издав отвратительный металлический звук.

– Опля! – воскликнул Сергей, ещё не сообразив до конца, что сие означало.

– Кто это? – поперхнулась Ксения.

– Наш друг Когтев, – ответил Лисицын, толкнул дверцу плечом и вывалился в траву. – Ксения, давай сюда!

Послышался скрип задней дверцы. Одновременно с ним прозвучал второй выстрел. Пуля вновь ударила в крышу.

– Весёленькая прогулка. Как мы легко превратились из преследователей в преследуемых, – с подчёркнутой досадой проговорил Сергей и нащупал свесившуюся из машины ногу девушки. – Что ты разлеглась там, матрёна? Вываливайся сюда кубарем! Бежим, пока есть время.

Всё это заняло не более пяти секунд.

Теперь со стороны дороги донёсся звук открываемой машины Когтева и шаги по гравию на кромке шоссе.

– Ползи сюда быстрее, – прошептал Сергей, дёргая Ксению к себе.

Они опустились на четвереньки и поспешили отойти таким образом от «жигулёнка». В свете фар они разглядели ссутулившуюся фигуру Когтева. В его руке угрожающе подрагивал пистолет. Не дожидаясь очередного выстрела, Лисицын поднялся во весь рост и поволок за собой девушку.

– Бежим! – крикнул он.

Громкий шелест травы и раздвигаемых веток кустарника не мог остаться незамеченным, и Когтев пустил ещё две пули наугад. Остановившись на пару секунд, Сергей услышал шаги преследователя.

– Чёрт его подери! За нами двинул! Бежим во все лопатки! Эх, Романов, Романов, что ты там спишь, Ваня, родной мой?