Текст книги "Спецназовец. Власть закона"

Из коридора послышалось приближающееся дребезжание, и через несколько секунд вернувшийся Швырев вкатил в камеру металлический столик на колесах, вроде тех, на которых зубные врачи раскладывают свои похожие на орудия палача-изувера профессиональные причиндалы. Сходство усиливалось тем, что на вафельном полотенце, покрывавшем верхнюю поверхность столика, действительно были разложены всевозможные инструменты и приспособления – вряд ли имеющие отношение к зубоврачебной практике, но не менее, а может быть, и более жуткие, чем разнокалиберные сверла и блестящие, с хищно изогнутыми челюстями щипцы дантиста.

Преодолевая высокий порог, майор сосредоточил внимание на столике, опасаясь рассыпать свой пыточный арсенал. Эта осторожность дорого ему обошлась: творящийся в камере непорядок Швырев заметил, когда было уже поздно. Не тратя времени на придумывание новых приемов, притаившийся за дверью пленник ударил его по затылку рукояткой «стечкина», и гордящийся своим майорским чином унтер рухнул, с грохотом опрокинув столик. Вскоре он уже был прикован к креслу двумя парами наручников, а во рту у него, плотно туда забитое, торчало кепи одного из охранников, для надежности закрепленное обернутым вокруг головы брючным ремнем.

Поставив оба пистолета на боевой взвод, пленник бочком выскользнул из камеры. Помимо вполне объяснимых тревоги и растерянности, он испытывал знакомое чувство душевного подъема, приходившее в минуты опасности, которую он был в силах преодолеть.

Правда, в такие переплеты он не попадал уже давненько, а пожалуй, что и никогда. Стоивший немалых усилий и очень большой крови пост президента самопровозглашенной республики Верхняя Бурунда с некоторых пор стал полковнику М’бутунга нужен, как запущенный сифилис, да и радости приносил немногим больше. Пьер Мари М’бутунга был матерый лис и, как любой лис, заранее позаботился о том, чтобы в норе, которую представляло собой его государство, имелся запасной выход. Когда правительство, против которого он уже не первый год небезуспешно воевал, внезапно двинуло на него невесть откуда взявшиеся танки и боевые вертолеты, господин президент понял, что настало время этим выходом воспользоваться. Он уже выжал из мероприятия, именуемого борьбой за независимость Верхней Бурунды, все, что можно, и даже немножечко сверх того. Спору нет, деньги на покупку оружия у него в этот момент имелись, и недостатка в соответствующих предложениях его превосходительство не испытывал. Чего ему не хватало, так это времени; к тому же он не без оснований полагал, что сумеет найти деньгам лучшее применение, чем закупка танков, которые пережили «Бурю в пустыне» и были устаревшими уже тогда, когда Россия продавала их Саддаму Хусейну.

Спасти Верхнюю Бурунду было уже нельзя, и однажды ночью его превосходительство покинул служивший ему столицей поселок, не потрудившись поставить народ и армию в известность о своем срочном отъезде. В полном соответствии с существующей договоренностью верные люди помогли ему пересечь линию фронта и тайно, ибо враги искали его по всему континенту, добраться до Найроби. Борт российского МЧС, который должен был доставить бывшего президента в давно ставшую для него второй родиной страну холодных снегов и горячо любимой русской водки, приземлился в аэропорту кенийской столицы с опозданием всего на сутки, что, с учетом местной специфики, можно было считать верхом пунктуальности. В самолет экс-президент также попал без проблем, а вот дальше начались приключения, о природе которых он мог только догадываться.

Впрочем, кое-какие соображения на этот счет у него имелись. Вероятнее всего, на одном из этапов операции произошла утечка информации. В результате этой утечки кто-то, имевший достаточно широкие возможности и полномочия, проведал, что президент М’бутунга может рассматриваться не просто как чернокожий жулик, а как добыча – пускай не самая крупная на свете, зато сравнительно легкая. Деньги лишними не бывают – эту русскую поговорку бывший полковник заучил наизусть еще во времена учебы в Рязанском училище ВДВ. Он находил ее справедливой, и богатый жизненный опыт, в том числе и нынешние приключения, убеждал, что подавляющее большинство населяющих планету индивидуумов разделяют его мнение. Деньги не пахнут, а долларам свойственно сохранять платежеспособность в любой точке земного шара, даже там, где при слове «Америка» люди скрежещут зубами от ярости, плюются и густо палят в воздух из автоматов Калашникова. Поэтому полковник М’бутунга не видел ничего странного в том, что в далекой Москве нашелся кто-то, кто решил мимоходом наложить лапу на его нажитый трудом и риском капитал. Курочка по зернышку клюет, как говорят все те же русские; чтобы его самого не склевали, экс-президенту Верхней Бурунды оставалось только разыскать эту пресловутую курочку и попытаться свернуть ей на сторону клюв.

Выйдя из камеры, он очутился в узком коридоре с низким потолком, таком же сером и скучном, как и только что покинутое помещение. Справа был глухой тупик, слева короткий коридор упирался в подножие ведущей наверх лестницы. Даже приблизительно не представляя себе, что это за здание и где оно расположено, пленник устремился навстречу свободе. В его обрамленной мелкими седыми кудрями голове мелькнула неприятная, отнимающая силы мысль, что это место может оказаться подвалом внутренней тюрьмы Лубянки или схожего с нею учреждения. Но додумать ее до конца беглый узник не успел: перед ним была лестница, на верхней площадке которой около закрытой железной двери маячил одетый в камуфляж охранник с автоматом.

Они заметили друг друга практически одновременно, но охранник на мгновение замешкался, уж очень неожиданным было появление беглеца. Кроме того, свою роль сыграла и колоритная внешность господина экс-президента. Одетый в грязные обноски с чужого плеча лысый негр с физиономией пожилого орангутанга и двумя пистолетами в руках являет собой вполне привычное зрелище на экране голливудского боевика или в заваленных отбросами закоулках какого-нибудь гетто. Но на фоне российских реалий такая фигура смотрится достаточно комично, даже если в руках у нее не парочка «стечкиных», а скорострельный пулемет или базука. Такой персонаж трудно воспринимать всерьез, и еще труднее ожидать от него решительных, а главное, умелых действий в безнадежной, казалось бы, ситуации.

М’бутунга воспользовался секундным замешательством противника, навскидку всадив в него по пуле из каждого ствола. Автомат с лязгом запрыгал по крутым ступенькам; следом, пачкая их кровью, скатилось мертвое тело. Перешагивая через разлегшийся поперек дороги труп, африканец отметил, что и этот охранник, как и те, что остались в камере, не носил знаков различия. Это внушало осторожный оптимизм. М’бутунга давно не был в России, но все же не думал, что порядки здесь переменились настолько, что тюрьмы сделались частными, а с их персонала сняли погоны.

Железная дверь наверху распахнулась, с грохотом ударившись о бетонную стену, и открывшийся проем загородили фигуры в пятнистом камуфляже – сколько именно, было не разобрать. Хорошо понимая, что терять нечего, африканец прижался лопатками к стене и открыл огонь. Сверху послышались крики, глухой шум падения – было похоже, что не одного; кто-то дал короткую очередь из автомата, осыпавшую голову и плечи африканца цементной пылью и колючими крошками. Он выстрелил еще несколько раз, а когда обойма опустела, стремительным рывком переметнулся к противоположной стене и развернулся, приготовившись вести огонь с левой руки.

Стрелять оказалось не в кого. Сверху доносились слабые стоны и чей-то задыхающийся хрип, в воздухе, лениво извиваясь, плавали подсвеченные электрической лампочкой сизые космы порохового дыма. Внезапно раздавшийся дребезжащий звон задетой ногой стреляной гильзы заставил его вздрогнуть и замереть. Но реакции сверху на этот демаскирующий звук не последовало, и давний выпускник прославленного училища ВДВ, в котором, помимо него самого и множества Героев Советского Союза и России, когда-то учился покойный Усама бен Ладен, продолжил восхождение.

Столкнув вниз еще одно мертвое тело, он прошел через открытую дверь и очутился в новом коридоре – тоже нешироком и неярко освещенном, но аккуратно отделанном. Кремовые стены были до середины обшиты деревянными панелями, врезанные в гладкий потолок галогенные светильники сияли мягким, вполсилы, светом. На выложенном шероховатой, под камень, керамической плиткой полу лежали тела еще трех человек. Один из них все еще хрипел и постанывал. М’бутунга выстрелил, и раненый затих. Похоже, это было все. Африканец закрыл и запер на прочный засов железную дверь подвала, перезарядил оба пистолета и осторожно двинулся вперед.

Пройдя коридором, экс-президент Верхней Бурунды очутился в просторном, шикарно обставленном холле. Судя по некоторым признакам – большому, декорированному грубо отесанным камнем камину, звериным шкурам на полу и головам на стенах, а также по массивным потолочным балкам и подвешенной на прочных цепях люстре, сделанной из тележного колеса, – он находился в чьей-то загородной резиденции, а может быть, и в охотничьем домике. От камина еще тянуло запахом сгоревших поленьев и приятным теплом, за стеклянной стеной виднелся испещренный желтыми пятнышками опавшей листвы, аккуратно подстриженный газон. Снаружи уже стемнело, и двор освещался ярким, неживым светом установленных где-то – надо полагать, на фасаде дома – галогенных прожекторов. На выложенной цветными цементными плитками подъездной дорожке поблескивала обширная мелкая лужа, в центре которой стоял наполовину отмытый от грязи автомобиль – черная «тойота». Номера на машине, насколько мог судить слегка отставший от жизни африканец, были московские. Рядом с ней резал глаз своей яркой желто-черной окраской моечный аппарат высокого давления, брошенный шланг которого мертвой змеей разлегся в луже.

На низком столике рядом с роскошным кожаным диваном стоял поднос, на котором соблазнительно поблескивал гранеными хрустальными боками квадратный графин с прозрачной жидкостью – как подозревал М’бутунга, отнюдь не с ключевой водой. Сунув один из пистолетов в карман куртки, африканец до краев наполнил хрустальную стопку, выпил залпом, крякнул, залихватски, как заправский российский пролетарий, занюхал водку рукавом и, вытряхнув из случившейся тут же, на столе, пачки сигарету, с удовольствием закурил.

Попыхивая дымком, он вышел на крыльцо. Справа от него между кустами, направляясь к калитке, мелькнула фигура в камуфляжном костюме, резиновых сапогах и ярко-красных, тоже резиновых, перчатках, которые, собственно, первым делом и заметил африканец. М’бутунга вынул из толстых губ сигарету, аккуратно стряхнул с нее пепел и, подняв пистолет на уровень глаз, взял на прицел место, в котором, по его расчетам, должен был появиться замеченный им человек. Полученная в молодости выучка и приобретенный позднее богатый опыт не подвели: мишень сама возникла прямо на кончике ствола, так что стрелку оставалось только плавно потянуть спусковой крючок. «Стечкин» кратко, но авторитетно высказался по поводу уместности использования красных хозяйственных перчаток в военно-спортивных состязаниях на пересеченной местности, и не успевший домыть машину Швырева охранник, сбитый влет, как вальдшнеп, с треском завалился в облетевшие розовые кусты.

Покуривая и держа наготове пистолет, М’бутунга подождал продолжения. Такового не последовало. Тогда он выбросил коротенький окурок, полной грудью вдохнул прохладный, напоенный полузабытыми осенними запахами воздух России и не спеша двинулся к машине, мурлыча себе под нос «Подмосковные вечера».

Ключ, как и ожидал африканец, торчал в замке зажигания. Устроившись на водительском сиденье, беглый президент запустил двигатель, включил печку и только после этого достал из кармана реквизированный у Швырева мобильный телефон. Проведенная тут же, на месте, краткая инспекторская проверка обнаружила, что память аппарата девственно чиста: записная книжка, списки вызовов, а также принятых и отправленных текстовых сообщений не содержали ни одной записи, ни единого номера. Это странное, на взгляд непрофессионала, обстоятельство для африканца служило всего-навсего лишним подтверждением тому, что он знал и так: люди, которые его похитили, нашли себя не на помойке.

Убрав телефон, он передвинул рычаг автоматической коробки передач и плавно дал газ. В тот момент, когда машина тронулась, он вспомнил, что выпил полную стопку водки.

– Нехорошо, ай-ай, – коверкая слова, с улыбкой сказал Пьер Мари М’бутунга. – Гаишник поймает – права отберет!

И громко рассмеялся собственной шутке. Он был один, в чужой стране, без денег и документов, на краденой машине и с кучей трупов за спиной. Анализируя перспективы, было просто невозможно не вспомнить бородатый анекдот об американском шпионе, внедренном в рыболовецкую артель на Чукотке и разоблаченном буквально в тот же день. «Как вы меня вычислили?» – изумился незадачливый резидент. «Первый раз в жизни вижу чернокожего чукчу», – ответил участковый, который произвел задержание. Попытка экс-президента Верхней Бурунды затеряться на бескрайних просторах российской глубинки грозила обернуться тем же – то есть грозила бы, будь он простым нелегальным мигрантом из Центральной Африки, угодившим на чужбине в крутой переплет.

Но эта страна была для него не совсем чужой, и, кроме всего прочего, Пьер Мари М’бутунга знал, к кому обратиться за советом и помощью.

Глава 8

В квартире было темно. Из-за чуть приоткрытой двери спальни доносилось ровное дыхание. Юрий включил настенное бра в прихожей; Быков на цыпочках, пряча за спиной прихваченную по дороге литровую бутыль водки, подкрался к двери, приоткрыл ее, заглянул внутрь, а затем, плотно прикрыв дверь, шепотом сообщил Юрию:

– Спит. Намаялась бедняга.

Юрий подумал, что Даша, видимо, сильно сдала, если скоротечная драка и поездка из Рязани в Москву на автомобиле могли довести ее до состояния, характеризующегося словечком «намаялась». Говорить этого вслух он не стал из опасения схлопотать по шее: в исполнении Ти-Рекса даже легкое дружеское похлопывание могло запросто сбить неподготовленного человека с ног.

Раздевшись, они прокрались на кухню. Юрий плотно закрыл дверь и включил подсветку рабочей поверхности, создав, таким образом, интимную, располагающую к задушевной беседе обстановку. Быков тем временем прочно обосновался за столом и, не мешкая, с треском свернул голову бутылке. За окном царила мокрая тьма ненастной осенней ночи, простроченная цепочками уличных фонарей и редкими цветными пятнышками освещенных окон.

– Ты, Юрок, все-таки подумай, – сказал Роман Данилович, наполняя рюмки. – Одна голова хорошо, а две лучше. То же самое и со стволами.

Юрий вздохнул, коря себя за несдержанность, с которой обмолвился, что его отпуск – не совсем отпуск.

Генералу Алексееву он позвонил еще по дороге в гараж, пользуясь тем, что находится в машине один и Быков не может его слышать. После того как Юрий буквально в двух словах изложил суть дела, по которому побеспокоил высокое начальство в столь поздний час, его превосходительство неожиданно пожелал узнать подробности. Юрий их изложил, после чего Ростислав Гаврилович снова его удивил, продемонстрировав, что тоже умеет ржать, как стоялый жеребец. «А ты взрослеешь, сынок, – сказал он, так же неожиданно прервав смех. – Помаленьку учишься пользоваться ситуацией, а?»

Юрий высказался в том смысле, что без крайней необходимости ни за что не стал бы этого делать. Чувствовал он себя при этом до крайности смущенным и, как ни странно, обиженным, будто, высказав вслух то, что он сам, пусть и с некоторым опозданием, сообразил еще дома, Ростислав Гаврилович возвел на него напраслину. «Не беспокойся, – пресек его неуклюжие попытки оправдаться генерал, – я все утрясу в лучшем виде. Ты все правильно сделал, принял верное решение. Пусть сидят у тебя дома и ждут. Я позвоню, когда решу вопрос, а ты их предупреди… Погоди, – неожиданно перебил он себя, – Быков – это твой знаменитый Ти-Рекс, что ли? Да, верно говорят, что муж и жена – одна сатана… Ты все-таки подумай насчет группы. Там, куда ты едешь, никто ни от чего не гарантирован, в том числе и от случайной пули. Смотри, как бы твоя самонадеянность не пошла во вред делу. Подумай, сынок. По-моему, твой Быков – неплохой вариант, как ты полагаешь?»

Это, конечно, был вариант, и не просто неплохой, а прямо-таки великолепный – пожалуй, лучший из всех, какие могли прийти Якушеву на ум. Но, по мнению Юрия, Данилыч повоевал уже более чем достаточно, чтобы заслужить право на то, что другие имеют, не ударив для этого палец о палец, – покой, безопасность, относительный комфорт и тихое семейное счастье. Пока не стало поздно, ему нужно обзаводиться наследниками, а не новыми дырками в шкуре и воспоминаниями, которыми ни с кем не поделишься и которых у него и без того вагон и маленькая тележка. Да и что он, Юрий, скажет Дашке, если, упаси бог, вернется из этой чертовой Бурунды один? Что Данилыч таким манером сполна расплатился с ним за оказанную мелкую услугу?

Поэтому на обратном пути он сказал только, что проблема с помощником депутата уже наполовину решена – можно считать, решена полностью, потому что его превосходительство никогда не дает обещаний, которые не может или не хочет выполнить. Но Быков, сам не умея лгать, недурно разбирался в людях, отлично чувствовал чужую ложь и недомолвки, а главное, за годы странствий по горячим точкам неплохо навострился вести допрос. Рук он Юрию, конечно, не выкручивал и иголок под ногти не загонял, тем более что тот в это время вел машину, но признаться, что его превосходительство в данный момент заинтересован в майоре Якушеве больше, чем когда бы то ни было, все-таки пришлось.

В своем признании Юрий был лаконичен. У генерала потерялся хороший знакомый, старый боевой товарищ, и его надо найти – вот, собственно, и все, что он сообщил Быкову, стараясь говорить с легкомысленной небрежностью, как о сущем пустяке наподобие прогулки в магазин за парой бутылочек пива и вяленой воблой. Быков, как и следовало ожидать, предложил помощь; Юрий отказался, пренебрежительно фыркнув, и торопливо скомкал разговор.

И вот теперь Данилыч, вторя генералу Алексееву, опять предлагал подумать. Хуже всего было то, что Юрий знал: и тот и другой абсолютно правы, такие дела в одиночку не делаются. Но Быков был едва ли не единственный человек на свете, которому Юрий доверял полностью и безоговорочно; не имея приказа, которому вынужден подчиняться, идти на это дело с кем-то другим Якушев не хотел, а втягивать в него Романа Даниловича не имел права. Поэтому он лишь небрежно отмахнулся от поступившего предложения подумать, сказав:

– Да какие еще стволы! Я еду туда с голыми руками, по туристической визе. Это просто прогулка, а не ночной прыжок на джунгли с парашютом.

– Тем более, – закуривая, сказал Роман Данилович. – Я все лето в лагерях проторчал, потом ремонт в квартире делал… Короче, прогулка по свежему воздуху мне бы сейчас не помешала. Куда едем-то?

– Не едем, а еду, – поправил этого торопыгу Якушев. – В желтой жаркой Африке, в центральной ее части…

– Как-то раз вне графика случилось несчастье, – подхватил Ти-Рекс. – Так это ж здорово! – добавил он, перейдя на более привычную ему прозу. – Центральная Африка – мечта моего детства! Я уж и не чаял туда попасть. Так, думаю, и помру, не увидев, как всякие там зебры и антилопы на воле пасутся…

– Путевку купи, – посоветовал Якушев. – Деньгами могу помочь. Если сильно гордый, – поспешно добавил он, увидев, как набычился Роман Данилович, – можешь отдать постепенно, частями. А сейчас – извини. О чем мы вообще говорим? – воскликнул он, внезапно осененный неуместно трезвой мыслью. – У тебя даже паспорта нет, а по водительскому удостоверению тебя за границу не выпустят.

– Тьфу ты черт, – огорчился Быков и, поскольку за разговором оба успели осушить свои рюмки, торопливо налил по новой. – Ладно, давай хоть мечту помянем…

Чокаясь с ним, Юрий с холодным цинизмом подумал, что сделать Данилычу все необходимые документы генерал Алексеев мог бы легко и непринужденно, в течение какого-нибудь получаса, от силы – часа. Сообщать об этом Быкову он, естественно, не стал, хотя идея прогуляться по «желтой жаркой Африке» в паре с Ти-Рексом выглядела куда более заманчивой, чем план осуществить эту прогулку в одиночку.

– В Центральной Африке, говоришь? – выпуская в потолок густые клубы сигаретного дыма, задумчиво переспросил Быков. – Это, случаем, не в Верхней Бурунде?

Юрий поперхнулся куском остывшего шашлыка и тут же об этом пожалел: Данилыч, привстав, заботливо хлопнул его между лопаток тяжелой, как ковш экскаватора, ладонью.

– Ты-то откуда знаешь? – просипел Юрий, двигая лопатками, чтобы проверить, цел ли позвоночник.

– Значит, там, – удовлетворенно пробасил Роман Данилович и хитро ухмыльнулся. – Не напрягайся, чекист, ничего я не знаю, это – так, пальцем в небо… Да, жалко, что у меня паспорта нет! Мы бы твое дельце в два счета обтяпали, там же Машка президентом…

– Какая еще Машка? – изумился Якушев, покосившись на бутылку: вроде выпили всего ничего, а Данилычу уже какие-то Машки мерещатся, да не просто Машки, а облеченные президентскими полномочиями…

– Не какая, а какой, – поправил Быков. – Он же, если мне не изменяет память, Пьер Мари, верно? Мы его за это в училище Машкой дразнили. Он же из наших, из рязанских, на курс старше меня учился. Тот еще, скажу я тебе, был жульман, недаром в президенты выбился! Я, как услышал по ящику про эту самую Бурунду, так сразу и подумал: вот Машка отчебучил! Не знаю, как кому, а мне лично кажется, что это название – Бурунда – он из головы выдумал. Ерундой независимую республику назвать не решился, чтоб наша делегация в ООН в полном составе со смеху не померла, но словечко подобрал все равно в рифму. До сих пор, поди, потешается, когда перед своими подданными речи толкает. У нас – дорогие россияне, у него – уважаемые верхние бурундуки…

– Погоди, погоди, – перебил его Юрий. – Вы что, знакомы?

– Ну а то! Такой был проходимец, словами не передать. Бывало, набедокурит – ну, как все, дело-то молодое, – его в наряд, а он: дискриминация, мол, по расовому признаку! Нашли, говорит, себе негра – полы в казарме драить! И, чуть что, грозился: дескать, ночью подкрадусь, зарежу и съем. Шутил, конечно, но, ты знаешь, некоторые опасались: а вдруг и вправду съест?

Юрий наполнил рюмки и тоже закурил.

– За здоровье господина президента! – предложил он тост, чувствуя, как колеблются чаши внутренних весов. На одной из них, помимо превосходных личных качеств Быкова и его абсолютной, не подлежащей сомнению надежности, теперь лежало его личное знакомство с главой самопровозглашенного государства, на территории которого предстояло действовать, а на другой не осталось ничего, кроме легких угрызений совести и укоризненного взгляда Даши.

– За него, чернокожего жулика! – Быков с силой ударил своей рюмкой о рюмку Якушева и выпил залпом. – Вот уж действительно, десант – он и в Африке десант. Я тебе говорю, со мной это и в самом деле была бы прогулка. Взяли бы по литру на нос – он, помнится, нашу водочку ох как уважал, – посидели бы, поговорили, молодость вспомнили. А его бойцы, президентская, так сказать, гвардия, пока мы сидим, твоего человечка в два счета из-под земли достали бы.

– Если бы да кабы, – сказал Якушев, пряча лицо в клубах табачного дыма.

– Ты мне мозги не керосинь, – сказал Быков. – Можно подумать, для твоей конторы загранпаспорт человеку сделать – проблема. Особенно когда в деле лично заинтересован целый, понимаешь ли, генерал-лейтенант… Неохота мне, Юрок, тебя одного к этим гамадрилам отпускать. Там нынче стреляют, и стреляют, как я понял, не в воздух. Да и потом, получается, что я твоему генералу теперь вроде как должен.

– Ну, про это, положим, забудь…

– Черта с два! Мне благотворительность не нужна, а долги я привык отдавать.

– Обижаешь, Данилыч, – ровным голосом произнес Юрий, на мгновение действительно почувствовав укол обиды. – Может, блокнотик заведем и будем записывать, кто из нас кому и сколько должен?

– Во-первых, я говорю не про тебя, а про твоего генерала, – не обратив на его обиду ни малейшего внимания, возразил Быков. – А во-вторых, пойми, голова твоя садовая, что я не на амбразуру прыгнуть норовлю, как ты, кажется, вообразил, а просто хочу чуток размяться. Тебе этого не понять, ты постоянно в деле, а пошли тебя сейчас курсантам-первогодкам объяснять, которая нога правая, а которая левая, – ты ж на второй день волком взвоешь!

Спорить с этим было трудно, если вообще возможно. Войну часто сравнивают с сильнодействующим наркотиком, вызывающим быстрое и устойчивое привыкание. Юрий находил это сравнение довольно точным, а Роман Данилович сидел на адреналиновой игле с незапамятных времен, и нынешняя жизнь педагога и примерного семьянина при всех ее неоспоримых достоинствах наверняка казалась ему пресной и скучной до невозможности. Кроме того, близкое знакомство Ти-Рекса с президентом М’бутунга и впрямь могло существенно облегчить выполнение возложенной на Якушева миссии.

– А Дашка? – выложил он свой последний козырь.

Быков крякнул, заметно помрачнел и, завладев бутылкой, наполнил рюмки.

– А что Дашка? – подумав, выдал он не блещущий оригинальностью и вполне предсказуемый ответ. – Навру чего-нибудь. Командировка по обмену опытом, плановый медосмотр в закрытом госпитале… И вообще, вышла замуж за военного – пусть терпит.

– Сейчас, – вслед за чмоканьем дверной защелки прозвучал в прокуренной кухне голос, хозяйка которого, судя по тону, была не прочь выцарапать кому-нибудь глаза, – сейчас-сейчас, только галоши надену. И сразу начну терпеть.

– Попали, – упавшим голосом сказал Быков.

– Беги, Данилыч, я прикрою, – предложил Юрий.

– От меня не убежишь, – предупредила Даша. Взъерошенная со сна, одетая в чересчур большую для нее тельняшку Якушева, она выглядела не на шутку рассерженной. Взяв со стола только что наполненную мужем для себя рюмку, мадам Быкова лихо ее хлопнула и со стуком поставила на место. – Орать надо потише, заговорщики. А когда заговор раскрыт, бегать бесполезно – пуля догонит.

Она без спросу вытряхнула из пачки Юрия сигарету. Якушев машинально чиркнул зажигалкой; Даша прикурила, выпрямилась и, подбоченившись, решительно объявила:

– Никогда не была в Африке. Решено: еду! А с вами или без вас – думайте сами.

– Не было печали – черти накачали, – сказал Якушев.

– Интересно, – на правах законного супруга рискнул осторожно съязвить Роман Данилович, – как это ты туда доберешься без паспорта и денег?

– Продам все Юркино барахло, – хладнокровно предложила первый пришедший в голову вариант Даша, – а на вырученные деньги куплю фальшивый паспорт. Тоже мне, проблема! Или договорюсь с каким-нибудь пилотом. Если понадобится, даже с целым экипажем. Если с дальнобойщиками ездят плечевые путаны, почему бы им не летать с пилотами?

– Но-но! – забеспокоился Быков.

– А ты как думал? Вы будете в президентском дворце с негритянками обниматься, а я – дома перед телевизором твои носки штопать?!

– Какие еще негритянки? – безнадежным тоном огрызнулся Быков. – Какие носки? Можно подумать, ты умеешь их штопать…

– Тем более, – не слишком логично, зато с большим апломбом заявила Даша. – Чем в таком случае прикажешь заниматься – сидеть у окна и вздыхать, глядя на дорогу?

– Не едет ли в кораблике доктор Айболит, – не ко времени вспомнив детство, вполголоса пробормотал Якушев.

Быков посмотрел на него, и в грустном взгляде Ти-Рекса Юрий разглядел отражение собственной мысли: эта бешеная все равно не отстанет.

– Сидеть дома и ждать мужа – нормальное дело для нормальной женщины, – сделал последнюю попытку перейти в контратаку Роман Данилович.

– Вот и женился бы на нормальной, – одним выстрелом заставила контратаку захлебнуться непобедимая госпожа Быкова. – А будешь обзываться – получишь в глаз.

– Бачили очи, що купувалы, – от полноты чувств перейдя на украинский, сказал Быкову Юрий и обратился к Даше: – Ты чокнутая, Дашка, но это, к счастью, не моя проблема. Если ты настаиваешь, а Данилыч не возражает…

– Пусть попробует, – жадно глотая сигаретный дым, в тон ему произнесла Даша.

– Разбирайтесь сами. Я спрошу, возможно ли это…

Сказать «но» и завершить фразу обтекаемым намеком на невозможность удовлетворения выдвинутых требований ввиду их заведомой невыполнимости Юрию не дали.

– А ты спроси так, чтоб было возможно, – посоветовала Даша, и Якушев не нашелся с ответом.

* * *

Человек, которого Роман Данилович Быков охарактеризовал как проходимца и чернокожего жулика, стоял на обочине загородного шоссе, подняв воротник куртки и пряча в карманах зябнущие ладони. В свете фар проезжающих мимо машин седыми космами клубился, лениво перемещаясь над сырым асфальтом, густой туман. Каждый раз, когда туман над гребнем ближнего холма наливался размытым сиянием, беглый президент Верхней Бурунды вскидывал руку, голосуя, но машины одна за другой проносились мимо, даже не притормаживая. Некоторые принимали влево, будто опасаясь, что несостоявшийся ночной попутчик в отместку прыгнет под колеса, другие раздраженно сигналили, предлагая убраться с дороги, а один ухарь на джипе пронесся так близко, что африканцу пришлось отскочить, спасая свою жизнь: вынесенное далеко в сторону на металлическом кронштейне зеркало едва не снесло ему голову.

Психика у него была устойчивая, но мало-помалу М’бутунга начинал нервничать. Его уже ждали, а он все еще находился в точке, расположенной в добрых двадцати километрах от места встречи. Угнанная «тойота» подвела экс-президента: в ней банально кончился бензин. Пускаясь в бега, М’бутунга за всеми своими волнениями и заботами просто забыл посмотреть на датчик; неприятность вышла глупейшая, и, сколько бы оправданий своей рассеянности он теперь ни придумал, легче от них не становилось: веские доводы и уважительные причины в бак, увы, не зальешь.

Ситуация усугублялась тем, что сдохла не только машина, но и батарея мобильного телефона. Швырев, у которого беглец реквизировал телефон, пользовался аппаратом известной фирмы, собранным в Китае. Эта игрушка имела большой сенсорный экран, встроенные радио– и телеприемник, музыкальный проигрыватель и массу дополнительных функций. В результате заряд батареи она не потребляла, а буквально жрала, как старый «кадиллак» бензин, и единственный короткий разговор с нужным человеком прикончил ее так же верно, как если бы М’бутунга швырнул проклятую штуковину на асфальт и растоптал каблуком.