Текст книги "Смерти вопреки"

"Вот и теперь, – подумал Банда, – снова мы в подсобке. Судьба, наверное..."

– Ясно, – кивнул Бондарович, – я зайду в "Золотой якорь". Обязательно. Если, конечно, жив буду.

– Перестань! – испуганно шепнула она. – Накличешь беду, не дай Бог...

– Не накличу, – усмехнулся Александр, – а если накличу, то тоже ничего. Сколько раз накликивал и вот жив еще, как видишь...

Сказав это, он махнул Марине рукой и проскользнул в дверцу, которую она ему указала.

Как и предсказывала Марина, никто не обращал на него особого внимания. Банда шел по сауне, по-прежнему обернутый белоснежной простыней, рассеянно поглядывая по сторонам, и постепенно успокаивался, замечая, что точно так же, как и он, выглядело и большинство ее посетителей. В жарких клубах пара простыня оказалась куда более эффективной, чем любой маскировочный костюм.

Однако в простыни была облачена только мужская часть парильщиков, да и то наиболее респектабельная. Простыни, облегавшие мужские достоинства, являлись здесь такой же привилегией, как и роскошные дорогие пиджаки и смокинги в казино.

В этом, помимо всего прочего, имелся свой особый смысл, остававшийся невысказанным, – про некоторые вещи в обществе, претендующем на роль изысканного, говорить вслух не принято. Слишком уж непотребно выглядели зачастую фигуры обладателей этих пиджаков, скрывавших уродство. Среди них почти не встречались нормальные мужики с хорошими фигурами – разве что некоторые из бандитов могли похвастаться правильностью телесных пропорций. До Банды в этом отношении большинству присутствующих было очень и очень далеко. Белые простыни прикрывали дряблую отвисшую кожу, складки жира и огромные животы. Уже от одной только мысли об этом Банда почувствовал, как губы его начинают кривиться в презрительной усмешке, и, чтобы подавить гримасу отвращения, стиснул челюсти. Он напомнил себе, что явился сюда вовсе не для того, чтобы разглядывать мужчин и радоваться тому, что сам выглядит лучше, чем они.

Разглядывал Бондарович, впрочем, и женщин, которые, в отличие от мужчин, ходили в чем мать родила. Это он делал не столько в интересах дела, сколько просто из любви к красоте. Что касалось женского пола, никакие простыни здесь и в самом деле не требовались. Все красотки здесь были отборные и холеные, одна к одной – молоденькие, статные, раскованные и совершенно лишенные всяких комплексов и предубеждений. Стоило Банде только взглянуть на них, как он сразу же почувствовал напряжение в нижней части живота и угадал еще одну причину, по которой мужчинам приходилось носить простыни. Не очень-то походишь с восставшей плотью даже в такой, не отягощенной приличиями, компании.

"Такое хорошо испытать раз или два в году, – подумал Бондарович. – Но, кажется, эти парни не знают меры. По их скучающим лицам видно: и недели не проходит, чтобы они не появились на светском рауте в сауне. Глазеют на голых девиц скорее всего лишь потому, что тут так принято"."

Бондарович оказался в большом помещении, где легкие пластиковые столы были сплошь заставлены закуской и выпивкой. В тяжелых керамических вазах топорщились огромные букеты живых цветов.

Запах цветущих роз смешивался с запахом мужского пота и хлорки – от этого делалось немного дурно. Но завсегдатаи скорее всего не испытывали подобных неудобств. Достаточно выпить граммов двести сорокаградусного напитка, и никакие запахи тебе не страшны.

Банда окинул взглядом зал – Мусы Корда нигде не было видно. Бондарович отыскал отдельно стоящее кресло и уселся в него, прикрытый от любопытных глаз развесистой финиковой пальмой. Ее, наверное, посадили в кадку еще во времена Сталина. Если она и не вымахала под самый потолок, то лишь потому, что лет пятнадцать проторчала в полутемном коридоре. А когда наступили девяностые годы, ее выволокли в зал для гостей – южная экзотика вновь вошла в моду.

Все вокруг происходило, казалось, в замедленной съемке: разомлевшие от жары и выпивки мужчины даже если и переругивались, то делали это очень лениво, без выдумки и эмоций. Бондарович уже присмотрелся к местной публике, когда в зале появилась Марина Богданова. Она бесшумно ступала босыми ногами по кафельному полу. На согнутой в локте руке она несла огромный поднос, уставленный запотевшими бокалами, из которых торчали соломинки.

Бондарович знаком подозвал ее к себе. Марина с застывшей улыбкой на лице приблизилась к нему и замерла. Банде на мгновение показалось, что она стоит, держась за поднос, – настолько спокойным оставался напиток в бокалах.

– Где Муса?

– Не знаю, – еле двигая губами, ответила Марина.

– Но он здесь?

– Здесь, это точно.

Бондарович завладел ледяным бокалом с коктейлем, в котором было больше льда, чем спиртного, и ощутил, как приятно холодит руку стекло. Вместе с бокалом в его руку перекочевал и маленький ключик от ячейки в раздевалке.

– Здесь принято приставать к официанткам? – сделав глоток, поинтересовался он.

– Это удел охранников и шоферов, – зло процедила сквозь зубы Марина, продолжая улыбаться безжизненной улыбкой.

– Ни у кого из них нет вкуса, – польстил ей Бондарович.

Ответа он не дождался – по другую сторону пальмы кто-то из гостей звонко щелкнул пальцами, подзывая официантку. Марина, даже не кивнув, направилась туда.

Хотя Марина и расхаживала с открытой грудью, но рисковала очень немногим, постоянно оказываясь рядом с юными красотками. Банда понял: вероятность того, что она нарвется здесь на чьи-нибудь домогательства, настолько же мала, как если бы она была кривой и косоглазой, да еще и разносила бы свои закуски в длиннополом тулупе. Он на какое-то время даже обиделся за женщину, сослужившую ему хорошую службу, понимая, что проблемы в подобном заведении у Марины могут возникнуть вовсе не на почве сексуального насилия. Наоборот.

Проблема, наверное, была в совершенно противоположном: в том, что рядом с юными девицами Марина довольно-таки сильно проигрывала, особенно в глазах пресыщенных и не очень молодых любителей свеженького и молоденького. А ведь для женщины нравиться – залог счастья. Приятно, когда на тебя обращают внимание.

"Даже обидно, – рассудил Банда, – она красива и сохранилась хорошо. В ней есть шарм, пусть даже это и шарм женщины, стоящей за стойкой. Но в ней нет той доступности, какую демонстрируют молодые шлюхи. Вот уж между ними и их клиентами никакой преграды не существует, даже в виде стойки – бери и пользуйся. А это не заводит. Женщины моего поколения годятся в жены, в любовницы, но в проститутки им уже путь заказан. А вот Роза Мамаева дала бы фору многим из этих девчушек..."

Вспомнив о Розе, Александр вздохнул и отогнал от себя легкомысленное настроение. Нужно было переходить к делу. Продолжая сжимать в руке бокал с потеплевшим коктейлем, он отправился на поиски Мусы Корда, еще не зная толком, каким из множества известных ему способов принудит татарского авторитета к откровенности.

Парилок в этой сауне насчитывалось восемь. И бассейнов, напоминающих большие полуоткрытые раковины, тоже было восемь. Бассейны эти, по-видимому, являлись главным достоинством заведения.

Они отделялись друг от друга приподнятыми крышками-раковинами таким образом, чтобы скрыть от посторонних глаз происходящее в каждом из них.

Говорят, человек получает девяносто процентов информации о внешнем мире при помощи зрения, но Банде хватило и слуха, чтобы составить себе полное представление о происходящем в бассейнах.

Слышно было многое. Даже очень многое.

В этих бассейнах-раковинах явно творилось самое интересное. С одной стороны доносились подробности сугубо делового разговора, но с жуткими кровожадными подробностями и перечислением того, скольких замочили – баня и стирка здесь в виду не имелись, – кого именно замочили и даже чем именно замочили. Этот разговор был прерван звонком сотового телефона. Его хозяин нецензурно выругался и переключился на телефонную беседу. С другой стороны неслись красноречивые стоны и вздохи. Там явно занимались любовью, причем любовью особо изощренной, требующей большого количества участников и их высокой квалификации.

С третьей стороны доносился весьма интеллигентный шепот, в котором то и дело слышались слова "кредит", "банковский процент" и тому подобные не каждому понятные термины. В поток терминов порой вплеталась и английская речь, сигнализировавшая о том, что среди беседующих находится по меньшей мере один иностранец.

Покружившись возле бассейнов, Банда в конце концов выяснил для себя то, что хотел. Оказалось, что в этом заведении даже у самых крутых была чисто символическая охрана. Такая особенность, видимо, объяснялась узостью круга приглашенных, хотя многие и не знали друг друга. Вероятно, действовал принцип ручательства одного из авторитетов за каждого гостя.

Парилки располагались в длинных коридорах, окружавших зал с бассейнами. Бондарович, напустив на себя скучающий вид, прошелся по коридору. Возле одной из парилок он увидал двух охранников Мусы. Парни, завернутые в простыни, стояли и негромко переговаривались. Бондарович прижался к стене, так что они не могли его увидеть, и прислушался. Из разговора он понял: Муса сейчас в парилке один. Улучив момент, Банда выглянул и убедился, что оружия у охранников с собой нет. Теперь предстояло только придумать, как этим воспользоваться.

На раздумье ушло ровным счетом две минуты.

Бондарович подхватил со стоявшего в коридоре кресла полотенце, обмотал его вокруг головы наподобие тюрбана, а свободный край свесил с левой стороны так, чтобы он прикрывал лицо. Охранники сразу смолкли, когда Бондарович появился из-за угла. Он шел не спеша, изображая из себя пьяного.

Левую руку Банда приложил ко лбу, словно у него раскалывалась голова. Один из охранников посторонился, давая ему дорогу. Бондарович пошатнулся.

– Проходи, проходи, – послышал он недовольный голос, – свободная парилка за углом, здесь занято.

– Где? – пробормотал Банда.

– За углом, – охранник нетерпеливо схватил Бондаровича за руку и подтолкнул его в спину. Бондарович перехватил руку охранника, тот, не ожидая нападения, оказался застигнутым врасплох Резкий рывок – парень врезался головой в стенку и тут же рухнул на пол. Из-под слипшихся волос на влажную простыню потекла кровь. Краем глаза заметив это, Бондарович резко присел, пропустив над собой удар второго охранника.

Он вспомнил слова тренера, учившего его боевому искусству: "Ты, Бондарович, вместо того, чтобы отбивать удары, уходишь от них. Я бью и ожидаю сопротивления, встречного удара, но мой кулак каждый раз проваливается в пустоту. А это пострашнее удара в голову..."

Нападавший бил в полную силу. Промахнувшись, он покачнулся и с трудом удержался на ногах.

Банда не стал дожидаться, пока он выпрямится, схватил охранника сзади и бросил его на стену. В руках у Бондаровича осталась простыня Парень, даже не вскрикнув, растянулся во весь свой двухметровый рост. Банда оттащил его поближе к стене, прикрыл простыней и постоял, прислушиваясь. Все так же мирно беседовали в бассейнах, все так же беззаботно звучал женский смех Бондарович усмехнулся: "Ну что ж, теперь пришло время заняться Мусой..." Он замер перед дверью парилки, внимательно осмотрел ее. Как обычно в таких заведениях, она отворялась вовнутрь. Банда толкнул дверь плечом и придержал ее рукой. Секунд через пять послышался недовольный голос Мусы:

– Какого х... дверь закрой! – из узкой щели потянуло запахом анаши.

Банда ждал.

– Кому сказал! – выкрикнул Корд. – Закрой дверь!

Прошло секунд десять, и наконец в парилке послышалась возня.

– Суки, – ворчал Корд, – ишаки трахнутые. Дерьмо есть заставлю!

Муса подошел к двери с другой стороны и хотел было ее закрыть, но Банда изо всех сил толкнул дверь. Послышался короткий вскрик, глухой удар.

Бондарович шагнул в парилку. Муса Корд лежал, опрокинувшись навзничь. Невидящие глаза застыли, глядя в потолок, левая голень покраснела от слишком близкого соседства с раскаленными камнями, аккуратно сложенными за деревянной решеткой. Муса прерывисто дышал, на его лбу краснела огромная ссадина.

Корд не шевелился и явно не собирался приходить в сознание. Банде он требовался живым, и поэтому его нельзя было оставлять в парилке ни на минуту. Первым делом его нужно было вынести на свежий воздух – любое промедление грозило Мусе самыми печальными последствиями. Недолго думая, Александр вскинул Корда на плечо – тащить на руках такую тушу даже ему было не под силу, – и вынес оглушенного бандита из парилки. По дороге Александр сорвал с головы полотенце и бросил его под шкафчик.

Сначала он хотел затащить Мусу в раздевалку, где стояли мягкие удобные диваны, но потом передумал и отнес его в душевую. Здесь никого, кроме них, не было. В эту сауну приходило много народу, но отнюдь не для того, чтобы мыться. Мылись у себя дома, в собственных ваннах, больше похожих на бассейны. В этих безразмерных ваннах имелись и гидромассаж, и подводная подсветка, и еще множество самых невероятных вещей, порожденных буйным воображением зарубежных дизайнеров и отечественных сантехников. У Мусы Корда тоже наверняка была не одна такая ванна, но особенно чистым он не выглядел.

Банда без церемоний уложил свою жертву прямо на кафельный пол и пустил воду, стараясь, чтобы она лилась Корду на лицо, но чтобы бандит при этом не задохнулся.

Банду не особо удивило то, что никто не обратил никакого внимания на него, когда он волок на спине увесистого Мусу. По дороге ему повстречались две девушки в компании бизнесмена. Диковато смотрелся молодой, но до безобразия толстый и абсолютно голый делец с сотовым телефоном в руках Он умудрялся одновременно отвечать в трубку на деловые вопросы и щипать свою подружку за грудь.

Вторая девушка семенила сзади и, пользуясь тем, что парень ее не видит, смотрела с нескрываемым отвращением на его зад, покрытый складками жира.

На Бондаровича не обратили внимания ни тогда, ни в тот момент, когда он довольно-таки бесцеремонно свалил свою ношу на пол. Впрочем, уже наступило такое время, когда на полу и без Мусы было кому валяться. Кого сбивал с ног алкоголь, кого сладковатый дым гашиша. Кое-кто предпочитал удовлетворять свою страсть на виду у других.

Здесь было не принято обращать внимание на чужие чудачества – в этом и заключались правила игры, для этого тут и собирались. Марина и вправду знала, куда нужно привести Банду для неофициальной беседы. Эта сауна была единственным местом в городе, где появление нового человека в компании могло пройти совершенно незамеченным. Марина не учла только одного – того, что Муса может оказаться не в состоянии разговаривать. Но тут уж Банде оставалось винить лишь самого себя.

Занимаясь Мусой, Бондарович думал, какое здесь идеальное место для убийства. Если бы он сам не вытащил татарина вовремя из парилки, с Мусой Кордом все уже было бы кончено, и при этом никто бы даже не заметил, что произошло убийство. Скорее всего в этой сутолоке на Мусу вообще никто не обратил бы внимания, и он так и провалялся бы в парилке до самого утра, пока служители не начали бы делать уборку.

Банда попробовал рукой воду, которая все это время стекала на голову и грудь все еще не приходившего в сознание Мусы, и решил, что тот уже достаточно остыл после парилки – можно сделать воду более холодной, а потом, немного погодя, и совсем ледяной. Бондарович отвел струю ладонью и заглянул Корду в глаза, приподняв его отяжелевшие веки.

"Да, основательно он накурился".

Банда хотел не только привести Мусу в чувство, но и протрезвить его, то есть сделать его все-таки способным к разговору. Побеседовать с Мусой ему было просто необходимо, каким бы образом это ни произошло, пусть даже и с применением радикальных средств. Одуревший от анаши собеседник Банду совершенно не устраивал. Не стоило и надеяться узнать от него что-нибудь толковое.

Вскоре усилия Банды дали свои результаты: сначала Муса начал отфыркиваться, потом глубоко завышал и наконец открыл глаза.

– Ну вот и слава Богу, – улыбнулся ему Банда, – ожил значит.

– Ожил, – ответил Муса и сел, стараясь уклониться от все еще обдававших его струй ледяной воды. – А что, разве я умирал?

– Да, почти что так и было, – спокойно кивнул Александр. – Можно даже сказать – на том свете побывал и все-таки вернулся обратно.

Посидев немного с выражением глубочайшей задумчивости на лице, Муса глубоко вздохнул, повернулся, посмотрел на Александра и спросил:

– Ты кто?

– Твой спаситель, – недолго думая, ответил Банда. – Можешь звать меня так.

Он протянул руку и помог Мусе, который еще не полностью пришел в себя, подняться на ноги.

Впрочем, ноги у Корда сразу же подогнулись и он тяжело опустился на мраморную скамью.

– А было от чего спасать? – с сомнением спросил он, глядя на Банду снизу вверх.

– Не помнишь?

Муса неопределенно мотнул головой – наверняка он еще толком не пришел в себя. Затем он пристально посмотрел Банде в глаза, как будто мог прочитать в них всю правду, о которой тот пытался умолчать.

– Было от чего спасать, – не отводя глаз, ответил Банда, – прямо из ящика тебя вытащил.

– Покажи, – сказал Муса. Он оказался гораздо менее словоохотливым, чем полагал Банда. – Я хочу посмотреть, как это было.

– Пошли.

Муса уже тверже держался на ногах, но по дороге то и дело останавливался и прикладывал ладонь ко лбу, спрашивать же о ссадине пока не спешил.

– Твои ребята?

Александр и Муса остановились возле охранников. Ни один из них в себя еще не пришел. Корд передернул плечами, будто ему стало холодно, присел, отбросил простыню с лица парня, лежавшего под стеной.

– Мои, – пробормотал он.

– Кто их мог вырубить?

– Значит, нашелся такой человек, – ответил Муса, заходя в парилку первым.

– Ты вот здесь лежал, на верхней полке, в самой жаре.

– Здесь? – с недоверием переспросил Муса.

– Здесь, – повторил Банда, – лежал, как бревно, и уже не дергался.

– Кто меня еще видел? – внимательно посмотрел на него Муса. – Был здесь еще кто-нибудь, кроме тебя?

– Скорее всего – нет, – покачал головой Банда, – больше никто не видел.

Муса провел руками по лицу, наморщил лоб:

– Кажется, вспомнил, – он глянул на Банду с подозрением. – Дверь открылась...

– Не знаю, – жестко ответил Бондарович, – твои ребята под стеной уже лежали, а дверь была закрыта. Я когда зашел, то подумал, что ты уже загнулся.

Взвалил тебя на плечи – и под холодную воду.

– Один? – опять удивился Муса, как видно, вспомнив, что здесь в одиночку обычно не ходят. – А почему ты был один? Что тут одному делать?

– Тебя искал, – решил пойти ва-банк Александр, – мне с тобой поговорить нужно.

– Со мной? – переспросил Муса. – А зачем? И вообще, кто ты такой? Я тебя здесь раньше вроде бы не видел. Тебя кто пустил?

Банда сделал вид, будто не слышал вопроса, усмехнулся и ответил:

– И я тебя раньше не видел.

Муса помрачнел.

– Ты мне не хами! – медленно сказал он. – Говори, чего надо.

– Здесь не скажу, – покачал головой Банда:

– А где? – зло спросил Муса.

– Где хочешь, только не здесь.

– Где угодно, значит?

– Да.

– А здесь не хочешь?

Бондарович бросил взгляд на охранников:

– Их бы в больницу отвезти.

– Ими займутся. Сами заслужили. Вместо них тот мудак, что меня хотел на тот свет отправить, лежать должен был.

Александр по взгляду Мусы понял: тот боится, боится двух вещей: во-первых, того, что кто-нибудь узнает о покушении на его жизнь, а во-вторых, убийцы, находящегося где-то рядом. Но почему-то Корд не делал попыток поднять охрану на ноги и попробовать словить этого "мудака". И Бондарович решил сыграть на его страхе.

– Вдруг тебя опять кто-нибудь прикончить захочет, – покачал головой Банда, – и меня за компанию. Нет. Давай-ка сваливать отсюда, Муса. А если не хочешь, так я один сваливаю. Можешь оставаться.

Александр направился было к выходу, но Корд тут же схватил его за простыню, – Погоди, – гораздо более миролюбивым голосом сказал он, – не торопись. Сейчас вместе поедем. Дай только отдышаться.

– Вот это другой разговор, – кивнул Бондарович и остановился.

Муса обошел его, заглянул в зал с бассейнами и негромко произнес, точнее, даже не произнес, а просто пробормотал себе под нос:

– Жорик, Костик. А ну-ка, мальчики, вы где? Давайте сюда.

Банде показалось, что в стоящем вокруг шуме этот тихий призыв останется без ответа, но ошибся: ровно через пять секунд перед ними как из-под земли выросли два качка и сразу же уставились на Александра прозрачными, ничего не выражающими глазами.

– Вот что, мальчики, – сказал Муса, – ты, Жорик, тащи сюда мои шмотки, а ты, Костик, займись ребятами, приведи их в чувство. Отправь в больницу, если надо. Бегом!.. И сами давайте одевайтесь – чтобы через пять минут были готовы... Все ясно?

– Ясно!

Жорик моментально исчез, а Костик принялся поднимать охранникам веки, щупать пульс. Наконец он выпрямился и посмотрел на Мусу.

– Живы? – без эмоций поинтересовался его хозяин.

– Живы.

Банда промолчал – он всегда точно рассчитывал силу удара. Если хотел убить, то мог сделать это с первого захода. Если противника предстояло просто "выключить" на время, то и это не представляло для него трудности.

"Теперь мне нужно расположить Корда к себе, – подумал Банда, – хотя, честно говоря, предпочел бы просто размазать его по стене. А еще лучше – по потолку..."

Ровно через пять минут Банда, Корд и двое телохранителей Корда были одеты и потихоньку вышли из сауны. Несмотря на свою комплекцию, Муса умел действовать очень быстро и уверенно. К тому же он явно не страдал манией величия и, несмотря на свое высокое положение, не стал устраивать в сауне разборки и выяснять, кому пришло в голову посягнуть на его драгоценнейшую жизнь. Он покинул сауну без лишнего шума, и лишь Марина обратила внимание на его уход. Ее глаза остекленели, когда она увидела Корда, прикладывавшего ко лбу полотенце с завернутым в него льдом. Несколько ледяных кубиков просыпалось на кафельный пол.

Сперва женщине показалось, что Банда попал к Мусе в заложники, но Бондарович еле заметно покачал головой: мол, все отлично, ты мне помогла.

Корд рассудил здраво – с покушением можно было разобраться и потом, уверившись в собственной безопасности и получив в свое распоряжение большее количество людей. А может, у Мусы имелись свои, только одному ему известные резоны не поднимать шума – об этом Бондаровичу оставалось только догадываться. Слишком мало он еще знал о здешней жизни, но времени на детальную рекогносцировку не оставалось.

Муса, а за ним и двое его охранников подошли к роскошному лимузину. Корд повернулся к Банде, которого до этого он, казалось, перестал замечать, погруженный в свои мысли, и спросил:

– У тебя есть машина?

– Есть, – ответил Александр.

– Отдай ключи Жорику, он следом поедет, скомандовал Муса, – а ты со мной садись. Подороге и поговорим. Чего тянуть-то?

Сказав это, он тут же, не дожидаясь Банды, влез в просторный салон своей машины. Банда немного замешкался, передавая одному из людей Корда ключи от своего "фольксвагена" и объясняя ему, где, найти этот "фольксваген", а затем сел в салон лимузина рядом с Мусой Кордом.

Они тронулись с места и не спеша покатили по все еще погруженному в ночную темноту городу.

Сидя в мягком и уютном салоне машины, так и не дождался никаких вопросов. Муса упрямо молчал, глядя на город сквозь тонированное стекло. Охрана если и следовала за ними, то на большом расстоянии. Во всяком случае, сзади машин видно не было.

Вскоре кончились фонари. Многоэтажки сменились одноэтажными домами. Затем жилые дома исчезли. Потянулись виноградники. Корд нажал кнопку, и стекло поехало вниз. Дышать стало легче – теперь салон наполнял не стерильный воздух, льющийся из кондиционера, а ветер, напоенный запахами сухой травы, моря...

Александр не переставал удивляться Мусе, ведь его даже никто не стал обыскивать. "Кольт" и теперь лежал в небольшой кожаной сумке – в таких деловые люди обычно носят записные книжки, калькулятор и ручки. В гардеробе Банда украдкой проверил оружие – патроны оказались на месте.

Маршрут скорее всего был оговорен заранее.

Шофер ни о чем не спрашивал. Лимузин свернул с асфальта и очень медленно, рискуя зацепить днищем за камни, проехал метров триста проселком.

Мотор замолк.

– Приехали? – спросил Банда.

– Приехали, – кивнул Муса, и шофер распахнул перед Бандой дверцу. – Выходи.

Александр вышел из машины. Дорога выводила на совершенно безлюдный берег моря. Пляж тянулся в обе стороны до отдаленных скалистых мысов, вдававшихся в море. Лениво перекатывались волны.

Нигде никаких признаков жилья.

– Ничего себе местечко, – присвистнул Банда.

Краем глаза он заметил, что водитель тоже вышел из машины и остановился у него за спиной.

– Да, – кивнул Муса, – место и вправду хорошее. И глаз лишних нет, и течение здесь такое, что никогда трупы к берегу не выносит.

– Разумно, – кивнул Банда, – хорошо, что ты еще не труп.

– Каждый может им стать, – вздохнул Муса Корд с искренней и глубокой грустью, – очень даже может.

– Точно, – согласился Александр, – а некоторые уже успели ими стать.

– Это кто же? – насторожился Муса.

– Несколько человек в Коктебеле, – уклончиво ответил Банда.

– Коктебель – большой поселок, с нервной жизнью, – сузил глаза Муса, – мало ли там покойников бывает? Давай лучше поговорим о своих делах, о своих людях...

– А они что же, не твоими были, что ли? – покачал головой Александр Бондарович. – Только не притворяйся, будто не знаешь, что я имею в виду.

– Ну, допустим, знаю, – ухмыльнулся Муса. – И что же?

– Я ведь только спросить хотел, – миролюбиво сказал Банда, чувствуя, что его собеседник напрягся и может из-за этих неосторожных слов вообще прервать беседу.

– Ну так спрашивай, – резко ответил Муса. – Если бы ты не спас мне жизнь, то я ни за что не стал бы отвечать на твои вопросы.

– Почему ты мне поверил? – решил сменить тему Александр. – Твоей жизни что-то угрожает?

– С чего ты взял? – усмехнулся Муса, хотя выглядела эта усмешка совсем невесело. – Если крутишь большие деньги, всегда найдется кто-то, кому ты мешаешь.

– Как сегодня.

– Да...

– А если ты сам решил кого-то убить, то будь готов к ответному удару.

– Возможно... Таким, как я, всегда кто-то угрожает. Столько гнид всяких развелось, – ухмыльнулся Муса и добавил – Кто знает, может быть, и ты такая же гнида и хочешь убить меня.

– Может быть, – согласился Бондарович, – очень даже может быть, что я это сделаю.

– К чему такая откровенность... – только и успел сказать Корд.

Бондарович внезапно стремительно развернулся и прыгнул. В прыжке он выпрямил ногу и ударил стоявшего за его спиной водителя каблуком прямо в лицо. Тот не ожидал нападения и оказался к нему совершенно не готов – как стоял, так и упал на спину, широко раскинув руки.

Муса стоял, замерев, и смотрел на все это, широко раскрыв глаза, но при этом не делал никаких попыток ни защититься, ни помочь своему телохранителю, ни убежать. Впрочем, бежать на этом пустынном берегу было некуда.

– Видишь, – сказал Банда Мусе как ни в чем не бывало, – я запросто мог бы тебя оставить подыхать в сауне, мог бы прикончить и здесь. Это для меня не проблема – Вижу, – проговорил Муса.

– Хорошо видишь? – Александр Бондарович начал медленно приближаться к Мусе. Ему хотелось напугать этого человека как можно сильнее.

Однако Муса Корд оставался спокоен, смутить его было трудно. Он не выглядел испуганным и не отступил, а только покосился на своего шофера и спросил почти равнодушно:

– Ты его убил?

– Нет.

– Это хорошо, – одобрительно кивнул Муса, – он очень хороший шофер. Другого такого здесь не найти Хорошо, что он жив.

– Он придет в себя через сорок минут, – сказал Банда, усаживаясь на гальку – Значит, сорок минут мы сможем говорить по душам.

– Говорят, это полезно – стоять у моря.

– Хорошо, – кивнул Банда, – если хочешь – стой.

Муса промолчал, повернулся к Банде спиной и не спеша направился к воде. Банде ничего не оставалось, кроме как подняться и последовать за ним.

– Я не стану вести игру втемную, – сказал Александр, – до поры до времени меня не интересовало, что здесь творится. Но потом в ваши разборки оказались втянуты мои друзья.

Муса слушал его спокойно, внимательно, затем неспешно произнес:

– Ты за кого?

– У меня своя игра.

– Это не ответ – всегда кому-то подыгрываешь Даже если это друзья.

– Мне нужно знать, почему погибли твои люди в Коктебеле, – сказал Банда.

– Ты спрашиваешь, почему погибли эти люди? – повторил Муса, когда Александр остановился у него за спиной. – Ты и вправду хочешь это знать?

– Да, – кивнул Банда, – и эти люди... И все остальные тоже. Ты знаешь, кого я имею в виду всех, кого не оказалось на месте вовремя... Всех, кто опоздал... Вообще всех, всех, всех.

– Много будешь знать, никогда не состаришься, как говорили у нас в детстве, – захихикал Муса. – Откуда я знаю, кто ты такой? Первый раз тебя сегодня вижу. А может, ты мент, – усмехнулся Корд.

– Ты всерьез так считаешь?

– У тебя на лбу не написано.

– Я и обидеться могу.

– Нет, на мента ты не похож. Да и не боюсь я их нисколечко.

– Ты, Муса, считаешь меня своим врагом? – спросил Бондарович. Такая фраза могла вызвать ненужные подозрения, ведь она находилась недалеко от истины. Но Корд не стал передергивать, – он сказал:

– Но и не другом тоже...

– Наши пути ненадолго пересеклись, Муса, и чем скорее ты удовлетворишь мое любопытство, тем быстрее мы расстанемся. Нам нечего делить.

– Что-то я не пойму, какого черта тебе нужно. Деньги? Мстишь кому-то? Женщина? И какого черта я с тобой разговариваю – сам не знаю. Есть в тебе что-то, умеешь ты заставить себя уважать. Нечасто таких людей встретить можно... среди русских, – неожиданно добавил Муса. – Татарин – другое дело, он не только за себя, он и за свой народ драться может, и неплохо.

Банда не стал спорить с этим утверждением и продолжал:

– Денег у меня хватает своих, чужие мне без надобности. Зачем ты погнал своих людей в Коктебель? Воевать воюй, но женщин зачем втягиваешь?

– Ах, вот оно что – рассмеялся Корд. – Так и знал, что без бабы не обошлось. То-то ты идейный с виду, прямо как замполит в штрафбате.

– Если бы все было прости, я бы тебя из парилки не вытащил, – напомнил собеседнику Бондарович – Знаю, – кивнул Муса и вдруг злобно заговорил:

– Все случилось из-за того, что какие-то фраера захотели поиметь нашу хату... Ясно тебе? У нас здесь уже давным-давно все по закону поделено, мир и покой. Зря, что ли, я три года русских с хохлами в Коктебеле стравливал? Думаешь, легко мне далось их под себя подмять? Скольких человек я потерял! А нас, татар, не так уж и много, каждый на счету... А тут вдруг кто-то хочет есть из моей кормушки, да еще большой ложкой. Что ты сам сделал бы?! Утерся бы, да?!