Текст книги "Голос ангела"

Глава 10

Скрипнула калитка в свежевыкрашенных воротах, и на улицу выглянула женщина. Близоруко прищурилась, всматриваясь, кто сидит в машине. Холмогоров, никогда прежде не видевший жены Михаила Летуна, сдержанно кивнул и пошел к дому. Глаза женщины были красными, чувствовалось, что она без сна провела всю ночь.

– Я Андрей Холмогоров, – назвался советник патриарха. – Михаил дома?

– Это вы?! – воскликнула матушка. – Он так ждал вас. Вы его не видели?

– Я только что приехал.

– Нет? – и матушка, не удержавшись, заплакала навзрыд. – Что мне делать, я не знаю, посоветуйте, пожалуйста!

Холмогоров подумал, что сон все-таки не просто так привиделся ему в Москве. Матушка провела Холмогорова в дом, в гостиную, усадила на диван. Сама же, не находя места, металась по просторной комнате.

– Он не приходил ночевать.., его никто не видел… – сбивчиво говорила женщина. – Я у дочери в Минске была, а он остался один… Только приехала, вы позвонили. Думала, вот уж Михаил обрадуется.., а его нет. Вот уже целые сутки нет. Из церкви приходили, сегодня заутреню служить священник из Минска приехал. Яви морг звонила, в больницы…

– В милицию обращались? – спросил Холмогоров.

– Да.

– И что?

– Сказали, что в городе ничего серьезного за последние сутки не произошло… Он велосипед взял, на нем поехал…

– Куда?

– Не знаю, меня же дома не было. Не мог он просто так уйти, ничего мне не сказав, даже записки не оставил.

– Всякое могло случиться, – попробовал успокоить женщину Холмогоров, хотя и сам понимал, что ничего хорошего ждать не приходится, – его могли вызвать по срочному делу.

– Он обязательно позвонил бы мне, знает, я места себе не нахожу.

Холмогоров поднялся, подошел к женщине, взял ее за плечи"

– Я надеюсь, все будет хорошо.

– Не верю, – прошептала матушка и, повернувшись к иконе, висевшей в углу, тускло освещенном лампадкой, несколько раз истово перекрестилась. – Вы извините, что так… – она не договорила и молча принялась молиться, не сводя глаз с лика Богородицы.

В ворота дома постучали, деликатно, боясь потревожить.

– Встретьте гостей, пожалуйста, – прошептала женщина, не оборачиваясь.

Холмогоров вышел во двор. На улице стояли двое – молодой мужчина в костюме, при галстуке, в светлой рубашке и расстегнутом плаще. Манера держаться, выправка говорили о том, что он или военный, или офицер милиции. Мужчина смотрел спокойно, явно готовый к тому, что его собеседник будет взволнован, станет требовать от него объяснений. Его взгляд говорил о том, что мужчина приучен довольно спокойно, во всяком случае внешне, смотреть на женские слезы. Второй же пришедший наверняка был церковным старостой. Благостное выражение лица, седая бородка, теплая стеганая куртка наброшена на плечи, в руках огромный ключ от церковных ворот.

– Вы кто? – строго спросил вместо приветствия мужчина с холодным взглядом. Холмогоров представился.

– Документы, пожалуйста.

– Сперва я хотел бы увидеть ваши.

– Что ж, имеете право, – мужчина привычно выхватил из кармана удостоверение, взмахнул им. Буквально секунду перед лицом Холмогорова было раскрытое удостоверение с фотографией и гербом, больше ничего рассмотреть было невозможно. Затем плотные картонные половинки защелкнулись, и удостоверение исчезло в кармане.

– Вы не очень любезны, – спокойно сказал Холмогоров.

Холмогоров достал свое удостоверение и, лишь только мужчина захотел завладеть им, отвел руку в сторону. Мужчина усмехнулся, поняв, что это ответ на его малоприветливый жест.

– Раскройте, я его и в ваших руках прочитаю.

То, что Холмогоров – советник патриарха, на мужчину не произвело впечатления, но презрительная улыбка все же исчезла с губ.

– Гражданка Летун дома?

– Да.

– Вы как здесь оказались?

– Я друг отца Михаила, только что приехал.

– Не знаю, что она наговорила вам, но я пока не вижу повода беспокоиться. По положению мы обязаны реагировать, когда пройдет три дня с момента обращения. Конечно, случай не рядовой, священник исчез.

– Я думаю, вы хотите пройти в дом?

– Я хотел узнать, не вернулся ли отец Михаил.

– Нет.

– Жаль, – искренне сказал представитель местной милиции.

– Думаю, вам стоит поговорить с матушкой. Начальник районного отделения милиции говорил с матушкой недолго. Ничего не обещал, сказал лишь, что обзвонил своих коллег в соседних районах, и те ничего о судьбе отца Михаила не знают. Женщина плакала, сидя за столом.

Холмогоров проводил милиционера до ворот. Церковный староста остался с матушкой.

– Не знаю, что и думать, – признался начальник милиции. – Довольно часто случается, что приходит жена, плачет, мол, муж пропал, дома не ночевал. А потом через пару дней ее благоверный объявляется, все деньги пропил, протрезвел и вспомнил, что у него семья есть. Вы только не подумайте, я не намекаю на отца Михаила, он человек непьющий, священник, – милиционер, говоря это, поднял указательный палец, словно указывал на небо и намекал на заступничество Всевышнего.

– Извините меня, я не фокусник и не успел рассмотреть ни вашего имени, ни звания.

– Майор Брагин, – с готовностью представился начальник райотдела милиции, – Анатолий Павлович.

– Андрей Алексеевич Холмогоров, – для проформы добавил советник патриарха.

– Вы по делу в Борисове? – – И по делу тоже. Отец Михаил звонил мне позавчера, мы договорились встретиться.

– Странно, – задумался майор Брагин, – звонил вам, просил о встрече, а сам исчез. Что ж, будут новости – сообщите, – и Брагин достал служебную визитку. Он вручил ее Холмогорову как огромную ценность.

– Непременно.

Брагин запахнул плащ и зашагал к райотделу милиции, расположенному на одной с церковью площади.

Холмогоров вернулся в дом.

Церковный староста подошел к нему и горячо зашептал на ухо:

– Я не знал, кто вы такой, мне матушка только что сказала. Очень рад познакомиться – Иван Спиридонович Цирюльник, староста, – мужчина шестидесяти с лишним лет заискивающе смотрел в глаза Холмогорову, будто ждал от того благословения. – Что делать будем? Милиция искать не хочет, я уж и так с ним говорил и этак. Заладил: три дня, три дня… Вы-то что, Андрей Алексеевич, насчет всего этого думаете?

– Я еще ничего не знаю, – Холмогоров сел на диван.

Женщина плакала, уткнув лицо в ладони.

– Миша просил пленку проявить, – она суетливо стала рыться в сумочке, вытащила пленку и пакет с фотографиями. – Вот, в Минске проявила, вроде что-то получилось. Извините меня, ничего не могу с собой поделать, – и совсем уже невпопад добавила:

– Я вам чаю приготовлю.

Церковный староста замахал было руками, мол, не надо, но Холмогоров мягко сказал:

– Будем очень признательны.

Матушка исчезла в кухне, а Холмогоров зашептал церковному старосте со странной фамилией Цирюльник:

– Пусть чем-нибудь займется, ей невыносимо сидеть сейчас без дела.

Фотокарточек оказалось тридцать семь, одна из них получилась лишь наполовину. Слева серебрился оклад иконы, а правая часть зияла чернотой. Все фотографии Холмогоров разложил на столе рядами.

– Это сатанисты нашу церковь разрисовали, – принялся пояснять, перебирая снимки, Иван Спиридонович Цирюльник. – Отец Михаил сильно расстроился, только ремонт окончили, покрасили храм – и на тебе, дьявольские знаки! Они и кладбище испоганили, и ворота.

– Он говорил мне, – Холмогоров скользил взглядом по фотографиям, взял в руки ту, на которой был изображен оклад иконы, остальные снимки сдвинул в сторону.

Вернулась жена отца Михаила, на подносе дымились три большие чашки чая. Напиток был заварен слабо, как обычно принято в провинции. Крупно порезанный батон лежал на тарелке, рядом с ним стояла розетка, полная земляничного варенья.

– Откушайте чем Бог послал.

– Это тот самый оклад, о котором говорил отец Михаил?

– Да, Андрей Алексеевич, только вы уж не взыщите, забыл Миша коробок рядом положить, как вы наказывали, а пленка и кончилась.

– Можно на сам оклад посмотреть? – когда Холмогоров произносил эту фразу, голос его дрогнул.

– Конечно, – матушка распахнула платяной шкаф и замерла, ничего не понимая. – Мы его сюда положили в белую ткань завернутым. Наверное, Миша перепрятал, – и женщина принялась осматривать одну полку за другой, естественно ничего не находя.

Еще пять минут она бегала по дому, пока, наконец, совсем не отчаялась. Села на стул, руки, сложенные вместе, пристроила на коленях.

– И оклада нет.

Матушка бросилась к телефону, позвонила в милицию. Но пропажа серебряного оклада ничего не изменила в отношении майора Брагина к исчезновению отца Михаила.

– Может, он его с собой взял? – уже положив трубку, предположила матушка. – Повез на экспертизу? Он говорил, будто эта вещь очень древняя, все вас ждал, чтобы подтвердили.

– Вы побудьте дома, а мы скоро вернемся, – попросил Холмогоров и, взяв за локоть церковного старосту, вывел его на улицу.

– В церковь хотите пройти? Холмогоров задумчиво покачал головой:

– Нет. Вернее, не сейчас, – он закрыл глаза, вспоминая вчерашний сон.

– Верно, зачем туда идти, ведь я точно знаю, оклада в церкви нет, отец Михаил его туда не приносил, – торопливо согласился церковный староста.

Холмогоров приподнял руку, как бы показывая, чтобы Цирюльник помолчал, не мешал сосредоточиться.

– Погодите… Где-нибудь поблизости от города есть такое место, где тропинка идет вдоль реки? Там еще черемуха растет, потом тропинка поднимается на холм и перед самым лесом, вернее, молодым перелеском делает поворот. Неподалеку еще новый крест стоит, вроде как у поворота на кладбище. А на реке возле самого перелеска сваи от старого моста…

Церковный староста хитро посмотрел на Холмогорова:

– Вы раньше у нас бывали?

– Нет.

– Тогда откуда?

– Есть или нет?

– Есть такое место, точно есть! И крест у кладбища совсем недавно поставили, его еще отец Михаил освящал. Это неподалеку от Латыголи. Но это если не дорогой ехать, а тропинкой идти.

– Или на велосипеде, – подсказал Холмогоров.

– Да, точно. И откуда вы про крест знаете, его совсем недавно поставили.

– Я уже говорил, что никогда прежде здесь не бывал. Вы покажете мне это место?

– Туда на машине не доехать, а пешком идти – километра три. Это если от конечной остановки городского автобуса. На велосипеде туда доехать можно, у меня два есть, один складной, на нем внук катается, а второй мой, дорожный, старый, но хороший.

– Отлично, едем прямо сейчас.

– Андрей Алексеевич!

Цирюльник никак не мог поверить в то, что советник патриарха может позволить себе ездить на велосипеде. Но Холмогоров убедил его в том, что достоинства своего этим “безумным” поступком не уронит.

Вконец растерявшийся церковный староста повел Холмогорова к себе в дом. Жил он в центре Борисова, в старой части, застроенной старыми одноэтажными домиками. Ворота дома Ивана Спиридоновича Цирюльника были выкрашены той же зеленой краской, что и ворота в доме Михаила Летуна. Двор окружал невысокий заборчик, через калитку в нем церковный староста и Холмогоров прошли к крыльцу. Зачем нужны огромные ворота, было непонятно. Они существовали словно сами по себе.

Перед домом Цирюльник поднял руку:

– Осторожно, у меня злая собака. Забренчала цепь, и из большой дощатой будки выбралась овчарка, холеная, досмотренная. Собака не залаяла, стала, широко расставив лапы, и пристально посмотрела на пришельца. Иван Спиридонович потрепал ее по загривку.

– Умная скотина, на хорошего человека лаять не станет, чует доброту. Вы, наверное, животных любите?

Холмогоров пожал плечами:

– Животные, как и люди, бывают разные.

– Вещи свои у меня дома оставьте, чайку попьем.

– Вещи в машине остались, а чай подождет, – Холмогоров даже не стал заходить в дом, присел на лавку у крыльца. – Лучше сразу поехать, Иван Спиридонович.

– Что вы хотите там найти? – опомнился церковный староста.

– Я ничего найти не хочу… Еще сам не знаю, – уклончиво отвечал Холмогоров.

– Странно все это.., но вам виднее, – и Цирюльник, бренча ключами, направился к сараю.

Он выкатил два велосипеда, с трудом подвел их к крыльцу. Один был большой, дорожный, с черной рамой, старый, каких теперь не выпускают, а второй – с маленькими колесами, складной, с виду какой-то несолидный.

– Вы не смотрите, что он неказистый, – сказал Цирюльник, – но ездить на нем очень удобно. Я бы вам предложил свой, но уже привык к нему, на других не могу педали крутить.

В глазах Ивана Спиридоновича до сих пор читался вопрос, почему Холмогоров решил ехать за город, что он там забыл и каким образом это решение связано с исчезновением отца Михаила.

– Едем. Показывайте дорогу.

– Если вы не против, то мы и Алису с собой возьмем? – предложил Иван Спиридонович. Собака, почуяв, что речь зашла о ней, тут же радостно завиляла хвостом. – Любит она со мной ходить.

– Конечно, не против, – сказал Холмогоров.

Иван Спиридонович принес из дому длинный брезентовый поводок, прикрепил его один конец к велосипедному багажнику, а другой к ошейнику.

– Не боитесь ее без намордника на улицу выводить?

– Алиса у меня смирная.

– Я не о ее характере. Милиция у вас в Борисове не штрафует за такие вещи?

– При мне Алиса никого не тронет, если только я ей не прикажу. Она, как и каждый сильный зверь, силу свою чует и зря ею не пользуется.

– “Вот бы и нам в Москве такие безоблачные отношения между владельцами собак и милицией!” – подумал Холмогоров.

Мужчины выкатили велосипеды на улицу. Андрей попытался вспомнить, когда в последний раз управлял велосипедом, получалось, что около пяти лет тому назад. Но старое умение не забывается. Пару раз велосипед ткнулся колесом в лежавшие на дороге камни, однако через два квартала Холмогоров уже умело объезжал препятствия. Ехал он чуть позади Цирюльника, Алиса бежала рядом с ним, то и дело заглядывая в глаза новому знакомому своего хозяина. Никто не обращал внимания на едущих на велосипедах мужчин. Такой способ передвижения был в Борисове нормой. В небольшом городе автобусы ходят редко, движение на улицах небольшое, велосипеды возле магазинов воруют нечасто.

На западной окраине Борисов уже мало чем напоминал город: типично сельская улица, одноэтажные деревянные дома, дымок, вьющийся над трубами. Асфальт плавно перешел в засыпанную крупнозернистым песком и хорошо укатанную дорогу. Холмогоров с трудом поспевал за пожилым церковным старостой. Тот ехал безо всякого видимого усилия, как казалось, лишь от нечего делать иногда прокручивал педали ногами.

"Красота-то какая!” – думал Холмогоров.

Лес уже наполовину пожелтел, воздух был напоен запахами холодной реки, прелой травы и осеннего вспаханного поля.

– Стоп, – сказал Иван Спиридонович и слез с велосипеда.

Алиса, с ходу понявшая, чего хочет от нее хозяин, подбежала к нему и замерла, задрав голову. Щелкнул карабин на поводке, и собака, радуясь свободе, помчалась по пустынной дороге. Теперь советник патриарха и церковный староста ехали рядом.

– Вы отца Михаила давно знаете?

– Еще по учебе в Загорске.

– Хороший человек, – Иван Спиридонович, ловко придерживая руль одной рукой, второй умудрился застегнуть куртку под самое горло.

– Мы давно собирались встретиться, да как-то времени не находилось.

– Это хорошо, что вы к нам приехали. Мне отец Михаил о вас рассказывал, будто вы места для строительства храмов определяете.

– Именно так.

– Ответственность большая.

– Любое дело человек должен делать ответственно.

– Если бы все жили как должно, рай был бы на земле, а не на небе, – вздохнул Иван Спиридонович.

– До рая нам всем еще ох как далеко.

– Забыли люди, что такое по-настоящему в Бога верить.

– Вы, Иван Спиридонович, уверены, что они раньше знали, как надо верить? Церковный староста усмехнулся:

– Не знаю, как там было раньше. Я все свои шестьдесят с лишним лет при советской власти прожил. Но сегодня люди про веру, точно, мало что знают. К примеру, когда мы с отцом Михаилом храм восстанавливали, то никак не могли с рабочими совладать.

– Что такое?

– – Приходим в храм, а они курят в Божьем доме, матом ругаются, будто не церковь ремонтируют, а публичный дом, прости меня Господи. Объясняешь им, смотрят на тебя, и видишь, никто из них не понимает, почему нельзя в церкви, если даже там службы нет, курить.

– Они хотя бы искренни в своем неведении, – усмехнулся Холмогоров. – Нельзя одним человеком быть в храме, другим – на улице. Если человек привык ругаться матом, то ему все равно, где это делать.

– Вот-вот, и я об этом же, – отозвался Иван Спиридонович. – Много народу сейчас в церковь ходит, но мало кто верит по-настоящему. Думают, если отстоял службу, то уже и к Богу приобщился. На Пасху народу собралось – полная церковь, а на площади еще в два раза больше стоит. Радоваться вроде надо, но мне самому в дверях приходилось стоять, чтобы пьяные в храм не шли.

– Куда же вы их отправляли?

– Говорил, идите проспитесь.

– И они шли?

– Кто как. Иногда скандалить начинали, тогда уж милиция помогала.

– Если пьяный человек в церковь идет, а не в магазин за очередной бутылкой, это уже прогресс.

– Вы так думаете?

– Возможно, в следующий раз он все же трезвый на службе появится.

Церковный староста с подозрением покосился на Холмогорова. Он с неодобрением относился к новшествам в церковной жизни.

– Если бы только это, – говорил Цирюльник. – Есть у нас и такие, что идолам поклоняются.

– Не может быть! – уже догадываясь, о чем пойдет речь, изобразил удивление Холмогоров.

– Валун большой неподалеку отсюда есть, к нему на церковные праздники жертвоприношения народ носит, словно времена язычества еще не прошли.

– На церковные праздники носят? – уточнил Холмогоров.

– Им все равно, церковные, не церковные, языческие.., празднуют все подряд, православные отмечают и свое и католическое Рождество, а католики – и православное, – Иван Спиридонович с отчаянием махнул рукой.

Холмогоров увидел впереди на горе, неподалеку от старого кладбища, желтый свежеструганный крест, строгий, высокий, хорошо читающийся на фоне осеннего неба. Именно его он видел во сне. Сердце сжалось от предчувствия недоброго.

– Вот и крест, о котором вы говорили, – на удивление спокойно сообщил церковный староста. – От него тропинка налево пойдет, за леском – деревня Латыголь.

Алиса вырвалась далеко вперед, но, добежав до развилки, замерла, не зная, куда двигаться дальше. Дождалась хозяина. Теперь по узкой тропинке нельзя было ехать рядом. Цирюльник ехал впереди, Холмогоров – за ним, Алиса же носилась вокруг них.

"Кусты черемухи, – отметил про себя Холмогоров, – сверкающее зеркало реки. Вот и холм, за которым скрылся отец Михаил”. Андрею даже показалось, будто он только что видел фигуру священника, скрывшегося за вершиной холма.

Шуршали протекторы велосипедов, чуть слышно посвистывал ветер.

– Вы в деревню хотите заехать? – крикнул через плечо церковный староста.

– Еще не знаю.

Велосипеды въехали в редкий лес. Холмогоров бросил взгляд на тропинку: в подсохшей луже четко отпечатался протектор велосипеда. А затем поднял голову, ожидая, что увидит перед собой три тонкие березки, такие же, как во сне. Но вместо них увидел три довольно высоких обрубка. Так может срубить дерево только безжалостный человек – тот, которому даже лень нагнуться, и он рубит на высоте груди.

Алиса, до этого радостная, внезапно замерла, а затем поползла на полусогнутых лапах, прижавшись брюхом к траве.

– Погодите, – крикнул Холмогоров, прислонил велосипед к молодой сосенке и подбежал к недавно поваленным деревцам.

Церковный староста доверял собаке больше, чем собственным чувствам, – зря Алиса волноваться не стала бы.

– Что здесь?

– Еще не знаю.

Холмогоров и Цирюльник вдвоем подняли молодые березы. Холмогоров застыл, увидев то, что уже видел во сне. Медленно вращалось колесо велосипеда, меж блестящих спиц застряло несколько желтых осенних листьев. Под велосипедом в неестественной позе лежал человек в черной рясе. На темных с сединой волосах запеклась кровь, крест с разорванной цепочкой покоился возле руки убитого отца Михаила, впечатавшись в сырой песок.

– Боже! – проговорил Цирюльник.

– Значит, я не ошибся, – с болью в голосе произнес Холмогоров.

Иван Спиридонович запричитал, не зная, что делать. Но вскоре смирился с тем, что мертвому ничем не поможешь. Он опустил молодые деревца и стоял, глядя на неяркий диск осеннего солнца.

– Вы побудьте здесь, – бросил он Холмогорову, – а я на велосипед – ив город. Милицию позову.

– Зачем ехать? – спросил Холмогоров, доставая из кармана плаща трубку мобильного телефона.

Иван Спиридонович знал о существовании подобных чудес техники, но ему и в голову не могло прийти, что человек, имеющий отношение к церкви, обзаведется подобной штуковиной. Сверяясь с визиткой майора Брагина, Холмогоров набрал номер.

– Майор Брагин слушает, – раздался в трубке бодрый голос уверенного в себе человека.

– Анатолий Павлович, мы обнаружили отца Михаила убитым в лесу неподалеку от деревни Латыголь, – голос Холмогорова звучал ровно.

– Кто это мы? – поинтересовался майор Брагин.

– Я, Холмогоров, и церковный староста Цирюльник.

– Откуда вы мне звоните?

– Из леса, мы стоим рядом с ямой, в которой лежит убитый. Я передам трубку церковному старосте, он лучше вам объяснит, как сюда проехать.

Холмогоров не слушал, как Цирюльник говорит с майором Брагиным. Он присел на корточки и смотрел сквозь ветки срубленных берез на мертвого отца Михаила. “Кто же поднял на тебя руку? Кому и чем ты не угодил? – думал Холмогоров. – Почему ты не сказал мне во сне имя убийцы?"

Все сходилось со сном в мельчайших подробностях, и Холмогорову даже показалось, что поверни он сейчас голову, и увидит улыбающегося отца Михаила, благостного, как в ночном видении, в черной рясе.., без креста. Но он знал: это лишь кажется, нельзя поддаваться обманчивым ощущениям, иначе можно сойти с ума.

– Держите трубку, я не знаю, как ее выключить, – пробормотал церковный староста, вкладывая в ладонь Холмогорова отзывающуюся короткими гудками телефонную трубку.

Ни Иван Спиридонович, ни Холмогоров больше не обменялись ни словом, они сидели на корточках и смотрели в яму. Лишь когда послышался треск мотоциклетного двигателя, Цирюльник вскинул голову:

– Едут.

Собака лежала на траве возле трех свежих пеньков и скалила зубы. На узкой лесной тропинке показался желтый с синим мотоцикл с коляской. Майор Брагин сидел за рулем, за ним пристроился молодой лейтенант. Начальник райотдела даже не успел переодеться, лишь накинул длинную зеленую плащ-палатку.

– Здесь, – произнес Холмогоров, показывая в яму.

– Это же надо! – пробормотал майор Брагин, когда лейтенант оттащил срубленные березки в сторону. – Топором, наверное, убили. Придется вызвать криминалистов.

– Вы что, не поверили моему звонку? – сухо спросил Холмогоров.

– Доверяй, но проверяй, – беззлобно ответил майор Брагин. – Вы хоть и видный человек, но это у себя в Москве, а здесь я вас впервые вижу.

Связавшись по рации с городом, Брагин вызвал бригаду криминалистов и, закурив, принялся рассуждать:

– Я думаю, что отец Михаил оклад, который ему подарили, с собой взял, потому его дома и не нашли. По дороге на него кто-то напал с топором, и с целью завладеть окладом убил священника. Похоже, его не здесь убили, а яму заранее выкопали, – вещал майор Брагин. – Об окладе убийца знал и поджидал священника на тропинке.

– Куда он мог на велосипеде ехать? – спросил Холмогоров.

– Куда угодно. Мог в деревню ехать; мог в город возвращаться.

– Можно сказать точно?

– С этим мы еще разберемся, узнаем.

– Вы уверены, что причина в окладе? – спросил Холмогоров.

– Не знаю, – честно ответил майор Брагин. – Возможно, священника убили сатанисты, очень уж рьяно он против них в газете выступил.

– По-вашему, не стоило этого делать?

– Мерзавца мы обязательно отыщем, – пообещал начальник районного отдела милиции.

Наконец прибыли криминалисты. Им пришлось пройти около километра пешком, потому что даже милицейский уазик не смог добраться к перелеску. Выяснилось, что из вещей у отца Михаила с собой был портфель с молитвенником и Библией, укрепленный на багажнике велосипеда. Убийца, скорее всего, в него и не заглядывал. Его не заинтересовал и серебряный крест на массивной цепочке, и обручальное кольцо на руке отца Михаила.

Майор Брагин, дымя сигаретой, расспрашивал Холмогорова о последнем телефонном разговоре с отцом Михаилом и внезапно изумился:

– Как вы узнали, где его нужно искать?

– Это трудно объяснить сразу, – ответил Холмогоров.