Текст книги "За свои слова ответишь"

Глава 9

– Тебе чего? – Бурый скривился, разглядывая Комбата. Вид у того был не очень, такие доверия не внушают. – Если баба нужна или травки покурить хочешь… Так это не ко мне.

– К тебе, – буркнул Комбат, прижимая Бурого к стене.

– Э, легче, легче, а то я могу и обидеться.

– Хуже будет, если я обижусь, – Комбат взял Бурого за отвороты кожанки и без особого труда оторвал его ноги от земли, а затем ударил спиной о стену.

Бурый несколько раз трепыхнулся, но мраморного пола его ноги так и не коснулись. Ситуация выглядела довольно-таки комично. Бурый ничего не мог сделать против этого странного силача, который держал его так легко, как если бы тот весил не восемьдесят пять килограммов, а пуда два, как подросток.

– Ты, надеюсь, меня понял? – глядя прямо в глаза бандиту, произнес Комбат. – Если я обижусь, то размажу тебя прямо по гладкой стене, как поганого кота.

– Отпусти! Отпусти! – прошептал бандит.

Комбат поставил его на землю, все еще прижимая к стене и глядя в глаза.

– Чего надо, говори.

– Куда ты Никитина завез?

– Какого Никитина на хрен!? Ты что, сбрендил? Ты, мужик, на кого-то другого обиду держишь, я тут случайно оказался.

– Серого. Парнишку Серого, слышишь?

– А, этого урода…

– Ты сам урод, – прошептал Комбат, еще раз встряхивая бандита.

Борис Рублев понял, что здесь поговорить не удастся.

– Пойдешь за мной, и тихо, иначе я тебе голову оторву, – правая рука Бориса нырнула в карман куртки, а бандит весь похолодел, испуганно заморгал глазами, и его лицо покрылось крупными каплями пота.

Он подумал, что этот странный мужик сейчас нажмет на курок пушки, и тогда случится непоправимое – у него наверняка появится лишняя дырка в теле – в груди, из которой потечет горячая кровь, а сам этот, на него неожиданно напавший, неожиданно прижавший к стене, исчезнет, растворится в толпе. Больно уж у него морда зверская, с такими лучше не шутить, таких нужно убивать сразу и уносить ноги.

Бурый сжался в комок.

– Э, э, погоди, погоди, – забормотал он, – я тебе все скажу, только отойдем в сторонку. Не здесь, не здесь…

– Давай, – подобный расклад Комбата устраивал.

Он ловко завернул руку Бурому за спину, и сделал это так быстро и с такой силой, что суставы захрустели и Бурый даже заикал от боли.

– Тише, тише, зверь, не так сильно! – сдавленным голосом произнес он, втягивая голову в плечи.

– Иди ровно и не шевелись, – правая рука Комбата все еще находилась в кармане куртки.

Бурый повиновался и, подталкиваемый Комбатом, вернее, направляемый им, двинулся вперед. Комбат повел Бурого в туалет. Мужчины выходили из туалета, иногда кое-кто с интересом поглядывал на странную парочку – высокого широкоплечего мужика, который вел перед собой другого, чуть поменьше, с перекошенным от боли лицом. Впечатление складывалось такое, что этому, кто поменьше, стало плохо и второй ведет его в туалет, чтобы он там смог вдоволь поблевать.

Благополучно добравшись до туалета, Комбат прошел, толкая перед собой бандита, помещение с писсуарами и привел его в другое – туда, где располагались кабинки, там, в мужских туалетах, всегда людей поменьше, а то и вовсе не бывает.

– Куда ты меня ведешь? Куда?

– Иди, – коротко сказал Комбат, заворачивая правую руку Бурого еще резче. Сустав хрустнул, связки напряглись до такой степени, что вот-вот были готовы разорваться. Бурый понимал: этот странный мужик выворачивает руку пока еще вполсилы.

– Э, кончай, отпусти! – крикнул Бурый.

Комбат толкнул ногой дверь, затем подцепил ее носком башмака и открыл. Они оказались в кабинке.

– Ну а теперь говори, – не поворачивая к себе бандита, произнес Комбат.

– Что тебе надо?

– Ах ты, ублюдок, не понял, что мне надо? Тогда повторю, но потом.

Комбат вывернул Бурому руку посильнее.

Бандит переломился надвое, изогнувшись в поясе. Рублев сунул голову бандита в унитаз и правой рукой нажал водоспускной клапан. Зашумело, засоренный унитаз не спешил принимать в себя грязную воду, Бурый дернулся, захлебываясь. Комбат подержал его ровно столько, чтобы бандит не захлебнулся окончательно, а затем немного ослабил хватку, позволил бандиту распрямиться. Грязная вода стекала с лица, сама же грязь оставалась.

– Адрес! Быстро, адрес!

– Я завез его… – и бандит прошептал адрес.

– Это точный адрес? – тихо спросил Комбат.

– Точный! Точный! Мужик, отпусти, кончай!

– Сейчас кончу! – произнес Комбат и вновь затолкнул голову бандита в унитаз.

Как ни пытался сопротивляться Бурый, это было бессмысленно. Разве может заяц или ягненок противостоять волку или медведю – конечно же нет. Выдернув бандита из чаши унитаза и еще раз встряхнув, Комбат произнес:

– А ну, повтори адрес! Не напутал ли ты чего-нибудь?

– Нет, нет! – Вновь прозвучал адрес, точь-в-точь такой, как и раньше.

Люди из бригады Кощея мельком видели странную картину, происшедшую в зале вокзала, видели, как Бурый и странный тип скрылись в туалете. Но мало ли что, может, деньги передает в туалете, может, еще что… Как правило, эфэсбэшники в одиночку не работают, да и бандиты из других группировок тоже в одиночку не действуют, значит, этот широкоплечий здоровяк или свой, или знакомый Бурого со стороны. Ведь если что не так, то наверняка Бурый крикнул бы, дал какой-нибудь знак, чего уж ему на вокзале бояться.

На всякий случай чуть позже двое дежуривших в зале ожидания бандитов решили спуститься в туалет и глянуть, что да как там.

Комбат же в это время дважды ударил Бурого головой о кафельную стену, и тот потерял сознание. Рублев посадил его на унитаз, переломив надвое, так, что голова Бурого почти уперлась в колени.

– Ну вот, ты посиди здесь, а я пойду по своим делам.

Комбат закрыл кабинку, когда в туалет вбежали два бандита.

– Стой, – крикнул один, – где Бурый?

– Там Бурый, ему плохо, живот схватило. Видишь, ноги торчат из-под двери?

– А ты что, санитар, что ли?

– Да, я врач, – шутливо произнес Комбат, – доктор, мертвый доктор.

– Чего-чего? – недопонял бандит.

И в этот момент Комбат его ударил. Удар был короткий и быстрый, точно в челюсть. Голова бандита дернулась, Комбат услышал, как хрустнула челюсть. И тогда Рублев ударил левой, но уже не так сильно. Первый удар был сокрушительный, а вот второй – завершающий, просто точный и выверенный, почти ювелирный, чтобы довершить начатое.

Второй бандит успел выхватить нож и с присвистом выкрикнул:

– Стой, козел!

– А за козла ты мне сейчас ответишь, – сверкнув глазами, буркнул Комбат, останавливаясь, хотя готов был уйти, и правая рука с ножом повисла как плеть, а нож, звякнув, упал на каменный пол.

Бандит не успел даже ойкнуть от боли, рука хрустнула, и тут же Комбат ударил его в голову. Бандит отлетел, сильно ударившись затылком о стену. На кафельной плитке осталась кровь, а бандит упал лицом вниз в зловонную лужу.

– Ну вот, ребята, и все, – Комбат быстро покинул туалет, понимая, что у него впереди еще много дел, и, возможно, довольно сложных, а тут к сделанному уже вряд ли что добавишь.

А через десять минут из туалета Курского вокзала санитары на носилках выносили два тела, а у третьего бандита была лишь перебита рука, он отделался самыми легкими увечьями, и сам это понимал. Тут же появились люди Кощея. Бурый и его знакомый все еще лежали без сознания, а счастливчик, с перебитой рукой, испуганно бормотал:

– Хрен его знает, кто это такой! Ко… – слово «козел» застревало у него в горле, – какой-то здоровый бугай! Я даже ничего не понял, как… Да хрен его знает, кто это такой! Козел какой-то, здоровый бугай! Я даже ничего не понял, как…

– Что?

– Чик, чик, бах, трах – и Клык лежит. Кто-то его навел.

– А чего он хотел?

– Чего хотел… Не знаю, не знаю, он с Бурым разговаривал, а мы с ним, слава Богу, поговорить не успели.

Кощею тут же сообщили о том, что произошло на территории подконтрольного ему Курского вокзала, и Кощей, находившийся неподалеку со своими головорезами, бросился на контролируемую территорию. Но и он ничего не смог узнать. Мужик, о котором рассказывал пострадавший бандит, ему был абсолютно незнаком.

– Говори, говори, какой у него фейс, мать твою! – шипя в лицо своему подчиненному, выкрикивал Кощей. – Да он тебе что, и мозги вдобавок отшиб?

– Да, отшиб, отшиб. Как двинул, так у меня искры из глаз и туман. Я сразу с копыт.

– Лучше бы он тебя, ублюдка, убил!

– Ну, он такой большой…

– На мента похож? – допытывался Кощей, тряся за отвороты куртки перепуганного парня.

– Нет, нет, одно могу сказать, морда у него не ментовская.

– Он что-нибудь говорил? Вякал что-нибудь?

– Нет, он бил молча.

У Кощея оставалась надежда, что Бурый придет-таки в себя и сможет рассказать, что к чему, зачем били, что допытывались.

А Бурого и его дружка в это время уже завезли в больницу Склифосовского, дежурная бригада врачей пыталась привести в чувство двух пострадавших. Там же оказалась и милиция.

– Ну а вы куда смотрели? Я вам деньги плачу, что ж вы моих не защитили?

– Да ты что! Как мы их могли защитить? Они даже на помощь позвать не успели.

– Как, как… Вас еще звать надо, небось деньги брать и без зова вас собрать можно, вот как, ублюдки! Платить перестану, тогда узнаете как. Вы у меня на содержании, как проститутки, а работу не делаете. Значит, трахать вас всех надо, рядком в задницу.

Появился один из врачей. Кощей со своими парнями тут же бросился к нему.

– Ну, как там Бурый?

– Кто-кто?

– Да этот, с перешибленной головой, которого привезли с Курского.

Настоящее имя Бурого Кощей так и не сумел вспомнить.

– А, этот… – хирург устало заморгал глазами и пробормотал длинную тираду по латыни.

– Ты мне по-человечески скажи, можно с матом, – задышав в лицо хирургу, прошипел Кощей.

– Да что я вам могу сказать, любезный, один ничего, а второй воды нахлебался, еще чудом живой. Да и сотрясение мозга у него, если понятным языком.

– Отчего сотрясение?

– Оно могло быть вызвано разными причинами: сильный ушиб, удар чем-нибудь тяжелым по голове…

– Тяжелым? – Кощей передернул плечами.

– Да, тяжелым. Например, молотком или ломом, обернутым в тряпку.

– Да ты что, доктор, что ты такое несешь? Какой еще лом, кто ж его в тряпку заворачивать станет? А говорить он скоро сможет?

– Думаю, нет, у него нижняя челюсть в трех местах сломана.

– Ух, ублюдки! – отвернувшись от врача и понимая, что здесь ему делать нечего, Кощей быстро зашагал к выходу.

Джип уже стоял и урчал мотором. Кощей впрыгнул на заднее сиденье. Что к чему во всей этой катавасии, он не понимал. Кто послал мужика, чего этот мужик хотел от Бурого, было совсем неясно. Но если он так быстро и лихо расправился с тремя, в общем-то, не слабыми парнями, значит, действительно, задело его что-то серьезное. И Кощею вдруг стало не по себе. Так случается (это чувство знакомо каждому охотнику, оно появляется вдруг): идешь, идешь по лесной тропе, карабкаешься, обходишь деревья, и вдруг руки начинают дрожать, хотя никакой явной причины нет… ощущение такое, будто зверь крадется за тобой следом и уже выпустил когти, готовый броситься тебе на спину. Охотник испуганно оглядывается, втягивая голову в плечи, а за спиной тихо, даже травинка не шелохнется, даже лист не упадет с дерева. И возможно, от этого страх становится еще более жутким. Уже хочется не идти, делая осторожные шаги, а появляется желание, неподконтрольное, которое невозможно остановить, невозможно подавить, – хочется бежать сломя голову, натыкаясь на деревья, оцарапывая лицо ветками, быстрее и быстрее. Падать, спотыкаться, вставать и вновь бежать, уносить ноги с этого проклятого места…

Что-то подобное уже случалось и с Кощеем, но раньше ему удавалось выкручиваться – не паниковать. Он испуганно оглянулся, даже его телохранитель вздрогнул.

– Что такое? – спросил он, нащупывая в кармане рукоятку пистолета.

– Да нет, ничего, – сдавленным голосом отвечал Кощей, – ничего, ничего. Трогай быстрее.

– Куда? – задал вопрос водитель, но сцепление выжал, и джип сорвался с места.

– Куда хочешь. Давай к Султану.

– А я думал, на вокзал.

– Ты, бля, лучше не думай, а делай то, что я тебе говорю. Думать буду я, а вы будете выполнять, мать вашу!

Кощей рассвирепел мгновенно, в считанные секунды в уголках рта появилась белая не то слюна, не то пена, глаза сузились.

– Быстрее езжай, мать твою, тянешься, как таракан беременный!

Водитель гнал вовсю, но Кощею этого показалось мало.

– Быстрее, бля! – крикнул он. – Еще быстрее!

Телохранители переглянулись. Все это напоминало побег, но от кого и куда пытается убежать и скрыться их хозяин, они не понимали. Кощей дрожащими руками вытащил из нагрудного кармана серебряную табакерку с кокаином и принялся втягивать вначале левой ноздрей, затем правой белый дурманящий порошок.

– Ух! – выдохнул он, откинувшись на спинку сиденья.

«Вот-вот должно полегчать» – таково было выражение его лица.

Но страх не отпускал. Кощей пытался понять, пытался проанализировать, откуда этот страх. Ведь ничего такого страшного не случилось, обыкновенные разборки. Появился какой-то залетный, может, Бурый ему что-то сказал, нагрубил, он его и прижал к стене, поговорил как следует. А тут еще двое под руку подвернулись, он и этих усмирил. Но кто это такой и за что он так круто расправился с Бурым, Кощею было невдомек. Связать же все происшедшее с мальчишкой в джинсовой куртке, которого Кощей отправил к клиенту Султана, бандиту и в голову не приходило. Ведь он за день или за ночь отправлял по разным местам иногда по несколько десятков проституток или мальчиков, так что дело, в общем-то, было обычным.

«А может, Бурый кому-нибудь задолжал и пришли или, вернее, прислали кого-нибудь вернуть деньги?» Но если бы такое случилось, Кощей знал бы это. Когда его люди попадали в сложные ситуации, разбирались, звонили, разговаривали, толковали, как правило, с ним, ведь деньги были у него и договориться проще всего с хозяином, а не с его подчиненными.

– Дай телефон, – буркнул Кощей и принялся набирать номер Султана.

Тот трубку взял сразу.

– Ну-ну, да, я конечно! – на банальный вопрос «Это ты?» ответил Султан. – Спасибо, мои добрые знакомые позвонили, мальчики у них. Правда, один парнишка строптивый, ну да, думаю, его обломают. Есть опыт.

– Это о чем ты? – спросил Кощей.

– Как о чем, да про двух парнишек, которых я тебе заказал.

– А, про это… Слушай, Султан, тут у меня лажа.

– Какая еще лажа?

– Бурого избили.

– Как избили? А я при чем? Это же твой человек.

– Так может, ты чего слышал?

– Чего я должен был слышать?

– Да какой-то мужик, абсолютно незнакомый, никто его здесь раньше не видел…

– А где этот твой Бурый? – спросил Султан с неприятным хохотком.

– Да в больнице, в сознание пока еще прийти не может.

– Другого поставишь, – философски заметил Султан.

– Ну ладно, если ты ничего не знаешь, тогда напрасно я тебя дернул.

– Если что услышу, то позвоню, будь спокоен.

– Да-да, да-да, буду спокоен, – Кощей отключил телефон.

Настроение не улучшалось, оно было таким же гнусным, как до разговора с Султаном.

* * *

Если бы сейчас кто-нибудь был рядом с Борисом Рублевым и спросил у него, почему он, взрослый мужчина, у которого есть дела, так переживает из-за какого-то бродяжки, то навряд ли услышал бы внятный ответ. Пока еще Комбат и сам не знал, почему он так близко принял к сердцу исчезновение Сергея Никитина. Ведь еще вчера он даже не подозревал о существовании этого парнишки.

Да, вчера он не знал Никитина, а сейчас он уже не мог представить своей жизни без него.

Комбат мчался по городу. Один перекресток, второй, третий…

– Скорее, скорее! – торопил Борис Рублев свою машину.

Вот и пост ГАИ, только сейчас Комбат понял, что он за кольцевой. Гаишник, возникший словно из-под земли, в бронежилете и в каске, сделал знак остановиться. Комбат затормозил, выбрался из машины и быстро зашагал к милиционеру.

Гаишник небрежно козырнул.

– Что-то случилось? – спросил он, встретившись взглядом с Комбатом, слишком уж необычным было выражение лица Бориса Рублева.

– Случилось, браток, – сказал Комбат, и слово «браток» сблизило гаишника и бывшего командира десантно-штурмового батальона, а может, тельник, который увидел гаишник, внушил ему доверие к высокому сильному мужчине. – Случилось, случилось. Я тут адресок один хочу у тебя спросить.

– Какой адресок? – осведомился гаишник.

И Комбат принялся объяснять.

– А, это… Так вам еще километров двенадцать ехать.

– Сколько?

– Двенадцать, – сказал гаишник. – Там будет поворот и съезд, там особняки новых русских (слово «новых» гаишник произнес немного презрительно).

– Ну спасибо, браток, – Комбат протянул руку.

Гаишник механически подал свою ладонь, Комбат крепко пожал.

– Э, погоди, – бросил гаишник.

Комбат остановился и оглянулся.

– Я у тебя даже документы забыл спросить. Стряслось что?

– Стряслось, браток, парнишку ищу.

– Что, из дому убежал?

– Да, похоже на то, – буркнул Комбат.

– Ну, успехов тебе.

Автомобиль Комбата сорвался с места и помчался к тому перекрестку, за которым должен был открыться поворот. И действительно, все случилось так, как и предсказывал гаишник. Показался съезд на неширокую асфальтированную дорогу, а еще через пару километров Комбат увидел небольшой поселок – двух– и трехэтажные дома, крытые где черепицей, где блестящим сверкающим металлом. Заборы, шикарные автомобили – все это говорило о том, что Комбат не ошибся.

А вот и дом, который он искал. Дом находился за забором, кованые решетчатые ворота отделяли участок от соседних. В окнах дома горел свет, у крыльца стояли джип и «Вольво» с одинаковыми номерами, разнились лишь буквы на них.

Комбат затормозил метрах в пятидесяти на противоположной стороне и пару минут сидел, барабаня пальцами по баранке. Фары и габариты погашены, и его серый автомобиль почти сливался с кустарником, росшим вдоль дороги.

Борис Рублев боялся ошибиться. Ему всегда не нравилось, когда в его дела оказывались втянутыми посторонние, ни в чем не виноватые люди. Ведь тогда нужно что-то объяснять, говорить, оправдываться, а тебя принимают, как правило, за бандита. А объяснять Комбат не любил, да и не умел. Говорил он отрывисто, коротко, и всякие пространные объяснения давались ему с большим трудом.

Страшно хотелось курить, просто нестерпимо. Рот наполняла слюна, и Комбат ее судорожно сглатывал. Сигарет в машине не было, и поэтому пришлось вытащить из ящичка пустую пачку, в которой на дне лежало несколько крупинок табака, и жадно ее нюхать. Но это вызывало только раздражение и злость на самого себя.

«Неужели я такой слабак? Неужели я не могу жить без вонючих сигарет? Конечно же могу!» – сам себе сказал Комбат.

Он смял пачку, но понял, что если бы в ней были сигареты, то навряд ли у него хватило бы духу сжать пальцы, изломав и искрошив содержимое.

«Не наркоман же я какой-то! Все, забудь о табаке, забудь!» – сам себе приказал бывший командир десантно-штурмового батальона и посмотрел на дом за решетчатым забором.

Металлические роллеты плотно закрывали окна первого этажа. Окна же второго этажа мягко светились уютным светом, чуть тонированным, желтым. Стекло было опущено, и Комбат прислушивался, не донесется ли какой-нибудь крик, не услышит ли он голос ребенка или плач. Это решило бы все, в одночасье, мгновенно.

Голос ребенка сорвал бы Комбата с места, как порыв ветра срывает слабо держащийся на ветке лист, а так еще оставались сомнения, туда ли он приехал, не обманул ли его Бурый.

«Нет, обмануть бандит меня не мог, слишком уж жестко и быстро велся допрос. Время на раздумья у бандита абсолютно не оставалось, и, судя по всему, он сказал правду.»

Комбат выбрался из машины. В рукаве куртки пряталась короткая самодельная монтировка, холодный металл медленно согревался в горячей ладони. Калитка оказалась закрытой. Борис Иванович увидел коробку переговорного устройства с красной квадратной клавишей. Замок на кованой калитке Комбат мог бы снести одним ударом ноги, а если бы захотел, то и бетонные столбики, аккуратно выкрашенные белой краской, вывернул бы из земли.

Но делать этого он не стал и большим пальцем вдавил красную клавишу. Динамик загудел, замигала лампочка индикатора тревожным красным, даже рубиновым, огоньком, напомнив Комбату почему-то закуренную сигарету, а потом она показалась ему похожей на капельку свежей крови, на которую упал закатный луч.

– Кто там? – послышался спокойный, но с нотками недовольства мужской голос, словно человека оторвали от важного дела.

– Свои, – сказал Комбат.

– Своих я знаю в лицо и по голосу, – ответил невидимый собеседник.

Комбат поднял голову и увидел укрепленную на стволе старого дерева маленькую телекамеру наружного наблюдения, сразу ее Комбат и не заметил.

– Что надо? – послышалось из динамика.

– Поговорить хочу.

– О чем? – раздался вопрос, задребезжавший в динамике. На этот раз голос был недовольный и даже слышалось тяжелое астматическое дыхание говорившего. Наверняка в волнении он слишком близко подошел к микрофону. – Короче, что надо?

– Я же сказал, поговорить, – каким-то бесстрастным и даже безразличным голосом произнес Комбат и щелкнул по динамику, словно бы на нем сидела муха.

– Ладно, заходи, – раздался щелчок электрического замка, и Комбат, толкнув калитку, шагнул на выложенную плитами дорожку. Под ногами зашуршали влажные опавшие листья…

* * *

Бурый пришел в себя неожиданно. Врачи были уверены, что он, как минимум, еще часов двенадцать будет находиться в беспамятстве. То ли организм у него оказался крепче, чем предполагали врачи, то ли удар оказался не настолько сильный. Челюсть у Бурого была сломана, он шептал, и медсестре пришлось наклониться, чтобы разобрать его слова:

– Телефон, бля… Телефон, бля… – выплевывал слова бандит.

– Сейчас, сейчас.

Когда его привезли в больницу, то в кармане куртки нашли мобильник, и на всякий случай, чтобы телефон не пропал, отдали дежурному врачу. Мобильник Бурому дали, и он кое-как негнущимся пальцем наковырял номер.

– Это я, Бурый, – зашептал он в трубку замогильным голосом, слабым, как шуршание уже сгоревших листьев.

– Чего? Кто? Бля, – крикнул в трубку Кощей.

– Это я, Гриша, Бурый…

– Так ты, падла, не сдох? – услышал Бурый ободряющий голос Кощея, тот и в самом деле был искренне рад, что его человек остался в живых.

– Нет, не сдох.

– Ну, тогда молодец.

– Слушай внимательно, мне тяжело говорить.

– Я тебе сказал, ублюдок, слушать, а не говорить!

– Слушаю, – произнес Бурый.

– Кто тебя так отделал?

– Хрен его знает! – выдохнул в трубку бандит. – Здоровенный мужик.

– Мент?

– Не похож, но и не из наших. Несистемный, отвязанный полностью.

– Отморозок какой-нибудь?

– Нет, не похож. Мужик самостоятельный.

– Один был?

– Да, один.

– И что, вас троих урыл?

– По одному… Но было бы пятеро, так и пятерых бы уложил.

– Н-да…

– Во-во…

Кощей присвистнул, и его рука потянулась за серебряным портсигаром, в котором был кокаин. Вот именно этого он и опасался, что беда придет откуда-то со стороны и нежданно. Если бы это были менты, то ему бы сообщили, он дал бы кому надо денег, мог бы договориться. А если бы оказались другие бандиты – свои или кавказцы, – с ними бы он тоже разобрался, договорился. Ведь всегда можно найти старшего, того, кто отдает приказания, и разговор вести с ним. А здесь одиночка, никем не контролируемый и, судя по всему, никому не подчиняющийся, имеющий какие-то свои счеты – и вполне возможно, что к Кощею.

– Чего он хотел? Меня увидеть?

– Нет, что ты, что ты, Гриша, ему пацан был нужен.

– Так что, педик?

– Нет, не педик, точно могу сказать, этих я за версту чую. Он настоящий мужик, здоровый, как медведь. Он меня мог к потолку приклеить и прихлопнуть как муху.

– Так кто он такой?

– Не знаю, хрен его поймет.

– Ты же не хрен, понимать должен, – прошипел в трубку Кощей.

У него появился прямо-таки мистический страх перед этим неизвестным, уложившим трех его головорезов.

О том, что он проговорился, Бурый решил не признаваться, это могло вызвать гнев, а на расправу Кощей был скор.

– Чего от тебя добивался? Не просто же так отмудохал и все?

– Пацана искал, адрес хотел.

– Ты сказал?

– Нет, что ты! – с придыханием произнес Бурый.

Кощею стало не по себе, он заподозрил Бурого, что тот все-таки проболтался.

Но Бурый поспешил его успокоить:

– Он меня так бил, что я вырубился довольно скоро. А остальные не знают, куда я завез мальчишку.

– Ну, смотри! – ответил Кощей и с облегчением вздохнул.

«Слава Богу, мальчишек я уже успел сплавить Валерию Грязнову, и теперь моя душа спокойна. Если незнакомец идет следом за мальчишками, значит, его путь лежит мимо меня.»

– Ладно, выздоравливай, Бурый, хотя хороших слов ты не заслуживаешь, – он, даже не попрощавшись, отключил телефон и посмотрел на часы.

«Вот те на, такого со мной давненько не случалось.»

Обычно обо всех назначенных встречах Кощей помнил и без записной книжки, а тут до встречи с Валерием Грязновым оставалось десять минут, но добираться до ресторана Султана нужно было, как минимум, полчаса, да и то если не попадешь в пробку.

Прямо из машины Кощей позвонил Султану:

– Здорово! Извини, что я тебя напрягаю, но минут через десять к тебе придет наш общий друг и спросит меня. Усади его, пусть твои ребята обслужат, скажи, я немного опаздываю. Извинись за меня.

Кощей знал, что Султан не из тех людей, которые умеют извиняться: ни за других, ни за самого себя. Но теперь у него совесть была чиста. О встрече он вспомнил вовремя, а мало ли что может приключиться!

– Гони к Султану в ресторан! – почти крикнул он шоферу зло и раздраженно, будто тот был виноват, что он забыл о встрече.

Телохранители переглянулись, наконец-то они смогут перекусить первый раз за этот день. Поездки в ресторан они любили. Телохранителям всегда выделяли отдельный столик, который прикрывал тот, за которым обедал хозяин. Кормили вкусно, а главное, не надо платить.

У Султана и Кощея были странные взаимозачеты: то один был должен другому несколько тысяч, то наоборот. Деньги достаточно редко возникали наличными, между ними в ходу были так называемые виртуальные суммы, которые называют «ты мне по жизни должен».

Но учет виртуальных денег велся скрупулезно, до цента, и ни Султан, ни Кощей никогда не забывали даже самых маленьких обязательств, они старались не попадать в зависимость один от другого. Но общие дела постоянно заставляли их вспоминать о деньгах, хотя этого и не хотелось делать.

Кощею повезло. Через двадцать пять минут его машина уже остановилась во дворе ресторана. Дворовый фасад разительно отличался от уличного, нарядного, с неоновой вывеской. Здесь за сетчатой изгородью громоздились ящики, бочки, поддоны, гудел белый куб стационарного кондиционера. Обитая железом дверь была надежно закрыта, ни ручки, ни даже замочной скважины на ней не существовало. Лишь маленькое окошко с толстым стеклом, вдобавок прикрытое частой решеткой, соединяло внутренности ресторана с двором.

Кощей не спешил выходить из машины, он лишь кивнул одному из телохранителей. Ритуал был отработан до мелочей. Телохранитель подошел, поискал взглядом и поднял с крыльца тяжелый камень, несколько раз ударил им в дверь.

Окошко погасло, телохранитель пригнулся так, чтобы человек, стоящий за дверью, мог рассмотреть его лицо. Затем металл заскрежетал, и дверь с трудом распахнулась. Она была старой, осевшей, скребла по бетону крыльца.

– Добрый вечер, – сказал мужчина, открывший дверь.

Это был вышибала, неумело носивший строгий черный костюм и белую рубашку, ворот которой сходился на шее с трудом. Из-под воротника торчала нелепая желтая в черный горошек бабочка.

– Здорово, Семен, – сказал телохранитель, заглядывая в узкий коридор, словно желал убедиться, что засады там нет.

– Ты бы еще мне в карман заглянул, – улыбнулся вышибала.

– Надо будет, так загляну. Кстати, толстый ты какой-то стал, – и телохранитель Кощея резко, но несильно локтем ударил своего знакомого в живот.

Но тот лишь загоготал:

– Да ты мне можешь ломом садануть, не пробьешь. Пресс качаю регулярно.

– Лучше бы ты голову качал, – сказал телохранитель, постучав твердым ногтем по низкому лбу вышибалы.

– Мне за это денег не платят, я не головой на жизнь зарабатываю.

Кощей стал на никелированную ступеньку джипа, распрямил затекшие плечи. Очки с солнцезащитными стеклами он сдвинул на лоб и с удовольствием вдохнул влажный осенний воздух, напоенный запахом прелой листвы. Один телохранитель двинулся впереди Кощея, другой прикрывал ему спину.

– Грязнов здесь? – спросил он у вышибалы.

Тот кивнул.

– Здесь, здесь, Григорий Михайлович, ждет вас.

– Вот и дождался.

Вышибала открыл дверь, ведущую в зал, но не в общий, а в так называемый банкетный, рассчитанный человек на двадцать. Тут стоял огромный стол и кожаные диваны. На стенах висели головы диких животных, кабанов, оленей, лосей, а в углу стояло чучело медведя с серебряным подносом в когтистых лапах. Глаза у медведя были сделаны из зеленого стекла и полыхали отраженным пламенем безыскусного камина.

Грязнов сидел в торце стола прямо под чучелом медведя. Перед ним стояла непочатая бутылка пива и огромная тарелка с крабами. Было видно, что он не притронулся ни к еде, ни к напиткам.

– Ну наконец-то, – вздохнул он и постучал указательным пальцем по циферблату своих дорогих часов, – ты же знаешь, ждать я не люблю. К тому же это я привез тебе деньги, и если ты не спешишь их получить, то я могу и передумать.

– Погоди, Валера, давай хоть поздороваемся, а потом уже начнем предъявлять один другому претензии.

– У тебя ко мне претензий быть не может, разве что «по жизни».

Они пожали друг другу руки, и это рукопожатие, казалось, растопило лед, который возник в самом начале встречи. Грязнов заглянул в глаза Кощею, уловил животный страх, но понял, что тот боится не его, что-то случилось на стороне.

– Что-то я твоей тачки не вижу, – сказал Кощей, наливая себе пиво.

– А зачем мне с черного хода подъезжать? – благодушно отвечал Валерий Грязнов. – Я человек легальный, моя машина на стоянке стоит перед парадным входом. Это ты по подворотням да по дворам шныряешь, – Грязнов, широко улыбаясь, запустил руку в карман, и две пачки долларов, перетянутых аптечной резинкой, упали на накрахмаленную скатерть.

Но Кощей не спешил к ним притронуться, что-то его удерживало. Он еще и сам не мог понять что, но внутренний голос ему говорил: не бери пока денег.

– Ты чего медлишь? Не люблю, когда деньги лежат без присмотра, их нужно или тратить, или в дело пускать.

– Так-то оно так… Тратятся денежки легко, а вот зарабатываются тяжко.

– Да уж ладно, – немного брезгливо поморщился Грязнов, – ты мне будешь рассказывать, как они зарабатываются! Поешь немного морепродуктов, а то ты совсем исхудал.

– Да уж, здесь потолстеешь, – Кощей наморщил лоб, положил очки перед собой. Нервы, они самый толстый жир вмиг растопят.