Текст книги "Сокровенная Россия: от Ладоги до Сахалина"

Село Ненокса расположено близ берега Белого моря, всего в 75 километрах от Архангельска, но добраться до него не так-то просто. Автомобильной дороги нет, да и зона запретная: ракетный полигон. И вот в этом-то отрезанном от Большой земли углу затаился архитектурный ансамбль, равного которому не сыщешь.

Само село, кстати, древнее областного центра на два столетия. Архангельский острог построен был в 1584 году, а Ненокса впервые упоминается в уставной грамоте великого князя Московского Василия Дмитриевича в 1397 году. Впоследствии здесь образовался и погост, довольно людный и богатый благодаря соляному промыслу. Приписан он был к расположенному поблизости, у одного из устьев Северной Двины, Николо-Карельскому монастырю. Имелись у Неноксы связи и с Соловками: инок Трифон, строивший стены и башни Соловецкой твердыни, был родом отсюда.

Ныне существующий ансамбль погоста – современник Кижей. Троицкая церковь построена в 1720-х годах, Никольская на 40 лет позже, а колокольня возведена на месте старой уже в XIX веке. Колокольня композиционно необходима, но по архитектуре своей посредственна. Никольская церковь – шатровая, восьмерик на четверике, с алтарным прирубом и трапезной – хороша, но вполне традиционна для Русского Севера. А вот Троицкая церковь совершенно уникальна.

Ее удивительную композицию составляют не один, а пять шатров. Облик необычный. Как будто пять церквей срослись стенами или пять святых преподобных сошлись вместе и тихо беседуют о нетварном Фаворском свете. Облик уравновешенный, спокойный, величественный. Грани восьмериковых шатров создают игру света и тени, подобно граням драгоценных камней. Ничего, казалось бы, общего с пламенным динамизмом Преображенской церкви Кижского погоста. А между тем конструктивная основа этих двух храмов практически одинакова: это уже знакомый нам двадцатистенок. Только, в отличие от кижского шедевра, боковые прирубы не увенчаны бочками и главками, а уподоблены центральному восьмерику: на них стоят малые восьмерики с шатрами.

С юга, севера и запада здание было изначально окружено крытой галереей, на которую вели три обильно украшенных крыльца. Над главным, западным – бочка. Грани восьмериков, через одну, тоже украшены бочковидными фигурами. Все 48 углов этого бревенчатого чуда были состыкованы в обло, то есть с выпуском концов бревен, и это вместе с лемеховым покрытием главок и тесовой кровлей создавало особенный эффект светотеневой игры, дышащей подвижности.

Действительно, деревянные храмы – совсем живые, Дух в них Божий, а тело – как тело человеческое.

Впоследствии галерею частично разобрали; стены церкви обшили досками – была такая мода в XIX веке, чтоб больше было похоже на городское, каменное. В советское время церковь потихонечку ветшала, пропадая в безвестности, за колючей проволокой запретной зоны. В последние годы были проведены работы по реставрации всего погоста. О методах этой реставрации идут споры. Но в любом случае хорошо, что она наконец осуществляется. Очень хочется вновь увидеть пятишатровое чудо у берега Белого моря.

Если судьба церквей Неноксы рождает сдержанный оптимизм, то будущее другой деревянной драгоценности Севера – церкви Образа Богородицы Одигитрии в селе Кимжа на Мезени – сейчас, во время написания этой книги, вызывает большую тревогу[21]21
   Церковь полностью отреставрирована; основные работы были завершены в 2020 году.


[Закрыть].

Постройки из дерева сохраняются плохо. Пока жива была традиция деревянного церковного зодчества, разрушающиеся храмы сменялись новыми, не уступавшими старым в духовном и архитектурном достоинстве. Но традиция эта угасла полтора-два столетия назад. Деревянные храмы ветшали, а потом, после революции, заброшенные и никому не нужные, стали исчезать с лица земли. Некоторые из них удалось сохранить благодаря самоотверженности исследователей и реставраторов. Но Русский Север обезлюдел. С угасанием деревень на медленную гибель оказались обречены даже и охраняемые памятники.

Село Кимжа, наперекор всему, живет и умирать не собирается. Дорогу сюда все не могут построить, электричество не проведено (свет – от генератора), но кимженцы, потомки новгородских поселенцев XVI века, по-прежнему дышат свежим мезенским воздухом. Все постройки в селе – старинные, избы северные, могучие, прошлого-позапрошлого века. И главная краса и гордость – церковь Одигитрии.

Построенная в XVIII веке на месте сгоревшей предшественницы, кимженская Одигитрия являет собой пример конструкции, именуемой «шатер на крещатой бочке». Такие храмы получили распространение в основном на севере Архангельской земли, на Пинеге и Мезени. Основу постройки составляет кубический сруб с повалом на высоком подклете (в подклет, как говорят, в стародавние времена свободно въезжала груженая подвода). С востока к четверику присоединен алтарный прируб, с запада – обширная трапезная, притвор и «висячее» крыльцо, опирающееся на выпуски бревен. Над притвором в XIX веке надстроили колокольню.

Замечательнее всего перекрытие основного сруба. Оно выполнено в виде двух огромных бочек, перекрещивающихся под прямым углом, – это и называется «крещатая бочка». На ней воздвигнуты пять шатров: один, высокий, – на перекрестии, пять меньших – по сторонам, на килевидных завершениях бочек. Все шатры конические, узкие и высокие, покрыты лемехом. Малые чуть-чуть наклонены к большому. Все увенчаны луковичными главками.

Удивительный, необыкновенный облик. Церковь как будто вырастает из скудной мезенской земли, вздымается над низкой равниной, тянет к небу сужающиеся шеи своих шатров. Она действительно Одигитрия – по-русски Путеводительница: уводит взор и душу в небесную даль.

К великой печали нашей, мы не можем с уверенностью сказать, существует ли сейчас эта церковь и будет ли существовать. К началу нынешнего века она пришла в большую ветхость, по мнению специалистов, оказалась на грани разрушения. Несколько лет назад начались реставрационные работы. Постройку разобрали и начали собирать заново, заменяя прогнившие бревна. В 2010 году финансирование работ внезапно прекратилось. В 2011-м возобновилось – в объеме одной десятой от необходимого. Что будет дальше? Будет ли Путеводительница, как прежде, указывать нам путь в вечность, или кимженский храм ждет участь сотен других деревянных памятников – исчезновение?

И что вообще ждет деревянную архитектуру Русского Севера? Гибель? Музейная консервация? А может быть, чудо – возрождение?

Столпы Северной Руси

Тот, кто хотя бы один раз увидел вырастающий прямо из вод бухты Благополучия контур Соловецкого монастыря, никогда не забудет рождаемого им впечатления. Посреди моря, на краю света, в белых северных просторах – вдруг такая смелая, такая грозная гармония: башни, белоснежные стены храмов, шатры, купола…

Соловецкий Спасо-Преображенский монастырь основан в середине XV века монахами Зосимой, Германом, Савватием и их последователями.

Каменное строительство началось при игумене Филиппе (Колычеве, впоследствии митрополите) в 1550-х годах.

Соловецкий монастырь со стороны Святого озера

Главный ансамбль Соловецкого монастыря расположен на Большом Соловецком острове, на перешейке между бухтой Благополучия и Святым озером. Стены и восемь башен построены в 1584–1594 годах под руководством инока Трифона из больших валунов размером до 5 метров. Высота стен – 8–11 метров, толщина – 4–6 метров. Внутри стен располагаются: Успенский собор с трапезной (1552–1557), Спасо-Преображенский собор (1558–1566; строился под руководством мастеров-новгородцев Салки и Столыпы при участии игумена Филиппа), церковь Благовещения (1596–1601), каменные палаты (1615), водяная мельница (начало XVII века), колокольня (1777), Николаевская церковь (1834).

Кроме главного ансамбля, на нескольких островах Соловецкого архипелага располагаются скиты.

Преподобные Зосима и Савватий – основоположники соловецкой святости. Монастырю, который они создали вместе с преподобными Германом, Макарием и другими братьями, суждено было сыграть в духовной истории человечества особую роль. На пустынных каменистых островах посреди сурового моря, у полярного круга родилась эта обитель – и совершилось чудо: камни расцвели. Пять столетий роста Соловецкого монастыря – это пять столетий чуда превращения северных скал в райские сады. Подвиг соловецких преподобных – не только в преодолении собственной греховной природы, но и в преодолении природы окружающей. Но не меньшим подвигом, не меньшим преодолением наполнено бытие Соловецкого монастыря в ХХ столетии. Пожалуй, за всю историю христианского мира трудно найти пример такой концентрации мученичества и исповедничества, как на Соловках в 1920–1930-х годах, в период существования здесь тюрьмы и лагеря особого назначения. Здесь содержались тысячи репрессированных православных христиан – мирян, священников, архиереев; около половины из них были расстреляны, убиты, замучены.

Монастырский двор

Согласно житию, Савватий долгое время был иноком Кирилло-Белозерского монастыря. Оттуда он переселился на Валаам, а затем ушел еще дальше на север, на реку Выг. Здесь, невдалеке от места впадения Выга в Белое море, Савватий повстречал инока Германа, уже бывавшего на Соловецких островах. Вместе они отправились туда на карбасе по морским волнам. На голом и неприютном острове, продуваемом северными морскими ветрами, они поставили две избушки-кельи. Произошло это, по разным сведениям, в 1420 или 1429 году. Через несколько лет Герман ушел на Большую землю, и Савватий остался в одиночестве. Как может человек один, без оружия, без запасов продовольствия, без чьей-либо помощи, без привычных нам технических приспособлений прожить на острове среди холодного моря два коротких северных лета и две бесконечно долгие, суровые зимы? Савватий прожил. Только почувствовав приближение смерти, он отправился (в одиночку!) через море к устью Выга, где имелась церковь, чтобы там принять причастие. Исповедавшись и причастившись, Савватий скончался и был похоронен близ устья Выга (сейчас это место поглотил город Беломорск). Произошло это, вероятнее всего, около 1435 года.

На следующий год Герман вернулся на Соловецкие острова вместе с иноком Зосимой. Зосима, уроженец села Толвуя в Заонежье (в некоторых редакциях жития местом его рождения названо село Шуньга, невдалеке от Толвуи), до этого был монахом Палеостровского Корнилиева монастыря на Онежском озере. Вновь между соловецкими валунами застучали топоры, были срублены кельи. И на сей раз Герман, прожив на острове недолго, ушел на материк, и Зосиме пришлось зимовать на острове в одиночку. Зато, вернувшись по весне, Герман привез с собой еще одного брата, Макария. В последующие годы к трем подвижникам присоединились новые насельники, число их превысило два десятка. Была построена деревянная церковь во имя Преображения Господня. Образовался монастырь.

Зосима умер в тот самый год, когда совершилось присоединение новгородских земель к Московскому государству. Православная Русь сделала главный шаг на пути к политическому единству. С этого времени на два столетия Соловецкий монастырь становится главным оплотом православной веры и российской государственности на всем Русском Севере. В дальнейшей истории Соловецкого монастыря было много великого и много трагичного. Суровы эти прекрасные места, тяжек путь северных подвижников. Тридцатилетнее подвижничество и мученическая кончина митрополита Филиппа, убиенного по приказу Ивана Грозного; трагедия раскола и Соловецкого восстания 1667–1676 годов; апокалиптическое пришествие века двадцатого… Но вот сейчас Соловецкий монастырь стоит над беломорскими водами – твердый в вере, как старцы Савватий, Зосима, Герман.

Архитектурный ансамбль Соловецкого монастыря создавался долго – около трех столетий. При этом он поражает единством замысла и точностью воплощения. И в том и в другом случае перед нами панорамный ансамбль. Его нужно видеть целиком, причем в полной мере его красота и сила открываются при смене точек обзора, в движении. К нему надо подплывать издалека, под парусом, раскачиваясь на беспокойной беломорской волне. Тогда шпиль колокольни, купола собора, шатры башен постепенно будут рождаться из воды, рождаться дважды: вверх, в небо, и вниз, отражением. Последними встанут стены, сложенные из гигантских валунов, которые под силу передвигать только великанам.

У Соловецкого монастыря не один главный фасад, а два. Вторая, не менее мастерски выстроенная панорама открывается со стороны небольшого озера, называемого Святым. Отсюда по всему Большому Соловецкому острову разбегается сеть каналов, построенных насельниками монастыря еще четыре столетия назад. Озерный фасад суров, но как-то по-свойски, по-домашнему. Он не так симфоничен, звучит он не трубным гласом, а скорее ровной стройностью монашеского хора. С этой стороны особенно отчетливо выступает главная архитектурная доминанта ансамбля: Преображенский собор.

Уникальный храм. Барабан под его центральной главой имеет форму восьмигранной усеченной пирамиды, напоминающей шатер, и опирается на два столба и восточную стену. Его смещенность к востоку создает заряд динамичной асимметрии. Но этот сдвиг уравновешивается возвышенными башнями по четырем углам, на коих поставлены четыре малые главки. Стены собора чуть-чуть наклонены к центру, что придает ему росту и стройности. Гладь стен, мощь лопаток, разделяющих его фасады, прямота линий – все это делает его объем похожим на скалу, а главки – на витязей, стоящих на вершине скалы.

В дополнение к этому ощущению сам собор и пристроенная к нему галерея покоятся на фундаменте, сложенном из мощных валунов. Святость места сего утверждена на камне неколебимом, как сама Церковь Христова.

Когда возник городок на реке Онеге и откуда взялось его необычное название – неизвестно. Первые достоверные сведения о Каргополе относятся к XV веку и связаны с войной за московский престол между Василием Темным и его двоюродным братом Дмитрием Шемякой. В этой войне рождалась новая Русь – будущее Московское царство. Каргополь – ровесник русской державы.

Впрочем, ничего державного в нем нет. Он втрое меньше и вдесятеро тише Устюга. Неказистые деревянные дома, покосившиеся заборы, пыльные улицы, травка по обочинам, деловито снующие собаки да кошки. Людей немного, и они никуда, кажется, не спешат. И среди всего этого – белые стены и внушительные купола церквей.

Бревенчатая развалюха с замшелым забором, а над ней громада старинного храма – это типичный пейзаж Каргополя.

В своей архитектурно-градостроительной сути Каргополь подобен Устюгу, только сильно уменьшен масштаб и скупее, суровее формы. Хотя кто кому подобен – еще вопрос. Главный и самый старый храм Каргополя – собор Рождества Христова – древнее устюжских церквей на целое столетие.

Как и Устюг, Каргополь рассчитан на обзор с воды – с Онеги. Только отсюда виден целиком главный архитектурный ансамбль: Новый Торг, или Соборная площадь, с тремя храмами и колокольней. Ансамбль устойчивый, равновесный. Два больших объема – Христорождественский собор и церковь Иоанна Предтечи – как чаши весов, а между ними – стрелка колокольни и приземистая Предтеченская церковь как опора для нее.

Христорождественский собор построен одновременно с храмом Василия Блаженного, но на московского одногодка ничем не похож. Он прост, коренаст, суров. Белый куб его основного объема окружен невысокими приделами и подперт мощными контрфорсами. Пятиглавие широко расставлено, луковичные главы как будто придавливают массивное здание к земле.

Предтеченская церковь и помоложе, и полегче.

Перестроенная в XVIII веке, она тоже кубична, но круглые окна вверху стен и особенно пять фигурных глав, поставленных на высокие барабаны, придают ей вид живой, даже трепетный.

Колокольня времен Екатерины II неожиданна во всех смыслах. Посреди сурового Каргополя она выглядит как столичная горничная, приехавшая к родным в гости в северную глухомань. Колонны в духе позднего барокко, лепнина, а самое главное – вазы, взгроможденные на верхний ярус, придают ей игривость. Но и она по-каргопольски устойчива, ширококостна.

Рядом с Новым Торгом, чуть подальше от реки, – Старый Торг. Тут тоже три церкви – Рождества Богородицы с колоколенкой, Благовещенская и Никольская. Церковь Рождества Богородицы (1680) замечательна своим декором. По верхам барабанов – аркатурно-колончатые пояски; под карнизами – орнамент-бегунец, кирпичное кружево. А окна обрамлены наличниками, кокошниками и прочим узорочьем так изобретательно, что хоть их полтора десятка, но нет двух, украшенных одинаково.

Поодаль, к северу от Нового Торга, стоит грузная Воскресенская церковь, построенная в XVII веке с явной оглядкой на Успенский собор Московского кремля или, скорее, Ростова Великого. Закомары и луковичные главы, дань традициям старой Руси, обретают неожиданно новое звучание в перекличке с колоннадой и куполом Троицкой церкви, возведенной в эпоху победного шествия классицизма по российской глубинке.

И все сливается в широкой устойчивости каргопольского стиля.

Сольвычегодск – город маленький. Три тысячи жителей, деревянные дома, огороды, заборы. Не город, а большое село на берегу реки Вычегды. На окраине его высится необыкновенный храм – высокий, парадный, одетый в яркие, хоть и сильно обветшавшие одежды. Столичный аристократ среди погруженных в мелочные хлопоты мещан. Откуда он взялся здесь, в медвежьем углу Архангельской области? Вот откуда: Сольвычегодск – бывшая столица торгово-промышленной державы Строгановых. Как это свойственно маленьким русским городкам – состоять в ранге «бывшей столицы»!

На заре своего могущества, при Иване Грозном, солепромышленники братья Строгановы основали здесь монастырь Введения во храм Пресвятой Богородицы. Их потомок Григорий Дмитриевич Строганов – современник и единомышленник Петра I, покровитель искусств, собиратель диковин, словом, человек своего времени – решил на месте деревянного монастырского храма построить новый. И уж так построить, чтобы удивить всех.

Сольвычегодск. Начало XX в.

Собор начали строить в 1688 году, а закончили в 1693-м – в то самое время, когда в Москве рос шедевр «нарышкинского» барокко, церковь Покрова в Филях, и чуть позже, чем были возведены главные постройки Новодевичьего монастыря. В декоре, да и в композиции этих зданий так много общего, что можно быть уверенным: архитекторов и мастеров (чьи имена, как водится, остались неизвестны) Григорий Дмитриевич выписал из Москвы.

То было время великого переворота в культурном сознании русского мира. От смирения к гордости. От традиций к новшествам. От благочестия к творчеству. Изыски и причуды западноевропейского стиля барокко как нельзя лучше соответствовали беспокойному настроению взбаламученной русской души. Первые опыты новаторской архитектуры осуществлялись в Москве. Но и в провинции очень скоро узнали: строить можно по-новому; даже православные церкви можно (и очень даже интересно) одевать в европейское платье.

Введенский храм, правда, более традиционен, чем его московские ровесники: провинция не любит безоглядных новаций. Высокий четверик, образующий его основной объем, поставлен на подклет и окружен с трех сторон галереей (первоначально открытой, позднее переделанной в крытую) – композиция, обычная для храмовой архитектуры Московской Руси. Однако апсиды, по высоте равные галерее, очень похожи на полукруглые лопасти церкви Покрова в Филях. Округло-ребристые главки на восьмигранных барабанах тоже заставляют вспомнить Фили.

Сольвычегодск. Начало XX в.

Более всего бросается в глаза белокаменный декор на краснокирпичных стенах. Колонки, колонны, полуколонны, некоторые из них витые, некоторые покрыты орнаментом в виде виноградной лозы. Фигурные аттики с пирамидками и раковинами. Прямоугольные вставки из цветной майолики. Оконные наличники с фронтончиками. Все это похоже на декор московских нарышкинско-голицынских храмов, но есть одно тонкое отличие. В убранстве сольвычегодского собора более четко выражен архитектурный ордер. Коринфские и ионические капители колонн поддерживают антаблемент, типичный для европейских построек ренессанса и барокко. Правда, ордер выполняет функцию декоративную; в святая святых архитектуры – в конструктивную основу здания – западноевропейский гость еще не допущен.

А вот и конструктивное новшество. Храм с пятью главами и световыми барабанами создан бесстолпным. Его внутреннее пространство едино и не расчленено. На чем же держится пятиглавое навершие? На своде, напоминающем перекрещенные подпружные арки, которые опираются на утолщения стен. Это изобретение, не имеющее аналогов в старом русском зодчестве, – тоже знамение времени.

В общем, собор удался на славу. Стоит заехать в Сольвычегодск только для того, чтобы увидеть это ярко-кружевное чудо в обрамлении сурово-невзрачных картин провинциального Севера.