Текст книги "Избранное"

«Все отнято: и сила, и любовь…»

 
Все отнято: и сила, и любовь.
В немилый город брошенное тело
Не радо солнцу. Чувствую, что кровь
Во мне уже совсем похолодела.
 
 
Веселой Музы нрав не узнаю:
Она глядит и слова не проронит,
А голову в веночке темном клонит,
Изнеможенная, на грудь мою.
 
 
И только совесть с каждым днем
                                         страшней
Беснуется: великой хочет дани.
Закрыв лицо, я отвечала ей…
Но больше нет ни слез, ни оправданий.
 

1916

Севастополь

«Был блаженной моей колыбелью…»

 
Был блаженной моей колыбелью
Темный город у грозной реки
И торжественной брачной постелью,
Над которой лежали венки
Молодые твои серафимы, —
Город, горькой любовью любимый.
 
 
Солеёю молений моих
Был ты, строгий, спокойный,
                                    туманный.
Там впервые предстал мне жених,
Указавши мой путь осиянный,
И печальная Муза моя,
Как слепую, водила меня.
 

1914

«Как ты можешь смотреть на Неву…»

 
Как ты можешь смотреть на Неву,
Как ты смеешь всходить на мосты?..
Я недаром печальной слыву
С той поры, как привиделся ты.
Черных ангелов крылья остры,
Скоро будет последний суд,
И малиновые костры,
Словно розы, в снегу цветут.
 

1914

«И мнится – голос человека…»

 
И мнится – голос человека
Здесь никогда не прозвучит,
Лишь ветер каменного века
В ворота черные стучит.
И мнится мне, что уцелела
Под этим небом я одна, —
За то, что первая хотела
Испить смертельного вина.
 

1917

Слепнево

«Чернеет дорога приморского сада…»

 
Чернеет дорога приморского сада,
Желты и свежи фонари.
Я очень спокойная. Только не надо
Со мною о нем говорить.
Ты милый и верный, мы будем
                                     друзьями…
Гулять, целоваться, стареть…
И легкие месяцы будут над нами,
Как снежные звезды, лететь.
 

1914

«Все обещало мне его…»

 
Все обещало мне его:
Край неба, тусклый и червонный,
И милый сон под Рождество,
И Пасхи ветер многозвонный,
 
 
И прутья красные лозы,
И парковые водопады,
И две большие стрекозы
На ржавом чугуне ограды.
 
 
И я не верить не могла,
Что будет дружен он со мною,
Когда по горным склонам шла
Горячей каменной тропою.
 

1916

«О тебе вспоминаю я редко…»

 
О тебе вспоминаю я редко
И твоей не пленяюсь судьбой,
Но с души не стирается метка
Незначительной встречи с тобой.
 
 
Красный дом твой нарочно миную,
Красный дом твой над мутной рекой,
Но я знаю, что горько волную
Твой пронизанный солнцем покой.
 
 
Пусть не ты над моими устами
Наклонялся, моля о любви,
Пусть не ты золотыми стихами
Обессмертил томленья мои —
 
 
Я над будущим тайно колдую,
Если вечер совсем голубой,
И предчувствую встречу вторую,
Неизбежную встречу с тобой.
 

1913

«Как площади эти обширны…»

 
Как площади эти обширны,
Как гулки и круты мосты!
Тяжелый, беззвездный и мирный
Над нами покров темноты.
 
 
И мы, словно смертные люди,
По свежему снегу идем.
Не чудо ль, что нынче пробудем
Мы час предразлучный вдвоем?
 
 
Безвольно слабеют колени,
И кажется, нечем дышать…
Ты – солнце моих песнопений,
Ты – жизни моей благодать.
 
 
Вот черные зданья качнутся
И на землю я упаду,
Теперь мне не страшно очнуться
В моем деревенском саду.
 

1917

«Когда в мрачнейшей из столиц…»

 
Когда в мрачнейшей из столиц
Рукою твердой, но усталой,
На чистой белизне страниц
Я отречение писала,
 
 
И ветер в круглое окно
Вливался влажною струею, —
Казалось, небо сожжено
Червонно-дымною зарею.
 
 
Я не взглянула на Неву,
На озаренные граниты,
И мне казалось – наяву
Тебя увижу, незабытый…
 
 
Но неожиданная ночь
Покрыла город предосенний.
Чтоб бегству моему помочь,
Расплылись пепельные тени.
 
 
Я только крест с собой взяла,
Тобою данный в день измены —
Чтоб степь полынная цвела,
А ветры пели, как сирены.
 
 
И вот он на пустой стене
Хранит меня от горьких бредней,
И ничего не страшно мне
Припомнить, – даже день последний.
 

1916

Песочная бухта

«Бессмертник сух и розов. Облака…»

 
Бессмертник сух и розов. Облака
На свежем небе вылеплены грубо.
Единственного в этом парке дуба
Листва еще бесцветна и тонка.
 
 
Лучи зари до полночи горят.
Как хорошо в моем затворе тесном!
О самом нежном, о всегда чудесном
Со мной сегодня птицы говорят.
 
 
Я счастлива. Но мне всего милей
Лесная и пологая дорога,
Убогий мост, скривившийся немного,
И то, что ждать осталось мало дней.
 

1916

Слепнево

«Зачем притворяешься ты…»

 
Зачем притворяешься ты
То ветром, то камнем, то птицей?
Зачем улыбаешься ты
Мне с неба внезапной зарницей?
 
 
Не мучь меня больше, не тронь!
Пусти меня к вещим заботам…
Шатается пьяный огонь
По высохшим серым болотам.
 
 
И Муза в дырявом платке
Протяжно поет и уныло.
В жестокой и юной тоске
Ее чудотворная сила.
 

1915

Слепнево

Июль 1914

I

 
Пахнет гарью. Четыре недели
Торф сухой по болотам горит.
Даже птицы сегодня не пели,
И осина уже не дрожит.
 
 
Стало солнце немилостью божьей,
Дождик с Пасхи полей не кропил.
Приходил одноногий прохожий
И один на дворе говорил:
 
 
«Сроки страшные близятся. Скоро
Станет тесно от свежих могил.
Ждите глада, и труса, и мора,
И затменья небесных светил.
 
 
Только нашей земли не разделит
На потеху себе супостат:
Богородица белый расстелет
Над скорбями великими плат».
 

II

 
Можжевельника запах сладкий
От горящих лесов летит.
Над ребятами стонут солдатки,
Вдовий плач по деревне звенит.
 
 
Не напрасно молебны служились,
О дожде тосковала земля!
Красной влагой тепло окропились
Затоптанные поля.
 
 
Низко, низко небо пустое,
И голос молящего тих:
«Ранят тело твое пресвятое,
Мечут жребий о ризах твоих».
 

20 июля 1914

Слепнево

Молитва

 
Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар —
Так молюсь за твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей.
 

1915

«Стал мне реже сниться, слава богу…»

 
Стал мне реже сниться, слава богу,
Больше не мерещится везде.
Лег туман на белую дорогу,
Тени побежали по воде.
 
 
И весь день не замолкали звоны
Над простором вспаханной земли,
Здесь всего сильнее от Ионы
Колокольни лаврские вдали.
 
 
Подстригаю на кустах сирени
Ветки те, что нынче отцвели;
По валам старинных укреплений
Два монаха медленно прошли.
 
 
Мир родной, понятный и телесный
Для меня, незрячей, оживи.
Исцелил мне душу царь небесный
Ледяным покоем нелюбви.
 

1912

Киев

«Приду туда, и отлетит томленье…»

 
Приду туда, и отлетит томленье.
Мне ранние приятны холода.
Таинственные, темные селенья —
Хранилища бессмертного труда.
 
 
Спокойной и уверенной любови
Не превозмочь мне к этой стороне:
Ведь капелька новогородской крови
Во мне – как льдинка в пенистом вине.
 
 
И этого никак нельзя поправить,
Не растопил ее великий зной,
И что бы я ни начинала славить —
Ты, тихая, сияешь предо мной.
 

1916

«Перед весной бывают дни такие…»

 
Перед весной бывают дни такие:
Под плотным снегом отдыхает луг,
Шумят деревья весело-сухие,
И теплый ветер нежен и упруг.
И легкости своей дивится тело,
И дома своего не узнаешь,
И песню ту, что прежде надоела,
Как новую, с волнением поешь.
 

1915

«То пятое время года…»

 
То пятое время года,
Только его славословь.
Дыши последней свободой,
Оттого что это – любовь.
Высоко небо взлетело,
Легки очертанья вещей,
И уже не празднует тело
Годовщину грусти своей.
 

1913

«Широк и желт вечерний свет…»

 
Широк и желт вечерний свет,
Нежна апрельская прохлада.
Ты опоздал на много лет,
Но все-таки тебе я рада.
 
 
Сюда ко мне поближе сядь,
Гляди веселыми глазами:
Вот эта синяя тетрадь —
С моими детскими стихами.
 
 
Прости, что я жила скорбя
И солнцу радовалась мало.
Прости, прости, что за тебя
Я слишком многих принимала.
 

1915

«Я не знаю, ты жив или умер…»

 
Я не знаю, ты жив или умер, —
На земле тебя можно искать
Или только в вечерней думе
По усопшем светло горевать.
 
 
Все тебе: и молитва дневная,
И бессонницы млеющий жар,
И стихов моих белая стая,
И очей моих синий пожар.
 
 
Мне никто сокровенней не был,
Так меня никто не томил,
Даже тот, кто на муку предал,
Даже тот, кто ласкал и забыл.
 

1915

«Из памяти твоей я выну этот день…»

 
Из памяти твоей я выну этот день,
Чтоб спрашивал твой взор
                  беспомощно-туманный:
Где видел я персидскую сирень,
И ласточек, и домик деревянный?
 
 
О, как ты часто будешь вспоминать
Внезапную тоску неназванных
                                      желаний
И в городах задумчивых искать
Ту улицу, которой нет на плане!
 
 
При виде каждого случайного письма,
При звуке голоса за приоткрытой
                                           дверью
Ты будешь думать: «Вот она сама
Пришла на помощь моему неверью».
 

1915

«Двадцать первое. Ночь. Понедельник…»

 
Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.
 
 
И от лености или со скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, боятся разлуки
И любовные песни поют.
 
 
Но иным открывается тайна,
И почиет на них тишина…
Я на это наткнулась случайно
И с тех пор все как будто больна.
 

1917

«Я знаю, ты моя награда…»

 
Я знаю, ты моя награда
За годы боли и труда,
За то, что я земным отрадам
Не предавалась никогда,
За то, что я не говорила
Возлюбленному: «Ты любим»,
За то, что всем я все простила,
Ты будешь Ангелом моим.
 

1916

«Как белый камень в глубине колодца…»

 
Как белый камень в глубине колодца,
Лежит во мне одно воспоминанье.
Я не могу и не хочу бороться:
Оно – веселье и оно – страданье.
 
 
Мне кажется, что тот, кто близко
                                          взглянет
В мои глаза, его увидит сразу.
Печальней и задумчивее станет
Внимающего скорбному рассказу.
 
 
Я ведаю, что боги превращали
Людей в предметы, не убив сознанья,
Чтоб вечно жили дивные печали.
Ты превращен в мое воспоминанье.
 

1916

Слепнево

«Первый луч – благословенье бога…»

 
Первый луч – благословенье бога —
По лицу любимому скользнул,
И дремавший побледнел немного,
Но еще спокойнее уснул.
 
 
Верно, поцелуем показалась
Теплота небесного луча…
Так давно губами я касалась
Милых губ и смуглого плеча…
 
 
А теперь, усопших бестелесней,
В неутешном странствии моем,
Я к нему влетаю только песней
И ласкаюсь утренним лучом.
 

1916

«Родилась я ни поздно, ни рано…»

 
Родилась я ни поздно, ни рано,
Это время блаженно одно,
Только сердцу прожить без обмана
Было Господом не дано.
 
 
Оттого и темно в светлице
Оттого и друзья мои,
Как вечерние грустные птицы,
О небывшей поют любви.
 

1913

«Лучше б мне частушки задорно…»

 
Лучше б мне частушки задорно
                                      выкликать,
А тебе на хриплой гармонике играть,
И уйдя, обнявшись, на ночь за овсы,
Потерять бы ленту из тугой косы.
 
 
Лучше б мне ребеночка твоего
                                          качать,
А тебе полтинник в сутки выручать,
И ходить на кладбище
                        в поминальный день
Да смотреть на белую божию сирень.
 

1914

«Мне не надо счастья малого…»

 
Мне не надо счастья малого,
Мужа к милой провожу
И довольного, усталого
Спать ребенка уложу.
 
 
Снова мне в прохладной горнице
Богородицу молить…
Трудно, трудно жить затворницей,
Да трудней веселой быть.
 
 
Только б сон приснился пламенный,
Как войду в нагорный храм,
Пятиглавый, белый, каменный
По запомненным тропам.
 

1914

«Еще весна таинственная млела…»

 
Еще весна таинственная млела,
Блуждал прозрачный ветер по горам
И озеро глубокое синело —
Крестителя нерукотворный храм.
 
 
Ты был испуган нашей первой
                                        встречей,
А я уже молилась о второй,
И вот сегодня снова жаркий вечер, —
Как низко солнце стало над горой…
 
 
Ты не со мной, но это не разлука:
Мне каждый миг – торжественная
                                               весть.
Я знаю, что в тебе такая мука,
Что ты не можешь слова произнесть.
 

Весна 1917

«О, есть неповторимые слова…»

 
О, есть неповторимые слова,
Кто их сказал – истратил слишком
                                              много.
Неистощима только синева
Небесная и милосердье бога.
 

1916

Из книги «Подорожник»

«Сразу стало тихо в доме…»

 
Сразу стало тихо в доме,
Облетел последний мак,
Замерла я в долгой дреме
И встречаю ранний мрак.
 
 
Плотно заперты ворота,
Вечер черен, ветер тих.
Где веселье, где забота,
Где ты, ласковый жених?
 
 
Не нашелся тайный перстень,
Прождала я много дней,
Нежной пленницею песня
Умерла в груди моей.
 

1917

«Ты – отступник: за остров зеленый…»

 
Ты – отступник: за остров зеленый
Отдал, отдал родную страну,
Наши песни, и наши иконы,
И над озером тихим сосну.
 
 
Для чего, лихой ярославец,
Коль еще не лишился ума,
Загляделся на рыжих красавиц
И на пышные эти дома?
 
 
Так теперь и кощунствуй, и чванься,
Православную душу губи,
В королевской столице останься
И свободу свою полюби.
 
 
Для чего ж ты приходишь и стонешь
Под высоким окошком моим?
Знаешь сам, ты и в море не тонешь,
И в смертельном бою невредим.
 
 
Да, не страшны ни море, ни битвы
Тем, кто сам потерял благодать.
Оттого-то во время молитвы
Попросил ты тебя вспоминать.
 

1917

Слепнево

«И в тайную дружбу с высоким…»

 
И в тайную дружбу с высоким,
Как юный орел темноглазым,
Я, словно в цветник предосенний,
Походкою легкой вошла.
Там были последние розы,
И месяц прозрачный качался
На серых, густых облаках…
 

1917

«Когда о горькой гибели моей…»

 
Когда о горькой гибели моей
Весть поздняя его коснется слуха,
Не станет он ни строже, ни грустней,
Но, побледневши, улыбнется сухо.
И сразу вспомнит зимний небосклон
И вдоль Невы несущуюся вьюгу,
И сразу вспомнит, как поклялся он
Беречь свою восточную подругу.
 

1917

«Пленник чужой! Мне чужого не надо…»

 
Пленник чужой! Мне чужого не надо,
Я и своих-то устала считать.
Так отчего же такая отрада
Эти вишневые видеть уста?
 
 
Пусть он меня и хулит и бесславит,
Слышу в словах его сдавленный стон.
Нет, он меня никогда не заставит
Думать, что страстно в другую
                                        влюблен.
 
 
И никогда не поверю, что можно
После небесной и тайной любви
Снова смеяться и плакать тревожно
И проклинать поцелуи мои.
 

1917

«Земная слава как дым…»

 
Земная слава как дым,
Не этого я просила.
Любовникам всем моим
Я счастье приносила.
Один и сейчас живой,
В свою подругу влюбленный,
И бронзовым стал другой
На площади оснеженной.
 

1914

«Как страшно изменилось тело…»

 
Как страшно изменилось тело,
Как рот измученный поблек!
Я смерти не такой хотела,
Не этот назначала срок.
Казалось мне, что туча с тучей
Сшибется где-то в вышине
И молнии огонь летучий
И голос радости могучей,
Как ангелы, сойдут ко мне.
 

1913

«Эта встреча никем не воспета…»

 
Эта встреча никем не воспета,
И без песен печаль улеглась.
Наступило прохладное лето,
Словно новая жизнь началась.
 
 
Сводом каменным кажется небо,
Уязвленное желтым огнем,
И нужнее насущного хлеба
Мне единое слово о нем.
 
 
Ты, росой окропляющий травы,
Вестью душу мою оживи, —
Не для страсти, не для забавы,
Для великой земной любви.
 

1916

«И вот одна осталась я…»

 
И вот одна осталась я
Считать пустые дни.
О вольные мои друзья,
О лебеди мои!
 
 
И песней я не скличу вас,
Слезами не верну,
Но вечером в печальный час
В молитве помяну.
 
 
Настигнут смертною стрелой,
Один из вас упал,
И черным вороном другой,
Меня целуя, стал.
 
 
Но так бывает: раз в году,
Когда растает лед,
В Екатеринином саду
Стою у чистых вод
 
 
И слышу плеск широких крыл
Над гладью голубой.
Не знаю, кто окно раскрыл
В темнице гробовой.
 

1917

«Чем хуже этот век предшествующих?…»

 
Чем хуже этот век предшествующих?
                                              Разве
Тем, что в чаду печали и тревог
Он к самой черной прикоснулся язве,
Но исцелить ее не мог.
 
 
Еще на западе земное солнце светит
И кровли городов в его лучах блестят,
А здесь уж белая дома крестами
                                               метит
И кличет воронов, и вороны летят.
 

1919

«Теперь никто не станет слушать песен…»

 
Теперь никто не станет слушать песен.
Предсказанные наступили дни.
Моя последняя, мир больше не
                                           чудесен,
Не разрывай мне сердца, не звени.
 
 
Еще недавно ласточкой свободной
Свершала ты свой утренний полет,
А ныне станешь нищенкой голодной,
Не достучишься у чужих ворот.
 

1917

Ночью

 
Стоит на небе месяц, чуть живой,
Средь облаков струящихся и мелких,
И у дворца угрюмый часовой
Глядит, сердясь, на башенные
                                         стрелки.
 
 
Идет домой неверная жена,
Ее лицо задумчиво и строго,
А верную в тугих объятьях сна
Сжигает негасимая тревога.
 
 
Что мне до них? Семь дней тому назад,
Вздохнувши, я прости сказала миру,
Но душно там, и я пробралась в сад
Взглянуть на звезды и потрогать лиру.
 

1918

Москва

«И целый день, своих пугаясь стонов…»

 
И целый день, своих пугаясь стонов,
В тоске смертельной мечется толпа,
А за рекой на траурных знаменах
Зловещие смеются черепа.
Вот для чего я пела и мечтала,
Мне сердце разорвали пополам,
Как после залпа сразу тихо стало,
Смерть выслала дозорных по дворам.
 

1917

«Мне голос был. Он звал утешно…»

 
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».
 
 
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернялся скорбный дух.
 

1917

Из книги «Anno domini»

Петроград, 1919

 
И мы забыли навсегда,
Заключены в столице дикой,
Озера, степи, города
И зори родины великой.
В кругу кровавом день и ночь
Долит жестокая истома…
Никто нам не хотел помочь
За то, что мы остались дома,
За то, что, город свой любя,
А не крылатую свободу,
Мы сохранили для себя
Его дворцы, огонь и воду.
Иная близится пора,
Уж ветер смерти сердце студит,
Но нам священный град Петра
Невольным памятником будет.
 

1920

Бежецк

 
Там белые церкви и звонкий,
                           светящийся лед,
Там милого сына цветут
                            васильковые очи.
Над городом древним алмазные
                                русские ночи
И серп поднебесный желтее, чем
                                  липовый мед.
 
 
Там строгая память, такая скупая
                                           теперь,
Свои терема мне открыла с глубоким
                                       поклоном;
Но я не вошла, я захлопнула
                             страшную дверь…
И город был полон веселым
                   рождественским звоном.
 

26 декабря 1921

«Сказал, что у меня соперниц нет…»

 
Сказал, что у меня соперниц нет.
Я для него не женщина земная,
А солнца зимнего утешный свет
И песня дикая родного края.
Когда умру, не станет он грустить,
Не крикнет, обезумевши: «Воскресни!»—
Но вдруг поймет, что невозможно жить
Без солнца телу и душе без песни.
…А что теперь?
 

1921

«Земной отрадой сердца не томи…»

 
Земной отрадой сердца не томи,
Не пристращайся ни к жене, ни к дому,
У своего ребенка хлеб возьми,
Чтобы отдать его чужому.
 
 
И будь слугой смиреннейшим того,
Кто был твоим кромешным супостатом,
И назови лесного зверя братом,
И не проси у бога ничего.
 

1921

«Не с теми я, кто бросил землю…»

 
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
 
 
Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.
 
 
А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя.
 
 
И знаем, что в оценке поздней
Оправдан будет каждый час…
Но в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.
 

1922

Черный сон

1

 
Косноязычно славивший меня
Еще топтался на краю эстрады.
От дыма сизого и тусклого огня
Мы все уйти, конечно, были рады.
 
 
Но в путаных словах вопрос зажжен,
Зачем не стала я звездой любовной,
И стыдной болью был преображен
Над нами лик жестокий и бескровный.
 
 
Люби меня, припоминай и плачь!
Все плачущие не равны ль пред
                                           богом?
Мне снится, что меня ведет палач
По голубым предутренним дорогам.
 

1913

2

 
Ты всегда таинственный и новый,
Я тебе послушней с каждым днем.
Но любовь твоя, о друг суровый,
Испытание железом и огнем.
 
 
Запрещаешь петь и улыбаться,
А молиться запретил давно.
Только б мне с тобою не расстаться,
Остальное все равно!
 
 
Так, земле и небесам чужая,
Я живу и больше не пою,
Словно ты у ада и у рая
Отнял душу вольную мою.
 

Декабрь 1917

3

 
От любви твоей загадочной,
Как от боли, в крик кричу,
Стала желтой и припадочной,
Еле ноги волочу.
 
 
Новых песен не насвистывай, —
Песней долго ль обмануть,
Но когти, когти неистовей
Мне чахоточную грудь,
 
 
Чтобы кровь из горла хлынула
Поскорее на постель,
Чтобы смерть из сердца вынула
Навсегда проклятый хмель.
 

Июль 1918

4

 
Проплывают льдины, звеня,
Небеса безнадежно бледны.
Ах, за что ты караешь меня,
Я не знаю моей вины.
 
 
Если надо – меня убей,
Но не будь со мною суров.
От меня не хочешь детей
И не любишь моих стихов.
 
 
Все по-твоему будет: пусть!
Обету верна своему,
Отдала тебе жизнь, но грусть
Я в могилу с собою возьму.
 

1918

5 

Третий Зачатьевский

 
Переулочек, переул…
Горло петелькой затянул.
 
 
Тянет свежесть с Москва-реки,
В окнах теплятся огоньки.
 
 
Покосился гнилой фонарь —
С колокольни идет звонарь…
 
 
Как по левой руке – пустырь,
А по правой руке – монастырь,
 
 
А напротив – высокий клен
Красным заревом обагрен,
 
 
А напротив – высокий клен
Ночью слушает долгий стон.
 
 
Мне бы тот найти образок,
Оттого что мой близок срок.
 
 
Мне бы снова мой черный платок,
Мне бы невской воды глоток.
 

1940<?>

6

 
Тебе покорной? Ты сошел с ума!
Покорна я одной Господней воле,
Я не хочу ни трепета, ни боли,
Мне муж – палач, а дом его —
                                         тюрьма.
 
 
Но видишь ли! Ведь я пришла сама…
Декабрь рождался, ветры выли
                                         в поле,
И было так светло в твоей неволе,
А за окошком сторожила тьма.
 
 
Так птица о прозрачное стекло
Всем телом бьется в зимнее ненастье,
И кровь пятнает белое крыло.
 
 
Теперь во мне спокойствие и счастье.
Прощай, мой тихий, ты мне вечно мил
За то, что в дом свой странницу
                                            пустил.
 

1921