Электронная библиотека » Анна Долгарева » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 8 ноября 2023, 06:08


Автор книги: Анна Долгарева


Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +

«Родиться бы заново, немой и красивой…»

 
Родиться бы заново, немой и красивой
Русалкой на берегу холодного моря,
Ходить бы на берег во время прилива,
Встретить бы человека с сотней историй,
 
 
Выйти бы к нему на сушу, слушать бы долго,
Поселиться бы с ним в старом кирпичном доме,
Морские камни и ракушки поселить на полках,
По ночам выгибаться в сладкой истоме.
 
 
Родиться бы тёплой и мягкой, нужной родиться,
Уметь бы печь пироги, а я не умею,
Я умею кричать, как больная птица,
Я умею сбрасывать кожу, как делают змеи.
 
 
Я умею находить мужей, но не умею дома,
Я за десять лет сменила седьмой город,
И в итоге я сама себе незнакома,
И если рассказывать, то пережимает горло.
 
 
А теперь я стою на берегу холодного моря,
И сама ему рассказываю сотню историй,
Присаживаюсь на корточки, глажу его руками,
А море оставляет мне ракушки свои да камни,
И говорит: ну что же ты, девочка, ну не плачь, не надо…
 
Сентябрь 2019

«а душу мою спрятали в деревянный крест…»

 
а душу мою спрятали в деревянный крест
да и покатили по кочкам, по кочкам,
в ямку бух.
в долину ручья, да на крутой взъезд,
где птица Сирин рябину недозрелую ест,
где цветёт то папоротник, то лопух.
 
 
схоронили среди цветов,
ивы над ручьём, словно волосы утопленницы,
в ручье лежат мертвецы,
ловят краешек неба, серебрист, васильков.
 
 
а я что, хожу без души,
смерть-водой омываю своё лицо,
смерть-вода по телу катится, тихо шуршит,
помнишь, сколько в ней мертвецов?
 
 
все они теперь милы мне и хороши,
я зову их, словно братцев меньших:
«выходи на расписное да на крыльцо,
выходи, кто мал, выходи, кто сед,
небывалый встречать рассвет.
 
Январь 2019

«Марья ходила по краешку Белого моря…»

 
Марья ходила по краешку Белого моря,
Белое море было чёрным и синим,
Было оглушительное и немое.
Марья ставила камень на камень, просила:
 
 
«Сердце моё ходит по далёким дорогам,
Девять тысяч демонов на дорогах этих,
Я молилась людскому богу, звериному богу,
Но не допросилась даже и об ответе.
 
 
Нож в дверном косяке истекает кровью,
Утром гляжу на землю, а она бурая и намокла.
Ты верни его мне. Я пойду по острым камням,
по болотам клёклым,
Я дойду до самого до земного краю.
Одеялом из трав я его укрою.
 
 
Буду петь ему песенку, исцелятся и раны, и горе,
Девять тысяч демонов рассыплются да рассеются.
Ты возьми меня, белую Марью, Белое море,
Ты верни моё сердце».
 
 
Каменные сейды стояли немы и строги.
Ветер солёные брызги нёс в деревеньку.
Белое море глодало Марьины ноги,
Слизывало кожу с них помаленьку.
 
Июнь 2019

«Но сохрани мою мать…»

 
Но сохрани мою мать (на кухне – плита),
пахнущую теплом,
а также, с пузом зализанным
толстого и дурацкого моего кота,
бабушку, сидящую у телевизора,
позже, весной, похороненную на окраине,
но где я помню, ещё совершенно живую,
да – сохрани нас в своей несказанной тайне,
не позволяй разлететься, исчезнуть впустую,
пусть мы останемся – вечные и живые
так – перед пропастью чёрной последнего часа —
голые, мы стоим пред Тобой – как впервые,
свежерождённые люди из нежного мяса.
 
Март 2018

«её нашли прижавшейся к церкви…»

 
её нашли прижавшейся к церкви,
она спряталась так, словно всю жизнь училась этому,
хотя она училась другому:
быстро печатать, ходить на каблуках по центру,
улыбаться на тусовках, и ездить в Египет летом, и
делать уютно дома.
 
 
её нашли, как подранка, вжавшейся в щель стены,
словно среди гражданской войны,
словно она от бомбёжки укрылась, только ноги торчали,
господи, сохрани,
сохрани нас от безумия и печали.
 
 
и вот лежит она там, прижалась, кукожится,
на губах полопалась тонкая кожица,
и она повторяет: «мне это кажется, кажется, кажется».
а вот это враньё, конечно.
ну, достали ее, в больницу отправили нежно,
но всё равно враньё, нихрена потому что не кажется.
 
 
так барахтайся среди ноября, среди серой кашицы
из людских шагов, перегнивших листьев, обесцененных
денег
ну давай, кричи, мол, неправда, что это всё кажется,
кажется, кажется,
прячься к церкви – авось не заденет,
 
 
когда рухнет огромное, небесное, страшное
посреди весёлой столицы,
прямо в наши дурные раззявленные лица,
прямо среди наших объятий, и танцев, и ламца-дрицы,
 
 
и нашей любви, никому не нужной,
уже неважной,
прямо среди квартир одиноких, застуженных,
на дома и на башни,
 
 
вот тогда и станет ясно – тебе не кажется,
никому из нас, блин, не кажется,
никому.
но мы молчим, иначе врачи, нейролептики,
иначе утащат во тьму,
отберут последнее зрение,
как спасение
как спасение
господи боже помилуй мя грешного боже помилуй мя.
 
Ноябрь 2019

«А они говорят миру мир…»

 
А они говорят миру мир, пису, говорят, пис,
Искусство всегда превыше, так что улыбайся давай,
крепись,
Давай совместно с Киевом запишем поэтический клип.
Из меня вместо текста вырывается хрип.
 
 
Я не вернулась с войны.
 
 
Нет, это всё правда, искусство превыше вражды,
нелюбви, сатаны,
Локальных конфликтов, мелких калибров, границ
страны,
Но я не вернулась с войны, понимаешь, не вернулась
с войны.
Я бы хотела вернуться, но я не вернулась с войны.
 
 
Сердце моё в степи клюют чёрные вороны.
Тело моё разметало на все на четыре стороны.
 
 
И я осталась в этой степи, осталась на этой войне,
Где пьём не чокаясь со взводом связи, где в белый
выходит снег
Белая группа, вся в маскхалатах, белые ходоки,
И смерть с терриконов глядит, залегли стрелки.
И прячутся танки в рощице у реки.
 
 
Так что я не спорю, искусство выше, любовь всегда
победит,
Снимай свой клип, езжай в свой Киев, танцуй под бит,
А я уже всё сказала.
И сердце моё разрывается на шматки,
Как донецкое сало.
 
Ноябрь 2019

«На самом деле космонавт Алексей Леонов…»

 
На самом деле
Космонавт Алексей Леонов
Угнал с Байконура ракету
В девяносто третьем году.
По Москве шли танки. Всё горело в аду.
 
 
Его, конечно, узнавали,
Он даже дал один или два автографа,
Но улыбался.
Говорил: «Ребята, нет времени, очень спешу, мол».
Все понимали.
Везде пускали,
Радовалась даже уборщица тётя Шура.
 
 
В одиночку запустить космический аппарат «Союз»,
Скажем прямо, почти невозможно,
Совсем невозможно, боюсь.
 
 
Но ему помогали ангелы,
Переодетые в серые робы, чтобы не было видно крыльев,
И он поднялся,
Заволочённый земною пылью,
Выжженными травинками, сгоревшими мотыльками,
Отправился в открытый космос.
Над нами.
Над нами.
 
 
…по телевизору потом показывали двойника,
Что вы смеётесь, это не теория заговора, это реальность,
спросите кого угодно,
новая реальность, в которой живём сегодня.
 
 
В девятнадцатом двойник и умер.
А Леонов вроде бы жив.
Колонизировал какую-то необитаемую планету.
Только письма не ходят – ведь там, на ней
Нету ни голубей, ни «Почты России», ни Интернета.
 
Октябрь 2019

«по колосьям ржавым ржавым…»

 
по колосьям ржавым ржавым
бабы новых нарожают
да не ссы хлебни полста
белым-белёшенька верста
 
 
если ты красный комбриг
то хорошо умереть в двадцать скажем седьмом
до начала партийных чисток
 
 
если ты честный большевик
то где-нибудь в тридцать шестом
до воцарения наркома ежова
червивоголового десятиглазого
 
 
если ты дошёл до берлина
молодым красивым пламенным лейтенантом
то умирай в восьмидесятых
не дай тебе бог пережить андропова юру
дожить до валютных обменников
ваучеров
приватизации
 
 
это ж вообще неважно как долго ты жил
ходил по траве под небесным жаром
бабы новых нарожают
бабы новых нарожают
 
 
ветер степной хлобысь по морде
нет у бога никаких мёртвых
 
 
у бога они живые
и комбриг этот жёгший церкви
познавший что нет смерти
и этот большевик не заставший тридцать седьмого
и наркома ежова
и лейтенант увешанный орденами
вставший как раз девятого мая под знамя
схватившийся вдруг за сердце
нет у них никакой смерти
а только трава степная горячая
да товарищи верные да шальная удача
поднимается в небо жаворонок
а бабы новых нарожают
бабы новых нарожают
 
Декабрь 2020

Моё Заполярье

 
Когда туман сползает с гор,
когда в болотах стынет чёрная вода
и мох цветёт в серебряных камнях, —
иди вперёд, не помни ни стыда,
ни страха. Тает горная гряда,
ручьи звенят.
 
 
И птицы ближе подлетают, их
запомни звонкий незнакомый крик,
и это тоже всё запоминай:
черника проступает среди мха,
и высота прозрачна и тиха,
и виден край земли и неба край.
 
 
Вот здесь и будь, на краешке земли.
Кто были раньше, те уже ушли,
ни прошлого, ни будущего нет.
А есть нездешний серебристый свет,
ни днем, ни ночью негасимый свет.
 
 
Вот им и стань, вот им теперь и будь.
И путь ведёт как надо, ибо путь
единственное в мире, что в цене
окажется, когда ты встанешь пред
огромным небом, и небесный свет
тебя, как есть ты, отразит вовне.
 
 
Смотри, так просто: больше нет вины,
и страха, и четвёртой нет стены,
так выходи же дальше, на простор —
где пересохший ягель, словно снег,
хрустит, и сквозь туманы, как во сне,
ущелье проступает среди гор.
 
*
 
Лишайник на камнях и брызги ягод,
И кружевной и серебристый ягель,
Прозрачная болотная вода.
Я есть сейчас, и я же есть всегда.
Когда здесь будет золотая осень,
Когда покроет снеговым заносом
Вот эту землю, нежную, живую, —
Я буду здесь, поскольку существую
 
 
Вне времени. Здесь времени и нет.
Здесь светлый север, алая брусника.
Я стану мхом, водой и птичьим криком,
Я буду жить, вовеки не умру.
 
 
Протянешь руку – и Полярный круг,
Край полночи. Но здесь так много света,
Так много ягод на исходе лета,
Так жизнь полна движенья, цвета, сока.
Вот я сижу на горушке высокой —
И я, как это всё, происхожу.
И движется по мху серьёзный жук.
 
 
И далеко так видно с высоты:
Где сопки, где озёра, где-то дождь.
Я помню о тебе, а значит, ты —
Ты тоже здесь. И тоже не умрёшь.
 
Август 2019 – сентябрь 2020

«И будет снег. И будет новый день…»

 
И будет снег. И будет новый день,
и в этом дне – даровано прощенье.
С балкона ветер задувает в щели,
на потолке танцует светотень.
 
 
Мы выйдем в день – и мы его вдохнём,
он будет ветер с озера и цитрус,
как будто дети маленькие в цирке,
как будто праздник, детство будто, дом.
 
 
И время с антресолей доставать
коробку, где советские игрушки —
и космонавт, и яблоко, и грушка,
перебирать, рассыпав на кровать.
 
 
Как будто нет и не бывало лжи,
войны и вовсе не бывает смерти.
И мир большой, и сколько ни отмерь ты,
всё будет по тебе, держи, держи.
 
 
Так мы вдохнём прощение. Оно
не разбирает правых и неправых,
не выбирает тех, кто лучше нравом,
а просто есть, поскольку суждено.
 
 
Для каждого из выросших детей,
какие б ни бывали переломы,
тату и шрамы, браки и дипломы,
держи вот и живи так, дуралей.
 
 
Живи, живи – с морозного утра
и дальше, это есть твоя награда.
Как будто дальше будет только правда,
как будто никогда не умирал.
 
Декабрь 2019

«Идёт человек, растворяясь почти…»

 
Идёт человек, растворяясь почти,
идёт по накрытому снегом пути,
до самого, самого края,
уже превращается в свет фонарей,
и белую землю, и ветер над ней,
и грохот ночного трамвая.
 
 
А в окнах гирлянды, и сотни домов
глядят, как сей год удивительно нов,
блестящий, как свежая краска.
И новым, и странным становится всё,
идёт человек, свою нежность несёт,
как чудо, как долгую сказку.
 
 
Когда нас не станет, мы станем коты,
и звёзды, и травы среди высоты —
горячие горные травы.
Идёт человек, это я или ты,
и снег проступает среди темноты,
летящий, мерцающий вправо.
 
Январь 2020

«Было в доме прозрачно и гулко…»

 
Было в доме прозрачно и гулко,
был закат золотой, небывалый.
Положила в пустую шкатулку
свою душу, что горевала.
 
 
И в руках понесла через снежный,
Заметеленный северный город.
И не плакала больше, конечно,
только дёргалось белое горло,
 
 
порождая беззвучную песню
(аллилуйя любви, аллилуйя).
Шевелилась в шкатулке тесной,
засыпала душа, горюя.
 
 
Хоронила её среди леса,
среди снега копала ямку,
и по тонким берёзам белёсым
лунный свет растекался яркий.
 
 
Прожила, пробыла, продышала
тёплый круг на стекле аккуратно,
а болела потом душа ли —
так откуда и знать-то, правда.
 
 
Пусть лежат под землёй и снегом
боль и ярость, тоска и горе,
не найти до скончанья века,
где копала; забыла вскоре.
 
 
Не ищи, не ходи за тоскою,
ветер трогай, грейся на солнце.
Страшно думать, что будет с тобою,
если в тело душа вернётся.
 
Февраль 2018

«В феврале заметает дорожки…»

 
В феврале заметает дорожки,
не пройти в абрикосовый сад.
Ёлки, словно бездомные кошки,
у помойки устало лежат.
 
 
И негромко мурлычут: «Не надо вам
неплохой вот меня такой?»
Я хорошая, я чтобы радовать,
заберите меня домой.
 
 
Не берут, во дворы выносят,
во дворах оставляют тлеть.
Станут тучами, выпадут в осень,
растворятся во влажной земле.
 
 
Станут нами – совсем, без остатка,
прорастут по весне на горе.
…Обними меня крепко и сладко
у помойки в снежном дворе.
 
Февраль 2018

«Так хочется тепла, когда февраль…»

 
Так хочется тепла, когда февраль.
Так хочется домой, но нету дома,
А есть огни и небо, дождь и сталь
Машин, и пятна лиц полузнакомых.
А мы хотели – говорить, держась
За руки, но ни слова, ни ладони,
Который день дожди, мы тонем, тонем,
И был ли шанс?
Разбилась чашка, и течёт вода,
Осколки на пол падают без звука.
Мне к тридцати далась одна наука —
Я каждый раз прощаюсь навсегда.
Так хочется тепла, когда к весне.
Давай мы станем семена пшеницы.
Укроемся в земле, на глубине,
И будем спать,
И видеть сны.
И сниться.
 
Февраль 2020

«Когда разъединили города…»

 
Когда разъединили города,
Я вспомнила, как говорила: «Да,
Меня не надо провожать на поезд».
И петроградский ветер был напорист,
И от него дрожали провода.
 
 
И, показав проводнику билет,
Легла на полку. Выключили свет.
Всё было полупьяным, нереальным,
Любовь моя в толчках артериальных
Хранила от болезней и от бед.
 
 
Когда пришло дыхание чумы,
Мне стало страшно от того, что мы
Недели не могли прожить без ссоры,
Не целовались вместо разговора,
Не падали в постель, глухонемы.
 
 
А больше страха не было и нет.
Уж нам ли, русским, не привыкнуть к краху
Систем, законов, правил, Росгосстраха.
Увидимся, когда настанет свет.
 
Март 2020

«Я так боюсь поссориться с тобой…»

 
Я так боюсь поссориться с тобой —
чтоб это не было последним разговором.
Идёт весна, она идёт, как бой,
по городам, по красным светофорам.
И мы с тобой – мы происходим в ней,
но происходим как бы вопреки
огромной, обступающей войне,
невероятным приступам тоски.
 
 
Я так боюсь поссориться теперь —
со всеми, с кем когда-то говорила.
Наш Рагнарёк, и нам его терпеть,
собрав в кулак оставшиеся силы.
Но только нежность побеждает страх.
На небе – красно-синем, цвета мяса,
отчётливо виднеется корабль,
но мы вцепились в землю – в эти трассы,
хрущёвки и цветочные ларьки,
и станции метро, и магазины,
и это всё живое – вопреки.
И мы с тобой живые – вопреки.
И даже слышен стрёкот стрекозиный.
 
 
Пускай она уходит, эта дрянь,
огромная космическая хтонь.
Уйди, от городов моих отстань,
моих любимых никогда не тронь.
 
 
А что ещё, вот мой зелёный двор,
в нём жёлтые цветы и много света.
Я завершаю каждый разговор —
«люблю»,
поскольку важно только это.
 
Апрель 2017

«имя моё печаль…»

 
имя моё печаль,
и эта печаль глубока,
как осенняя прозрачная
призрачная река,
на студёную воду падает пёрышко и плывёт
за холодный октябрь, не смотря вперёд.
имя моё печаль,
я слышу, как яблоко в осеннем саду
срывается в траву, чтобы там гнить,
и над ним повисает паук, из брюха выпустив нить,
а яблоко лежит, и люди за ним не придут,
чтобы поднять, унести, варенье сварить,
так и лежать, и гнить.
 
 
имя моё никто,
не дают таким ни домов, ни могил,
никто меня к людям не выводил,
никто меня не крестил.
нет у меня дома, если и был когда,
ничего не помню, в голове у меня вода,
а если был бы, то не знала бы ледяных пустынь,
собирала бы яблоки в рассветную стынь,
влажные, холодные от росы,
и варенье варила в вечерние бы часы,
когда тени подступают, стучат в окно,
а я варю варенье, мне не холодно, не темно,
носила бы длинные волосы и алую шаль.
 
 
имя моё никто.
имя моё печаль.
 
 
имя моё любовь,
и я лежу на дне прозрачной реки,
запрокинута моя голова и руки легки,
и несёт меня иссиня-студёная эта вода
за чёрные леса, за далёкие города,
после выплеснет на берег, схлынет и отойдёт,
будут тебе и яблоки, и свечи под новый год,
будет тебе и дом, и убранная коса,
будут тебе долгие песни и звонкие голоса,
будет тебе варенье и синие небеса.
 
 
проступает на ладонях моих роса.
 
Сентябрь 2013

«У кота большая голова…»

 
У кота большая голова,
И из щёк его торчат усы.
В жизни не бывает волшебства,
Но бывают славные часы.
 
 
Отмеряй минуты. Красота
Есть в моменте, а потом умрёт.
Я сижу и трогаю кота,
Он даёт мне почесать живот.
 
 
Если обступила темнота,
Если кажется, что смерть близка,
Делай просто: покорми кота,
Вынеси какашки из лотка.
 
 
Так устроен, в общем, белый свет.
Кот даёт тепло, глядит в окно.
Кот живёт пятнадцать, в среднем, лет.
Ладно, двадцать. Больше не дано.
 
 
Я не знаю, что там впереди,
Доживу ль до старости, но кот
Лапами мне топчет по груди,
Словно так он молоко найдёт.
 
 
Словно мы бессмысленно малы,
Словно неразумны и в любви
Ни хулы не знаем, ни хвалы,
Господи, прости, благослови.
 
Март 2020

Девочки

1. Яська – золотое яичко
 
Яську дед бил-бил – не разбил,
Баба била-била – не разбила,
Папка бил-бил – не разбил,
Словно Яська золотое яичко в себе хранила.
 
 
А мамка не била, мамочка гладила по голове,
Мама говорила, что будет всё хорошо.
Яська была золотое яичко, спрятанное в траве:
Кто-то увидел и бьёт, а кто-то мимо прошёл.
 
 
А когда хоронили маму, земля о крышку гроба стучала,
Яська нисколько не плакала, а только молчала,
А потом убежала всё начинать сначала.
 
 
Катится по миру Яська, золотое яичко,
Хиппушка да гитаристка, птиченька-невеличка,
Феньками звенит да поёт,
И никто её больше не бьёт.
 
 
А как замуж пошла, так плясали три дня,
Кто же Яську-птичку не хочет обнять?
А говорила мама, что будет ей кто-нибудь рад!
А говорила, что такое сокровище разглядят,
И возьмут на ручки, и отстранят от дел.
И он разглядел.
 
 
Бил он Яську, бил, – не разбил.
Бил он Яську, бил, – не разбил.
 
 
Яська, золотое яичко, лежит на пороге.
«Нет у меня сил, мама, для новой дороги,
Нет у меня сил, и нечего дать ему,
Любимому моему, суженому,
 
 
Чтобы было радостно, как вначале,
Чтобы не били и не кричали,
Почему меня нужно бить, я же добрая, мама, я ласковая,
Почему я вообще такая идиотская сказка?».
А он приходит и бьёт Яську, бьёт, да не разобьёт.
Бьёт ее, бьёт, да не разобьёт.
Он её убивает, а она живая.
 
 
Приходил участковый Пал Михалыч, вздыхал.
Яська чаем его поила.
Приходила соседка баб Люба, ругалась, чего, мол,
живёшь с постылым.
Яська так говорила:
«Баба Люба, да какой же он мне постылый, он же мне
начало, и конец, и мерило,
Вот я с ним поругалась, а вот помирилась,
Вот такую мне Боженька дал и ношу, и милость,
Чтобы я, Яська, золотое яичко, раскрылась,
И стала сокровище самое лучшее в мире».
И уходила баб Люба в свою квартиру,
И вздыхала, и качала она головою.
А Яська дверь за ней закроет, да воет, воет.
 
 
А из золотых яичек сокровища не получаются.
А выходит только обычная яичница,
И лежит Яська, словно яичко всмятку,
Только разметались волосы золотые
По красному полу, кровавому беспорядку,
Словно скорлупка осталась, а Яськи тут нет впервые.
 
 
И когда его уводили, он всё озирался,
Глазом дёргал, ломал испачканные пальцы,
Где же Яська-птичка, Яська-сокровище,
Ведь не может быть, чтобы это всё кровь вообще,
Ведь не может быть, чтобы Яськи не было.
И тогда он увидел небо.
 
 
А там солнышко, жёлтый круг – это Яська смеётся.
«Я, – говорит, – была золотое яичко,
а стала целое солнце,
И теперь сколько ни тянись, не дотянешься до меня,
Не сумеешь поцеловать, не сумеешь обнять,
Не сумеешь руку поднять.
Пусть тебе поперёк горла встанут мои непрожитые года,
А я теперь Яська-солнце, свободная навсегда!».
 

И тогда тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город.

2. Как тётка Любка к морю ходила
 
…а потом она говорила:
– так и жила.
мой-то пил, вот и я пила,
поколачивал, бывало, крепко, такая выпала доля,
ну и что, обычные же дела,
как у всех в нашей скорбной земной юдоли.
а теперь вот выдали два крыла.
и не в крыльях, конечно, дело,
а что стало так удивительно, невероятно, светло,
когда я шагнула из потрёпанного тела
и вышла через невымытое стекло
в наш весенний, размытый дворик,
и подумала вдруг,
что я никогда не видела море.
понимаешь, никогда не видела море,
вообще никогда не видела море!
(господи, какие же мы смертные, хрупкие чуваки,
как наши души неприколочены и легки).
и вот она говорит:
– и тогда я вернулась в тело,
с печенью больной, с лиловыми синяками,
с селезёнкой разбитой, и встала с кровати,
на стульчик села,
и пошла своими ногами.
и так я шла, и мужика-то своего позабыла,
дни и ночи шла я, потрёпанная кобыла,
то ли живая, то ли уже неживая,
шла по трассам, по указателям, шла на юг,
ни о чём на свете больше не переживая,
шла и несла на ручках мечту свою.
и дошла я до самого синего моря,
и села у этого синего моря,
и заплакала я у синего моря.
а потом уже встала, оставила тело
и прямо на небушко улетела.
и вот она так говорит, говорит,
и белым светом горит,
и нет у ней больше ни синяков, ни обид,
только синее море за ней, только синее море,
и такое оно большое, доброе и немое,
и у него ни конца, ни края,
и никто как будто никогда на свете не умирает.
 
Варежки на резинке
 
когда они умирают,
они все становятся маленькими.
все эти битые-перебитые бабы в валенках,
все эти тётки со сломанными ребрами,
до конца остававшиеся слабыми, добрыми,
любившими своих алкоголиков.
когда они умирают – с синими следами на горле,
с переломанными костями, отбитыми почками,
они становятся маленькими любимыми дочками.
маленькими девочками, золотыми цветочками.
ходят они в варежках на резинке,
в цветастых косынках,
самые маленькие и любимые,
ходят по тёплому саду,
и Господь ведёт их за ручку,
и никогда он теперь их не бросит и будет рядом,
и погладит по голове, и даст конфету-шипучку.
 
Декабрь 2019

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2
  • 4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации