Текст книги "Гонщица"

Глава четырнадцатая
Гангстеры рубят капусту

Глеб был один. Раздался звонок в дверь. Он впустил Стеллу. Девушка была грустна, но, когда Глеб обернулся к ней, она попыталась изменить выражение лица на веселое.

– Что случилось?

– Ничего! Вот зашла тебя проведать. Как ты себя чувствуешь?

– У меня все пока, тьфу-тьфу-тьфу, без изменений. Никаких симптомов не ощущаю.

Стелла обняла его:

– Вот и хорошо, – она отстранилась, – только делай все беспрекословно, что Рант говорит. Раз он сказал, что все может быть позитивно в плане отклика на лечение, значит, шансы высоки. Рант просто так языком трепать не стал бы.

Стелла прошла в комнату и села на диван. Глеб следил за ней:

– Стелла, что случилось?

– В смысле?

– Я вижу, что ты грустная. Ты, конечно, можешь продолжать делать вид, что моим здоровьем пришла поинтересоваться, но тебе вряд ли удастся меня провести.

С оскорбленным видом Стелла было начала:

– Глеб…

Он сел рядом:

– Я не это имел в виду. Знаю, что тебе не безразличен. Твои действия об этом говорят гораздо больше, чем любые слова, так что не переживай. Но я же вижу, что-то не так. И ты неспроста пришла. Рассказывай.

Стелла встала и подошла к окну. Так и не обернувшись, она сказала:

– Я чувствую, что на грани. Не могу объяснить. Как будто бы со мной все нормально. И вроде я даже почти вернулась к жизни. Чувства стали появляться: слезы, улыбки, раздражение, радость. Еще недавно все эти реакции были атрофированы. Но что-то не так.

Девушка повернулась лицом к Глебу и посмотрела ему в глаза:

– Со мной что-то не так, Глеб. Знаешь, как будто у меня какая-то душевная болезнь. Она спит где-то внутри меня, но вот-вот должна проснуться… Я чувствую это вспышками, непродолжительно. Но после них мне так сильно хочется умереть, что я с трудом нахожу в себе силы, чтобы дальше жить… А потом все опять нормально. Я снова улыбаюсь, радуюсь, плачу, грущу. Проще говоря, чувствую, что живу.

В глазах Стеллы появилось какое-то новое выражение, которого раньше Глеб никогда не видел.

– Я стала ощущать страх.

– Это хороший сигнал. Значит, к тебе возвращается жажда жизни.

– Я никогда не испытывала страха. Странное чувство… Иногда во мне поднимается почти ужас.

– Чувство страха естественно для любого живого существа. Если человек лишен его, с ним что-то не так.

– И это мне говорит дрифтер, бывший гонщик-ас?

– Именно. А ныне еще и больной рассеянным склерозом. Это опыт, Стелла. Но и до болезни я тоже испытывал страх. Только это было чувство иного рода – реакция на адреналин. Как преодоление: тебе страшно, но ты жмешь на газ, тебе очень страшно – жмешь сильнее. Я бы даже сказал, что между уровнем страха и силой нажатия на педаль почти прямая зависимость. Чем тебе страшнее, тем интереснее преодоление, тем повышается его ценность. С болезнью по-другому. Тут просто страшно. Страшно стать развалиной, быть никому не нужным, обременительным для окружающих. И страшно оттого, что есть осознание, что преодолеть эту ситуацию за счет своих собственных качеств – характера, воли, мужества – не выйдет. Ты – лишь песчинка, все в руках судьбы. Наверное, это очень похоже на то, что произошло с тобой. Только ты столкнулась с другой формой судьбы, а я с такой вот. Так что мы теперь очень похожи. Я и раньше тебя понимал, а сейчас еще лучше понимаю.

– А я себя – нет. После их смерти я стала неадекватна, но радовало одно: я осознавала свою неадекватность, и поэтому мне было легче себя понять. У меня вроде как была причина, почему я себя так вела. Но, Глеб, сейчас-то что происходит? Ведь потихоньку моя жизнь нормализуется.

– Знаешь, есть такое понятие – точка невозврата. Вот у тебя – наоборот. Ты просто прошла точку возврата, понимаешь?

– Нет.

– Ты развернулась обратно к жизни.

Стелла помотала головой:

– Нет, Глеб. Тут что-то другое. Я только тебе могу рассказать. Твоя болезнь оказала на меня какое-то странное воздействие, я и сама не ожидала. Она как будто меня пробудила. Но произошел не один только возврат, как ты говоришь. У меня будто раздвоение: все идет нормально, а потом вдруг… Последние три недели со мной стала повторяться такая штука… Когда въезжаю в тоннель, перед глазами отчетливо встает картина: я направляю свою машину в стену. Дальше все как в ускоренной съемке. Вижу, как складывается гармошкой капот, чувствую удар, сотрясение; пластик, металл и стекло, разлетающиеся на кусочки; потом вибрацию в теле; слышу звук ломающихся костей; он переходит в жжение, а потом в сильную боль; во рту соленый привкус, в ушах звук сирен… И это все проносится перед глазами за какие-то секунды. Это так реально, что у меня перехватывает дыхание. Я трясу головой, чтобы прогнать эти мысли, но все проходит, только когда я выезжаю из тоннеля.

На некоторое время Стелла замолчала, а затем добавила:

– Я теперь через Лефортовский ездить не могу. Один раз попала туда, спасибо, ночью. Пришлось встать в правый ряд на аварийке и из машины выйти… А еще ночью иногда мне все это снится. Раньше родители снились и Гриша с Сашей, а теперь это. Знаешь, я их как будто отпустила. Но только вот они меня не отпускают. Как к себе зовут.

Глеб встал и подошел близко:

– Стелла, пойми, то, что с тобой случилось, не может пройти легко и без последствий. Такие раны затягиваются очень медленно. Психика человека – тонкая материя, каждый реагирует на потрясения по-разному. Но главное, что началась тенденция к зарастанию ран. Значит, все будет хорошо, это просто вопрос времени. Раз процесс пошел, ему надо помочь. Ты все правильно делаешь. Гонки – это прекрасное лекарство. Давай еще что-нибудь придумаем.

– Что?

– До следующего этапа еще много времени. Надо тебя чем-нибудь занять. Да и меня тоже. Когда начинаю пробивать для тебя что-то интересное, чувствую, как переключаюсь и забываю о болезни.

– У тебя есть идеи?

– Есть одна.

Стелла вопросительно посмотрела.

– Как ты относишься к коллаборации с Борей?

Девушка помотала головой:

– Глеб, ты что решил нас сосватать?

– Да я бы с удовольствием! Но понимаю, что бесполезно. Не в этом дело. Он хорошо к тебе относится и поэтому согласится. А Бора лучший пилот в российском дрифте. Знаю, что для воплощения моей идеи ты не доверишь Гангстера Паше. Да я и сам считаю, что ему пока рано. Так что Борис – лучшая кандидатура. И вы с ним, по-моему, нормально общаетесь.

– А что за идея?

– Идея – бомба. До тебя такого еще точно никто не делал. Ты будешь довольна.

…

*Дрифт в центре столицы

Режиссер дал команду, оператор встал на изготовку. Послышалась музыка – третья сюита «До мажор» Иоганна Себастьяна Баха. В объективе камеры отразилась картинка: Стелла и Борис Радковец шинковали капусту на ресторанной кухне. Крупным планом взяли руки Стеллы. Одной она придерживала кочан капусты, а другой в профессиональной поварской манере, не отрывая кончика ножа от доски, быстро шинковала. Дали общий план: Борис посматривал на Стеллу и пытался шинковать так же, но у него ничего не получалось.

– Ну что, малыш, не выходит? Я тебя предупреждала! Практика нужна! Практика! – сказала Стелла с задором.

Она продолжала шинковать в том же темпе. Очередным неловким движением Борис врезался в кочан, он все никак не мог преуспеть в своем деле. Тогда Бора бросил нож и в сердцах произнес:

– Что тут вообще происходит? Где это видано, чтобы брутального мужчину на кухню загнали… И что делать?.. Рубить капусту!?!

– Тяжело в учении – легко в бою!

За кадром раздался шум моторов, Стелла и Борис переглянулись, сняли фартуки, бросили их на столешницу и вышли на площадку перед кухней. С их уходом музыка резко оборвалась.

Стелла и Бора теперь стояли на заднем дворе ресторана. Камера была обращена на их спины – двое были в задумчивых позах. В кадре медленно, один за другим появились два Гангстера БиБиДи. Спорткары остановились, из них вышли двое мажоров, одетых в дорогие шмотки. Один из них обратился к Стелле и Борису.

– Эй, обслуга, что вылупились? Тачки припаркуйте!

Он бросил связку ключей в сторону ошарашенной пары пилотов. Чемпион первым вышел из ступора и поймал ключи. Стелла и Бора переглянулись, и на их лицах появилась недобрая улыбка. Девушка тоже пришла в себя:

– Говорила же, тяжело в учении – легко в бою! – Она подмигнула Борису, тот улыбнулся совсем уже зловеще.

Кадр сменился, оба Гангстера отъехали.

Ясным днем камера летала над Москвой, давая ее центральные виды: Неглинная, бульвар, Тверская, Кремль. Два автомобиля в потоке солнечного света скользили в парном дрифте по пустым дорогам московского центра. Они миновали собор Василия Блаженного и выехали на Кремлевскую набережную. В замедленной съемке машины будто проплывали в парном дрифте возле кремлевской стены, сворачивая направо и выезжая на Моховую улицу. На экране снова раздавался шум моторов и стремительно мелькала картинка.

При повороте на Тверскую перед гонщиками резко остановилась централизованная колонна автомобилей с мигалками. В попытке защитить сопровождаемых, машина ДПС, возглавлявшая колонну, резким движением развернулась и встала перпендикулярно. В замедленной съемке перед колонной скользнули черный с рыжими полосками и огненно-красный Гангстеры БиБиДи. Заднее стекло одной из машин с мигалками опустилось, и в нем появилась голова очень известной личности, поворачивающаяся в сторону скользивших в дрифте машин. На лице человека возникло удивление, он медленно моргнул, и его рот слегка приоткрылся.

Между тем камера переместилась в салон Гангстера и дала план за спиной Стеллы. На девушке был шлем, в зеркале заднего вида отражались только ее глаза. Камера снова сменила ракурс, теперь в кадре была рука Стеллы, лежащая на ручке переключателя передач, которой девушка ловко орудовала.

Солнце поднималось все выше и бело-горящим шаром светило в ярко-голубом небе.

При съезде на бульварное кольцо парный дрифт на экране снова стал замедленным: крупным планом перед зрителем предстали колеса заднеприводного Гангстера. Кадр замер на эмблеме команды, отразившейся на весь экран: BadBadDrift #Stealth.

Камера скользнула в салон второго Гангстера и дала крупный план шлема, в просвете которого через прозрачное стекло забрала были видны сосредоточенные карие глаза Бориса.

На экране возник вид на Чистые пруды, мимо которых пролетали два автомобиля, скользивших в парном дрифте при развороте на Чистопрудном бульваре. Ввысь взмыла стая птиц.

Камера еще немного полетала высоко над Москвой, давая панораму города.

И вот оба Гангстера медленно подъехали к первоначальному месту действия.

Шум моторов выгнал обоих мажоров из ресторана. Стелла и Борис припарковали болиды, сняли шлемы и выбросили их в стоящий на пути мусорный бак. Гонщики медленно подошли к мажорам. Те стояли с открытыми ртами. Первой заговорила Стелла, приблизившаяся к тому их них, кто дерзнул обратиться к пилотам. Она медленно надавила снизу на его подбородок и прикрыла челюсть:

– Машинки обслужили. Вот ключики.

Стелла держала ключ от машины двумя пальцами на уровне своего лица. Она разжала пальцы, ключ полетел вниз и угодил аккурат в ладони мажора, сложенные корзинкой в несколько неестественной позе. Парень явно был не в своей тарелке. Бора вложил другой ключ в карман рубашки второго мажора. Стелла и Борис развернулись и собирались уже уходить, как вдруг последний будто вспомнил о чем-то. Он повернулся к мажорам и сказал:

– Да, ребят, предупредить забыли, чехлы смените! Пока мы со Стелс рубили капусту, они у вас совсем скисли… – Борис подмигнул мажорам.

Гонщики ушли, оставив незадачливых молодых людей в состоянии полного ступора. Они переглянулись и нетвердым шагом доволокли себя до машин. Из-под капота обеих поднимался пар, арки были сточены, а по краям торчала паутина из размахрившегося углепластика. Один из мажоров оторвал от покрышки кусок отслоившейся резины и медленно поднес его к лицу. Он разглядывал черный пласт, не веря своим глазам. Его друг не удержался от комментария:

– Походу мы малёх ошиблись! Заделали в парковщики рубщиков капусты! – послышался его отрывистый, по-собачьи лающий, высокий смех.

Первый мажор все никак не мог выйти из ступора. Он продолжал держать кусок резины в своей руке:

– А колпаки походу и впрямь придется сменить…

Экран стал медленно темнеть, пока не возникла новая картинка.

Это был новостной репортаж на канале «Матч». Диктор сказал:

– Сегодня, восьмого августа две тысячи девятнадцатого года, в центре Москвы устроили дрифт на российских суперкарах. Московская дрифтерша Стелла Ильина, известная также как Стелс Бэд, вместе с командой BadBadDrift, построившей российский суперкар Gangster BBD, устроила необычное шоу. Разработанное и построенное в России заднеприводное купе с композитным кузовом и шестьсот сорока-сильным двигателем V8 как нельзя лучше подходит для управляемого заноса, что и было продемонстрировано в ролике, снятом сегодня в ходе необычного заезда, в котором приняли участие сразу два Гангстера БиБиДи. За руль одной машины села сама Стелс, а вторую доверила чемпиону российской дрифт-серии, красноярскому пилоту Борису Радковцу, также известному как Бора. Парой гонщики и проехали по историческому центру Москвы.

Для съемок было перекрыто несколько центральных улиц столицы. Премьеру видеоролика под названием «Гангстеры в центре Москвы» смотрите в эфире нашего канала сразу по завершении выпуска новостей.

Экран снова потемнел.

… Стелла и Борис сидели за той же стойкой, в том же баре, в котором проходила РДС тусовка по завершении первого этапа серии. Они смеялись.

Борис поднял стакан:

– За капусту!

Девушка улыбнулась:

– Это можно, – она подняла такой же стакан, – но у меня есть добавление. Давай за Глеба. И его прекрасную идею!

Борис стал серьезным:

– Добавление в точку! За него, – раздался звон стекла, и они выпили. – А где он, кстати?

– Да вон, купается в лучах славы.

Стелла сделала жест в сторону группы гонщиков, стоявших чуть на отдалении, в центре которой был Глеб.

– Как он?

– Есть некоторые симптомы. Перенапряжение дает о себе знать. Но Рант говорит, что препаратами пока можно компенсировать. – Стелла умолкла. – Не ясно ничего. Очень по-разному бывает. У некоторых резко начинается, а потом стабилизируется вплоть до полного восстановления. У кого-то происходит медленное развитие, а потом следует быстрый откат и тогда все плачевно. Кто-то сразу сильно сдает, потом медленно восстанавливается, но иногда полностью, а иногда почти без видимого эффекта. Тут не поймешь. Может, двадцать лет нормально проживет, а, может, в течение пары лет инвалидом станет. Рант говорит, что только в динамике ясно будет. Но наш немецкий вояж не прошел даром. Вовремя увезли его, хорошо обследовали. Быстро лечение стал получать. Отклик пока хороший.

Борис покачал головой:

– Тут другая проблема. Он же энтузиаст. Ему трудно будет сдерживать себя, давить на внутренние тормоза.

– То-то и оно. Я ему все время говорю, чтобы не перенапрягался. А как тут иначе? Вот даже с этим нашим дрифтом. Организовать такое и не перенапрячься? Как? Да никак. Но он не может по-другому. Говорит, что так забывает о том, что болен. Недели две назад, когда опять тряска началась, я его отругала и заставила домой ехать, отдыхать. А он мне говорит: лучше я меньше проживу, но зато буду делать что-то крутое.

– Да уж. Понимаю. А ты-то как?

– Знаешь, это ведь он меня к жизни почти вернул. Сама не думала, что его болезнь на меня так повлияет. Я почти забыла о… В общем, цель появилась, как он мне однажды и говорил. Только когда я в гонки пришла, машину достраивать начала, рекорды ставила, все это не явилось той самой целью, в глубине души я не ощущала от этого всего пользы. А когда он заболел, тут же и возникла цель: вытащить его, чтобы он был здоров, жил и радовался жизни. Он этого заслуживает.

Борис внимательно смотрел на Стеллу, в его глазах читалось одобрение:

– Знаешь…

Но ему не дали договорить, потому что в этот момент за их спинами появились Артем, Аркадий и Никита Смелых. Последний тащил Глеба за руку. Он подвел его к стойке и обратился к Стелле и Борису:

– Привет шинковальщикам!! Мы к вам шеф-повара ведем. Надо воздать ему коньяком по заслугам!

Глеб, смеясь, продолжал упираться.

– Только не коньяком!

– Как?!? Обычно все шеф-повара-шишки – французы, значит, должны быть по коньяку. А ты что лысый?

– Я по пиву, ты же знаешь! Но сегодня не хочу.

– То есть как не хочу? Надо! – настаивал Никита.

Борис вступился за Глеба:

– Никита, отстань от человека. Садись, Глеб.

– Нет, ребята. Я до дому.

Артем не понял:

– То есть как до дому? Ведь хорошо же общались!

Раздался всеобщий смех. Улыбаясь, Глеб пояснил:

– Быстро утомляюсь. Видимо, я стал стар.

Стелла предположила:

– Ага! Брежнев смотрит на себя в зеркало и думает: я стар… Суперстар[71]71
  Superstar – суперзвезда, англ.


[Закрыть]!

Все снова засмеялись.

– Пошли, суперстар, – она встала с барного стула, – я тебя отвезу.

– Девушка, вы куда? – спросил Аркадий. – Только я набрался смелости, чтобы предложение вам сделать, – он на секунду умолк. Стелла смотрела ему в глаза. – познакомиться… Как вы мне надежду с корнем вырываете!

Вмешался Глеб:

– Стелла, ты пила. Так что оставайся, выпивай дальше. Компания уж больно хорошая. Я сам доеду.

Вдруг лицо девушки резко застыло в одной точке за спиной Глеба. Окружающие увидели, что Стелла куда-то смотрит и обернулись в ту же сторону. Немного на отдалении от них стоял Марк. Выйдя из оцепенения, она направилась к мужчине. Группа гонщиков проводила ее взглядом.

Подойдя к нему вплотную, Стелла спросила:

– Марк? Что вы здесь делаете?

– Привет, крошечка.

– Давайте выйдем.

Они вышли из бара. Аркадий спросил:

– Это еще что за фраер?

– Марк Силаев, управляющий Ильиных, – ответил Глеб. Он и Борис переглянулись.

Аркадий уловил их взгляды:

– Ах, да!.. Ясное дело, куда же ей без управляющего…

Он тоже посмотрел на Бориса. Тот был напряжен, поднял стакан с алкоголем и осушил его.

Артем похлопал друга по плечу:

– Эх, Бора, Бора… Говорил я тебе, не суйся…

– А о чем речь вообще? Я чего-то не догоняю? – Никита был в недоумении.

Аркадий обратился к нему:

– Ага. Как всегда. Ничего не догоняешь!

Они с Графом засмеялись, Борис и Глеб же остались серьезными.

Стелла и Марк только что вышли из бара и отошли в сквер. Девушка остановилась, и Марк встал напротив нее. Их лица освещались лучами, которые отбрасывали фонари со стороны бара. Какое-то время они молчали.

– Стелла… Я… Мы очень плохо тогда расстались с тобой… После больницы… Я два с половиной месяца думаю о тебе. Не могу ничего с собой поделать. Понимаю, что так нельзя, что это неправильно, но…

Стелла усмехнулась:

– Неправильно? – Она закатила голову назад и стала смеяться. – Неправильно!

– Стелла…

Девушка резко стала серьезной и с гневом произнесла:

– Что?

– Ты мне в дочери годишься, ты понимаешь это? – громко сказал Марк. – Я тебя маленькой на руках нянчил, понимаешь ты это или нет? – Он схватил ее за плечи. – Ты мне всю жизнь как дочь была, именно так я тебя все эти годы и воспринимал. А сейчас…

Стелла спросила также громко:

– Что сейчас? Ну? Говорите!

– Ты все понимаешь.

– Конечно! Понимаю! Стелла – крошечка. Какая я вам к черту крошечка?! Если я ею когда-то и была, то точно не теперь. После их смерти я за три года сорокалетней стала! – Девушка стала вырываться из рук Марка. – Отпустите меня!

– Я не могу тебя отпустить, понимаешь? Не хочу тебя отпускать. Не получается у меня не думать о тебе, как ни стараюсь. Увидел тебя сегодня в новостях и все… Я должен был тебя увидеть… Но, Стелла…

Она прочла сомнение в его глазах. По щеке Стеллы скользнула одиночная слеза. Девушка продолжала смотреть на Марка с выражением боли и непонимания:

– Что? – ее голос дрогнул.

– Я не могу заставить себя дотронуться до тебя. Это почти то же самое… Что хотеть свою собственную дочь…

Она замерла на нем взглядом, а потом резким рывком освободилась от объятий. Девушка продолжала стоять на том же месте, закрыв лицо руками, с ней сделалась истерика. Из горла Стеллы стали вырываться тихие ритмичные рыдания.

Он прижал ее к себе:

– Господи, Стелла… Прости меня… Пожалуйста! Я стал так омерзительно слаб… Я не должен был приходить. Но не смог… – Он гладил ее по спине, водил руками по телу. – Господи… – Марк поцеловал ее в макушку, вдохнул запах волос. – Как же я хочу тебя!..

Он начал ее целовать. Потребность в Стелле, наконец, достигла своего максимума и стала неуправляемой. Мужчина весь дрожал, из его рта вырывались неконтролируемые звуки. Девушка ответила, она тоже безумно хотела Марка. Тот скользил руками по ее щекам, шее, опускаясь ниже. Мужчина почувствовал, как прекрасно молодое тело, которое было в его руках. Желание Марка стало почти животным. Тогда он оторвался от губ Стеллы и в этот момент будто увидел себя со стороны: он стоял и смотрел на ее груди, которые сжимал сейчас в своих ладонях, замерев в этой позе.

Марк медленно поднял голову и взглянул ей в глаза. Стелла сразу все поняла. Он не мог пойти дальше. Девушка резко дернулась, вырвалась из его объятий и убежала в сторону бара.

Возле входа она остановилась, вытерла лицо и сделала глубокий вдох. Но слезы продолжали предательски течь. Стелла вошла в помещение бара.

… Она сидела одна в темном углу маленького коридора на небольшой мягкой банкетке. Истерика прекратилась, но из глаз все еще продолжали непроизвольно стекать слезы. Вдруг рядом с ней возник Борис. Увидев девушку, он медленно подошел и сел на корточки рядом.

– Все в порядке?

Стелла отрицательно покачала головой.

– Отвезти тебя домой?

– Боря, не смотри на меня так. Тебе правильно все говорят. Лучше держись от меня подальше. Со мной что-то не так. Я – сломанная.

– Покажи мне, кто здесь нормальный. Мы все сломанные.

– Покажу.

Девушка протянула руку и уперлась ему в грудь указательным пальцем. Борис взял ее ладонь и поцеловал. Стелла снова начала плакать:

– Боря, не надо. Я не смогу полюбить никого другого. Я всю жизнь его люблю.

Она отвернулась от него. Борис вынул из кармана конфету, завернутую в красную обертку, и вложил ее в руку Стелле. Та посмотрела, что это было. Сквозь слезы она засмеялась:

– «Москвичка»! Мои любимые конфеты.

– Не знал. Просто подумал, что москвичке должна понравиться «Москвичка».

Опять раздался ее смех, а потом Стелла вытерла слезы:

– Ты снова меня смешишь.

– Профессионализм!

Девушка развернула конфету, положила ее в рот и стала жевать.

– Вкусно?

– Очень.

Они долго смотрели друг на друга. Стелла снова дотронулась до его груди:

– И все же оставь эту затею.

Борис отрицательно покачал головой.

– Я тут подумал… Давно я тебе цветов не дарил. Исправлюсь.

Стелла улыбнулась и мотнула головой:

– Кстати, ты говорил, что в тот раз выбросил цветы, так и не вручив мне их.

– Говорил.

– И что их трудно было достать…

– Было дело.

– А что за цветы?

– Букет магнолии.

Он вытащил из кармана мобильный телефон и показал Стелле фотографию. Девушка увидела небольшой, но очень милый букет из белых магнолий с глянцевитыми листьями.

– Красивый. Этот стал бы моим любимым.

Борис сказал загадочно:

– Или какой-нибудь другой станет.

– А значение?

– Магнолии – благородство, настойчивость, упорство. "Все равно ты будешь со мной", "Я – твоя судьба".

Стелла засмеялась.

– А стихи?

– Увидишь.