Электронная библиотека » Анна Кладова » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Дух зверя. Ненависть"


  • Текст добавлен: 10 июля 2020, 09:00


Автор книги: Анна Кладова


Жанр: Русское фэнтези, Фэнтези


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Учитель был просто нечеловечески жесток, если не принимать во внимание то, что он действительно не был человеком. А был он Лисом – хитрым, проворным, мерзким зубоскалом, дрянным вонючим йоком, сильным, как дюжина наемников, и в полном совершенстве владеющим всеми боевыми искусствами и видами оружия.

Олга ненавидела Лиса.

Откуда она знала имя своего личного тирана, Олга не могла понять, сколько ни билась над этой тайной. Но уверенность в истинности своих догадок была непоколебима. То, что этот ублюдок являлся Лисом, для Олги было неоспоримо. Эта мысль озарила ее через два дня после того, как она начала самостоятельно передвигаться, то есть во время первого же урока. Только почему он черный, а не рыжий, как положено нормальным лисам? Да о какой нормальности могла быть речь! Ею от Лиса даже не пахло, запах он имел один единственный – свежей крови.

Начать хотя бы с того, что среди духов никогда не было женщин. “Сыны смерти” – как они сами себя величали – искусственно сотворенная и искусственно же воссоздаваемая при помощи определенных ритуалов раса “не-людей”. По неизвестным причинам йоки не брали в свои кланы людей женского пола. Конечно, Олга теперь была бесплодна, но женственности от нее не убавилось. Она была, есть и будет женщиной. Первое нарушение правил – Лис сделал духом женщину.

Возможно также, что природа Лиса была сложнее, нежели у других духов. Ведь очевидцы утверждали, что йоки – бесчувственные истуканы. Их невозможно разозлить словесными оскорблениями. Об этом рассказывали еще в школе. Правило гласило: не подходи к йоку близко, не нарушай границ, не касайся его, если не хочешь познакомиться с его мечом. Поговаривали, что во время ритуала перерождения человек теряет душу, остается лишь пустое сознание и холодный разум; что зверь, живущий внутри, самолично пожирает душу – источник огромной силы, и для того, чтобы жить дальше, йоку приходится кормить его, убивая невинных младенцев, да непорочных дев. На Олгину душу пока никто не покушался, кроме благословенного Учителя, будь он трижды проклят. Так что домыслы на ее примере можно было опровергнуть. Пока. Но, так или иначе, радость, печаль, злобу, любовь и другие чувства йоки каким-то образом подавляли в себе. Второе нарушение правил – Лис не подавлял. Никогда!

Олга ненавидела Лиса.

И боялась. И поэтому еще больше ненавидела.

С тех пор, как она впервые сама вышла из дома на крыльцо погреться под тогда еще горячим весенним солнцем, и увидела Лиса, свежующего во дворе тушу дикого барана, она поняла, что легкая жизнь, наполненная любовью, радостью и счастьем в кругу семьи, ликующей по поводу чудесного воскрешения, ей даже сниться не будет. Ей вообще ничего не будет сниться, поскольку существо перед ней рано или поздно, не моргнув глазов, разделает и ее, как это несчастное животное, распятое меж двух рогатин. Точно так же, голыми руками и острыми когтями вместо ногтей.

А еще она поняла, что сбежать от Лиса – задача невыполнимая.

Во-первых, их жилище окружали горы, по ним не вились тропы и не пахло костром на многие версты вокруг. Сплошь крутые склоны, обрывы и глубокие расщелины. Она угодила в одну из них, сломав два ребра. Срастить их сумела, но выбраться из каменного мешка не смогла – на восстановление ушли все силы. Олга пролежала на дне расщелины три дня, пока не потеряла сознание от голода. Лис, конечно, нашел ее, выходил, а после высек кнутом до полуобморочного состояния.

Во-вторых, Лис просто не позволит своей игрушке сбежать.

Олга ненавидела Лиса.

И, что немаловажно, ему это нравилось. Нравилось смотреть, как она изводится в бессилии, как сходит с ума от слепящей ярости, как выматывают ее сдерживаемые приступы бешенства, не находящие выхода, пожирающие изнутри. Он открыто смеялся над нею, показывая безупречно белые клыки, называл слабачкой, безмозглой дурой, глупой девкой и, возводя очи горе, произносил патетические речи тоном наставника Велеслава, преподававшего богословие и философию. Все они имели один и тот же зачин: “о, неразумное дитя, когда же осознаешь ты своим слабым умом, что главное – побороть в себе ярость”, были необычайно коротки и изобиловали такими красочными эпитетами и ругательствами, каких наставник Велеслав не слышал даже в доках столичного порта. Однажды Олга сделала по этому поводу замечание, что, дескать, жаль, такой талант лицедея пропадает зря. Два передних зуба пришлось выращивать месяц.


Олга приоткрыла разбитые губы и жадно стала пить текущие по лицу холодные струи. Равномерно свинцовое небо не давало возможности точно определить время, поэтому надо было торопиться. Олга расслабилась, чутко прислушиваясь к своему телу. Точнее к тому, что обитало в нем, и позвала его. Дух ответил пульсирующим жаром в солнечном сплетении, который разлился по всему телу.


Восстанавливаться она научилась слишком быстро, чему Лис удивился, но виду не подал. Олга не знала имени духа, но он был теплым, ласковым и беспомощным, как месячный щенок. Это было единственное живое существо, которое, по крайней мере, не причиняло ей боль. Теперь, когда они стали единым целым, Олга могла пользоваться его силой, а знания анатомии позволяли точнее определить, куда направить энергию.

Лис как-то сказал:

– Не зная имени духа, ты не узнаешь его возможностей, поскольку он не станет общаться с тобой. Не услышит, как бы ты его ни звала.

Олга тогда спросила, почему же мудрый Учитель не откроет ей тайну.

– Потому что ты слишком немощна, чтобы будить спящего в тебе зверя. Он разорвет твое пустое брюхо и вывернет тебя наизнанку, как засаленную наволочку. За тем и нужны уроки. Для духа ты должна быть крепче камня, с которым я познакомлю твое милое личико, если еще хоть раз оступишься.

А после он добавил:

– Когда ты сможешь нанести мне хоть один ответный удар, я подарю тебе имя духа, которое станет твоим собственным. А до тех пор ты будешь никем, грязью под моими ногами, безмолвной и безропотной скотиной. Так что, шевели копытами!

Плохое воспоминание. Хотя, какие события, связанные с Лисом, были хорошими? Правильно, никакие! За исключением последнего, совсем свежего, еще не потерявшего сладкий привкус мести. Сегодня Олга добралась-таки до Лиса, причем благодаря лишь своей хитрости и смекалке. Это случилось за час до окончания урока. Тучи заволокли небо, только собираясь обрушить на землю очередной потоп. Учитель давал для запоминания простенькую связку. После разминок и проб, тычков и оскорблений он позволил ей сделать небольшой перерыв, чтобы смыть грязь и залечить мелкие ссадины.

Олга давно привыкла ощущать Лиса, как нечто бесполое, к тому же имеющее нечеловеческую сущность. Поэтому побороть стеснение, обнажаясь перед нелюдем, не составляло особого труда. Олга даже не подозревала в Лисе мужчину, пока случайно не заметила, как смотрит он на ее нагое тело. Это открытие вызвало сначала непонимание (почему он так смотрит?), затем удивление (он – тоже мужчина?), а после, до конца осознанное, оно переросло в ужас. Олга внезапно поняла, что вот уже полгода, как живет под одной крышей, в одной тесной клетушке с молодым мужчиной, имеющим явную и постоянную потребность к насилию, и, вместе с тем, йоком, которые, по весьма достоверным слухам, очень ненасытны в отношении женщин. Вот уже шесть месяцев Лис ни с кем не грешил. Выводы не обнадеживали. Олга запаниковала. Впервые за полгода ей стало по-настоящему страшно. До тошноты и дрожи в коленях.

Учитель окликнул, и на ватных ногах Олга пошла к барьеру. Перед глазами мелькали желтые точки, язык присох к гортани. Первый же удар она пропустила и оказалась на земле. Сверху понеслось:

–Ты что, заболела?! Что это за выкрутасы?! А ну-ка поднимай свой зад, корова! Жмешься, как шлюшка в подворотне, – премерзкий смешок. Зря он это сделал. У Олги все внутри похолодело. Ненависть и злоба моментально исчезли, угаснув, подобно углям, на которые плеснули ведро воды. Мгновение боли в сжатой страхом груди, и отрезвляющая холодная ярость на грани бесчувственности, как будто Олга окунула горящую голову в полынью. Она поднялась.

Как-то раз, будучи в Надаре с отцом, Олга видела женщин, зарабатывающих продажей своего тела. Они стайками порхали от одного кабака к другому, зазывая моряков недвусмысленными взглядами и движениями, обещающими сладострастие и порок. Особенно запомнились глаза, липкие и сахарные, как слюнявые леденцы.

– Простите, Учитель, – она покорно склонила голову, добиваясь наибольшей правдоподобности движения. А потом томно посмотрела нелюдю в глаза, пытаясь сделать леденцы как можно более сахарными и липкими. Судя по отклику, действо возымело успех. Лис на долю секунды впал в ступор. Олге захотелось засмеяться ему в лицо. Вместо этого она ударила. Но Лис не был бы Лисом, если бы не реагировал моментально. Он увернулся, но так неловко, что острый конец деревянного меча задел правое плечо, разорвав рубашку.

Хлынул дождь. Лис молча и зло избивал Олгу, используя ее как биту4, пока она не потеряла способность ставить хотя бы видимость блоков на его атаки. А потом оставил ее валяться в грязи.

Олга ненавидела Лиса.

Не самое приятное ощущение – вправлять себе кости. Олга привыкла к боли, но чувствовать ее не перестала. По телу, и без того горевшему множеством ран и ссадин, пробежала волна жара. Дух окутал ее изнутри, будто пеленая в теплое покрывало. Легкое напряжение мышц вокруг поврежденных участков, и она почувствовала, как натянулась кожа, как неведомая сила погнала по жилам кровь, как бешено застучало сердце, и мощной волной накрыл жар. Весь этот ад длился несколько секунд, после раздался легкий щелчок в правой, и чавкающий звук в левой ноге. Восстановление завершилось. Человек бы не выжил в таком состоянии, но, с грустью отметила Олга, я уже не человек.

Она с трудом встала на четвереньки, пошарила в грязи, нащупывая свой деревянный меч. Заткнув за ворот драной рубахи палку и затянув потуже воротник, чтобы меч не выпал, Олга поползла на четвереньках к дому. Так надежнее. Еще одно падение, и силы иссякнут.

К йокам Лиса с его насмешками! Когда дело касается простого выживания, принципы утрачивают всю свою значимость. Жизнь все-таки дороже, нежели попранная гордость. По крайней мере, до того момента, пока не свершится месть. Олга даже не подозревала в себе таких низких помыслов, такой подлости и расчетливости. Прежде она бы скорее умерла, чем так пала. Теперь же, после смерти, ей очень хотелось жить. Все идеалы бесследно испарились, как будто Олга потеряла часть души, которой, возможно, никогда и не было. Если рассуждать здраво, то в подобную историю за все свои шестнадцать лет она не попадала ни разу. Да, умирать на лестнице в храме было страшно, но то была неизбежность. Да, были разбойники на дороге, но то была неожиданность, тем более их вовремя взял подоспевший отряд дружинников, и ничего злобного или постыдного они свершить не успели, только выбили вознице зубы. А здесь, в маленьком аду, где тебя истязает такая злобная паскуда, приговаривая при каждом ударе о благе, которое этот удар тебе принесет; здесь остается лишь один выход – терпеть удары и ярость, жгущую нутро, учиться мастерству и хладнокровию в надежде когда-нибудь совершить возмездие – убить тварь и, наконец, освободиться от рабства.

Олга доползла до низкого, покореженного временем и мхом крыльца. На нижней ступени стояла деревянная кадка, в которую с козырька стекала холодная дождевая вода. Олга знала, что в таком виде чистоплотный Лис ее не пустит. Она присела на крыльцо, разделась и опустила босые ноги в воду. Тщательно протерев жестким пористым камнем подошвы, смыв грязь с ног, рук и плеч, Олга обтерлась сухим полотенцем, висевшим на дверной ручке, и очень медленно, опираясь на косяк трясущимися руками, поднялась, чтобы войти, а не вползти. Лис, конечно же, проследил весь ее путь до дома, но насмешничать ей в лицо он не будет. Не из гордости, так из вредности, но Олга не могла ему позволить такого удовольствия. Меньше радостей, больше гадостей! А сам он ни за что не подаст виду, что наблюдал за ней. Наигранное лисье безразличие можно использовать и в свою пользу, если, конечно, Лис не захочет сменить роль… или игру.

Наконец удалось заставить сведенные судорогой мышцы держать вес тела. Но силы, как всегда иссякли в последний момент, и она ввалилась внутрь, потешно взбрыкнув ногами. Ожидаемого Лисьего смеха Олга так и не услышала. Лиса в доме не было. Горел очаг, вкусно пахло жареным мясом. Олга привстала, опираясь на руки, смачно чихнула и ругнулась одновременно. И тут она заметила под своим голым телом рисунок. Мелом на полу мастерски была изображена кобра с раздутым в ярости капюшоном. Олга подтянула колени и села. На влажной коже груди и живота остался четкий отпечаток. Она долго и вдумчиво рассматривала свой живот, а потом дико захохотала. Усталость как рукой сняло.

–Ах ты, Лисья морда! Погань зубастая!

Всю ночь плясал под холодным дождем новорожденный дух, выкрикивая свое имя – Змея!


Глава четвертая.


Уроки

Дух проснулся на третий день зова.

Три дня Олга пела ему, лежа на выскобленных половицах у очага, расслабленная и сонная. Три дня рая без злобного тирана и избиений. Три дня ада ожидания, когда же вернется мучитель. И тихая, похожая на колыбельную песня, сродни шепоту волн, бегу ветра в высокой степной траве, дыханию, срывающемуся с губ – зов. Так, наверное, поют ангелы, встречая непорочную детскую душу у ворот рая. Так пел хор в храме ее детства, славя Творца и всех чад его. Три дня Олга боялась спугнуть наваждение, призрак былого счастья, прошлой жизни. Ей казалось, что все это чужое, иная явь, в которой была девочка Олга, Лелечка, доченька, но не было ее – безымянной рабыни, Змеи. Более того, ей казалось, что и сейчас ее не существует. Образы детства проплывали перед мысленным взором – смятые, искаженные, истертые, постепенно превращались в рассказанную кем-то историю о покое. Олга забывала себя, проваливалась в омут беспамятства. Она стояла на грани. На грани перерождения, о котором говорится в древних учениях. Когда душа, готовая сорваться в новую жизнь, балансирует на узком пороге, храня в себе воспоминания о прожитом. Наступает момент, и Сила толкает человека за дверь, прочь из старого дома, и в тот краткий миг полета на землю он теряет все. Так спираль завершает свой виток.

Вспомнив это, Олга поняла, что теряет себя. Что, проснувшись, дух сотрет ее в ничто, останется лишь оболочка. Страх ледяной волной накрыл ее сознание, вплетая свои влажные струи в зов, ломая его приглушенный ритм.

Олга не хотела терять. Духу, по-видимому, необходимо было ее окончательное решение, как толчок, как ключ к замку.

Три дня белого тумана, блужданий по дну стеклянного озера. Совершенная тишина вокруг и пустота внутри. Все эти медленно текущие потоки, окутавшие земной шар пеленой зыбучего воздуха, все они моментально сжались до крупицы песка в тот миг, когда проснулся дух.

И время взорвалось, не выдержав давления. В бешенстве разорвало тело, сдерживающее его своей непрочной структурой.

Олга сошла с ума. Она не помнила себя, да и не осталось ничего человеческого в том визжащем от боли куске плоти, что катался по полу, заходясь в диких криках. То была Сила, о которой предупредил Лис. Она терзала бренную оболочку, заполнила собою кровь, мышцы, каждую косточку, перекраивая все под себя.

Ад?! Ха! Сам Разрушитель ужаснулся бы столь изощренной пытке.

А потом настало ничто…

***

Лис присвистнул, удивленно разглядывая развороченный сруб. Теперь это убежище вряд ли можно восстановить, разве что разобрать и построить новое.

После его двухнедельной отлучки дом казался совершенно необитаемым. Припорошенная снегом крыша совсем осела, в некоторых местах зияли темные провалы.

“Выбила подпорку”, – догадался хозяин.

Дверь, точнее ее жалкие останки, болтались на одной петле, разукрашенные потеками давно спекшейся крови. Дорожка к порогу была нехожена, так что Лису пришлось пробираться по сугробам, проклиная небеса и Сотворившего их заодно.

Внутри даже не пахло – смердело нечистой кровью. Лис плотоядно усмехнулся. Ему нравился этот запах. Место, продуваемое всеми ветрами, сохранило его, несмотря на время. Запах второй смерти. Запах крови духа.

Хозяин вгляделся в полумрак холодного остова. Как он и предполагал, подпорка была выбита из гнезда. Стены, пол, потолок – все что от них осталось – в разводах бурой жижи, застывшей в корку. Ни единой целой вещи. Все разрушено до полной потери формы, все вернулось к своему первоначальному хаосу.

“Где она?”

Лис шагнул через порог, судорожно втягивая носом воздух. Обоняние не могло подвести, она была здесь, но живая ли.

“Она не должна была погибнуть!”

Под сапогом хрустнули черепки разбитой посуды. Лис напрягся, почувствовав легкое движение. Потом выпрямился, тряхнув гривой заснеженных волос, и уверенно шагнул к вороху грязного тряпья, сваленного в дальнем углу. Присев рядом, он отвернул тряпицу с лица Змеи.

Красные, как два пылающих горна, глаза, и когтистая лапа резким, почти незаметным движением с необыкновенной силой схватила его за горло.

Она была жива!

***

Олга любила этот звук – скрежет металла о точило.

В углу мастерской отца стоял огромный, старый как мир, кованый сундук с тяжелым узорчатым замком, который вряд ли можно было снять даже самым прочным ломом. В нем хранились особо ценные каменья, используемые для различных инкрустаций, бумаги, векселя, дорогие старинные книги (Олга подозревала, что колдовские), и множество всякой интересной, но, увы, недоступной для длинного девчоночьего носа всячины. Эта деревянная глыба из мореного дуба пережила не один пожар, приобрела стойкий грязный налет и, прикрытая лоскутным покрывалом, выглядела очень уютно. Олга всегда засыпала на сундуке, наблюдая за работой отца, убаюканная скрежетом шлифовального станка.

Стальное лезвие мерно охаживало точильный брусок. Потрескивал огонь в печи. Олга поежилась, плотнее укутываясь в теплую, вкусно пахнущую зверем шкуру… Шкуру?! Змея болезненно поморщилась, вспоминая события последних месяцев, и открыла глаза.

Первая странность заключалась в том, что открыла-то она оба, а видела почему-то только одним глазом. Вторая странность – изменившаяся обстановка. Это был совершенно другой дом – настоящий добротный сруб, а не полуразвалившаяся баня. И третье – сам Учитель с перебинтованной головой. Повязка и недовольное выражение лица делали его облик столь потешным, что, несмотря на весь свой страх, Змея фыркнула, не сумев сдержаться. Лис резко обернулся, и Олга встретилась с ним взглядом. Опять эти страшные мертвые глаза! И в то же время ее обдало такой волной презрения и злости, что она чуть не захлебнулась собственным дыханием.

Лис ощерился и возвратился к прерванному занятию.

Ничего не изменилось в поведении Рыжего… или все-таки? Олга потрогала левый глаз: “вроде бы в порядке”, и еще раз осмотрела новое убежище.

“Что ж, по крайней мере, здесь есть печка… Интересно, в честь чего такие перемены? Зачем он меня сюда приволок?”

Натянув шкуру до самого носа, она приподнялась на подушке, оглядываясь.

Небольшая, но достаточно просторная комната, на четверть занятая печью, вмещала в себя массивный, топорной работы стол, пару таких же табуретов и две широкие лавки, одну из которых занимала Олга. Застиранная занавеска разделяла кладовую и жилое помещение. Судя по характерному капающему звуку, долетавшему из-за неплотно закрытой двери, умывальник находился в сенях.

Сталь мерно охаживала точило.

Олга выскользнула из-под шкуры и, не найдя, чем прикрыться, как была, нагишом тихонько вышла в уборную. За дверью, вопреки ожиданиям, оказалась еще одна маленькая комнатушка с выходом в сени, из которых по полу тянуло холодом. Слева до самого потолка размещались широченные полки, до отказа забитые пыльным, провонявшим плесенью, ржавчиной и звериной мочой хламом. Справа в углу стояла приземистая бочка с водой, прикрытая квадратной крышкой, увенчанной, в свою очередь, помятым железным черпаком. На стене красовался медный умывальник с зелеными подтеками на тусклых боках, раковина на деревянном коробе и, самое примечательное, настоящее заморское, правда, треснувшее зеркало с каравай размером, такое же круглое и обрамленное дорогой рамой с облупившейся позолотой. Далее стояла скамья, укрытая в беспорядке сваленной одеждой, под ней – огромный чан продолговатой формы, доверху нагруженный кулями и свертками. У двери валялось несколько пар сапог и чудовищных размеров топор. Олга поморщилась. Она не любила беспорядка.

Вода в умывальнике была холодной, с приятным металлическим привкусом. Олга ополоснула лицо и шею, фыркая и отдуваясь… что-то было не так… Она отерла лицо полотенцем и почувствовала, как с кожи сходит тонкая пленка.

– Что это такое?!

Змея поглядела в зеркало…

Наверное, она кричала, возможно, громко – все вылетело из памяти. Остался только ужас пережитого заново кошмара. Там, в предательски правдивом стекле была не Олга, не человек, а какое-то чудовищное подобие ее, созданное в воспаленном воображении одержимого тьмою.

Олга давно не видела своего четкого отражения. Она помнила, что после болезни все волосы на ее теле вылезли, не осталось даже ресниц, а кожа в области спины, плеч, шеи и затылка покрылась розоватыми пятнами, сошедшими после трех недель тренировок, но не до конца. Волосы же росли медленно. В остальном ничего не изменилось.

А теперь ее некогда милое круглое лицо превратилось в жуткую маску. Скулы и подбородок заострились, нос вдавило внутрь черепа. Рельефными на худом лице остались лишь верхушка тонкокрылого носа да полные губы. Отросшая неровными прядями щетка волос на голове приобрела странный зеленоватый оттенок, что было заметно даже при мутном свете зимнего солнца, проникавшего сквозь оплывшие слюдяные стекла маленького окошка. Пятна на коже ороговели, побурели и лоснились, как рыбья чешуя. Радужка глаза пожелтела, увеличившись в размере, зрачок уподобился змеиному, уши приобрели почти правильную округлую форму, череп сузился и вытянулся. Поверх бурого рубца на левом глазу, склеив веки, наросла тонкая пленка, которая теперь и сходила с кожи. Олга стала похожа на гадюку со скальпом стриженой кикиморы на лысой макушке.

Змея закрыла лицо руками. Ее била крупная частая дрожь. Бессилие что-либо сделать, противостоять вторжению, мучило ее в этот момент больше, чем собственное уродство. Кровь закипала от жгучей, не находящей выхода ярости. Она осознавала беспричинность и странность такой внезапной и сильной вспышки ненависти ко всему живому, но не могла совладать с этой стихийной лавиной чувств.

“Я схожу с ума?! Что со мной?! – испуганными зверьками метались мысли. – Человек борется со зверем! Неужели я настолько слаба, что не смогу побороть в себе это бушующее чудовище?!”

Страх победил. По какому-то странному извращенному закону, установленному Всеблагим Творцом в назидание детям его, именно это низкое подлое первобытное чувство в большинстве случаев оказывается сильнее. Сильнее любви, добра, рассудительности, преданности. Сильнее смерти. Воистину, сей закон универсален, он не имеет ни положительного, ни отрицательного знака. Чтобы выжить, необходимо бояться. Олга усвоила этот закон. Иной способ поведения в ее жестоком мире – безрассудство, несущее смерть.

Она тряхнула головой, глубоко вздохнув, подавила дрожь и снова взглянула в зеркало. Лис стоял за ее спиной. Острый холод металла прошелся вдоль позвоночника Ученицы и уперся под ребро. Глаза Учителя светились в полумраке, отражаясь в зеркале, как два мерцающих огонька. Змея застыла в напряжении, ожидая удара. Она, погруженная в свои мысли, даже не почувствовала, как он подкрался сзади. Теперь же, всем своим сжавшимся в комок страха существом, она ощущала мертвый холод его кожи, глубокое мерное дыхание, тяжелый поток его мыслей – подавляющих, сминающих, его власть.

Лис несколько секунд разглядывал ее отражение. Кинжал перекочевал к Змеиной шее.

– Первое правило духа, – тихо произнес он, касаясь ледяными губами нежной кожи уха, – всегда быть начеку, иначе – смерть.

Олга задрожала.

– Второе правило духа – иметь глаза на затылке и всегда держать их открытыми, иначе – смерть.

Рыжий с шумом втянул ее запах, проведя носом вдоль шеи. Змея брезгливо дернулась, наткнувшись на острие.

– Третье правило духа – всегда носить при себе оружие, иначе – смерть. Это – основа нашей с тобой жизни, милая, – он снова поднял взгляд. Его губы растянулись в ухмылке. – Это – твоя молитва. Твой бог – меч. Твой храм – ты. Твой священник – я.

Лис коротко резанул кинжалом по горлу. Тягучая струйка крови поползла вниз, собираясь в яремной впадине густой, влажной, живой каплей. Рана моментально затянулась, но боль, обостренная ожиданием, осталась. Рыжий собрал дрожащий сгусток пальцем и, отправив его в рот, бесшумно отступил, растворившись, будто и не было.

Олга боялась шевельнуться, пока за чернявым психом с легким хлопком не закрылась дверь. Она тяжело оперлась на край раковины, глядя на свое отражение. Свободной рукой Змея медленно потянула за тонкую пленку, стягивающую веко, и открыла левый глаз.

– Ничего не изменилось, – тихо прошептала она, – он убьет меня. Рано или поздно, но он убьет меня. Зачем ему это все!

Ее лицо исказила жуткая злая гримаса, и осколки разбитого зеркала мелодичным перезвоном посыпались на пол. Олга упала поверх вороха одежды на лавку, захлебываясь слезами.

В соседней комнате Лис сморщился от резкой головной боли, вгрызающейся в мозг, как сотня острых кинжалов. Он поправил повязку, но это не возымело должного эффекта.

– Вот стерва! – зашипел он и схватил плеть. Боль успокоилась, как только истерзанная наказанием за нанесенную ему тогда, в старом убежище, рану Олга прекратила реветь и вообще подавать какие бы то ни было признаки жизни.

Они ели молча, как всегда. Олга уставилась в тарелку, лишь бы не смотреть на ненавистное лицо напротив. Спина после вчерашней порки уже не болела, но обида мучительно давила на грудь, не давая покоя. Мысли все время крутились вокруг одного и того же вопроса: за что он так меня, за старое треснувшее зеркало?! Но Лис никогда не проявлял особой любви к различного рода дорогим побрякушкам. Вещи мало что для него значили, а на собственную внешность ему вообще было наплевать. Нет, еще как-то можно было понять вспышки лисьей ярости, когда она ошибалась во время уроков, грубила или перечила ему, пыталась сбежать или отлынивать от работы по дому. Но теперь-то, за что он так нещадно избил ее? За паршивую стекляшку?! Может быть, с этой вещицей связаны какие-то важные для Лиса воспоминания? Вряд ли. Тем более, что зеркало было навешено специально для нее, в этом Змея была уверена. Тогда за что? Олга, конечно, допускала, что Лис – просто помешанный на жестокости изверг, но, если как следует поразмыслить над его поступками, то зверства Рыжего всегда имели под собой основу, и объяснить его злобность можно было чрезмерной неуравновешенностью и вспыльчивостью характера. До последнего случая. Это было всего лишь зеркало! Так он ее не избивал даже в конце лета, когда покушение на лисью жизнь кончилось неудачей. Для нее.

Олга задумчиво мяла вываренный кус мяса, размазывая ложкой волокна по стенкам миски, и изредка исподлобья поглядывала на Рыжего. Он же рассеяно отправлял в рот дымящееся варево, не обращая внимания на отвратительный вкус. Готовить Лис не умел.

О чем бы он ни думал, но Олга была крайне удивлена, заметив тень страдания на его лице в тот момент, когда он положил ложку и уставился на нее своими глазищами. Или ей это только показалось? Так или иначе, но Олга поспешила опустить взгляд, ибо кто знает, как Учитель расценит такое наглое изучение своей особы. Да и, что греха таить, она боялась этих бездонных глаз, которые в данный момент внимательно разглядывали – она чувствовала – шрам на левой щеке.

– Ну? Долго ты там будешь ковыряться?

Олга застыла, крепко сжав под столом собранный в кулак подол рубахи. В его голосе не было враждебности.

– Знаю, что гадость…

Олга бросила на него быстрый взгляд. Холодные пустые глаза. Как у дорогой фарфоровой куклы!

– С сегодняшнего дня будешь сама готовить.

Она не верила своим ушам.

– А теперь сядь прямо, как подобает духу, и слушай, что я буду тебе говорить.

Значит, бить не будет. Аккуратно положив ложку и опустив обе руки на колени, Змея расправила плечи и уперлась взглядом в кадык на лисьей шее. Он несколько мгновений молчал, видимо ожидая, что ученица сподобится-таки посмотреть ему в лицо, но, не дождавшись, усмехнулся и, перебирая пальцами по столу, начал неимоверно длинную, пристойную для Лиса речь.

– Я намерен наконец-то поздравить тебя с пробуждением духа и преодолением первой ступени ученической лестницы. Мой … Учитель называл ее “грань ярости”.

Олге показалось, или Лис действительно споткнулся, упоминая своего наставника?

– Ты по тупости своей, конечно, не поняла сути первой части обучения. Смысл достаточно прост. Объясняю: твоей прямой задачей являлось преодоление всех – хороших и плохих – чувств. Достижение полного спокойствия и холодности разума в присутствии сильнейшего… – нелюдь сосредоточенно подбирал нужное слово, – в присутствии сильнейшего раздражителя. А теперь слушай и вникай, я постараюсь доступно объяснить, зачем это нужно.

– Духи – то бишь мы – существа, наделенные огромной силой и способностями. Когда мы … рождаемся, к каждому новоиспеченному “сыну смерти” приходит оракул и ставит Печать. Делается это с одной целью – запереть излишнюю … горячность нрава. Идеальный воин не чувствует ни страха, ни любви, ни ненависти, вообще ничего. Убийца хладнокровен.

Лис задумчиво помолчал, глядя куда-то в сторону и перебирая длинными пальцами волосы на затылке. Олга не могла понять причины, но говорить ему было трудно, даже если учесть, что Лис вообще не любил разглагольствовать. Он предпочитал ругаться, язвить и сквернословить в адрес своей подопечной. Учитель усмехнулся и произнес:

– У духа отбирают душу… Чтобы у него не возникало лишних желаний. Как то: поработить мир, захватить власть или еще что-нибудь в этом роде. Но духи способны на ярость, когда их пытаются убить, обокрасть, в общем, влезть на … частную территорию. Способны на холодную “белую” ярость…

– Так как все люди разные – одни менее, другие более сильны характером – то и “сыны смерти” из них получаются различные. Печать всегда можно сломать или повредить, надо только приложить усилия. Поэтому наставники – Учителя, Мастера или Старшие, в различных кланах их называют по-разному – закрепляют действие Печати: обучают Младших испытывать “белую”, или холодную ярость к врагам. К тем, кто посягает на их территорию. Постепенно подобное чувство выжигает ослабшую под Печатью душу. На место прежних … эмоций приходит полное спокойствие и бесчувственность. Чистый разум никогда не сделает глупой ошибки в бою или в жизни. В отличие от ослепленных чувствами идиотов…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации