Текст книги "Вояж по-турецки"

Глава 4

На званый обед в дом семьи Мевланоглу мы должны были прибыть только через час. Мы уже давно оделись и сложили в огромный подарочный пакет всю гору привезённых из России гостинцев, среди которых почётное место занимал бородинский хлеб в вакуумной упаковке и балтийские шпроты, страстным поклонником которых являлся Али. А также банку красной икры, по которой так скучала на чужбине Оля.

Чуть поколебавшись, я положила в пакет бутылку русской водки для главы семейства. Вопреки расхожему мнению, мужчины в современной Турции весьма уважают традицию встретиться иногда вечерком с друзьями и пропустить по стаканчику, а баснословная по нашим российским меркам цена на крепкий алкоголь автоматически возводила мой скромный сувенир в статус почти шикарного подарка.

Мы, конечно же, запаслись подарками и для Олиных девочек. Русские сказки и кубики с русской азбукой в картинках пестрели яркими красками на самом дне пакета. Не забыли мы и о маленьком сувенире для помощницы по дому. Оля Фатму очень ценила.

Севка был неотразим в своей новой небесно-голубой рубашке в тонкую белую полоску и классических синих джинсах. Дабы соответствовать его великолепию и не ударить лицом в грязь перед уважаемым отцом Али, я нарядилась в приличествующее случаю платье изумрудного цвета и приталенного кроя, которое, как я знала, очень шло к моему свежеприобретённому у любимого мастера медовому оттенку волос.

Коротая минуты перед выездом в гости, мы с сыном сидели с напитками в отельном лобби и рассматривали видео, которые Севка отснял накануне вечером. Он никак не мог решить, которые из них наилучшим образом подойдут для его канала.

На этот раз я смотрела ролики с любопытством. Сын явно стал гораздо лучше снимать. Картинка почти не трясётся, не растекается. Он начал ловить «правильные» углы освещения, а сюжетные линии его роликов стали принимать логичные и весьма интересные рамки.

– А это что? – спросила я, когда Севка включил шумное и какое-то тёмное видео.

– Это я на взрослой дискотеке снимал, – весело ответил сын. – Ты смотри, смотри, сейчас смешно будет. Я хочу другую песню туда наложить и… Вот, вот, смотри!

Он ткнул пальцем в экран и расхохотался так заразительно, как это умеют делать только дети. Девушка-бармен, подошедшая к нам, чтобы забрать пустые бокалы, не удержалась и тоже заглянула в его телефон. Теперь они хихикали вдвоём.

Я вгляделась в мигающий разноцветными дискотечными огнями экран. В центре танцпола отельного дискоклуба отжигал уже знакомый нам Виталик, изображая, очевидно, нижний брейк-данс (которым он, судя по всему, не владел). Рядом с развесёлым танцором стояла его леопардовая фея с весьма напряжённым выражением на лице и что-то отчаянно пыталась ему внушить, энергично размахивая при этом руками. Текст её речи, видимо, заглушала громкая музыка, потому что Виталик продолжал самозабвенно выдавать свои танцевальные пируэты и явно чувствовал себя суперзвездой.

– Сев, я же запретила тебе снимать посторонних людей, – забубнила я уже набившую мне оскомину фразу в не-помню-уже-какой раз.

– Да ладно, он даже и не заметил, – по обыкновению беспечно отмахнулся мой ребёнок.

– Он всегда очин смишно, – одобрила видеозапись девушка-бармен и, весело подмигнув Севке, загремела посудой.

Видимо, Виталик успел уже наследить и в лобби-баре.

– Вот видишь, ей тоже нравится, – ткнул пальцем в сторону удалявшейся с подносом девушки сын, – и мне было чем заняться, пока ты там на массаже своём лишние полчаса торчала.

«Действительно, не с другими же детьми ему общаться и играть в подвижные и познавательные игры, когда в руках, о счастье, есть телефон», – с раздражением подумала я.

Дом семьи Мевланоглу оказался просто замечательным. Светло-серый, под красной черепичной крышей, окружённый симпатичным ухоженным садом и кажущийся весьма скромным снаружи, внутри он был очень просторным и вмещал в себя неимоверное, для моего неискушённого взгляда, количество комнат. При этом помещения в доме были расположены и оформлены так ладно и по-современному дерзко, что я получала колоссальное эстетическое удовольствие, расхаживая по ним следом за без умолку щебетавшей Олей.

– Вот, это наш этаж. Верхний. Девочки ещё спят, поэтому детскую покажу тебе позже. Папа Керем живёт на втором этаже. Там же у него находится кабинет. Бумаги, книги, комп и всё такое… – Оля закатила глаза. – Там есть ещё гостевая спальня. И на нашем этаже тоже есть. А я больше всего люблю гостиную и столовую. Они на первом. Пошли скорей, Али их недавно обновил.

И подруга нетерпеливо потащила меня вниз по лестнице, схватив за широкий рукав платья. Севка с серьёзным видом запечатлевал интерьеры дома на свой телефон (наконец-то он выложит на своём канале действительно интересный для бабушки контент).

Мы с Олей вскоре уселись в гостиной на мягкие диваны приятного карамельного цвета и стали болтать, как прежде, обо всём подряд, поджидая мужчин, которые должны были прийти к обеду с минуты на минуту.

– У Али рабочий день, – пояснила Оля, – но сегодня только до обеда. А у папы Керема вообще-то выходной. Но там что-то на работе у них случилось, ну и вот. Но всё равно он придёт, раз обещал.

Подруга определённо гордилась своими мужчинами, и старшим, и младшим. Здесь надо сказать, что свёкор Ольги работал в полиции.

«Каким-то начальником», – пояснила она мне, когда собралась замуж. Каким именно – она с тех пор мне не уточняла. И я очень сомневаюсь, что Оля сама знала должность своего свёкра хотя бы приблизительно. Для неё он был просто обожаемым папой Керемом и нежным дедушкой её девчонок, которых любил и баловал просто до умопомрачения.

Раньше, насколько я помню, господин Мевланоглу регулярно ездил в командировки. «Ловить преступников», – как лаконично пояснял его сын. Но сейчас он вроде бы перешёл на более спокойную работу. По крайней мере, его частые командировки прекратились.

«Преступники есть и на соседней улице», – весело комментировал это обстоятельство Али.

Мужчины приехали домой почти одновременно. Мне не удалось присутствовать на турецкой свадьбе ребят (Севка тогда сильно заболел), поэтому отца Али я вживую увидела впервые.

Господин Мевланоглу оказался человеком среднего роста и среднего же телосложения. Чёрные волосы с проседью, усиливающейся на висках, гладко выбритый подбородок, крупный прямой нос, аккуратные усы и неожиданно светлые пронзительные глаза (видимо, Али унаследовал свои чёрные смеющиеся глаза-вишни от покойной матери).

Олин свёкор был одет в серые идеально выглаженные брюки, сорочку сильно разбелённого оттенка исландского ледника и мягкий клетчатый пиджак, тоже серый, гармонирующий со стальным цветом его глаз. Завершали продуманный элегантный образ наверняка какие-нибудь модные и жутко дорогие ботинки.

Я покосилась на улыбающегося Али в неизменных чёрных джинсах и помятой футболке с эмблемой какого-то университета и подавила грустный вздох. Впрочем, у Али взамен была масса иных достоинств, а его отец стоял сейчас в собственной гостиной вовсе не в дорогих ботинках, а в мягких домашних туфлях.

Далее последовали положенные случаю церемонии, приветствия, объятия, расспросы.

Господин Мевланоглу действительно с первых же минут расположил нас к себе, а впоследствии и вовсе совершенно нас очаровал. Он вёл беседу с достоинством хозяина, но при этом так часто, весело и остроумно шутил, что от моего первоначального стеснения очень быстро не осталось и следа.

Севка болтал с ним со скоростью стрекочущей сороки на жуткой смеси русского и английского. Удивительно, но они вполне понимали друг друга. Господин Мевланоглу несколько месяцев назад нашёл время и всерьёз взялся за изучение великого и могучего, по его словам, «чтобы общаться со своей семьёй на всех языках, которыми она владеет».

Судя по периодически доносившимся до меня коряво построенным фразам с обеих сторон, основной темой их беседы было кино и все связанные с ним технические моменты. Я даже не пыталась вклиниться в столь серьёзный мужской разговор, тем более предмет его так живо интересовал моего сына.

Обед, приготовленный помощницей Фатмой, был превосходным. Правда, Севка, несмотря на все наши коллективные уговоры, от невероятно вкусной запечённой баранины вежливо отказался. Зато припасённым бывалой Фатмой специально для такого случая простым куриным наггетсам мой сын был очень рад. А огромный шоколадный торт и вовсе превратил его день в праздник.

Затем проснулись Дерия и Мария. Две тёмноволосые куклы в одинаковых голубых платьицах сразу же и полностью захватили всеобщее внимание. Оля и Али снова рассказывали наперебой уже знакомую мне историю, как они долго выбирали имена девочкам, как спорили до хрипоты, и в итоге вышел вот такой забавный интернациональный компро– мисс.

Оля тут же не удержалась и победоносно прибавила, что Дерию она всё равно называет Дашей.

Смеющийся и совершенно счастливый господин Керем сидел в глубоком кресле, обвешанный что-то лопочущими внучками. Севка тёрся рядом, с восторгом записывая их воркование на диктофон (он за неимением младших членов в своей семье просто обожает всех окружающих его малышей) и поминутно отбирая то у Маши, то у Даши свой драгоценный гаджет. Девочки вполне предсказуемо проявляли повышенный интерес к этой светящейся штучке.

Мы с Олей бурно обсуждали, на каком языке из трёх сначала заговорят девочки (с мужем моя лентяйка-подруга, всё откладывавшая на потом изучение местного языка, до сих пор общалась на английском). Али разливал по фигурным бокалам только что приготовленный коктейль.

Из глубины кресла господина Мевланоглу раздался звук, изображавший звонок старинного телефонного аппарата.

Мужчина посмотрел на экран своего смартфона, посерьёзнел, извинился и, осторожно опустив девочек на ковёр, вышел из гостиной. Внучки сразу же с топотом побежали за ним.

– Работа, – развёл руками Али и поднял свой бокал.

Глава 5

Новый год – традиционно праздник очень семейный, для подавляющего большинства соотечественников даже домашний. Это каждому известно. Для меня же данное обстоятельство неожиданно заиграло новыми красками, когда я стала периодически практиковать встречу Нового года вдали от родины. И чем дальше от дома я оказывалась – тем ярче воспринимались эти краски. Попробую объяснить.

Когда ты не дома, не рядом со своими корнями, не окружён семейными привычками, обычаями, вкусами и запахами (как вариант, в качестве семьи здесь может выступать давно сложившаяся компания друзей или коллег), и особенно если ты не в своей стране, Новый год чувствуешь совершенно иначе. Пусть даже рядом с тобой его празднуют десятки соотечественников, а отель прекрасен и изо всех сил старается угодить и создать родную для русскоязычных гостей атмосферу, всё равно это не «наш» Новый год. Какой-то чужой, будто ряженый. И начинается это душевное смятение обычно с самого утра 31 декабря.

Откровенно говоря, я не помню, чтобы когда-либо меня это сильно расстраивало. Кроме того, зачастую это даже очень интересно, а «ненашесть» обычно компенсируется массой других позитивных моментов и тёплых воспоминаний.

Однако каждый раз утром 31 декабря, находясь вне дома, я по-прежнему с робкой надеждой начинаю чутко прислушиваться к себе на предмет появления того особенного, детского, взбудораженно-суетливого новогоднего настроения. И каждый раз к вечеру, уже садясь за праздничный стол, я вынужденно признаю тщетность своих попыток это настроение поймать. Видимо, только дома новогодний дух мы впитываем кожей прямо из морозного воздуха.

Утро в курортном городе выдалось солнечным, хотя, если верить прогнозу, нас ожидали сплошные проливные дожди аж на двое суток. Оставалось только порадоваться, что на этот раз нестабильная зимняя приморская погода обманула синоптиков в нашу пользу.

Севки в номере не было. За прошедшие два дня он полностью освоился на местности и теперь самостоятельно курсировал по территории отеля. Он наверняка уже позавтракал и плотно обосновался в одном из кресел лобби с телефоном и стаканом любимой колы.

Так и есть, чемодан открыт, Севкиного гаджета в нём нет.

Я написала сыну в мессенджер гневное текстовое сообщение и стала собираться на завтрак.

В лобби ощущалось необычное оживление. Прибыла весьма пёстрая и шумная группа новых гостей. В ожидании ключей от номеров они рассаживались на диванах и креслах и эмоционально общались между собой. Официанты сновали от гостя к гостю, предлагая кофе. Дети лавировали между ними, визжа, бегая, передвигая расставленные между диванами разноцветные мягкие пуфики. Двое из них швырялись блестящими коробками, изображавшими до этого момента подарки под установленной в центре холла новогодней ёлкой. А один мальчик даже выудил откуда-то серебристого пластикового оленя размером почти с него самого и принялся скакать на нём, периодически издавая боевой клич.

– Это монгольская группа, – с приветливой улыбкой встречая меня у входа в галерею перед рестораном, пояснил менеджер Ахмед. – У них всегда очень шумная ребятня. Что вы хотите – дети степей! Но не волнуйтесь, мадам Луба, они обычно шумят только днём. Скорее всего, монгольские гости даже на праздничный ужин придут без детей. Режим!

Последнее слово Ахмед произнёс с видимым уважением, и я мигом отбросила прокравшуюся было мысль, а скорее даже невнятное подозрение о прозвучавших в начале его речи лёгких националистических нотках.

– Режим – это очень похвально, – поспешила я присоединиться к одобрению такого подхода к воспитанию. И ещё раз, прежде чем пройти в ресторан, попыталась глазами найти собственного ребёнка, которого лично я к режиму приучаю девятый год без видимого успеха.

Севку я не приметила. Зато перед моими глазами возник какой-то разноцветный и местами блестящий контейнер высотой примерно в человеческий рост, как раз в ту минуту протискивавшийся снаружи в центральный вход отеля. Вслед за контейнером в холл, отдуваясь, вплыл толкавший его отельный служащий. За ним появилась бледная длинноволосая брюнетка, державшая в руке кожаную дорожную сумку. Она встала перед входом и принялась давать какие-то указания парню с контейнером.

Затем в расступившиеся стеклянные двери вошёл весьма любопытный и запоминающийся с первого взгляда персонаж. Долговязый мужчина с большими ногами и руками, наметившимся брюшком и крашенными в русый цвет волосами (которые совершенно не гармонировали с его яркими, различимыми даже с большого расстояния чёрными глазами и бровями) был одет в очень светлые брюки, желтоватую футболку с принтом и ярко-красную косуху с коричневой аппликацией в виде растопыренных перьев на одном из её рукавов. Мужчина встал рядом с брюнеткой и величественно оглядел холл.

– Орёл! – машинально хихикнула я.

– О, мадам Луба! Вы знаете этого артиста? Кенан Карталь будет петь у нас сегодня ночью. – Ахмед явно был поражён, приняв мою случайную несдержанность за глубокие познания в вопросах местной поп-музыки.

А между тем афиша с анонсом, прочитанная нами с Севкой прошлым утром, в моей памяти всплыла только сейчас. Помнится, в тексте афиши приглашённую «звезду» именовали как раз «бодрумским орлом». Надо же, как забавно вышло. В жизни бы не узнала этого «орла» без сценического грима, но при этом, хоть и в шутку, при первом же взгляде на артиста назвала его именно так.

Я помотала головой и пожала плечами, отрицая свою осведомлённость о тонкостях турецкой эстрады (совсем забыла, что хотела расспросить о Картале у Ольги), и указала на видневшийся неподалеку стенд с отельной и туристической информацией. Там, понятно, тоже была размещена соответствующая афиша.

Ахмед понимающе кивнул, попутно поприветствовал проходивших мимо нас дам и продолжил:

– К своему стыду, лично я тоже ознакомился с эээ… некоторыми моментами его творчества позже, чем с его рабочим райдером. А именно вчера. Воспользовался интернетом. Предпочитаю обычно, знаете ли, более серьёзную, классическую музыку. Кстати, мадам Луба, «карталь» – ведь это и есть «орёл». Это просто перевод. Иначе подобному артисту никогда не дали бы такого прозвища. Слишком уж благородная птица. – И Ахмед горестно прикрыл глаза.

– Обычно артисты невысокого уровня имеют совершенно непомерные запросы от приглашающей стороны, – подбросила я дровишек в костер оскорблённого музыкального вкуса Ахмеда. – Здесь такая же история наблюдается?

Менеджер снова поздоровался с проходившими мимо гостями и принялся отвечать заговорщическим шёпотом:

– Ах, мадам Луба, как же вы правы! Вы даже не представляете. Я за годы работы в ресторанном и отельном бизнесе насмотрелся, поверьте, на разных выскочек. Настоящий артист, я думаю, должен быть скромен. Ему должно быть вполне достаточно почитания от его любимых зрителей. К тому же настоящий талант почти всегда и так очень прилично оплачивается. Эти же… – и Ахмед пренебрежительно махнул рукой в сторону пустого теперь главного входа, – требуют отдельных номеров под свои контейнеры со сценическими костюмами, французские коньяки перед выступлением, итальянские колбасы после него, ананасы – исключительно с Канарского архипелага, ледниковую воду на завтрак и затейливые коктейли перед сном. Да, и личного официанта чуть ли не круглосуточно. Хорошо ещё, что он не потребовал отстроить за эти два дня отдельный ресторанный зал. И у него, поверьте, ещё не самые наглые запросы.

Я ещё раз взглянула в сторону приглашённой «звезды». «Бодрумский орёл» неторопливой походкой, напоминавшей движение какого-нибудь римского императора среди плебеев, шёл навстречу спешащему к нему полному мужчине (очевидно, представителю руководства отельной сети). За ним сдержанно семенила сопровождавшая его длинноволосая брюнетка. Замыкал процессию обливавшийся потом служащий с разноцветным контейнером и, вполне предсказуемо, выглядывавший из-за его спины Севка с включённым телефоном в руках.

Сделав вид, что не заметила последнего, я проследовала в ресторан.

Глава 6

«Я вырастила шпиона!» Эта мысль маленьким молоточком тюкала меня в висок с каждым ударом пульса, и я не знала пока, как её принять: с гневом или же с юмором.

Мы сидели в лобби с послеобеденными коктейлями, и гордый Севка демонстрировал мне на экране своего телефона процесс оборудования гримёрки для Кенана Карталя (надо же, я запомнила наконец его имя). Или, скорее, костюмерной, потому что добрую половину отведённой под гримёрку комнаты занимал тот самый огромный контейнер, снабжённый кодовым замком (со сценическими костюмами, как я поняла из недавней эмоциональной тирады Ахмеда). Очевидно, размером этой упаковки для артистических нарядов (а имеющиеся лифты были для огромного ящика явно малы) и объяснялся выбор руководством отеля номера на первом этаже с расширенными дверными проёмами.

Севка сказал, что артист «сильно ругался», наверное, как раз по этому поводу.

Кроме контейнера на видеозаписи мелькал также обязательный в таких случаях гримёрный столик с зеркалом, обрамлённым круглыми лампочками, табурет возле него, мягкая софа винного цвета и маленький круглый столик, очевидно, для напитков и корреспонденции. Севка забежал даже в ванную. В этом номере она была обставлена с учётом размещения гостей с ограниченными возможностями.

– Ты как вообще туда попал? – стараясь, чтобы тон моего голоса отражал положенную строгость, а не любопытство, спросила я. – Кто тебя туда пустил?

Севка пожал плечами:

– Мам, тут тётеньки такие добрые работают. Им не жалко, если я чуть-чуть посмотрю. И… в общем, она там всё равно пока пыль протирала, не видела, что я снимаю.

Вопрос отпал. Мой сын просто-напросто втёрся в доверие к горничной, у которой наверняка дома есть такой же безобразник. Телефон при этом он явно не демонстрировал, снимал свои видео тайком.

Я мысленно в очередной раз порадовалась, что мы вовремя закрыли его интернет-канал от внешнего просмотра. Ибо кто знает этих капризных и эпатажных артистов? Не хотелось бы, чтобы Карталь затаскал меня по судам, обвиняя во вмешательстве в частную жизнь звезды.

Не успела я помянуть всуе «бодрумского орла», как он собственной персоной материализовался у барной стойки. На этот раз на Кенане Картале была вполне элегантная тёмно-голубая рубашка, расстёгнутая, однако, на пуговицу-две ниже необходимого. Лишённая растительности грудь артиста выглядывала из импровизированного декольте и отливала атласом. Дополняла образ умопомрачительная «рваная» укладка, ни на минуту не дающая усомниться, что перед нами представитель творческой профессии.

К источавшему на весь холл горько-сладкий аромат гостю резво подскочил официант, на которого я обратила внимание ещё за обедом.

Ребята, видимо, работали по какой-то сложной сменной системе, потому что раньше я этого парня в ресторане не видела. Между тем он был очень примечательным. Высокий, длинноногий, очень симпатичный, если не сказать красивый, парень обладал пышной, крупно вьющейся шевелюрой длиной до подбородка и ярким, чувственным ртом.

«Как с обложки модного журнала», – подумала я, когда мой взгляд впервые выхватил его из общей картины.

Этот официант не подходил за обедом к нашему столику, обслуживая отдельную зону, где располагался столик Карталя. Артист обедал со своей спутницей в компании полного мужчины, который утром встречал их по приезде перед входом.

Сейчас гарсон определённо лез из кожи вон, чтобы «звёздный» гость осыпал его щедрыми чаевыми. В ход шли самые очаровательные улыбки, самые широкие жесты руками, приглашающие устроиться в кресле, оценить меню и продегустировать закуски, самые расторопные действия и чёткие, лёгкие, почти балетные перемещения между предметами мебели.

Карталь с одобрением наблюдал за старательным официантом и даже сунул ему в руку вожделенную купюру. В этот момент в лобби вошла спутница артиста. Она приблизилась к его креслу и села на широкий подлокотник, аккуратно положив ногу на ногу и прикрыв подолом юбки случайно появившееся в её разрезе колено. Сверкнув глазами, явно недобро, в сторону направившегося к барной стойке красавца-гарсона, она поправила свои чёрные блестящие волосы и начала что-то быстро и негромко говорить, кажется, на немецком. До моего слуха приглушённо доносились только отдельные слова и окончания.

«Не турчанка», – удивлённо подумала я и, поспешно поднявшись, направилась к выходу из отеля, не забыв прихватить с собой Севку.

Чтобы ребёнок не обнаружил своей утренней шпионской деятельности при, так сказать, самих её непосредственных объектах. Надеюсь, праздничный новогодний концерт с заявленным на нём фейерверком и «индейка-шоу» (кстати, интересно, что это?) удовлетворят его жажду сбора контента и мне не придётся снова смотреть ролики, снятые в чужих номерах.

На выходе из отеля мы столкнулись с Виталиком, обвешанным пакетами из местных бутиков на манер новогодней ёлки. От него снова интенсивно пахло крепким алкоголем. Очевидно, провожать старый год мужчина начал сильно загодя.

Несмотря на это обстоятельство, шёл Виталик бодро, уверенно и ровно. Он громко и как будто радостно поприветствовал меня, по-доброму шикнул на задевшего его при выскакивании на улицу Севку и встал, поджидая Валентину.

Сквозь стеклянные двери я видела, что та замешкалась при выходе из такси, запутавшись в длинном подоле своего платья.

Мне как раз пришло сообщение на мессенджер, и я задержалась, отвечая на него, в зоне отельного wi-fi.

– Ты мандарины взяла? – осведомился Виталик у подошедшей подруги. И одобрительно хрюкнул: Валя продемонстрировала ему собранные в подол, очевидно на парковой аллее, оранжевые плоды и молча протянула мне два из них.

– Будем делать нормальный Новый год, – сказал Виталик, обращаясь как будто и ко мне тоже. – Они тут не умеют. Сделаем правильный, да, Валюсик?

Девушка что-то односложно ответила, разворачиваясь в сторону бара. Удивительное дело, обычно в излишней коммуникативной потребности с окружающими обвиняют женщин. Здесь же явно наблюдалась обратная ситуация.

Я сделала шаг к выходу.

– Офигеть! – нецензурно в сердцах выразился Виталик.

Я обернулась. Оказалось, причиной сего высказывания был «бодрумский орёл», дефилировавший своей нарочито царственной походкой с коктейлем в руке в сторону лифта. Судя по всему, простоватому Виталию было тяжело привыкнуть к наличию столь яркого персонажа буквально на расстоянии вытянутой руки. Внимание мужика не смогла отвлечь от Карталя даже шедшая за ним чуть поодаль спутница, пусть и гораздо менее экзотичная, однако мерно покачивающая при ходьбе стройными бёдрами в отлично сидящей на них юбке.

– Офигеть! Ох… – озвучил Виталик расширенную, но всё ещё непечатную фразу, отражавшую переживаемый им широкий спектр эмоций.

– Виталь, расслабься, он же артист. Всё в порядке. Он не специально тебя бесит. Просто имидж такой, я говорила же тебе. – Валя неожиданно явила миру дар речи и сделала шаг к замершему на месте кавалеру.

Очевидно, Виталик уже озвучивал ранее своё категорически нетерпимое отношение к представителю современной турецкой эстрады, и Валюше приходилось утешать не в меру чувствительного спутника.

Бросив телефон в карман, я вышла из отеля навстречу свежему воздуху и светлым мыслям.

На море было солнечно, свежо и пустынно. Только вдалеке виднелся собачник с питомцем, судя по размеру и цвету, золотистым ретривером. Волны накатывали на зернистый песок пляжа с тихим шипящим гулом. Морские птицы покачивались стайкой неподалеку от берега.

Севка бросал в воду сливы в надежде привлечь пернатых. Я сидела в нескольких метрах от него на плоском белом камне, выделявшемся на ровной песчаной поверхности пляжа, словно огромная кнопка «Пуск» на каком-нибудь электроприборе.

Книжка, которую я читала, благополучно закончилась, я захлопнула её и стала лениво разглядывать горизонт. С западной стороны небо над кромкой моря, оказалось, стремительно темнело. Видимо, обещанная метеорологами участь провести новогоднюю ночь в сырости нас всё-таки постигнет.

Я крикнула Севку, который всё ещё безуспешно изображал орнитолога, и с грустью показала ему надвигавшуюся тучу.

Сын, по своему обыкновению, отмахнулся, пояснив, что и в отеле тоже хорошо, ведь есть же бассейн, но хотя главное – чтобы фейерверк не отменили. И продолжил тратить на птиц свои запасы сливы. Благо фруктами, так же как и колбасой для окрестных кошек, моего проныру щедро снабжали в отельном ресторане.

Решив, что десять минут до начала дождя у нас ещё наверняка имеется, я расправила затёкшую спину и глубоко вдохнула замечательный коктейль из мелких солёных брызг и едва уловимого дыма. Судя по всему, неподалёку готовили традиционный кебаб.

Ветер усилился и теперь трепал мои волосы. По пляжу нёсся бумажный пакет с яркой эмблемой местной сетевой пиццерии. Севка предусмотрительно вцепился руками в свою бейсболку.

За спиной что-то хрустнуло. Я обернулась и увидела женскую фигуру, буквально завёрнутую в тёмно-зелёный плащ с капюшоном. Судя по всему, женщина только что вышла к морю и теперь быстрым решительным шагом удалялась в сторону узкой необорудованной зоны побережья, расположенной по соседству с нашим отельным пляжем. Под её ступнями с хрустом ломались веточки, принесённые ветром на мощённую деревянными рейками дорожку.

Дойдя до «дикой» зоны, женщина резко остановилась и села у моря прямо на песок. Ветер сорвал с неё капюшон, и вверх взметнулись чёрные блестящие волосы.

«Виталик всё-таки вывел из себя Валюшу», – с улыбкой подумала я, щурясь под лучами особенно яркого предштормового солнца.

Ветер становился всё злее. Очередной порыв принёс первые дождевые капли, они неприятно кольнули меня в щёку, и я встала. Севка расстроенным взглядом проводил взлетевшую как по команде и теперь уносящуюся вдаль стаю.

Всё, пора бежать под крышу. Мы схватили друг друга за руки и помчались что есть духу по направлению к отелю.

Уже минуя выход с пляжной зоны, я обернулась. Девушка и не думала покидать пляж. Капюшон её плаща снова был надвинут почти на нос. Она смотрела вперёд, в поминутно темнеющую морскую гладь. Дождевая туча неотвратимо надвигалась и накрывала курортный город мраком, а на песке у моря виднелась неподвижная стройная женская фигура в темно-зелёном плаще. И ещё парень, бесстрашно гуляющий перед надвигающимся штормом со своим ретривером.