Текст книги "Земноводное в кармане, или Сумасбродные похождения Лилит Ханум, женщины, любящей приключения и не признающей ограничений, да не станет она образцом для подражания"

Глава четырнадцатая
Старое кладбище

Со всеми этими ремонтными и любовными заботами Лилит Ханум совсем забыла о том, что ей необходимо привести в порядок и свою будущую вечную обитель. Как-то утром, вспомнив о том, что в новом доме она будет жить только в этой жизни, а впереди еще и вечная, Лилит Ханум взяла веник, ведро и тряпку и отправилась на кладбище. Идти было две минуты, и Лилит в который раз подумала, что, когда придет ее смертный час, дочери и гипотетическим внукам будет очень удобно ее хоронить: никуда не надо везти и можно изрядно сэкономить на катафалке. Погода была отменная, в соседних садах щебетали птицы, и Лилит Ханум решила, что дорога до кладбища столь прекрасна, что ее последний путь будет весьма приятным. А вообще, думала она, уже одной ногой ступая на кладбищенскую землю, ну ее, эту похоронную процессию, можно же прийти заранее, не торопясь, без всей дурацкой скорби, и не напрягать потомков: заранее окопаться и улечься, благо все рядом, все такое родное и уютное. Подобно многим своим ровесницам, Лилит привыкла рассчитывать на себя, и только на себя. Как и многим из родившихся в семидесятые, ей не стали опорой ни постаревшие, но так и не повзрослевшие родители, ни возникающие в ее жизни и пропадающие в самый нужный момент мужчины, так что от самой мысли, что после смерти придется кого-то напрягать, чтобы несли гроб, устраивали похороны и поминки, становилось как-то неловко перед окружающими. Что она, сама не справится, что ли?

Глядя на памятники из белого и черного мрамора, она прикидывала, что и памятник нужно заказать заранее, а то этим придется заниматься дочери, опять же ей лишние расходы и лишние хлопоты. Задумавшись об этих важных вещах, Лилит Ханум не заметила, как прошла мимо нужного поворота и очутилась среди хаотичного нагромождения оград. Тропинки между оградками заросли травой, так что было не видно, куда ступаешь. Со всех сторон с памятников на Лилит Ханум смотрели серьезные печальные лица. «Ну уж нет, я на своем памятнике сделаю веселое фото, с улыбкой. А то потомки посмотрят и подумают, что жизнь у меня была очень скучная и неинтересная, а я сама была нуднейшей старухой».

О любезный читатель! Никогда не предавайся таким мыслям, ибо мы уже слышали легенду про ангела с записной книжечкой. В тот самый момент, о котором я веду речь, удивленный ангел пожал плечами и сказал: «Странные желания, ну ладно…» – и предоставил Лилит Ханум возможность немедленно освободить потомков от неприятной необходимости доставлять ее тело на кладбище.

Ступая по заросшим буйной травой кладбищенским тропинкам, наша героиня не заметила, что прогуливалась тут не одна. Длинная упитанная серая змея также совершала моцион близ могил и была неприятно удивлена человеческой ногой, ступившей в опасной близости от ее хвоста. Испуг был обоюдным: змея потоком ртути кинулась прочь с тропы, а Лилит Ханум бросилась удирать в противоположном направлении, причем, в отличие от змеи, не молча, а громко призывая святого Патрика немедленно явиться в Кярманистан и навести там порядок, как он это сделал в Ирландии.

Ангел с книжечкой обиженно хмыкнул: скончаться от укуса змеи, практически находясь на краю собственной могилы, – разве это не изящное решение поставленной задачи?

Поскольку душераздирающие вопли на кладбище раздаются нечасто, на крики Лилит Ханум отреагировали немногие находившиеся здесь живые.

– Эге-ге! – раздался зычный мужской голос. – Кто там? Что случилось?

Лилит узнала его, это был бессменный кладбищенский сторож, пожилой человек неопределенного возраста, сын гречанки и ассирийца, местный уроженец.

– Это я, Лилит! – ответила она. – Где вы, Харон Нергалович?

– Тут я, тут! – донеслось из-за могил. – Что с тобой?

– Змеяааааа!

– Где змея? – Из-за живописного нагромождения оград и памятников показалась макушка, слегка припорошенная редкими седыми волосами, выдающийся коричневый нос на не менее коричневом лице, потом широкие плечи, толстый живот и, наконец, короткие ноги, – и весь дядя Харон материализовался перед Лилит, которая уже перешла с бега на шаг.

– Там, – махнула рукой Лилит Ханум.

– Ты на нее наступила?

– Не успела.

– Слава богу. А что ты делала в той части кладбища? Твоя могила не здесь.

– Я заблудилась.

– Ну сколько же можно напоминать – три шага направо от статуи плачущего ангела! Пойдем провожу.

Едва протискиваясь в узкие для его грузного тела проходы между огражденными участками, дядя Харон зашагал прочь, шевеля траву суковатой палкой, чтобы отпугнуть пресмыкающихся всех мастей. Попутно он утешал Лилит Ханум, рассказывая, что змеи редко нападают на людей и обычно делают все, чтобы избежать встречи с двуногими. К тому же укус не всякой змеи ядовит, опасаться следует только гадюки и гюрзы, а их тут явно не подавляющее большинство. И, скорее всего, змея сама перенесла тяжелое моральное потрясение, от которого не скоро оправится. – Надеюсь, ее тоже кто-нибудь вот так же сейчас утешает, – засмеялась Лилит Ханум, к которой постепенно возвращалось привычное настроение.

Они дошли до скульптуры ангела, прикрывающего рукой скорбное лицо – этот жест сейчас принято называть фейспалмом, – повернули направо, к кустам пышной сирени, за которым располагался фамильный участок Лилит.

– Вот они, все твои! Я помню их, сам всех закопал, помню каждые похороны! О, какие это были прекрасные похороны! Скромные, но искренние…

– Что, и прадеда моего вы хоронили? – сыронизировала Лилит, но дядя Харон отвечал со всей серьезностью:

– Конечно, я его хоронил, это было в шестидесятом году. А последней похоронил вон ту твою тетю… Да, тридцать лет тут никто не умирал, по санитарным нормам снова закапывать можно. Так что как соберешься, только скажи: сделаю тебе такие шикарные похороны, что их долго будут помнить.

– Спасибо, Харон Нергалович, но я пока не тороплюсь. Я, пожалуй, еще лет сорок, а то и больше побуду по эту сторону земли. – Да кто же тебя торопит-то? Столько дел еще на земле… Это я так, на будущее. – Он посмотрел на Лилит с отеческой нежностью, лучики морщин разбегались от его карих с золотистыми искрами глаз. – Живи, получай от жизни удовольствие, пока молодая. Как там Джафар, не треплет тебе больше нервы?

Лилит отрицательно покачала головой.

– Говорят, его на базаре видели, он иногда приезжает сюда, что-то ему не дает покоя. Ты молодец, что не поддалась ему тогда, а то сперва карнизы заставил бы снять, потом оконные рамы, дверные ручки – и пошло-поехало. Он не бедный человек, просто там, где можно хоть какой-то кусок урвать, он урвет. Он и тут кружил, что-то искал на кладбище, а когда я его спросил, что ему надо, только обругал меня и ушел. А тут, – дядя Харон широким жестом обвел рукой свои владения, – много тех, кого еще его дед выгнал из Персии… Такая у них семейка бандитская! Со всеми соседями перессорился, так что вынужден был продать новый добротный дом.

– То-то мне все соседи так обрадовались, когда я тут поселилась…

– Еще бы! – засмеялся дядя Харон. – А потом вообще странное дело случилось. Я тут приводил в порядок дорожки, а был уже вечер, скоро стемнеет, на кладбище никого. Я уже собирался уходить, как вдруг смотрю: Джафар собственной персоной. Стоит вон там, озирается, как будто что-то ищет, а в руке у него лопата и спортивная сумка. Я ему и говорю: «Ты тут что-то закапывать или откапывать собрался?» Он молчит. Я ему говорю: «Здесь твоих нет никого, они в другой части кладбища, что ты тут забыл?» Он ничего не сказал, а глаза забегали. Развернулся и ушел. Пойди пойми его. Я ему вслед кричу: «Скоро стемнеет, я всех призраков на ночь выпущу!» Пошутил, конечно, не бывает никаких призраков, а он как припустил! Семьдесят лет, а такой проворный!.. Ладно, дорогая, мне надо тут все в порядок приводить. А ты посиди в тишине и подумай о вечном. Заблудишься снова – лучше не кричи, а звони на мобильник. И под ноги смотри, а то вдруг гюрза…

Закончив разговор, заботливый старик помахал рукой и степенно удалился, окидывая хозяйским взглядом свои мрачные владения. Лилит Ханум всегда было интересно, сколько же лет дяде Харону. Но спросить у него она стеснялась. Несмотря на почтенный возраст, он был неизменно бодр и всегда шутил. Юмор у него, конечно, своеобразный, но все понимали, что он не со зла: это профдеформация.

Прибрав свой участок, Лилит Ханум отправилась к выходу, миновала плачущего ангела и…

Глава пятнадцатая
Сватовство по всем правилам

Первая встреча Лилит и дядюшки Сэма была обставлена как положено. Утром почтенный Гиваргис позвонил и сообщил, что будет ожидать Лилит через час вместе с братом в ресторане «Древняя Шахина». По его словам, жених несколько взволнован и трепещет в ожидании встречи. Лилит Ханум тоже попробовала потрепетать, но у нее не получилось: надо было гладить нарядное платье, завивать каре, обводить глаза сурьмой, чтобы казались еще больше, красить ресницы, губы… Хорошо еще, что в наследство от предков ей досталась прекрасная матовая кожа, так что она не пользовалась пудрой и тональным кремом, а то бы сборы затягивались на полдня. Встреча была практически официальной, поэтому было выбрано маленькое черное платье, строгий дорогой пиджак – знай наших! – и шейный платок из пестрого иранского шелка. Поскольку к этому всему великолепию неминуемо прилагались туфли на высоких каблуках, в которых влезть в автобус немыслимо, пришлось вызвать такси.

Войдя в ресторан, Лилит Ханум сразу же увидела двух братьев, одетых а-ля киношные мафиози: оба были в костюмах-тройках и при галстуках. Их лица были так гладко выбриты, что, казалось, в их щеки можно было смотреться, как в зеркало. Запах их одеколонов перебивал все съедобные ароматы ресторанного зала. Все это было очень хорошо и правильно.

Лилит направилась к ним, покачивая бедрами (умеренно, в рамках приличий, конечно же!). Оба брата немедленно поднялись из-за стола, и тут наша героиня испытала первое разочарование. Гиваргис был сухопарым и костюм сидел на нем безупречно, а вот брат оказался пониже ростом, и его фигура совершенно не сочеталась с приятным и даже до какой-то степени благородным лицом.

Многие восточные люди отличаются склонностью к полноте и крепким телосложением. Но – удивительное дело! – те из них, кто проживает на Ближнем Востоке, Закавказье, в России или Западной Европе, обычно обрастают жирком весьма умеренно, и их можно назвать скорее плотными, чем полными. Например, Лилит Ханум не была худышкой, но ее фигура до сих пор напоминала песочные часы, слегка раздавшиеся вширь за последние двадцать лет. Однако те соплеменники, кто перебирался в США или Канаду, изменялись до неузнаваемости и мгновенно становились карикатурными американскими толстяками с маленькой головой и необъятным толстым телом. Именно таким и был Сэм. Все, что находилось ниже шеи, было огромным и колыхалось вокруг него как студень. Лилит Ханум почему-то вспомнила недавно прочитанную научно-популярную статью о планете Юпитер. Юпитер огромен, но приземлиться (или приюпитериться?) на него нельзя, потому что он не является твердым телом. Вот и дядюшка Сэм твердым телом не являлся. Впрочем, элементарная вежливость предписывала держать астрономические сравнения при себе. Лилит мило улыбнулась и протянула руку сначала Гиваргису, потом его заокеанскому брату.

Ее усадили за стол, Гиваргис как старший брат заказал кофе и знаменитую шахинскую баклаву. Сэм, похоже, заметил разочарование невесты и старался вовсю: пододвигал ей тарелку со сладостями и старался, чтобы его улыбка была ослепительной. Уж чем-чем, а белыми зубами он мог похвастаться. Потом он достал из кармана телефон последней модели и продемонстрировал его Лилит, которая, конечно же, похвалила сие чудо техники. Через пять минут разговора ни о чем Гиваргис посмотрел на часы и с тщательно разыгранным сожалением сказал, что ему необходимо с кем-то встретиться, так что он вынужден оставить влюбленных наедине. Церемонно откланявшись, он удалился, а Сэм остался в некоторой растерянности. Судя по всему, он не был особенно искушен в ухаживаниях, что очень понравилось Лилит: как и большинство из нас, она люто ненавидела бабников и считала их позором рода человеческого.

Видя, что Лилит неожиданно потеплела, Сэм приободрился и начал рассказывать о себе, о своем нелегком честном труде и о том, как ему удалось осуществить свою скромную американскую мечту: иметь собственный бизнес. Чем больше он говорил, тем большим уважением проникалась Лилит к этому человеку.

В конце концов его нездоровая полнота – дело поправимое, а вот честность и трудолюбие – огромный плюс для семейной жизни. Сэм снова достал из кармана телефон и принялся показывать Лилит Ханум всякие металлические конструкции и рассказывать про сопротивление материалов. В какой-то момент Лилит пришлось робко напомнить, что она гуманитарий. Сэм спохватился и сменил тему. Он сказал, что хочет погулять по Шахине, которая за время его отсутствия сильно изменилась.

– Да, это точно! – с энтузиазмом воскликнула Лилит. – Весь старый город отреставрировали, сделали несколько пешеходных улиц. В этом году открылась новая картинная галерея, можно туда сходить.

– Надо же, картинная галерея! – усмехнулся Сэм. – Что ж, можно и сходить. Хотя как была Шахина дырой без перспектив на будущее, так и остается.

Лилит такое заявление немного задело. Но Сэм продолжал:

– Ничего, я тебя из этой дыры вытащу.

– Спасибо, не надо! – энергично запротестовала Лилит. Она только представила, что поживет в Америке и тоже превратится в студень, и ей стало страшно.

– Да ладно, – не унимался Сэм, – что ты тут можешь иметь? Тут нет никаких перспектив!

– Ну почему же? – возмутилась Лилит. – Я удаленно работаю над несколькими исследовательскими проектами, пишу, консультирую.

– Но живешь, наверное, в каких-нибудь трущобах, как половина шахинцев.

– Показать тебе мои трущобы? – чуть угрожающе произнесла Лилит и достала из сумочки телефон жестом, которым достают из ножен кинжал.

Сэм с некоторым удивлением рассматривал фотографии ее виллы, цветущего сада, просторного двора, виноградных лоз.

– А теперь покажи свой дом в Чикаго, – потребовала Лилит.

– У меня нет дома, – смутился Сэм. – Я арендую квартиру в кондоминиуме. Но это не потому, что я бедный, просто у меня жена все имущество отсудила при разводе. Та еще меркантильная стерва. Она вообще больная на голову, я надеюсь, что ты не такая.

А вот это уже серьезно насторожило Лилит. Она считала, что о бывших как о мертвых – либо хорошо, либо ничего. Сама она о бывшем муже обычно говорила что-то расплывчатое типа «рано поженились, молодые были, не сошлись характерами», не считая нужным делиться подробностями. Истинную правду гласит старинная пословица: «Слова Павла о Петре больше говорят о Павле, чем о Петре».

Но дядюшка Сэм не заметил тени, пробежавшей по ее лицу. Он гнул свою линию:

– Ну хорошо, допустим, у тебя прекрасный дом. Но все равно, для чего тебе жить в этой филейной части мира? Ты даже не можешь путешествовать!

– Это еще почему?

– Ну… вот скажи мне, например, когда ты в последний раз была в Европе? Ну, скажи, не стесняйся!

– Две недели назад.

Сэм притих. По всей видимости, свой монолог он заготовил заранее и уже продумал весь сценарий пьесы «Успешный американец спасает симпатичную, но нищую женщину из страны третьего мира». Лилит Ханум спасаться упорно не желала. Более того, она выглядела возмутительно благополучной.

– Я как минимум раз в год езжу в европейские страны. А ты часто путешествуешь? – светским тоном спросила она.

– Ну… э… Часто не получается, у меня работа такая, что заказ за заказом. Но бывает. Зимой я ездил в Канаду.

– Ах, как это чудесно! – вежливо похвалила его Лилит.

Сэму пришлось усмирить жеребца своего тщеславия и срочно придумать другую стратегию обольщения.

– Я смотрю, ты женщина успешная и целеустремленная…

– А то!

– Я вижу, мы на одной волне. Я не такой, как многие наши мужчины, которые считают, что женщина умеет только готовить да сплетничать. Мне нравятся умные женщины, которые добиваются всего в этой жизни сами.

На сей раз он не промахнулся. Лилит расплылась в улыбке, ее щеки порозовели. Дядюшка Сэм просиял. Он подозвал официанта, расплатился и предложил своей спутнице прогуляться по извилистым старинным улочкам. Прогулка Лилит понравилась. Они чинно и неспешно шли мимо тысячелетних церквей, мимо старой крепости, наполовину разрушенной землетрясением лет двести тому назад.

– Вот чего у нас в Чикаго нет, – признался Сэм, – так это старинных кварталов. В Америке все новое, история только начинается. И ты увидишь, насколько жить будущим лучше, чем цепляться за то, что было тысячи лет назад. Мы, конечно, очень древний народ и любим свою историю, но впереди у нас будущее, а не прошлое.

Лилит согласно кивнула, но про себя отметила, что ей было бы сложно жить в городе, где нельзя прикоснуться к истории. Но тут уж каждому свое, спорить не с чем. Сэм продолжал свои рассуждения, незаметно придвигаясь все ближе и ближе, так что его пухлая ручка как бы невзначай задевала пальцы Лилит:

– Я уверен, что любому здравомыслящему человеку понравится Америка. Вот поженимся, и ты просто расцветешь, перед тобой откроются такие перспективы, которые здесь тебе и не снились!

– Например, какие? – Лилит становилось любопытно.

– Всякие, разные… – неуверенно произнес Сэм.

– А точнее? Я работала в нескольких университетах, сотрудничаю с исследовательскими центрами. Я могу рассчитывать в Чикаго на тот же уровень?

– Чтооо?! – возопил американский жених, спугнув неожиданно прорезавшимся фальцетом сизарей с крыши старинной часовни.

– Э? – попросила разъяснить Лилит.

– То есть ты хочешь просто так сразу работать в университете?

– Ну, я всегда работала в университетах, я так привыкла. Тут, в Шахине, у меня намечается исследовательский проект с Институтом кярманской филологии. А в Чикаго, наверное, будет еще проще вписаться в университетскую среду, ты ведь мне поможешь?

– Тце, тце, тце, – неодобрительно пощелкал языком и покачал головой Сэм. – Хочешь, значит, сразу на все готовенькое? Я, значит, три года на автомойках и заправках оттрубил, начал с самых, прости Господи, помойных низов, а ты вот так хочешь сразу и в университет?

– А какой мне резон работать на автомойке? Я лучше еще раз в Гейдельбергский университет съезжу и там поработаю.

Карие глаза Сэма выражали полное недоумение.

– А как же замужество, радости брака? Ради этого ты разве не согласна потерпеть?

– Неа. У меня уже был один брак, я уже натерпелась. Второй брак должен быть для комфорта и удовольствия.

Сэм на секунду задумался. В сказанном Лилит был некий здравый смысл, если хорошенько вдуматься. Весь расчет Сэма строился на том, что помани женщину гражданством США и материальным достатком, и она пойдет если не на все, то на многое. Вообще завлечь несчастную женщину легко: пообещай ей счастье даже в отдаленной перспективе, и она побежит за ним, как ослик за морковкой. А вот чем завлечь уже счастливую женщину? Сэм вздохнул, покачал головой, взял руку Лилит в свою и произнес нежно и с придыханием:

– Ты абсолютно права. И я все сделаю для твоего счастья, комфорта и удовольствия.

Лилит потупила взгляд. Прикосновение оказалось приятным, да и бархатный голос Сэма несколько уравновешивал недостаток стройности и плотности. Она начала уже подумывать о том, что надо бы разок смотаться за океан, посмотреть, как там люди живут. Она уже успела объездить большую часть старушки-Европы, некоторые районы русской Азии, побывать в Магрибе, Египте, нескольких странах Ближнего Востока, но ни одну страну Нового Света ей посетить пока что не довелось.

По-своему истолковав мечтательное выражение лица Лилит, Сэм помотал головой туда-сюда, убедился в том, что маленькая кривая улочка безлюдна, обнял Лилит за талию и нежно поцеловал ее в губы. Поцелуй был что надо, но вот объятия как-то не задались. Уж слишком большим и рыхлым был жених, так что Лилит Ханум смогла сполна ощутить, что именно может ощущать космонавт, оказавшийся на поверхности Юпитера. Но в целом Сэм начинал ей нравиться. В конце концов, походит в спортзал, посидит на диете и постройнеет. Да что там спортзал, можно уже сейчас начинать тренировки, например, от хождения вверх-вниз по старым шахинским улочкам тело у всех крепчает. И с этими мыслями Лилит Ханум взяла жениха за руку и потащила по брусчатке наверх, к старой крепости.

Сэм был на седьмом небе от счастья и сыпал обещаниями по поводу поиска места работы в одном из университетов Чикаго. Через час восхождений и спусков бедняга тяжело дышал и с некоторым удивлением взирал на свою спутницу, которая без труда проделала весь этот непростой путь на каблуках, да еще и с прямой спиной. Не желая демонстрировать свою слабость, Сэм предложил невесте присесть за столик в ближайшей кофейне.

– Мне нравится твоя бодрость и твоя энергия, – сказал он.

В знак благодарности за комплимент Лилит Ханум приложила руку к сердцу и наклонила голову.

– Я вот тоже энергичный человек. И очень позитивный. И хочу принести в твою жизнь побольше позитива.

– Это очень хорошо, но как именно?

– Все-то тебе разъясни, как именно, – добродушно рассмеялся Сэм. – Ты мне очень нравишься, и я желаю тебе только добра. У тебя будет совсем другая жизнь, только тебе надо чуть-чуть поменяться.

– Тебя что-то во мне не устраивает? – удивилась Лилит. Если судить по тому, что, улучив момент, Сэм во время прогулки поцеловал ее еще раз, а потом еще два, уже более проникновенно, не похоже было на то, что она его в чем-то не устраивала. – Ну не то, чтобы не устраивает, – покачал головой Сэм, – даже не в тебе дело, а в том, что здесь, в Кярманистане, вы все какие-то старорежимные. А я американец, свободный, современный человек. И знаешь, что я открыл для себя в Америке? Новое мышление, да!

Лилит захлопала густо накрашенными ресницами. Она совершенно не понимала, к чему клонит собеседник. А Сэм тем временем распалялся:

– Вот ты живешь тут, в этом болоте… Да, что-то делаешь, куда-то выезжаешь, но разве это жизнь?

– В моем понимании да.

– Вот именно – в твоем понимании. Это от узости твоего кругозора.

– Но-но, полегче!

– Не перебивай, – неожиданно повысил голос Сэм, – я еще не договорил. Ты просто не хочешь измениться, тебе надо выйти из зоны комфорта!

– О нееет, – запротестовала Лилит, тоже повышая голос. – Я совсем недавно перекроила свою жизнь полностью. А насчет зоны комфорта – я только что впервые в жизни смогла туда наконец-то попасть и не выйду оттуда ни за какие коврижки!

– Вот! – торжествующе воскликнул Сэм. – А я что говорил? Вот ты говоришь, что ты перекроила свою жизнь, а на самом деле ты думаешь совсем другое.

Лилит выпучила глаза и даже не нашлась, что возразить. А Сэм не унимался:

– На самом-то деле ты думаешь вот что: «Тут я только отдыхаю, а в Америке мне придется работать, там никто не ленится, а я хочу ничего не делать и побольше отдыхать, именно поэтому я переехала в Шахину». Так ведь?

– Дорогой Сэм, ты у нас, видимо, телепат?

– Теле… кто?

– Я говорю, ты у нас мысли читаешь на расстоянии, да? И лучше меня знаешь, о чем я думаю? И считаешь, что я тебе вру?!! – В голосе Лилит послышался звон булата.

Теперь настала очередь Сэма похлопать густыми длинными ресницами.

– А что ты злишься-то так? – удивился он. – Взяла и на ровном месте злишься. Я всего лишь правду тебе сказал, а на правду не обижаются. Я-то думал, что мы с тобой поладим, а ты вот как… Хорошо, хорошо, я неправ, я не так сказал, признаю свою ошибку. Ты увидишь, я же добрый и мягкий человек, я тебя никогда не обижу.

Вид у него был такой подавленный, что Лилит Ханум смягчилась. Но неприятный осадок все-таки остался. Сэм сослался на усталость от перемены часовых поясов и прогулки и решил отправиться к брату отдохнуть. Они договорились о встрече на следующее утро здесь же, в старом городе.