Текст книги "Земноводное в кармане, или Сумасбродные похождения Лилит Ханум, женщины, любящей приключения и не признающей ограничений, да не станет она образцом для подражания"

Часть вторая
Где появятся новые персонажи, а почтенная Лилит Ханум в поисках новой судьбы отправится в путешествие

Глава первая
Покой нам только снится

Как ни хотелось мне закончить мой рассказ веселым пиром, но сие застолье было всего лишь началом моей истории. С тех пор как дом стал хотя бы наполовину пригодным для обитания, жизнь нашей героини постепенно стала входить в новую колею. Работа, заработки, домашние дела, перепалки с Генрихом, визиты русских друзей, обрезка винограда, сбор урожая – все это наполняло жизнь Лилит Ханум постоянными, нескончаемыми хлопотами. Но ограничься ее жизнь лишь повседневными делами, вряд ли бы я стала продолжать мое повествование. Так что нам, любезный мой читатель, предстоит неспешно и вдумчиво пройти по извилистой горной тропе приключений, еще не видя, куда выведет нашу героиню любопытство и способность встречать людей, не менее занятных, чем она сама.

Вернемся же, о милый мой читатель, к тому моменту, с которого я начала первую часть своего повествования. Если ты не забыл, Лилит Ханум вернулась домой из очередного странствия по Европе. Вместе с нею путешествовал и Генрих, который слезно умолял хоть ненадолго вывезти его в родную и знакомую атмосферу цивилизации и порядка. Лилит Ханум сжалилась над бедным земноводным, которое к тому моменту уже больше года не покидало пределов ее виллы во избежание новых проделок. Она и на этот раз опасалась, что не обойдется без эксцессов, но Генрих был сама дисциплина. Отчасти это объяснялось тем, что поехали они в том числе во Францию, а эту страну с момента превращения из принца в лягушку Генрих по понятным причинам опасался посещать.

Вдохнув воздух свободы и погрузившись в атмосферу европейских ценностей, пережив пару транспортных забастовок и окунувшись в гущу уличных протестов, наш принц поймал себя на странной мысли: как ни рад он был поездке, а уже на третий день ему начали сниться виноградные лозы, палящее кярманское солнце, шумные соседи, ассирийские песни, которые Лилит Ханум включала на полную громкость, – и все такое прочее. Он никогда бы не признался, даже самому себе, в том, что скучал по Шахине, но дело обстояло именно так. И как ни старался Генрих горестно вздыхать по приезде домой и ворчать по поводу всего, что его окружало, скрыть радость от возвращения было очень трудно.

…Итак, чемодан был разобран, вещи перестираны и разложены по местам, двор выметен, полы вымыты, сад полит и приведен в порядок.

– Вот так и живу, друг мой Генрих… – вздохнула Лилит. – Вот уже двое суток в моей жизни ничегошеньки не происходит. Дом, сад, виноград и все дела. Может, опять что-нибудь затеять, а? – А тебе мало приключений? Хоть два дня сидим спокойно и пьем кофе с бретонским печеньем. Вспомни, как тебя чуть не упекли в тюрьму в Стамбуле из-за твоих высказываний про геноцид! Вспомни, как тебя тормознули на российской границе, потому что ты умудрилась весной пятнадцатого года, в самый разгар войны, поехать в Ирак, а после этого махнула в Украину! Вспомни, как…

– А что такого? – удивилась Лилит Ханум. – Вечно они прикапываются. Если у человека в Ираке родня в эвакуации, а в Украине лекции по средневековой литературе, так что? Разве я виновата, что какие-то дебилы и там и там устроили войну? Я за мир во всем мире, чтоб ты знал.

– Нет, я, конечно, понимаю, что с твоими формами на некоторые части тела можно найти множество очень больших приключений. Но, может, мы еще денек посидим спокойно, а? У меня после этих перелетов до сих пор звон в слуховых отверстиях. – О, Генрих, я придумала!

– Матерь лягушачья! Она придумала… Ну, теперь у нас спокойной жизни точно не будет. И что же ты на сей раз придумала? – Давай выучим еще один язык.

– Ну… я ожидал худшего. И какой же?

– Арабский.

– Беру свои слова обратно. Я ожидал лучшего. И где ты его будешь учить?

– А сейчас в Интернете какого-нибудь учителя найдем.

– Кто не спрятался, я не виноват.

– Смотри, вот объявление… Ща мы ему напишем.

Генрих вздохнул и начал смаковать каждый момент долгожданного и такого недолговечного покоя. Все нецелованные им женщины, как правило, стремились к размеренной и тихой жизни, хотя и не у всех это получалось. А тут ни на минуту не расслабишься. Иногда ему казалось, что надо бы улучить момент и поцеловать хозяйку, чтобы она превратилась в милую скромную зеленую лягушечку. И прожили бы они долго и счастливо в саду за домом. Но он не был уверен, что заклятие работает в оба направления. Впрочем, до того, как Лилит взялась за изучение нового языка, произошло то, ради чего, собственно, я и продолжила рассказ о моей героине.

Глава вторая
Где Лилит встречает мудрых старух

В старой части Шахины, где маленькие улочки, как ручьи, сбегают со склона горы к Персиковой улице, в одном неприметном доме есть небольшая сувенирная лавка. У входа полощется на ветру белый флаг с красными крестами, внутри на полках лежат вышитые шапочки, скатерти, войлочные шарфы. На стенах висят народные костюмы, вышитые крестами сумки, кинжалы и сабли (ненастоящие, конечно, никого такими не зарежешь и не порубишь). На маленьких витринках – разная мелочь, от плетеных браслетов до обязательных магнитов на холодильник, а рядом – книжный стеллаж. Книги в основном старые, но есть и глянцевый сборник лучших кярманских рецептов, причем и на русском языке, и на английском. Если хорошенько поискать, можно найти много чего интересного, например советское издание кярманского эпоса «Витязь в львиной шкуре» или сборник сказок жителей горных селений почему-то на польском языке.

Держали магазин две пожилые женщины, обе одеты в черное. Одна – живенькая, шустрая, с пухлыми ручками и круглыми щеками, другая – худощавая и угловатая, но обе с одинаковой доброй улыбкой и лучиками в уголках глаз. Такая общая улыбка бывает либо у родственниц, либо у тех, кто дружит уже не одно десятилетие. Они обе кярманки, но носят греческие имена, которые все ошибочно принимали за русские: одну зовут София, другую – Елена.

Дружили они с пятого класса, с тех самых пор, как толстая и усатая пожилая учительница посадила их за одну парту. Сейчас можно подумать, что они с тех пор так и жили бок о бок, делили горести и радости пополам. На самом деле судьба то переплетала их жизни, то надолго разлучала. Но теперь они оказались вместе надолго, а там – кто знает…

Одна из них была вдовой, другая вообще не выходила замуж. Жизни их были совершенно не похожи между собой, но в какой-то момент снова соприкоснулись, а там и слились в общую. Разными путями обе женщины пришли в одну и ту же точку. И пока что больше с нее не сдвигались. Закупали у горских женщин пестрое, традиционное, вышитое и вязаное, у художниц – яркое и современное и продавали. Баснословных доходов магазинчик не приносил: посетители хоть и заходили часто, но скупали в основном всякую мелочевку и безделицу. Солидные господа шли в другие магазины, где продавались безумной красоты ковры и антиквариат. А еще и место не бойкое, чуть в стороне от натоптанных туристами троп. Кроме продажи сувениров, у них было и еще одно занятие, на первый взгляд совершенно невинное.

Подруги с Персиковой улицы брались за вязание поздно вечером дома на втором этаже или в подсобке в ветреные осенние дни, когда в магазинчик почти никто не забредал. У Софии получалось гладко и ровно, а Елена вечно то жаккардовый узор подпустит, то косами начнет вязать. Говорила, что от ее воли это не зависит, будто ее рукой двигает кто. И правда, у нее было ощущение, что кто-то стоит за плечом и направляет руку. На первый взгляд это были совсем обычные теплые вещи на зиму, но на продажу они не выставлялись. Подруги их дарили, да не всем. Только женщинам и только тем, которые им глянулись.

В тот день, о котором пойдет речь, София и Елена скучали. Посетителей не было, и обе они смотрели турецкий сериал про любовь. «Смотрели» – это не значит «чинно сидели перед телевизором», который стоял прямо в торговом помещении, а принимали самое непосредственное участие в происходившем на экране. Например, увидев, как героиня собирается раскрыть свое сердце непорядочному мужчине, они бросались ее уговаривать:

– Да что ты делаешь? Ты что, не видишь, что он тебя обманывает?!

– Нет, ты посмотри, что она делает! Совсем без мозгов… Остановись, он же женат!

И еще удивлялись, что героиня их не слушала.

Вот и на этот раз они смотрели сериал и распекали героиню, которая пала-таки жертвой мужского коварства. Дверь открылась, и на пороге показался ярко-зеленый лягушонок. Он откашлялся и спросил:

– Простите, а где находятся серные бани?

Елена и София посмотрели на него, потом друг на друга, и София осторожно спросила:

– Ты что добавляла сегодня в кофе?

– Кардамон, – ответила Елена.

– Точно кардамон?

– Точно.

– Ты ни с чем его не могла перепутать?

Елена задумалась. После того как в Кярманистане было легализовано употребление марихуаны, могло случиться что угодно.

Лягушонок снова откашлялся и спросил:

– Не могли бы вы мне уделить минуточку внимания? Я немного заплутал.

– Боюсь, что это был не кардамон, – заключила Елена, но вежливость обязывала ответить посетителю магазина, даже если он глюк. Поэтому она ласково спросила: – Чем могу вам помочь?

Лягушонок церемонно поклонился и представился:

– Меня зовут Генрих, я родом из Марбурга. Ваш кардамон совершенно ни при чем: я заколдованный принц. Долго рассказывать, но я живу у одной женщины, которая не любит принцев, зато очень любит лягушек. Сегодня эта женщина отправилась в серную баню, куда я давно мечтаю попасть. Уговорить ее взять меня с собой пока не получилось. Я поскакал за ней, чтобы догнать и упросить искупать меня в серном источнике, но на мосту через реку отстал, потому что набежала толпа туристов и я в ней потерялся.

– А к нам почему прискакал? – спросила София. В конце концов, какая разница, с кем разговаривать – с персонажами сериала или с галлюцинацией в виде милого лягушонка?

– А потому что я знаю, кто вы.

Старушки переглянулись.

– Все-то ты знаешь, хтонь эдакая, – засмеялась София.

Тут нужно пояснение. Все, кто хоть как-то соприкоснулся с нездешним миром, без труда узнают друг друга. Как говорится, рыбак рыбака видит издалека. Как это происходит, не знает никто, но все, наверное, видели, как женщины, заточенные под страдание, без труда находят среди тысяч мужчин именно того, кто заставит их страдать всю жизнь, – алкоголика, наркомана, бабника или любого другого законченного негодяя. И негодяй тоже видит их сразу даже в огромной толпе. Как они друг друга узнают? А поди пойми. Но оно работает. Доподлинно утверждать можно только одну вещь: все нездешние узнают друг друга, даже если поначалу немного сомневаются и придумывают рациональные объяснения типа ошибки с кардамоном.

В общем, Генриха признали за своего, напоили кофе с эклерами, причем эклеры порезали маленькими кусочками, чтобы лягушонку было удобнее выстреливать в них своим клейким языком, расспросили про судьбу, про тот злосчастный инцидент с колдуньей, поохали, неодобрительно поцокали языками. Пришли к выводу, что тут уж ничего не поделаешь и что надо ждать поцелуя любви, иначе никак. Положа руку на сердце Генрих давно свыкся с ролью лягушонка и как-то уже даже расхотел становиться принцем. Вот скажите, разве принц мог бы так запросто прискакать к тем самым старухам, да еще получить кофе с нежнейшими эклерами? Принцу пришлось бы заниматься всякими утомительными вещами вроде совершения подвигов и сражений с драконами. Нет, карманному земноводному жить проще и приятнее.

Полакомившись эклерами, Генрих спросил:

– А почему вы, собственно, решили поселиться здесь? Я ожидал вас встретить в каком-нибудь более мрачном и загадочном месте.

– В Кярманистане, друг мой Генрих, – ответила София, – не любят мрачность. Это тебе не немецкий романтизм. У нас судьбу прядут пестро и весело.

– А хозяйкина судьба тоже тут?

– Тоже тут. Она ведь решила поселиться в Шахине насовсем, правда?

– Правда-то правда, но от нее всего можно ожидать. Я до сих пор пугаюсь, когда мы в Стамбуле с рейса на рейс пересаживаемся. Вы можете ей спрясть что-нибудь поспокойнее, а? Или пусть она превратится, как я, но только в какое-нибудь тихое и мирное существо. Ну, пожалуйста!

Обе старушки засмеялись.

– А мы заказов не принимаем, тем более от резиновых лягушат с пищалкой!

Генрих было обиделся, но передумал дуться и спросил:

– А если она сама к вам придет?

Все устроили очень просто. София дала Генриху свой мобильник, тот набрал номер, который знал наизусть. Лилит Ханум только что вышла из бани. Она тут же ответила на звонок и с удивлением выслушала историю о злоключениях потерявшегося Генриха, хватаясь за сердце при мысли о том, что беднягу могли затоптать на мосту. Потом трубку взяла Елена, успокоила, сказав, что лягушонок цел, невредим и напоен кофе, и назвала адрес сувенирного магазинчика. Так Лилит Ханум в буквальном смысле поспешила навстречу своей судьбе.

Каждый раз она выходила из бани в прекрасном настроении. Начиналась банная процедура с того, что Лилит Ханум произносила заклинание: «Мутабор!» и залезала в горячую серную воду. То же самое заклинание она всякий раз произносила, приходя в салон красоты, и потому в свои сорок пять выглядела если не юной, то уж точно не женщиной, чья красота увядает. Злые языки утверждают, что сие заклинание вызывает превращение в различных животных и птиц, но если вы не будете произносить его в сочетании с употреблением запрещенных веществ, оно останется вполне невинным и приведет к легким внешним изменениям к лучшему. О безобидности данного заклинания говорит хотя бы то, что Лилит Ханум узнала его аж на первом курсе института от преподавательницы латинского языка, весьма эффектной моложавой женщины, когда та объясняла спряжение глаголов в будущем времени.

Вот и на этот раз наша героиня совершила очередное маленькое превращение. Порозовевшая и гладкая, она высушила волосы феном и побежала в сторону сувенирного магазинчика, переживая за малютку Генриха. Открыв дверь под мелодичный звон колокольчика, она увидела идиллическую картину: Генрих вместе с почтенными хозяйками возмущался поведением коварного соблазнителя, который уже довел героиню турецкого сериала до слез и попыток свести счеты с жизнью при помощи таблеток активированного угля.

Лилит Ханум поздоровалась с хозяйками, те тут же занялись приготовлением новой порции кофе, ибо героиня сериала, на радость им, осталась жива и по экрану побежали титры. Генрих тем временем поспешил напялить поверх короны пеструю сувенирную шапочку и прикинуться товаром. Что такое Лилит Ханум в гневе, он знал как никто.

– Ну что, мастер маскировки, – угрожающе-спокойно начала Лилит, – какого нефритового стержня ты поскакал за мной? А как же домашний арест? И вообще, тебе нельзя в серную воду, краска с тебя смоется, игрушка ты резиновая! Глаза слиняют, чем смотреть будешь?

– А почему с тебя ничего не смывается? – пробурчал Генрих, понимая, что любая попытка возразить обречена на провал.

– Если бы я нарисовала себе глаза, они бы тоже смылись, – отвечала Лилит, – поэтому я хожу в баню без косметики.

– А вот и кофе! – Елена и София выплыли из подсобки.

Генрих понял, что это его спасение, и воспользовался моментом:

– Уважаемые, можно ли я представлю вас моей дражайшей хозяйке?

Слово «дражайшая» Лилит понравилось, и она уже менее сурово поглядывала на лягушонка.

– Валяй, – разрешила Елена.

– Ну так вот, – торжественно произнес Генрих, поправив сбившуюся набок сувенирную шапочку. – Перед тобой – не кто иные, как те самые мудрые хозяйки судьбы, что прядут нити, из которых сплетается жизнь человека!

Лилит Ханум строго посмотрела на Генриха, потом на старушек, которые радостно закивали. Она не знала, что ей сказать, и на всякий случай произнесла: «Очень приятно». Вежливые фразы, скорее всего, придуманы именно для таких случаев, когда не знаешь, что ответить, но хочешь произвести хорошее впечатление.

– Надо же, обычно люди не верят и удивляются! – обрадовалась София. – Пей кофе, деточка!

– А чему удивляться, – засмеялась Лилит, которую «деточкой» уже лет тридцать никто не называл, – когда у меня дома живет вот этот маленький перепончатый монстр? Ну и вообще те, у кого молодость пришлась на девяностые, видели такое, что способность удивляться у них притупилась.

Старушки рассмеялись, и Генрих к ним присоединился, так как понял: гроза миновала. Он деликатно подвинул лапкой блюдо с эклерами поближе к подобревшей хозяйке, после чего замер и постарался не отсвечивать и не бликовать.

– Вот так обычно и бывает, – нараспев произнесла София, – приходит к нам человек вроде бы случайно, а на самом деле судьба его приводит. А это означает, что настала твоя пора.

– Какая пора? – настороженно поинтересовалась Лилит Ханум, стирая заварной крем с губы бумажной салфеткой.

– Пора посмотреть на собственную судьбу. – София немного помолчала, тщательно подбирая слова. А потом продолжила: – В жизни женщины много моментов, когда старая судьба изнашивается, истирается, как старая вязаная вещь, и тогда приходится искать новый моток и вывязывать новую судьбу. Мы тут именно таким вязанием и занимаемся. Дарим людям вязаные вещи, вроде как сувенир на память. Они их надевают, а потом в их жизни происходит что-то новое… Дааа… Только бывают такие судьбы, которые нам в руки брать не велено. Бывает так, что женщина сама должна взять в руки спицы. Это как раз твой случай.

– Ну да, – мрачно согласилась Лилит Ханум, – все люди как люди, а я как долма на блюде, вечно все не как положено. Эх, говорила мне мама…

– Э, – махнула пухлой ручкой София, – мамы столько всего говорят, чтобы держать детей в подчинении, что и представить страшно. Уж мы-то знаем, мы тут таких историй наслушались!

Елена согласно закивала головой.

– А ты, – продолжила София, – никого не слушай, у тебя сердце есть и мозги, к ним и прислушайся. Есть такое слово – интуиция!

– Точно, – поддакнула Елена, – ее и слушай, она дурного не посоветует. Вот что тебе интуиция сейчас говорит?

– Что мы все тут чокнутые, – прямодушно и несколько бестактно заявила Лилит.

– Ай да молодец! – обрадовались старушки и захлопали в ладоши.

Генрих тем временем деловито продолжал уплетать остатки эклеров.

Глава третья
Мудрая сова и хранилище судеб

– Ну, раз ты все так хорошо поняла, то милости просим! – С этими словами Елена поманила Лилит в подсобку, откидывая тяжелую пеструю портьеру.

Лилит сделала несколько шагов и оказалась в душноватой пыльной комнате, где царил невероятный хаос: коробки с товаром, оберточная бумага и книги были кучей свалены на одном столе, а на другом стояла газовая плитка на две конфорки, чашки, ложки, мешочек с кофейными зернами и старая электрическая кофемолка. Ничего такого мистического в подсобке не наблюдалось, и Лилит была разочарована. Ей показалось, что все это – дурацкий розыгрыш, и она уже готова была посмеяться над собой и своей верой в сказки. Но София указала ей направо, и только тут Лилит увидела, что позади стола, на котором стояли плитка и посуда, имелась лестница, уходившая вниз, в подвал.

– Спускайся, не бойся, – ласково пригласила София.

– А чего мне там бояться? – засмеялась Лилит Ханум.

– Эээээ! – многозначительно воскликнули старушки, переглянулись и тоже засмеялись.

Лилит начала осторожно спускаться по полутемным ступенькам, следом пошла Елена, а за ней – София.

Генрих не снизошел ни до женских разговоров, ни до лазания по подвалам и, доев эклеры, принялся смотреть телевизор, где как раз начали показывать фильм про шпионов.

А Лилит Ханум оказалась в подвале, в душноватом полумраке. Лишь одинокая лампа под темным абажуром освещала стены с полками от пола до потолка. Что там было на полках, разглядеть невозможно. Внезапно и бесшумно над головой Лилит пролетела какая-то весьма крупная птица. Лилит инстинктивно втянула голову в плечи.

– Не бойся, – ободряюще прошептала София, – это наша совушка.

– Она у вас тут живет? – тоже шепотом поинтересовалась Лилит Ханум.

– Она у нас работает.

– Я бы сказала, что, скорее, это вы у меня работаете, – произнесла сова неожиданно приятным женским голосом на чистейшем русском языке с легким кярманским акцентом.

– Я имела в виду, что ты работаешь на нашем предприятии, – поспешила исправиться София, и Лилит отметила в ее голосе некую виноватость, будто в разговоре с начальством.

– А вы говорящая сова? – Вопрос Лилит прозвучал довольно глупо.

– Как видите, уважаемая, – отвечала птица. – Почему-то никто не удивляется говорящим попугаям и даже ученым воронам, а говорящая сова с ученой степенью – это так удивительно!

– Да я ничего, – смутилась Лилит Ханум, – я вообще с лягушкой разговариваю…

– Ну тогда мы с вами поладим. Итак, меня зовут Лилит, как и вас, по национальности я серая неясыть. Точно так же, как и вы, при рождении я получила от родственников довольно странное послание, что и определило мою судьбу. Собственно, моя штатная должность – демон ночи. Но в последнее время демоническая деятельность считается старомодной и неэффективной. Наиболее актуальными стали социальные направления и исследования в области феминизма и прав женщин. Именно этим я сейчас и занимаюсь, собирая материал для своей монографии, рабочее название которой – «Женская судьба в современном обществе». Собственно, именно в рамках данного исследования вы меня и интересуете. Впрочем, не только вы.

– Да я как-то и не претендую на собственную исключительность, чай, не подросток, – засмеялась Лилит Ханум.

– Именно поэтому я и работаю со вторыми судьбами, то есть судьбами зрелых людей. Молодые девушки и юноши вечно считают, что раз они попали в какую-то необычайную ситуацию, то сразу всё – «я избранный, особый человек, я центр вселенной, и давайте носитесь со мной». Первая судьба всегда такая: мало знаешь, много воображаешь. Милая, но глупенькая, и очень жаль, что многие на всю жизнь в ней застревают. Вторая судьба куда интереснее, хоть со стороны и выглядит тусклее. Человек знает свое место, понимает, на что способен, уже не стремится перевернуть мир и спасти человечество, не верит в безумную любовь и собственную богоизбранность.

Лилит Ханум рассмеялась, уж больно верно было подмечено. Совушка замолчала. Лилит Ханум спросила:

– А третья судьба?

– Третья судьба самая интересная, но мало кому она дается. Это настоящая мудрость, вам об этом знать еще рано. У вас только пару лет назад началась вторая судьба. Сейчас всё сдвинулось: сто лет назад женщины вашего возраста считались старухами, а теперь сорок – это всего лишь конец первой молодости, тридцать же – практически подростковый возраст.

Лилит Ханум кивнула. Она вспомнила старый альбом своей бабушки, ее выпускной класс. Лица у семнадцатилетних школьников были такие взрослые и усталые, что, по нынешним меркам, их можно было принять за тридцатипятилетних, изрядно потрепанных жизнью людей. А когда дочери Лилит было семнадцать, она выглядела даже не подростком, а ребенком с пухлыми розовыми щечками.

– Итак, – продолжала сова, – в процессе жизни судьбу можно улучшить, а можно испортить, тут уж все зависит от человека и того, как он сам к себе относится. Первая судьба вам, как и многим вашим ровесницам, досталась непростая. Но! – Она выдержала многозначительную паузу, глядя на тезку огромными немигающими глазами. – Мы здесь не для того, чтобы жаловаться на жизнь. Ваша вторая судьба дается вам как заготовка, как моток пряжи, из которого вы сможете что-то такое вывязать самостоятельно. Начнете вязать, петелька за петелькой, ряд за рядом, и мир вокруг вас тоже начнет меняться. Сначала по чуть-чуть, а потом быстрее. Но для этого вам необходима нудная ежедневная работа. Вы готовы к этой работе? Вязать умеете?

Совушка склонила голову так, что у Лилит Ханум заболела шея. Если бы человек попробовал такой наклон, то голова вообще бы оторвалась.

– Более или менее умею, – ответила Лилит Ханум, – простые вещи в основном, шарфики там, шапочки, пару свитеров связала.

– Ну и замечательно. Этого достаточно. Простые судьбы вяжут Елена с Софией, а вы сами хозяйка своей судьбы. Сейчас я найду вашу ячейку и достану пряжу.

С этими словами совушка клювом достала из-под крыла смартфон, чем изрядно удивила Лилит Ханум, ожидавшую чего-то более допотопного, ну хотя бы засаленную пухлую тетрадь. Держа смартфон в одной лапе и стоя на другой, Лилит Серая Неясыть начала возить клювом по экрану. Сказать, что это выглядело потешно, значило ничего не сказать. Наконец, найдя то, что надо, совушка отложила телефон и бесшумно взлетела, на мгновение исчезла в темноте и снова вернулась в круг тусклого света. В ее когтях было нечто, похожее на труп неведомой пушистой зверушки.

– Это что?! – удивилась Лилит Ханум.

– Ваша судьба.

– Ох ты ж, ёршик унитазный! – грязно, но относительно пристойно выругалась наша весьма озадаченная героиня.

Не обращая внимания на столь недостойные приличной женщины слова, вершительница судеб бережно вложила неопознанное нечто в руки опешившей Лилит Ханум, которая разразилась новым потоком сквернословий:

– Прах вам на голову, это же полный пердимонокль! Что это за хрень огородная?

И это было еще самое безобидное. Не буду шокировать читателя и приводить здесь все сказанное Лилит Ханум, которую отчасти извиняет внезапное разочарование и растерянность. Она не ожидала, что ее вот так глупо разыграют.

Сова, склонив голову набок так, что ее клюв лег параллельно воображаемой линии горизонта, спокойно и внимательно слушала. Когда Лилит Ханум замолчала, совиная Лилит вздохнула и произнесла:

– Жаль, очень жаль, что я не лингвист и не фольклорист. Такой материал пропадает… Но к делу. Да, ваша вторая судьба выглядит, прямо скажем, не очень. Но это вы первую свою не видели, и то вам удалось ценой немалых усилий сделать из этой субстанции конфетку. А тут всего лишь промыть и распутать пряжу, а потом связать из нее что-нибудь красивое… Всего-то!

– Но почему это так… так… так, не знаю как, выглядит? – Похоже, поток относительно приемлемых ругательств уже иссяк и в арсенале Лилит Ханум остались одни многоточия.

– Ну… вас совершенно случайно прокляли при имянаречении, бывает, – несколько смущенно пробормотала совушка. – Меня вот мало того что назвали тем же именем, но еще и в сову пять тысяч лет назад превратили. Я не в том смысле, что жалуюсь, что мне пришлось хуже, чем вам, просто все в жизни бывает, но многое при этом вполне поправимо.

Лилит Ханум вертела в руках то так, то эдак серый комок, который оказался не мертвой зверушкой, а серой от намертво въевшейся пыли пряжей.

– Это что-то такое очень старое, – вздохнула она.

– Не старое, а старинное, – поправила ее сова. – Очень странная старинная вторая судьба. Но вы можете заставить ее заиграть новыми красками. Покрасили эти нити несколько тысяч лет назад по давно утерянному месопотамскому рецепту, и краски не блекнут со временем. Но на всякий случай включите режим деликатной стирки… Или, я не знаю, у вас есть отдельная программа для стирки шерстяных изделий?

– Ээээ, а вот это все можно в стиральную машину кинуть? – в который раз за день удивилась Лилит Ханум.

– Не руками же стирать! – возмутилась неясыть. – Я никогда руками не стираю, тем более что у меня лапки.

– Понятно. Ну вот постираю, а потом что?

– Просушите на солнце, распутайте, придумайте, что из этого связать, и каждый день хотя бы пять минут уделяйте вязанию. – И что будет?

– А никто точно не знает, но все в вашей жизни начнет упорядочиваться так же, как и пряжа. Вот, собственно, и все. Когда вещь будет готова, наденете ее и придете сюда, потому что мне нужно знать, чем закончился мой эксперимент.

– А это у вас эксперимент такой? На живых людях?

– Ну да, люди же ставят эксперименты на животных, в том числе и на птицах, почему бы не поступить и наоборот?

– Логично, в общем.

– Но если вдруг что-то пойдет не так, вы можете обратиться ко мне за помощью.

– А что-то может пойти не так? И будет катастрофа?

– Катастрофа вряд ли, делайте что хотите, главное – не делите ничего на ноль.

– Почему?

– Потому что делить на ноль нельзя, это даже дети знают! А все остальное в жизни можно делать, сообразуясь с обстоятельствами и так, чтобы совесть потом не мучила. Впрочем, это вы уже и без меня знаете. Ну что ж, удачи вам!

– Благодарю, – по-прежнему пребывая в растерянности, ответила Лилит Ханум, переложила пряжу в левую руку, правую прижала к сердцу и церемонно поклонилась сове.

Та ответила небрежным кивком, означавшим конец аудиенции.

Лилит Ханум задумчиво поднималась по ступенькам, рассуждая про себя, что, пожалуй, произошедшее с ней было почти таким же невероятным, как отмена светлого коммунистического будущего в конце восьмидесятых годов прошлого века, до глубины души поразившая большинство советских граждан.