Текст книги "Берег Живых. Книга I"

– Позвольте узнать, Высокий Лорд… как Её Величество отнеслась к гибели своего эмиссара?

Тонкие губы лорда Иссилана тронула улыбка.

– Она назвала это «гневом отца, потерявшего сына» и «трагической случайностью, требующей тщательного расследования». Очевидно, положение рода Арелей было не таким уж высоким, раз гибель эмиссара не послужила причиной к началу военных действий.

Высокий Лорд Саэлвэ был определённо доволен тем, как сложились обстоятельства. Тремиан Арель долгое время был его соперником и поддержал восхождение рода Тиири к власти одним из первых.

– Сиятельная Амахисат не только исключительно предусмотрительна, но и чрезвычайно гостеприимна, – продолжал Иссилан. – И нам с её гостеприимства стоит брать пример, когда придёт время встретить слуг Императора. А оно, я предполагаю, придёт довольно скоро. Разумеется, королева ничего не должна узнать.

Посланник почтительно склонил голову. Последнее можно было не озвучивать. Её Величество, Пресветлая Ллаэрвин Тиири Серебряная Песнь, не знала очень о многом, происходившем в круге её Высоких Лордов и Леди.

– Царевич выдвинулся в Лебайю? – спросил Иссилан.

– Да, Высокий Лорд. Полагаю, он уже там.

– Замечательно. Пора направить кое-какую помощь нашим… друзьям.

– Скверно, если останки старшего сына Владыки так и не найдут… – неохотно добавил посланник. – Доказательства людского и эльфийского вмешательства во многом заключались в его ранах. Но нам тоже так и не удалось нащупать нить…

Кобальтовые глаза Высокого Лорда сверкнули, хотя лицо его осталось абсолютно бесстрастным. Посланник возблагодарил Каэрну и Данвейн за то, что гнев господина обращён не на него, ибо милосердие лорду Саэлвэ было неведомо.

– Проклятое малодушие телохранителей. Надо же было испугаться пары песчаных шакалов! – Иссилан едва повысил голос, но его прекрасное лицо стало ещё более холодным, почти пугающим.

– Там, насколько нам известно, были не шакалы, а чудовища, чьи челюсти способны перекусить не только кость, но и ось боевой колесницы. А, возможно, дело не в шакалах… Может, тело нашёл кто-то до нас… и скрыл… для своих целей, – осторожно предположил посланник.

Высокий Лорд одарил его таким взглядом, что посланник опустился на колени и склонил голову, с трепетом ожидая не то следующего приказа, не то приговора. Помолчав, Иссилан Саэлвэ произнёс:

– Я много думал об этой… чрезвычайно раздражающей меня неудаче. Но времени прошло уже немало. Даже их жрецам-некромагам тяжело будет разобраться, как именно погиб наследник, исследуя его пролежавший много дней под солнцем труп, – Иссилан чуть поморщился от отвращения, а потом мягко проговорил: – Надеюсь, этот урок будет учтён, когда дело коснётся тела Его Высочества Эрдана. Королева должна получить подарок наших друзей точно в срок.

– В том не извольте сомневаться, мой лорд.

– Я, признаться, удивлён, что не славящаяся милосердием прекрасная Амахисат так долго сохраняет жизнь второму стражу наследника – как его там?

– Павах из рода Мерха.

– Да, ему. Очевидно, его роль в этой истории сыграна ещё не до конца.

– Он, кажется, приставлен следить за царевной.

Иссилан задумчиво посмотрел на свиток, начавший рассыпаться в пыль прямо в его руках. Такова была последняя защита зашифрованных посланий – не оставлять времени на прочтение непосвящённым.

– Неужели она зайдёт так далеко… – прошелестел Высокий Лорд.

Посланник не знал, что ответить. Даже он, находившийся под защитой Высокого Лорда Иссилана Саэлвэ, одного из самых влиятельных и самых опасных эльфов, боялся рэмейской царицы.

 
                                  ***
 

Пёс-патриарх степенно вышагивал по одной из дорожек, вымощенных плитами такими древними, что они давно уже пошли трещинами. Ветер гулял между прямоугольными мастабами из кирпича или тёсаного камня и небольшими святилищами с трёхчетвертными2727
  Трёхчетвертные колонны – колонны, выступающие из плоскости стены более чем на половину своего диаметра.


[Закрыть], на старый манер, колоннами. Стены построек понемногу крошились, столетиями по песчинке разрушаемые временем. Некоторые были почти полностью уничтожены во время войн и лишь частично восстановлены заботливыми руками жрецов.

Облик некоторых умерших пока ещё сохраняли для вечности архаичные изображения – небольшие статуи из крашеного известняка в примыкавших к мастабам каменных сердабах2828
  Сердаб – небольшое помещение, примыкающее к гробнице и содержащее в себе статую усопшего. В таких помещениях приносились поминальные подношения.


[Закрыть]. Строгие мудрые лица взирали на меняющийся мир через небольшие окошки, у которых потомки усопших некогда оставляли подношения. Выполнены изображения были очень искусно. Глаза их были не раскрашены, а инкрустированы алебастром и драгоценным разноцветным хрусталём, а серебряные вкрапления в зрачках казались настоящими бликами света. Краска, покрывавшая статуи, сохранилась удивительно яркой. Игра света и теней особенно подчеркивала суть изваяний – быть вместилищем жизненной энергии тех, кого они изображали.

Здесь не было места ни страданиям, ни суете. Некрополи были сокровищницами древнейших знаний, мудрости отгремевших столетий, сохранённой для потомков. Умеющий слушать обретал здесь то, что искало его сердце, – опыт приходивших прежде, на фундаменте которого можно было строить новое, открывать дальние горизонты в бесконечном процессе познания мироздания.

Хэферу казалось, что он умел слушать и прежде, но после того, что случилось с ним, всё стало острее, полнее. Ануи словно дал ему не только новую жизнь, но и некую частицу дара, которым Он благословлял тех, кто служил Ему. Царевич помогал жрецам заботиться не только о плодородных землях, но и об этом некрополе. Находиться здесь было совсем не так, как у гробниц других Эмхет, его предков, с которыми он ощущал нерушимую связь. Но здесь он тоже слышал шёпот древних, которым к нынешнему веку стало почти не с кем делиться своей мудростью, и внимал ему. В такие мгновения, когда разум и дух набирали силу, испив из источника знаний, слабость тела его едва заботила.

Его жрица сопровождала царевича от мастабы к мастабе. Она рассказывала ему всё, что знала о тех, кому принадлежали гробницы – о военачальниках, сражавшихся между собой, когда Таур-Дуат ещё не была единой, о вельможах, роды которых позже обладали огромным влиянием, но при их жизни ещё не успели возвыситься, о купцах, не знавших денежной системы, о потомках хайту, принявших Закон. Она знала много, очень много… и при этом – совсем ничего о том, какой жизнь была теперь. Её семьёй и её друзьями были лишь жрецы из общины, священные псы да древние мёртвые. Наверное, кому-то такая судьба показалась бы мрачной, а такая жизнь – ограниченной, но явно не ей. Хэфер, пожалуй, понимал, почему.

– И ты никогда не бывала в городах даже проездом? – спросил царевич.

– Никогда, – спокойно ответила жрица.

– Даже в Кассаре, городе-культе Ануи?

– Не телом, нет. Но мы владеем искусством сновидений. В моих снах я видела Кассар с его храмами из чёрного базальта и даже Апет-Сут, Город ста врат и ста дорог.

– Врат в нём вовсе не сто. Я пересчитывал в детстве, – усмехнулся Хэфер. – Если считать ложные двери в городских стенах, то около семидесяти четырёх.

Она рассмеялась.

– Не знала… Но во снах города вообще другие. Они как бы показывают свою душу больше, чем свой зримый облик, и кажутся то многоплановыми и текучими, то непроницаемыми, как скалы, если вдруг не хотят говорить.

– И Планарные Святилища тебе доводилось видеть?

– Только издалека, – с грустью призналась она. – Дело в том, что они надёжно защищены от сновидцев. Даже нэферу не могут попасть в них без приглашения.

– Да, так говорят. Ты никогда не жалела, что не видела больше, чем храм и некрополь?

– О, но я видела очень многое! Я видела мир глазами древних, когда они шептали мне о другом облике этих земель. Я видела дальние территории глазами тех, кто писал свитки из храмовой библиотеки. И я бродила по снам, как уже сказала… Нет, моя жизнь совсем не так скучна, господин царевич, как может показаться.

– Пожалуй, я понимаю, – задумчиво согласился Хэфер. – И всё же… Почему ты не покидала храм?

– Так нужно, – ответила она, как ему показалось, с некоторой грустью.

– Это печалит тебя?

– Не совсем верное слово… Скорее, я хочу познать больше. Но вот теперь ты здесь. Я буду… рада узнать о мире, виденном твоими глазами, если ты расскажешь мне, – робко призналась она.

Хэфер решил ответить откровенно:

– Я бы и показал тебе… но ты ведь не поедешь со мной в Апет-Сут…

Жрица молчала. Он остановился, прислушиваясь, и ждал, а она так ничего и не сказала. Хэфер не знал, обидел ли её. Чтобы исправить впечатление, он стал рассказывать о ласковых заросших благоуханными лотосами заводях Великой Реки ближе к югу, где стояли бирюзовые храмы Золотой. Там начинались самые прекрасные из всех празднеств Таур-Дуат, чествовавших Любовь, дыхание которой было заложено в каждом творении Амна. Он поведал ей о том, как впервые увидел процессию жрецов и жриц в бело-золотых, кажущихся сотканными из эфира одеяниях. Они исполняли самую сладостную ритуальную музыку, какую только доводилось слышать тогда ещё очень юному царевичу. И они были так нереально прекрасны, озарённые сиянием Хэру-Хаэйат, что сердце рвалось им навстречу, и хотелось бежать за ними, забыв об изначальном своём предназначении, и служить Богине, вдохновлявшей всякое сердце…

– Да, я всерьёз, со всей силой своей юношеской порывистости пожелал стать Её жрецом… как моя мать, которую я почти не знал… Но потом я вспомнил, что говорят о Ней: всякий, кто открывает для себя любовь и вдохновение, служит Золотой, – закончил Хэфер и чуть улыбнулся. – Наверное, тебе сейчас это кажется глупым, мудрая. Но знаешь, ведь ты… с этой твоей удивительной музыкой… ты тоже совершенно точно озарена Её благословением.

Жрица так ничего и не ответила. Хэфер подумал, что она ушла, и тоже замолчал. Он как раз дошёл до конца некрополя, но пока ещё не пересёк границу. Рядом несла свои воды Великая Река, в закатных лучах Ладьи Амна казавшаяся не индиговой, а цвета тёмной меди. Царевич посмотрел на юг, туда, где текла знакомая и привычная прежде жизнь, оставшаяся сейчас так далеко.

А потом он услышал тихий перезвон струн среди древних камней и призрачный голос, знакомый, хоть и изменённый эхом. Музыка была манящей и печальной, подобающей этому величественному месту. Она навевала мысли о вечности, и в эти мгновения плеск волн Великой Реки, омывавшей западный берег, казался шелестом Вод Перерождения, бережно хранимых Ануи.

Перкау прогуливался по одной из внешних террас, размышляя о переменах. Он видел, как пёс-патриарх проводил Хэфера из некрополя, а потом последовал за Тэрой. Ближе к ночи он пришёл составить компанию Верховному Жрецу. Долгое время бальзамировщик и страж сидели рядом, наблюдая, как над мастабами вдалеке восходила почти полная луна, ярко-оранжевая, ещё не успевшая наполниться серебром. Привычно подвывали шакалы, пришедшие как следует обнюхать следы тех, кто посещал некрополь до наступления темноты.

Пёс издал звук – нечто среднее между утробным лаем и низким воем – отвечая своим собратьям, а потом глубоко вздохнул и посмотрел на жреца. Как всегда, вожак храмовых стражей знал несколько больше, чем Верховный Жрец, но не всегда мог или желал донести свою мысль. Тогда Перкау сам в очередной раз поделился с ним своими тревогами. Взгляд патриарха сделался немного сочувствующим, но всё же чуть больше насмешливым. Жрец и без того понимал, что уже ничего не изменить.

Глава 9

Конец 2-го месяца Сезона Всходов

Жрецы восславили уход Ладьи Амна и приветствовали Владычицу Таинств Аусетаар, взошедшую на свой ночной престол. Они воспевали серебряную корону новорождённого месяца меж Её рогами, сияющие самоцветы в Её искристых крыльях, которыми она укрывала Таур-Дуат, Её лёгкую поступь, исцелявшую землю. Воспевали они и силу Владыки запретного знания, божественного брата Богини, имя которого не произносилось в этом храме без крайней нужды, – того, кто защищал Амна в Его еженощном путешествии за грань Мира и чьё могучее копьё способно было сразить безликое зло, угрожавшее бытию.

А когда вечерний ритуал завершился, Джети отвёл царевну, облачённую, как и все жрецы, в белое, в одно из внутренних святилищ за молельным двором Владычицы Таинств. Здесь стояла необычная статуя Богини Аусетаар. В руках Она традиционно держала Жезл Знания и свиток, но Её лицо скрывало плотное покрывало, не позволявшее прозреть всю скрытую за ним глубину тайны. Лик Богини, знакомый каждому рэмеи по рельефам, под этим покрывалом мог только угадываться, а потому сознание рисовало и другие образы. Аусетаар могла предстать щедрой дарительницей Знания и волшебства, но нельзя было забывать и о другом Её титуле – Госпожа Очищающей Боли, та, что преодолевала пределы, становясь воплощением мудрости, та, что потеряла всё и обрела в ином качестве, в новой ипостаси. Не было в душе смертного тайн пред сияющими очами Аусетаар, хранившей наследие всего рэмейского народа. И сейчас, стоя у подножия статуи, Анирет так странно было думать о Богине как о своей божественной матери. Но Владычица Таинств породила Ваэссира, а с Ним и весь род Владык Таур-Дуат… Царевна пока ещё едва понимала, как ощутить эту связь. Всем сердцем она надеялась, что время её отца закончится ещё очень нескоро.

Верховный Жрец накинул на голову девушки покрывало и аккуратно закрепил с помощью диадемы. Теперь её лицо было скрыто, а сама она видела лишь колеблющиеся тени в зыбких отблесках светильников. По сути сама Анирет теперь предстала воплощением Богини – той, благодаря кому другие могли познать таинства мира и собственной души, но лишь те из таинств, к принятию которых были готовы.

Джети обнял царевну за плечи и развернул к закрытым дверям, а потом передал ей систр. Девушка трижды встряхнула инструмент и тут же почти физически ощутила, как серебристый шелестящий звон очищает ритуальное пространство вокруг. Она передала систр стоявшему рядом Верховному Жрецу. Ритмичный звон разносился по святилищу, и божественные тайны проведённых здесь за века ритуалов перешёптывались между собой под музыку, слышимую больше сердцем, чем ухом.

Двери бесшумно распахнулись, и в зал вошли больше десятка рэмеи. Сквозь покрывало Анирет не видела их лиц, только силуэты. Стройный хор мужских голосов запел воззвание к Богине, прося Её благословить выбор наследницы Ваэссира Эмхет. В положенный момент, как учил Джети, царевна вплела свой голос в общий хор, моля Владычицу Таинств открыть её внутренний взор для истины и не дать допустить ошибку. Невысказанной же просьбой девушки – той, о которой она не решилась пропеть вслух, – было обрести сегодня союзника не только для её трона, но и для её сердца.

Мужчины остановились перед статуей, одухотворённой присутствием Богини. Зал погрузился в тишину, наполненную только звуком дыхания, шелестом одежд и звоном систра в руках Верховного Жреца. Анирет чувствовала нисходящее на неё величие – не её величие, то, которое разум не в силах был вместить в себя до конца. Она была собой и не собой одновременно – Аусетаар вложила в неё искру Своей мудрости и Силы.

Внезапно девушка ощутила отголосок сомнения. Она не могла ни поговорить с пришедшими, ни даже посмотреть им в глаза. Как же она должна была выбирать? Конечно, Богиня направит её… но как? Что вообще сама Анирет должна была делать? И самое главное – как не ошибиться?!

– Твое сердце зрит не только глазами, но и ладонями, – шепнул Джети, как будто услышав сбивчивый хор её мыслей. – Целители часто смотрят руками, и неспроста…

Анирет с благодарностью улыбнулась, хоть он и не мог видеть этого, и протянула руки навстречу ждавшим её решения Таэху.

Первый рэмеи приблизился к ней. Его ладони легли на её ладони, и она ощутила тёплую волну Силы и жизни в нём. Наверное, он был жрецом. По крайней мере, привкус энергии сочетался именно с таким образом.

– Благодарю, – тихо сказала царевна, склоняя голову.

Мужчина поклонился, отнял руки и вернулся к остальным.

Следующий взял её за руки увереннее. Его жизнь Анирет тоже ощутила – как мимолётное касание чужих одеяний, потревоженных ветром. Но этот рэмеи словно бы отстоял дальше от неё и ощущался в целом более отстранённым. И его она поблагодарила и отпустила.

Анирет даже смутно не представляла, какого именно Знака ждала. Жрецы, воины, учёные, ремесленники – мужчины рода Таэху подходили к ней, и она встречала их открытыми ладонями, силясь разглядеть душой душу каждого из них. Некоторые прикосновения вызывали в ней приятное волнение, граничащее с соблазном. От других, напротив, хотелось освободиться быстрее. Но каждый из избранников Верховного Жреца так или иначе резонировал с душой царевны, не был случайным или совершенно чужим ей.

С готовностью Анирет протянула руки навстречу следующему Таэху, думая о том, верно ли угадывает хотя бы их род занятий. О духовных качествах претендентов она судить не смела.

В тот миг, когда их ладони соприкоснулись, девушка вдруг почувствовала, словно удар прошёлся по всему её телу. Он выбил воздух из лёгких, но один за другим активировал все её энергетические центры. Невольно Анирет пошатнулась, но мужчина надёжно удерживал её на ногах.

В её разуме наступила кристальная ясность и тишина. Сердце и центр женской Силы робко отозвались сладким теплом, но даже это ощущение меркло в сравнении с пришедшей вдруг свыше ясностью. Возможно, таков был знак от Божеств… но Анирет казалось, что некая высшая часть её существа, более мудрая, хранящая память обо всех воплощениях, просто всегда знала.

На смену спокойствию пришёл страх, и вместе с тем она не желала отнимать рук. Ей отчаянно хотелось посмотреть в глаза тому, кто сейчас стоял напротив неё. Но пока было нельзя.

Верховный Жрец, похоже, тоже почувствовал перемену. По крайней мере, систр как будто зазвенел громче и только потом вернулся к прежнему ритму.

Правильные слова никак не шли на ум. Не зная, что подобало сделать, Анирет чуть сжала руки мужчины и ощутила краткое ответное пожатие. Почувствовал ли он столь же сильный отклик? Тот ли он, кого она обязана выбрать сегодня?..

– Благодарю, – царевна сказала то же, что говорила остальным, заставляя свой голос не дрожать.

Был ли он разочарован, когда девушка склонила голову и отняла руки, ничем не выделив его среди прочих? Она не знала, и не понимала, как отличит его потом среди остальных.

К Анирет по очереди подошли ещё двое, но ни рядом с ними, ни рядом с теми, кто был до, она не почувствовала ничего столь же яркого.

– Готова ли ты сделать свой выбор, Анирет Эмхет, несущая в себе кровь божественного Ваэссира, дочь Владыки Секенэфа и Владычицы Амахисат, да будут они вечно живы, здоровы и благополучны?

– Я… Мне… нужно соприкоснуться с ними снова, мудрейший из Таэху.

– Да будет так, – согласился Верховный Жрец и подал какой-то знак собравшимся. – Откройтесь взору наследницы Владыки, братья. Смотри в самую глубину, царевна.

«Помоги мне, Владычица Таинств… – мысленно взмолилась Анирет. – Приоткрой полог пред моими глазами…»

И в этот миг всякие суждения покинули её разум. Она взирала чисто и беспристрастно, и чудеса душ, которых она успевала коснуться краем своего восприятия, манили и завораживали её, обещая открыться её внутреннему взору.

Его она узнала в тот же миг, когда их руки снова соприкоснулись. Анирет переплела свои пальцы с его и уже не отпускала, а потом заглянула в него, окунулась в глубину его сути, точно в Священное Озеро храма. Мыслям было не под силу дать форму тому, что она увидела в нём, – и пугающему, и притягательному. Анирет знала и не знала его, тянулась к нему и боялась. Высшая часть её была уверена, что царевна сделала правильный выбор, а разум привычно сомневался.

– Ты, – прошептала девушка, запечатывая застывшее мгновение. – Это должен быть ты.

Он ничего не ответил – только сильнее сжал её руки, давая понять, что услышал.

Мгновения тянулись, а они так и продолжали вглядываться друг в друга не глазами.

– В этот день перед ликом твоим и Госпожи нашей Аусетаар собрались мужчины Таэху, готовые покинуть свой род ради помощи трону во имя благополучия рода Эмхет, а значит, и всей Таур-Дуат. Из тех, кто пожелал прийти сюда, я выбрал их – тех, чья судьба могла бы сплестись с твоей при определённых обстоятельствах. Но окончательный выбор должна сделать ты сама. Уверена ли ты в этом выборе?

– Знаки… и мой внутренний взор… указали мне на этого рэмеи, – ответила Анирет. – Хотя разум мой молчит.

– Что ж, под взором Госпожи в Её святилище нельзя получить ложный знак – разве что неверно истолковать его. Если знак был тобой получен, так тому и быть.

Верховный Жрец обвёл систром вокруг них, встряхивая инструмент так, что серебристое звучание осенило обоих.

– Благословен будет выбор, совершённый пред ликом Аусетаар, Владычицы Таинств, Госпожи Очищающей Боли, матери божественного Ваэссира, первого Эмхет, предка твоего. Согласно воле Госпожи и твоему выбору, приведшему тебя сюда в эту ночь, подними покрывало тайны и посмотри в глаза своей наречённой, Нэбмераи Таэху, посвящённый воин Богини.

Тот, кто носил имя Нэбмераи, осторожно высвободил руки, а потом бережно поднял покрывало с лица царевны. Анирет закрыла глаза, чтобы привыкнуть к скудному, но всё-таки слепящему свету, а потом взглянула на своего избранника.

Девушка не знала, чего было в ней больше – восхищения или разочарования. Если бы она выбирала глазами, вряд ли взгляд её остановился бы на этом рэмеи. По крайней мере, не в первую очередь.

Наготу её избранника, как и у остальных, прикрывала только простая набедренная повязка. У Нэбмераи было тренированное тело воина, поджарое, как у шакала Ануи, словно состоящее из одних только тугих жгутов мышц. Его черты, как и у всех Таэху, несли на себе печать крови их рода, но лицо, пересечённое слева рваными росчерками застарелых шрамов, лишённое какой бы то ни было мягкости, было скорее неприятным, чем привлекательным. Точнее, было бы неприятным, если б не то спокойное тепло принятия, с которым он смотрел на Анирет. Его руки передавали царевне надёжность текущей в нём Силы, а это было намного важнее красоты.

– Ваш брак будет заключён тайно, согласно воле Императора и моей, и позднее, также тайно, благословлён лично Владыкой в столице. Если кто-то из вас убоится своего решения и откажется, род Таэху отдаст другого мужчину в род Эмхет, уже по усмотрению моему и прочих старейшин.

Нэбмераи склонил голову, принимая волю Верховного Жреца, но Анирет успела заметить в его взгляде проблеск недовольства словами Джети. Ему, должно быть, не понравилось, что Верховный Жрец поставил под сомнение его ответственность за сделанный выбор. Запоздав на мгновение, девушка тоже склонила голову.

– Пред ликом Богов вы встретитесь здесь вновь через несколько дней. Это немилосердно краткий срок для того, чтобы свести знакомство, но вы оба нужны в столице.

Анирет и Нэбмераи переглянулись. Мужчина деликатно взял царевну за руку и встал рядом с ней, лицом к собравшимся. Девушке стало не по себе при мысли о скорой свадьбе, но она была благодарна воину за его безмолвную поддержку.

Джети совершил над ними благословляющий жест, а потом широко развёл руки и обратился к остальным, смотревшим на пару доброжелательно, ободряюще и без толики зависти.

– Госпожа да благословит вашу смелость и решительность, братья мои. В этот нелёгкий час род Таэху особенно нужен Таур-Дуат. Мы должны влить нашу кровь, нашу душу в род Ваэссира Эмхет, как уже случалось – редко, но не единожды.

Опомнившись от оцепенения, порождённого неуместным смущением, Анирет торжественно произнесла:

– Род Эмхет благодарит вас за то, что пришли на наш зов, за то, что один из вас станет опорой трону божественного Ваэссира, – она посмотрела на своего наречённого, о котором пока очень трудно было думать так, и, не меняя голоса, добавила: – Род Эмхет благодарит тебя, Нэбмераи Таэху, посвящённый воин Владычицы Таинств. Да обретёшь ты с нами то, чего ищет твой дух.

– Честь служить семье Ваэссира, воплощающей божественный Закон на земле, – ответил воин.

Голос у него не отличался певучестью, но был по-своему приятным. Слышать Нэбмераи Анирет понравилось больше, чем смотреть на него. Встречать его взгляд было неловко, и царевна предпочитала смотреть прямо перед собой. Запоздало она поняла, что это придаёт её облику ненужную надменность, особенно в сочетании с внешней бесстрастностью, но понадеялась, что им ещё представится шанс поговорить по душам и составить друг о друге верное впечатление.

Под многоголосые пожелания благополучия царевна и посвящённый воин покинули святилище.

 
                                  ***
 

Воды Священного Озера в темноте казались смолисто-чёрными и бездонными. Россыпь звёзд отражалась и преломлялась в них в обрамлении отблесков золотистых огней светильников, что горели в колоннаде на противоположном берегу. Пёс-патриарх лёг рядом с Хэфером, сидящим у воды, положил голову ему на колени, и царевич поглаживал того за острыми ушами. Жар тела священного зверя давал ощущение надёжности, привносил равновесие в его нынешнее существование. Мягкая шерсть под ладонью стала уже чем-то родным, неотделимым от новой жизни… Как и голос его жрицы.

– Твой друг… каким он был? – тихо спросила она откуда-то из тени за его спиной.

– Верным. Бесхитростным порой до наивности. Кажется, до последнего он не мог поверить, что это случилось с нами. Помню его потерянный взгляд, когда он сражался и защищал меня… ведь те двое, – царевич намеренно не назвал имена своих бывших стражей, – были нашими друзьями. Я даже не знаю, для кого это предательство было больнее. Сенахт… Мне не хватает его. Всем сердцем я уповаю на то, что Ануи наградит его по ту сторону.

– Непременно наградит! – горячо согласилась жрица. – Если бы не он, мы едва ли успели бы к тебе…

– Знаю… – вздохнул Хэфер.

– Не вспоминай плохое сейчас, – попросила она. – Я ведь вижу, ты светло улыбаешься, когда приносишь жертву к его гробнице… ну, не совсем его, но всё же…

– Да. Наверное, многие истории из нашей жизни не подходят для твоих ушей, мудрая, но…

– Расскажи! Такой жизни у меня ведь не было, – в её голосе он услышал и надежду, и улыбку.

Хэфер усмехнулся и начал рассказывать ей о Сенахте: о том, как сын рыбака спас его во время охоты – кинулся с грубо отёсанным копьём наперевес на песчаное чудовище и тем самым выиграл время, необходимое царевичу для точного выстрела; о том, как уже молодым солдатом, возвысившимся до личного телохранителя наследника, привыкал к жизни во дворце; и о том, как все они вчетвером охотно проводили свободное время в Нижнем городе, чтобы выпить не самого лучшего, слегка кислившего, пива, зато в простой обстановке. Хэфер вспоминал и забавные истории про столичных забияк, которые пытались – на свою беду – затеять со стражем драку, обзывая его тупым и медлительным. Гнев Сенахта и правда разгорался медленно – обычно тот просто молчал – но зато если уж разгорался… тут можно было отделаться не только треснувшими рогами.

– Девушки порой пугались его. Он был грубоват, хотя очень старался соответствовать требованиям при дворе. Скажет, бывало, что-нибудь от всей души о красоте проходящей мимо девицы, а звучит, ну, прямо сказать… не гладко. С женщинами он был чрезвычайно добр и обходителен, хоть и не умел изъясниться с ними о своём восхищении. Они быстро понимали его доброту и охотно одаривали его вниманием… которое он совершенно не умел принимать и тушевался, – царевич подавил смешок и добавил искренне: – К тебе бы он проникся глубочайшим уважением. Я так отчётливо вижу, как он яростно размахивал бы руками и хвостом, попутно ругая себя, что не может облечь в слова впечатление от присущего тебе волшебства. А потом, скорее всего, он просто предложил бы украсть тебя из этого храма – и будь что будет! Такой уж он был, Сенахт, – видел самую суть и пренебрегал всеми условностями. В отличие от него, я, кажется, никогда не терял дара речи в разговоре с девушками, – с улыбкой сказал царевич. – Даже помогал ему, бывало, объясниться. А теперь смотри-ка, иной раз с трудом понимаю, как вести с тобой разговор.

– Ты совсем не кажешься мне косноязычным, господин.

– Ну, я уже не юнец, впервые в жизни попавший на праздник Золотой и замирающий при виде божественной красоты Её танцующих жриц, – усмехнулся Хэфер. – Кое-какие навыки не теряются. Однако ты обладаешь способностью смешивать мои мысли и слова. А ведь я даже имени твоего не знаю, не то что причину, по которой ты скрываешься от меня.

Как всегда в такие моменты, она замолчала. Очевидно, говорить о Сенахте казалось ей более безопасным.

– Как думаешь, мудрая, нравится моему другу в этом некрополе? – спросил наследник.

– Твоя память согревает его. И он похоронен рядом с очень достойным военачальником, который, если верить надписям в его сердабе, когда-то был простым рыбаком.

– Вот это совпадение… – Хэфер тихо рассмеялся. – Тогда им, бесспорно, будет о чём поговорить…

Жрица рассмеялась в ответ и попросила:

– Расскажи ещё о тех, кто был близок к тебе. Что стало с твоей матерью? Какие они, твои брат и сестра?

Хэфер поделился с ней тем немногим, что помнил о матери – о её любящих руках, наполненных ласковым солнечным светом, о её нежном голосе, певшем колыбельные, отгонявшие всякий страх, о том, что помнить не мог, а знал только по рассказам дядюшки Хатепера.

– Видишь ли… Наследному царевичу нельзя было жениться на простой жрице, как бы сильно он её ни любил.

– Вот как… – голос его собеседницы отчего-то стал холоднее.

– Им жестоко отомстили за их счастье, – печально пояснил Хэфер. – Давай не будем об этом…

– Я… понимаю… – она поспешила перевести тему. – А твой брат? Твоя сестра?

– Мой брат – воин от кончика хвоста до кончиков рогов, молодой и горячий, с задатками поистине блистательного полководца, которые он сам имеет свойство портить излишней горячностью. А моя сестра… вот она бы тебе, думаю, особенно пришлась по душе, мудрая… Есть в ней что-то глубинное, жреческое… Ей бы очень понравилось здесь. Как нравится и мне…

– Ты скучаешь по ней?..

– Да, очень, – Хэфер чуть улыбнулся, вспоминая семью. – И по отцу, и по дядюшке. Даже по Ренэфу с его солдатской руганью и неприязнью ко мне.

– Но ты вернёшься к ним.

– Не так уж скоро… Впрочем, я и не тороплю этот день. Вернуться к ним будет означать, что я больше не смогу говорить с тобой.

– И я не тороплю, – вздохнула жрица. – Я знаю, что место твоё – не здесь, не среди нас… но иногда так жаль…

От этих слов Хэферу стало тепло, несмотря на то, что с наступлением ночи изрядно похолодало.

– Так какая она, царевна Анирет, да хранят её Боги? – спросила жрица – немного поспешно, словно смутившись своего признания.

И царевич повёл рассказ о нежно любимой младшей сестре, гадая, как она перенесла известие о его гибели и как вообще жила теперь где-то там, в столице…