Текст книги "Берег Живых. Книга I"

Верховный Жрец собственноручно надел на Анирет и Нэбмераи благословлённые Золотой оплечья. Внешне они казались тяжёлыми и массивными, но при этом девушка совсем не ощутила вес своего ожерелья – только тепло, исходящее от него, – совсем как от объятий, точно Хэру-Хаэйат опустила ей на плечи свои лёгкие благоуханные ладони.

Джети скрестил руки пары в запястьях так, что ладони образовали единую чашу – символ их дальнейшей жизни – которую им вместе предстояло наполнять радостями и горестями и вместе же испивать до дна. Следуя за Верховным Жрецом, Анирет и Нэбмераи обошли алтарь по кругу и, повторяя за ним, принесли друг другу клятвы перед ликом справедливой Богини, хранившей Закон. После по указанию Верховного Жреца они запечатали священные слова ритуальным поцелуем, переплетая воедино своё дыхание. В тот момент царевна видела своего супруга глазами и не глазами и чувствовала почти то же, что и в ночь выбора: течение его энергии – ощущение, не замутнённое ни её суждениями или ожиданиями, ни впечатлением от его внешнего облика. Как в тумане она слышала голоса двух жрецов, певших гимны благословения их союзу. Одухотворённое лицо Нэбмераи в эти мгновения не казалось настолько суровым, каким было обычно. Он чуть улыбнулся девушке с теплом и участием, и она ответила на его улыбку, чувствуя, что ему тоже нужна поддержка. Анирет подумала, что и он сейчас, должно быть, видел её суть, и, наверное, ему понравилось то, что он увидел. По крайней мере, она на это надеялась.

По завершении ритуала Джети позволил царевне и воину, а также двум жрецам, помогавшим ему вести церемонию, испить остатки вина и отведать благословлённой пищи. Сколь ни скромен был свадебный пир, но почему-то у Анирет сделалось радостно на душе. Может, ей просто нравилось быть среди Таэху в их чудесной древней Обители, дышавшей чудесами?

Когда всё закончилось, Нэбмераи и Анирет оставили ритуальные оплечья у алтаря, почтительно попрощались с Верховным Жрецом и покинули святилище. В коридоре девушка нерешительно посмотрела на воина, не зная, как быть дальше. По его лицу сложно было что-то прочитать. Конечно, они договорились, что не станут делить ложе в эту ночь, но и просто разойтись казалось неправильным.

– Нужно бы снять ритуальное облачение, – вдруг сказал Таэху задумчиво.

– Зачем? – насторожилась Анирет.

– Холодная ночь. Тебе будет неприятно в столь лёгком одеянии.

– Ты предлагаешь мне прогулку?

– Песен под звёздами не обещаю. Да и пою я, в общем-то, скверно.

Он говорил совершенно серьёзно, но в его тёмно-синих глазах заплясали искорки смеха.

– Да ты… никак шутишь? – Анирет улыбнулась и покачала головой.

– Пытаюсь. От этой ночи ведь должны остаться приятные воспоминания? А я как раз придумал, чем нам заняться.

Нэбмераи взял её за руку и повёл. Анирет не сопротивлялась, с любопытством предвкушая маленькое чудо.

К сожалению, привёл её воин не в какое-то загадочное место, а к двери отведённых ей покоев.

– Оденься во что-то более подходящее, – коротко попросил он, сделав какой-то неопределённый жест вдоль её тела, а потом просто развернулся и пошёл прочь по коридору. Анирет немного возмущённо посмотрела ему в след и оправила на себе тонкий калазирис. «Между прочим, красивое одеяние, – мысленно сказала она и вздохнула. – Хотя для прогулки и правда не очень подходит…»

Царевна тихо вошла в комнату. Будить Мейю, свою подругу детства и по совместительству доверенную служанку, Анирет не стала. Она переоделась в плотное удобное платье бордового цвета и взяла с собой лёгкую накидку. Ночи в пустыне действительно были холодными, несмотря на дневной зной.

Украшения девушка сняла, а волосы небрежно собрала на затылке – без изысков, только чтобы не мешали. У неё не было цели блистать красотой сегодня, тем более что её союзнику это, похоже, было безразлично. Думать о нём как о супруге Анирет пока не решалась – к этой мысли нужно было привыкнуть, как и к тому, что он теперь имел на неё все права, более не ограниченный этикетом. Как и она на него… хотя этими правами пока пользоваться не собиралась.

Задумчиво царевна коснулась своих губ, вспоминая ритуальный поцелуй. Прикосновение губ Нэбмераи не было ей неприятно. После разговоров с воином первое впечатление от его необычной внешности и сухости в общении сгладилось. Теперь же Анирет была рада новой возможности пообщаться по душам, тем более что во дворце в столице сделать это будет сложнее – слишком уж много там не в меру чутких ушей и внимательных глаз.

В дверь тихонько постучали. Царевна выскользнула из комнаты и оказалась лицом к лицу с воином, тоже успевшим сменить ритуальное облачение на повседневное. На нём не было доспеха, но девушка заметила короткий меч у него на поясе.

Ни слова не говоря, Нэбмераи взял её за руку и снова молча повёл за собой. Анирет удивлял этот его жест. Возможно, так он привыкал к её присутствию? У него были хорошие руки, надёжные и сильные, ладони – тёплые и чуть шершавые. Рэмеи верили, что руки тоже были своего рода зеркалом души, как и глаза, ведь через ладони изливалась энергия. Именно ладонями Анирет «разглядела» его тогда в Святилище среди остальных.

«Возможно, он просто пытается вернуться к тому моменту, напоминает себе о нём через касание к моей руке, – подумала девушка. – Я ведь тоже вряд ли выгляжу такой, какой показала меня тогда Богиня…»

Она хорошо запомнила его слова о жертве и невольно задумалась, как непросто Нэбмераи будет при дворе, где он никого не знал и где ему предстояло занять непонятное положение. Здесь был его дом, дом его души. Оказавшись в Обители, царевна и сама не хотела уезжать, так что было говорить о том, чья жизнь прошла здесь с самого начала?

Меж тем они вышли из жилых помещений и, минуя дороги патрулей, приблизились к стене. С удивлением Анирет разглядела ложную дверь – вырезанную в камне прямоугольную нишу, по периметру украшенную священными знаками.

Царевна не удивилась, что племянник Верховного Жреца Таэху знал, как проходить через ложные двери Обители. Удивило и даже немного испугало её другое: то, что воин вообще пожелал вывести её отсюда.

– Что ты задумал? – Анирет попыталась скрыть беспокойство за бесстрастным тоном.

– Я могу опередить твоё воображение и признаться, что хочу скормить супругу песчаным ша и освободиться от своего долга, – невозмутимо ответил Нэбмераи. – Это, к слову, милосерднее, чем заставлять слушать моё пение, пусть даже и под звёздами.

Анирет невольно рассмеялась.

– Наследники Ваэссира не сдаются под пытками, – в тон ему ответила она.

– Ты прямо-таки бросаешь мне вызов.

Воин подался вперёд и почти беззвучно выдохнул несколько слов, точно нашёптывал ложной двери что-то сокровенное.

Царевна не успела понять, как оба вдруг оказались в руинах. За ними возвышалась полуразрушенная крепость. Вокруг на сколько хватало глаз простиралась бескрайняя Каэмит с её песками и скалами, наполненная ночными голосами неведомых хищников. Песок казался серебристым в лунном свете, таким сияющим и светлым, что девушке захотелось пересыпать его между ладонями. На сине-фиолетовом небе среди самоцветов Аусетаар плыла серебряная ладья луны, недавно рождённая, с острыми изогнутыми рожками, какими её изображали на венце Владычицы Таинств.

Анирет так залюбовалась владениями Сатеха, что опомнилась только когда Нэбмераи вновь потянул её куда-то. Она не задавала вопросов – приходилось внимательно смотреть под ноги, потому что воин быстро повёл её прямо на крепостную стену. Когда девушка спотыкалась об обломки камней, мужчина помогал ей удержать равновесие, но не сбавлял шага.

Они забирались всё выше. Там, где упавшие каменные блоки оказывались слишком массивными, Нэбмераи молча подхватывал её за талию и помогал забраться выше. Наконец они оказались на вершине стены, и здесь воин выпустил её руку. Анирет отдышалась и огляделась.

Они стояли у не тронутого временем, песком и ветрами каменного гиганта, опустившегося на одно колено и протягивавшего две чаши в сторону западного горизонта. Судя по форме рогов и чертам лица, изображён был определённо Таэху. Сохранность статуи разительно контрастировала с разрушенной крепостью.

Анирет не нужно было прикасаться к изваянию, чтобы ощутить: камень буквально гудел от пребывавшей в нём Силы.

Со стены открывался ещё более прекрасный вид на пустыню и ближайшие скалы. В очертаниях одной царевне увиделись танцующие женщины, в другой – профиль неизвестного Владыки в высоком двойном венце. В игре теней и лунного света они, казалось, вот-вот готовы были ожить.

Нэбмераи сел рядом со статуей и достал откуда-то небольшую флягу. Царевна, помедлив, села рядом с ним – как ей хотелось верить, грациозно, благо ширина стены была где-то в четыре шага.

– Здесь очень красиво, – отметила она, чтобы сказать хоть что-то.

– Моё любимое место, – ответил воин, зубами вынул пробку и протянул ей флягу.

– Что это?

Анирет неуверенно принюхалась. Напиток, похоже, был крепким и пах фруктами и травами.

– Это тебе вместо песен, – усмехнулся Нэбмераи. – Да ты пей, не бойся.

Царевна сделала маленький глоток и закашлялась – она словно проглотила жидкий огонь. И всё же напиток имел приятное сладковатое послевкусие и разгонял кровь в жилах.

– Крепко…

– Конечно. А как иначе мне тебя побыстрее споить, чтобы стать для тебя чуточку красивее, а потом соблазнить – на радость подданным Владыки Каэмит? Вид на эту стену из пустыни открывается что надо.

Нэбмераи опять говорил совершенно серьёзным тоном, но Анирет уже научилась понемногу улавливать, когда он шутил.

– Почему-то мне кажется, что это на тебя не похоже, – улыбнулась она и сделала ещё пару глотков.

– Не испугалась – хорошо. Глупые шутки помогают преодолеть смущение.

– Я смущаю тебя?

– Скорее – моя дальнейшая судьба, неожиданно открывшаяся в твоём прекрасном лице.

– Прекрасном… – Анирет невольно смутилась сама, хотя о её красоте девушке не раз говорили и прежде.

– Что правда – то правда, – он пожал плечами и посмотрел куда-то в сторону песков.

– Ты меня тоже.

– Что?

– Смущаешь.

– Знаю. Мы знакомы всего несколько дней… в этой жизни. Но, по крайней мере, мы в одинаковом положении.

– Мне кажется, тебе даже сложнее, – осторожно возразила Анирет.

– Отчего же?

Он обернулся к ней, и царевне стало немного не по себе от того, что она сидела на расстоянии всего лишь вытянутой руки от своего спутника.

– Ты покидаешь свой дом и отправляешься в неизвестность. Я бы хотела поддержать тебя там, но не знаю, как.

Его лицо смягчилось.

– Спасибо. Это говорит забота, а не этикет – тем приятнее. Расскажи, как там вообще, во дворце?

– Да ты ведь и сам всё скоро увидишь… Но я попробую.

Анирет рассказывала о столичных праздниках и прекрасных ритуальных процессиях, о божественной музыке, о скучных буднях и государственных приёмах, полных искусных и подчас не самых правдивых речей, о сложном этикете с множеством знаков, заключённых в самых простых движениях, о гостях из дальних земель, об интригах, и о лучшей на свете – ну разве что после архивов Обители Таэху – библиотеке. Она постаралась ничего не упустить и не приукрасить, но разве в паре слов можно было поведать о целой жизни?

Нэбмераи слушал её, не перебивая уточняющими вопросами. Как она успела понять, он вообще умел хорошо слушать, хотя трудно было догадаться, что он при этом думал.

Закончив рассказ, царевна сделала ещё пару глотков, уже привыкнув к крепости напитка, и вернула ему флягу.

– Что это? – спросила она.

– Финиковая наливка. У нас её неплохо делают, как и многое другое. А что, во дворце такого не наливают?

– Боюсь, нет.

– Придётся брать с собой, – он усмехнулся и тоже сделал несколько глотков.

– Я буду только за, особенно если ты изволишь поделиться, – улыбнулась девушка.

– Много у тебя врагов при дворе? – вдруг спросил воин.

– Не… не знаю. Пожалуй, я никого не могла бы назвать врагом прежде. Меня ведь и не замечали почти, так что никто не пытался заручиться моей поддержкой… или наоборот. Очевидно, все эти годы прямо перед моими глазами текла совсем иная жизнь, чем я хотела видеть, – вздохнула царевна.

– И всё же тебе хватило проницательности увидеть правду и говорить с бывшим стражем так, чтобы он ничего не заподозрил, – в голосе Нэбмераи она услышала нотки восхищения.

– Мой отец задумал этот план – привести его к Таэху, – возразила Анирет и опустила взгляд.

Она не хотела думать о предстоящем разговоре с Павахом и отчасти боялась услышать всю правду до конца.

– Не приуменьшай и силу своего разума и сердца, – воин тронул её руку. – Я буду обнаруживать для тебя твоих врагов теперь. Раз уж Богиня выдала тебе в союзники охотника, а не поэта, в этом был свой смысл.

Девушка благодарно улыбнулась ему, не отстраняясь.

– Никто не устоит перед посвящённым воином Аусетаар. А что же, поэты среди вас тоже были?

– И жрецы, и талантливые мастера, – он усмехнулся и пожал плечами. – Но ты выбрала меня.

– Думаю, всё к лучшему, – заметила царевна и перевела взгляд в пустыню.

– Расскажи о своих братьях, – попросил он.

– О… Теперь остался только Ренэф. Может, он понравится тебе, как воин воину. В будущем он станет хорошим военачальником, я уверена. Но он очень горячий и гордый, и совсем никого не слушает. Он ещё молод. А Хэфер… Хэфер был другим. У него был тихий мягкий голос – он даже приказывал редко, – но при этом его все слушали. Он был рассудителен и мог подолгу на что-то решаться… но зато, раз решившись, уже не отступал от своей мысли. И ещё он умел вникать в мотивации других и потому всем находил оправдание… и некоторые этим пользовались. Но он не был глуп и наивен, нет. Напротив, он был очень умён и много знал о самых разных вещах.

– И о воинском искусстве?

– Он хорошо стрелял из лука, но мечом владел хуже, чем Ренэф, и в тактике ведения боя смыслил не так хорошо. Зато он умел разрешать всякий спор, и… – Анирет тепло улыбнулась. – Рядом с ним каждый чувствовал себя особенным. Он в каждом что-то видел, знаешь, как будто вдохновлял других становиться чем-то бо́льшим, чем они думали о себе сами. Меня – в том числе, – тихо добавила она.

– Он был бы хорошим Императором?

– Здесь мнения расходились. Отец считал, что да… И я тоже. Многие его любили, но кто-то, напротив, говорил, что ему не хватало качеств младшего брата. У Ренэфа тоже есть своя харизма. Воины идут за ним. Но он слишком печётся о своём авторитете и любит вселять страх.

– Для военачальника это хорошо.

– А для Владыки?

– Этого недостаточно, хотя бывали и такие.

– Вот и я так думаю… а потом вспоминаю о том, как ничтожно мало могу я сама. Остаётся лишь надеяться, что мудрость Ваэссира поможет мне. И что отец будет править ещё очень долго.

– На это мы все надеемся, – кивнул Нэбмераи. – Но ты зря не веришь в выбор Владыки, не веришь в себя. А ведь твой отец зрит в самую суть.

Анирет с сомнением посмотрела на воина, раздумывая, сказать или нет, а потом всё же призналась:

– Я просто боюсь. Я никогда не хотела власти. Даже сейчас… я бы так хотела остаться здесь, учиться таинствам Таэху, участвовать в древних ритуалах, соприкасаться со Знанием ушедших эпох, в которые наше государство и наш народ стали именно такими, – она смутилась своей откровенности и покачала головой. – Не знаю, зачем я говорю это тебе.

– Потому что мы хотели быть честными, узнавая друг друга, – мягко ответил Нэбмераи и чуть сжал её руку в своей ладони. – Я вижу перед собой девушку, в которой некоторым сложно разглядеть что-то особенное, потому что это особенное долго скрывали от неё самой.

«Что ж, он и правда честен, – с грустью подумала Анирет. – Ему тоже сложно разглядеть во мне что-то…»

Голос Нэбмераи прервал её мысли:

– И я вижу Императрицу, которой эта девушка может стать, когда раскроется. Сила, что до поры не осознаёт себя сама, подчас сияет ярче той, что гордится собой.

– Поверю мудрости Таэху… – вздохнула царевна и благодарно сжала его руку в ответ.

Некоторое время они молчали. Наконец Анирет указала во двор полуразрушенной крепости.

– Всё же удивительно, как по-настоящему выглядит эта иллюзия, – сказала она. – Как будто два места полноправно существуют в едином пространстве.

– Почти так и есть. Но дядя объяснит тебе всё это куда как лучше, чем я.

– Не думаю, что стоит отвлекать Верховного Жреца своим любопытством, – смущённо заметила царевна.

– Я бы и рад рассказать тебе, но не очень силён в теории. Для нас это так очевидно, что мы и не задумываемся особо… Четыре каменных стража охраняют полуразрушенную крепость, существующую как бы в своём времени. А то, что есть в нашем времени, лежит и здесь, и немного не здесь. Но в действительности, как ты и сказала: два места полноправно существуют в едином пространстве. Это – не иллюзия в общепринятом понимании.

– Не то, чтобы стало понятнее… но спасибо, что попытался объяснить и удовлетворить моё любопытство, – улыбнулась Анирет.

– Спроси о чём-нибудь более приземлённом, – усмехнувшись, предложил Нэбмераи.

– У меня и правда много вопросов… но не всё можно обсудить в один вечер, – покачала головой царевна и добавила: – Два места в едином пространстве… такое возможно и в пространстве одного сердца. Твой дом так легко стал моим. Пусть и мой станет твоим, насколько только возможно, Нэбмераи.

Воин посмотрел ей в глаза.

– Не всё в один вечер, – мягко повторил он её слова. – Но я иду с тобой с открытым сердцем, Анирет.

Эта ночь не была ознаменована единением, но они стали ближе друг к другу на целый шаг.

Глава 11

3-й месяц Сезона Всходов

С момента возвращения из безвременья Хэфер избегал смотреть на своё отражение, некой частью своего сознания боясь, что не узнает себя. Ему было достаточно знать своё новое тело на ощупь – каждый из заживших швов, искусно наложенных бальзамировщиками. Да, он был иным, чем помнил себя, и почти смирился с этим. Но сейчас, пока Перкау тщательно осматривал царевича, проверяя, не слишком ли тот перетрудил мышцы, Хэфер терпеливо ждал и обдумывал, стоило ли задавать вопрос, который он каждый раз никак не решался озвучить.

Бальзамировщик, казалось, остался доволен.

– Исцеление идёт своим чередом и даже немного быстрее, чем я ожидал. Но ты всё же чрезмерно усердствуешь, Хэфер. Будь осторожнее, – мягко укорил его жрец.

– Я стараюсь помнить все твои предупреждения, мудрый Перкау. Что ж, значит, буду ещё осторожнее впредь, – улыбнулся царевич, одеваясь. Мысль его зацепилась за слова «быстрее, чем я ожидал». И он решился спросить: – Как ты полагаешь… когда я верну себе подвижность и силу, хотя бы близкую к прежней?

Перкау посмотрел ему в глаза и вздохнул. Жрец не собирался лгать или излишне обнадёживать, и потому с ответом не спешил. Хэфер осторожно повёл плечами, привычно чувствуя неприятное прощёлкивание где-то в глубине спины. Его позвоночник казался окостеневшим, лишённый своей обычной гибкости. Рёбра до сих пор не раскрывались до конца для вздоха – то ли не хватало силы в мышцах, то ли это был новый предел его грудной клетки. Правая нога даже при небольшом неудачном шаге болезненно выворачивалась под странным углом от бедра, но, чтобы научиться владеть телом заново, Хэфер упрямо ходил без трости. Руки не поднимались до конца, и царевич был вынужден соизмерять свои усилия, чтобы не потерять сознание в неподходящий момент. О беге он даже не вспоминал, а в воду не рисковал заходить глубже, чем по пояс, – что уж говорить о попытках поплавать. После отдыха, прежде чем подняться с ложа, он вынужден был немного разминать ступни, чтобы те безболезненно могли выдержать его вес, и онемевшие руки. Если нужно было посмотреть по сторонам, ему приходилось чуть поворачивать весь корпус – шею замыкало где-то на полпути.

Да, Хэфер осознавал всё это, равно как и то, что он всё же дышал, ходил по земле, слышал голоса, видел яркость красок мира живых и слышал тайны древних мёртвых. Он был благодарен. И он ждал…

– Год или больше, – сказал Перкау, качая головой. – И скорее всего – прости, но… никогда не будет так, как прежде. То, что произошло… и то, что уже удалось…

– … является само по себе чудом, я знаю.

– Ты – Эмхет. Возможно, другой на твоём месте не сумел бы даже ходить, – бальзамировщик положил ладонь ему на плечо. – Мой друг, послушай. Ты просто… не видел себя тогда и не можешь оценить в полной мере, как много тебе на самом деле удаётся. Твоё новое тело – это произведение искусства, плод кропотливой работы всей нашей общины. Повторить подобное нам, пожалуй, уже никогда не будет под силу.

Хэфер медленно кивнул и опустил голову, разглядывая свои руки. Да, он понимал.

– Год или больше… или никогда… – тихо повторил он. – Я должен подумать, как быть, ведь года у меня нет.

Перкау не стал унижать его жалостью во взгляде, и царевич был благодарен за это.

Сегодня Хэфер не хотел, чтобы его жрица приходила к нему, потому не пошёл ни к одному из тех мест, где она обычно находила его. Вместо этого он вернулся в отведённую ему комнату, растянулся на ложе и закрыл глаза. Медленно он позволил своему сознанию погрузиться во тьму, шаг за шагом всё глубже, воспроизводя в памяти то, что его разум пытался вытеснить. Вспышки боли и ужаса… Века – или мгновения? – потери себя в безвременье… Невозможно долгое восстановление…

Хэфер вспоминал легенду об Ануи, погибшем как нэферу и переродившемся уже как Божество. Его прежняя форма была расколота и восстановлена в новом качестве. Царевич думал о том, прошёл ли он сам свою трансформацию до конца. Его мысли текли дальше, к невозможному, пока не оформившемуся…

«А что, если…»

Но Хэфер пока не знал, как закончить эту мысль.

Перкау притворил дверь за своим будущим Владыкой и вздохнул. Иногда даже отличный результат казался недостаточным. Они собрали не просто сносное, а очень хорошее тело по кусочкам из того, что осталось от царевича после жестокой бойни. Но даже сам наследник понимал, что это тело уже никогда не будет отточенным оружием воина.

Бальзамировщик надеялся лишь, что царевич не станет спешить и не покинет храм раньше срока. Ануи всё ещё скрывал наследника от мира за пределами храма. Не время ему пока встречаться с врагом. Однако наступал момент для следующего шага, и это жрец чувствовал. Вот только для какого? Пока он не прозревал судьбу Хэфера – узор складывающихся событий был слишком хрупок, и будущее, и без того не постоянное, зависящее от многих решений, ещё не было предрешено. К тому же, наследник сам должен был попросить о предсказании.

Не решался Перкау прозревать и судьбу своей ученицы – уже из личных соображений, боясь увидеть в жизни родной ему души нечто страшное и неотвратимое. Он знал, что не сможет уберечь Тэру от того, что стало естественным для её сердца, как само дыхание. Она не в силах была бороться со связью, протянувшейся между душой её и Хэфера… А может, эта связь существовала задолго до их нынешней встречи? Девушка хранила тайну дольше, чем могла бы, но в итоге всё же открыла себя их гостю, пусть пока и не до конца.

Верховный Жрец знал, что Тэра издалека приглядывала за Хэфером всё время в ходе его восстановления. Знал он и о том, что покров её тайны был отчасти нарушен, потому что теперь они стали общаться. Царевич не видел девушку, но это было только вопросом времени. Когда-нибудь – и очень скоро – им покажется мало того, что они разделяли: безусловного понимания, волшебного единения мыслей и чувств, которое они обретали в беседах. Однажды им, воплощённым на земном плане бытия, захочется укрепить связующие нити, переплести их в «здесь и сейчас»… Новое тело Хэфера было хрупким, но живым и способным отразить его чувства.

Перкау много думал о том, как ему самому следовало поступить. Ему не дано было исполнить то, чего он желал больше всего, но Хэфер, сын Императора, мог даровать именно такую награду. И потому бальзамировщик уже отказался от идеи отговаривать Тэру от общения с Хэфером, тем более что это всё равно было бессмысленно. Чувство её к царевичу было сильнее разума, имело корни в божественной воле. Не будь его, возможно, девушке просто не удалось бы исцеление…

Когда жрец вышел в сад, чтобы привести свои мысли в порядок, был уже вечер. Прогуливаясь, он дошёл до окон комнаты Тэры. Девушка явно пребывала в прекрасном настроении. Сидя на широком подоконнике, свесив ноги в сторону сада, она расчёсывала свои золотистые с серебром волосы. Рядом с ней царственно возлежала не так давно ощенившаяся псица и чинно наблюдала за возившимися под окном щенками. Тэра тихо рассмеялась, глядя, как один из юных четвероногих стражей храма взгромоздился поверх щенячьей кучи-малы в попытках закрепить своё лидерство, но быстро оказался сброшен под общее торжествующее тявканье. Завидев учителя, девушка помахала ему рукой. Перкау кивнул, не удержавшись от тёплой улыбки.

Он видел перемены в них обоих – и в своей ученице, и в царевиче. Тэра преобразилась и больше напоминала теперь жрицу Золотой Хэру-Хаэйат, чем посвящённую Ануи. Поистине, Любовь достигала всех пределов, земных и божественных, ибо сам Амн создавал этот мир с Нею. И разве каждый влюблённый не являлся своего рода проводником Её Силы? Что до Хэфера – во многом именно Тэра придавала смысл его нынешней жизни. Благодаря её присутствию восстановление царевича протекало гармонично, и он учился управлять новым телом заметно быстрее, чем можно было ожидать.

У эльфов и некоторых человеческих народов были легенды о живой и мёртвой воде3232
  Вдохновлено славянскими сказками и романом Е. Преображенской «Проклятие Чёрного Единорога».


[Закрыть]. Тела поверженных героев окропляли сначала мёртвой водой, и только потом живой. Если же герою давали испить живой воды прежде мёртвой, он погибал. Мёртвая вода сращивала расколы формы и удерживала в ней дух – согласно сказаниям, возможно было даже собрать разрубленное тело по кускам. Подобное умели делать и жрецы Ануи – разумеется, их мастерство простиралось до определённых пределов. Живая же вода разжигала внутренний огонь и позволяла подняться, одухотворяя материю: герой делал вдох и поднимался для нового боя. Нельзя было разжечь огонь в расколотой форме, ведь прежнюю, повреждённую, пламя новой жизни просто уничтожило бы.

В легендах рэмеи та же идея отражалась в текстах о божественной трансформации, сквозь которую прошёл сам Ануи – изначально не Божество, но мудрый повелитель народа нэферу и избранник Богини Аусетаар, – когда Сатех расколол Его прежнюю форму. Перерождение не могло наступить прежде смерти. Владыка Мёртвых, погибающий и возрождающийся, научил этому и других.

Смерть даровала Хэферу форму, но именно Любовь сейчас помогала этой форме оживать для грядущих свершений. И как символично было то, что, выражаясь эльфийским языком, и мёртвую, и живую воду он испил из одних и тех же рук! Что ж, не просто так Страж Порога избрал Тэру инструментом для воплощения Своей воли. Она более прочих в их храме являла собой оба проявления Судии, что был и Владыкой Мёртвых, и Хранителем Вод Перерождения.

Через несколько минут Перкау уже стучал в дверь ученицы. Тэра встретила его немного смущённой улыбкой.

– Доброго вечера, учитель.

– Доброго, девочка, – тепло приветствовал её бальзамировщик, входя.

Его взгляд упал на лиру на кровати.

– Ты не поёшь молитвы, и всё же твоя музыка – это волшебство, – произнёс жрец.

– Ты знаешь… – выдохнула Тэра, и это не было вопросом.

– О том, что ты поёшь царевичу во время ваших прогулок? – Перкау заметил, как испугано распахнулись её глаза, и заверил: – Не беспокойся, темы ваших бесед не заботят меня. Всё идёт своим чередом.

Девушка недоверчиво посмотрела на него.

– Ты не осуждаешь меня? Не останавливаешь?

– Ты достаточно разумна, хоть и недостаточно осторожна.

– Я не могла не поддержать его, пойми. Отчаяние мешало его восстановлению. И я сказала ему, что видеть меня нельзя, – поспешила добавить Тэра. – Он не видел меня, честное слово!

– Глазами – нет, – терпеливо согласился Перкау. – Но и это только пока.

– Я не собираюсь показываться ему! – возмутилась девушка. – Я же знаю, что это слишком опасно – не только для меня, но и для всех нас. И я… – она помедлила.

– … боишься разочаровать его, – понимающе кивнул жрец. – Что ж, этот страх по-своему защищает тебя. Но позволь напомнить, что и говорить с царевичем ты изначально не собиралась, – он лукаво улыбнулся. – А теперь посмотри… ни дня без беседы по душам. Удивительное для молодости терпение вы оба, однако, проявляете.

Девушка залилась краской, когда поняла смысл его последней фразы, но упрямо не отводила взгляда. Перкау покачал головой.

– Я по-прежнему не осуждаю тебя, – сказал он. – В народе говорят, будто Смерть владеет нами, служителями Ануи, настолько, что и токи Жизни в нас уже не идут по-прежнему. Однако же мы любуемся красотой нашей земли, вдыхаем воздух, вкушаем пищу… и любим. Но милая, – жрец вздохнул и обнял её за плечи, – Смерть не уберегает нас от боли, которая есть непременный атрибут Жизни. И я тоже не сумею уберечь тебя. Огонь Жизни иногда пылает так ярко, что способен не только обжечь, но даже расколоть смертную форму.

Тэра спрятала лицо на груди Перкау.

– Мне больно не видеть его, – шёпотом призналась она.

«А ведь будет ещё больнее», – с горечью подумал бальзамировщик и как можно мягче сказал:

– Однажды он вернётся в столицу и позже, дайте то Боги, благополучно взойдёт на трон. Нам просто не будет места в его жизни. И, возможно – пусть даже не сразу, а спустя много лет – но он всё же забудет этот храм.

– Когда он забудет храм, я буду уже так далеко…

Сердце Верховного Жреца сжалось, но это лишь укрепило его в своём намерении.

Да, он знал, какой попросит награды. И будь что будет, по воле Ануи…

 
                                  ***
 

Месяц в Обители Таэху для Паваха стал настоящей пыткой и тянулся, как целая вечность. У Анирет почти не было времени ни на что, кроме её обучения, и совсем редко она улучала минутку, чтобы проведать воина и немного поговорить. Она ничего не сообщала о том, чем именно здесь занималась, только осведомлялась о его самочувствии. Благодаря местным целителям чувствовал себя Павах действительно немного лучше – физически, но не разумом и сердцем.

Нельзя сказать, что в Обители было скучно, напротив. Среди ежедневных ритуалов были и такие, к которым допускались паломники, желавшие приобщиться к воззваниям к Владычице Таинств. Но Паваха эти воззвания скорее пугали, чем вдохновляли. Он не решался повторять слова гимнов. И без того бывшего телохранителя не покидало чувство, что взгляд Богини фокусировался на нём одном, выделял из общей толпы. В библиотеке, куда он был допущен, казалось безопаснее, но и здесь он не мог собраться с духом, чтобы искать сведения о том, что по-настоящему беспокоило его: о Проклятии Ваэссира – от легенд до реальных свидетельств.