Текст книги "Танцующая для дракона. Небо для двоих"

Все лучше, чем странный ступор и холод в груди.

В номере я закрылась (предварительно повесив табличку «Не беспокоить»), после чего легла на кровать и уставилась в потолок. Сейчас мне жизненно необходимо было продумать последствия своего решения, которые, возможно, приведут к выплате неустойки. Сумма там была огромная, но как бы я ни пыталась заставить себя развернуться в сторону съемок – не могла.

Ни Ильеррская, ни наша команда, которая сейчас осталась внизу в конференц-зале, не могли заставить меня это решение изменить. У меня постоянно жужжал смартфон (я выключила звук): звонили и Бирек, и Гелла, и даже Ленард, но я понимала, что сейчас не время для разговоров. Слишком велико было искушение снова поддаться привычному «я должна, потому что».

Нет.

Не должна.

Из этой ситуации все-таки есть один выход, и это замена Гроу. Либо его извинения (второе еще менее вероятно, чем первое). Если предположить, что он все-таки извинится… После такого я даже могла пойти на кратковременное сотрудничество с ним в Лархарре. Увы, больше я пока ничего представить не могла, поэтому взяла телефон, перевела его в режим «занята» и открыла архивы Ильеррской.

Глава 8

Ильерра

Огонь обжигает горло и плавит легкие, он плавит меня всю. Душит, сжимается кольцом на шее охватившая ее таэрран.

– Теарин! – Чей-то голос врывается в воспаленное сознание.

Я уже почти ничего не понимаю, перед глазами – пелена пламени, оно повсюду, оно берет начало во мне, изменяет мое тело.

– Теарин, нет!

Рывок возносит меня вверх, следом – во тьму, воздух становится обжигающе холодным, я шиплю, пытаясь вырваться из цепкого кольца рук, но оно все плотнее обхватывает меня. Все сильнее запах горелой ткани, от дыма слезятся глаза, я чувствую, как огонь и сила начинают меня покидать. Дыхание рваное, через раз, а сердце, напротив, колотится с такой силой, что чудом не рвется прямо в груди.

– Теарин, девочка… ну же, успокойся. Успокойся. – Кто-то гладит меня по голове, но эта рука дрожит.

Дрожит, как и голос, который теперь уже более отчетлив, и я пытаюсь вздохнуть. Вдохнуть прохладный живительный воздух, а не жидкое пламя, что окружало меня последние несколько минут.

– Ну, ты меня и напугала. – Теперь я, кажется, понимаю, кому принадлежит этот голос.

Бертхард.

Рывком освобождаюсь из его рук, залепляю пощечину, от удара боль отдается даже в кисть.

– Тихо! – Он вскидывает руки, глядя мне прямо в глаза. – Тихо!

– Предатель, – шиплю я, озираясь по сторонам в поисках хотя бы чего-то, что можно схватить, чем можно защищаться.

Только сейчас понимаю, что мы в коридоре и что здесь нет стражи. Кроме него. Волосы опалены, на щеке и скуле наливаются кровью следы от моих ногтей, верх одежды до пояса истлел, ярко горят родовые узоры. Глаза тоже горят – алым, зрачки вертикальные.

– Мне пришлось забрать твой огонь, – объясняет он. – Ты начала оборот… Как такое возможно?!

Хотела бы я знать, как такое возможно, но Бертхард качает головой:

– Потом. Нам надо уходить сейчас, ты нужна Ильерре.

Что?!

– Дни Горрхата сочтены, – резко говорит он, – каким бы ни был исход этой битвы…

Битва!

Только сейчас я вспоминаю, с чего все началось, или чем все закончилось. Дозорные сообщили о прибытии Витхара, о волнениях в пустошах. Но не могу отделаться от того, что сказал Бертхард: «Дни Горрхата сочтены». Что он имел в виду?

– Пойдем, я все объясню по дороге, – говорит он, протягивая мне руку. – Сейчас мне надо вывести тебя отсюда.

– Объясняй, – резко говорю я, но руку не принимаю.

Каменный ход узкий и низкий, но мне вполне хватит места, чтобы не касаться Бертхарда.

– Мятеж зрел уже несколько лет, – говорит он, пока мы идем. – Первые годы правления Горрхат просто уничтожал всех недовольных… За любое неосторожно брошенное слово казнили без разбирательств.

Мне становится страшно. Сколько людей он убил просто за то, что они… Я прикрываю глаза. Сейчас не время об этом думать.

– Впоследствии стало еще хуже. Он устроил отбор, требовал себе женщин из знатных родов. Семьи, которые отказались прислать дочерей, приравнивались к изменникам. Все это время он накачивал себя кровью драконов и, видимо, окончательно повредился умом. Потому что в конце концов объявил, что все десять девушек станут его женами одновременно. Одну из них он изнасиловал, когда она отказалась добровольно взойти с ним на ложе. Когда ее отец вызвал насильника на поединок, Горрхат порвал того в клочья. Его, его жену, младшую сестру той девушки, хотя она умоляла их пощадить.

Меня замутило, и я остановилась, чтобы перевести дух. У самой лестницы приложила ладонь к таэрран, вцепившейся в мою шею своими отравленными ржавыми крючьями.

– Теарин, все в порядке? – Бертхард заглянул мне в глаза.

«Нет», – хотела сказать я, но вместо этого оттолкнулась от стены и зашагала по ступеням.

– После этого он объявил Ильерру закрытыми землями, разорвал все торговые соглашения, по его приказу все подземные пути завалили камнями. Мы оказались полностью отрезаны от мира.

Я споткнулась, но вовремя ухватилась за скользкую холодную стену, покрытую мхом. Мне некуда было бежать. Когда я думала о ментальном приказе Горрхату, я даже не представляла, что бежать мне попросту некуда. Из города было не уйти (только в пустоши – за голодной смертью). Долина, где можно продержаться какое-то время, сейчас почти уничтожена, а горожан он заставил бы меня выдать. Да что там, я сама бы вышла к нему, если бы возникла угроза чьей-то жизни.

– Янгеррд? – коротко спросила я.

Но он не успел ответить: мы как раз вышли из узкой пасти подземелий, и на меня обрушились голоса:

– Местари!

– Местари…

– Местари!

Десятки, сотни вздохов, смешанных с возгласами, обрушились на меня со всех сторон. Сейчас здесь собрались, должно быть, все обитатели замка, и они смотрели на меня. Справа и слева под лязг оружия к нам шагнули хаальварны.

Первым передо мной на колено опустился Бертхард. Остальные воины, последовав его примеру, опустились следом, склонили головы.

– Местари Ильеррская, – когда он обратился ко мне, голос его звучал глухо, – мы ждем ваших распоряжений.

– Поднимитесь, – сказала я. – И доложите, как обстоит ситуация со сторонниками Горрхата.

– Сторонников Горрхата почти не осталось, местари, – произнес Бертхард, – но те, кто остался – гарпунщики, дожидающиеся удара по драконам, уже арестованы и взяты под стражу. Сейчас они содержатся в восточном крыле.

– Удара по драконам? – переспросила я.

– Да. Горрхат заключил сделку с Флангеррманским для того, чтобы получить вас и вашего брата в качестве заложников. Флангеррманского должны были убить, как только он поднимется в небо. Горрхат рассчитывал одолеть Даармархского в одиночку и узурпировать власть в Огненных землях.

Идиот.

– Что сейчас происходит в небе?

– Драконы не подходят к замку, их ведет кто-то очень сильный.

– Кто-то?

– Горрхат предполагал, что это Даармархский, но…

– Всех жителей города нужно увести под землю, – сказала я.

– Уже делаем. – Бертхард кивнул.

– Замечательно. Всех, кто в замке, – тоже. – Я взглянула на собравшихся. – Мне потребуетесь вы и двое хаальварнов, чтобы подняться на стены.

– При всем уважении, местари, я не думаю, что вам стоит находиться там.

– При всем уважении, Бертхард, я не стану отсиживаться под землей, когда на моих землях гибнут драконы и люди. Исполняйте.

Быстро принимать решения меня научил отец, и сейчас, когда хаальварны направляли провожающих меня взглядами людей в сторону подземелий, я думала только о том, что увижу в небе. Горрхат действительно тронулся умом, если решил, что способен совладать с Витхаром. С другой стороны, я не верила, что Витхар придет, а налеты после всего, о чем мне рассказал Бертхард, – дело обычное.

Совпадение? Вряд ли.

На нас с Янгеррдом напали, когда мы еще только подходили к Ильерре, неудивительно, что взбудораженные ледяной магией чужака звери сходят с ума.

Мы быстро миновали холл и вышли к башням, ведущим на стены. Путь по винтовой лестнице показался мне безумно долгим: в висках ломило от плещущего со всех сторон драконьего пламени. Мощного, сметающего все на своем пути, опасного. В груди снова начинало покалывать, приходилось постоянно себя осаживать, чтобы не допустить повторения случившегося в подземелье: второй раз таэрран может меня не пощадить, а я сейчас отвечаю даже не за две жизни. За всю Ильерру.

Лестница наконец кончилась, на верхних ступенях плескался свет, но Бертхард отодвинул меня в сторону и на стену шагнул первым.

– Можно, – донеслось короткое, и на этот раз я приняла протянутую мне руку.

Залитая солнцем стена отцовского замка ощетинилась иглами гарпунов, возле которых дежурили хаальварны.

– Они с нами, – коротко пояснил Бертхард. – Те, кто должен был стрелять, прятались в лесах долины. Точнее, в том, что от нее осталось.

Кивнув, окинула взглядом раскаленное небо: в нем с ревом метались звери, они кружили над долиной, не спеша приближаться к замку и к городу. Горящее в их сердцах пламя, отчаяние, боль, ярость доносились даже сюда, накатывая волнами.

– В драконов не стрелять, – коротко приказала я, напряженно вглядываясь в иссушенную, опаленную долину. – Воздействовать только ментально, даже если подойдут ближе.

Не дожидаясь ответа, направилась к смотровой площадке-балкону, которую сейчас тоже превратили в бойницу. Перила заложили камнями, подняли выше, сровняв по уровню со стеной. Опаленный камень и щербины иссушенной пламенем плитки, мощный гарпун, заряженный стрелой с наконечником из чешуи дракона. Только такой чешую и можно пробить.

Сколько же драконов погибло здесь?

А сколько людей?

Хаальварны отступили, позволяя мне приблизиться, и я снова вгляделась в залитое солнцем небо. Пока что еще только солнцем, не пламенем.

Впрочем, пламени и так было достаточно: того, которое я не могла видеть, но могла чувствовать, в огонь вплетался знакомый мне лед, и от таких порывов силы временами становилось нечем дышать.

До боли вцепившись пальцами в камень – так, что зазубрины острых углов впились в кожу, я вглядывалась в небо, чтобы увидеть Горрхата с Флангеррманским. Долго ждать мне не пришлось – темная тень метнулась, взвилась в небо из-за деревьев – огромный черный дракон, раскрывший пасть и выдохнувший огонь. Рывком из расщелины гор, раскинув мощные крылья, взлетел белоснежный.

Рычание, которое подхватили кружащие над долиной драконы, ударило в самое сердце.

Которое в следующий момент ударилось о ребра с драконьей силой.

Я задохнулась и еще сильнее вцепилась пальцами в камень, потому что стремительно приближающийся дракон был мне знаком. Горящей под солнцем красной, как жерло проснувшегося вулкана, чешуей, которую мои руки еще помнили после падения с качелей. Пламенем, втекающим в меня как источник жизни, опаляющим, жестоким и сильным.

Это действительно был он.

Витхар.

С рычанием метнулись к нему сразу оба дракона: и ледяной и черный. Огонь, который выдохнул Горрхат, раскалил небо сильнее заката, заставил Витхара мощным рывком уйти ввысь, где в него ударило выстужающее воздух дыхание северного дракона.

– Теарин. – Бертхард окликнул меня, но я даже не взглянула в его сторону.

Драконы, которые пришли за Витхаром, сомкнулись вокруг них кольцом. Пламя, что рождалось в их груди, ослепляло, но я все равно слезящимися глазами смотрела туда, где на раскаленной чешуе крошился лед, а Горрхат и Янгеррд снова заходили с разных сторон. Чтобы напасть вдвоем.

Стрелять в эту круговерть было нельзя: по меньшей мере попасть в того, в кого нужно, просто не представлялось возможным. Помимо прочего, зацепи мы кого-то из замкнувших троих дерущихся драконов в нерушимое огненное кольцо, наверняка случится налет, поэтому сейчас оставалось только смотреть.

Как резким движением Витхар взмывает в небо: мощной, неумолимой стрелой практически за облака, как ударяет друг в друга не достигшее цели огненное и ледяное пламя.

Как он устремляется вниз, и мощный удар отбрасывает Янгеррда в сторону кружащих драконов. Как Горрхат вновь раскрывает пасть, но не успевает сделать огненный выдох, потому что когти алого дракона смыкаются на его чешуе, вспарывая ее. Не то рычание, не то вой эхом разносится над долиной, Горрхат пытается вырваться, когда из обманчиво-снежных облаков снова летит ледяное дыхание, иглами впиваясь в раскаленные докрасна крылья.

Горрхат изворачивается, от резкого удара лапы снежного окрашиваются кровью Витхара.

Или мне просто так кажется?

В неистовстве огня искры-брызги-капли неотличимы и неотделимы друг от друга, драконы рычат как единое целое, но продолжают кружить. В битву вожаков звери не вмешиваются и никогда не вмешаются. Это животный закон.

Я чувствую во рту металлический привкус и, кажется, забываю дышать, когда Горрхат устремляется к Витхару. В последнее мгновение рассыпается с крыльев снежная крошка, пламя черного дракона проходит мимо. Алый взмывает выше, обрушивается на снежного огнем и всей своей мощью.

Не то рычание, не то крик, и Янгеррд падает.

Отсюда не видно, что стало с ним дальше, зато Горрхат и Витхар снова устремляются в небо, набирая высоту. Спираль, по которой они поднимаются, раскаляется от огня, солнце уже давно потерялось за этими вспышками.

Рывок – и летящий сквозь пламя Горрхат целится прямо в горло.

Отблеск встретившей огонь алой чешуи, и Витхар уходит в сторону: молниеносно для такого огромного зверя.

В сторону, вверх, чтобы затем, сложив крылья, вцепиться зубами в загривок черного.

Загривок, шея, живот, грудь – самые уязвимые места у драконов, но убивать его он не собирается, это очевидно. За загривок драконицы таскают детенышей, за загривок драконы хватают самку. Когда такое происходит в бою, это унизительно и означает полное поражение: вырваться из захвата, не оставив в зубах противника часть позвоночника, невозможно.

Драконы, кружащие кольцом, разлетаются в стороны, Витхар волочет рычащего, бьющегося и извергающего пламя Горрхата вниз.

Я облегченно вздыхаю и разжимаю пальцы.

В воздухе сверкает серебряная игла.

Не сразу понимаю, что произошло, потому что алый дракон дергается, снова уходит ввысь, и гарпунная стрела ударяет в одного из кружащих на месте битвы драконов. Зверь падает, за моей спиной что-то кричит Бертхард, но я не понимаю, что: следующая игла ударяет в грудь Витхара, и дракон с ревом обрушивается вниз.

– Гарпунщики! – До меня наконец-то доходит смысл оглушающего крика за спиной. – Отряд туда, срочно! Стены держать ментально! Теарин…

Освободившийся Горрхат разворачивается, устремляется к падающему Витхару. Ему, в отличие от алого дракона, нужна не просто победа. Ему нужна смерть.

На краю сознания я понимаю, что произошло: Горрхат никогда и никому не доверял настолько, насколько это делал мой отец. Будучи предателем, он всегда перестраховывался и, должно быть, именно поэтому столько продержался у власти. Поэтому Бертхард не знал обо всех гарпунщиках, просто не мог знать.

Все эти мысли проносятся по краю сознания в считаные мгновения, еще миг – и момент будет упущен.

Бертхард пытается меня схватить, но я ускользаю от его рук, вцепившись в оружие. У меня есть всего один выстрел, другого не будет, поэтому я медлю, но медлю сотые доли секунды. Ровно столько мне нужно, чтобы точно увидеть цель, нажать на рычаг и спустить стрелу.

Горрхат дергается за мгновение до того, как его зубы сомкнутся на шее Витхара.

Стрела пробивает чешую, мощную черную шею, и теперь я уже точно вижу кровь. Черный дракон падает следом за алым, а дальше я просто смотрю, как они ударяются о землю. От удара, как кажется мне, содрогается не только земля, содрогаюсь я, содрогается все во мне.

Я всхлипываю и пытаюсь зацепиться за стену, у которой стояла, но Бертхард хватает меня за талию и тащит вниз. Все дальше от рева драконов, дальше от яростного пламени, дальше от него. Я пытаюсь вырваться, колочу его кулаками по плечам, кусаюсь, царапаюсь и, только почувствовав свободу, бегу.

Сквозь череду знакомых с детства коридоров, к лестнице, все быстрее, быстрее и быстрее.

Солнце ослепляет, огонь жжет глаза, но я все равно бегу.

Бегу к упавшему дракону, до которого еще так далеко, но я должна успеть. Должна… должна, должна!

Мгновение – и меня ослепляет алая вспышка обратного оборота.

Я чувствую, как отчаянно колотится сердце в такт шагам, не просто колотится, оно громыхает, как колокол. В небе происходит что-то страшное, но мне сейчас не до неба, я лечу по земле, по ощущениям – действительно лечу, потому что все-таки оказываюсь рядом с огромной черной тушей, закрывшей собой того, кого я отчаянно хочу увидеть и одновременно боюсь.

Еще один рывок – и я падаю на опаленную землю рядом с Витхаром. Падаю, чтобы заглянуть ему в глаза, перехватить ладонь, увидеть узнавание. Вторая ладонь – на его груди, там, где рваная рана. Рана, доставшаяся и дракону и человеку, окровавленная стрела лежит рядом.

В ладонь ударяет его сердце. В сердце – его слова:

– Я люблю тебя, Теарин.

Это последнее, что я слышу, потому что следующий удар сердца под моей рукой обрывается.

И тогда, запрокинув голову, я кричу.

В мой крик врывается оглушительное рычание, нас накрывает тень. Огромные когти мелькают совсем рядом, Горрхата подхватывают мощные лапы и отбрасывают в сторону, а на его место садится дракон.

Рядом – второй.

Третий. Четвертый.

Они почти замкнули нас в кольцо, когда я слышу далекий голос Бертхарда:

– Теарин!

И свой. Свой, но невыносимо чужой, резкий и сильный:

– Назад.

Последний дракон замыкает круг, за их спинами садятся другие.

И вот мы уже в двойном кольце, спустя минуту – в тройном.

Странно, но в эту минуту я отчетливо понимаю, что должна сделать. Заживление у иртханов быстрое, не в пример людям, все, что мне надо – это запустить его сердце, а для этого… Для этого нужно пламя.

Очень много пламени.

Я представляю, сколько для этого нужно пламени… или не представляю, но все они, сидящие рядом, готовы со мной поделиться. Во мне бьется жизнь, которая может меня уберечь, если я на такое решусь, а может и не уберечь. Одно я знаю точно, я никогда не смогу посмотреть своему малышу в глаза, если сегодня не попытаюсь.

Поэтому закрываю глаза и позволяю себе почувствовать рождающуюся внутри меня искру.

– Твой папа пришел, чтобы нас спасти, – шепчу еле слышно, разогревая ладони и чувствуя, как по ним скользят язычки пламени. – Сейчас помощь нужна ему.

Грудь Витхара под моей рукой неподвижна и залита кровью, но я не позволяю этой мысли завладеть мной. Все, что мне сейчас нужно – это откликнуться на зов окруживших меня зверей.

Пламя начинает жечь грудь, а таэрран – шею, воздух вокруг становится раскаленным. Белая пелена перед глазами – марево, дыхание прокатывается от копчика до макушки, когда я раскрываюсь, позволяя огню драконов хлынуть в меня.

Такое бывает.

Иртханы тоже делятся пламенем, особенно на поле битвы, чтобы помочь друг другу восстановить силы, но сейчас со мной делятся пламенем те, кто был в нем рожден. Кто дышит им, и все, что я могу – передать это пламя ему. Наверное, это не так уж мало.

Воздух вокруг становится красным, нечем дышать.

В меня втекают потоки драконьей силы, мне больше не кажется, что я нахожусь в костре, скорее, я сама – костер. Я единое целое с пламенем, и все, на что у меня сейчас хватает сил, это прошептать:

– Живи, пожалуйста. Живи!

Последняя осознанная мысль, за которой в меня ударяет мощь, какой я раньше не знала. Пламя во мне, и я на миг замыкаю эту силу внутри, чтобы позволить ей почувствовать клетку хрупкого тела.

А потом отпускаю.

В него.

Всю без остатка, отдаю всю себя.

Тело вытягивается струной, когда мощь собравшегося пламени ударяет Витхару в грудь.

Ответный удар пламени и сердца мне в ладонь отбрасывает назад, я слышу хриплый, горячий выдох и судорожный вдох. Вижу, как он выгибается всем телом, как освобожденное пламя рвется ввысь и, кажется, достает до неба. В такт этому пламени во мне дрожит маленький хрупкий огонек.

В ту минуту, когда я об этом думаю, низ живота пронзает тянущая, глубокая боль.

Кажется, к нам бегут (по крайней мере, я слышу голоса), драконы один за другим взлетают в раскаленное небо, набирают высоту и уходят в пустошь.

– Он жив! – слышу я изумленное как раз в тот момент, когда надо мной склоняется Бертхард.

Он на миг отворачивается, а я пытаюсь дотянуться до своего огонька. Пытаюсь коснуться его, но больше его не чувствую.

Для него это оказалось слишком. Для моего малыша.

– Лекаря! – кричит кто-то.

– Уже здесь…

– Сюда!

Витхар будет жить. Теперь уже будет.

Пламя драконов позволит ему справиться с любой раной.

Бертхард подхватывает меня на руки, и я снова кричу. На этот раз от дикой, скручивающей тело боли. Вижу его побелевшее лицо, расширенные глаза, в которых непонимание мешается с ужасом, но у меня нет сил даже на то, чтобы что-то сказать.

К счастью, эта пытка длится недолго: я теряю сознание, а прихожу в себя уже на постели.

Боли нет, и стоит мне открыть глаза, как из кресла поднимается женщина.

– Хотите пить, местари? – Она встревоженно вглядывается в меня.

– Нет.

– Как вы себя чувствуете?

Никак.

Я знаю, что это не совсем то, о чем она меня спрашивает, но не могу избавиться от этого чувства. Кладу руки на живот: совсем недавно там, где билась жизнь, сейчас пустота. Я чувствую только ее, и она разрастается во мне с каждой минутой все больше.

Я хотела избавиться от него, и я его потеряла.

Я думала о том, чтобы выпить настойку, я приняла ее из рук Мэррис, и расплата не заставила себя ждать.

Горячие слезы могли бы принести очищение, но слез нет.

Меня больше нет.

Я действительно отдала себя всю.

Эта мысль была такой горькой, такой болезненно-острой, что мне стало нечем дышать. Я поняла, что если позволю ей завладеть собой, если позволю себе провалиться в отчаяние, затягивающее меня как бездна, дальше действительно не будет ничего. Поэтому я села, стараясь не обращать внимания на головокружение, и так же быстро поднялась.

– Местари! – ахнула женщина. – Вам нельзя вставать!

Под моим взглядом она осеклась и тут же поправилась:

– Не стоит вставать. После того, что вы перенесли, кровотечение может открыться снова. Я отвечаю за вас. Местари, пожалуйста!

В ее глазах была такая мольба, что я нахмурилась.

– Отвечаешь – перед кем?

– Передо мной.

О, этот голос я не спутала бы ни с чьим другим даже в толпе. Даже когда минут десятки лет, я буду его помнить так же остро, как сейчас.

– Выйди, – приказала я побледневшей женщине, ее лицо в ореоле темных волос казалось туманным. Только после того, как она выбежала, я повернулась к вошедшему.

Под одеждами на груди Витхара угадывалась повязка, взгляд дракона вонзился мне в самое сердце. Я слишком хорошо помнила его последние слова и слишком многое потеряла, чтобы они сейчас имели значение. Он жив, это главное. Наверное, я должна была испытать облегчение, но поняла, что не чувствую ничего. Ничего из того, что должна: ни радости от спасения, ни счастья от того, что Ильерра спустя долгие годы свободна.

Свободна, но истерзана и измучена, ее сердце обливается кровью точно так же, как и мое.

– Зачем ты пришел? – холодно произнесла я.

– Это все, что ты готова мне сказать, Теарин? – Взгляд его привычно потемнел. – Ложись. Тебе нельзя сейчас быть на ногах.

– Мне можно все, что я сама себе разрешу, – сказала я. – И там, за этими дверями меня ждет мой народ.

Отразившееся на лице Витхара выражение было вполне предсказуемым.

– Ты собираешься править? Сама?

– А у тебя есть другие варианты?

В Ильерре на ночь надевали тонкое длинное платье с коротким рукавом, и сейчас на мне было именно такое. Желания прикрыться под взглядом Витхара сейчас не возникало, а вот желание закрыться – вполне. Поэтому я сложила руки на груди.

– Я говорил с Бертхардом. В ближайшую неделю прибудет мой наместник, который…

– Что?!

– Что тебя удивляет? – спросил он, в два шага преодолев разделяющее нас расстояние и оказавшись рядом: мне пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза. – Твое государство истекает кровью, Теарин. Вам нужна поддержка и нужен правитель, который удержит власть и не позволит Ильерре рухнуть до той минуты, когда Сарр сможет править.

– Нужен, – согласилась я, не отводя взгляда. – И этот правитель перед тобой.

Витхар приподнял брови, и это окончательно вывело меня из себя.

– Ильерре не нужен наместник, – резко сказала я.

Глаза дракона полыхнули алым, но тут же снова потемнели.

– Хорошо. – Он ответил так, словно разговаривал с малым ребенком. – Мы не с того начали, Теарин. Я должен многое тебе объяснить.

– Ты больше ничего мне не должен. Равно как и я тебе, Витхар.

Его лицо, обычно напоминающее изваяние, сейчас исказилось, словно от боли.

– Я понимаю, что ты чувствуешь…

– Правда? – тихо поинтересовалась я. Теперь уже я шагнула к нему, оказавшись совсем вплотную, настолько близко, что могла чувствовать исходящий от его тела жар. – Ты правда понимаешь, что я чувствую сейчас, когда во мне оборвалась жизнь? Жизнь малыша, которому я уже выбирала имя?

Я говорила, чувствуя на языке горечь слез, но глаза по-прежнему оставались сухими.

– Ты правда понимаешь, что я чувствовала, когда его сердце билось во мне искрами, а сейчас не бьется? Правда понимаешь, что я почувствовала, когда ты назвал имя Джеавир на отборе? Небо, Витхар, если ты и правда это понимаешь, тебя здесь быть не должно.

Он сжал губы, но шевельнувшиеся ноздри выдавали его с головой.

– Ты даже не хочешь выслушать меня, Теарин, – произнес он наконец.

– Не хочу? Да, я не хочу тебя слушать. Возможно, именно потому, что когда я хотела что-то услышать, ты со мной не захотел говорить!

– Янгеррд вынашивал планы по захвату Огненных земель очень давно. – Он все-таки отступил и теперь не смотрел на меня. – К сожалению, вскрылось это именно на отборе. Я до последнего не хотел в это верить, но после падения Ибри, причиной которого стал северянин…

– Подожди, – перебила я. – Его же не успели допросить.

– Для всех – не успели. После того случая все стало понятно. Я ждал, когда Янгеррд себя выдаст, присматривался к тем, с кем он общался. Мне нужно было вскрыть этот заговор целиком.

«А я-то тут при чем?!» – захотелось крикнуть мне, но вместо этого я спросила:

– Зачем ледяному Огненные земли?

– Янгеррд родился слабым. Первенец его отца погиб, доставшейся ему силы было недостаточно, чтобы справиться с властью. Он начал вливать себе кровь драконов, едва присоединился к верхардцам отца.

Верхардцы – воины Севера, как хаальварны на нашем материке, но меня сейчас интересовало другое.

– Мне все равно непонятно, как он собирался держать Огонь, будучи ледяным.

– Он собирался смешивать огни. Вливать кровь наших.

– Он ненормальный! – вырвалось у меня.

– Так и есть. В лучшем случае это его бы убило, в худшем – превратило в безумного монстра, справиться с которым было бы очень и очень сложно. – Витхар помолчал и добавил: – Когда его отец узнал, что он делает, он строго-настрого запретил ему приближаться к драконам под угрозой таэрран. Янгеррд его убил, а перед смертью пообещал ему, что придет миг, когда весь мир будет его.

Я открыла было рот, чтобы что-то сказать, но в итоге закрыла.

Сказать мне было нечего.

– С помощью Горрхата он рассчитывал избавиться от меня, а после – избавиться от него и править Огненными землями и Севером единолично.

– Это он сам тебе рассказал?

– Да. Ментальный допрос продолжался всю ночь.

Я глянула на задернутые занавеси. Представить, что прошло уже больше суток, было сложно. Равно как и принять, что еще сутки назад во мне билось маленькое огненное сердечко…

Я отвернулась от окон, возвращаясь в реальность.

– Что с ним теперь будет?

– Его будут судить по законам Даармарха. Он вернется в Аринту вместе с нами…

– Вместе с тобой.

Витхар сдвинул брови.

– Ты летишь со мной, Теарин.

– Не лечу. Прошли те дни, когда ты диктовал мне, что я буду делать. – Я спокойно встретила его взгляд. – У меня страна, которой нужна правительница, а не сторонний наместник. У тебя – будущая жена, которая спит и видит, как бы заполучить от тебя ребенка.

– Ты это сейчас серьезно?! – прорычал он.

– Более чем. Джеавир давно в тебя влюблена, не веришь мне – спроси у нее, – хмыкнула я.

– Я пришел сюда за тобой! – Знакомым пламенем по комнате полоснуло знатно.

– Я тебя об этом не просила!

Взгляд Витхара стал драконьим.

– Твоя страна ослаблена, – почти процедил он. – Ее можно взять голыми руками! Ильерре нужна армия, а не женщина, которая…

Дракон осекся.

– Не женщина в таэрран, ты хотел сказать? – спокойно поинтересовалась я.

Странно, но сейчас, когда Горрхат был мертв, осознание того, что таэрран со мной до конца жизни, больше не могло причинить мне боль. Возможно, дело было в том, что вместе с угасшим во мне огоньком погасло и что-то во мне, а может статься, в чем-то еще. Я не хотела в этом разбираться, не хотела об этом думать сейчас – когда любая неосторожная мысль может столкнуть в пропасть.

– Тебе тоже не нужна женщина в таэрран.

– Мне нужна ты!

– Нет, Витхар. Тебе нужен образ, который ты себе придумал. – Я говорила спокойно, чувствуя, что внутри больше ничего не дрожит. – Если бы тебе была нужна я, если бы ты знал меня хотя бы отчасти, ты бы не заставил меня пройти через все то, через что я прошла. Ты подарил мне самое дорогое, что мог подарить, и сейчас, когда его больше нет…

Я замолчала, но потом все-таки добавила:

– Мне не нужен наместник и не нужна твоя армия. Мне нужен мой брат.

– Я не улечу без тебя, Теарин! – Его зрачок вытянулся в вертикаль.

– Что ж, значит, останешься в Ильерре гостем, пока не соберешься домой, – ответила я. – Уходи.

Он резко шагнул ко мне, но я выставила вперед руку и повторила тверже:

– Уходи, Витхар. Я не хочу, чтобы мы сожгли друг друга дотла.

Дракон остановился.

Я смотрела ему в глаза и понимала, что наше с ним расставание было всего лишь вопросом времени. Даже останься я в Даармархе, это бы вряд ли что-то изменило – с той лишь разницей, что мой малыш был бы жив.

Я отвернулась и отошла к окну, резко отдернула занавеси. Мне хотелось упасть на покрывало, колотить по нему руками, выть, кричать, только чтобы выпустить запертую глубоко внутри боль. Мне хотелось оплакать своего драконенка, который так и не успел увидеть этот мир, не успел потянуться ко мне крохотными ручками, не успел назвать меня мамой. Мне хотелось побыть просто женщиной – отчаявшейся, потерявшей все…

Но я была дочерью правителя Ильерры, которая сейчас нуждалась во мне.

Поэтому, когда за спиной хлопнула дверь, я повернулась, приблизилась к кровати и коснулась нити колокольчика. Мне нужно было одеться и выйти к своим людям.

К людям, отчаяние которых ничуть не меньше моего.