Текст книги "Если не кот, то кто? Пушистый избранник"

Заканчивались запасы дизеля. Надо было пробиваться к ближайшему порту – которым была, если британские электронные системы ничего не напутали, египетская Александрия. Оба двигателя пока работали, но хватит ли топлива еще на сотню миль?

Он был совсем один на своей яхте и уже давно не ночевал на берегу. Лишь однажды, месяц назад, позволил себе небольшую прогулку по шумному Марселю – хотел купить серый свитер грубой вязки, как у настоящих моряков. Заодно пополнил запасы продовольствия и побаловал себя свежими круассанами на завтрак и ароматным марсельским буйабесом на обед.

Он не стригся и отпустил кудрявую рыжую бороду. Волосы под безжалостным средиземноморским солнцем выгорели до цвета «античная латунь». Кожа приобрела медный оттенок. Руки огрубели, плечи распрямились.

Как отличалась эта свободная морская жизнь от суматошного метания между Москвой и Петербургом! Как нравилось ему молчать сутки напролёт, не произнося ни звука, – какой контраст с бесконечными вип-переговорами, когда следовало внимательно подбирать каждое слово.

Все свои наручные часы – в том числе и самые любимые, с золотым якорьком и маленьким компасом – Андрей подарил отцу. Своё местонахождение во времени и пространстве экс-политтехнолог определял теперь по рассвету и закату.

Как хорошо было забыть о подковёрных играх, о котах-депутатах и преданных правительству оппозиционерах.

Юрий Шаховской играл на белом рояле «Стейнвей», вывезенном из Мариинского дворца, пьесу собственного сочинения, которую он назвал «Рассвет» – по аналогии с «Утром» Эдварда Грига. Своё сочинение, в котором были покой и безмятежность, радость от наступления нового дня и нежный щебет птиц, Шаховской посвятил своей новой музе.

А вот и она. Муза зашла в полутёмную библиотеку, цокая каблучками по паркету. Она была единственной женщиной, которой Шаховской разрешил ходить на шпильках по произведению деревянного искусства.

– Юра, столик в «Бомонде» на Аптекарском я забронировала на восемь, хоть это и было нелегко – кажется, весь петербургский высший свет сегодня там собирается, – мелодично произнесла муза, плавным жестом откинув прямые светлые волосы за спину. Выглядела она, как всегда, изысканно: тёмно-зелёное струящееся платье, пара тончайших золотых браслетов на хрупком запястье, изящные щиколотки перехвачены золотыми лентами босоножек. – Давай мы с тобой пешком до ресторана прогуляемся, он же совсем рядом с нашим Крестовским, и погода замечательная, – она подошла к окну и раздвинула шторы.

– Конечно, дорогая, – согласился Шаховской, вставая из-за рояля и подходя к ней поближе. Он обнял её за талию и подумал, как идеально они дополняют друг друга. Если бы кто-то сейчас сфотографировал их – красивая, ухоженная пара в роскошных интерьерах его особняка – снимок можно было бы ставить как на обложку журнала «Идеальный дом», так и на обложку «Идеальной семьи». Да, экс-спикер и убеждённый холостяк начал подумывать о новой свадьбе. Его не пугал новый закон об усложнении процедуры расторжения брака. Он был бы готов жениться, даже если бы развод вовсе отменили.

– А по дороге, Юрочка, обсудим детали нашего проекта, нужно начинать действовать.

И это тоже ему нравилось в Каролине: её энергия и желание довести до конца начатое. Когда он впервые поговорил с ней по телефону, она сразу взяла быка за рога и заставила Юрия Алексеевича напрочь забыть Андрея Лисенко и все его опасения. Они встретились, разработали смелый план по продвижению Шаховского в губернаторы и влюбились друг в друга.

А ещё она превосходно играла в шахматы.

На подъездной дорожке показался незнакомый автомобиль: серебристый японский седан футуристической формы.

– Ты ждёшь гостей? – подняв бровь, обратился Шаховской к Каролине.

Та покачала светлой головой.

– Юрий Алексеевич, к вам Наталья Бурбон, по личному делу, – доложила через несколько минут экономка. – Примете?

– Наталья Бурбон? – в полном недоумении повторил Шаховской, поправляя очки. – Что ещё за личное дело? Что ж, ладно, зовите.

Браслеты Каролины беспокойно зазвенели.

– Юрочка, я, пожалуй, пойду, поправлю макияж перед рестораном, ты не против?

– Разумеется, дорогая, не думаю, что эта встреча будет интересной… Добрый день, коллега, – приветствовал он чуть позже Наташу. Каролина к тому времени уже вышла из библиотеки. – Чему обязан чести? Но прежде позвольте поинтересоваться, откуда у вас мой адрес.

– Ах, это было несложно, – махнула рукой Наташа, которая чем-то неуловимо отличалась от той Наташи, которую он знавал во времена совместной службы на благо Отечества в Законодательном собрании шестого созыва. Что-то в ней изменилось. Волосы? Пожалуй. Распущенные, чуть подвитые локоны насыщенного цвета фундука свободно рассыпались по плечам, они больше не были стянуты в строгий узел. Одежда? Да, конечно. Деловые и довольно безликие наряды, в которых она посещала заседания, сменились лёгким цветастым платьем в пол. Но были ещё какие-то, неосязаемые перемены. Наташа стала… счастливой. Она улыбалась. Шаховской никогда раньше не видел её улыбки, и она ему понравилась: открытая, широкая, искренняя. – Ваш адрес, Юрий Алексеевич, есть у каждого уважающего себя журналиста. А некоторые журналисты готовы поделиться своей информацией в обмен на нашу.

– Да, разумеется, я принимал здесь коллег с телевидения, давал интервью, показывал свою коллекцию картин, но не думал, что… А впрочем, ладно, – оборвал себя экс-спикер. – Итак, Наталья, перейдём к делу. Что вам угодно?

Они присели в кресла у камина. Огонь в нём экономка разожжёт позже, к возвращению хозяев из «Бомонда».

– Юрий Алексеевич, мне бы хотелось предложить вам взаимовыгодный бизнес, – начала Наташа, немного волнуясь – это было заметно по тому, как она стиснула обручальное кольцо на пальце. – Насколько я знаю, вы являетесь владельцем завода по изготовлению консервов…

– Вы ошибаетесь, Наталья, – поправил её Шаховской. – Владелица предприятия, так же, как и этого особняка, и других объектов, подлежащих декларированию, – это моя мама, а не я.

– Конечно, конечно, ваша мама, – с готовностью поддержала игру Наташа. Неужели она умнее, чем кажется? – В таком случае, Юрий Алексеевич, не могли бы вы передать вашей маме, что мы предлагаем её заводу расширить линейку выпускаемой продукции и заняться производством консервов для котов? Подождите, я приведу вам аргументы! Во-первых, у меня есть несколько отличных рецептов рыбной каши, одобренных ветеринаром. Во-вторых, это вполне укладывается в модный тренд импортозамещения. Что может быть более отечественным, чем гречка и минтай! В-третьих, я как хозяйка самого известного кота страны готова предоставить его фотографию для размещения на каждой банке.

Шаховской снял очки в тонкой золотой оправе и принялся их протирать особой тряпочкой.

– Знаете, Наталья, известность вашего кота носит весьма сомнительный оттенок…

– Вот именно, – согласилась Наташа, – и это подводит нас к четвёртому пункту: одновременно со стартом продаж новых консервов запускаем пиар-кампанию по коррекции имиджа Ваучера, разработанную моим мужем, профессионалом в рекламной сфере. Все документы уже подготовлены, дело лишь за финансированием. Если вы – простите, ваша мама – согласится оплатить рекламу, прибыль не заставит себя ждать. Поделим доходы от продажи консервов пополам. Неужели вашей маме не нужны деньги, Юрий Алексеевич?

– Деньги всегда нужны, а сейчас особенно, – задумчиво ответил Шаховской. Наташа, сама того не зная, оказалась в нужное время в нужном месте. Он давно уже планировал расширение производства и искал перспективный продукт. Замахнулся было на шпроты, но вовремя остановился – народ ещё помнил восхитительный вкус запрещённых прибалтийских, и вылезать со своими худенькими, истощёнными, пресными рыбками было рановато.

В любом случае контакт с поставщиками рыбы был налажен, и этим следовало воспользоваться. А консервировать кашу на заводе давно уже научились. «Тушёнка с гречкой по-солдатски» улетала из обедневших магазинов ящиками. Сам Юрий Алексеевич не мог без отвращения смотреть на это месиво из жил, жира и некондиционной крупы; но народу нравилось. Тушёнку заменить на рыбу – и кошачьи консервы готовы без всяких дополнительных вложений, не считая рекламы. А впоследствии можно ту же рыбную кашу продавать и под видом здорового питания для людей. Двойная выгода!

Шаховской решительно водрузил очки на нос.

– А вы знаете, Наталья, – протянул он ей узкую ладонь пианиста, – я согласен!

– Прекрасно! – снова улыбнулась Наташа. – У меня только один вопрос: а что скажет ваша мама?

Глава 2

Двадцать седьмого мая родился Петербург. Этот день считается днём основания города. Двадцать седьмого мая Пётр Великий решил воздвигнуть новую столицу на зыбком болоте. «Архитектурное чудо» – называют теперь Петербург.

Двадцать седьмое мая стало вторым днём рождения Ваучера. Утром, как ни в чём не бывало, он выбрался из своей раковины и требовательно замяукал, вызывая из спальни хозяев, чтобы выпросить у них любимой каши, и побольше! Как будто и не было последних, тревожных и страшных недель. На месте выпавших зубов у двадцатидвухлетнего кота прорезались новенькие – беленькие и остренькие. «Медицинское чудо», – поразился срочно вызванный ветеринар и попросил разрешения сфотографировать Ваучера для научного журнала. «Да он абсолютно здоров!» – никак не мог поверить своим глазам ветеринар. «Может, вы его подменили?» – с подозрением взглянул он на чету Безушковых, потом сам же отмёл это предположение: «Нет, я своего пациента всегда узнаю».

Иногда Наташе казалось, что это её подменили. Последняя тучка, омрачавшая её небосклон – болезнь Ваучера – растаяла в ослепительно-голубом небе, и энергии было хоть отбавляй.

На следующий день после выздоровления питомца Наташа отправила своё семейство в парк аттракционов и затеяла грандиозную, доселе невиданную уборку квартиры – с мытьём окон и отодвиганием мебели. Под пыльным креслом-мешком обнаружился старый самоучитель по прикладной психологии. «Прочь от стресса, или Экзистенциальный анализ вашей непривлекательной личности» – прочитала Наташа на обложке и ужаснулась. Неужели она пожертвовала своим браком ради такой чепухи?

Хотя… «Прочь от стресса» – это именно то, что им сейчас нужно. Нет-нет, никакого возвращения к глупым форумам и бестолковому самоанализу. В этой книжке можно почерпнуть парочку идей для психологических тренингов, которые они с Петей собирались устроить в своём санатории. Политикам должно понравиться наукообразное пустословие, которым пестрит книженция. Вот, например, знакомая бессмысленная фраза: «Подлинно личностное раскрывается в человеке только тогда, когда он освобождается от связи с социальной средой; а потому – расширьте ваши горизонты!» Или ещё, подходит просто идеально, можно сразу брать девизом санатория: «Продуктивное общение индивидуума с индивидуумами другого типа отодвинет стресс на второй план и представит вашу проблему в другом свете». Если подумать, «индивидуумы другого типа» – это и есть коты-психологи.

Итак, «Непривлекательная личность» отправилась в стопку документов на журнальном столике в гостиной, составив компанию договору с заводом Шаховского, заявлению в налоговую о регистрации юридического лица, контракту с банком на открытие счёта и ещё нескольким десяткам важных бумажек, среди которых номером первым значился запрос в Комитет по строительству о выкупе детского оздоровительного лагеря, принадлежащего администрации Санкт-Петербурга. Как удалось выяснить Пете, в восьмидесятых в лагере отдыхали дети сотрудников разных отделов Ленинградского обкома КПСС – прародителя нынешнего Смольного. Теперь всё зависело от председателя Комитета по строительству, который должен был либо разрешить использовать никому не нужные здания, либо поставить крест на мечте Безушковых. Чего ждать от нынешнего главы комитета, «тёмной лошадки», господина Евграфа Миловидного – никто не знал. Результат запроса был непредсказуем.

Самый лучший способ привлечь удачу – попрощаться со всем барахлом из прошлого, которое тянет тебя вниз вместе с грузом дурных воспоминаний.

Первым делом Наташа оттащила на помойку кресло-мешок – источник многочисленных семейных скандалов. Правда, после восстановления отношений Петя больше не поднимал эту тему, но Наташа не раз замечала хмурые взгляды, которые супруг бросал на бесформенный предмет мебели. Прощай, глупое кресло!

Следующей жертвой стал гигантский пакет с сухим кошачьим кормом. Отныне, и присно, и вовеки веков – только рыбная каша для любимого Ваучера!

Пафосная миска со стразами – в мусор!

Комплект «бабочек» – туда же! И с особым удовлетворением – подарок Андрея. Ярко-красный бант мягко приземлился в контейнер, сразу превратив бытовые отходы в инсталляцию, которую можно было бы назвать, к примеру, «Сущность политики».

Да, подумала Наташа, отряхивая руки, местная помойка стала участницей весьма необычных событий. Чего только в неё не выкидывали за последние месяцы! Тут тебе и лыжные костюмчики поросячьего цвета, и колокольчики, а сегодня – целая серия любопытного мусора. Наташина помойка могла бы написать диссертацию на тему «Эволюция кота-депутата и его хозяйки».

Чувствуя полное очищение, как после купания в проруби, Наташа зашла в парадную. Здесь на службу заступала баба Флора – с необычайно грустным выражением лица.

А я ведь до сих пор так и не поблагодарила храбрую консьержку за спасение от рассерженной толпы! – сообразила Наташа и облокотилась на стойку ресепшена.

– Знаете, я у вас в долгу, – начала она, покручивая обручальное кольцо на пальце, – вы нас с Ваучером очень выручили, когда не пустили этих безумных митингующих в дом…

– Не такие уж они и безумные, – поджала тонкие губы баба Флора. – Многое из того, что они говорили, мне понравилось, особенно про животных. Бессердечный закон вы приняли, Наташенька!

Наташа тяжело вздохнула. Похоже, её парламентское прошлое будет теперь преследовать её вечно.

– Баба Флора, поймите, я хотела ввести этот запрет ради вашего же блага, и вообще он получился совсем не таким, как я планировала…

– Нет, – упрямо ответила консьержка, – я и сама знаю, что мне лучше. А из-за вас, Наташенька, мне уже выписали столько штрафов, что мне и за год не расплатиться!

– Так может, проще отдать ваших кошек, чем получать из-за них штрафы? – Наташа заранее знала, что услышит в ответ.

– Ни за что, это же мои деточки! – баба Флора едва не прослезилась. Спорить с ней было бесполезно. К котам она относилась, как к людям. Хм-м, как к людям. Это свежая мысль… Надо посоветоваться с Петей.

– Баба Флора, вы вечером здесь будете?

– Куда же я денусь, Наташенька, я здесь до завтрашнего дня обязана сидеть.

– Отлично, никуда не отлучайтесь!

И Наташа легко взбежала по лестнице на свой четвёртый этаж. Вместе с лишними килограммами ушли одышка и тяжесть в ногах.

Да они что, смеются, что ли? Нет, конечно, нет!

Председатель Комитета по строительству с изумлением читал запрос о покупке заброшенного лагеря, принадлежащего Смольному. Евгений Мылов, он же Евграф Миловидный, поразился наглости семьи Безушковых: вместо того, чтобы спрятаться подальше в норку и не высовываться, они после всех скандалов лезут в бизнес! Зачем им сдался вообще этот лагерь? Он поискал глазами соответствующую графу: «обустройство санатория для психологической разгрузки политиков и бизнесменов». М-да, остроумно, он бы и сам не отказался съездить на недельку в такой санаторий.

Святые небеса, да он устал больше всех петербургских политиков и бизнесменов, вместе взятых! Никто так не заслуживает психологической разгрузки, как он – прирождённый чиновник, вынужденный годами носить личину оппозиционера и молодёжного лидера по приказу администрации.

Но позволить каким-то выскочкам зарабатывать на их незаслуженной известности Мылов-Миловидный просто не мог.

Резюме председателя комитета было кратким: «Отказать». И без всяких розовых лапок.

– Не может быть! Почему? Как – «отказать»? За что?

Петя пришёл из Смольного подавленный. Ему вручили абсолютно нечитабельную, запутанную, полную бюрократических оборотов бумагу – ответ на его запрос, – из которой всё же можно было понять, что в покупке лагеря им отказано. И вроде как «в интересах детей».

– Каких ещё детей? – возмущалась Наташа, в десятый раз читая заключение комитета. – Да дети из последней смены, которую принимал этот лагерь, уже, наверное, к пенсии готовятся!

– Ну, так что? – огорчённо спросил Петя супругу. Под глазами у него обозначились мешки, на скулах ходили желваки. Он многого ждал от этого проекта. – На этом всё? Финита ля комедия?

– Ещё чего! – сузила глаза Наташа. Испытания, через которые она прошла за последнее время, закалили её характер. – Есть у меня кое-какой компроматец на уважаемого председателя Комитета по строительству. А потом перейдем к решению проблем бабы Флоры.

Наташа промаршировала в приёмную главы Комитета по строительству походкой победительницы. Бросив секретарше многозначительно: «Передайте Евграфу Дементьичу, что его ждёт старая знакомая!», она отправила Пете сообщение «Шоу начинается». И на секунду подумала, что если бы тогда, в сентябре, муж пошёл у неё на поводу, она бы сейчас брала штурмом не Администрацию всего Санкт-Петербурга, а убогую квартирёнку Антонины Блиновой; и её облегало бы сейчас не платье цвета хаки с запа́хом, а слинг из старой тряпки. Она недавно ради забавы зашла на страничку Антонины и с нехорошим удовлетворением прочитала на её стене полную яда историю о том, как беременную Антонину бросил муж – ушёл, судя по всему, к одной из её слинго-клиенток.

– Проходите, пожалуйста, – секретарша пригласила Наташу в кабинет.

За безбрежным столом эпохи сталинского ампира сидел Евграф и сражался с компьютером. Оба при этом выглядели странно. Наташа в растерянности переводила взгляд с человека на девайс и обратно.

Евграф избавился от налёта молодёжности и перестал походить на программиста-миллионера. Неприметный костюмчик, серенькая рубашка, стрижка родом из семидесятых. Если бы он пришёл на кастинг в фильм с названием вроде «Отличники производства» или «На них надо равняться», его приняли бы без конкурса. Поразительная трансформация личности.

Компьютер тоже мог бы попасть в производственно-патриотическое кино – в качестве реквизита. Наташа впервые вживую увидела гаджет производства бывшего танкового завода. Всё в нём кричало о его происхождении: и толстый грубый монитор в деревянной окантовке, напоминающий старый ламповый телевизор; и клавиатура с серыми клавишами-гигантами. (Только русские буквы, незнакомая раскладка; приглядевшись, Наташа прочитала в верхнем ряду – там, где на всех остальных клавиатурах складывалось слово QWERTY – гордое «КВАС».) Великанский системный блок защитного цвета, занявший почти всё пространство под столом, почти не оставлял Евграфу места для ног. В середине блока алела круглая кнопка «ОГОНЬ». Вместо мышки председатель комитета использовал нечто вроде пульта управления прицелом танка.

– А-а, Наталья! – не отрывая глаз от монитора, сказал Евграф. – Что за чёртова машина! – это уже компьютеру. – Подозреваю, вы пришли требовать, чтобы я разрешил вам разрушить детский лагерь.

– Здравствуйте, Евграф Дементьевич, – негромко, но решительно ответила Наталья. – И вовсе не разрушить, а возродить!

– Проклятие, да почему ничего не нажимается… Наталья, я впустил вас исключительно для того, чтобы на ваших глазах удалить все ваши данные из системы; чтобы даже никаких следов вашего запроса в базе не осталось на случай, если вы вздумаете обратиться в суд, – он яростно застучал по мышке-пульту. – Давай выделяйся!

– Евграф Дементьевич, но почему вы так агрессивно настроены? – попыталась воззвать к нему Наташа. – Чем я вам помешала?

– Вы мне не помешали, Наталья, вы мне помогли в достижении моих личных целей, – наконец обратил на неё взор Евграф. Наташе стало некомфортно, она непроизвольно поёжилась. Взгляд голубых глаз не сулил ничего хорошего. – Но именно поэтому я не могу выпустить вас из стада.

– Какого стада? – Наташа нервно крутила кольцо на пальце.

– Овечьего стада, серой массы, рядовых петербуржцев… Назовите, как хотите. Я не могу позволить вам выделяться – а ваш проект с санаторием слишком хорош, он сразу выдернет вас из среднего класса.

– Но почему? Почему мне нельзя выделяться? – Наташе хотелось расставить все точки над «i».

– Потому что мне нравится, на какой ноте я ушёл из парламента и в каком состоянии оставил оппозицию, лицами которой мы с вашим котом являлись. Всё, вы уже отыгранный материал. Не надо лезть, куда вас не просят, Наталья. Не высовывайтесь, мой вам совет, пусть общество запомнит вас неудачницей.

Это прозвучало как приказ, а не как просьба или рекомендация. Но Наташа, собравшись с духом, приготовилась к контратаке.

– А знаете ли вы, Евграф Дементьевич, что у меня есть некоторые пикантные фотографии?

Она развернула к нему свой смартфон. На экран был выведен снимок Евграфа-Дракулы с её дня рождения.

– Что вы скажете вот на это? Представьте, что это фото попадет в руки журналистов!

Снимок не произвёл на чиновника ожидаемого воздействия. Евграф пожал плечами.

– Да на здоровье!

– А если я ещё украшу этот снимок рассказом о том, что я узнала о ваших методах работы? Я имею в виду все эти договорные результаты выборов и ваше попустительство, когда вы позволили мне принимать любые законы на мой вкус. Да один ваш «Купон на единогласие» чего стоит! – Наташа отыскала пресловутый купон в сумке и победоносно, как флагом, помахала бумажкой перед носом у Евграфа. – Конечно, это капля в море, верхушка айсберга, но пресса уже заскучала, она ухватится за мои откровения! В СМИ будет пожар, Евграф Дементьевич, лесной пожар!

Наташа внутренне торжествовала. Она была уверена, что уж эти-то аргументы пробьют танковую броню. Однако Евграф лишь вновь пожал плечами.

– Наталья, вы ведёте себя по-детски. Во-первых, у нас есть инструменты воздействия на прессу, административный ресурс никто не отменял. А во-вторых, даже если фотографию опубликуют, ничего от этого не изменится. Вы что, первый день в нашем городе живёте? Когда это у нас увольняли из-за скандалов в прессе? Увольняют по другим, глубоко личным причинам, – он ухмыльнулся. – У вас всё? Тогда приступим к экзекуции, – и заколотил по клавишам-гигантам. Некоторые приходилось нажимать по два-три раза, давить со всей силы, чтобы они откликнулись. – Выделяем ваши данные… Выделить, я сказал! Выделить!

Наташа сжалась. Ждать спасения было неоткуда.

– Фух, выделили! – Евграф вытер рукавом пиджака капельки пота, выступившие на лбу. – И удалить! Удалить, чёрт побери!!!

Он грохнул кулаком по мышке-пульту, затем вновь набросился на клавиатуру.

– Завис, подлец! В такой момент! Завис! Ну, сейчас я тебя перезагружу, ты у меня дождёшься!

И Евграф ткнул носком серого лакированного ботинка красную кнопку «ОГОНЬ» на передней панели системного блока. Компьютер издал пронзительный писк, затем затарахтел, как трактор, и вдруг заснул.

– Не понял? – Евграф потрогал мышку, нажал большую клавишу с надписью «ДА!» на клавиатуре. Компьютер спал беспробудным сном. – Эй, ты, взбодрись! – Кнопка «ОГОНЬ» вновь подверглась неласковому воздействию лакированного ботинка. Компьютер вздрогнул, как больной носорог, и недовольно затарахтел.

– Ага, включился! – Евграф воодушевлённо схватился за мышку. – Постойте! Подождите!.. Что… Что это?!

– Что, что там? – приподнявшись на стуле, сгорающая от любопытства Наташа заглянула в монитор. Там мелькали какие-то таблицы.

– Чёрт, чёрт, чёрт! Отменить! Отменить, я сказал! – Евграф в отчаянии нажимал клавишу «НЕТ!» на клавиатуре. – Верни всё назад, проклятый комп! Я не одобряю этот проект! Я не даю разрешения! Я не прошу все структуры как можно быстрее одобрить запрос! Нет, всё наоборот! Ах ты, чёрт!

Помощь пришла, откуда не ждали. Произошло то, что бывшие поклонники Евграфа – юные юзеры – назвали бы «эпическим фейлом». Компьютер с невозмутимостью танка переформатировал общую базу смольненских документов, вводя Наташин запрос в список приоритетов всех комитетов и подразделений. От большинства коллег Евграфа тут же стали приходить подтверждения.

Завибрировала эсэмэска от Пети: «Не знаю, что ты там устроила, но мне только что позвонили из Комитета по строительству. Можем приступать к работе! Умница».

– Что ж, Наталья, – Евграф, устав от бесплодной борьбы, откинулся на спинку скрипучего кресла, обитого бордовым дерматином. – Похоже, вы победили. Отозвать всю эту лавину назад я не могу, да и поздно уже: это какой будет удар по репутации, если откажусь от своего одобрения, – он глубоко вздохнул. – Ладно, запишите меня первым клиентом своего санатория. Привык я к кошкам за время работы с вашим Ваучером, теперь скучаю по нему!

Только дома Наташа заметила, что «Купона на единогласие» в её сумке больше нет. Видно, забыла на столе председателя комитета. Ну и ладно, кому теперь этот купон нужен.

После того как самое трудное – согласование документов – осталось позади, время понеслось со скоростью экспресса «Синкансэн»[39]39
  Shinkansen – самый быстрый поезд в мире, может достичь скорости 581 км/ч.


[Закрыть], следующего из Токио в Осаку.

Наташин папа – бывший архитектор – составил и прислал по интернету проект максимально простой реконструкции лагеря, основываясь на Наташиных фотографиях.

Наташина мама – бывший бухгалтер – помогла составить бизнес-проект.

Родители с удовольствием поддержали дочь, выбравшуюся из своей раковины.

Сама же дочь добросовестно штудировала учебные материалы по дизайну общественных учреждений, оставшиеся с институтских времён. И чертила, чертила, чертила. Раскрашивала. Подбирала образцы материалов. Составляла планы психологических тренингов.

Петя активно занимался рекламой рыбной каши и разрабатывал тизеры – «дразнилки» для санатория.

Тут и там в городе появились плакаты: «Достали люди?», «Нет сил?», «Хочется сбежать?», «Устал от жалоб населения?» и «Устал от подчинённых?». Просто тёмно-синие вопросы на белом фоне. Элегантным курсивом. Ответ на все эти вопросы («Добро пожаловать к нам! Погладь кошку, и всё пройдёт!») должен был появиться на билбордах непосредственно перед открытием санатория.

По вечерам, когда ребёнок засыпал, супруги-бизнесмены устраивали «постельные совещания», как они это называли. Забирались в кровать с вином, пиццей и ноутбуком и обсуждали свой проект – в перерывах между долгими поцелуями и другими отвлекающими моментами. На одном из таких совещаний, помимо взаимных признаний в любви и разорванной в пылу страсти кружевной отделки новой Наташиной рубашки, умудрились ещё и разработать концепцию санатория. Решили, что ставку нужно делать на элитарность учреждения. Чем дороже – тем выше уровень клиентов. Заоблачные цены помогут привлечь целевую аудиторию. Ну и, конечно, увеличат поступления в семейный бюджет.

Ваучер много кушал (нет, не консервированную, а свежую рыбную кашу) и много спал.

У Нади, которую родители записали сразу в три кружка (зоологический, рисование, танцы), не оставалось времени на плохое поведение. Теперь ребёнка воспитывали по самой обычной, немодной системе: говорили «нет» и «нельзя», ругали за проступки, хвалили за достижения, целовали и обнимали без причины. Воспитатели отмечали потрясающие положительные изменения: «Ребёнка будто подменили», – восхищались они и приводили девочку в пример другим родителям.

Но не все воспитатели продолжали работать в Надином садике. Ольги Александровны там больше не было. По Наташиной просьбе она возглавила Фонд защиты пострадавших от действия закона о наказании воспитателей. Фонд этот учредила семья Безушковых. Оштрафованный сотрудник образовательного учреждения приносил в фонд квитанцию об уплате штрафа. После короткой беседы с Ольгой Александровной сотруднику возвращались деньги, которые он был вынужден отдать в бюджет. В более тяжелых случаях – например, отстранение от работы в дополнение к штрафу – за счёт фонда нанимался адвокат. Наташа придумала этот фонд после того, как окончательно стало ясно, что администрация не собирается отменять закон, дающий хороший приток в городской бюджет, и после того как в семейный бюджет начали поступать деньги от продажи консервированной рыбной каши.

К концу лета доходы увеличились настолько, что можно было приступать к ремонту лагеря.