Текст книги "В лабиринтах развивающегося мозга. Шифры и коды нейропсихологии"

Мы не обсуждаем здесь участие «программных» функциональных блоков мозга в реализации ВПФ, так как этой теме, в сущности, и посвящена книга. В частности, специальная глава, где рассматриваются основные нейропсихологические закономерности работы III ФБМ. В данном разделе хотелось бы акцентировать их значение именно как организаторов поведения человека в целом.

Взаимодействие 1-го и 3-го функциональных блоков мозга в норме носит реципрокный характер, хотя может характеризоваться и иными типами взаимной координации. И врожденные, и приобретенные программы поведения бесстрастны, они просто существуют. Они не бывают хорошими или плохими, то есть сами по себе не несут никакой морально-этической окраски.

Как известно, «дьявол кроется в мелочах»: а мелочи – это объекты (и способы взаимодействия с ними), на которые направлены эти глобальные паттерны. Маниакально (одна из метафор 1-го ФБМ) можно, устраняя любое препятствие на своем пути, преследовать цель любыми способами взойти на следующую ступеньку социальной иерархии. И можно искать истину, воплощая ее в таблице Менделеева, соусе «бешамель», «Тайной вечере», стиле барокко, Библии, квантовой физике, микрохирургии, теории психоанализа и любви к ближнему. С другой стороны, поиску различных жизненных целей и способов их достижения человек всегда обучаем (метафора 3-го ФБМ). Принципиально (при сохранности и достаточной активности лобных систем мозга) его можно научить и методу поиска и поиску метода реализации самой фантастической или, напротив, чудовищной мечты.

Теория межполушарного взаимодействия привносит в эту иерархию акцент «modus operandy» – «образа действия». Она констатирует, что и программное, и прежде всего операциональное (2-й ФБМ) обеспечение психологических систем у человека (в отличие от животных) может реализовываться двояко: через соматогнозис (телесность) и речь. Ими же определяется и конечный результат, к которому стремится любая форма поведения. Мозговая организация соматогнозиса и речи связана соответственно с функциональной активностью правого и левого полушарий мозга. Их взаимодействие и определяет церебральную базу интеграции вербальных и/или невербальных ВПФ в процессе адаптации человека.

«Мысль изреченная есть ложь», «зорко одно лишь сердце»? Да, но до тех пор, пока мы лукавим и не обозначаем контекст или, как сегодня модно говорить, дискурс. Четко разграниченный и номинированный (то есть названный, искренне и всесторонне описанный) дискурс позволяет осознанно, без утраты основного смысла препарировать любой самый сложный феномен. В ином случае «неизреченная мысль» постепенно приведет к истощению способности мыслетворчества вообще, а следом – к глубокому дефициту сердца (соматогнозиса).

Основой продуктивного и эффективного функционирования (и соответственно развития) психологических систем является отреагирование. Таковое может существовать в двух принципиальных видах. Первый – «полезависимый», инициирующийся извне или изнутри организма: как рефлекторный отклик на то или иное воздействие и/или как репродуктивное (по типу «эха»), шаблонное, автоматизированное ответное действие. Второй – «поленезависимый», инициирующийся собственными осознанными программами как развернутое продуктивное, произвольное действие, то есть самостоятельная, опосредованная речью активность человека.

Для реализации отреагирования у него есть только две психические функции – движение и речь. Не думаю, что требует разъяснения эволюционная и революционная роль речи в фило– и онтогенезе человека; хотелось бы лишь акцентировать следующее важное положение. Актуальное информационное взаимодействие человека со своим организмом и внешним миром принципиально возможно именно потому, что в мозге имеет место информация о соответствующих вербалъно-невербалъных паттернах поведения. То есть о способах взаимодействия с сигналами и свойствами окружающей среды и собственного организма. Характеристики внешнего и внутреннего мира, не обеспеченные в мозге такими паттернами, либо не идентифицируются, либо воспринимаются как опасные, враждебные и вызывают страх и/или агрессию. А в конечном итоге – психическую или соматическую патологию. В редких случаях такая «неопознанная информация» приводит к созданию новых моделей поведения (или воспроизведению древних, атавистических). Тогда появляются способы идентификации, описания и отреагирования, называемые в миру «гениальностью» и «экстрасенсорными, магическими способностями».

Е.Ю. Артемьева (1999) пишет: «Элементы семантического слоя субъективного опыта понимаются нами как следы деятельностей, зафиксированные в отношении к предметам, объектам манипуляций и условиям этих деятельностей». Таким образом, в речи указанные действия (в традиции Л.С Выготского) отражены в «значениях» и «личностных смыслах», служащих для классификации и упорядочения объектов, явлений, ситуаций: некоторой системы отношений. «Овладеть значением чего-нибудь, и есть овладеть способом возможного действования с данным предметом» (Леонтьев, 1983).

Магия любого толка начинает реализовываться в тот момент, когда вы мысленно проигрываете все сценарии вашего взаимодействия с объектом вашей мечты. Мозг понимает только один язык – язык паттернов поведения. Таким образом, вожделенный результат – не идеальный образ (объект), а вся совокупность будущих трансакций с ним. Иными словами – волшебство живет не только и не столько в пространстве (мы и объекты мира), сколько во времени (ритмы и действия). Чтобы эффективно произвести магический обряд, надо упорядочить эти пространственно-временные коммуникации с будущим поэтапно по принципу: «хочу – могу – должен».

Но мозгу для полноценной работы нужна вся информация. Следовательно, необходимо создать два сценария: 1) что я хочу (могу, должен) получить от этого результата и 2) что он хочет (может, должен) получить от меня. Вот тогда будет инициирован процесс взаимного отражения, и вы получите именно то, что «сваяли». Ни в коем случае нельзя прибегать к отрицательным формулировкам («не хочу…»), так как мозг не умеет выполнять противоречащие друг другу программы. Он выберет более энергетически насыщенную, а отрицательный заряд гораздо интенсивнее положительного.

Рефлекс и обучение, инстинкты, пищевое и сексуальное поведение, эмпирическое и научное мышление, речевая компетентность, любовь и творчество: любое из этих понятий – поведенческий акт, реализующий ту или иную программу/модель поведения (архетип по Юнгу, комплекс по Фрейду и т. п.). Они не были даны нам свыше, они формировались в фило-и историогенезе, закрепляясь как наиболее адаптивные. Совокупность этих паттернов и составляет наш мотивационно-личностный ареал. В них в свернутой форме уже содержатся все принципиально возможные способы «достижения идеала», удовлетворения потребности, то есть преодоления системного кризиса.

Мозг каждого человека хранит необъятную информацию практически обо всех возможных паттернах поведения. Если мы, конечно, предполагаем у себя наличие предков не только в 2009 г. до нашей эры, но и более древних. И нет нужды в дополнительных метафорах типа «реинкарнация». Потенциально (принципиально) под влиянием тех или иных биосоциокультурных воздействий в нашей жизни могут быть активированы любые из этих моделей – от психопатологических до сверхгениальных.

Банк памяти мозга безграничен. Но его хранилища обладают разной степенью «секретности». Доступ в какую-то их часть открыт каждому представителю средненормативной популяции в средненормативных условиях: потому мы все и актуализируем одни и те же онтогенетические паттерны. Но есть и такие «сейфы» мозга, которые не так просто вскрыть: нужно знать пароль. Найти его и научиться правильно им пользоваться можно, например, в книгах или у более опытных знакомых и учителей. Можно, безусловно, этого и не делать, ограничиваясь сведениями из Интернета и СМИ. Но это дизадаптивно: «пароли» нужны для того, чтобы, во-первых, не тратить времени на изобретение велосипедов, во-вторых, чтобы вовремя провести профилактику нежелательных эксцессов. Для этого нам и подарена речь в своей самой главной функции – функции времясвязывания.

Этот дар, например, в профессиональном онтогенезе бесценен, потому что нам уже не надо годами исследовать те или иные механизмы, повторяя как заклинание, что никому не известны тайны триады «мозг-тело-психика», бессознательного и т. д. Не надо проверять и перепроверять все свои данные, пытаться их обобщить и изложить итоги всей этой работы. За нас многое уже сделано X. Джексоном, К. Ясперсом, Н.А. Бернштейном, К.Г. Юнгом, А.Р. Лурия, К. Лоренцом и другими очень умными людьми. Они, кстати, и про содержание нашего бессознательного много чего узнали и описали в своих книгах; только уж очень нам не хочется это «известное» примерять на себя.

«Во всех делах не так полезно создать обстановку, как воспользоваться той, которая уже существует», – сказал Ларошфуко. Эта истина, очевидно, не требует доказательств: только такой вариант развития предполагает прогресс. Иначе каждый отдельный онтогенез действительно был бы жалким (так как не все мы обладаем интеллектуальным потенциалом указанных авторов) воспроизведением фило– и историогенеза человека.

Существенно более экологично управлять своими онтогенетическими преобразованиями в соответствии с классическими законами периодизации. Нейропсихологическая периодизация процессов развития в качестве критериев использует: а) морфофункциональные показатели сформированности разных уровней межполушарного взаимодействия и неразрывно связанные с ним этапы цереброгенеза подкорково-корковых систем мозга и б) социокультурные параметры развития. Понимая суть этих критериев, можно существенно увеличить степень произвольного самоуправления своим личным и профессиональным онтогенезом.

Мы предполагаем в данной книге разобраться (хотя бы отчасти) в лабиринтах развивающегося мозга. И сделать это с помощью базовых алгоритмов нейропсихологии.

Нейропсихологическая квалификация процессов развития инвариантно опирается на систему координат, оси которой отражают параметры его межполушарной, внутриполушарной и подкорково-корковой организации. Иными словами – рассматривает онтогенетическую феноменологию в контексте взаимообусловливающего единства теории межполушарного взаимодействия и теории III функциональных блоков мозга А.Р. Лурия.

Эта схема анализа видится адекватной и приближенной к реальному объекту, поскольку сам мозг (равно как и его психическая деятельность) является образованием объемным и развивающимся во времени. Иллюстрация такого подхода представлена на рисунке 1. Отраженные в этой модели локусы контроля и процессы формирования мозговой организации ВПФ и поведения человека в целом образуют максимально приближенный к реальному наш идеальный (научно-исследовательский, теоретический) образ. А их рассогласование приводит к сужению поля зрения исследователя, накоплению артефактов и закономерным ошибкам квалификации наблюдаемой феноменологии.

Рис 1. Формирование мозговой организации психических процессов. (Семенович, Архипов, 1995, 1997)

Итак, системно-динамическое становление мозговой организации психических процессов актуально и на большом отрезке онтогенеза происходит от субкортикальных образований к коре головного мозга (снизу вверх), имея при этом иерархическое строение. Оно стремится от правого полушария к левому (справа налево) и от задних отделов мозга к передним. Причем именно в правом полушарии происходит разворачивание, межмодальное обогащение психических функций и отдельных их аспектов (факторов), прежде чем таковой сфокусируется, «локализуется» в левом. Межполушарные взаимодействия также формируются поэтапно: от стволового уровня к системам мозолистого тела.

Как легко понять, базовым понятием нейропсихологии детского возраста является термин «развитие». Ведь это наука о системной и динамической организации психологических систем. Но развитие (как совокупность всех морфо-, церебро-, это– и психогенетических модификаций) человека – прежде всего суть обучение. Теория формирующего обучения Л. С. Цветковой как нельзя лучше описывает нейропсихологическую основу этого процесса. Причем не только применительно к детскому возрасту, но и в случае каждого конкретного (в том числе профессионального) онтогенеза. Поэтому настоятельно рекомендую еще раз выучить наизусть все ее постулаты, равно как и те литературные источники, которые были упомянуты выше и приведены в списке литературы.

Нейропсихология – раздел культурно-исторической парадигмы; это наука романтических прагматиков, но и ее романтизм, и ее прагматизм виден лишь культурально развитому и информированному взгляду. Энергоинформационная насыщенность жизни – суть «хорошей» психической деятельности нашего мозга. Он всегда стремится к построению непротиворечивых, компактных и построенных по принципу «золотого сечения» (то есть красивых) моделей. Информация, заложенная в классической литературе, фактом своего существования позволяет нашим собственным психическим процессам протекать в веками прокладываемом русле и в нужном направлении. Я очень люблю строки В. Высоцкого:

 
Мне хочется верить,
Что грубая наша работа
Вам дарит возможность
Беспошлинно видеть восход.
 

Мы не платим никакой «пошлины» за приобретение знаний, накопленных до нас: это наш первичный капитал. И без него невозможно создание нового, ни теоретически, ни практически. Более того, изолированное от этого культурно-исторического потенциала «новенькое» окажется удивительно «стареньким», причем в наихудшем варианте, весьма далеком от оригинала. Просто ввиду того, что не все мы обладаем способностью (психологическими факторами) преобразования хаотичной реальности в организованные информационные модели.

Пафос сказанного – не романтизм поклонника классической литературы. Это отражение принципиальных законов работы мозга. Он всегда реализует ту или иную познавательную энергоинформационную программу. Если мы не взаимодействуем с «гениальными алгоритмами поведения», изложенными в идеях классиков, мозг найдет себе работу попроще. Он, как это многократно доказано на модели «сенсорной депривации», сначала будет гипертрофированно реализовывать упроченные навыки и стереотипы. А затем отыграется на поле наиболее древних, реликтовых паттернов поведения; в самом крайнем случае – начнет актуализировать собственную эндогенную активность. Но это уже епархия психопатологии.

 
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане –
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском океане,
И в дуновении Чумы.
 
 
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья –
Бессмертья, может быть залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.
 

Как всегда, Александр Сергеевич нашел наиболее точную форму описания фундаментальных процессов, предшествующих психологическому новообразованию (то есть онтогенезу как таковому). Они инвариантно дебютируют в виде естественной биологической осторожности и страха по отношению к новой информации. Удовлетворение этой потребности (как и любой другой) всегда включает нейрогормонально (например, с помощью эндорфинов) обеспеченное получение удовольствия, наслаждения. Причем уже на этапе предвосхищения, предвкушения результата: потому и «таит неизъяснимы наслажденья». А между стартом и финишем этого системно-динамического познавательного процесса неизбежно присутствуют паттерны поведения под названием «рефлекс свободы» (освобождение от старого) и «неофилия» – любовь к новому. Эта драматургия у любого из нас обеспечена нейросоматически благодаря многократно дублирующимся распределенным сетям: своего рода триггерному (то есть действующему по типу курка) механизму психологического новообразования в норме и патологии.

Многолетние клинико-психологические наблюдения позволяют высказать предположение, что основными инициаторами мозгового обеспечения этого процесса являются:

– энтеральная нервная система, миллионы нервных клеток в стенках кишечника: нейросоматическая регуляция инстинктов биологической осторожности/страха (надпочечники с их неизбежным воздействием, с одной стороны, на поджелудочную железу, половые органы и почки, с другой – на гипоталамо-гипофизарный комплекс);

– спинной мозг/позвоночник: особенно его шейные и грудные отделы, обеспечивающие, помимо прочего, кровоснабжение мозга и самую важную для человека – мануальную и речевую актуализацию;

– ствол головного мозга: область консолидации периферических, вегето-висцеральных и центральных церебральных механизмов (нейрохимическая, нейрогормональная, нервно-соединительнотканная регуляция), архив (диспетчерская) всех витально важных врожденных моделей поведения; в целом – гарант адекватной непроизвольной саморегуляции человека;

– система блуждающего нерва: наиболее, видимо, оперативная система связей между вышеназванными уровнями;

– лобные отделы мозга, в которых сосредоточены системы дистантных и зеркальных нейронов: базовая организация процессов обучения и социокультурных коммуникаций – фундамента произвольной саморегуляции человека.

На этой арене разыгрываются многочисленные психологические сценарии: от сверхъестественных, нормативных, субнормативных до сверхпатологичных. По-видимому, описанный механизм и лежит в основе психосоматических расстройств и яркой феноменологии, имеющей место в телесно-ориентированной психотерапии. Очевидно, что, поднимаясь по этим ступеням вверх, мы наблюдаем постепенный переход от нейросоматических к психическим формам актуализации.

Изменение в любой точке этой системы приводит к трансформации всех ее составляющих: следовательно, к ее переходу на другой режим функционирования. «Курок» (триггер) может быть «спущен» в любом месте, но в каждом случае по цепи положительных и отрицательных обратных связей (рано или поздно) отреагирование реализуется целиком.

Внешне этот процесс в большей степени может проявляться на вегето-висцеральном или, напротив, психическом, нейрофизиологическом, общепатогенетическом уровнях. Но это только фасад: в реальности всегда актуальны все участники сюжета, поскольку, как мы помним, «психологические процессы едины». Они инвариантно проявят себя в вербальном и невербальном поведении. А его продукт, результат непременно (по обратной связи) отразится в описанной нейросоматической системе, вновь перестраивая ее и приводя к более или менее оптимальному статусу.

Вся эта фабула обнаруживает себя в соматических, психических, нейробиологических, психосоматических эксцессах поэтапно, а подчас и единовременно, что многократно описано в классической научной и светской литературе.

Нейропсихологический анализ неизбежно затрагивает проблему взаимоотношения когнитивных и эмоциональных процессов. Она, как и иные объекты, продуктивно рассматривается прежде всего в контексте подкорково-коркового и межполушарного альянсов. Очевидно первостепенное значение в этом сценарии подкорковых структур и правого полушария мозга, вследствие их опосредствования, соответственно мотивационно-потребностных и соматогностических факторов – базовых источников эмоционального реагирования.

Опишем одну из возможных моделей такого подхода. Воспользуемся для этого известной формулой П.В.Симонова:

Э =[3]3
  П, (Ин – Ис)


[Закрыть],

где Э – эмоция, ее сила, качество и знак; Π – содержание, сила и качество актуальной потребности; (Ин – Ис) – оценка вероятности удовлетворения потребности на основе филогенетического и приобретенного индивидуального опыта. Ин – информация о средствах и времени, прогностически необходимых для удовлетворения П, а Ис – информация о средствах и времени, имеющихся актуально.

Применительно к нейропсихологическим реалиям данная формула, очевидно, несколько усложняется. С одной стороны, необходимо констатировать, что само понятие «потребность» не исчерпывается исключительно психическими параметрами. Ведь у мозга есть свои собственные, внутренние потребности (в энергии, питании, поддержании гомеостаза и т. п.). Не менее актуальны для него потребности, связанные с нейросоматической (преимущественно нервно-соединительнотканной) регуляцией и самоорганизацией. В совокупности все эти механизмы могут быть описаны через понятие «потребность в торможении и/или возбуждении». Ведь независимо от того, говорим ли мы о мозговых или телесных процессах, о памяти или поведении привязанности, мы всегда констатируем факт торможения и/или возбуждения поведения. Индифферентность в живых системах исключена, даже когда они спят.

С другой стороны, именно мозг обладает уникальными способностями: когнитивного сканмирования и шкалирования. Благодаря им оцениваются не только средства (реальные инструменты, энергия и время) достижения того или иного результата. Одновременно постоянно взвешиваются «плата и выигрыш», убытки и доходы, неизменно сопутствующие любому поведению. И все время проводится «детекция ошибок», то есть оперативное и долговременное реагирование, сигнализирующее: «здесь что-то не так!» и заставляющее задуматься: «что и где именно не так?». В целом все эти сюжеты (актуально и на следах памяти) должны быть объединены в единую фабулу, мораль которой – максимальная адаптация, урановешенность и гармония между всеми аспектами внешней и внутренней среды. И протекают они одновременно в контексте самосохранения и/или саморазвития, под контролем центральной и/или вегетативной нервной системы; с позиции психики и организма в целом.

Для того чтобы расшифровать все эти тайнописи нашего поведения, и необходим синдромный анализ. В следующих разделах книги в той или иной степени мы будем постоянно обращаться к проблеме когнитивного сканирования/шкалирования. Здесь подчеркнем лишь тот факт, что оно неизбежно реализуется под эгидой взаимообусловливающих процессов: межполушарного и подкорково-коркового взаимодействия, соответственно, обеспечивается с одной стороны, речевой и соматогностической, с другой – произвольной и/или непроизвольной саморегуляцией.

На рисунке 2 в упрощенном виде представлена интеграция процессов, перечисленных в таблице 1. На ней метафорически отражены векторы взаимодействия базовых паттернов поведения в процессе когнитивного шкалирования. Итогом этих энергоинформационных процессов и является то или иное эмоциональное состояние (ЭС).

Представляется, что таблица и схема могут быть полезными для идентификации и описания тех или иных аспектов и динамики эмоционального статуса в норме и патологии. Мы рассматриваем его с помощью поэтапных преобразований по алгоритмам, аналогичным формуле Симонова. Иными словами, последовательно соотносим эмоциональное состояние с каждой из вертикальных и горизонтальных граф схемы. Но ведь приведенные паттерны поведения взаимодействуют между собой. Например, имеет место оценка по шкале «плата/выигрыш» относительно «результата» и «средств», затраченных на «детекцию ошибок» и оперативную их коррекцию. А совокупная стоимость когнитивного оценивания вообще вошла в золотой культурно-исторический фонд: «Во многом знании – многие печали, кто умножает знания…».

По понятным причинам, вначале достаточно просто применить эту психотехнику в ретроспективе (относительно себя самого), ведь в этом случае нам заведомо известны такие параметры, как «результат» торможения (или возбуждения) поведения, средства, энергетические и временные ресурсы, которых нам не хватило, цена нашего проигрыша/выигрыша. Мы можем зафикисировать момент, где была проигнорирована, недооценена или гипертрофирована «ошибка» или ее последствия и т. д.

Таблица 1. Базовые паттерные поведения

Рис. 2. Взаимодействие базовых паттернов поведения. Процесс возникновения актуального эмоционального состояния (ЭС)

Очевидно, каждый из личного и профессионального опыта может продолжить эти рассуждения. Сейчас важно просто акцентировать, что приведенная формула эмоций носит нелинейный характер и описывается исключительно с помощью топологической геометрии и иных средств высшей математики. Прекрасной иллюстрацией могут также служить известные произведения М. Эшера, одно из которых – гравюра «Относительность» является центром приведенной схемы.

Проводя такой кросскорреляционный анализ, мы постепенно приближаемся к «святая святых» нашего поведения – его источнику, причине, то есть сфере намерений. Но любое намерение по определению содержит в свернутой форме завершение своего воплощения – результат. Соответственно, финалом когнитивного шкалирования становится соотнесение источника/результата с итогами нашего поведения – результатом. На этом этапе, очевидно, и возникает наиболее интенсивный эмоциональный отклик – положительно или отрицательно заряженный. В первом случае стимулируется повторное воспроизведение заданного поведенческого паттерна. Во втором – его реконструкция, элиминация и формирование нового.

Рефлексия такого рода – основа онтогенеза все более точной, информационно полноценной самооценки, а соответственно, коррекции нежелательных эмоциональных эксцессов у себя и других. А затем – их профилактика и прогнозирование. Эта практика полезна хотя бы потому, что нашему мозгу всегда досконально известны количественные и качественные затраты, необходимые и достаточные для получения максимально адаптивного результата. Детекция ошибок также является его собственной функцией. Введя за правило регулярные прогулки по этим «лестницам», мы постепенно начинаем слышать, слушать и понимать императивы нашего мозга и тела. Только в этом случае возможно транслировать эти навыки другим. И приблизиться к исполнению исконной мечты человечества – формированию произвольной регуляции собственных и чужих психологических процессов во всем их разнообразии.

Из приведенной на рисунке 2 модели видно, что сами по себе варианты и составляющие поведения, средства, убытки (прибыль), в абсолютной форме – нейтральные величины. Окрашенными в черно-белую палитру они становятся только в относительном значении. На пересечении вертикальных и горизонтальных граф и возникают эмоциональная окраска, телесное и/или душевное переживание боли, конфликта, тягостного дискомфорта или, наоборот, комфорта, парения и гармонии. А соответственно отрицательные и положительные эмоции, возникновению которых всегда предшествует когнитивное шкалирование. Таковое может, как мы уже говорили, производиться невербально (соматогностически по происхождению) и вербально. И сопровождается оно многочисленными (в буквальном смысле – математическими) двигательными и/или речевыми операциями выявления всех наличествующих плюсов и минусов.

Отображенная на схеме ситуация, если додумать ее до конца, поражает своей немыслимой сложностью, необъятностью. Достаточно представить себе, например, что оцениванию по шкале «плата/выигрыш» подвергаются не только источники, цели и результаты поведения, но и все средства, необходимые и достаточные для их реализации, прогноз/ последствия всех ошибок и т. п. При этом учитываются все имеющиеся ресурсы и итог – эмоциональный отклик – выдается нам нашим мозгом уже после того, как будущий результат досконально взвешен им на весах «доход-расход». А интегративной единицей измерения в норме служит хотя бы относительная нейропсихосоматическая адаптация.

Положение еще более усугубляется, когда обсуждается «эмоциональный резонанс», возникающий между двумя людьми. В этом случае придется изобразить две аналогичные модели и еще третью, на которой будут отражены все варианты взаимопроникновения итогов когнитивного шкалирования каждого из участников этого процесса.

В норме вся эта динамика стремится к движению эмоционального вектора к нулевой отметке. При различных видах отклоняющегося поведения – к гипертрофии положительных или отрицательных показателей: эйфории (гордыне) или депрессии, страху, обиде, стыду (унынию) соответственно. Очевидно, что этот описанный тезисно сценарий всегда включает и врожденную, и приобретенную в процессе культурно-исторического развития компоненту. Соответственно он реализуется при посредстве многочисленных нейропсихологических факторов. В телесном (общеорганизменном), психическом, церебральном, а в целом – в психологическом контексте всегда присутствуют непосредственные и опосредованные, диффузный (волновой) и дискретный (квантовый), в виде «фона» и «фигуры» варианты энергоинформационных контактов человека.

Завершая наш краткий обзор понятийного поля нейропсихологии, обсудим еще одну важную процессуальную характеристику психической деятельности нашего мозга. Биофизики и нейробиологи давно говорят о том, что на молекулярном уровне в природе и в нашем организме наблюдается постоянный процесс вращения, право– и левосторонний. Видимо, он и является предпосылкой издавна отраженной во всех философских системах идеи «человек как микрокосм, идентичный макрокосму». А представление о макрокосме может быть докоперниканским (Солнце вращается вокруг статичной Земли) и коперниканским (вращающаяся Земля вращается вокруг динамичного Солнца).

Аналогично этому имеют место два базовых паттерна поведения: неподвижный – Мир вращается вокруг статуарного меня, и динамичный – я вращаюсь вокруг (внутри) постоянно изменяющегося Мира. Перечисленное – крайние точки континуума, называемого «норма реакции поведения человека». Соответственно цель онтогенеза человека – переход от первого варианта развития событий ко второму посредством пошагового обучения способам преодоления различных (эндо– и экзогенных) препятствий на этом пути. А затем и благодаря созданию собственных, инновационных алгоритмов, то есть творческой самоактуализации.

Именно это стремление отражено в идее эволюционной (вверх) и инволюционной (вниз) спиралей. На прикладном уровне – во «вращательных» психотехниках, присутствующих во всех без исключения культурных и религиозных ритуалах. И рознятся они принципиально только в одном: в понимании того, что именно вращается. Буддисты говорят о вращении энергии в «чакрах»; суфии – о вращении тела, например, в танце дервишей; христиане – о вращении духа в постоянно повторяющейся молитве. Перечисленное (равно как и универсальный символизм круга) всесторонне отражено в мифологии всех культур, литературе (особенно в сказках, различных фэнтези и т. п.) и искусстве.

В целом это – варианты упорядочивания хаоса, антиэнтропийный психологический буфер, способы приведения в порядок энергоинформационного кризисного состояния, всегда включающего и человека, и окружающий его мир. И описываются, реализуются они на трех языках: языке магии, языке науки и языке психопатологических форм реагирования. Каждый из этих языков присутствует в норме (в быту) и знаком всем нам из книг и собственного опыта. В течение жизни мы в той или иной степени используем тот или иной «сленг», а чаще – «эсперанто», где присутствует каждый из них. А в повседневности реализуем этот алгоритм, кружась, «как белка в колесе… в вальсе и танго… на карусели… в кругосветном путешествии… в замкнутом круге».