Текст книги "ИНСЕКЦИЯ. КНИГА I: ВРАГ В ГОЛОВЕ."

***

Женя проснулась сегодня рано, ни свет, ни заря она встала, чтобы успеть сделать зарядку перед тем, как за ней заедет бронированный фургон с вооруженным военным, обеспечивающим безопасность, и, вместе с другими медицинскими сотрудниками, отвезет её на работу. Занимаясь аэробикой, со стороны одевушка походила на тех спортсменок, что ведут передачи по телевизору. По крайней мере, её стройные, упругие формы были, как минимум не хуже их. Тёмные волосы были убраны в хвостик, весело подпрыгивающий в такт её чётким движениям. Большинство мужчин истекло бы слюной, наблюдая за такой разминкой, её наклонами и вздымающейся грудью четвертого размера, когда девушка разводила свои ручки, с зажатыми в них гантельками, в стороны, выполняя очередное упражнение. Все, кого знала Женя до поступления в медицинское училище, пророчили девушке карьеру модели и, в последствие, были несказанно удивлены её выбором профессии. Правда за последние дни Женя очень похудела, но на это были свои причины. Уже две недели девушка жила в бешеном темпе, работая на износ. Но она была не одна такая. Как только в городскую больницу начали поступать первые пациенты со странными симптомами, весь медицинский персонал обязали работать по десять часов в день без выходных. Теперь же, когда количество заболевших было настолько велико, что они не помещались в здание больницы, а по улицам тут и там бродили заражённые, вылавливать и изолировать которых, не хватало полицейских, медики работали по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. Кто-то вовсе не выходил из больницы, лишь, изредка прикладываясь вздремнуть.

Женя умудрилась не спать последние четверо суток, пока это не заметил один из врачей и, в приказном порядке, не отправил юную медсестричку, вчерашнюю выпускницу местного медицинского училища домой «выспаться и восстановить силы». Женя пыталась возразить, что она не устала и её помощь сейчас необходима больным людям, но врач, Валерий Степанович, строгий мужчина шестидесяти лет, не принимал отговорок, и Женя была вынуждена повиноваться. Она сразу привыкала к пациентам, ей было очень жалко этих бедных беспомощных людей, сражённых неизвестным недугом. Они лежали, привязанные ремнями к больничным койкам. Кто-то был привязан марлей, кто-то ветошью. Этих, значит, привезли позже, когда уже закончились ремни. Она вытирала пот с их лбов, ставила капельницы, колола глюкозу. Практически все не понимали, что происходит, не могли самостоятельно есть, пить, «ходили под себя». Они, лишь, бубнили что-то бессвязное и судорожно дёргали всеми конечностями. Это напоминало конвульсии перед смертью и хаотичные движения грудных младенцев одновременно. Привязывали пациентов сразу при поступление в больницу, так как, в большинстве своём они не могли управлять собственными телами, врезались в предметы, стены, ломали себе кости и разбивали головы. И, вместо того, чтобы смиренно лежать и предоставить врачам возможность помочь себе, больные находились в постоянном движении. Казалось, каждая часть их тел работает каждую секунду, как-будто, мозг вдруг забыл все команды, посылаемые им частям тела, и пытается научиться этому заново. В глазах же зараженных, не было никакой осознанности. Создавалось впечатление того, что кто-то управляет их телами. Они, будто, подчинялись воле, невидимого никому, заклинателя змей, заставляющего этих бедолаг, вместо ползучих гадов, плясать под свою флейту. Те единицы заражённых, которые, мало-мальски, могли управлять своими движениями, пытались причинить вред окружающим: медикам, военным и всем, кого заражение пока не затронуло. Поэтому, уже с недавнего времени, их начали привозить в больницу связанных. Жене было страшно смотреть в их глаза, стеклянные и безжизненные. Что-то таилось за ними, что-то страшное. Никто, пока, не понимал, что именно сразило этих несчастных. В кулуарах больницы, каждый сотрудник старался выдвинуть свою версию происходящих событий. Высший медицинский персонал, а именно врачи, и медсестры вместе с ними, в своей подавляющей массе, был склонен к тому, что это коллективное заражение, вызванное неизвестными нервно-паралитическими отравляющими веществами. Низший же персонал, который включал нянечек, сиделок и уборщиц, почти поголовно уверовал в библейский апокалипсис. Женщины в возрасте вслух рассуждали, что всё происходящее – кара за грехи людские. Врачи, порою в грубой форме, пресекали такие разговоры, мешающие нормальному трудовому процессу и ведущие к ослаблению нужного для работы настроя, вследствие чего, постоянно вспыхивали перепалки между сотрудниками больницы. Женя наслушалась разных версий происходящего. Все они произносились с чёткой уверенностью в непоколебимости собственных аргументов. Девушка не склонялась ни на чью сторону, у неё просто не было на это времени. Ей нужно было помочь десяткам пациентов, которые страдали и мучились. В дополнение к этому, наиболее значимый для Евгении человек во всей больнице, чьё мнение для неё было авторитетно и неоспоримо, главный хирург больницы, врач с тридцатилетним стажем, Варварин Валерий Степанович, не высказывал вслух никаких оценок происходящего. Он просто собирал анализы и сопоставлял данные, не тратя драгоценное время на построение гипотез и предположений.

Со всех сотрудников больницы, в первые же дни эпидемии, военными были собраны подписки о неразглашении. Хотя какое может быть «неразглашение», когда никто толком ничего не понимал и не знал.

Был еще один человек в больнице, к которому Женя относилась, несколько иначе, чем ко всем остальным. Два дня назад, с машиной точно таких же заражённых, поступил человек, очень похожий на её университетского профессора Ивана Лукича Вяземского – светило медицины и великолепного педагога, лекции которого Женя слушала с открытым ртом, забывала, порою конспектировать и, запоминала, практически все, наизусть. Женя совсем недавно закончила первый курс Ростовского Государственного медицинского Университета, в который поступила после окончания Таганрожского Медицинского Училища. В Таганроге же, приехав на лето к родителям, Женя, для получения, необходимых практических знаний в изучении медицины, устроилась на половину ставки медсестрой в местную Городскую Клиническую Больницу.

Человека, напоминавшего ей любимого профессора, звали, судя по паспорту, лежавшему в нагрудном кармане его рубашки, Александр Витальевич Клешня. Конечно, он мало походил, на своё же изображение в документе, удостоверяющем личность, но это без сомнений был он. Благородные черты лица, хоть, и испещрённого сосудами и венами вдоль и поперёк, никуда не делись. А умные и усталые глаза, которые стали прозрачно-красными, явно принадлежали думающему человеку, перенесшему в жизни какую-то трагедию. Как у её отца, который прошёл афганскую войну и вернулся, в отличие от двух родных братьев. Слава Богу, что родители до начала эпидемии, уехали в деревню проведать бабушку. Они звонили дочери по десять раз на дню узнать всё ли в порядке. Она знала, что отец пытался прорваться за ней город, но военные не пустили его. Господи, как же они, должно быть, переживают за свою единственную дочку, застрявшую в заражённом городе. Но Женя была рада, что всё так вышло, и родителей нет сейчас здесь. По крайней мере, они далеко от творящегося здесь ужаса, и ей можно сосредоточиться на помощи нуждающимся в ней людям. Александр Витальевич находился в агонии, когда его привезли. Температура тела достигла сорока одного градуса, а уровень артериального давления составлял триста на двести десять миллиметров ртутного столба. Казалось, при таких показателях, шансов выжить у человека пятидесяти восьми лет, просто нет. Но, постепенно, после множества уколов нитропруссида натрия и смеси папаверина с анальгином, показатели температуры и давления немного снизились. Женя же каждый час забегала проведать Александра Витальевича, промокнуть пот с его лба, поменять «утку» и насильно затолкнуть в рот немного больничной пищи. Медсестра была уверена, что её забота об этом человеке, может спасти его и уже спасает. Кто знает, возможно, на самом деле, так оно и было. А этот больной, похожий на университетского профессора, стал ей за эти два дня поистине родным. И у Жени, в её обострённом от нервов и бессонницы сознании, роились мысли, что пока она поддерживает жизнь в незнакомом, но таком близком ей, Александре Витальевиче Клешне, кто-то другой помогает профессору и всем остальным людям , которые ей дороги.

***

Уши были заложены, кровь, сочившаяся из разбитого лба, застилала глаза, грудь невыносимо болела после удара. Сознание медленно возвращалось к Роману. После столкновения машины с деревом, растущим на обочине, прошло около двадцати минут. Роман, еще не до конца осознав, что произошло, трогал свою голову. Кровь заливала глаза. Торпеда автомобиля была полностью измазана ею. Роман понял, что после удара стукнулся о торпеду. Ремень безопасности был порван. Скорее всего, он и сохранил Роману жизнь. Машина врезалась в дерево именно правой передней сторона. Если бы ремень не был пристёгнут, пассажир вылетел бы в лобовое стекло и встретился с деревом. Выжить после такого столкновения оставался бы один шанс на миллион. Ремень удержал Романа в машине, но, будучи очень старым и протёртым, порвался, не выдержав такого усилия (всё-таки Роман весил девяносто восемь килограммов) и, позволил мужчине удариться головой о переднюю панель.

Роман ощупал голову, ощутил липкую влагу на пальцах и поморщился. «Не страшно. Идём дальше»,– думал он. Парень наклонил голову вправо, затем влево. Шея работает. Руками ощупал всё свое тело. Грудь ныла при прикосновениях. Оно и понятно: она порвала прочный ремень безопасности. Рёбра тоже болели. Возможно, некоторые из них были сломаны. Но это не страшно, до свадьбы должны зажить. Ноги целы, Роман пошевелил ими, дабы полностью в этом убедиться. «И так, можно сказать, отделались лёгким испугом».

Роман осмотрелся по сторонам. Водителя на сиденье не было, рулевое колесо сверху приплюснуто, лобового стекла нет. Видимо Арсений вылетел через лобовуху. Его ремень безопасности висел на стойке, Роман вспомнил, что Сеня не пристегнулся, когда отъезжал от заправки.

Роман попробовал открыть дверь. Тщетно. Он, с силой, навалился на неё плечом. Ни в какую. Со стороны пассажира автомобиль был сильно повреждён: крыло смяло дверь, и теперь открыть её без лома, к тому же изнутри, не представлялось возможным. Мужчина медленно перелез на водительское кресло и дёрнул за ручку, одновременно надавив на дверь плечом. Та, со скрипом, открылась. Роман вышел из машины. Голова была мутной. Он вытер кровь со лба и глаз.

– Сеня!, – крикнул он.

В свете фар, на расстоянии двух с половиной метров перед машиной барахтался незадачливый водитель. Роман подбежал к нему:

– Сеня, как ты?, – вопрос был риторическим и Роман не надеялся, что водитель даст какой-либо ответ. Еще находясь у машины, Роман видел, что поза лежащего была неестественной. Подойдя ближе, Роман увидел, что обе руки Арсения сломаны в локтевых суставах, а колени выгнуты в противоположную сторону. Тем не менее, Сеня копошился в луже собственной крови и бормотал что-то нечленораздельное.

Роман наклонился и, просунув руки под плечи Арсения, сцепил их на его груди и поднял дёргающееся тело.

– Сеня, что же случилось с тобой? Заснул ты, что ли, за рулем?, – бормотал Роман, пока тащил бедного водителя до машины, оставляя кровавый след на траве. Кое-как, приложив недюжинные усилия, ему удалось уложить Арсения на заднее сиденье. Тот продолжал издавать непонятные звуки, похожие на рычание. Роман был уверен, что это горячечный бред, вызванный болевым шоком: как-никак у человека были сломаны все конечности, и это только самые явные, бросающиеся в глаза, повреждения.

У Романа, от напряжения, ещё сильнее заныло в области груди и рёбер, но кровотечение изо лба, вроде, прекратилось. Оно и к лучшему. Ему некогда было искать аптечку и обрабатывать раны. Сеня умирал, Роман видел это. Ккаждая секунда была на вес золота, если он хотел доставить раненного водителя до больницы Таганрога и спасти ему жизнь. А он хотел. Он очень хотел спасти этого неказистого, но отважного парня, который единственный согласился отвезти его к больному отцу, несмотря на явную опасность. О мотивах поступка Арсения, Роман сейчас не думал. Важен был сам факт того, что этот парень, стараясь помочь ему, попал вот в такие неприятности.

Роман захлопнул дверь и сел на водительское сиденье. Он, поставив ручку переключения на нейтральную передачу, повернул ключ в замке зажигания. Стартер крутил, но двигатель не заводился.

– Давай, давай, заводись же,– просил Роман, поворачивая ключ снова и снова.

Когда мужчина повторял попытку в двадцатый раз и прокручивал в голове, как ему лучше тащить на себе раненого Арсения до города, мотор неожиданно взревел. Роман, газуя, благодарил старую разбитую «пятерку»:

– Спасибо, Старушка! Ах, Красавица моя!

Включив заднюю передачу, Роман медленно вернул машину на проезжую часть. Двигатель трещал и фыркал, по земле что-то скребло, а в лицо водителю дул встречный ветер, заставляя щурить глаза, так как разбитое лобовое стекло осталось валяться возле дерева, растущего на обочине. Роману было плевать на это. Главное, что машина завелась, и он мысленно молился, чтобы она не заглохла вновь.

– До города совсем чуть-чуть, пара километров, не больше,– повторял Роман, – Держись, Арсений. Держись, Родной. Мы сейчас мигом тебя доставим. Врачи тебя подлатают! Опять будешь по девкам бегать!

Машина выехала на возвышенность, и Роман увидел совсем близко горящие городские огни. «Это Таганрог», – только и успело пронестись в его голове, как из города раздались выстрелы. Сначала одиночные, пистолетные, затем несколько коротких автоматных очередей.

– Вот это да. Что же там творится..,– произнёс Роман и периферийным зрением, привыкшие к темноте глаза уловили какое-то движение на заднем сиденье, уже совсем близко с его ухом. Он, не сбавляя скорости, обернулся и увидел, прямо перед своим, искаженное лицо Арсения. Тот, брызгая кровью изо рта прямо на Романа, бросился на него. Губы Сени изрыгали утробное рычание, взгляд был затуманен, а сквозь кровь на лице, проступали взбухшее вены. Парень пытался схватить Романа руками, но так как они были сломаны, получалось, что просто хлестал ими, словно плетьми. Роман резко выжал педаль тормоза, машина, стирая резину об асфальт, со свистом, остановилась. Роман толкнул водительскую дверь, но её как назло заклинило. Обезумевший искалеченный Арсений напирал сзади, царапая и пытаясь впиться зубами в Романа. Тот бил ногами и плечом дверь, но она не поддавалась.

В глаза ему бросился рюкзак, который лежал на полу между торпедой и пассажирским сиденьем. Роман одним махом схватил его, другой рукой ловко вытащил из него свой армейский нож. Арсений уже перевалился с заднего сиденья вперёд, изловчился перевернуться и был готов разорвать Роману лицо своими клацающими зубами. Противники находились на расстоянии сантиметра друг от друга, когда нож, зажатый в руке Романа, пробил насквозь голову нападавшего, войдя в левый висок, а выйдя, через правый. Сеня моментально обмяк и сполз по Роману. Тот, задыхаясь, выдавил окно водительской двери и вылез наружу. На то, чтобы отдышаться, ушло в районе пятнадцати минут. Затем, взяв себя в руки, глубоко вздохнув, Роман уперся ногой в бок машины и с силой дёрнул водительскую дверь на себя. Дверь со скрипом поддалась. Роман вытащил мёртвое тело Арсения и отволок на обочину.

– Не знаю, что с тобой случилось, Брат, но вариантов ты мне не оставил. Прости меня!, – пробормотал он, глядя на кровавое месиво, оставшееся от водителя.

Затем Роман сел в автомобиль и попытался завести его вновь. На этот раз, ни двадцатый, ни тридцатый повороты ключа успеха не принесли. Машина отжила своё, по грустной иронии, вместе со своим хозяином.

Роман взял рюкзак, достал из багажника аптечку и бросил внутрь. Ещё раз, взглянув на неподвижное тело Арсения, Роман повернулся и уверенной походкой направился в сторону горящих городских огней, откуда всё чаще раздавались автоматные очереди…

***

На Знаменке сегодня, было не проехать. Да что там Знаменка, вся Москва стояла в пробках. В общем, жители столицы к этому давно привыкли, но в последние дни, людей, как будто охватил массовый психоз и все, одновременно решили ехать куда-то.

Как этого мысленно не просил у провидения полковник войск специального назначения Юрий Юрьевич Вольский, опаздывающий на встречу с заместителем командующего Южным военным округом, специально прилетевшим ради этого, сегодняшнее утро не стало исключением. Жил полковник совсем не далеко от генерального штаба, но на дорогу пришлось потратить около трёх часов. Он еле нашёл свободное место на парковке, куда смог втиснуть свой «УАЗ Патриот». Юрий Юрьевич любил отечественный автопром. Полковник понимал, что по качеству и рабочим характеристикам, он существенно уступает западноевропейскому или японскому, да что там говорить, даже корейскому с китайским, но, как ни крути, он был нашим. Вольский, также понимал, что существует много более пригодных для спокойной жизни стран, но, тем не менее, он не мыслил себя нигде, кроме России – страны, которую он любил всем сердцем. Именно сердцем и был сделан выбор профессии. Полковника всегда, в меньшей степени интересовало, кто сидит в правительстве, он любил свой народ, он любил деревню Ольховку, в которой вырос и ради того, что ему дорого, готов был стоять насмерть, биться до последней капли крови. Собственно поэтому, несмотря на насмешки коллег за спиной, он всегда выбирал российские автомобили: пусть они хуже, но они наши.

Припарковав внедорожник, полковник взял с пассажирского сиденья фуражку, надел её на коротко стриженную голову, вышел из автомобиля и быстрой уверенной походкой, напоминающей строевой шаг, вошел в здание генерального штаба. После того, как караул на входе проверил его документы и сверил фото в паспорте с оригиналом, Юрия Юрьевича проводили на седьмой этаж, где его должен был ждать высокопоставленный гость. Заместителя командующего он хорошо знал, не один пуд соли съели вместе. Мужиком тот был настоящим, генералом боевым, а не кабинетным. Ко своим пятидесяти, будучи на пять лет старше Вольского, занимал очень высокий пост. Ходили слухи, что министр готовит указ о назначении его Командующим южным военным округом.

Полковник зашел в кабинет, сразу, по инерции, оценил обстановку: заместитель командующего стоял спиной к нему, глядя в огромное окно. Их разделял длинный массивный стол, сделанный в форме буквы «П», возле него стояли восемь стульев. Вдоль правой от полковника стены сидели четверо человек: двое из них были в военной форме. На одном – погоны майора, на другом капитанские. На вид: первому, лет сорок-сорок пять, второй помладше лет на десять. Оба стройные, подтянутые и спортивные. Штатские же были намного более хилыми, оба с залысинами, на вид около пятидесяти, у одного на лице – огромные очки с толстенными стёклами, диоптрий в десять, не менее. «Либо ГБшники, либо учёные»,– пронеслось в голове полковника. Вся левая часть кабинета была в тени, как будто специально. Никаких признаков движения там заметно не было, но Юрий Юрьевич сразу почувствовал оттуда чей-то изучающий взгляд.

– Здравия желаю, Товарищ генерал-лейтенант! Полковник Вольский по Вашему распоряжению прибыл!, – отрапортовал Юрий Юрьевич, вытянув своё мускулистое тело по стойке смирно.

– Опаздываешь, Полковник!,– повернулся к нему генерал и, с улыбкой продолжил,– Нехорошо, Юра, времени и так нет. Дело срочное!

– Никак нет, Борис Львович, ровно 9:30,– отчеканил в ответ полковник.

– Всё споришь, Юра? Ни капельки не изменился!,– генерал, продолжая улыбаться, обогнул стол и крепко пожал руку Юрию Юрьевичу. Жестом заместитель командующего пригласил Юрия сесть за стол. Полковник снял фуражку и присел.

– Вы тоже, Господа, не стесняйтесь и не тратьте наше время,– строго произнес генерал, и четверо человек переместились за длинный стол.

– И так, предварительные ласки закончены,– с серьезным лицом бросил Борис Львович, – Полковник, времени в обрез. Без уставщины и прочего. Сейчас мои люди максимально быстро и понятно, насколько это, возможно, обрисуют тебе ситуацию. Прошу тебя, Юра, слушать их максимально внимательно. Ситуация не рядовая, ты уже сам понял. Была бы рядовая, я бы сам справился, без привлечения твоей группы. Договорились?

Полковник утвердительно кивнул.

– Эти люди, – он показал на штатских,– Сотрудник Ростовского медицинского научно-исследовательского института эпидемиологии, Романов Иосиф Карлович и Главный врач Таганрожской ГКБ, Проскурин Иван Семёнович.

Штатские, по мере их представления, кивнули полковнику в знак приветствия. Юрий Юрьевич кивнул в ответ.

– Иосиф Карлович, начинайте, на всё про всё у нас час, в 11:00 мы должны вылететь назад. Прошу Вас,– произнёс генерал.

Ученый встал. Прокашлявшись, он, хриплым монотонным голосом начал говорить:

– Граждане, как вы все знаете из новостей, как до нас доносят средства массовой информации, в стране эпидемия неизвестной болезни. Хочу сразу сделать поправку. Что есть эпидемия? Эпидемия это прогрессирующее во времени и пространстве распространение инфекционного заболевания среди людей, значительно превышающее обычно регистрируемый на данной территории уровень заболеваемости. Универсальным эпидемиологическим порогом считается заболевание пяти процентов жителей территории. Если, предположить, что в Ростовской области, а именно в Таганроге, число заболевших превысило тридцать, а по другим данным сорок процентов от общего количества жителей, то мы имеем дело с мощнейшей эпидемией, сравнимой с европейской эпидемией чумы четырнадцатого века. Но! Единственное и самое главное «но!», здесь заключается в следующем: мы не можем сравнить количество заболевших с обычно регистрируемым на данной территории количеством уровнем заболевания, так как не было такого заболевания за всю историю медицинской практики! Со времён Гиппократа не описано в учебниках инфекционного заболевания, да и вообще какого бы то ни было заболевания, с подобным набором симптомов. Складывается впечатление, что люди массово заразились болезнью Паркинсона, а это, как мы знаем, не инфекционное заболевание, а медленно прогрессирующее хроническое неврологическое заболевание, характерное для лиц старшей возрастной группы. Все стадии болезни люди проходят моментально: начиная с мышечной ригидности и гипокинезии и, заканчивая тремором и постуральной неустойчивостью. То есть, у людей моментально происходит дегенерация мозга, который не может более управлять телом.

– Коллеги, еще раз хочу попросить вас, максимум конкретики и минимум гипотез. Время, Товарищи!,– напомнил генерал,– Также хочу добавить, информация, попадающая в новости не совсем верна, точнее сказать, максимально не отображает действительность. Количество, так сказать, «инфицированных» в Таганроге близко к отметке шестьдесят процентов, в целом же по стране, показатель близиться к тридцати процентам. Центр охвачен заболеванием не так сильно, но, например, север практически полностью поражен. Наши войска проводят там массовые эвакуации и чистки. В новости эту информацию мы, конечно, не пропускаем, дабы избежать массовой истерии. Профессор, прошу Вас, продолжайте.

– Спасибо, – профессор продолжил свою монотонную речь, – Помимо этих симптомов, у заболевших наблюдаются признаки варикозного расширения вен. И не только, как это сформировалось в массовом сознании, вен на ногах, а всех кровеносных сосудов на всех участках тела. Венозное и артериальное давления зашкаливают, в большинстве случаев доходит до отметки в триста на двести миллиметров ртутного столба. Дальше я считаю нужным дать высказаться Ивану Семёновичу, который со своими сотрудниками сделал удивительное открытие в изучении причин данного заболевания.

– Спасибо, – басом поблагодарил второй человек в штатском – тот, с огромными очками на лице. Его голос, как-то не очень соответствовал его тщедушной внешности и, когда он говорил, создавалось впечатление, что его озвучивают. Юрий нашел это весьма забавным, но вида не подал, лишь, заметив, что генерал еле заметно ухмыляется, сдерживая улыбку.

– И так, сотрудники городской клинической больницы, под моим руководством, получив указания от вышестоящих контролирующих органов, провели вскрытия ряда умерших по причине данного заболевания особей, разных возрастных групп и полов…

–Указания дали мы, Юра, чтобы ты понимал, – вмешался заместитель командующего, – Времени на получения разрешений от родных у нас нет, и не было. К тому же, большинство родственников сами либо в больницах, либо заражены. Тут не до бюрократии и правил приличия, на карту поставлена государственная безопасность, да что там, народ на грани вымирания,– как бы оправдываясь добавил он и жестом показал доктору, чтобы тот продолжал.

Доктор продолжил:

– Вскрытия тел не показали никаких видимых признаков атрофии или дегенерации внутренних органов. Органы функционировали, пусть и при ненормально высоком давлении и температуре. Скажем проще, внутри тел всё в порядке. Смерть наступала по иной причине. Произведя вскрытие черепной коробки первого субъекта, мы не придали особого значения, тому, что внутри неё нашли небольшое насекомое, а именно таракана. Сотрудники, как и я, были уверены, что насекомое скорее всего, заползло в мозг пациенту уже после его смерти и там сдохло, не найдя обратного выхода. Санитарию в таких условиях, сами понимаете, поддерживать очень сложно. Этой дряни развелось не мало. Но, впоследствии, сделав ещё несколько вскрытий черепных коробок, мы с моими коллегами, в каждой из них обнаруживали таракана! Это не могло быть просто совпадением.

В каждой из пятнадцати, изученных нами голов, находился дохлый таракан!

Юрий вопросительно посмотрел на генерала, тот продолжал внимательно слушать, что-то записывая в блокнот.

Теперь слово вновь взял профессор НИИ:

– Иван Семёнович, за что я ему очень благодарен, сразу поставил в известность сотрудников нашего института. Я лично, с группой ученых, выехал для изучения тел погибших. Выводы, к которым мы пришли досконально изучив под микроскопом мозг умерших, а также тараканов, могут шокировать, и прозвучат неправдоподобно: нейроны центрального комплекса мозга насекомых были связаны со всеми нейронами в рефлекторной дуге головного мозга человека, а именно: с афферентными или чувствительными нейронами, эфферентными нейронами или двигательными нейронами и с интернейронами, которые являются вставочными. Эти нейроны, как бы сказать попроще, позволяют мозгу сконцентрироваться на определённой задаче, не отвлекаясь на нервные раздражители. Вы понимаете что, вообще, всё это значит?, – он вызывающе смотрел на Юрия.

Тот пожал плечами:

– Пока не совсем, но уверен, что Вы мне объясните, – ответил спокойно полковник.

– Объясняю, – прохрипел профессор, – Это пока только предварительные выводы, для более точных нужно собрать больше данных, произвести ряд соответствующих опытов…

– Профессор, – бесцеремонно перебил его генерал-лейтенант,– Время! Резюмируйте всё сказанное для товарища полковника, без лишних слов.

– Хорошо,– сконфузился профессор,– Мы пришли к выводу, что насекомые, а именно тараканы из отряда ортоптероидных, проникали в мозг человека и, ну как бы это попроще сформулировать, присоединялись нейронами своего мозга к мозгу человека. Это, как опыт на тараканах, когда тех помещали на беговую дорожку и следили за активностью нейронов, только в зеркальном отображении. Теперь тараканы управляли центральной нервной системой людей и пытались контролировать их движения. У многих это получалось. «Носители», назовём их так, совершали движения, нападали на других, заметьте, только здоровых людей, на себе подобных они не нападали.

– Поэтому сейчас мы вынуждены обездвиживать, путем связывания конечностей, всех поступающих к нам пациентов,– добавил доктор.

– Напоследок скажу, что опыты проводились на поступивших на ранних стадиях, умерших пациентах. Сейчас же уровень смертности снизился вдвое по сравнению с начальной волной. По моему мнению, это происходит, потому что тараканы совершенствуют процесс, так сказать, присоединения к людскому мозгу. В это сложно поверить, я понимаю. То есть насекомые адаптируются, их «носители» уже не умирают. Тараканы руководят людьми, тела людей, как бы, просто орудие, которым управляют насекомые…

– Ладно,– генерал встал,– Смысл понятен! Профессор, доктор, я не смею вас больше задерживать. Отправляйтесь к вертолёту.

Когда штатские вышли, заместитель командующего обратился к полковнику, который сидел с задумчивым выражением на лице:

– Юрий Юрьевич, ты всё понял?

– Если честно, Борис Львович, не совсем. Муть какая-то. Тараканы в головах, фантастика…

– Вот и я думаю, муть какая-то! Полная муть, если посильнее не сказать! Но это происходит. Люди мрут, как мухи. Там апокалипсис, Юра! Ладно, отставить! Ты возглавишь операцию по очистке Таганрога от источника заражения и зараженных. Боевое оружие для себя и своей группы получишь на складе. Всё, что нужно. Помимо этого, на хозяйственном складе возьмешь все имеющиеся средства дезинсекции Рота РХБЗ уже ждёт твоего прилёта в Таганроге. Дальше. Это,– генерал показал рукой на двух военных, которые в тот же момент вытянулись по стойке смирно,– Мои лучше бойцы – майор Камнев и капитан Иванов, твои ЗАМы на время проведения операции. Тихо!,– он не дал полковнику возразить, – Не обсуждается! «Спасибо», еще скажешь потом. Объясняю цель: город необходимо зачистить, тараканов и всю эту насекомую нечисть будут уничтожать химвойска, задачу им поставишь только, ты это умеешь, как никто другой. Ты со своей группой, перекрываешь границы города: зараженные не должны покинуть пределов Таганрога, внутрь тоже никого не пускать. И…, – он немного помолчал, – Для тех, кто заразился, Юра, вакцину пока не придумали. Мест в больницах нет, оставить их бродить по городу и нападать на здоровых людей мы тоже не можем. Ты всё понял, Полковник?

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант!,– отрапортовал Юрий Юрьевич.

– Молодец! Камнев, Иванов, отправляйтесь к вертолёту, ожидайте товарища полковника,– приказал заместитель командующего.

Двое бойцов, отдав воинское приветствие, вышли из кабинета.

В этот момент из тени от правой стены отделился человек. Чутье не подвело Юрия: всё время, что полковник провёл в кабинете, он чувствовал на себе изучающий взгляд чьих-то невидимых глаз. Хоть мужчина и был в штатском, Юрий сразу же узнал его, это был министр обороны. Его портрет вместе с портретом президента висел в кабинете у Юрия и практически у всех военных, кто собственным кабинетом обладал. Юрий отдал воинское приветствие: