Текст книги "ИНСЕКЦИЯ. КНИГА I: ВРАГ В ГОЛОВЕ."

– Господи, Боже,– единственное, что он смог произнести.

Камнев увидел, что блокпост прорвали заражённые, да собственно, сопротивления им никто не оказывал. Военные тоже, судя по всему, в полном составе были заражены. Они бродили вокруг блокпоста в поисках здоровых особей. Майор видел, как извивался не поражённый насекомым боец на земле, когда того рвали на части руками и зубами штук десять носителей. Он видел, как отстреливался до последнего патрона другой здоровый боец от толпы в пятьдесят-шестьдесят голов носителей. Носители, идущие на него в первых рядах падали, но их место сразу занимали другие. Патроны в его автомате закончились, а он всё жал на спусковой крючок, пока его не был сбит с ног и заражённые не начали отрывать куски плоти от его трясущегося тела. Сначала он кричал, затем крик стал больше напоминать стон или плачь, далее звук стал походить на скулящего пса и, только потом, совсем прекратился. Даже на таком расстоянии в бинокль было видно, что вся территория кишит насекомыми. Они облепили солдат и гражданских, из-за этого казавшихся чёрными. Майор убрал бинокль от лица.

– Туда теперь дороги нет!,– судорожно думал он,– Надо прорываться к штабу и искать вход в катакомбы. Может быть, в здании штаба остались здоровые бойцы и, возможно, им удастся вместе активировать ядерную боеголовку, чтобы сравнять с землёй этот захваченный тварями город.

Майор в обход блокпоста, через посадку, двинулся в сторону бывшего дома престарелых, где располагался штаб. Он бежал, пригнувшись, оставаясь вне зоны видимости врага. Вот, он достиг первых деревьев, посадку удалось быстро миновать и перед ним уже находилось полуразрушенное здание военно-полевого штаба. Стоило Камневу приблизиться ко входу, как он увидел, приближавшихся к нему двух часовых. То, что они поражены насекомыми никаких сомнений не вызывало: оба подволакивали ноги, были синими от вздутых вен и громко рычали. Короткая автоматная очередь, выпущенная майором, свалила обоих на землю. Их тела ещё дёргались, когда Камнев забежал внутрь постройки. С другого конца коридора первого этажа на него бросилось человек пять солдат, пораженных насекомыми. Они неистово ревели и смотрели сквозь командира обезумевшими от ненависти мутными глазами. Майор быстро добежал до двери, ведущей в подвал, которая находилась на середине расстояния между ним и заражёнными. Закрыв за собой, он сунул валявшуюся на полу доску под ручку, открывающейся внутрь подвала двери. Снаружи начали бешено колотить. Раздававшиеся со всех стороны звуки приближающихся шагов говорили о том, что количество носителей, жаждавших крови майора, пребывало. «Хлипкая дверь долго не выдержит их напора,– думал Камнев,– Надеюсь, вход в катакомбы действительно существует». Он быстро сбежал по лестнице вниз, оказавшись в подвале. Двери видно не было. «Твою дивизию!»,– выругался майор и плюнул под ноги от злости. Взгляд его привлёк заваленный различным хламом угол подвала. Старые маты, столы, сломанные парты со стульями и прочий непотребный хлам закрывал собою часть стен и пола. «Это единственный шанс»,– пронеслось в голове у майора, и он неистово начал перетаскивать старые вещи из угла к лестнице. Они, в случае, если носителям удастся сломать дверь и спуситься сюда, должны будут на какое-то время задержать их. Майор перетаскивал и перетаскивал: старые наковальни из кабинета труда, искорёженные инструменты, сотни килограммов строительного мусора. Он задыхался, но продолжал таскать. Пот лил с майора вёдрами, но он не останавливался. На кону стояла, ни много, ни мало, а его жизнь. Русский боевой офицер, здоровенный молодой мужик, Николай не мог представить, что конец его окажется столь бесславным – быть порванным на куски в подвале вонючего здания, среди старого школьного хлама, обезумевшими подчинёнными.

– Так просто не возьмёте,– вертелось в его мозгу, и мужчина продолжал таскать. Вены на рельефных мышцах выступали всё больше, спину ломило от усталости, но он, словно запрограммированный на работу робот, продолжал освобождать угол подвала. Прошёл час тяжелейшей работы, когда уже была видна одна из стен, в которой майор отчётливо разглядел дверь с круглым колесом кремальерного затвора на ней. Такие устанавливают на крышках люков и переборочных дверей подводных лодок для быстрого их задраивания.

–Вот ты где,– радостно вслух выкрикнул Камнев и в тот же момент напиравшие сверху носители окончательно выломали дверь и побежали, падая, по лестнице вниз. Майор, из последних сил, просто отбрасывал в стороны мешавшие проходу к двери предметы. Носители уже были в подвале, они неуклюже лезли через построенные Камневым из перетасканного хлама баррикады, падали друг на друга и продолжали реветь. Майор уже освободил путь к двери. Он попробовал повернуть колесо затвора, но оно не двигалось с места, видимо приржавев от времени. Камнев засунул между перемычками колеса автомат и рванул со всей силы, так что в плече что-то хрустнуло и отдалось острой обжигающей болью в голове. Но майор не обращал на боль никакого внимания. Колесо немного сдвинулось. Он повернулся к выходу. Несколько носителей уже перелезли через преграды и шли на него. Слюна капала изо ртов заражённых, создавая впечатление, что они изнемогают от нетерпения сожрать его. Майор, выпустил по ним короткую очередь из АКМа. В этот же момент уши его заложило, а дальнейшие события стали происходить, как-будто, в замедленной съёмке. В замкнутом пространстве подвала звук выстрела был сравним по эффекту с ударом кувалдой по голове. Но, первую волну наступавших он отбил. Те упали мёртвыми тушами на пол. Остальные же продолжали ковыряться среди сломанных парт и прочего старья. Майор вновь дёрнул колесо, на этот раз оно провернулось до конца. Камнев потянул на себя тяжеленную стальную дверь, та немного приоткрылась, но что-то мешало её дальнейшему ходу. Майор увидел, что снизу она цепляется за мелкий мусор, на который он не обратил внимания, откинув только крупные предметы. Камнев упал на колени и горстями начал разгребать палки, щепки, ржавые гвозди и шурупы, скопившиеся у двери. Занозы попадали под ногти, откуда уже сочилась кровь, мозолистые ладони были изрезаны вдоль и поперек. Он так увлёкся, что не заметил, как один из носителей перелез через заграждения и подбежал к нему сзади. Острая боль пронзила плечо майора, когда заражённый вонзил свои зубы в него. Камнев развернулся, оторвал от себя носителя вместе с куском собственной плоти, оставшейся в зубах нападавшего, и мощным ударом подошвы в грудь, отбросил того от себя. Носитель пролетел несколько метров и впечатался в старую парту, которая своей стальной ржавой ножкой пробила насквозь его грудную клетку. Но тот не унимался. Извиваясь, словно червь на крючке, он тянул свои руки к майору и не оставлял попыток добраться до него. Наконец, Николай разгрёб мусор и протиснулся в щель немного приоткрывшейся двери. Носители уже достигли входа в катакомбы, некоторые даже успели засунуть свои руки в дверной проём. Николай тянул дверь на себя, но никак не мог закрыть. Кости заражённых ломались и хрустели, но всё равно не позволяли двери закрыться. Тогда Николай немного приоткрыл её вновь и выпустил всю обойму своего «Глока» в открывшееся пространство. Нападавших отбросило. Оглушенный, он, всё-таки, мощно потянул на себя дверь и до упора повернул колесо на ней. По ту сторону неистово стучали и ревели десятки носителей, жаждавших его смерти. Зажёгся свет, перед глазами майора всё поплыло, колени его подогнулись, и он упал, как подкошенный, потеряв сознание.

***

Он был огромный и рыжий. Ростом примерно с два, может быть три, среднестатистических человеческих особи. Он чувствовал власть надо всеми. Знал, что может выпотрошить любого из них. Сейчас он ел, наедался за всё то голодное время, что выпало на его долю. Что он ел? Это не имело никакого значения. Пищу! Вкусную, питательную, сочную пищу! Он шёл по улицам родного города, усыпанного сотнями обезображенных трупов врагов. Иногда он отрывал их конечности и с аппетитом проглатывал. На какое-то время он был сыт. Прогуливаясь по пустому городу, разрушенному его братьями и сёстрами, он радостно кивал встречным сородичам. Мир был прекрасен, и он чувствовал себя его властелином. Иногда из-за угла на него нападали выжившие и до сих пор сопротивляющиеся человечки. Они пытались причинить вред, стреляя из своих пистолетиков, но он в два шага добирался до них и быстрыми движениями лишал их жизней. Затем, долго измывался над трупами, обгладывая особо аппетитных. Чувство голода преследовало практически постоянно и его приходилось удовлетворять. Что именно есть – не имело особого значения. Он ел всё: то, что валялось под ногами, мёртвых врагов, листья деревьев, в общем, всё, что можно было съесть. Всё казалось ужасно вкусным, а истинное насыщение с удовлетворением ему приносили мучения и смерти человеческие. Как же это было прекрасно! Вековые, тысячелетние враги терпели полное и безоговорочное поражение от его сородичей. На глазах творилась история. Но что-то, всё же, не давало ему покоя. Он давно догадывался о том, что же не даёт ему полностью насладиться моментом, но до поры до времени не хотел признаваться себе в этом. Сейчас же, он отчётливо осознал сущность своего бытия. Он осознал свою цель, понял, что был рождён именно в этот эпохальный момент, не был до сих пор убит и был наделён недюжинной силой только для одного: он должен возглавить эту революцию своего вида! Он должен быть главным, самым главным, главнокомандующим! Он должен вести своё войско из миллиардов подобных, одерживая новые и новые победы в борьбе с кровожадной человеческой расой. Для победы они должны стать вдвое, втрое, в десять раз кровожаднее людей. Он поднимет всех своих братьев на эту войну, и сражаться они будут до тех пор, пока не умрет последний представитель рода человеческого. Кара, постигшая в их лице, людскою расу будет ужасной, невиданной ранее. Он сплотит всех разрозненных новых повелителей Земли вокруг себя и станет их жёстким, но справедливым лидером, грозой рода человеческого! Он продолжал шагать, обдумывая стратегию дальнейших действий и чётко зная, что именно ему предначертано стать лидером новой расы землян-насекомых, когда увидел шедшего, не прячась, на встречу человека. Это была женщина. Почему-то она не пыталась в ужасе убежать от него, как делали остальные, не пыталась застрелить, или зарезать его, к чему он тоже привык. Она просто шла навстречу и смотрела ему в глаза. Увидеть её лицо мешал разгулявшийся ветер, растрепавший её тёмные густые длинные волосы. Сперва он опешил, не понимая, дерзость ли это, глупость ли? Потом сбросил с себя оцепенение и схватил её своими огромными волосатыми руками. В момент, когда он готов был повернуть её голову на тонкой изящной шее на сто восемьдесят градусов, порыв ветра, наконец, открыл для его взгляда знакомые черты лица. Девушка печально улыбалась. В её взгляде осуждение перемешалось с жалостью к нему:

– Что же творишь ты, Дима?,– спросила без злобы Вероника.

Ему нечего было ответить. Поставив девушку на землю, он стал осматривать себя и, действительно, из огромного рыжего таракана, он вновь превратился в Дмитрия.

– Это не ты! Это уже не ты!,– шептал кто-то внутри его головы,– Ты теперь один из нас! Мы сильнее! Ты– один из нас, Брат!

– Это не ты,– всё так же печально и ласково произнесла Вероника, заглядывая, как показалось Дмитрию, в его душу.

Он стоял и молчал. Он проклинал себя за это, пытаясь выдавить из груди хотя бы звук, но тщетно. Он, словно, забыл слова, как-будто, русский язык стал для него слишком сложным. Он всё понимал, но ничего не мог ответить.

– Ну, что же ты молчишь, Дима?,– спросила, с лёгким укором, Ника,– Нечего тебе сказать мне в ответ?

Дмитрий хотел рассказать, что любит её и то, что всё бы отдал ради возвращения момента, когда соврал ей про смерть Романа. Хотел сказать, что поступил бы иначе, но в эту секунду понял – не поступил бы. Не поступил бы. Ему, как будто, открывалась сейчас своя настоящая, истинная сущность, его естество, которое он прятал и пытался заглушить всю сознательную жизнь. Дмитрий понял, что он не поступил бы иначе. Он скорее убил бы Романа, если бы тот действительно оказался жив. Он завладел бы Никой в любом случае. Пришлось бы перерезать горлу Роману? Скрипя зубами, сделал бы. Пришлось бы перерезать всех родственников. Осуществимо! Пришлось бы взорвать к чертям приют с больными детьми. Надо, так надо! Сейчас он немного боялся своих мыслей, но, чем дальше, выпускал наружу сущность свою, устав прятать на задворках души тёмное естество, тем больше ему нравилось. Он словно заново рождался. Он чувствовал в себе силу, тёмную и страшную силу, которая пожирала его, заставляя при этом чувствовать своё могущество, свою власть над слабыми человечками, своё огромное дьявольское Я. Он, признался себе, что истинная цель его вранья про смерть Романа, как раз, и была достигнута. Смерть Вероники! Он жаждал её смерти уже давно. Он понимал, что убей он даже всех людишек на планете, это не заставит любовь всей его жизни быть с ним. Так, не достанься же ты никому! Я рад, что так случилось.

– Они все этого заслуживают! Ты – один из нас! Ты – лучший из нас!,– шёпот в голове был всё громче и громче.

Он посмотрел на Веронику. Её взгляд был уже не ласковым, а испуганным:

– Дима, опомнись, Дима, Богом тебя заклинаю,– взывала девушка, в страхе глядя на его изменившееся лицо. Дмитрий улыбался. В его глазах, будто, горели ярким пламенем огни демонов, выпущенных, наконец, на волю.

– Ты наш! Ты – властелин! Мы поработим этот никчёмный мир, искупаем в крови его жалких хозяев и на их костях построим новый, где ты будешь править,– шёпот в его голове сменил громкий приятный баритон.

Дмитрий вновь взглянул на руки. Они были огромными, рыжими и волосатыми. Тело его снова становилось гигантским, как перед встречей с Вероникой, даже больше, намного больше. Девушка, с ужасом, смотрела на его превращение. Затем она развернулась и попыталась убежать. «Жалкая букашка, как и все остальные»,– подумал Дмитрий, злобно улыбаясь, и занёс руку над ней. Он поднял Веронику двумя пальцами правой руки и посадил на левую ладонь.

– Вероника, милая Вероника,– серьёзным тоном, с проникновенной интонацией, произнёс он. Ему показалось, что девушка немного успокоилась и видит в нём своего давнего друга. Он продолжил говорить всё так же искренне:

– Дорогая, Вероника, ты понимаешь, я любил тебя всю свою жизнь…

– Дима,-перебила его девушка,– Дима, одумайся…

– Тщщщ… Не перебивай, прошу тебя!,– продолжал Дмитрий задушевным голосом,– Ты пойми, ты единственный человек, которого я любил,– вдруг он громко и зловеще рассмеялся. Он заливался дьявольским смехом, не в силах остановиться. Птицы разлетались с деревьев, даже сородичи, пожиравшие что-то возле мусорного бака, со страхом, прекратили шебуршание и затаились. Закончив хохотать и отдышавшись, он посмотрел на трясущуюся Веронику, сидящую на его ладони, обнимая дрожащими руками трясущиеся колени.

– Понимаешь,– продолжил он весёлым, звенящим, как будто не своим голосом,– Если я готов сделать такое с человеком, которого люблю,– он с размаху опустил кулак на ладонь, где сидела Вероника,– то что же я сделаю с теми, которых ненавижу,– серьёзно закончил он и щелчком пальцев сбил с ладони переломанные останки Вероники, словно человек сбивает с тапка прихлопнутого таракана…

Дмитрий открыл глаза и осмотрелся. Рядом храпела страшная баба, с которой он спьяну переспал. Дмитрий встал, тело слушалось его, но движения были какими-то неловкими, как будто он впервые пробовал ходить, трогать, смотреть. Словно впервые он ощущал мир всеми органами чувств и это ему нравилось. Он добрёл до ванной комнаты и посмотрел в маленькое заляпанное зеркало, висевшее над ржавой советской раковиной. Всё лицо было опоясано распухшими венами, в пустых глазах горели зловещие огоньки:

«Красавчик!»,– ухмыльнулся он отражению и прошёл на кухню, тараканы при его приближении, как ни странно, не разбежались, а не обратили внимания на его появление. В холодильнике ничего не оказалось. Дмитрия это дико взбесило, так как он испытывал сильное чувство голода. Мужчина вернулся в спальню, где его вчерашняя партнёрша, продрав глаза, уже сидела, с сигаретой в зубах, на мятой постели:

– Что у тебя с лицом?,– безразлично спросила она.

Дмитрий подошёл к ней, сжал кулак, посмотрел на него и со всей силы ударил им в её лицо. Удар получился страшной силы. Дмитрий ухмыльнулся, разглядывая, как будто впервые видя, свой окровавленный кулак. Женщина лежала без сознания. Дмитрий вернулся на кухню, присел на корточки и положил ладонь на пол. В руку ему забежал крупный таракан. Дмитрий отнёс его в комнату и посадил на ухо, отправленной в нокаут, женщине. Таракан быстро заполз внутрь головы и скрылся. Дмитрий оделся и вышел из квартиры:

– Этот мир принадлежит нам!,– кричал приятный баритон в его голове.

***

Когда он проснулся, всё было как в тумане. Обшарпанные стены, облезлые трубы, проходящие под потолком и капли влаги, собиравшиеся и капающие с них.

«Где я?»,– приходя в себя, размышлял Николай Камнев.

Над ним навис чей-то размытый силуэт .

– Очухался?,– спросил его незнакомец.

Майор хотел кивнуть головой, но та дико болела. Наверно от сильного удара при падении или выстрелов в подвале, больно сотрясших все его мозги.

– Вроде того,– простонал Николай и сфокусировал глаза на человеке, задавшем вопрос. Чёткость зрения потихоньку вернулась к нему, и майор увидел, что над ним склонился мужчина лет сорока, очень худой и сгорбленный. Передние зубы мужчины были тёмными, сильно повреждёнными кариесом и никотином. Задние же вовсе отсутствовали. Нижнюю часть лица закрывала рыжая неухоженная борода, торчащая в разные стороны, на голове возвышалась копна таких же рыжих, не расчёсанных волос. Одет мужчина был в растянутую водолазку, выгоревшие на Солнце джинсы непонятного цвета, с огромным количеством заштопанных дырок и грязные советские берцы со стоптанными вовнутрь подошвами.

– А ты, вообще, умный, да?,– незлобно спросил мужчина и сразу продолжил,– В герметичном помещении стрелять начал. Странно, что не оглох ещё. Даже меня оглушил чуток. Но это не страшно. Ладно, улыбнулся он своей восьмизубой улыбкой.

– Ситуация выхода не оставила!,– выдавил из себя майор и, превозмогая боль в теле, встал на ноги. В полный рост ему выпрямиться не удалось, так как потолок оказался ниже его. Тем не менее, он, даже находясь в таком положении, был выше незнакомца на полторы головы.

– Кстати, с кем имею честь?,– поинтересовался Камнев.

– Михаил Теплов,– ответил мужчина и быстро протянул майору грязную ладонь. Под обкусанными ногтями чернела застрявшая грязь, а указательный и средний пальцы были ярко рыжего цвета, прямо под цвет волосяного покрова, что выдавало в мужчине заядлого курильщика. Он и сейчас уже достал из мягкой пачки недорогую, но очень крепкую сигаретку и, чиркнув спичкой о коробок, жадно её раскуривал. В голове у майора уже восстановилась картина последних событий, и он представился в ответ:

– Майор Камнев.

– Да я вижу, что майор. Зовут-то как?,– протараторил Михаил.

Вообще, манера его общения была очень нервозной и неприятной для собеседника. Такими же, как майор сразу обратил внимание, были и его движения. Он весь был, как-будто, на иголках, вроде как торопился куда-то. Когда он произносил предложения, то проглатывал окончания слов, начинал говорить новые слова, когда еще не закончил предыдущие. «Может такая собранность и хороша в нынешней ситуации»,– подумал про себя Николай, а вслух ответил:

– Николай.

– Николай, Николай… Николаевич наверно?,– как-то задумчиво спросил его Теплов.

– Так точно! Метод дедукции?

– Да, нет,– всё так же задумчиво продолжил Михаил,– Просто почему-то все встречавшиеся мне на жизненном пути Николаи оказывались Николаевичами. Какой-то кружок для избранных прямо получается. А еще говорят, что два человека с одним именем в семье не живут. А Николаи не в счёт получается? Интересная штука. Хм. А я раньше и не думал об этом.. Но, не суть. В общем, Коля… Я ведь могу тебя называть Коля?,– не успел майор ответить, как Михаил продолжил,– Я ведь знал, что так всё обернётся. Я это с пятнадцати лет знал. Получается, уже восемнадцать лет я с этим живу…

«Восемнадцать лет!,– сразу выхватил из его болтовни слух Николая,– Восемнадцать лет с пятнадцати лет. Значит ему всего тридцать три. Да, сохранился он неважнецки. На вид лет сорок, но даже для сорока он какой-то зачуханный и болезный. Видимо он не в меру любит заложить за воротник»,– догадку Камнева подтверждал запах спиртного, исходящий от Михаила. Вместе с тем, пьяным он не казался, держался собрано, хотя руки еле заметно тряслись.

– Я знал про все эти ваши правительственные опыты. Не мне тебе рассказывать. Я был в курсе, насчёт испытаний химического оружия на насекомых. А по поводу исследований мозга заключённых и всех этих экспериментов по селекции, наверно любой Федя с мыльного завода читал. Но не суть! Я знал, к чему это приведёт, но никому не говорил. Никому! А смысл? В лучшем случае, дурачком бы сочли, а в худшем, опасным бы признали. А итог один: в психбольнице бы сгноили.

«Что он несёт?,– думал Николай,– Какие опыты? Какие испытания?»,– но продолжал внимательно слушать собеседника. Михаил заговорил вновь:

– Можешь меня Мишей звать, кстати. Меня все так зовут. И на работе, да и везде. Я в компании МРЦ работаю, слышал?

– Приходилось вроде,– Николай собрался с мыслями,– Интернет, вроде?

– Бинго! Федеральный магистральный интернет-провайдер! Я начальник эксплуатационно-технического участка в Таганроге. Всю сеть, можно сказать, своими руками в городе выстроил. И кабельные канализации все наизусть знаю, да и, вообще, всё, что под городом находится.

«Вот это очень пригодится»,– сделал для себя вывод Камнев.

– Все, например, думают, что катакомбы только в Ростове есть в нашей области, ну Аксайские – известные. А я вот про эти, Таганрожские с детства знаю. И прошёл их все вдоль и поперек. Возле моего дома ход есть в них. Так, я и с друзьями из спелеологического кружка сюда спускаюсь часто, а иногда один хожу. Вот как сейчас, например. Тебе, Коля, наверно интересно, почему я всё это тебе рассказываю? Ты же, ведь, вроде как, по другую сторону баррикад. На правительство работаешь. Только, ведь, ты сам уже успел увидеть, как власть имущие в Творцов доигрались. Теперь уж неважно, кто на кого работает. Теперь только выживать важно. Мы на верхи и низы уже не делимся, Товарищ майор. Только на людей и тех, что уже людьми не являются, носителей, проще говоря,– он замолчал, раскуривая следующую сигарету от окурка предыдущей.

– Не боишься, Миш, курить-то тут?,– спросил Камнев.

– Не, не боюсь, говорю же, как пять пальцев своих знаю, что тут, где и как. Газа тут нет, если ты на это намекаешь. А ты, вообще, зачем сюда залез? Просто от носителей спасался или оружие ищешь?

Пока майор прикидывал у себя в голове, стоит ли говорить едва знакомому и довольно странному человеку правду, Михаил уже продолжал свою речь:

– Да за оружием и так понятно! Ты бы так просто не нашёл вход, если бы не подсказали сверху. Только поздно ты пришёл, Коля!,– Михаил громко засмеялся. В замкнутом пространстве раздалось громкое зловещее эхо,– Оружия-то нет никакого давно. Головку эту, Мать её ети, продали ещё в девяностые. Кому? А хрен её знает кому. Тут, понимаешь, рука руку моет, Майор. По документам, по вашим она, скорее всего, здесь лежит. Да вот она справа от тебя же,– и он ткнул пальцем на голую стену. Майор по инерции сопроводил взглядом его движение.

– Только вот документы-то тоже люди составляют. Те люди, что её и продали корейцам там, китайцам, террористам ли. Не суть. Те же самые люди, а может их дети, друзья, адъютанты. Ну, ты понял? Та самая левая рука, что правую намывает,– Михаил закашлялся. Кашлял он долго и громко. Чувствовалось, насколько сильно прокурены его лёгкие. Наконец, когда кашель прекратился, и Михаил смачно сплюнул накопленную во рту мокроту, Николай спросил его:

– Миша, а откуда ты знаешь это всё?

– Понятно,– сразу ответил Михаил,– Ты головой сильно ударился, да? Не отвечай! Это риторический вопрос был. Я же говорю тебе: всё здесь знаю, всё слышу, всё вижу, да ещё и в связи работаю. Мы же линию и МЧС даём, и администрации, и много ещё кому. Так, что не спрашивай, откуда я знаю, знаю просто! А резюмируя, могу тебе поведать, Николай Николаевич. Хм. Интересно как… Николай Николаевич… Оружия тут нет никакого. Было тут много чего интересного раньше и помимо боеголовки, но теперь вместе с ней, ищи свищи. Разворовали всё. Наживались местные дельцы, а отписывались везде, что всё в полной сохранности. Приезжих же проверяющих умасливали, как могли. Видно, получалось, если тебе сообщили, что оружие здесь хранится. Ладно, это выяснили! Дальше-то что? Что делать думаешь теперь?

Всё то время, пока Михаил говорил, майор обдумывал про себя план дальнейших действий. Ближе к концу монолога нового знакомого, Камнев уже решил, как поступит. Надо было выбираться из заражённого города и прорываться в Ростов. Группа ему уже не поможет. Придётся действовать в одиночку. Хотя, такой человек, как Миша, ему совсем не помешает. Тот хорошо знал город, даже подземные пути и, вообще, не смотря на внешнюю чахлость и потрёпанность, создавал впечатление не глупого и бывалого человека, который явно не будет лишним в путешествии по незнакомой, кишащей врагами местности.

– Выбираться из города будем, Миша,– ровным уверенным голосом ответил Камнев, – Далее в Ростов надо добраться. Всё остальное по пути дам знать.

– Нет, нет, нет,– замахал руками Михаил,– Не будем, а будешь. У меня своя дорога. Я ни в какой Ростов не пойду. Чего я там не видел? А ты иди, куда должен. Единственное, чем могу помочь, выведу тебя из катакомб. Я же говорил, что возле моего дома выход. Вот до туда доведу тебя, так и быть. У тебя оружие есть?

– В АКМе половина рожка и «Глок» пустой,– ответил майор.

– Ладно, Николаич, выручу уж тебя. Только, если что, я надеюсь на твою порядочность. ОК?

– В смысле?,– спросил Камнев, не понимая о чём речь.

– В том смысле, что оружия немного дам тебе. Есть у меня кое-что дома…,– он немного помялся и продолжил,– Не всё же бандюгам этим, чинам военным разворовывать, я тоже кое-что, под шумок, «дёрнул»,– подмигнул майору Михаил, ожидая его реакции.

– Я – могила, слово офицера,– без проволочек ответил Камнев, вновь думая про себя: «Этот человек точно не помешает в пути».

– Вот и договорились,– облегчённо выдохнул Михаил,– А сейчас, извини, тебе придётся пять минут подождать и мы двинем. Мне жутко не терпится посетить гальюн, – немного покраснев, проговорил Михаил и начал удаляться,– Пять минут. Жди здесь.

Пока его не было, майор Камнев достал из-за пазухи папку, взятую в кабинете погибшего полковника, и, открыв, изучил её содержимое.

В папке находились досье на учёных, которых требовалось эвакуировать в герметичную камеру. По всей видимости, эти, в основном, старые, морщинистые лица в роговых оправах, и были единственной надеждой на спасение человечества. Настроение майора постепенно ухудшалось, по мере того, как он перелистывал страницы. Фотографии всех учёных, кроме одного, были перечёркнуты красным маркером и содержали комментарии Вольского о причине смерти: «Заражён», «Убит заражённым», «Смерть от заражения». Николай посмотрел на единственную не зачёркнутую фотографию из папки: «Вас мы и должны будем найти. Надеюсь, Вы продержитесь»,– подумал он, читая текст под фото: «Вяземский Иван Лукич, дата рожденья: 18.10.53. Профессор. Адрес проживания: г. Ростов…»

– Николаич, иди за мной,– крикнул откуда-то спереди Миша и майор, закрыв папку, устремился на его голос.

***

Роман провёл в посадке несколько часов, пока на улице окончательно не стемнело. Во избежание обнаружения военными или кем бы то ни было, он быстро наломал веток с деревьев и, накрывшись ими, спрятался в неглубоком овраге. Обзор был хорошим. Пока Солнце окончательно не скрылось за горизонтом, он, затаившись, наблюдал за тем, что происходит вокруг. К его радости, практически ничего не происходило. Один только раз мимо него пробежали люди в военной форме. Сердце Клешни учащённо забилось, но солдаты не обратили никакого внимания на овраг, в котором укрылся Роман, пробежав мимо. Это было примерно два часа назад, как раз после того, как он скрылся из штаба. Видимо, военные пустились ему вдогонку. Затем, час, может быть, полтора, было совсем тихо. Только из города доносились частые автоматные очереди и особенно громкие крики. Роман достал окончательно разрядившийся телефон и попробовал включить его. Как ни странно, телефон загорелся, мигая значком пустой батарейки. «На звонок должно хватить»,– обрадовался парень и, мгновенно выбрав «Любимая» в списке контактов, с замиранием сердца стал ждать: что же донесётся из трубки. Ждал он долго. Подумав, что телефон выключился, Роман взглянул на дисплей. Нет! Вызов шёл, просто ни гудков, ни голоса робота-оператора не последовало. Затем вызов разъединился, без единого звука. Он повторил набор, произошло то же самое. Долгое молчание и разрыв соединения. Третий раз набрать номер у Романа не вышло, так как дисплей телефона окончательно потух. Заряд батареи был исчерпан.

– Как ты там, Любимая?! Скоро, я уже скоро…,– прошептал Роман и осёкся. Мимо него, на расстоянии пяти метров прошёл, подволакивая ноги и что-то бубня под нос, человек в военной форме. Роман напряг зрение, вглядываясь в него. Он где-то видел его раньше, но не мог разобрать в темноте лица военного. Роман приподнялся на локтях, стараясь не шуметь. Засохшая хворостина под его рукой предательски хрустнула. Военный медленно повернул голову на звук. Роман сразу узнал его лицо, хоть то было распухшим, и вены перетянули его целиком. Капитан Иванов! Старый знакомый с блокпоста. Роман видел сквозь листву его глаза, они блестели в ночи двумя красными огоньками. Зрачков в них, вроде как, не было вовсе, остались только белки, заплывшие кровью. Капитан медленно приближался. Роман был уверен, что в такой темноте видеть его, укрытого зелёной листвой, капитан не может. В то же время, он понимал: Иванов уже не человек вовсе. Он был последним, кого Роман хотел бы сейчас встретить, будь капитан и в своём человеческом обличии. Сейчас же их встреча предвещала Роману еще меньшую вероятность благоприятного исхода. Клешня тихонько нащупал за поясом свой нож и достал его, крепко зажав в правой руке. Капитан подошёл уже совсем близко, еще шаг и он наступил бы Роману на голову. Осознав это, мужчина выскочил из укрытия и боковым ударом руки, с зажатым в ней ножом, снёс капитану нижнюю челюсть. Та повисла на правой щеке военного. Капитан ничуть не удивился, признаков того, что ему было больно на обезображенном лице, тоже, видно не неблюдалось. Лишь, его белки налились красным, и он пошёл, расставив руки, на Романа. Тот вонзил ему нож в место, где раньше находился подбородок. Кровь брызнула струйками во все стороны, попав Роману в глаза. Он выдернул нож, прищурившись, наблюдая за тем, как колени носителя подогнулись и он закопался лицом в листве, пару раз дёрнул ногами и навеки остановился. Затем Роман вытер глаза подолом футболки и присел на корточки обыскать мёртвое тело. Роман отстегнул от пояса капитана кобуру, в которой находился его пистолет, достал его. Ранее подобных видеть ему не приходилось. На стволе Роман прочитал «П-96 С». «Наверно какой-то мощный, спецназовский»,– подумал он, пряча кобуру с её содержимым в рюкзак. Также, у капитана имелись две запасные обоймы по восемнадцать патронов в каждой. «Мне теперь они нужнее»,– убирая к себе обоймы, думал Роман. Помимо кобуры, к поясу Иванова была пристёгнута граната «РГД-5», которую Роман тоже прихватил. Больше никакого оружия у капитана не имелось. Мужчина постоял над телом убитого врага с минуту. Дальше тянуть смысла не было. Надо выдвигаться к больнице. Роман на полусогнутых ногах побежал, стараясь оставаться в тени деревьев, в сторону города. Он быстро миновал посадку, и взору его открылись пустынные улицы Таганрога. Роман достал карту, чтобы определить дальнейший маршрут. Вывеска на доме гласила: «Улица Октябрьская, дом 34». Больница же находилась на Первомайской, 17. Роман провёл пальцем невидимую ломаную линию по карте, представляя, как он будет добираться до пункта назначения. Пять кварталов, не то чтобы далеко, но и не совсем близко. Он услышал справа от себя какие-то звуки, напоминающие чавкание. Словно кто-то пытался с голодухи съесть что-то большое. Роман повернул голову на звук. Вдалеке возле мусорного бака двое носителей доставали из него пакеты с помоями, рвали их и пихали содержимое себе в рот, жадно пережёвывая и глотая. Роман поморщился. «Они меня не видят, но надо уходить»,– пронеслось в его голове. Парень повернулся и побежал, вдоль стены дома в другую сторону, стараясь не привлекать внимания. Военных, как ни странно, видно пока не было, выстрелы же раздавались намного реже, чем раньше. Роман добежал до угла пятиэтажки и, завернув за него, встал, как вкопанный. Во дворе было огромное столпотворение. Носители бесцельно блуждали по детской площадке с горкой, песочницей и качелями, у подъездов и лавочек, на которых обычно «дежурили» бабульки, по заставленным машинами автовладельцев газонам. Они ходили на своих волочащихся ногах, болтая верёвочными руками и мотая головами из стороны в сторону, в поисках пищи, в поисках врагов – людей. Из открытых ртов текла слюна. У некоторых губы и подбородки были испачканы в крови, видимо они уже повстречали незаражённых. Эти носители, они были людьми совсем недавно. Это были те самые дети с площадок, бабушки с лавочек и взрослые, которые, ещё вчера, а может, и сегодня, припарковали вот эти самые автомобили на газонах, наплевав на правила. Такие знакомые, с человеческими ещё лицами, хоть и изменившимися до безобразия, испещрёнными синими надутыми венами, злобно скалящиеся и рыщущие в поисках добычи. Но это, конечно, были уже не люди, не человеческие особи, это было что-то иное. Роман, даже в темноте, видел их глаза. В них не было ничего человеческого. В них таилась злоба, ярость, жажда убийства и пустота. Какая-то страшная, бездонная пустота, сожравшая их души изнутри, высосавшая из них все чувства и, оставившая на их месте себя, полную холода и злобы. Роман смотрел, как заворожённый, на эту картину, напоминавшую фильм ужасов. Ему стало страшно. Он только начал пробираться в город и уже встретился с таким. «Неужели везде так? Жив ли отец? А может не только здесь свирепствует эта зараза? А вдруг она уже докатилась до Нска? Ника! Любимая!»,– не успел он подумать о Веронике, как один из носителей, а именно мужчина средних лет, который был одет в семейные трусы и растянутую майку, видимо его, как и большинство остальных враг подчинил себе во сне, поднял свои глаза на Клешню, и в тот же момент быстро стал переставлять непослушные ноги, направляясь к Роману. Носитель яростно ревел, издавая звуки, смутно напоминавшие воинственный клич индейцев. Другие заражённые, услышав это, тоже заметили Романа и бросились к нему. Роман пустился наутёк. Он бежал, сломя голову, через дворы, кишащие носителями. Толпа преследовавших его неумолимо возрастала. Где-то, ему бросались наперерез. Он падал, но вставал и продолжал бежать. Наконец, парень завернул в очередной переулок, из которого, с яростным рычанием навстречу ему бросились новые носители. Их было десять, а может двадцать, а может и пятьдесят. Роману некогда было считать их, пот заливал глаза, усталость была запредельной, но он не ощущал её. Дикий уровень адреналина в крови заставлял мозг работать в ускоренном режиме. «Сзади огромная толпа, спереди поменьше, но тоже не пробиться. Думай, Рома! Думай!»,– судорожно командовал его мозг. Одним движением Клешня выхватил пистолет из рюкзака. Раз, два, три выстрела! Двое бежавших на него упали, один выстрел ушел «в молоко». Поворот головы влево – тупик, поворот головы вправо – ага, стоянка машин! «И что толку? Я не успею завести двигатель без ключей! Опа! Такси с открытой дверью!»,– Роман в очередной раз не поверил своей удаче. Он подбежал к машине, возле неё лежал изуродованный труп мужчины, которому перегрызли горло. Видимо это и был таксист, приехавший на выезд и встретивший тут свою погибель. Роман запрыгнул на водительское сиденье. «Бинго!» Ключи были в зажигании. Поворот ключа. «Рено Логан» завелась. Педаль в пол до упора. Оставив следы от покрышек на асфальте, Роман вёл машину на бежавших в атаку носителей. Они разлетались от ударов. На машине оставались вмятины. Один из носителей спиной разбил лобовое стекло. Роман ничего не видел, он просто жал на газ. Удары по автомобилю закончились. Роман проехал еще немного и остановился. Он задрал ноги и выбил ими потрескавшееся стекло. В зеркало заднего вида он видел, как сбитые им заражённые медленно встают и, вливаясь в толпу остальных преследователей, вновь бросаются в погоню. Роман снова выжал газ, завернул за угол и прямо через газон двора поехал подальше от желавшей его смерти толпы.