Текст книги "Вечность в тебе"

Пятница, 24 марта

Джейкоб

Иногда вещи начинают жить своей собственной жизнью. Особенно когда руку к этому прикладывает Артур. Сегодня утром, когда мы завтракали, он спросил, что случилось у Луизы. Почему у нее были такие заплаканные глаза. Мой брат только притворяется таким невнимательным. На самом деле от него ничего не ускользает.

И я бы с удовольствием рассказал ему все, но не сделал этого. Лишь сказал, что дела у Луизы дома сейчас идут не так просто и что на прошлой неделе у нее был день рождения, поэтому было бы неплохо его слегка отпраздновать. Может быть, вчетвером. Он, Джулия, Луиза и я. С этого момента Артур взял на себя планирование.

Он: Так, нас четверо, собираемся в пятницу вечером к восьми. Как насчет раклета?[4]4
  Раклет (фр. Raclette; от фр. racler – скоблить, скрести) – швейцарское национальное блюдо, которое, как и фондю, готовится из расплавленного жирного сыра.


[Закрыть] Джулия любит раклет.

Я: Хорошо.

Он: Отлично. Мясо, соусы, гуакамоле, сыр… Нам нужен торт. Если мы будем праздновать ее день рождения, нам понадобится торт. Какой она любит?

Я: Понятия не имею.

Он: Шоколадный торт любят все.

Я: Хорошо, шоколадный торт.

Он: Нам нужны свечи. Сколько ей лет?

Я: Шестнадцать.

Он: А-а-а… Sweet Sixteen[5]5
  Sweet Sixteen (англ.) – сладкие шестнадцать (лет).


[Закрыть]. На тебе еда, на мне – декор.

Я (неуверенно): Только, пожалуйста, не переусердствуй.

Он (подмигивая): Ты же знаешь, какой я деликатный.

Нарезанное и замаринованное мясо уже ждет своего часа в холодильнике, торт и салаты приготовлены, а я даже не знаю, будет ли у нее время. Я должен был спросить ее номер. Когда проводил ее домой и мы стояли на пороге ее квартиры, то мог бы спросить. Но я не думал об этом.

Я смотрю на часы. Сейчас 12:58. Если она выйдет в час, а дорога домой займет у нее минут двадцать, я смогу успеть вовремя. По крайней мере, если потороплюсь. Быстро накрываю салатницы тарелками, выбегаю в коридор, надеваю ботинки и хватаюсь за куртку. Когда закрываю за собой дверь, на часах ровно 13:00.

Луиза

Синяк на лице Изабель почти зажил, и осталась только зеленоватая тень. В отличие от того, что у Фабиана на подбородке. Он напоминает половинку груши с фиолетовыми пятнами. Я знаю, что это не должно меня радовать, но тем не менее радует. Все это. Что он сейчас выглядит вот так. Что даже не смеет дышать в мою сторону. Словно боится, что в любую минуту из ближайшего куста выскочит Джейкоб и превратит его в целую грушу. Мне смешно. Симметричное лицо – красивое лицо.

Я думаю о Джейкобе с тех пор, как он проводил меня позавчера домой. Не постоянно. Но много. Некоторое время мы стояли перед моим домом. Не возле фонтана. С другой стороны. Было бы преувеличением сказать, что мы разговаривали, но мы смотрели друг на друга. Оказавшись в квартире, я подошла к кухонному окну и смотрела ему вслед. Он становился все меньше и меньше, а потом пропал. После этого мы с Минг полтора часа проговорили по скайпу. И, когда я рассказывала ей обо всем, что произошло, это звучало не как моя жизнь, а как история, которую я придумала, чтобы ее развлечь.

Под конец Минг потеряла дар речи. Она засыпала меня вопросами типа «Он действительно ударил его?», «Ты показала ему письмо Кристофера?», «Какие именно части тела соприкоснулись во время ваших долгих объятий?», «Он проводил тебя до дома?» и «И что ты теперь будешь делать с первым заданием Кристофера?». Ответа на этот вопрос я не знала. Зато у Минг был: «Один человек у тебя уже есть. Значит, нужно найти еще одного. Хотела бы я быть там».

В школе было так же скучно, как всегда. А теперь я иду с трамвайной остановки домой и думаю, чего бы поесть. Тротуар расчищен. Снега почти не осталось. Я перехожу дорогу. Можно приготовить макароны. Макароны с маслом. Не хочу знать, сколько тарелок макарон с маслом я съела за свою жизнь.

– Привет.

Я поднимаю глаза, и там стоит он. Под моей дверью.

Все еще пятница, 23:49

Джейкоб

Есть вечера, которые запоминаются на всю жизнь. Иногда ты понимаешь это еще тогда, когда они продолжаются. Сегодня один из таких. Артур, Джулия, Луиза и я сидим на кухне и смеемся. И я даже уже не знаю, почему. Понятия не имею. Но остановиться не могу. Всякий раз, когда двое или трое из нас, наконец, успокаиваются, кто-то один снова фыркает, и все начинается по новой.

Когда я проходил терапию, то в конце каждого дня должен был записывать то хорошее, что со мной произошло. Несколько таких вещей. Потому что каждый день происходит несколько хороших событий. Даже в самые плохие дни. Мой терапевт всегда говорил: «Джейкоб, мы сами решаем, что помнить». И это правда.

Вот что я запомнил, когда на часах было 23:54 (но, может, добавится что-то еще):

1. Как невероятно красива Луиза, когда смеется.

2. Мой брат по-настоящему счастлив.

3. Как приятно не притворяться.

4. Как невероятно сильно мне нравится, когда эта девушка рядом со мной.

И наконец:

5. Каким я могу быть беззаботным.

Мы играли в «Монополию», ели и все время разговаривали. Мой брат купил все ингредиенты для экзотических напитков и приготовил конфетти и бенгальские огни, Джулия принесла итальянский хлеб и домашнее масло с травами, а я позаботился об остальной еде и испек шоколадный торт, на котором красными буквами написано «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ЛУИЗА». Я все еще жду подходящего момента, чтобы достать его из холодильника, но мы никуда не торопимся. У нас есть время. На улице идет снег, а мы сидим в тепле и потягиваем карибские коктейли, которые Джулия украсила маленькими разноцветными зонтиками. Фоном играет «The Great Escape» Патрика Уотсона, и я уже знаю, что добавлю эту песню в свой плей-лист под названием «Луиза» не позднее завтрашнего дня. Она как этот вечер. Как это ощущение.

– Думаю, – говорит Артур, вытирая слезы из уголков глаз, – настало время для нашего подарка.

– Что? – спрашиваем мы с Луизой в унисон.

– Ну, ведь мы празднуем день рождения, не так ли? – Джулия достает из кармана конверт и протягивает его Луизе. – Счастливого шестнадцатилетия, – говорит она с улыбкой.

– Я не могу… – начинает Луиза, но Артур только качает головой.

– О да, можешь, – усмехается он. – Давай, открывай.

Луиза

Я колеблюсь, но потом открываю конверт и вытаскиваю карточку. Это сертификат на поход в кино.

– Мы подумали, что вы двое могли бы пойти вместе, – говорит Артур, ухмыляясь. – Сертификат рассчитан на два билета, два напитка и большой попкорн. Так что вам придется им делиться.

Я представляю, как мы с Джейкобом сидим совсем близко друг к другу в полной темноте. И как наши руки соприкасаются в ведерке с попкорном.

– Ты не любишь ходить в кино? – неуверенно спрашивает Джулия.

– Нет, нет, напротив, – быстро говорю я. – Я люблю кино. – Пауза. – Я… очень давно там не была.

– Джейкоб тоже, – говорит Артур. И снова ухмыляется.

Джейкоб бросает на него раздраженный взгляд.

– А что? – невинно спрашивает он. – Вы давно не ходили в кино.

Артур напоминает мне моего брата. По крайней мере, в хороших фазах. Думаю, эти двое понравились бы друг другу.

– Не знаю, как вам, – говорит он через несколько секунд, – но мне бы сейчас чего-нибудь сладкого. – В его взгляде на Джейкоба какой-то странный призыв. – А еще кто-то хочет?

Когда Джейкоб отодвигает свой стул, на его лбу появляется знакомая мне «Пи». Он подходит к холодильнику и что-то оттуда вынимает. Джулия тоже встает, а Артур исчезает в коридоре.

«О нет. Пожалуйста. Пусть они не поют. Пожалуйста, пожалуйста, не надо».

Внезапно свет гаснет, бенгальские огни разбрызгивают искры, и Стиви Уандер громко поет «Happy Birthday». Джейкоб подходит к столу и осторожно ставит передо мной шоколадный торт. Глазурь и его глаза одного цвета. Они отражают пламя, которое заставляет лицо Джейкоба светиться оранжевым. Артур и Джулия становятся справа и слева от него. И они улыбаются. Все трое.

– С днем рождения, – тихо говорит Джейкоб.

Он был прав. Мой брат, должно быть, действительно любил меня.

Вторник, 28 марта

Луиза

Я сижу на кровати с холодными ногами и влажными ладонями и жду следующего письма Кристофера. В очередной раз нажимаю на значок с конвертом. «Новых писем нет».

Запускаю браузер Safari, бесцельно серфлю в Интернете, читаю скучные сообщения о статусах в Facebook и возвращаюсь к почтовому приложению. Новых писем по-прежнему нет. Просматриваю несколько видеороликов с кошками, один из которых даже заставляет меня рассмеяться. Но после пятого понимаю, что с меня хватит. Я открываю Spotify и просматриваю свои плей-листы. Ожидание настолько оглушает, что мне необходимо чем-то его заполнить, поэтому прокручиваю свои любимые песни и выбираю «17» в исполнении Youth Lagoon. Я услышала ее у Джейкоба, когда мы играли в «Монополию», и она сразу мне понравилась. И он тоже понравился сразу. Даже если я не сразу это поняла. На мгновение закрываю глаза и думаю о пятничном вечере. Я была такой, какой хотел меня видеть мой брат. Беззаботной. И шестнадцатилетней.

Я открываю глаза, и мой взгляд падает на стену, отделяющую наши с Кристофером комнаты. Если уж на то пошло, задание, которое он мне дал, выполнила не я. Это сделал Джейкоб. Это была его идея. Его инициатива. Он сделал все. Я помню вечер и торт, и еду, и то, как много я смеялась.

Перед тем, как после двух часов ночи мы все легли спать – Артур и Джулия в комнате Артура, Джейкоб в своей, а я в гостиной на диване, – Джейкоб попросил мой номер. Мы стояли в дверном проеме: он – такой большой и высокий, и я – маленькая, оба немного пьяные и какие-то смущенные. Он позвонил мне, чтобы у меня был его номер, но с тех пор так и не связался со мной.

Может быть, ему не понравилось то, что я не попрощалась. Я хотела оставить записку, но не смогла найти бумагу, а обыскивать ящики в прихожей мне показалось неправильным.

Вообще-то, мне вовсе не следовало оставаться ночевать. И следовало догадаться, что заснуть я не смогу. Так и случилось. Я пролежала на диване почти три часа, глядя в потолок, потому что боялась заснуть. Боялась образов, которые только и ждут, когда я погружусь в темную часть своего существа. В эмоции, которые похоронила глубоко внутри себя.

Сразу после смерти Кристофера кошмары были настолько ужасными, что в конечном итоге я совсем перестала спать. По крайней мере, пока это было возможно. Результатом стали плохие оценки и обеспокоенная мама. Она несколько раз пыталась поговорить со мной об этом. «Об этом». Но о чем тут говорить? Ничто из сказанного нами не решило бы проблему. Так что я пользовалась любыми предлогами, чтобы отделаться от этих разговоров, и в следующий раз, когда гостила у отца, прихватила с собой одну упаковку таблеток из его неограниченных запасов снотворного. Папа страдает бессонницей и кошмарами. Всегда. Это у него семейное. Его мозг постоянно работает. А когда ему, наконец, удается заснуть, он попадает в мир, из которого никак не может найти выхода. То же было и с Кристофером. Только в гораздо более экстремальном варианте. Интересно, есть ли во мне эта темная сторона, которая только и ждет, чтобы в нужный момент обрушиться на меня? Как было с моим братом. Мама говорит, чтобы я не беспокоилась. Что одно не имеет ничего общего с другим. Не знаю, верить в это или нет. По ее словам, у отца всегда были проблемы со сном и кошмары. С детства. Она говорит, что они, как черта характера, часть моего отца, часть его существа, и что у меня все иначе.

Не знаю, права ли она, потому что с тех пор, как начала принимать его таблетки, я снова могу спать. Без страхов. Без сновидений. Конечно, время от времени прорываются воспоминания и какие-то затерянные обрывки, которые не несут никакого смысла, но они не так ужасны. Их я не боюсь. Большую часть времени мне вообще ничего не снится. Я принимаю таблетку и погружаюсь в приятную пустоту. Черную дыру, которая окутывает меня, накладывая герметичный фильтр на мои воспоминания. О моем брате, лежащем мертвым на брусчатке. Его ногах, сломанных, как ветки, его темно-красной крови, которая густо сочится в стыки между плитами мостовой, его лице, которое больше не похоже на лицо моего брата, и его пустых голубых глазах, которые водянисто смотрят сквозь меня, потому что больше не могут меня видеть.

Большую часть времени у меня получается абстрагироваться от этого, подумать о чем-нибудь другом. Как будто дневной свет – это криптонит страхов. Но все, что вы подавляете, таится во тьме. Оно просыпается, когда вы устаете. Словно зверь, выходящий ночью на охоту. А таблетки берут его за поводок и снова возвращают в клетку.

В пятницу, ночью, на диване в гостиной Джейкоба поводка не было. Поэтому я вдыхала и выдыхала, наблюдая за колеблющимися тенями ветвей, пока, спустя три долгих часа, наконец, не выдержала и не встала. Я пошла на кухню и приготовила себе чай. А потом приступила к уборке. Убираясь, я все гадала, как Артур и Джейкоб получили такую квартиру. Она совсем не похожа на квартиру молодых парней. И большая. И довольно дорогая, наверное.

Перед тем как уйти, я сложила постельное белье и оставила его на диване. Снаружи было еще темно и холодно. Воздух был морозно-голубым.

Домой я шла пешком. Улицы и тротуары были призрачно пусты, а мир – пугающе молчалив. Как будто человечество покинуло Землю, забыв про меня. В тот момент я физически ощутила одиночество. Словно боль. Я искала какую-то связь. Что-то, что освободит мою голову от всех этих мыслей. Поэтому я остановилась и написала Джейкобу сообщение.

И примерно с того момента жду, когда он мне ответит.

Джейкоб

– С тобой все в порядке? – спрашивает Артур, откусывая кусок тоста с сыром, отчего крошки падают на пол.

– Да, – раздраженно отвечаю я.

– Ты злишься, – замечает он. – Почему ты злишься?

– Я не злюсь.

– Нет, злишься.

Я поворачиваюсь к брату спиной, и становится тихо, только время от времени слышно, как он откусывает и жует свой тост. Такой похрустывающий звук, который постепенно затихает.

– А как там дела у Луизы?

Чего и следовало ожидать. Деликатности у моего брата, как обычно, ноль.

– Почему ты спрашиваешь?

– Да так, просто. – Я не верю ни секунды. – Ну, так как у нее дела?

– Без понятия, – говорю я и достаю из холодильника лосось.

– Момент. Она ночевала у нас в пятницу, и с тех пор вы не списались?

– Нет. И что? – Ложь. По правде говоря, она написала. Но я не ответил.

– Почему? – спрашивает Артур.

– Почему что? – спрашиваю я в ответ.

– Почему вы не списались? У меня сложилось впечатление, что она тебе нравится.

– А у меня сложилось впечатление, что это не твое дело.

– Ой-ой.

Дверь кухни открывается, и наш разговор заканчивается. Щеки Джулии, одетой в махровый халат, раскраснелись, а голова обмотана полотенцем.

– Ну что, – усмехается Артур, – накупалась?

– Накупаться невозможно, – говорит она.

– А вот и нет, возможно, – он берет ее за руку. – Кончики твоих пальцев похожи на изюм.

– Потому что я должна использовать возможность накупаться впрок, ведь у меня нет ванны.

– Конечно, у тебя есть ванна, – говорит он и встает. – У нас в квартире.

Я отворачиваюсь, как будто увидел слишком интимный момент. И почему-то это именно так, ведь большинство женщин мой брат обычно только доводит до двери. Если вообще доводит. Они не остаются. И не принимают ванну. Они приходят лишь на пару часов, а потом уходят. Этот Артур – какой-то новый.

– Что ты там готовишь? Пахнет вкусно, – спрашивает Джулия, которая внезапно оказывается рядом и заглядывает мне через плечо.

– Будда-боул[6]6
  Будда-боул – это вегетарианское блюдо, ингредиенты которого собраны в круглой чаше. Блюдо не содержит мяса и рыбы, поэтому отличается невысокой калорийностью. Важная особенность Будда-боул заключается в небольшом размере порции, все ингредиенты берутся в совсем маленьком количестве.


[Закрыть], – говорит Артур таким тоном, что мне больше всего хочется его ударить. Не все в нем ново.

– Хм, – произносит Джулия. – Я такого не знаю. Что это?

– Настоящая еда, – отвечаю я, коротко кивая на Артура и его скучный сырный тост, а затем снова перевожу взгляд на нее. – Тоже хочешь?

– С удовольствием.

– Эй, – говорит мой брат, – мне ты не предлагал.

– А зачем? У тебя же есть твой тост.

– Есть-то есть, но разве ты сам не сказал, что это не настоящая еда? Ты ведь не хочешь, чтобы у меня появились симптомы дефицита питания?

Против воли я улыбаюсь и, качая головой, достаю из шкафа над раковиной еще две миски. А потом мы втроем стоим на кухне, готовим еду и разговариваем. Играет музыка, пахнет лососем, лимоном, укропом и картофелем.

Все кажется идеальным. Но чего-то не хватает.

Или кого-то.

Луиза

Каждые две недели я уезжаю к отцу. Это нормально, когда родители разводятся. Каждый раз ты бросаешь несколько вещей в рюкзак и отбываешь. Папа заезжает за мной – так же, как и каждую вторую субботу, – ровно в 12:15. И, кажется, в этот раз он взволнован тем, что забирает меня на выходные, не меньше, чем я. Иногда я задаюсь вопросом, зачем мы так поступаем. Ему нечем заняться со мной, а мне – с ним. За едой мы молчим, и даже когда разговариваем, то, по сути, ничего не говорим. Просто предложения и слова, лишенные смысла. Я как домашнее животное, которое он на самом деле совсем не хочет иметь, а он – просто скучный пожилой человек, который отдаленно напоминает мне моего брата, но который сам ни в коем случае не хочет о нем вспоминать. Даже о той его версии, которая заслуживает того, чтобы ее помнили.

Кристофер уже давно не бывал у нашего отца. Не знаю, кто первый отдалился, но знаю, что никто из них не хотел этого менять. Папа как-то сказал, что без Кристофера было бы проще. Без меня, наверное, тоже.

Иногда мне хочется, чтобы отпала необходимость приходить к нему, но потом я вспоминаю о тех – к слову сказать, редких – моментах, когда все было хорошо и мой отец был папой. И тогда я думаю, что в глубине души, возможно, мне все-таки будет его не хватать. Потому что, когда проходит достаточно много времени, вспоминаешь только о хорошем. Как будто ничего другого никогда и не было.

Мама говорит, что я не должна ехать к отцу, если не хочу, но, по-моему, на самом деле она очень рада, что я уезжаю туда на четыре дня в месяц. Это те четыре дня, когда ей не нужно испытывать угрызения совести из-за того, что она так редко бывает дома.

Мой отец не ужасный человек. По крайней мере, не совсем. Правда в том, что я его совсем не знаю. Так же, как и он меня. Мы как незнакомцы, тесно связанные друг с другом. Он понятия не имеет, что мне нравится или не нравится, какие фильмы я люблю смотреть или что люблю есть. Но, думаю, таких отцов много. Особенно, когда они в новых отношениях.

Его подругу зовут Марион, ей где-то около сорока, у нее нет детей, и она всегда на позитиве. «Проблемы существуют, чтобы их решать». Она пьет много чая, постоянно готовит овощи на пару и много двигается. Марион – преподаватель йоги и массажистка и действует как сильное седативное средство, из-за чего после знакомства с Кристофером чуть более года назад получила прозвище Флегмарион. Тогда я еще не знала, что «флегма» означает инерцию, медлительность, неуклюжесть, но после того, как брат объяснил мне это, тоже стала так ее называть. Придуманное мной Мари-Ом было неплохо, но у Кристофера вышло лучше.

Сама по себе Флегмарион хорошая. Она добрая и никогда не шумит. Она не убивает насекомых, даже комаров, потому что они, говорит она, в конечном счете тоже живые существа. Не знаю, в принципе ли у меня проблемы с уравновешенными людьми – для этого я знаю их слишком мало, – но неутомимое миролюбие Флегмарион каждый раз чуть не сводит меня с ума. Думаю, эта женщина могла бы заулыбать кого-нибудь до смерти, если бы захотела. Или загнать в кому своим успокаивающим голосом. Через пять минут лекции о целительной силе камней сдастся любой. Я и, правда, не понимаю, как папа это выносит. Каждый день. Добровольно. В ее присутствии замедляется все. Как цикл, который постоянно обрывается.

У моего отца и Флегмарион большой дом, полный пустых комнат, где она преподает йогу или высвобождает заблокированные чакры под гипнотическую музыку. Общей площадью сто шестьдесят квадратных метров. Каждый вдох – глоток благовоний, а воздух пропитан чаем, который пьют йоги. На темных полах лежат узорчатые индийские ковры, а в гостевом туалете, рядом со входом в дом, на стене над унитазом, красуется большой золотой узор. И когда сидишь на унитазе, то видишь его в зеркале. Одно большое «Ом».

Папина подруга – из тех женщин, которые летом обматывают голову разноцветными платками, предпочитают везде ходить босиком и видеть во всем хорошее. Ухоженная хиппи, которая ежедневно проводит час, стоя на голове, и питается исключительно суперпродуктами. На семинарах, которые она проводит, много плачут, обнимаются и освобождаются. Особенно освобождаются.

Флегмарион спрашивала меня, не хочу ли я принять участие в одном из ее семинаров, потому что «работа скорби» определенно принесет мне пользу, но я сказала «нет», потому что само сочетание слов показалось мне ужасным. Отец говорит, что я неблагодарная, «в конце концов, она просто хочет помочь», но я считаю, что она сует свой нос туда, куда не надо. Я могу принять ее существование, но это не значит, что она должна мне нравиться.

Я снова переключаюсь на почту. Все еще пусто. И никакого ответа от Джейкоба. Значит, все как прежде.

Встаю, иду на кухню и достаю из холодильника последний кусок шоколадного торта Джейкоба. Не потому, что голодна, а просто, чтобы отвлечься. Пол под моими босыми ногами чертовски холодный, в коридоре темно, и квартира наполнена одиночеством. Но торт пахнет хорошо. В пятницу, ночью, перед тем, как мы отправились спать, Джейкоб завернул его в алюминиевую фольгу, и мне пришлось пообещать ему, что я возьму торт с собой, потому что он приготовил его для меня. Только для меня.

С тарелкой в одной руке и вилкой в другой я плетусь обратно в свою комнату. Ставлю торт на полку рядом с кроватью, к книгам и всей пыли, затем заползаю под одеяло, ставлю ноутбук на колени и вонзаю вилку в торт. Он твердый, а тарелка холодная. Я открываю новое окно браузера и вбиваю в адресную строку futureme.org. Сайт довольно простенький. Сине-белый, несколько текстовых полей и все. Я читаю, как работает отправка электронных писем. На самом деле вы отправляете их себе, отсюда и название.

Я пишу себе короткое и довольно глупое сообщение, затем набираю свой адрес электронной почты и тему, выбираю дату доставки 9 июня 2017 года – даже не знаю почему – и направляю курсор на кнопку с надписью «Отправить в будущее!». Не проходит и двух секунд, как сигналит уведомление, и на почту приходит письмо с запросом подтверждения. «Прежде чем отправить ваше сообщение в будущее, необходимо подтвердить ваш адрес электронной почты». Я нажимаю на ссылку, и открывается окно браузера. И вдруг одинокая мысль проносится у меня в голове. Всего одна фраза. Чувство. Вопрос. Если мне нужно подтвердить свой адрес электронной почты, разве Кристофер не должен был это сделать? Конечно, должен был. По-другому не получилось бы. Но он не мог сделать это через браузер, потому что не знал моего нового пароля Gmail. Я изменила его несколько месяцев назад, когда моя учетная запись была взломана. Это означает, что Кристофер не мог получить мой адрес электронной почты со своего компьютера. И, значит, он делал это через мой ноутбук. Напрямую через почту.

Я неподвижно сижу и смотрю на экран, а затем ледяными пальцами направляю курсор в поле поиска электронной почты. Набираю futureme и нажимаю Enter. И вот оно. Датировано 26.12.2016. Ровно за месяц до его смерти. Значит, он уже знал. Он знал, что будет делать. Вот почему он подарил мне на Рождество билет на поезд в Берлин. Чтобы я уехала. Чтобы у него было достаточно времени отправить свои сообщения в будущее. Будущее, в котором его уже не будет. В то время, как я праздновала Новый год с лучшей подругой, мой брат сидел за моим ноутбуком и планировал свое самоубийство.

В ту секунду, когда я подумала об этом, приходит новое письмо.

Отправитель: futureme.org.

Луиза

Futureme.org

Кому: [email protected]

Небольшие признаки жизни из промежуточного мира

Дорогая Лиз.

Перевозчик отвез меня к следующей пристани, и этим я обязан тебе. Благодаря тебе, я стал немного ближе к другой стороне.

Здесь довольно тоскливо, но есть бесплатный Wi-Fi, поэтому я подумал, что пришлю тебе следующее задание. Но сначала должен перед тобой извиниться. За эмоциональный шантаж. Я знаю, как ты это ненавидишь. Да и – хочешь верь, хочешь нет – сам ненавижу так делать. Не люблю делать что-то, что причиняет тебе боль, хотя в это, наверное, трудно поверить, учитывая все факты. Но у меня не было другого выбора. Думаю, ты поймешь. Может, не сразу, но когда-нибудь.

Но теперь к твоей задаче. Перевозчик знает, что мой джокер – ты, и ставит свои задачи соответственно. Они адаптированы и созданы специально для тебя. Перевозчик не облегчит тебе задачу, Лиз, и это моя вина. Мой путь на другую сторону ни в коем случае не должен быть слишком легким. Если честно, мне кажется, что перевозчик хочет, чтобы я потерпел поражение. И я проиграю, если проиграешь ты. Но этого не произойдет. Потому что он тебя недооценивает. А я – нет.

Твое новое задание – найти себе хобби. Я пытался объяснить, что ты невысокого мнения обо всех этих занятиях, что ты даже не выносишь этого слова, но ему было все равно. Он просто пожал плечами и сказал, что у тебя, по всей вероятности, не будет выбора, потому что это его лодка и он устанавливает правила. Мне очень жаль, Лиз, но, если ты не хочешь, чтобы я прозябал здесь в темноте среди преступников и жуликов, тебе не избежать этого дурацкого хобби. Да, знаю, еще больше эмоционального шантажа. Это все перевозчик. Не я. В смысле, не убивай гонца. Знаю, это отвратительно.

Вернемся к твоему хобби. Это должно быть то, что тебе нравится делать, что-то, что работает независимо от других людей и происходит вне дома. Ты можешь испробовать несколько вещей и выбрать тоже несколько. Решение за тобой.

На это задание тебе тоже отводится неделя. Перевозчику будет известно, соблюдала ли ты его требования, потому что он знает все.

Я понимаю, что такие вещи чего-то стоят. Вот почему в моем столе, во втором ящике сверху с правой стороны, ты найдешь помятую жестяную коробку с оленьей головой. Деньги, что лежат в ней, – твои. Ты можешь использовать их только для этой цели. Ни для чего другого.

Мне любопытно, на что ты в конечном счете решишься, Лиз. Хотел бы я быть рядом, когда ты найдешь себе занятие по душе. Хотя отчасти так и будет. Я ведь сопровождаю тебя на каждом шагу. Которые ты все же делаешь одна.

Я свяжусь с тобой на следующей неделе. А пока осмотрюсь здесь. Хотя интересного здесь мало. Думаю, что промежуточный мир не предназначен для развлечений, в отличие от того, в котором находишься ты (по крайней мере, если ты – это ты).

Я скучаю по тебе, сестренка. Вероятно, сильнее, чем ты можешь себе представить.

Этот день больше никогда не повторится. Так что живи им. Слушай музыку. Смейся. И будь счастлива.

Я люблю тебя.

Кристофер.

По моему лицу текут слезы. Я вытираю их, но на их место тут же приходят новые. Я тихо плачу и перечитываю письмо еще раз. Дважды, снова и снова. Я будто слышу голос брата, и меня охватывает ощущение, словно что-то сдавило мою грудную клетку. «Будь счастлива. Слушай музыку». Я думаю о песнях, которые мы с Кристофером любили слушать в детстве. Одной из них была «Wanna Be Startin’ Something» Майкла Джексона. Мы всегда надевали мамины хозяйственные перчатки: мой брат – зеленые, я – розовые – и пытались танцевать, как Майкл Джексон. В белых теннисных носках и в шляпах. У нас не было таланта, мы просто веселились. И смеялись. Мой брат и я.

Я ищу песню в Spotify и включаю ее. И, как только музыка начинает играть, мне хочется всего и сразу. Смеяться и плакать еще сильнее, надеть хозяйственные перчатки и танцевать, лечь в постель и никогда больше не вставать. Надеваю наушники, включаю их и жду, пока они подключатся к ноутбуку, после чего отодвигаю его, встаю и закрываю глаза.

Я снова ребенок. И мой брат все еще со мной. И мы прыгаем на диване.

А потом я танцую. Одна. В своей комнате.