Текст книги "Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века"

Я снова напугал его, мол, а не боишься, что бабушка придет? Отец разделся догола и повернулся ко мне:

– Что ты там говоришь?

Мне было неловко смотреть на его обнаженное тело, я понурился, но он специально поднял мою голову за подбородок, вот ведь приставучий, и вырваться ведь не вырвешься, отец предупредил меня, чтобы я больше не водил сюда никого и впредь не сидел в Интернете. Я перепугался: откуда он все про меня так хорошо знает? Или это бабушка сказала? Нет, быть того не может, они всегда цапались, как кошка с собакой. Старый черт загадочно велел мне снять обувь, я недоумевая, смотрел, как он отнес все мои ботинки в ванную, а потом запер дверь, включил воду и принялся плескаться; и внезапно я понял, что он боится, как бы я не сбежал, растерялся, поскольку не понимал, что конкретно отцу обо мне известно. Но потом подумал и перестал бояться, собственно, самое плохое то, что я прогуливаю уроки, а бабушка говорила, что Старый черт и сам не подарок. Мой взгляд остановился на его рюкзаке, я решил порыться и посмотреть, что там. Звук воды стих, Старый черт сказал, что в рюкзаке одежда для меня. Я опешил: ну не мог же он оттуда увидеть! Вода снова зажурчала, я вынул новую одежду, а потом и кошелек. Ух ты, сколько денег, ворованные? Решил укрыться у нас от неприятностей, узнав, что бабушка в больнице? Старый черт крикнул, чтоб я не трогал кошелек, я тут же нашелся – сказал, что мне надо купить учебные принадлежности. Ну и пускай он не согласен, я для начала вытащил сотню, а потом решил, а почему бы и не взять; когда отца схватят, то и денежки тю-тю, а сейчас хоть сигарет куплю, а то Цинтяо вечно ругается, что я курю на халяву.

Кто-то хлопнул меня по плечу, сильно испугав, оказалось, это Цинтяо, я не понимал, как она вошла, обведя нас вокруг пальца, оказалось, я просто не запер дверь. Она говорила визгливым тоном, я поспешно показал на ванную, и Цинтяо тихонько сказала, что знает, она долго стояла у двери, так что даже полюбовалась на голого Старого черта, а вернулась, чтоб забрать носки. Я быстро закрыл от нее плетеную корзину, но она оказалась даже половчее Старого черта, оттолкнула меня и выудила носки. Я сказал, что это не я выкинул их. Цинтяо сквозь зубы заявила, что их компашка люто зла на этого забулдыгу и на меня, мало того, что я не выставил Старого черта, так тот еще отколошматил Сыдина, и теперь Сыдин жаждет мести. Я рассердился и испугался. Цинтяо сказала, что у меня есть единственная возможность спастись: скоро стемнеет, я должен отвести их в закусочную Чжа. Я тоскливо показал свои голые ноги. Цинтяо ничего эдакого не увидела в этом, мол, носки наденешь, и нечего бояться. Но я не согласился: можно поранить ступни о мелкие камни и битое стекло. Цинтяо расстроилась, что мне совершенно не понравилось, а потом вдруг заулыбалась, заявила, что я ей нравлюсь и после того, как мы разберемся с дядюшкой Чжа, мы пойдем и снимем номер. У меня кровь забурлила, дыхание участилось, я чуть было не сказал, что хочу снять номер и с дядюшкой Чжа уже все решено, но промолчал, поскольку боялся, что она переменит свое решение и продинамит меня, про таких обычно говорят «вареная утка прямо с тарелки улетела». Я пообещал, что надену ботинки, а потом найду ее. Я решил повести ее прямо сразу в гостиницу, сунул ей под нос только что раздобытые деньги. Глаза Цинтяо блеснули, она сказала, что надо поменять на две купюры по пятьдесят, и выхватила сотню. В этот момент вода в ванной стихла, лязгнул замок, Цинтяо, как змея, выползла наружу, и только тут я вспомнил, что она так и не отдала мне обратно деньги.

Пять лет назад я вот так же вышел из ванной, а отец как раз второпях искал туфли, чтобы догнать мать. Но мать оказалась умнее и оставила только пару шлепанцев без задников, отец в них не мог быстро бегать, в итоге мать сбежала, она была очень хитрая, а еще и обольстительная и прославилась в наших местах. Отец говаривал, что и не стоило за ней гнаться.

И вот через пять лет я стоял нос к носу со Старым чертом, и какую бы ложь ни придумывал, он меня не отпускал. Я пытался сказать, что пойду за учебными принадлежностями, проголодался и хочу съесть лапшу с говядиной, потом соврал, что надо в больницу навестить бабушку; он был неумолим, а потом заявил, что ему надо у меня кое-что спросить. Возможно, пронюхал, что Цинтяо приходила, я реально его испугался.

Старый черт велел мне сесть, я не решился сказать, что он намотал себе на голову мое полотенце для ног. Он достал из сумки сигарету, закурил и выпустил струю дыма со словами:

– Хорошо-то как!

Я сказал, что тоже хочу. Отец протянул руку и выхватил у меня изо рта сигарету, потом щелкнул пальцами, и сигарета со следами моей слюны полетела в мусорное ведро. Ну какого черта, я очень разозлился, понятно же, что ты сам меня соблазнил. Я поторопил, что он там хотел спросить. Он взглянул на меня и спросил:

– Догадайся, зачем я приехал.

У меня екнуло сердце, но сейчас меня это не особо заботило, поэтому я сухо ответил, что знать не знаю.

Отец сделал еще одну затяжку, а потом сообщил, что в этот раз приехал меня проведать. Я чуть было не добавил «Ну и уезжай», внезапно ощутив прилив надежды. Старый черт неторопливо пододвинул пепельницу и стряхнул пепел. Я начинал волноваться, ведь приближался вечер. Я сказал, что понимаю цель его визита, у меня все хорошо, можно обо мне там у себя не беспокоиться, ну а то, что ударил меня, так и ладно, а сейчас мне правда надо идти навестить бабушку. С этими словами я поднялся с места.

– Остальное обсудим, когда я вернусь, если не дождешься, то оставь ключ у соседей.

– А ну-ка вернись. – Старый черт властно стукнул по столу, я удивился, он велел мне сесть, я послушно сел, а в душе вздохнул: мне крышка!

Отец посмотрел на меня в упор:

– Тебе нравится Цинтяо?

Я вспыхнул и принялся всячески отнекиваться. На лице отца появилась редкая для него участливость, он тихонько сказал, что Цинтяо по уши влюблена в другого.

– Ей нравлюсь я, – сорвалось у меня с языка, и я тут же пожалел.

Старый черт отмахнулся, сказал, что Сыдин покруче меня и она меня дурит. В итоге я повесил голову, в душе тайком восхищаясь Старым чертом, все-то он знает. Может, он придумает вместо меня какой-то план? Но я не знал, как заикнуться об этом, чесал голову, а потом вытащил из кармана упаковку сушеной морской капусты и стал есть; это мне Цинтяо дала, тогда я ее не поблагодарил, она украла несколько пачек из супермаркета и маленький пакетик дала мне, сказав: если захочешь еще, то попроси у Сыдина, но где уж мне? Старый черт спросил, что это я жую. Пожадничать и не поделиться? Я еще не забыл, как он отобрал у меня сигарету. Я сказал, что это вообще ничуточки не вкусно, а сам тем временем отправил остатки в рот и только потом вспомнил, что хотел просить отца о помощи, и покаянно извинился, цель моя одна: как мне заполучить Цинтяо? Отец проникся, положил ногу на ногу и спросил: а что мне нравится в Цинтяо, она цветущая? Я чуть не рассмеялся, ну ты село, надо говорить «красотка»! Отец изо всех сил пытался скрыть неловкость, хорошо, что кожа темная, и покраснеешь, а не видать. И тут он громко заявил:

– Тебе ее никогда не заполучить!

– Почему это? – не понял я.

Отец сказал, что я не только трус, но еще и хвастун, она меня только за нос водить будет. Мне становилось все больше и больше не по себе. Я сказала, мол, не надо ее изображать совсем уж испорченной. Старый черт чуть не обжегся дымом.

– То есть, по-твоему, она лапочка? А где тогда мои сто юаней?

Я задрожал от страха, крыть было нечем, я не смел взглянуть на отца, только слушал. Отец обозвал меня простофилей, меня ужасно бесит это слово, я не простофиля, напротив, я злодей еще тот. Отец холодно рассмеялся: эх ты, мажор, единственный выход для тебя – учиться старательно. В мозгу что-то щелкнуло, он меня задел своими словами, меня это взбесило, я ему не верил.

– Потеряв мою маму, ты разрушил мое счастье.

Старый черт пнул меня, а потом спросил, что это я там бормочу себе под нос. Я упрямо отворачивался от него, он хотел, чтобы я посмотрел на него, но я назло этого не делал! Старый черт ухватил меня за обесцвеченные (по указке Сыдина) волосы, больно было так, что я скрежетал зубами, но решил, что чем больше его боюсь, тем сильнее он становится, лучше просто орать благим матом, чтоб отпустил. Но я и подумать не мог, что он меня переупрямит, отец меня крепко схватил, взял со стола ножницы и одним махом отрезал мне волосы. Я не представлял, что он так поступит, и только жалобно скулил, мол, хватит, хватит, как я пойду встречаться с Цинтяо. Я выл что есть мочи и пинал стол. Отец быстро принес из ванной расческу и велел сидеть тихо и не дергаться, а то если порежет меня, то он не виноват. Старый черт, орудуя ножницами и расческой, подстриг меня, а потом дал мне зеркальце, пояснив, что когда подрабатывал на чужбине, то первым делом научился стричь.

Я смотрел в зеркало, хотелось плакать: волосы слишком короткие, почти под ноль. Отец же озорно подул на мою новую прическу да еще и спросил, не холодно ли? Потом он отпустил ревущего меня и бодро пошел на кухню готовить еду, я с отвращением сказал ему вслед, ага, хрен тебе, дома ни рисинки нет. Отец вернулся, а я пулей помчался в ванную помыть голову и со страхом тайком на него поглядывал. Старый черт открыл свой рюкзак и вытащил какой-то мешочек, я удивился, сколько там оказалось всякой снеди, отец глянул на меня с довольным видом и сказал, что купил все это в супермаркете. Я поклялся, что буду его игнорировать, но ему и дела не было, он не замечал моей злости, велел мне перелить соевый соус и уксус в одну бутылку, я чуть помедлил, думая, что он сейчас придет в ванную и извинится, но Старый черт и не подумал, еще и возмутился, чего это я там копаюсь. Отец, оживленно жестикулируя, велел мне со второй полки серванта принести молотый перец и бутылку из-под глутамата натрия, вымыть и поставить на первую полку. Черт, все-то он знает, где лежит, еще получше меня, словно бы и не уезжал никуда. Я с отвращением гремел посудой, отец опять обругал меня простофилей, я только улыбнулся, а он уставился на меня во все глаза, ничего-то с ним не поделаешь. Бабушка говорила, что отец очень деспотичный человек, в молодости он часто шел, волоча за собой мать по асфальту, потому что она его не слушалась и общалась еще с парнем по имени Сяосяо. Бабушка говорила, что мать не любила отца за грубость, а он ей не доверял, да и слухи всякие ходили, которые ее порочили. В этом месте бабушка не поясняла, вранье это или нет, а я своими глазами видел, как мать в одних трусах шмыгает за штору, посмотреть, как удаляется силуэт отца, а потом из-под кровати вылезает Сяосяо. Мне тогда не было и шести лет, а я знал, что Сяосяо не единственный любовник матери. Однажды я чуть не проговорился Цинтяо, мол, посмотри, в какой я обстановке рос.

Сначала я даже немного сочувствовал отцу, его в компании образованной молодежи еще школьником во время «культурной революции» отправили ремонтировать железную дорогу, он вырос босяком и задирой, даже ударил Сяосяо ножом и чуть было не угодил в тюрьму. Я всегда был на его стороне, но сейчас подумал, что будь я на месте матери, было бы странно, если бы она жила с таким человеком и не делала все наперекор.

Старый черт воткнул в розетку электрическую рисоварку, а сам повернулся и принялся со стуком нарезать морковь очень тонкими кружочками; он что, еще и поваром работал? Я внезапно почувствовал голод.

– Свет включи, – велел Старый черт, в это время за окном уже сгустились сумерки. – Чайник поставь, – снова распорядился он, словно не мог вынести, что я сижу без дела.

Он ловко нарезал курицу, а потом поставил сковородку. В этот момент соседи сверху по фамилии У снова положили мокрую швабру на окно, и вода закапала нам на подоконник, бабушка уже много раз поднималась и просила так не делать, но соседи не слушали. Зато Старый черт без лишних слов пошел в туалет, помочился в пластиковую бутылку и зашвырнул ее к соседям, а потом, напевая какую-то частушку, сделал так, что вода с швабры текла к соседям снизу; в итоге соседи переругались в пух и прах, а Старый черт включил газ и приготовился жарить. Ох, я чуть было не начал его нахваливать, непонятно, то ли я восторгался воображением Старого черта, то ли его чувством юмора, но невольно вдруг подошел и повязал ему передник.

К нам кто-то постучал. Уж не Цинтяо ли? Я разволновался так, что бросился со всех ног, потом резко притормозил, поискал шапку, а когда напялил ее, то Старый черт уже пулей вылетел из кухни в прихожую. Я правда не преувеличиваю, он почти летел, аж чайный столик по дороге сшиб, я испугался, что сейчас он отчитает Цинтяо, и тоже со всех ног бросился к двери.

Но это пришли взять с нас оплату за воду.

Только я расслабился и тут же снова начал бояться, поскольку в этом месяце был большой перерасход, ведь Сыдин и его дружки каждый день тут плескались. Старый черт не стал меня упрекать, молча отдал деньги и продолжил готовить, я напомнил, что надо посолить, а он вроде как и не слышал, лицо мрачнее тучи, очень странно…

И тут снова раздался стук в дверь. Старый черт резко повернулся, возможно, он заметил мой ошарашенный вид, понял, что слегка перегнул палку, умерил обороты и снова пошел к двери. А мне оставалось только, глядя ему в спину, молиться, чтобы это оказалась не Цинтяо.

На сей раз пришли проверить счетчик газа.

– Все верно. – Отец сердито постучал по краю сковородки, а потом покосился на меня: до вокзала ведь только первый автобус идет? У меня екнуло сердце, я удивленно спросил, уж не собирается ли он прямо сейчас уехать, но отец понурился, а потом взревел: – Вода закипела!

– Старый черт. – Я за его спиной занес руку, но стоило ему повернуться, как я уже снимал чайник.

Когда постучали в третий раз, Старый черт не пошел открывать, а я долго пыхтел и возился с замком, собираясь предложить Цинтяо увидеться в другой день.

На пороге стояла незнакомая женщина средних лет.

Только я собирался спросить, кто ей нужен, как меня оттеснил отец, я улыбаясь потирал то место, куда он меня толкнул, и думал: так он, оказывается, ждал ее, неудивительно, в этот раз ему надо проявить себя во всей красе, так что я пропал, Цинтяо рассердится, конечно. Но Старый черт степенно принял у женщины сумку и шарф и спросил, на чем она добралась, все чинно-благородно, как будто его подменили. Я вроде сказал ей, что он притворяется, и только что вел себя, как волчара голодный. Задница Старого черта чуть дернулась, но в этот раз я оказался проворней: даже и не думай проучить меня. Женщина посмотрела на меня и сказала:

– Так это твой сын.

Я словно бы стал ниже, да и потом сидел как на иголках и все думал: что же, отец такой же лох, как и я, тоже не смог завоевать женщину?!

Гостья притворно хихикнула, а потом лицемерно притянула меня к себе, что мне категорически не понравилось, поскольку от нее чем-то пахло, интересно, она мясом торгует или рестораном заведует? Тетка снова рассмеялась, сказала, мы с отцом очень похожи.

– Да вообще не похожи.

Отец стоял позади меня, он стащил с меня шерстяную шапку, потом похлопал по моей башке, как по арбузу. Гадость! Я увернулся. Старый черт снова отправился на кухню и занялся готовкой. Женщина спросила, в какую школу я хожу. Я не задумываясь брякнул:

– Хулиот.

Мы все так отвечали, это сокращение от «отпетых хулиганов». Женщина по ошибке решила, что я сказал «Полет», и начала нахваливать, что у них в городе есть школа с таким названием, очень хорошая, я едва не рассмеялся. Она спросила про оценки, я с улыбкой ответил, мол, в первой десятке. Женщина потрепала меня по щеке и сказала:

– Преподавателям ты наверняка нравишься.

Я ответил, что преподавателям нравится только трогать за попы моих одноклассниц, я сам видел. Старый черт строгим голосом крикнул:

– Чай завари!

Женщина пить чай не стала, закатала рукава и пошла помогать на кухню, тут Цинтяо ей проигрывала, признаю.

Они там шушукались, а я прятался за дверью и подслушивал. Женщина чистила лук и приговаривала, вот, мол, какой любящий отец, столько блюд наготовил. Отец ответил, что он для нее готовил. Я даже хотел влепить самому себе пощечину, вдруг он порадуется? Женщина сказала, что Старый черт любит пышные фразы, а сам не дождался ответа и сбежал, пришлось даже ресторан на день закрывать. А я закивал, понятно, Старый черт у нее в ресторане работает поваром и сбежал, недовольный зарплатой. Женщина снова заворчала, мол, мне все говорили, что на тебя нельзя положиться, уговаривали выгнать тебя, но я аж сюда приехала, это доказывает, что ты мне нужен. Эх, я подумал, что такие слова Цинтяо должна говорить мне. Я снова услышал вздох, вытянул шею и увидел, что рука Старого черта лежит на толстой заднице женщины, впечатляющее зрелище, а еще обманули меня, что между ними ничего такого; я корил себя, что не вел себя так же с Цинтяо, а потом увидел, что женщина чуть потерлась о его ногу, Старый черт дернулся, сказал, мол, ты с ума не сходи, обожгусь. Я фыркнул и тут же зажал рот рукой. Женщина спросила, сколько отец планирует тут пробыть, мол, ей надо точно знать, у нее поклонников пруд пруди. Я чуть было не вошел и не сказал отцу: да она тебя пугает, за ней ухаживать могут только хромые да слепые, пусть зарплату прибавляет!

Старый черт крикнул, чтобы я собирал на стол.

Мы втроем уселись за стол, отец почувствовал себя как дома, я молчал, женщина тоже, как я догадался, она думает о своем ресторане, подсчитывает убытки за день простоя. Я хотел было сказать, что печалиться не надо, отец у нас важная птица, специально изображает невесть что, а добавишь денег – и побежит как миленький.

Женщина с улыбкой положила еду сначала мне, приговаривая, дескать, у отца твоего золотые руки, он так вкусно готовит. Я скривился, хотел сказать, что надо уважать своих работников. Женщина подцепила палочками креветку и дала мне, сказав, что моего отца все любят. Я реально заволновался за нее, вроде умная тетка, что же с пустыми руками приехала, отец у меня человек практичный. Старый черт зубами открыл бутылку. Женщина спросила, не выпью ли я стопочку, но отец не разрешил. А я такой человек, что, если мне запретить, я назло сделаю, пока они ходили за жареным арахисом, я глотнул прямо из горла. Я вместе с компанией Сыдина уже пил и пиво, и вино, но папина водка оказалась гадкой на вкус, какой-то жгучей. Отец подошел, оттащил меня за ухо и сказал, чтоб я не безобразничал, ему это не нравится, мол, сначала подрасти, а потом уже пей по-нормальному. Мне стало нехорошо. Женщина принесла жареный арахис, Старый черт с улыбкой налил ей водки.

– Волокита, – шепнул я так, чтобы отец слышал, а потом поспешно добавил, что курица по-сычуаньски очень вкусная.

Отец велел мне смотреть на него, я сказал, что не привык. Над его затылком горела очень яркая лампочка, которая резала глаза, сто ватт. Но отец не пощадил меня, сказав, что в ней всего сорок. Я хохотнул пару раз, пережевывая курицу, которую мне положила женщина. Отец спросил, я перестану пороть чушь или нет, добавив, мол, в тихом омуте черти водятся. Мне эта фраза очень не понравилась, а вино прибавляет смелости, поэтому я постучал палочками по ободку чашки и сказал:

– Послушай, дождь пошел, первый весенний дождь.

Женщина засмеялась кудахтающим смехом. У отца вытянулось лицо, он прикрикнул, мол, ты когда перестанешь болтать всякую ерунду? Я показал ему язык, а Старый черт вдруг улыбнулся, я впервые увидел, как он улыбается, хотя, возможно, он просто притворялся перед «начальницей», но мне это придало смелости. Старый черт потрепал меня по голове и сказал, что мы с ним похожи.

– Ага, озорным видом, – сказал я.

Старый черт опять рассмеялся. Он решил, что мы поладим, а по мне, так было бы странно. Я совсем распоясался и закинул ноги на стул, на котором сидела женщина. Мне показалось, что в этом нет ничего эдакого, но Старый черт попросил меня убрать ноги, тогда я сказал, что не стоит перегибать палку, вот стану я в будущем начальником, появятся у меня деньги и квартира, придется меня слушаться. Дошло до того, что Старый черт поднял руку, только тут я опешил, женщина принялась уговаривать его, а отец, все еще с трудом переводя дыхание, велел мне побыстрее доесть и собрать портфель на завтра. На сердце стало тяжело: отец хочет меня выгнать, чтобы тут единолично хозяйничать! Но я не осмелился сказать этого вслух, поскольку вид у него был очень суровый, стоит мне еще что-то «выкинуть», и он меня поколотит. Он повторил, чтобы я ел быстрее, у меня на глаза почти навернулись слезы, я усиленно чавкал, несколько раз отказавшись, когда женщина хотела положить мне добавку. Старый черт назвал меня невежливым, снова поднял руку, да этот парень привык всем отвешивать тумаки, самый плохой отец на свете. Я отставил в сторону чашку и вышел из-за стола, заявив, что завтра пойду все бабушке расскажу. Женщина рассмеялась, сказав, что приезд отца – бабушкина идея, старушке со мной не управиться. Я вытаращил глаза и открыл рот, а женщина велела не удивляться, все деньги на мое содержание присылал отец. Мне было ужасно неприятно, особенно из-за того, что на лице Старого черта появилось самодовольное выражение.

А за окном шумел дождь.

Я нехотя собрал портфель, никак не мог вспомнить, где лежат эти проклятые книжки, в туалете вроде физика валялась, литература и история в углу кровати, вроде за диваном еще несколько книг, я так и не понял, хотя меня это и не заботило, я не хотел возвращаться в школу; притворился, что ищу повсюду, а сам тайком вытащил мобильник женщины, спрятался в спальне и набрал Цинтяо, сказал, что приду к ней завтра с утра, я не собирался испытывать благодарность к Старому черту. Она обрадовалась и предложила встретиться на старом месте. А еще я попросил не говорить Сыдину, она чмокнула меня в трубку, я был на седьмом небе.

Старый черт велел мне выйти, помог найти книги, заодно переворошил всю кучу, я жалел, что не сжег все еще вначале, напрягся и ждал тумаков, но отец не стал меня наказывать, сказал только, чтоб я умылся, вымыл ноги и шел спать. А еще он мне приготовил сумку, положил туда зубную щетку, пасту, полотенце, у меня кровь застыла в жилах: если я со всем этим барахлом пойду к Цинтяо, она меня засмеет!

Старый черт спросил, хочу ли я молока. Я ответил, что нам в школе дают. А сам знал, что, пока я не ходил, преподаватели могли этим молоком хоть умываться. Женщина тоже уже прополоскала рот и умылась и, шаркая тапочками, пошла в спальню; я-то думал, что Старый черт тут же ломанется за ней, а он специально копался в гостиной, я догадался, что он просто не хочет, чтобы я видел, так что быстро умылся и проскользнул к себе. Перед сном я услышал, как они начали ссориться. Женщина просила вернуться с ней, здесь нельзя жить, город маленький, возможностей для развития нет. Я хотел уже возликовать, но дальше она сказала очень неприятные для меня слова, мол, твой сын шпана, и это уже не поправить, я невольно стиснул зубы. Старый черт упрямился, твердил, что не поедет. Хлопнула дверь, а потом отец вошел ко мне, я притворился, что сплю, поскольку ужасно испугался, что он сейчас ляжет со мной, это меня свело бы с ума. Старый черт присел на краешек кровати, несколько раз позвал «малыш Додо» – это мое детское имя, он мне сам его дал, когда в детстве рассказывал сказки, в этот момент сердце мое наполнилось невыразимым чувством, но я по-прежнему игнорировал его. Старый черт вышел, когда он закрыл дверь, мне стало грустно, возможно, я ранил его в самое сердце, хотя если подумать, а есть ли у него сердце? Определенно сейчас он как ни в чем не бывало помирится с этой теткой, Старый черт ведь не промах.

На следующее утро я проснулся рано и хотел ускользнуть, пока они крепко спят, тихонько открыл дверь, прокрался в гостиную и невольно ахнул, поскольку Старый черт прямо в одежде лежал на диване, глядя в потолок, оказывается, вчера он лег в гостиной. Клянусь, в тот момент я действительно ему посочувствовал. Дверь в большую спальню была приоткрыта, женщина стояла спиной к двери, определенно не в духе. Атмосфера в гостиной накалилась, того и гляди драка начнется, Старый черт поднял было руку, но не успел, я с ним тут же простился, но он махнул рукой, встал и заявил, что отвезет меня в школу. Такого поворота я никак не ожидал, но, глядя на его понурое лицо, не осмелился возразить, хотя в душе страдал.

Всю дорогу я думал, как бы от него избавиться. Уже рассвело, но в переулке еще горели фонари. Старый черт помогал мне нести сумку, он завидовал, что я иду учиться, говорил, что в моем возрасте уже «работал на земле». Его рука лежала у меня на плече, я пару раз пытался тихонько отгородиться от него портфелем, но отец его отодвигал. Может, из-за перспективы скорого расставания отец стал болтливым, даже обстоятельства своего отъезда пять лет назад и то «вывалил». Мол, в тот день дом старого Лю ремонтировали, сам старик сидел у ворот и курил листовой табак, а куча ребятишек гоняла по переулку железный обруч. Я велел отцу идти вперед, сказал, что мне надо завязать шнурок, но он терпеливо ждал, так что пришлось идти с ним. Он спросил, я слышал или нет. Я раздраженно ответил, что речь шла о железном обруче. Отец обрадовался, сказал, что искал меня среди ребятишек. Я не стал говорить, что в тот день меня заперли дома, тогда еще был жив дед, он не разрешал мне видеться с отцом, дед и бабка ратовали за то, чтобы родители развелись, и, даже когда мать сбежала с любовником и погибла в аварии, во всем винили отца. Я знал, что основная причина их неприязни – его бедность. Старый черт сказал, что когда уезжал, то у него в мозгу крутилось только одно слово – «деньги». Я не стал говорить «ага, а сейчас ты вдруг понял, насколько важен я» и все такое, и вообще хотел улизнуть с восточной развилки, но отец не отставал, спрашивал, можно ли считать, что он потерпел поражение. Мне уже порядком надоело, я представлял, что Цинтяо там уже потеряла терпение. Я напряг извилины, а когда мы проходили мимо общественного туалета, то соврал, что мне надо по-маленькому, зашел внутрь и в два приема залез на стену; я вообще очень проворный, в классе по физкультуре у меня одни из самых лучших оценок. Со стены я спрыгнул в другой проулок, но только приземлился, как меня скрутил Старый черт, эй, говорит, забыл, что из туалета можно выйти и сюда тоже? Я торопливо ответил, что так ближе, а в душе удивился, что Старый черт сегодня в таком добром расположении духа. Мы дошли до выхода из переулка, где торговали всякой снедью: и палочками во фритюре, и пельменями, и острой лапшой с курицей. Я сказал, что проголодался, Старый черт молча взял табуретку, велел мне посидеть, а сам занял очередь. В этот момент я приметил, что в магазинчике рядом на прилавке стоит телефон, я тут же сбегал туда, рассказал Цинтяо о том, где я, велел не ждать, мне надо обратно в шкоду. Она рыдала в трубку, я не выдержал и захотел ее увидеть немедленно, Цинтяо велела мне как-нибудь провести Старого черта, она придумала, как уговорить его позволить нам общаться, и обещала не говорить Сыдину.

«Старое место» располагалось рядом с городским защитным рвом, изначально здесь был зал игровых автоматов, который оборудовал специально для нас родственник Сяо Мими.

Я сказал Старому черту, что можно там сесть на автобус до школы, уж не знаю, что там помутилось у Старого черта в голове, но он верил всему, что я говорил. Мы стояли около нашей пустой «игровой», внизу журчали сточные воды. Старый черт то ли с улыбкой, то ли без положил мне ладонь на голову и спросил: а как сюда автобус-то подъедет? Я не рискнул признаться и лишь с нетерпением ждал, когда же придет Цинтяо. Я услышал, как она зовет меня, мы дошли до галереи, и тут я увидел, что она во дворе, а с ней Сыдин и вся их компания, они велели мне спускаться и идти грабить лавку Чжа, а на Старого черта наплевать. Внезапно я их всех возненавидел, повернулся и потащил отца прочь, но тут под нами загудели перекрытия, и только тогда я понял, что их специально расшатали, хотел предупредить отца, но мы уже наступили на перекрытие, в самый критический момент Старый черт отпихнул меня, а сам провалился вниз, в защитный ров.

– Папа! – истошно завопил я, плюхнувшись ничком на перекрытие.

В итоге Сыдина и компанию арестовала подоспевшая полиция, это женщина «капнула».

Потом я наконец снова вернулся в школу и стал учиться, раз в неделю нас отпускали домой, я надеялся, что вернусь домой и увижу папу. С ним все обошлось, поскольку плавал он как рыба. Но когда я вернулся, отец уже уехал, тогда уже бабушку выписали, а они с ним никогда не ладили. На летних каникулах я позвонил папе. Он расстался с той женщиной, перебрался в другой город и устроился на работу, зарабатывает, живет, можно сказать, хорошо. Я слушал его голос, и на глаза наворачивались слезы.

Перевод Н.Н.Власовой