Текст книги "Сады и бабочки. Антология помнящих об утраченном Рае. XIX, XX и начало XXI века"

Николай Клюев. «Вы обещали нам сады…»

«Я обещаю вам сады…»

К. Бальмонт

 
Вы обещали нам сады
В краю улыбчиво-далёком,
Где снедь – волшебные плоды,
Живым питающие соком.
 
 
Вещали вы: «Далёких зла
Мы вас от горестей укроем,
И прокажённые тела
В ручьях целительных омоем».
 
 
На зов пошли: Чума, Увечье,
Убийство, Голод и Разврат,
С лица – вампиры, по наречью –
В глухом ущелье водопад.
 
 
За ними следом Страх тлетворный
С дырявой Бедностью пошли, –
И облетел ваш сад узорный,
Ручьи отравой потекли.
 
 
За пришлецами напоследок
Идём неведомые Мы, –
Наш аромат смолист и едок,
Мы освежительней зимы.
 
 
Вскормили нас ущелий недра,
Вспоил дождями небосклон,
Мы – валуны, седые кедры,
Лесных ключей и сосен звон.
 

1912

Борис Садовской. БЕЛОЦВЕТ

 
По грудам битого стекла,
Объедков, мусора и сора,
Задворком тёмным, вдоль забора,
Святая кровь моя текла.
 
 
Покорна доле безотрадной,
Из сердца юного струясь,
Близ ямы, где плевки и грязь,
Она застыла лужей смрадной.
 
 
Но, райский излучая свет,
По небу ангелы проплыли,
И распустился белоцвет
На грудах падали и гнили.
 
 
И пышут волны лепестков,
Румяно-белых, нежно-страстных,
И дышат лопасти листков,
Благоуханных и прекрасных.
 
 
Куда ни оборотишь взгляд,
Разливом ярким млеет лето:
Цветёт могучий Божий сад,
Живое море белоцвета.
 
 
Но если ты, цветы любя,
Росток, вспоённый мёртвой кровью,
Сорвёшь и в спальне у себя
Поставишь ночью к изголовью,
 
 
Отравлен будешь к утру ты
И до последнего мгновенья
В живом дыханьи красоты
Всё будешь слышать запах тленья.
 

1913

Михаил Кузмин. «Всю тину вод приподнял сад…»

 
Всю тину вод приподнял сад,
Как логовище бегемота,
И летаргический каскад
Чуть каплет в глохлые болота.
Расставя лапы в небо, ель
Картонно ветра ждёт, но даром!
Закатно-розовый кисель
Ползёт по торфяным угарам.
Лягушке лень профлейтить «квак»,
Лишь грузно шлёпается в лужу,
И не представить мне никак
Вот тут рождественскую стужу.
Не наше небо… нет. Иду
Сквозь сетку липких паутинок…
Всю эту мёртвую страду
И солнце, как жерло в аду,
Индус в буддическом бреду
Придумал, а не русский инок!
 

1914

Александр Богданов. СОНЕТ

 
В моём саду стал вянуть куст сирени…
За мёртвым лепестком слетает лепесток,
И в дымке траурной ложатся тихо тени
На яркий бархат клумб, на гравий и песок…
Кругом так много солнца, аромата…
Звенит в лазорях хмель весенний, молодой…
Но больно мне… Как будто злой рукой
Всё лучшее в душе осквернено и смято…
И в бледных просветах поникнувших ветвей,
Мне чудится, дыханье смерти веет…
Так опустел мой сад… Так сердце сиротеет…
 
 
Стою раздумчиво в тени пустых аллей…
Курят цветы истомный скорбный ладан…
И в тайнах бытия смысл жизни не разгадан.
 

1916

Николай Рерих. УВИДИШЬ

 
Что лицо моё греет?
Светит солнце, теплом
наш сад наполняет.
Что там шумит?
Море шумит. Хотя за
скалистой горою его и не видно.
Откуда аромат миндаля?
Черёмуха вся распустилась.
Белым цветом залиты
Деревья. Яблони тоже
цветут. Всё разноцветно
сверкает. Что перед нами?
Ты стоишь на пригорке.
Перед нами спускается сад.
За лугом синеет залив.
На той стороне холмы и
леса. Темнеют сосновые
горы. Очертанья уходят
в даль голубую. Когда я
увижу всё это? Завтра увидишь.
 

1917

Борис Пастернак. ПЛАЧУЩИЙ САД

 
Ужасный! – капнет и вслушается,
     Всё он ли один на свете
Мнёт ветку в окне, как кружевце,
     Или есть свидетель.
 
 
Но давится внятно от тягости
     Отёков – земля ноздревая,
И слышно: далёко, как в августе,
     Полуночь в полях назревает.
 
 
Ни звука. И нет соглядатаев.
     В пустынности удостоверясь,
Берётся за старое – скатывается
     По кровле, за жёлоб и через.
 
 
К губам поднесу и прислушаюсь,
     Всё я ли один на свете, –
Готовый навзрыд при случае, –
     Или есть свидетель.
 
 
Но тишь. И листок не шелохнется.
     Ни признака зги, кроме жутких
Глотков и плескания в шлёпанцах,
     И вздохов и слёз в промежутке.
 

1917

Владимир Набоков. «Вот дачный сад, где счастливы мы были…»

 
Вот дачный сад, где счастливы мы были:
стеклянный шар, жасмин и частокол.
Как некогда, каймою рдяной пыли
верхи берёз день тающий обвёл.
 
 
Всё тот же вьётся мотылёк капустный
(он опоздал – беспечный – на ночлег).
Сегодня мне как будто и не грустно,
что кануло всё прежнее навек.
 
 
Уж светляки зелёные лампадки
зажгли в траве, и нежно – как тогда –
мне шлёт привет свой девственный и сладкий
алмаз вечерний – первая звезда.
 

1918

Федор Сологуб. СОНЕТ ТРИОЛЕТНО-ОКТАВНЫЙ

 
Нисходит милая прохлада,
В саду не шелохнётся лист,
Простор за Волгой нежно-мглист.
Нисходит милая прохлада
На задремавший сумрак сада,
Где воздух сладостно-душист.
Нисходит милая прохлада,
В саду не шелохнётся лист.
В душе смиряется досада,
И снова облик жизни чист,
И вновь душа беспечно рада,
Как будто соловьиный свист
Звучит в нерукотворном храме,
Победное колебля знамя.
 

1920

Черубина де Габриак. «Ты свой не любишь сад. За каменной оградой…»

 
Ты свой не любишь сад. За каменной оградой
Хотел ты утаить сверкающий простор…
Но разве можно скрыть осенний пурпур сада
И многоцветных роз пылающий ковёр?
 
 
И грозди спелые, как красные кораллы,
И тёплым золотом созревшие плоды…
О, полюби свой сад! Земной он весь и алый,
И в нём твоих путей горящие следы.
 
 
Твоих земных путей в нём тайный смысл угадан,
Тревога тёмная неповторимых слов…
И грустно в сумерки струится синий ладан
На яркую парчу алеющих листов…
 
 
И в вечере твоём всё ярче дышит пламя,
И весь твой сад цветёт в дыханьи огневом.
И звёзды крупные осенними ночами,
Как слёзы, падают в твой полный водоём.
 
 
Осенний звёздный дождь! Больней и безысходней
От падающих звёзд горит земная плоть…
О, полюби свой сад! Он сад живой, Господний…
В него придёт Господь!
 

1921

Георгий Иванов. «А ещё недавно было всё, что надо…»

Т. Г. Терентьевой

 
А ещё недавно было всё, что надо, –
Липы и дорожки векового сада,
Там грустил Тургенев…
                                 Было всё, что надо, –
Белые колонны, кабинет и зала.
Там грустил Тургенев…
                                 И ему казалась
Жизнь стихотвореньем, музыкой, пастелью,
Где, не грея, светит мировая слава,
Где ещё не скоро сменится метелью
Золотая осень крепостного права.
 

1923

Илья Голенищев-Кутузов. «Древний помещичий сад…»

 
Древний помещичий сад,
Звук отдалённой свирели.
Тихий в душе аромат
Яблочной прели.
 
 
В зарослях стынущий пруд.
Рыбы, уснувшие в тине.
Тонкую пряжу прядут
Парки на жёлтой куртине.
 
 
Памяти легких шагов
Музыка в сердце слабеет.
С опустошенных лугов
Ветер медлительный веет.
 
 
Вспомни, вернись и взгляни:
Дремлет ампир деревянный.
Первоначальные дни
Юности странной…
 
 
Только в изгнанье моём
Раны перстами закрою.
Полнится дней водоём
Облачной, мутной водою.
 

1920-е

Владимир Злобин. ДВЕРЬ

 
О, если б знать! Но знать не надо.
Не любопытствуй. Не дано.
Вот – сад, а за оградой сада,
Чтоб ни случилось – всё равно.
И кто б там ни был – дети, звери,
Какой ни чудился бы рай –
Не приближайся к низкой двери,
Ключа к замку не подбирай.
И даже будь она открыта,
Остерегайся, не спеши:
Пустырь. Ослиное копыто.
И пустота. И ни души.
 

1920-е (?)

Иван Приблудный. «Любимый мой, зелёный мой, привет тебе из Севера…»

 
Любимый мой, зелёный мой, привет тебе из Севера,
от поездов, что ползают, пугая и звеня,
от стен Кремля великого, от камня вечно серого
и главное, хороший мой, – конечно, от меня.
 
 
Я так хотел бы вырваться к цветной твоей обители,
чтоб рассказать садам твоим, вздыхающим росой,
как без вины, без жалости в пути меня обидели,
какие тучи тяжести висели надо мной.
 
 
Но… мир тебе в садах твоих; я не устал от бурь ещё;
пришиблен этим грохотом и нуждами гоним,
я нужен здесь как праздники для жизни этой будничной,
как доктор для чахоточных я здесь необходим.
 
 
А если мало праздников дышащим пылью зданиям
и если руку доктора кусать начнёт больной –
я на рычанье хриплое своим взмахну рычанием,
здоровым, освежающим, как шум дождя весной.
 
 
И жизнь свою дешёвую здесь не отдам я дёшево,
и чашу не допитую опять налью по край…
Прощай, прощай, любимый мой, всего тебе хорошего,
не жди меня в садах своих и злом не поминай.
 

1924

Сергей Есенин. ПИСЬМО К СЕСТРЕ

 
О Дельвиге писал наш Александр,
О черепе выласкивал он
Строки.
Такой прекрасный и такой далёкий,
Но всё же близкий,
Как цветущий сад!
 
 
Привет, сестра!
Привет, привет!
Крестьянин я иль не крестьянин?!
Ну как теперь ухаживает дед
За вишнями у нас, в Рязани?
 
 
Ах, эти вишни!
Ты их не забыла?
И сколько было у отца хлопот,
Чтоб тощая
И рыжая кобыла
Выдёргивала плугом корнеплод.
 
 
Отцу картофель нужен.
Нам был нужен сад.
И сад губили,
Да, губили, душка!
Об этом знает мокрая подушка
Немножко… Семь…
Иль восемь лет назад.
 
 
Я помню праздник,
Звонкий праздник мая.
Цвела черёмуха,
Цвела сирень.
И, каждую берёзку обнимая,
Я был пьяней,
Чем синий день.
 
 
Берёзки!
Девушки-берёзки!
Их не любить лишь может тот,
Кто даже в ласковом подростке
Предугадать не может плод.
 
 
Сестра! Сестра!
Друзей так в жизни мало!
Как и на всех,
На мне лежит печать…
Коль сердце нежное твоё
Устало,
Заставь его забыть и замолчать.
 
 
Ты Сашу знаешь.
Саша был хороший.
И Лермонтов
Был Саше по плечу.
Но болен я…
Сиреневой порошей
Теперь лишь только
Душу излечу.
 
 
Мне жаль тебя.
Останешься одна,
А я готов дойти хоть до дуэли.
«Блажен, кто не допил до дна»[1]1
  Слова Пушкина (Прим. С. Есенина).


[Закрыть]
И не дослушал глас свирели.
 
 
Но сад наш!..
Сад…
Ведь и по нём весной
Пройдут твои
Заласканные дети.
О!
Пусть они
Помянут невпопад,
Что жили…
 
 
Чудаки на свете.
 

1925

Сергей Городецкий. МОЙ САД

 
Мне выпала печальная услада
Устами юных рассказать своё.
Я широко раскрыл ворота сада,
Где сам засеял песен забытьё.
 
 
Мой заповедный сад, мой потаённый
Ты весь, мой сад, пошёл на семена,
И я смотрю, как дуб уединённый,
На всхоженные мною племена.
 
 
Я выходил берёзе белотелой
Стыд девичий и слёзы, злей людских,
Чтобы её печалью оробелой
Звенел рязанского страдальца стих.
 
 
Я звонницу построил в куще сосен,
Чтоб застонали ввысь колокола
И синева онежских древних вёсен
Слепым певцам пригрезиться могла.
 
 
Я Волги зачерпнул ковшом созвездья
И корни вволю буйством напоил,
Чтоб по увеям леса вольной вестью
Ширяевские пели соловьи.
 
 
Мой вешний сад, как ты богато вырос
Как широко гудит зелёный звон!
Ни вихорья времён, ни крови сырость
Не тронули твоих высоких крон.
 
 
И речь идёт по певчему народу,
Что мне пора, давно уже пора
Свалить себе на смертную колоду
Хороший ствол ударом топора.
 
 
Но мне ещё не хочется под дёрен.
Я сруб рублю. А в сад старинный мой
По вечерам, работою заморен,
Хожу дышать животворящей тьмой.
 
 
И поросли так веселы, так свежи
Теснятся, тянутся избытком сил,
Как будто бы они все те же, те же,
Которые когда-то я садил.
 

1926

Николай Ушаков. ФРУКТОВАЯ ВЕСНА ПРЕДМЕСТИЙ

 
Разъезд,
            товарная,
                          таможня…
И убегает под откос
за будкой железнодорожной
в дыму весеннем абрикос,
ещё не зелен, только розов,
 
 
И здесь,
            над выдохом свистков,
над жарким вздохом паровозов, –
воздушный холод лепестков.
 
 
В депо трезвон
                      и гром починок,
а в решето больших окон
прозрачным золотом тычинок
дымится розовый циклон.
 
 
И на извозчичьем дворе
хомут и вожжи на заборе
в густом и нежном серебре,
как утопающие в море.
 
 
В депо,
           в конюшни
                           и дома
летит фруктовое цветенье,
и сходят лошади с ума
от лёгкого прикосновенья.
 

1926

Осип Колычев. ФРУКТОВЫЕ САДЫ ПОД ТИРАСПОЛЕМ

 
Засахарил август крутые сады Приднестровья,
Засахарил дупла, засахарил птичьи гнездовья
И, чествуя солнце, на каждый колючий сучок
Повесил бескостый и с косточками сахарок.
 
 
Он солодом в меру разбавил днестровскую воду,
На шпоры шмелиные брызнул гречишного мёду,
И стало казаться, что в сеть человеческих жил
Разнузданный сахар дорогу себе проложил.
 
 
А щедрое солнце, поднявшись с днестровского плёса,
Уже нарумянило обе щеки абрикоса,
Поставило родинку и приготовило в срок
Миндальное ядрышко – этакий детский свисток.
 
 
На трезвую землю послав благородное вёдро,
Оно позолотой покрыло грушовые бёдра,
И, чистой крупчаткой просеяв погожие дни,
Дождём шелковицы ударило через плетни.
 
 
Уже обнажилось родимое пятнышко сливы,
Уже на плодах прорвало восковые нарывы,
Листва облиняла, с деревьев осыпался мел –
И сливовый сад золотухою переболел.
 
 
А яблоко спеет… Оно никогда не просрочит.
Оно наспиртовано светом Тираспольской ночи,
Оно, точно порохом, терпкостью заряжено,
И перенасыщено, и перенапряжено.
 
 
Его разобрало до одури и до отвала,
Его на заре, как мальчишеский голос, сломало.
И с ветки толкнула ещё непонятная власть –
Упасть…
 

1929

Борис Корнилов. «Тосковать о прожитом излишне…»

 
Тосковать о прожитом излишне,
но печально вспоминаю сад, –
там теперь, наверное, на вишне
небольшие ягоды висят.
 
 
Медленно жирея и сгорая,
рыхлые качаются плоды,
молодые,
полные до края
сладковатой и сырой воды.
 
 
Их по мере надобности снимут
на варенье
и на пастилу.
Дальше – больше,
как диктует климат,
осень пронесётся по селу.
 
 
Мертвенна,
облезла
и тягуча –
что такое осень для меня?
Это преимущественно – туча
без любви,
без грома,
без огня.
 
 
Вот она, –
подвешена на звёздах,
гнёт необходимое своё,
и набитый изморозью воздух
отравляет наше бытиё.
 
 
Жители!
Спасайте ваши души,
заползайте в комнатный уют, –
скоро монотонно
прямо в уши
голубые стёкла запоют.
 
 
Но, кичась непревзойдённой силой,
я шагаю в тягостную тьму
попрощаться с яблоней, как с милой
молодому сердцу моему.
 
 
Встану рядом,
от тебя ошую,
ты, пустыми сучьями стуча,
чувствуя печаль мою большую,
моего касаешься плеча.
 
 
Дождевых очищенных миндалин
падает несметное число…
Я пока ещё сентиментален,
оптимистам липовым назло.
 

1932

Александр Коваленков. «Девочка и кукла входят в сад…»

 
Девочка и кукла входят в сад.
Сад не страшный. Яблоки висят.
 

1934

Иосиф Уткин. ЛЮБОВНАЯ ШУТОЧНАЯ

 
Не дивимся, если хлопец
Ходит с дивчиной за тын.
А дивимся, если хлопец
Ходит по двору один.
 
 
Мы таких сейчас к ответу –
Хоть в каком он будь чину:
«Есть супруга или нету?
Если нет, то почему?»
 
 
Побалакаем. Расспросим.
Вызовем. Поговорим.
Не согласен? Перебросим
На работу
В Крым.
 
 
Пусть попробует на юге,
Где сама земля как печь,
От воды
            и от супруги
Хлопец сердце уберечь!
 
 
…Не дивимся, если дядя
Ходит с дивчиной за тын,
А боимся, если дядя
Долго ходит холостым.
 
 
Мы таких сейчас к ответу:
«Почему и отчего
Промышляете
                     и нету,
Дядя,
        саду своего?»
 
 
Побалакаем. Расспросим.
Вызовем. Поговорим.
Не согласен? Перебросим
На работу,
Но… в Нарым.
 
 
Пусть на Севере далёком,
Где снегов белеет гладь,
Где, насколько хватит око,
Человека не видать,
 
 
Где медведь идёт по следу,
Где и птице негде сесть,
Пусть попробует к соседу
В сад супружеский залезть!
 

1936

Борис Поплавский. БЕЛОЕ СИЯНИЕ

 
В серый день у железной дороги
Низкорослые ветви висят.
Души мёртвых стоят на пороге,
Время медленно падает в сад.
 
 
Где-то слышен на низкой плотине
Шум минут разлетевшихся в прах.
Солнце низко купается в тине,
Жизнь деревьев грустит на горах.
 
 
Осень. В белом сиянии неба
Всё молчит, всё устало, всё ждёт.
Только птица вздыхает без дела
В синих ветках с туманных высот.
 
 
Шум воды голоса заглушает,
Наклоняется берег к воде.
Замирает душа, отдыхает,
Забывает сама о себе.
 
 
Здесь привольнее думать уроду,
Здесь не видят, в мученьях, его.
Возвращается сердце в природу
И не хочет судить никого.
 

Первая половина 1930-х (?)

Марина Цветаева. САД

 
За этот ад,
За этот бред,
Пошли мне сад
На старость лет.
 
 
На старость лет,
На старость бед:
Рабочих лет,
Горбатых – лет…
 
 
На старость лет
Собачьих – клад:
Горячих лет –
Прохладный сад…
 
 
Для беглеца
Мне сад пошли:
Без ни – лица,
Без ни – души!
 
 
Сад: ни шажка!
Сад: ни глазка!
Сад: ни смешка!
Сад: ни свистка!
 
 
Без ни-ушка
Мне сад пошли:
Без ни-душка!
Без ни-души!
 
 
Скажи: довольно муки – на
Сад – одинокий, как сама.
(Но около и сам не стань!).
Сад, одинокий, как я сам.
 
 
Такой мне сад на старость лет…
– Тот сад? А может быть, тот свет? –
На старость лет моих пошли –
На отпущение души.
 

1934

Владислав Ходасевич. ПАМЯТИ КОТА МУРРА

 
В забавах был так мудр и в мудрости забавен –
Друг утешительный и вдохновитель мой!
Теперь он в тех садах, за огненной рекой,
Где с воробьём Катулл и с ласточкой Державин.
 
 
О, хороши сады за огненной рекой,
Где черни подлой нет, где в благодатной лени
Вкушают вечности заслуженный покой
Поэтов и зверей возлюбленные тени!
 
 
Когда ж и я туда? Ускорить не хочу
Мой срок, положенный земному лихолетью,
Но к тем, кто выловлен таинственною сетью,
Все чаще я мечтой приверженной лечу.
 
 
И верится тогда: под элизейской сетью
Дерев невянущих – мы встретимся опять,
Два друга любящих, две тени, чтобы третью,
Равно нам милую, любовно поджидать.
 

1934

Алла Головина. «Не умирай, не верь, не жди…»

 
Не умирай, не верь, не жди,
Что будет райская награда.
Покроют руки на груди
Цветами из чужого сада.
От выцветающих оград,
Где спят напуганные адом,
Ты не увидишь этот сад,
Не пролетишь над этим садом.
Взойдёт непышная трава
Над жёлто-розоватой глиной,
И будешь помнить ты едва
Озёрный шорох лебединый,
Цветы на письменном столе,
Грозу, встающую над скатом,
И руку на плече крылатом,
Крылатом только на земле.
 

1935

Владимир Корвин-Пиотровский. «Беззвёздный мир и тишина…»

 
Беззвёздный мир и тишина,
Мир позднего благоуханья,
В саду глубокая волна
Таинственного задыханья.
 
 
Вот дрогнет ветка в стороне,
Тяжёлый лист перевернётся,
И ночь, вздохнувшая во сне,
Вдруг каждым деревом проснётся.
 
 
Всё шире призрачных ветвей
Торжественное колыханье,
Всё ощутимей меж бровей
Прохлады близкое дыханье.
 
 
Как будто осень лишь ждала
В аллеях душных этой встречи, –
Она вплотную подошла
И тронула меня за плечи.
 
 
И наклонясь из темноты,
В лицо моё глядит тревожно
И хочет угадать черты,
Признать которых невозможно.
 

Середина 1930-х (?)

Николай Заболоцкий. НОЧНОЙ САД

 
О, сад ночной, таинственный орган,
Лес длинных труб, приют виолончелей!
О, сад ночной, печальный караван
Немых дубов и неподвижных елей!
 
 
Он целый день метался и шумел.
Был битвой дуб, и тополь – потрясеньем.
Сто тысяч листьев, как сто тысяч тел,
Переплетались в воздухе осеннем.
 
 
Железный Август в длинных сапогах
Стоял вдали с большой тарелкой дичи.
И выстрелы гремели на лугах,
И в воздухе мелькали тельца птичьи.
 
 
И сад умолк, и месяц вышел вдруг,
Легли внизу десятки длинных теней,
И толпы лип вздымали кисти рук,
Скрывая птиц под купами растений.
 
 
О, сад ночной, о, белый сад ночной,
О, существа, заснувшие надолго!
О, вспыхнувший над самой головой
Мгновенный пламень звёздного осколка
 

1936

Ярослав Смеляков. МУЧУРИНСКИЙ САД

 
Оценив строителей старанье,
оглядев все дальние углы,
я услышал ровное жужжанье,
тонкое гудение пчелы.
 
 
За пчелой пришёл я в это царство
посмотреть внимательно, как тут
возле гряд целебного лекарства,
тоненькие яблони растут.
 
 
Как стоит, не слыша пташек певчих,
в старомодном длинном сюртуке,
каменный великий человечек
с яблоком, прикованным к руке.
 
 
Он молчит, воитель и ваятель,
сморщенных не опуская век,
царь садов, самой земли приятель,
седенький сутулый человек.
 
 
Если это нужным он сочтёт,
яблоня, хрипя и унижаясь,
у сапог властителя валяясь,
по земле, как нищенка, ползёт.
 
 
И в его неоспоримой власти
сделать так, мудруя в черенках,
что стоишь ты, позабыв напасти,
захмелев от утреннего счастья
и цветов в зелёных волосах.
 
 
Снял он с ветки вяжущую грушу,
на две половинки разделил
и её таинственную душу
в золотое яблоко вложил.
 
 
Я слежу, томительно и длинно,
как на солнце светится пыльца
и стучат, сливаясь воедино,
их миндалевидные сердца.
 
 
Рассыпая маленькие зёрна,
по колено в северных снегах,
ковыляет деревце покорно
на кривых беспомощных ногах.
 
 
Я молчу, волнуясь в отдаленье,
я бы отдал лучшие слова,
чтоб достигнуть твоего уменья,
твоего, учитель, мастерства.
 
 
Я бы сделал горбуна красивым,
слабовольным силу бы привил,
дал бы храбрым нежность, а трусливых –
храбрыми сердцами наделил.
 
 
А себе одно б оставил свойство:
жизнь прожить, как ты прожил её,
творческое слыша беспокойство,
вечное волнение своё.
 

1939

Дмитрий Кедрин. ПРИРОДА

 
Что делать? Присяду на камень,
Послушаю иволги плач.
Брожу у забитых досками,
Жильцами покинутых дач.
 
 
Ещё не промчалось и года,
Как смолкли шаги их вдали,
Но, кажется, рада природа,
Что люди отсюда ушли.
 
 
Соседи в ночи незаметно
Заборы снесли на дрова,
На гладких площадках крокетных
Растёт, зеленея, трава.
 
 
Забывши хозяев недавних,
Весь дом одряхлел и заглох,
На стенах, на крышах, на ставнях
Уже пробивается мох.
 
 
И если, бывало, в скворечнях
Скворцы приживались с трудом,
То нынче от зябликов вешних
В саду настоящий содом!
 
 
Тут, кажется, с нашего века
Прошли одичанья века…
Как быстро следы человека
Стирает природы рука!
 

1942

Владимир Лифшиц. САД

 
Здесь каждая былинка и сучок
Исполнены военного значенья:
 
 
Улитка тащит бронеколпачок;
Ползут кроты по ходу сообщенья;
Резиновым вращая хоботком,
Что мы в стихах отметим, как в приказе,
Кузнечик под коричневым грибком,
Как часовой, стоит в противогазе.
 
 
И если сын попросит: расскажи! –
Я расскажу, что вот – пока не сбиты,
Как «юнкерсы», пикируют стрижи,
И комары звенят, как «мессершмитты»;
 
 
Что тянет провод жёлтый паучок,
Что, как связист, он не лишён сноровки
И что напрасно ночью светлячок
Не соблюдает светомаскировки.
 

1943

Михаил Луконин. «Гудит обложенный войною…»

 
Гудит обложенный войною
заглохший, беспризорный сад.
Но он всесилен надо мною.
Иду –
в саду глаза горят.
Она – у яблони. Я скован.
Стою и шагу не ступлю.
Позор.
А впрочем, что такого,
ведь я же яблоки люблю!
Я палкой обиваю ветки,
плоды незрелые ловлю.
Она смеётся: «Ты не меткий»,
А я же яблоки люблю.
Так и живу шумящим садом.
Вокруг война – за годом год.
Мне губы сводит белым ядом,
А сердце яблоней живёт.
В разгаре дня мне нет покоя,
нет сил, опять туда иду,
я помню дерево такое…
Смотрю – она уже в саду.
Наверно, на меня в обиде
война.
Но я не отступлю.
Клянусь, что я её не видел,
я просто яблоки люблю.
В руках моих ветвей вязанка,
трясу. Смеётся белый бес.
Мальчишка шёл и ахнул:
– Глянь-ка,
солдат на дерево залез! –
да если б знал он, несмышлёныш
Но трудно мальчику вдолбить
то, что и сам узнал потом уж:
как можно яблоки любить!
 

1943