Текст книги "Зов. Антология русского хоррора"

– Марк, мне страшно.

Парень приобнимает меня, прижимает к себе. Как всегда, я успокаиваюсь. Страхи остаются там – далеко снаружи. Я под надёжной защитой. Расслабляюсь, тихо плыву в забытьё под ровное дыхание Марка.

Вдруг на краю между сном и реальностью меня, как иглой, пронзает чувство опасности. Сердце, ёкнув, частит в груди. Сна как не было. Замерев, пытаюсь понять причину тревоги.

Смрад гниющего леса.

Миазмы плесени накатывают на меня… с дыханием Марка. Или это не…

Я отстраняюсь, вытягиваю руку, шарю в рюкзаке. Вот он, фонарик! Включаю – свет тускло загорается и тут же гаснет. Ком застрял в горле, стараюсь отдышаться, взять себя в руки. Направляю фонарь на лицо Марка, про себя считаю до трёх, снова давлю на кнопку – и во вспыхнувшем на миг отблеске света различаю чужое лицо.

Борис!

Секунда – и я на ногах. Хватаю вещи, судорожно натягиваю одежду. Тело в спальнике хрипит, ворочается. Я дёргаю застёжку, пытаюсь открыть палатку. Молния не поддаётся, заела. Дёргаю ещё и ещё! Слышу, как он приподнимается. Оборачиваюсь – и застываю: глаза… Из темноты на меня смотрит два алых глаза, точно раскалённые угли.

Усилием рву застёжку, вываливаюсь из палатки, падаю в снег. Морозный воздух бьёт в лёгкие. Ползу от палатки – прочь отсюда, как можно дальше! Вскочить на ноги и бежать!

Но далеко я не убегу.

Вой гулко раздаётся в ночи и холодной колючей проволокой режет нутро. Он громкий, близкий, стоит поднять глаза – и увидишь зверя.

– У-у-у-ум-м-м-м-м…

Поднимаю голову. Кого я ожидаю увидеть? Мохнатое чудище с огромной пастью и стальными зубами? Ледяного призрака белой пустыни?

«Знаешь, кто воет по ночам и не даёт нам покоя, дочка?»

– Марк…

Стоит наверху небольшого уступа, опираясь на торчащий из снега валун. Голова приподнята, глаза закрыты, горло дрожит от низких утробных звуков. Вой похож на стон. Сознание вязнет, но ночной холод не даёт ему провалиться.

Марк замолкает. Открывает глаза. И смотрит точно на меня!

«It’s looking at you!»

Ссутулившись, как паук, прилипая ко склону, он спускается, тенью скользит в мою сторону. Останавливается передо мной, заглядывает в лицо.

Это не монстр. Это Марк. Тот самый мальчик-ангел и главный экспедитор. Тот самый «дурак».

– Ты разыгрываешь меня, да? – пытаюсь улыбнуться, но линию губ выламывает в гримасе боли. – Скажи мне, что это шутка…

Молчит. Смотрит холодно и жёстко.

Я опустошена, словно внутри что-то треснуло. Нет ничего – только звенящая пустота.

– Как так? – не верю глазам, даже тела не чувствую.

Сзади подбегает Борис, хватает меня, пригибает к земле.

– Оставь её, – тихо произносит Марк. – Не убежит. Некуда.

Борис послушно отступает на шаг. Они заодно?

– Роберт! – кричу я. Сама пугаюсь, до того жалко и безвольно звучит голос.

Роберт выходит из палатки сразу. Он одет, словно не спал, а ждал, что его позовут. Жуткий, бледный. Идёт к нам медленно, словно задумавшись.

– Help me! Help! – мой голос предательски дрожит.

Борис ухмыляется. Роберт даже не смотрит на меня, подходит ближе, белёсыми глазами кося вдаль.

– Роберт?.. – уже без надежды.

Роберт замирает. Словно что-то вспомнив, говорит:

– Заточьеноу…

– Иди, принеси верёвку, – спокойно распоряжается Борис.

– Стой! – командует Марк. – Не нужно. Раз так случилось, что все в сборе, – выдвигаемся сейчас. Оставляйте лагерь. Берите рюкзаки.

Борис и Роберт послушно отправляются за поклажей, а Марк подаёт мне руку.

– Пойдём. Осталось недолго.

Я жертва.

Ледник Вавилова надвигается, пялится из ночной черноты. Марк идёт рядом. Он так и сказал: «Жертва». Он всё рассказывает: и то, что любит меня, и то, что должен отдать меня – самое дорогое.

Он звал отца. Тот жуткий вой по ночам – зов Марка. В палатке вместо него оставался Борис, чтобы я ничего не прознала. До меня с трудом доходит сказанное. В виски стреляет боль.

Марк говорит, что я видела его отца. Во снах.

– Но… разве ты не сирота? – тихо шепчу.

Парень слышит, кивает.

– Так и есть. Отец спит. Можно сказать, мёртв. Но я пробужу его.

– Где же твоя мать?

Марк останавливается и пристально смотрит на меня. Его голос обдаёт льдом:

– Мы рождаемся рано, а тела женщин слишком хрупки для нас – умирают при родах.

Затем взгляд становится участливым, Марк ныряет с головой в моё личное пространство и крепко прижимает к сердцу.

– У него никого нет, Жанна. Его все бросили, понимаешь? Я должен… хотя бы попытаться.

Север скалится чёрными зубами гор, Борис и Роберт плетутся безвольными марионетками бога, замысла которого мне не постичь. Судорожно сжимаю синюю куртку главного экспедитора в руках.

Старик молил меня со слезами на глазах. Он не верил, что хоть кто-то из его детей придёт к нему, чтобы освободить. Проклятый и изгнанный бог Севера, навеки заточённый в клетке прелого леса. Это он просил остановить вой, это он хотел утопить Марка в озере, сочтя его таким же предателем.

Дети, которые стыдятся отца и себя, убившие своих матерей просто потому, что другие. Несчастные, обречённые на вечный хлад создания. Да как только сердце Марка могло растаять от такой простачки, как я?

– Хорошо, – выдыхаю и удивляюсь своему спокойствию. – Если так надо.

Я нужна ему. С первой минуты, как наши взгляды пересеклись, судьбы затянулись в тугой узел. И если я могу помочь человеку, который отдавал мне всего себя, отстаивал, спасал, любил… Ведь он единственный, с кем я поняла, что значит любить… Я обязана ему всем, и ни за что не откажу в просьбе. Даже такой ценой.

Не передать, как сильно раскалился морозный воздух вокруг нас, как бурлил и кипел в завывающих порывах ветра. Я чувствовала благодарность, тепло и любовь. Уверена, что он тоже.

Утреннее небо проваливается в пепельную краску. Сейчас мы бы только выбирались из спальников… Но наш путь подходит к концу. У основания тающего ледника Вавилова виднеется сложенный из грубых камней алтарь. Он ничем не украшен. Делался наспех: огромный валун с плоским верхом держится на камнях поменьше у основания.

Боюсь ли я смерти? Глупый вопрос. Только дурак не боится. Но пойду ли на это? Пойду.

Странно, но иногда достаточно сильной, как норов Севера, любви, чтобы снять с себя одежду, взобраться на холодный камень и обжечься о него спиной, позволить шершавым рукам Бориса пройтись по телу смоченной в воде тряпкой. Все слёзы и крики выплаканы и вырваны ещё там, в лагере.

Марк придерживает мою голову, а я смотрю в его большие серые глаза с янтарными вкраплениями, в которых теперь стоят слёзы. Никогда не видела его плачущим. Мой ледяной принц просит Роберта передать ритуальный кинжал, и американец протягивает ему короткий клинок.

– Лезвие острое? – шепчет Марк, но его голос дрожит.

– Заточьеноу, – отвечает тот и вкладывает кинжал в руку хозяина…

Юрий Гарин

С детства увлекался чтением фантастических рассказов и романов. С детства же сочинял в голове свои собственные романы, выдумывал миры. Однако «бумагомарательством» занялся только в средней школе. В институте написал первый роман. Так как сам себе главный критик, пишу мало и не пишу лишь бы что-то писать.

Нечестивая трансмутация господина Йозефа Сикоры

С аппетитом пережёвывая сочащийся жиром расстегай, младший лейтенант Михаил Устинов задумчиво осматривал лежащее на траве в позе зародыша частично обугленное тело. На правом боку тела располагалось чёрное выжженное пятно, от которого витиеватыми узорами по коже расходились тёмно-бурые линии. Человек, лежащий на Марсовом поле, без сомнения, был мёртв. Расстегай, без сомнения, был божественный. Миша откусил ещё кусок.

Капитан отдела сыска и дознания Владимир Иванович Михайлов грузно, но с достоинством выбрался из электровозки; поправил кожаную портупею и почти невесомую тёмно-синюю кирасу; уверенным шагом направился в сторону оцепления. Патрульные в сине-красном обмундировании расступились, пропуская командира.

Владимир Иванович обошёл кругом лежащее на траве тело, глубоко вдохнул ещё прохладный утренний воздух, почесал седеющую бороду и задал, как всегда, самый важный вопрос.

– Миша, ты где расстегай взял?

– Так на Невском, – отозвался лейтенант, дожёвывая последний кусок. – У Мартынсевича.

– Так он, поди, в этом часу закрыт ещё.

– Всё-то вы подмечаете, Владимир Иванович, – покачал головой Миша. – У меня там знакомая работает.

– Поменьше знакомых, гм, имел бы, так тоже больше бы вокруг замечал, – капитан достал из мешочка на поясе трубку и не спеша начал набивать. – А ну. Смирно!

Лейтенант вытянулся по струнке, задрав подбородок. За неимением иных приказов патрульные из оцепления на всякий случай сделали то же.

– Опиши пострадавшего.

– Мужчина. Около пятидесяти. Ростом примерно два аршина и фут. Худощав, три с половиной или четыре пуда. По виду из польских евреев. Волосы серо-седые, курчавые, длинные. Бельмо на левом глазу. Нос широкий, с горбинкой. Руки ухоженные, не рабочего. Подагрические колени. Мёртв, – отчитался Миша, разглядывая летнее небо.

– Гм, – капитан раскурил трубку. – Причина?

– Насколько можно судить по повреждениям, пострадавшего ударила молния.

– Гм, – капитан выпустил тугую струю дыма. – У меня два вопроса.

– Как молния ударила в потерпевшего, если неподалёку находится металлическая стела? Как его ударила молния, если вчера не было грозы? – с готовностью ответил лейтенант.

Владимир сердито вздохнул.

– Миша, Миша. Вот любишь ты копаться в законах природы. А мы с тобой занимаемся законами людей. И значит, интересовать нас в первую очередь должны именно люди. Ты верно заметил, что руки у него не рабочего. Но что ты скажешь про ногти?

– Ногти? – переспросил Миша.

– Ногти длинные, давно не стрижены. Но при этом чистые. Если потерпевший за собой не ухаживал, ногти не обрезал, то почему ж они чистые? Если чистюля был, руками не работал, так почему ногти не обрезал? Вот первый вопрос. Почему ногти длинные и чистые?

– Вас понял!

– Ничего ты не понял, Миша. Вольно.

Лейтенант расслабил плечи; пригладил белой перчаткой всё ещё жирные после расстегая жиденькие соломенные усы.

– Второй вопрос сам задашь? – спросил Владимир.

– Почему он голый?

– Король молний-то голый, – пробормотал Владимир. – И какой вывод?

– Пострадавший является чистоплюем, который не любит стричь ногти и может призывать молнии.

– Отставить! – рявкнул капитан, выбивая трубку.

– Есть отставить!

– За мной, – махнул Владимир.

На пути к электровозке капитан подозвал к себе старшего патрульного.

– Тело в морг. Место оградите и оставьте пару людей. Опросите ближайшие дома, слышал ли кто-нибудь ночью или под утро гром.

Владимир погрузил себя в электровозку; Миша сел за руль, повернул рукоятку запуска тесла-мотора, стабилизировал напряжение, бросил взгляд на лампочки оставшегося заряда, постучал по стёклышку шкалы магнитометра – стрелка качнулась, но сильно не сместилась.

– Куда?

– На Матисов остров, – ответил Владимир, нахмурившись и глядя в окно.

Лейтенант плавно нажал на педаль, и машина с тихим гулом тронулась с места.

– Почему туда? – спросил он.

– Ты мне скажи.

– Пострадавший… – задумался Миша. – Он был голый. Следов повреждений, кроме ожогов, нет, значит, его не раздели насильно. Молния ударила уже в оголённую кожу, значит, его не раздели после. Он разделся сам. Но одежды рядом нет, значит, он пришёл на место голым.

– На него могли наставить револьвер. А то и магнистрел. Заставить раздеться и унести одежду.

– Могли… Но трава, когда я подошёл, была почти не примята. Вероятно, он был один.

– А когда пришёл я, ты всё вокруг уже оттоптал, Миша. Ты крайне неаккуратен, – сурово сказал Владимир. – Вероятно, один. Дальше.

– Если человек ходит голый по Марсовому, скорее всего, он не в себе. Если человек не в себе, то обычно он неопрятен, что объясняет длинные ногти. Но ногти не повреждённые, не обкусаны и чистые. И сам потерпевший выглядит ухоженным. Но если он блаженный и ухоженный, скорее всего, он содержался в заведении и бежал. На Матисовом есть психиатрическая лечебница.

– Ну вот. Можешь же, когда хочешь.

Лейтенант не стал говорить, что кроме лечебницы он не знает примечательных мест на Матисовом острове, и что строил все выводы под это. Тем более он не стал говорить, что догадка капитана кажется ему невероятно зыбкой.

В лечебнице капитан бодрым шагом подошёл к посту старшей медсестры.

– Из какой палаты бежал пациент и в котором часу? – резко и громко спросил он.

– Около полуночи, н-наверно, – пролепетала сестра, опешившая от грозного вида дознавателя. – Неужто нашли уже?

– Упокоился. Кто был лечащим врачом?

– Николай Степанович…

– Это буду я, – обратил на себя внимание подошедший высокий мужчина в белом халате, с чёрными подкрученными усами и круглыми очками. – Николай Степанович Черемец. Чем могу быть полезен сыскной службе его Императорского величества?

– Капитан Михайлов, – представился Владимир, они пожали руки. – Расскажите про пациента.

– Многого рассказать не могу. Попал к нам около полугода назад. Привели патрульные, сказали, он бродил по улицам и кидался на людей, крича что-то невнятное. Изначально был помещён в крыло интенсивной терапии. Диагностирован как параноидальный шизофреник. Документов при нём не было, из вещей только часы на цепочке и пустой кошелёк. После купирования симптомов пришёл в себя, смог отвечать на вопросы. Владел польским и русским, иногда переходил на какой-то неизвестный диалект. Однако ничего не мог вспомнить, ни откуда приехал, ни где работал, есть ли родственники. Помнил только своё имя – Йозеф Сикора. Нам передавали для карты справку из Управления – никаких данных о таком человеке в городе нет, никто не слышал и заявление о пропаже не подавал. Два месяца назад, в апреле, с ним случился очередной приступ, после которого больной впал в кататонический ступор, граничащий с комой. Лежал на кровати почти без движения вплоть до вчерашней ночи…

«Ведь верно угадал. Старик бьёт без промаха», – подумал лейтенант.

– Гм, – Владимир внимательно изучал лицо доктора. – Покажите палату бежавшего.

– Сюда, пожалуйста, – на лице врача промелькнула натянутая улыбка.

Пока они шли по коридору, Миша заглядывал в открытые палаты, наблюдая одну и ту же картину – больные неподвижно сидели на кроватях и смотрели в пустоту перед собой. Их головы были обтянуты плотными белыми тканевыми шлемами с вырезами для глаз, ноздрей, рта и ушей.

– Почему не известно время побега? – спросил капитан. – Когда обнаружили?

– У сестёр был пересменок, – врач мрачнел с каждым вопросом. – Обнаружили около двух часов назад. Тогда же сообщили в сыскное управление.

– Почему не раньше?

– Палата была заперта. Одна из сестёр говорит, что заглядывала ночью, как положено, и видела пациента на кровати.

– Видела ночью?

– У нас тут ночное освещение, полностью свет не выключаем. Здесь, – врач указал на дверь.

Капитан и младший лейтенант прошли внутрь, врач остался в коридоре. По ширине палата была маленькая, если не сказать крошечная, но высотой не меньше двух сажень. Белые стены, решётчатое окно под самым потолком, рядом с ним газоразрядные светильники, дневные и ночные. Кровать без спинок, табурет, узкий шкаф без дверец и тумбочка с открытыми полками. Стены, как оказалось, были обиты какой-то мягкой материей. Дознаватели обошли несколько раз комнату кругом, каждый раз поворачиваясь боком, чтобы пройти друг мимо друга.

– Закройте дверь, – сказал капитан врачу.

– Прошу прощения?

– Вы сказали, он исчез из закрытой комнаты. Я хочу посмотреть на закрытую комнату.

Врач повиновался и закрыл металлическую дверь. Судя по звуку, даже задвинул засов. Владимир повернулся к Мише.

– У меня два вопроса.

– Как пациент сбежал из закрытой палаты? Как пациент пролежал два месяца без движения и не заработал пролежни?

– Нет, – тихо ответил Владимир. – Вопрос первый. Почему он показывает нам другую палату? Вопрос второй. Почему он не удивлён, что мы быстро нашли пациента, и ничего не спросил об обстоятельствах смерти?

– Вы уверены, что это другая палата?

– Миша, ты верно заметил, что у лежащего столько времени человека возникают пролежни. Чтобы этого избежать, человека мажут мазями и часто переворачивают. С гигиеной у такого человека тоже плохо. Окно наверху маленькое, форточка ещё меньше. На ночь палаты запирают, воздух здесь стоячий, чувствуешь? Но ничем не пахнет, ни мазями, ни дерьмом. За два часа палата не успела бы проветриться.

– А врач? Вы думаете, он нам врёт?

– Он говорит только то, что можно проверить. Он не задаёт лишних вопросов, так как сконцентрирован на ответах, слишком следит за словами.

– Владимир Иванович, – лейтенант набрал воздуха в грудь. – Разрешите вопрос?

– Разрешаю.

– Почему вы занимаетесь этим делом?

– Наконец ты начал задавать правильные вопросы, – усмехнулся Владимир. – В городе творится что-то неладное. Пропадают люди. Люди вечно пропадают, но за прошедшие полгода их количество увеличилось втрое, если не больше.

– Полгода…

– Да. А несколько месяцев назад в срочную службу поступил звонок из одной из точек экстренной связи в городе. Женский голос сказал, что в этой лечебнице меняются больные.

– Разве это не нормально для лечебниц?

– Нет, Миша, девушка по телефону сказала, что одних пациентов заменяют на других. По карте это тот же самый пациент, но по факту это уже другой человек. В какой-то момент, видимо, ночью, одного человека заменяют на другого. Количество людей остаётся тем же. Что происходит с теми, на кого меняют, она не знает.

– Они все в масках…

– Тогда я напряг связи и устроил проверку от Министерства, якобы на предмет оценки условий содержания больных. Но они ничего не нашли.

Лязгнула дверь.

– Господа? Вы меня звали? – спросил врач, входя. – В палатах обивка, заглушающая звуки, больные бывают очень шумные.

– Я знаю, – ответил капитан. – Мы закончили, спасибо.

– Могу я узнать, где вы нашли больного? Как он погиб? – спросил врач, пока они шли по коридору.

«Додумался всё же спросить», – подумал лейтенант, снова заглядывая в палаты. Вид неподвижных людей в масках теперь внушал ему сковывающую нутро тревогу.

– На Марсовом поле. Его ударила молния.

– Молния? – удивился врач. – Как чудно́.

«Вздёрнул брови, но не расширил глаза», – подумал Миша.

– Вы не слышали вчера ночью грозы? – спросил капитан.

– Хм. Нет, не думаю.

– Наверно, сон у вас очень глубокий, особенно после дежурств? – с улыбкой и прищуром спросил Владимир.

– Нет, я… я вчера работал допоздна в кабинете. Сёстры подтвердят. Ночью моргнул свет на пару минут, но, как я понял, это было во всём городе.

«Подтвердят? Он уже прикрывается алиби? От чего?» – подумал лейтенант.

– Да, что-то в последнее время свет по ночам барахлит, – протянул Владимир.

– Почему пациенты в масках? – спросил Миша.

– Эти люди очень больны, – врач как будто обрадовался вопросу. – В стадиях обострения они склонны ранить себя, и особенно – голову и лицо. К сожалению, многие из них поступают к нам уже нанёсшими себе вред. И хотя в стадиях ремиссии пациенты преимущественно находятся в прострации и не могут причинить себе вред, мы всё же соблюдаем меры безопасности и предосторожности. Обрезаем пациентам ногти. Иногда, в особо тяжёлых случаях, даже приходится удалять. Мы обриваем головы и надеваем на них мягкие шлемы. Поверьте, это не доставляет им никаких неудобств.

На словах о ногтях и волосах Владимир и Миша коротко переглянулись. Когда они подходили к залу регистратуры, молодая медсестра столкнулась плечом с Мишей.

– Ой, простите, простите, пожалуйста, – затараторила она, схватив Мишу за руки и заглядывая в глаза. – Извините.

Девушка развернулась и спешно ушла.

– Боюсь, мы не можем оставить без внимания тот факт, что у вас сбегают пациенты, – сказал капитан, поворачиваясь к врачу. – Тем более из запертых палат.

– Я не думаю, что он сбежал из запертой, – нервно улыбнулся врач. – Скорее всего, сестра, дежурившая вечером, плохо заперла. Мы проведём работу с коллективом…

– К вам позже подъедут взять показания. Расскажете под запись всё в подробностях, – прервал Владимир.

– Простите, конечно, но почему столько внимания из-за столь ничтожного происшествия? Тем более что больного уже нашли?

– В вопросах безопасности населения мы не можем упускать ни одну мелочь, – уклончиво ответил Владимир. – Имею честь.

Во дворе капитан обратил внимание на дворника, нёсшего лестницу и инструменты, подозвал его и они кратко переговорили, пока Миша оглядывал колоннаду входной группы монументального больничного здания.

– Что сказал дворник? – спросил лейтенант, когда они сели в машину.

– Что не слышал вчера никакого грома.

– Соврал?

– Без сомнения. Как и врач.

– Как вы всегда знаете, врут ли они?

– Далеко не всегда. Но эти двое… После вопроса они задумываются. Наклоняют голову, отводят взгляд. Делают вид, что вспоминают. Слишком уж усердно вспоминают. Что тебе дала медсестра?

Миша вынул из кармана маленький, сложенный в несколько раз листок, который незаметно всунула ему в руку медсестра, когда они столкнулись.

– Я ведь знаю эту девушку. Лена, кажется, её зовут. Знал, что она медсестра, но не знал, что здесь, – он развернул листок. – Какой-то отчёт, верхняя часть сожжена, внизу… Посмотрите.

Миша передал листок капитану. Внизу листка было линованное поле, озаглавленное «личные вещи». Автопером было записано: «Часы zenith на цепочке. Коричневый кожаный кошелёк на завязках. Содержимое кошелька: чёрный многогранный кристалл, десять дюймов в длину, пять дюймов в ширину».

– Они подделали акт об изъятии вещей, – сказал Владимир. – Он сказал, что кошелёк был пустой. Значит, сейчас в акте так и написано. Всё ради кражи драгоценности?

– Тут что-то ещё сзади, – лейтенант взял листок обратно. – Похоже на окончание протокола осмотра.

С другой стороны листка мелким почерком было записано: «…ительный контакт не поддерживает. На прямые вопросы не реагирует. Глоссолалия/шизофазия. Убеждён, что некто обратит „кровь его в электричество“ (sic!), и что он будет „глашатаем и авангардом“. Неоднократно повторяет слово „Ньярлатхотеп“. Акт согласия пациентом подписан не был ввиду спутанности сознания последнего. Составлен Акт о принудительном помещении в стационар». Рядом с текстом располагался наскоро набросанный рисунок кристалла.

– Тезисы. Йозеф Сикора сбежал из заведения, потому что палата была не заперта. При чём бы здесь ни была молния, это единственное разумное объяснение. Палата не была заперта, потому что Сикора здесь, скажем так, гостит. Несомненно, он замешан в похищении людей, как и этот врач, Черемец. Сикора, полагаю, организатор… был организатором, а Черемец предоставлял ресурсы. Я почти не сомневаюсь, потому что начало всей этой ситуации примерно совпадает с тем временем, когда Сикора попал в лечебницу. В совокупности всех фактов я не могу счесть это совпадением. Также, по-видимому, Сикора что-то принимает. И случаются передозировки. Так он в лечебницу попал, и потому он давеча из неё сбежал, – сходу заговорил Владимир. – Вопросы. Кто ещё замешан в похищении людей? Подневольный персонал в расчёт не берём. Похищают ли они людей затем только, чтобы ограбить? Полагаю, они занимались этим и раньше, обирали поступающих пациентов и подделывали акты. Что они делают с пациентами, которых заменяют?

Миша отметил, что командир решил обойтись без своей излюбленной прелюдии «у меня есть N вопросов».

– Капитан… – обратился Миша. – Я хотел заметить одну вещь. Это слово на листке – Ньярла… Ньярлатхотеп. Мне кажется, оно не случайное. Я не помню значения слова, но я его уже слышал. От одной из знакомых, Зои, она студентка, учится на историка.

– Вечно твои знакомые… Ну и что, что слышал? Мало ли какое историческое название.

– Не совсем историческое, – лейтенант машинально пригладил усы. – Оно… не могу вспомнить точно, но я чувствую, что это что-то важное. И чем-то важен этот камень. Я чувствую, что это след.

– Ох, память твоя, Миша… – капитан задумался. – Ладно. Пока что зацепок новых нет, и мне нужно обдумать дальнейшие шаги. Результаты вскрытия Сикоры будут только под вечер. Так и быть, расспросим твою знакомую. Позвонишь ей?

– Она снимает комнату на чердаке, телефон только у хозяйки, а хозяйка та ещё мегера. Но сейчас лето, и ещё рано, Зоя, скорее всего, дома.

– Поехали.

Зоя жила в неблагополучном районе на окраине. Миша остановил электровозку в колодце внутреннего двора её дома – заехать было нелегко, но он остерёгся оставить машину совсем на улице. По узкой винтовой лестнице они поднялись на пятый этаж. Миша постучал в толстую, но ветхую деревянную дверь, за которой тотчас послышалась возня. Миша постучал снова.

– Я же просила не приходить так рано!

Миша сделал шаг назад, позволив двери распахнуться. На пороге стояла молодая девушка, босая, в наспех накинутом плотном сером платье. На веснушчатом носу очки с толстыми линзами в роговой оправе, рыжие волосы собраны в неряшливый пучок.

– Ой, – сказала девушка, покраснев. Капитан хмыкнул и вежливо перевёл взгляд на стену.

– Зоя, мы по делу. Можно? – спросил Миша.

– А… Конечно, – Зоя отошла, пропуская гостей.

Первым вошёл капитан, короткими взглядами оценивая помещение. Ему было неловко, и, отвыкший от этого чувства, он злился. Следом зашёл Миша; когда Зоя закрывала дверь, он одним движением застегнул молнию сзади её платья. Зоя благодарно кивнула.

– Я ждала ученика, но он должен прийти позже… Вы присаживайтесь. Вот сюда, – Зоя сгребла в охапку книги на стуле и перенесла на диван, к другой куче книг. В чердачной коморке только и были что стол, два стула, шкаф, кровать и диван напротив неё. Из маленького пыльного окна пробивался уже теплеющий к полудню свет, в лучах которого плавала букинистическая пыль.

– Спасибо, я постою, – ответил капитан, не зная, куда деть взгляд.

– Помнишь, мы… Когда мы… Ты мне рассказывала… – вдруг начал запинаться Миша, Зоя продолжала краснеть. – А… Да что же это я. Позвольте представить, капитан Владимир Иванович Михайлов. Капитан, это Зоя, слушательница курса всемирной истории…

– Я перевелась, – прервала Зоя. – Теперь слушаю углублённый курс истории древнего мира.

– Очень приятно, – выпрямился и кивнул Владимир.

– Взаимно, – Зоя попыталась сделать какое-то подобие реверанса. – Так… по делу?.. А хотите чаю? Я позову хозяйку…

– Не надо, спасибо, – Миша вынул из кармана листок и протянул Зое, глаза студентки блеснули. – Вот здесь. Я помню, ты говорила про что-то похожее…

– Хаос во плоти, искушающий тьмой и дарующий… А что это за выписка?

– Боюсь, я не могу сказать, Зоя. Что ты можешь про это рассказать?

– Многое… Но что вы хотите знать?

– Что это за камень. Что это за слово, – почти грубо сказал Владимир.

– Слово… Это имя. Древнего и ужасного существа. Божества, если верить сказаниям. Ньярлатхотеп, олицетворённый хаос, посланник Древних. Про него есть истории… Разные, ужасные и отвратительные истории. Много людей сошло с ума и погибло… Если верить сказаниям. Камень же… его называют Сверкающий Трапецоэдр. По легенде был создан инопланетной расой на планете Юггот и в древности попал на нашу планету. Найден в Египте, откуда, по тем же легендам, впервые вышел к людям Ньярлатхотеп. Про камень существуют две задокументированные истории, последняя случилась несколько лет назад в Америке. Считается, что камень утрачен…

– Чем важен этот камень? – спросил Владимир, заставляя себя игнорировать возникшие в голове вопросы про инопланетные расы и древних богов.

– По дневнику одного сумасшедшего, американца Блейка, камень способен призвать Ньярлатхотепа.

– И зачем же призывать Ньярх… гм, древнего бога? – спросил Владимир.

– Считается, что Нья-рла-тхо-теп обладает знаниями и даже силами, которые ищут последователи его культа. Но чтобы обрести эти знания, богу требуются подношения.

– Подношения?

– Плоть людская…

Миша и Владимир переглянулись.

– Культ, значит, – задумался капитан. – Очередное сборище психов, играющих в масонскую ложу. Но эти, похоже, совсем заигрались. Затуманенный мозг Сикоры заразил какой-то идеей пытливый ум врача… Похоже, ты был прав, Миша, это самая что ни на есть зацепка. Зоя, вам известны последователи этого… культа в городе?

– Есть один человек, к которому я обращаюсь за особенно редкими книгами. Если кто и знает, то только он.

– Как его найти? – спросил Миша.

– Он бывает дома только под вечер. И он не откроет дознавателям, – Зоя задумалась. – Я поеду с вами. Но вам нужно переодеться. Встречаемся у моего подъезда в шесть часов. И оставьте машину, доберёмся на электроконке или магнирельсе.

– Добро, – кивнул Владимир, повернулся к Мише. – Поехали в управление.

Душным летним вечером капитан и младший лейтенант стояли у того же дома в ожидании Зои. Они переоделись в гражданскую одежду, но под рубашками у них еле заметно топорщились углами облегчённые кирасы. На пояснице у каждого был скрыт в кобуре револьвер, в лёгком чемоданчике у Миши был разобранный на три части магнистрел.

Миша стоял, прислонившись к фонарю, слегка осоловелый от бумажной работы. Дело не клеилось, хоть они и напали на след. Некий культ похищал и, предположительно, убивал людей. С этим был связан как минимум один врач психиатрической лечебницы, однако прямых доказательств тому не было. С этим, предположительно, был связан и ныне покойный Йозеф Сикора, подлинная личность и биография которого до сих пор не установлены.

Опрос горожан, живших рядом с Марсовым полем, показал, что некоторые слышали ночью гром. То же показал опрос жителей из домов вблизи Матисова острова. Повторный опрос врача не дал никаких новых сведений – тот валил всё на одну из сестёр, которая забыла запереть палату. Из больницы по запросу были доставлены все имеющиеся материалы по делу. Как и ожидал Миша, в описи изъятых вещей не был указан кристалл. Однако в коробке с материалами Миша обнаружил восковой цилиндр, не указанный ни в одном документе – судя по всему, кто-то подложил цилиндр в коробку при отправке.

Мише не сразу удалось найти аппарат для прослушивания цилиндра. Сейчас всё записывали на магнитные пластины, и восковыми цилиндрами пользовались только в устаревших во всех отношениях государственных учреждениях.

Миша стоял у столба и не мог прекратить прокручивать в голове то, что услышал.

«– Вы помните, как вас зовут?

– Йозеф… Йозеф Сикора.

– Вы помните, что вы делали на улице?

– Нужны… люди… Он хочет плоти…

– Кто хочет?

– Знающий. Он выбрал меня. Он говорит со мной.

– Кто говорит с вами? Сколько голосов вы слышите?

– Его голос. Только я могу его слышать. Только со мной он делится истинной тьмой. Я послушник его и следую за ним. Я буду глашатаем его, и авангардом. Он дарует… дарует мне величие.

– Вы помните, как оказались в городе?

– Глас его невыносим для человеческого ума… Невыносим и прекрасен. Он учит и заклинает. Это он укротил молнии, это он дал вам свет… Даровал то, чего сам вынести не в состоянии… Он подсадил вас на укрощённые молнии, вы стали зависимы от них… Однажды он придёт и заберёт свет обратно… И тогда наступит его царство… Царство хаоса и тьмы…»