Текст книги "Смертельно опасны"

И вся побитая временем деревянная конструкция с мучительным скрипом истерзанного дерева оторвалась от стены.

Полет снова подарил ей несколько мгновений на то, чтобы обдумать свое положение. Снова на первый взгляд – ничего хорошего. Она едва успела вскрикнуть, как земля – старый враг, от которого не скрыться, – настигла ее, смяла левую ногу, швырнула кувырком, напоследок грохнула по ребрам и выбила воздух из легких.

Шай откашлялась, потом застонала, а потом сплюнула еще песка. То, что она угадала утром, предсказав, что не в последний раз его глотает, не сильно подняло ей настроение. На балконе, с которого она спрыгнула, стоял Джег. Он сдвинул шляпу на затылок, хмыкнул и снова скрылся в доме.

В руке у нее остался зажат кусок перил, прогнивший насквозь. Прямо как ее надежды. Она отшвырнула его и перевернулась, снова ожидая волны боли, которая возвестит, что ей крышка. Но боли не было. Конечности работали. Она пошевелила ступнями и решила, что может встать, но потом подумала, что торопиться не надо. Была вероятность, что встать ей придется в последний раз.

Она выбралась из кучи сломанных досок у стены, и ее тень упала на дверной проем. Услышав внутри здания тяжелые шаги Джега, Шай застонала от боли и принялась отползать, работая задницей и локтями и подволакивая ногу. Крохотный ножик она упрятала за запястье, а другой ладонью загребла уличную пыль.

– Куда это ты собралась? – Джег поднырнул под низкую притолоку и вышел в переулок. И так здоровенный детина, сейчас он казался просто великаном. Джег был бы на полголовы выше, даже если бы Шай стояла, и, пожалуй, почти в два раза тяжелее, даже будь она сыта. Он небрежно опустил тяжелую саблю и двинулся к ней вальяжной походкой, выпятив нижнюю губу языком и смакуя момент триумфа.

– Ловко с Нири управилась, а? – Джег слегка подтолкнул шляпу вверх, так что стала видна линия загара на лбу. – Ты сильнее, чем кажешься. Ну да парень – такой дурак, что и без твоей помощи свалился бы. Со мной эти шутки не пройдут.

Не факт, но об этом пусть ему расскажет ее ножик. Даже крошечное лезвие может оказаться дьявольски красноречивым, если ткнуть им куда надо. Она еще раз отпрянула, поднимая пыль, сделала вид, что хочет встать, но только попыталась перенести вес на левую ногу, как тут же со стоном осела обратно. Чтобы изображать израненную, особое актерское мастерство ей сейчас не требовалось. Шай чувствовала, как кровь катится по волосам и щекочет лоб. Джег вышел из тени, и низкое солнце ударило ему в лицо, заставив прищуриться. Точно как она хотела.

– До сих пор помню тот день, когда первый раз тебя увидал, – продолжал он трепаться, наслаждаясь звуком собственного голоса. – Додд прибегает весь очумевший от радости и говорит, что видел Дымок, ту самую, чья мордашка висит на каждой стене близ Ростода, за которую дают четыре тысячи марок. А какие истории про тебя ходят! – Он присвистнул, и она снова отпрянула, причем постаралась поджать левую ногу под себя, убедившись, что та не подведет в нужный момент. – Уж с таким трепетом о тебе болтают, будто ты демон с парой мечей в каждой руке. Представь мое разочарование, когда я увидел перед собой долбаную пигалицу с дыркой в зубах, испуганную девчонку, от которой за милю несет ссаньем. – Как будто сам Джег летним лугом благоухал! Он сделал еще один шаг вперед и протянул к ней лапищу. – Так, не царапайся, ты дороже стоишь живая. Не хочется…

Левой рукой она швырнула в него горсть пыли, а правой изо всех сил оттолкнулась от земли и вскочила на ноги. Джег попытался увернуться и зарычал, когда песок ударил в лицо. Наугад махнул саблей, но она бросилась на него, пригнувшись, и лезвие просвистело у нее над головой, взлохматив волосы. Силой замаха Джега развернуло, она поймала его за взметнувшуюся полу плаща и вонзила ножик в руку с саблей, у самого плеча.

Он сдавленно закряхтел, а Шай вытащила ножик и пырнула снова, распоров лезвием рукав и плоть внутри него и едва не скользнув по собственной ноге. Она уже заносила нож в третий раз, но тут его кулак с хрустом обрушился на ее челюсть. Она отшатнулась, неловко перебирая босыми ногами в пыли. Вцепилась в угол здания и зависла так на пару секунд, чтобы вытряхнуть туман из черепа. В паре шагов от нее, капая слюной с оскаленных зубов, Джег пытался переложить саблю из безвольно повисшей правой руки в левую, но никак не мог выпутать пальцы из причудливого медного эфеса с плетеным узором.

Когда события разворачивались быстро, на Шай находил стих просто действовать, не думая ни о милосердии, ни о последствиях, да и вообще ни о чем. Сколько всего с ней приключалось, и именно эта привычка не раз спасала ей жизнь. Собственно, она же и втянула ее в это дерьмо. Впрочем, стоит слегка попривыкнуть, и поймешь, что любой дар – палка о двух концах. Проклятием Шай было то, что, натворив дел, она начинала думать слишком много, но это уже другая история. Стоило Джегу перехватить саблю, и ей настал бы конец, вот и вся недолга, так что пришлось броситься на него снова, не дожидаясь, пока улица перестанет вращаться перед глазами. Он попытался высвободить руку, но ей удалось вцепиться в нее свободной ладонью. Шай прижалась к нему, держась за плащ, и принялась бешено тыкать его лезвием – в живот, в ребра, опять в ребра. Она рычала, а он кряхтел с каждым ударом ножа, который едва не выскальзывал из ее ноющих пальцев.

Джег схватил ее за рубашку, наполовину оторвав рукав по шву, и попытался оттолкнуть в сторону, когда Шай ударила снова. Но в его толчке не было силы, и она лишь отшатнулась на шаг. Туман в голове рассеялся, и ее больше не шатало, а вот Джег споткнулся и упал на одно колено. Она высоко подняла нож, размахнулась двумя руками и обрушила его прямо на его дурацкую шляпу, смяв ее и вогнав лезвие в череп по самую рукоять.

Шай отшатнулась, ожидая, что он просто повалится ничком. Вместо этого он вдруг рванулся вверх, как верблюд, которого она как-то видела на ярмарке. Поля шляпы наехали ему на глаза до самой переносицы, из макушки вертикально торчала рукоятка ножа.

– Ты куда делась? – Слова мешались в кучу, будто он говорил с полным ртом камней. – Дымок? – Его качнуло в одну сторону, потом в другую. – Дымок?

Джег зашаркал к ней, взбивая пыль. Сабля повисла на окровавленной правой руке, чертя дорожки в песке у его ног. Он поднял левую ладонь – пальцы были напряжены, но запястье болталось – и начал тыкать ею шляпу, словно пытался вытереть что-то, что попало ему в глаза.

– Жымок? – Одну сторону его лица свело судорогой, и оно до жути неестественно задергалось. Хотя, может быть, и естественно – для человека, у которого нож в башке. – Ымок? – С изогнутых полей шляпы капала кровь, сбегая красными ручейками по щеке, и уже заметно промочила ему рубашку, но Джег все приближался, дергая окровавленной рукой и стуча рукояткой сабли по ноге. – Ы‑ок? – Шай пятилась, не в силах отвести глаз. Ее собственные руки ослабели, все тело кололо иголками. Наконец спина уперлась в стену. – Ы‑о?

– Заткни пасть! – Она бросилась на него, толкнула и опрокинула на землю. При этом сабля свалилась с его руки, но окровавленная шляпа все так же держалась на голове, пришпиленная ножом. Джег медленно перевернулся на живот, хлопая по земле правой рукой и подтягивая левую под плечо, словно хотел приподняться.

– О, – шепнул он в песок и затих.

Шай медленно отвернулась и сплюнула кровь. Слишком часто за последние несколько месяцев ей приходилось ею давиться. Тыльной стороной дрожащей ладони вытерла мокрые глаза. В то, что произошло, трудно было поверить. Казалось, она едва приложила к этому руку. Словно это был кошмар, от которого вот-вот проснешься. Она зажмурилась, потом открыла глаза, но он все лежал на том же месте.

Шай глотнула воздуху и с силой вытолкнула его из легких, стерла слюну с губ и кровь со лба, вдохнула еще раз и заставила себя выдохнуть. Потом подобрала меч Джега, стиснув зубы, чтобы ее не вывернуло. Тошнота накатывала волнами в унисон с пульсирующей болью в челюсти. Черт, как же хотелось присесть! Просто взять и замереть. Но она заставила себя отвернуться и с трудом поплелась к задней двери таверны, той самой, в которую всего пару секунд назад вышел Джег – еще живой. Нужно трудиться целую жизнь, чтобы вырастить человека, и всего несколько секунд, чтобы прикончить.

Нири, уже успевший выкарабкаться из ямы, которую пробил в половицах, стискивал руками окровавленную штанину и явно пребывал в раздражении.

– Ну что, поймал ты эту тварь? – спросил он, щурясь на дверь.

– О, еще бы.

Глаза у него округлились, и он, похныкивая, попытался подтащить себя к лежащему поблизости луку. Шай подошла и подняла длинную саблю Джега; Нири обернулся, в ужасе таращась на нее и отчаянно закрываясь рукой. Она со всей силы плашмя ударила по ней лезвием, и он со стоном прижал руку к груди. Следующий удар пришелся по голове; Нири, подвывая, повалился лицом в половицы. Она прошлепала босыми ногами мимо него, сунула саблю за ремень, подхватила лук и вытащила из колчана несколько стрел, а потом двинулась к двери, на ходу натягивая тетиву, и выглянула на улицу.

Додд по-прежнему собирал монеты в пыли и складывал в мешок, все ближе подползая к колодцу. Ему было невдомек, как сложилась судьба его приятелей, но это не так уж удивительно, как могло показаться. Если какое слово и подходило Додду больше всего, так это слово «невдомек».

Она мягко сошла с крыльца таверны, ступая на края ступенек, чтобы не заскрипели ненароком и не предупредили его, наполовину подняла лук и хорошенько прицелилась в Додда, который копошился в пыли спиной к ней. По его рубашке расплылось темное пятно пота, и она хорошенько подумала, не сделать ли это пятно мишенью, выстрелив ему в спину. Но убить человека не так-то легко, особенно если сперва хорошенько подумать об этом. Под ее взглядом он поднял последнюю монету, положил в мешок, а потом привстал, затянул шнурки и с улыбкой обернулся.

– Я все подо…

Какое-то время они не двигались. Он склонялся над мешком серебра посреди пыльной улицы; солнце освещало его неуверенную улыбку, но глаза, скрытые в тени дешевой шляпы, глядели с откровенным испугом. Она стояла на нижней ступеньке таверны – окровавленные босые ноги, окровавленный разбитый рот, окровавленные волосы, прилипшие к окровавленному лбу. Но лук в ее руках не дрожал.

Он облизал губы, сглотнул и снова облизал их.

– Где Нири?

– Ему сейчас не очень хорошо. – Она сама удивилась тому, какая сталь звучала в ее голосе. Словно говорил кто-то вовсе ей не знакомый. Наверное, Дымок.

– Где мой брат?

– Ему еще хуже.

Додд сглотнул, дернув потной шеей, и начал потихоньку отступать назад.

– Ты что, его убила?

– Забудь о них и не шевелись.

– Слушай, Шай, ты ж не собираешься в меня стрелять, а? Мы ж с тобой столько вместе пережили. Ты не выстрелишь. Это ж я. А? – Его голос звучал все тоньше и тоньше, но он по-прежнему пятился к колодцу. – Я не хотел, чтоб все так вышло. Это не я придумал!

– Конечно, нет. Чтобы что-то придумать, надо для начала подумать, а тебе это не под силу. Ты просто делал что велено. Пусть даже это значило, что меня повесят.

– Послушай-ка, Шай…

– Я сказала, не шевелись. – Она подняла лук, и тетива больно врезалась в окровавленные пальцы. – Ты глухой, что ли, черт тебя дери?

– Погоди, Шай, давай просто поговорим обо всем, а? Поговорим. – Он заслонялся дрожащей ладонью, словно надеясь остановить ею стрелу, и не отрывал от Шай светло-голубых глаз, и у нее в памяти вдруг всплыл тот день, когда она впервые увидела его. Он стоял, прислонившись к стене конюшни, и улыбался беззаботно и легко: ума у парня было немного, зато веселья хоть отбавляй. А у нее с тех пор, как ушла из дома, с весельем была явная напряженка. Не подумаешь даже, что и сбежала-то она как раз на его поиски.

– Я знаю, что оплошал, но… я ж ведь идиот. – И он попробовал улыбнуться, хотя губы у него дрожали не меньше, чем рука. Пары улыбок Додд стоил – по крайней мере для начала. И пусть виртуозным любовником он не был, но постель согреть умел, а это уже что-то. Да к тому же прогонял ощущение, что она одна-одинешенька против всего света, а это даже больше, чем что-то.

– Не шевелись, – повторила Шай, но уже мягче.

– Ты в меня не выстрелишь. – Он все крался к колодцу… – Это ж я, ну? Я. Додд. Ты только не стреляй. – И крался… – Я знаешь что сделаю, я просто…

Она выстрелила.

Странная вещь этот лук. Вскинуть его, натянуть тетиву, вложить стрелу, прицелиться – все это требует усилий и мастерства, и решимости. А чтобы отпустить тетиву – ничего не надо. Просто перестаешь ее держать, и все. На самом деле, раз прицелившись, уже легче выстрелить, чем сдержаться.

Додд стоял едва ли в десятке шагов от нее; стрела пролетела между ними, на волос миновала его руку и тихо вонзилась в грудь. Отсутствие звука ее даже удивило. Впрочем, плоть – штука мягкая. Особенно по сравнению с наконечником стрелы. Додд сделал еще один неверный шажок, словно до него не совсем дошло, что в него попали, и очень широко распахнул глаза, а потом, моргнув, уставился на древко.

– Ты в меня выстрелила, – прошептал он и осел на колени. Кровь уже растеклась по рубашке темным овалом.

– Черт, я же тебя предупреждала! – Она швырнула лук на землю, вдруг жутко разозлившись и на него, и на Додда.

Тот уставился на нее.

– Но я не думал, что ты выстрелишь.

Она уставилась на него в ответ.

– Я тоже. – На мгновение повисла тишина. Снова поднялся ветер, завертев вокруг них пыль. – Прости.

– Прости? – прохрипел он.

Возможно, это самая большая глупость, какую она только сморозила в своей жизни, хотя выбирать можно было бесконечно, но что еще оставалось сказать? Никакими словами стрелу не вытащишь. Она вяло пожала плечами:

– Ну да.

Додд поморщился, подняв руку с серебром, и обернулся к колодцу. У Шай отвисла челюсть; она бегом кинулась к нему, а он повалился на бок и швырнул мешок в воздух. Тот перевернулся, потом еще раз, описал дугу и начал опускаться, хлопая шнурками. Шай попыталась ухватить его, бросилась вперед, потянулась, упала…

И застонала, врезавшись ноющими ребрами в каменную стенку колодца. Правая рука хлестнула вниз, во тьму. На мгновение ей показалось, что она вот-вот сорвется следом за мешком – что, пожалуй, послужило бы достойным завершением дня, – но тут колени снова уперлись в землю за стенкой.

Она поймала его за нижний угол, вцепившись обломанными ногтями в потрепанный холст. Шнурки болтались в пустоте, а вокруг в колодец сыпались ошметки земли и куски камня.

Шай улыбнулась. Впервые за этот день. А может, и за весь месяц.

И тут мешок раскрылся.

Серебро осыпалось в темноту мерцающим дождем, позвякивая и стуча о земляные стены, исчезая в чернильной пустоте, а следом настала тишина.

Она оцепенело выпрямилась.

Медленно попятилась прочь от колодца, обхватив себя одной рукой. В другой болтался пустой мешок.

Посмотрела на Додда. Тот лежал на спине с торчащей из груди стрелой, не сводя с нее влажных глаз, и дышал неглубоко и часто. Скоро вздохи замедлились, а потом замерли вовсе.

Шай пару секунд постояла, а потом сложилась вдвое, и ее вывернуло на землю. Внутри почти ничего не было, потому что она давно не ела, но внутренности, болезненно скрутившись, вытолкнули все, что могли. Пока она стояла, упираясь руками в колени, отсмаркиваясь и отплевываясь от желчи, ее колотило так, что она уж думала – упадет.

Чертовски болели ребра. И еще рука. И нога. И лицо. Царапин, вывихов и ушибов было столько, что она с трудом отличала одно от другого – все тело казалось одним гребаным пульсирующим синяком.

Взгляд против воли обратился к трупу Додда, и Шай, в предчувствии новой волны тошноты, заставила себя отвернуться и уставиться на горизонт, в дрожащую полосу пустоты.

Нет, не пустоты.

Там поднималась пыль. Она еще раз вытерла лицо о разорванный рукав, теперь уже такой грязный, что им можно было скорее запачкаться, чем отчиститься. Потом выпрямилась, прищурилась и всмотрелась в даль, едва веря своим глазам. Всадники. Без сомнения. Довольно далеко, но не меньше дюжины.

– Вот черт, – прошептала она, закусив губу. Если все продолжится в том же духе, она скоро насквозь ее прожует. – Вот черт! – Шай закрыла лицо ладонями и зажмурилась, спрятавшись в рукотворной темноте и отчаянно надеясь, что все это какая-то ошибка. Но ведь не первая ее ошибка, а?

Однако, когда она отняла руки от лица, клубы пыли никуда не делись. Жизнь – та еще паскуда, о да, и чем ниже упадешь, тем охотнее она даст тебе пинка. Шай уперла руки в бока, выгнула спину и протяжно заорала в небеса, не замолкая, пока не сдались ноющие легкие:

– Че-е‑о‑орт!

Крик эхом отразился от стен зданий, но быстро затих. Ответа не последовало. Разве что тихое жужжание мухи, которая начинала проявлять некоторый интерес к Додду. Лошадь Нири поглядела на нее пару секунд, а потом отвернулась с выражением глубочайшего безразличия. Теперь к невзгодам Шай добавилось еще и больное горло. Пришлось задать себе стандартные вопросы.

И что, черт дери, теперь делать?

Стиснув зубы, она стащила с Додда сапоги и уселась в пыли рядом с ним, чтобы натянуть их на себя. Не впервой им было вот так валяться вместе. Хотя мертвым он до этого не бывал. Сапоги оказались ей чересчур велики, и все же любые сапоги – это куда лучше, чем вообще никаких. Обувшись, она потопала обратно в таверну.

Нири, жалобно поскуливая, пытался встать. Шай пнула его в лицо и опрокинула на спину, выдернула из колчана остальные стрелы да еще забрала у него с пояса тяжелый нож. Снова выйдя на солнце, она подняла лук и нахлобучила себе на голову шляпу Додда – та тоже оказалась великовата, но хотя бы обещала защитить от восходящего солнца. Потом она свела всех животин вместе и связала веревкой – дело нелегкое, потому что крупный жеребец Джега был последней сволочью и, казалось, твердо решил вышибить ей мозги копытом.

Разобравшись с этим, она хмуро обернулась к клубам пыли. Да, всадники точно направлялись к городу, причем явно спешили. Теперь уже стало видно, что их скорее девять или десять – на два или три лучше, чем двенадцать, но все равно весьма и весьма неприятно.

Представители банка в поисках украденных денег. Охотники за головами в поисках награды за нее саму. Еще какие-нибудь бандиты с хорошим чутьем на близкую добычу. Которая теперь, так уж вышло, покоилась на дне колодца. Да и вообще это мог быть кто угодно. Шай обладала сверхъестественной способностью наживать врагов. Она вдруг заметила, что ее взгляд успел перекочевать на Додда, лежавшего лицом вниз в пыли, с безвольно раскинутыми босыми ногами. Единственное, с чем ей везло еще меньше, так это с друзьями.

Как же так получилось?

Она тряхнула головой, сплюнула через щелку между зубами и, вскочив на коня Додда, повернула его прочь от надвигающихся облаков пыли – черт его знает, к какой именно четверти компаса.

Шай ударила коня пятками.

Меган Эбботт[4]4
  © Megan Abbott, 2013; © пер., примеч. А. Курышевой, 2015.


[Закрыть]

Меган Эбботт родилась в округе Детройта, окончила Мичиганский университет со степенью бакалавра английской литературы, получила степень доктора английской и американской литературы в Нью-Йоркском университете и преподавала литературу, писательское мастерство и киноведение в Нью-Йоркском университете, а также в университете штата Нью-Йорк в Осуиго. Ее первый роман, «Die a Little», был опубликован в 2005 году; с тех пор она завоевала репутацию одного из самых выдающихся авторов современного нуар-детектива и, по мнению газеты «Сан-Франциско кроникл», право «претендовать на трон лучшего стилиста в жанре детектива со времен Рэймонда Чандлера». Перу Эббот принадлежат романы «Queenpin», который получил в 2008 году премию Эдгара Алана По, «The Song Is You», «Bury Me Deep» и «The End of Everything». Самая недавняя книга Эббот носит название «Dare Me». Среди других ее работ: антология «A Hell of a Woman: An Anthology of Female Noir», где она выступила редактором, и монография «The Street Was Mine: White Masculinity and Hardboiled Fiction». Меган Эббот живет в Форест-Хиллс, штат Нью-Йорк. Ее веб-сайт можно найти по адресу meganabbott.com.

Изящный, но душераздирающий рассказ, представленный ниже, повествует о том, что некоторые вещи просто невозможно оставить в прошлом, как бы мы ни старались. Кроме того, раз заглянув в чужое сердце, вы уже никогда не сумеете забыть, что там увидели, – даже если это сердце человека, которого вы любите больше всего на свете.